Текст книги "Аврора"

* * *

Цанаев знал, Авроре тяжело. Однако он чувствовал, что ее жизнь потихоньку налаживается. Потому что хоть связь до сих пор, как она установила, односторонняя, да все чаще и чаще она вступает в контакт. Ломаеву звонит два-три раза в неделю, вроде бы по диссертации. И как Ломаев потом сообщает, непременно в конце тихо спросит:

– А как там Гал Аладович? Здоров? Передайте ему маршал1919
  Маршал (чеченск.) – приветствие, свобода.


[Закрыть].

– А почему ты сама ему не позвонишь? – возмущается Ломаев.

– Позвоню, позвоню, – обещает Аврора.

И действительно звонила на домашний, когда Цанаев на работе был, и с женой и дочерью два-три раза общалась, говорила, что дела ее чуть лучше, скоро окончательно наладятся.

Может, это и не совсем верно, не так, но Цанаев думал, что у Авроры, как и у многих людей, проблемы с деньгами. Видимо, Забаев проплатил аванс, и жизнь Таусовой стала чуть легче. А вот после защиты Забаева будет полный расчет, и тогда…

Все это догадки Цанаева, но он как-то обсуждал эту проблему с Ломаевым, интересовался темой по Интернету и выяснил: по всей вероятности, цена вопроса в порядке ста тысяч евро. Тем более что есть сведения – богатый, нахрапистый и напористый Забаев хочет не просто докторскую защитить, а мечтает и членкором, а то и вовсе академиком стать.

В рыночной экономике по-российски – все это возможно, лишь бы деньги были. А у Забаева они есть, и порядок цифр наводит на мысль, что Аврора некоторые проблемы с такой суммой сможет решить.

Какие это проблемы, Цанаев не знает, но ему кажется, что они так или иначе будут связаны с именем Бидаева.

Так оно и случилось, и случилось, как Цанаев вовсе не ожидал. Позвонил председатель диссовета и взволнованным голосом попросил Цанаева срочно заехать.

– Сегодня утром сюда явился какой-то молодой человек, представился майором ФСБ. Чеченец… где-то я записал его фамилию.

– Может, Бидаев? – к своему удивлению Цанаев непривычно спокоен.

– Во-во, точно, Бидаев… Говорит, что Таусова оптом свои разработки продала, а мы эти труды пропускаем… В общем, еще много о чем говорил, я от волнения всего не помню. Помню, что сказал, все это на руку каким-то террористам.

– При чем тут наука и террористы? – натужно усмехнулся Цанаев.

– Ну, сам знаешь, вокруг чеченцев все как-то не так.

– Что, чеченцы не могут быть учеными, а только террористами?

– Не знаю, не знаю, – пришел в замешательство председатель. – Я академик, а тут такое? Зачем мне эти проблемы? Я пас. Я вообще лучше все верну.

– Что вы хотите вернуть? – жестко перебил Цанаев. – Оба автореферата в Интернете. Сроки и оппоненты обозначены. Защита диссертации почти налицо. А тут какой-то Бидаев объявился, и вы – заднюю скорость?

– Что мне делать, Гал Аладович? Я не хочу в ваших чеченских разборках участвовать.

– Вы о чем?! – усмехнулся Цанаев. – Какие «чеченские разборки»? Здесь только наука! – и видя смятение в глазах председателя: – Чего вы боитесь? Этот Бидаев – аферист.

А сам Цанаев, хоть и стал перед председателем хорохориться, а в душе – мандраж, и даже от упоминания фамилии Бидаев ему становится плохо. Тем не менее жить надо, и если не за себя, то за Аврору хоть как-то постоять надо. А как постоять, выстоять, если методы работы спецслужб ему вроде и понятны и, одновременно, совсем непонятны? В такой неразберихе он вдруг догадался проконсультироваться с Самойловым.

– Ваша искренность подкупает, – говорит генерал. – Но впредь никому, даже дома, о таких вещах не говорите. Защищаться по чужим трудам – преступление.

– Ныне почти каждая третья, если не вторая, диссертация в России халтурного производства… идет, – вздыхает Цанаев. – Зарплата двести долларов. Тяжело в науке, в школе.

