Текст книги "Аврора"

* * *

Цанаев и не предполагал, что политика, точнее – такое сверхважное для республики и чеченского народа событие, как референдум, окажется столь тяжелым мероприятием. Столько вопросов, проблем, постоянно совещания на разном уровне, и он уже ждет и не дождется, когда же этот день, 23 марта 2004 года, останется позади, и если честно, то результат не вызывает сомнения: народ скажет «да» – быть в составе России. Будет принята новая Конституция Чеченской Республики. Однако до этого ждать еще целую неделю. А работы – непочатый край: вновь расширенное совещание, которое ведет сам Глава. Замечаний очень много. И Цанаев получил нагоняй, на его участке есть упущения. А после совещания Глава попросил зайти.

– Будь бдительным. Могут быть всякие провокации. Особенно на твоем участке, ты на отшибе.

Цанаев хотел сказать о записке, полученной Авророй, но Глава его опередил:

– Есть всякие, не совсем добрые слухи. Я уже дал команду усилить охрану вокруг твоего института.

Так оно и стало, даже Цанаева еле пропустили на работу, все досматривали. Эта опека военных уже была в тягость. А тут как-то сторож-старик под вечер пришел и говорит:

– Что-то эти федералы как-то организованно убрались, даже странно.

– А наши милиционеры? – спохватился Цанаев.

– Наши на месте – трое или четверо.

– А может, пересмена? – попытался успокоить, прежде всего, самого себя Цанаев.

– Может быть, – согласился сторож, – только раньше такого не бывало.

– Пойдем, посмотрим, – директор вместе со сторожем вышли во двор.

Сумерки уже сгустились. Сов на иве не было. Погода скверная – вторые сутки шел мелкий моросящий дождь, легкий туман, грязь, сыро.

– Все будет нормально, – постановил Цанаев.

Он захотел закурить, хотя здесь не положено, даже военным сам запрещает. А на балкон подниматься было лень. Он вспомнил Аврору и ее «вредные привычки».

– Пойду-ка я в «рай», – высказался он, и, видно, это его и спасло, потому что он был вместе с Авророй в лаборатории, когда вдруг раздался взрыв, другой, сверху началась беспорядочная стрельба, словно сошлись две армии.

Погас свет. Тьма.

К войне привыкнуть нельзя: оба очень испугались. Первой нашлась Аврора, в ее руках фонарик – свет, значит надежда.

– Там наверху люди, – в ужасе вспомнил Цанаев.

По коридору они заторопились к лестнице и, стараясь перекричать выстрелы, директор заорал:

– Вниз! Все вниз! В подвал. Сюда все.

В темноте Цанаев даже не понял, кто прибежал – человек пять-шесть, зато он, даже в этом кошмаре, ощутил горячее, учащенное дыхание Авроры и ее слова:

– Мои родные! Там стреляют, – вдруг она бросилась наружу.

– Ты куда? – Цанаев успел схватить ее за ногу, и если бы она крикнула «отпусти», он не отпустил бы ее, но она крикнула: «Не трогайте меня!»

Цанаев видел, как она, согнувшись, бросилась к тополю, чуть погодя прошмыгнула за угол в сторону своей тропы. Тут, то ли от удара или взрыва, Цанаев полетел вниз, в перилах застряла рука, адская боль…

Он пришел в себя от света фонарика, над ним – усатое лицо Бидаева:

– Живой? Дай руку, – руку подать Цанаев не смог.

Только поздно ночью, в больнице, Цанаев пришел в себя окончательно. Он не ранен, говорят, контужен, руку поломал, гипс наложили. Зато душа непрестанно болит: как там институт, как сотрудники, и главное, что с Авророй?

От уколов он забылся, а утром проснулся, в палате двенадцать человек, но он, по сравнению с остальными, явно не больной. С этим и врачи согласились – выписали. Он сразу же в институт: масса людей, тут же сам Глава, и Аврора тоже здесь, даже улыбнулась ему. Однако толком поговорить они не успели, потому что в оставшиеся до референдума дни Цанаев стал строителем, под его командой – целое СМУ.

К 