– Эх, дела, – поддерживает генерал. – Если бы только в науке и в школе. Во всей России беда… А мерзавец Бидаев, видимо, используя служебное положение, это пронюхал и решил шантажировать, вымогать. В общем, крыша и рэкет. Я уверен, что это все частная самодеятельность. Еще раз объявится, пусть покажет удостоверение и предписание для проверки госучреждения, – объясняет генерал. – А лучше всего сказать, что Вы обратитесь к генералу Кондратенко. Это начальник особого департамента, осуществляет контроль над деятельностью своих «соколов» из ФСБ. Понял? Запомнил?

Такое понять несложно, но по телефону не передать. И поэтому Цанаев тут же поехал в институт. Председатель диссовета вроде все понял, но от этого ему не легче и он говорит:

– Гал Аладович, давай сделаем так. Если этот Бидаев еще раз объявится, то я его переправлю к тебе. Я не хочу влезать в ваши чеченские дела.

Хотел было Цанаев сказать, а деньги от чеченцев (от Забаева – уж точно!) брать хочешь?!

Но профессор сказал:

– Да-да, сразу же звоните мне, – и от этой проявленной дипломатичности ему почему-то было не по себе… И вдруг уже второпях выходя из института, он заметил Бидаева – идет, курит, на ходу еще по телефону говорит. Разодет, к тому же точно шнырь.

А Цанаев вспомнил Аврору, и тут всякая дипломатия и воспитанность – словно испарилась.

– Эй, ты! Ты куда? Что, наукой заинтересовался? – профессор просто кипит.

А Бидаев остановился, опешив, какая-то непонятная улыбочка на лице:

– Это вы? А что тут делаете?

– Я тут тружусь. Это научное учреждение. А ты что, и здесь решил террористов искать?

– А что вы орете?

– Я не ору, – еще сильней распалился Цанаев, – а как хочу, говорю! Я здесь и профессор, и генерал. А ты что тут делаешь? Крышевать приехал? Где твое предписание, где удостоверение?

– Да не ори. А то вырублю сейчас.

– Ты меня вырубишь?! – Цанаев всей массой двинулся на Бидаева, он уже чувствовал, что теряет контроль, знал, что на сей раз пойдет напролом, как говорится, насмерть, и лишь сообразил, чуть не машинально, произнес: – Я сейчас позвоню генералу Кондратенко. Тобой займется особый отдел.

Профессор достал допотопный, массивный телефон, да не звонить, просто, как орудие сжимал в кулаке и надвигался:

– Ты что, ты что?! С ума сошел? – попятился Бидаев и растерянно вытаращился: – А Кондратенко здесь при чем? Какой особый отдел? Да звони, куда хочешь.

– А я звонить не буду! Сам с тобой расправлюсь! За Аврору, за сына, за все получишь! – теряя контроль, стал орать как безумный Цанаев.

На этот шум стали собираться люди, выглядывали из окон. Кто-то крикнул:

– Милиция! Позвоните 02! – а Бидаев сконфузился, все пятился назад и заключил:

– Псих, сумасшедший. Ты еще получишь, – он фактически бежал, и скоро где-то за сквером свистнула шипованная колесная резина джипа.

А Цанаева окружили сотрудники и прохожие:

– Вам плохо? Вы очень бледны. Может, скорую?

– Нет-нет, все хорошо. Спасибо, – пытался улыбнуться Цанаев.

На самом деле, как он понял, им был пережит нервный и физический срыв. И в груди, во всем теле – боль, непонятная вялость и усталость. Он опустился на скамейку, глотал таблетки, но «Скорая» ему не нужна, потому что, в отличие от дряхлого тела, душа ликовала! Он одержал очень маленькую, да победу. Его злостный, смертельный враг, а иначе он о Бидаеве и не думал, пусть и временно, но отступил, бежал.

Знала бы об этом Аврора. Где она? Как она? А ему, если честно, плохо. И он боится: помрет, не увидев ее, не поговорив более с ней. Так много хочется сказать, крепко обнять и вдохнуть напоследок аромат незабвенной любви…

* * *

Врачи рекомендовали Цанаеву для профилактики лечь в больницу, однако на носу была защита Ломаева, за которую он очень волновался, где и сам должен был выступить как официальный оппонент.

На свой страх и риск, а иначе он поступить не мог, в свой доклад Цанаев внес целый абзац о роли Таусовой в разработке данного эксперимента. Да это только абзац, а вот Ломаев в своем основном докладе несколько раз особо подчеркивал роль Таусовой, ее вклад и ее достижения.

Такая откровенность не осталась незамеченной, и почти все члены диссовета это отметили и подтвердили, что наука, тем более физика – это коллективный труд, где роль каждого немаловажна. А сам Ломаев – настоящий ученый, темой владеет и внес личный весомый вклад в эксперимент, по крайней мере, был у истоков становления Авроры Таусовой. В итоге – все «за!» и, как говорится, гора с плеч, и огромная радость, потому что пришло сообщение:

«Гал Аладович, я вам очень и очень благодарна. Достойно! А я кое-какие дела улажу и тоже на защиту выйду. У меня еще много материала. С уважением, Аврора».

Следом предстояла защита Забаева, о которой Цанаев вовсе не печется, потому что там действуют не законы физики, а условия дикого рынка, в котором Цанаев участвовать не хочет, а приходится. Сам Забаев его как-то вызвал, то есть позвал, и с ходу выпалил:

– Ты Бидаева знаешь?

– И отца знал, и сына, к сожалению.

– Отца я тоже знал – дрянь еще та, благослови его Бог, если хочет. А вот сын в тысячу раз хуже – мразь.

– Какое совпадение взглядов! – удивился Цанаев. – А что вы о них вспомнили?

– Как не вспомнить! – рассердился Забаев. – Явился ко мне этот молокосос и говорит, что я то ли сотрудничаю, то ли поддерживаю каких-то террористов.

– И что? – заинтересовался Цанаев.

– Как «что»? Это возмутительно!

– Конечно, возмутительно, – поддерживает Цанаев. – А чего он хочет?

– Чего хочет? – тут Забаев запнулся, задумался, а профессор спрашивает:

– Как он хочет бороться с терроризмом? – и не услышав ответ: – Может, он просто деньги у вас вымогает?

– Вот именно… Говорит, ни гроша более Таусовой не давай, не то…

– Не то что? – напрягся Цанаев.

– Не то, говорит, моя защита не состоится.

– Кха, – кашлянул Цанаев. – А при чем тут защита докторской и терроризм?

– Гал, ну ты ведь не дурак! Этот мерзавец как-то пронюхал все и теперь пытается меня терроризировать.

– Так Бидаев борется с террором или сам распространяет терроризм?

– Меня эта схоластика не интересует, – злится Забаев. – Ведь я знал, что эти Таусовы – террористы.

– Ты говоришь о братьях или Авроре?

– Обо всех!

– Кто террорист, а кто нет, решает суд, – пытается быть спокойным Цанаев. – А до суда дело ни разу не довели.

– Какой суд в России!? Все покупается и продается, – почти кричит Забаев, а Цанаев о своем:

– Тогда скажи, Бидаевы – террористы или нет?

– Абсолютно! А мне что делать?

– Все очень просто, – уже имеет опыт профессор, – в следующий раз, вдруг, явится – потребуй предъявить предписание и удостоверение.

– Что? Ха-ха-ха, – захохотал Забаев. – Какое предписание у бандита-рэкетира?

– Так он ведь работник спецслужб.

– Гал, о чем ты говоришь? Либо ты очень наивен, либо ты меня вовсе дураком считаешь?

– Ну, как ты можешь быть дураком? Докторскую защищаешь.

– Да, – простодушно согласился Забаев, – давай об этом поговорим.

Вот тут как раз и говорить не о чем, Забаев в физике – дурак дураком, и Цанаев даже не представляет, как эта защита может пройти. Однако даже председатель диссовета не только спокоен, а очень доволен. И говорить об этом не принято, да деньги сегодня решают все. Точно так же мыслит и сам соискатель, и как-то во время очередной консультации Цанаев поинтересовался:

– Бидаев более не появлялся?

– Разве эта мразь отстанет?

– Ну и что?

– Какая разница, кому платить? – как бы про себя пробурчал Забаев, а Цанаев оторопел:

– Что? Что ты сказал? Повтори… Кому ты заплатил?

– Да никому я ничего не платил и не обязан платить, – стал твердить Забаев.

Но Цанаев уже не на шутку встревожился, он стал требовать, чтобы Забаев и ему выдал предоплату.

– А кто ты такой? – огрызался Забаев. – Я с Авророй договорился и с нею будет расчет.

– Я ее муж, – утверждал профессор.

– Бывший… А вообще, пусть она сама позвонит. Ты тут ни при чем.

– Как это «ни при чем»?! – разгневался Цанаев, и с таким настроением он направился прямо в диссовет и заявил, что защиту Забаева надо отложить:

– Ты о чем? – возмутился председатель диссовета. – Это невозможно.

– Защиту надо отменить, хотя бы отложить, – настаивал на своем Цанаев.

– Да ты что! – удивляется председатель. – Уже разослан автореферат, назначен срок, оппоненты и так далее.

– Нет! – уперся Цанаев.

– Гал Аладович, – взмолился председатель, – да что вы за народ! Даже меж собой поладить не можете. Ты-то ведь вырос в Москве, имеешь высшее образование, профессор, а ведешь себя, как чечен.

– У-у, – разгневался Цанаев. – Вы превратили диссовет в коммерческий киоск.

– Но-но-но! Святое не трожь! – вознес палец к небесам председатель. – Наука не продается и не покупается, – и тут же чуть мягче на ухо Цанаева: – Аврора Таусова ведь тоже здесь будет защищаться. Она ведь умница, настоящий ученый!

Эти слова, как бальзам на душу Цанаева: и доверился он судьбе! И думал он, что защита Забаева будет просто сущий позор. Нет. Все довольны, даже не обращают внимания, на то, что Забаев вряд ли закон Ома помнит. Посему и вопросы были к нему околофизические, больше политические: мол, как там обстоят дела в Чечне?

Ну, раз даже физикой занимаются – все нормально.

Также уверенно чувствует себя и соискатель. К досаде Цанаева, Забаев даже словом не упомянул Таусову в докладе и, более того, в списке литературы ее трудов тоже нет. Зато Цанаев, как официальный оппонент, сразу же четко отметил, что он оценивает не соискателя, а лишь предоставленную диссертацию – это «глубокое научное исследование, открытие», и тут же несколько раз процитировал ссылку на уже опубликованные труды Таусовой.

Правда, это мало занимало членов диссертационного совета: кто надо, ублажен, к тому же в соседнем кабинете уже накрыт шикарный стол, аромат настоящего коньяка так и манит всех к роскошному банкету в ресторане.

На банкет Цанаев не пошел, а на следующий день побеспокоил он звонком новоиспеченного доктора.

– После вчерашнего я себя очень плохо чувствую, – тут же отключил телефон Забаев. На следующий день он отрывисто ответил Цанаеву: – Все нормально, – и вновь отключил телефон и более уже не отвечает.

Понял Цанаев, что все ненормально, что Забаев либо заплатил, то есть откупился от Бидаева, либо будет говорить, что заплатил Бидаеву, а на самом деле ничего подобного. Он Аврору, скорей всего, как говорится, кинул, но это Цанаеву точно неизвестно, это лишь предположение.

И тут явился удрученный Ломаев:

– Гал, Аврора звонила. Говорит, что Забаев должен был на второй день после защиты перечислить ей деньги. На связь не выходит, пропал.

– Сколько?

– Три с половиной миллиона.

– Вот это да! – за голову схватился Цанаев. – Такие деньги Бидаев не упустит.

– А при чем тут Бидаев? – удивлен Ломаев.

– Есть версия… В любом случае, надо действовать. Поможешь мне?

Что бы они ни думали и ни говорили, а точка отсчета одна: Забаев – должник.

Вроде все координаты Забаева известны, и Цанаев, и Ломаев там и сям пытаются его поймать, но ведь Забаев не такой простак, как эти ученые, у Забаева кое-какой политический вес, чиновничий авторитет, деньги и, конечно же, от таких как Цанаев и Ломаев, охрана есть, которая этих физиков к новоиспеченному физику не подпускает. И тогда Цанаев понял, что иных механизмов в этом обществе нет: грубой, бесчеловечной и наглой силе необходимо противопоставить такую же силу. Он позвонил в Чечню, к Патрону.

– Гал, – Патрон тоже озабочен, – мне на днях звонила Аврора. Я в курсе. Забаев переводит стрелки на Бидаева, этот мерзавец что-то невразумительное несет.

– А у вас есть с ними контакт? – удивлен Цанаев.

– Конечно, есть, в одной системе антитеррора работаем.

– И что же делать?

– Они в Чечню не сунутся, боятся, рыльце у обоих в пуху. И мне особо за пределы республики, тем более, в Москве, показываться не резон. Да, видимо, придется. Ради Авроры надо рискнуть. Только там я смогу разрулить ситуацию.

После этого звонка у Цанаева затеплилась надежда, словно за спиной выросла сила, и такое ощущение, как при Советском Союзе, – еще существует государство, есть какая-то власть, готовая за тебя постоять, защитить, интересы твои отстоять. И Цанаев ожидал, что Патрон на днях приедет, а буквально на следующий день звонок:

– Гал, я в Москве. Ты можешь к шести быть у гостиницы «Россия», северная сторона? Как приедешь, позвони.

Цанаев так ожидал эту встречу, что прибыл к «России» за полчаса. Было лето, духота, даже зной. И решил едва было посидеть в каком-либо летнем кафе, водички попить, как увидел издалека сидящего у окна Патрона: его не заметить было нельзя, таких в Москве почти нет – здоровенный, даже мощный, с седеющей ухоженной бородой и огромный пистолет на боку. А перед ним, как щенок, сидит не кто-нибудь, а Бидаев.

В основном говорит Патрон, жестикулируя, даже пару раз стукнул по столу кулаком.

Позже Цанаев горько жалел, что к ним не подошел. А когда они, видимо, о чем-то договорились, вдруг встали, Бидаев, не обращаясь к официанту, просто кинул деньги на стол, и они подошли к джипу, который в нарушении всех правил был припаркован рядом.

Бидаев сел за руль, Патрон рядом. Машина рванула, и пока Цанаев соображал – звонок от Патрона:

– Гал, ты подходишь?

– Я уже здесь.

– Подожди. Я по этому делу отъехал. Вроде, все нормально. Через полчаса вернусь.

До двенадцати ночи, до самого закрытия просидел Цанаев в том же летнем кафе. Много-много раз он набирал номер Патрона – тот был недоступен. Профессор чувствовал, произошло неладное, а там, где Бидаев – непременно коварное. Тем не менее он на что-то надеялся, ведь Патрон – сотрудник милиции, офицер, награжден орденами и медалями за службу России. А может, просто загулял в Москве? Однако на душе тревожно, и на следующий день, будучи на работе, Цанаев никак не мог сосредоточиться, как вдруг звонок Ломаева:

– Гал, ты новости смотрел?.. Посмотри.

Сводка МВД РФ: «Вчера вечером в центре Москвы при задержании был убит находившийся в розыске чеченский боевик, оказавший вооруженное сопротивление. По одной из версий, боевик прибыл в столицу для подготовки теракта. В интересах следствия личность убитого не разглашается».

«Может, не Патрон?» – еще были сомнения у Цанаева, пока не позвонили:

– Гал Аладович? Федоров, – и после краткого приветствия. – Вы, наверное, в курсе, что некий Патрон убит.

– Теперь в курсе.

– Дело в том, что последний звонок с его мобильного был к вам.

– Вы хотите знать, о чем мы говорили?

– Я хочу дать вам совет: забудьте про него, и все. Так легче будет жить.

– А может, мне напиться?

– Хе-хе, тоже неплохой вариант. Может, даже оптимальный.

– Тогда считайте, что я пьян и говорю: накануне Патрон уехал на машине Бидаева.

– Гм, ну, я ведь вам советовал…

– А я в ваших советах не нуждаюсь, – срывается голос профессора.

– Зря. Очень даже зря… Кстати, запишите мой новый телефон. Может, пригодится.

– А вы считаете, что пригодится?

– Не знаю.

И тогда Цанаев о своем:

– А вы телефон Авроры знаете?

– Нет, – последовал жесткий ответ, и вновь тот же совет: – Впредь лишнее не болтайте.

– Всем расскажу! – заорал Цанаев и отключил телефон.

И он подумал, что надо все, что он знает, разместить в Интернете. А кто это прочитает? А какая будет реакция? За себя-то он абсолютно не переживает.

А вот сын? Семья? Но он ведь не трус, но и не боец. И не мужчина! Будь он мужчиной, он бы смог защитить Аврору, хотя бы просто прокормить, содержать ее… И никто не посмел бы ее мучить, над ней издеваться.

Но он старый, дряхлый интеллигент, который влюбиться смог, любви хотел и хочет, а быть достойным, сильным мужчиной – не смог. Только поэтому, когда вконец приперло, Аврора обратилась к Патрону, как к последней надежде и силе… А Патрона, как теперь принято говорить, замочили…

«Несчастная, одинокая Аврора, – с досадой и тоской постоянно думал о ней Цанаев. – Не дай Бог, она узнает о гибели Патрона… А она все прослеживает. Все узнает. Как она это переживет?» – и словно отвечая на его вопрос, неожиданно – новое сообщение:

«Я приношу лишь беды. Гал Аладович, прошу Вас, простите меня. Забудьте меня. Про П. молчите. Ни слова. Поберегите себя. Ради семьи. Простите, если можете. Я столько доставила Вам забот. Простите. Прощайте.

Аврора».

– Все, – с горечью подумал Цанаев, – он-то тряпка, а Аврора потеряла последнюю опору. Неужели она вконец испугалась? Неужели этот гаденыш Бидаев смог ее сломить? Я должен этого сучьего сына наказать! Либо я его, либо он меня. Я все обнародую. Я его самого найду, уничтожу!

Эти мысли не возбуждали его, а наоборот, угнетали, и остаток рабочего дня он чувствовал себя очень скверно – больное, прооперированное сердце не выносит таких нагрузок, не просто ноет от бессилия, а словно кипит от беспомощности, жжет изнутри.

В подавленном, гнетущем состоянии он пребывал весь день на работе. Коллеги предлагали ему пойти домой, даже вид у него был очень болезненный. Но он работал, работал допоздна, используя мощный поисковый ресурс компании. А работал он не на науку, а собирал скрупулезное досье на Бидаева, в том числе и на Бидаева-отца. Это был небольшой, но очень емкий, аргументированный и фактологический материал об удовлетворении спроса на терроризм.

В этом очерке много известного, есть и сенсационные откровения, факты, имена. А главное, здесь анализ, выводы и вполне предсказуемые, плачевные перспективы. И все это будет не анонимно, не за подписью какого-либо подкупленного журналиста, а подпишет лично профессор Цанаев.

После этого вряд ли его оставят в компании, и из диссовета точно попрут. Все это неважно. Единственное, Цанаев напоследок не может подставить компанию. Поэтому забросить материал в Интернет он хочет из личного, домашнего компьютера.

В одиннадцатом часу он закончил работу. На улице еще было светло, лишь к ночи спала духота, и москвичи вышли погулять. Цанаев тоже всю жизнь любил гулять, много ходить. Да это, видимо, в прошлом. И если раньше он до самого дома шел пешком, всю дорогу об Авроре думал и с нею, как сумасшедший, почти вслух говорил, то на сей раз он мечтал как-нибудь добраться до метро: тяжело, одышка, сил вовсе нет и даже полупустой портфель, где пара документов, несъеденный обед (аппетита нет) и сверхважная флешка, – но и это превратилось в тяжелую ношу. И на сей раз он, конечно же, думает об Авроре, да говорит, точнее, ругается, с другими – Бидаева он сотрет в порошок, попадет тот теперь в его разгневанные руки… И словно во сне, словно услышали его мольбу – перед ним, прямо посреди дороги, вырос лично Бидаев. И приблизившись, нагло, впритык, даже поддев небрежно пальцем старенький брючный ремень Цанаева, обдавая профессора угаром спиртного и говоря вперемежку на якобы родном и русском, как ныне чеченцы говорят, он предупредил:

– Ты, старик, хочешь жить, прикуси язык. Не то отрежу, в одно место засуну.

– О-у-у! – на всю округу взбешенно заорал профессор, в ярости бросился вперед и словно в черную, бездонную пропасть, как по дороге в ад, провалился, полетел, и сквозь падение он еще слышал: «Милиция! Скорую!..»

А он ведь жаждал такой мгновенной смерти.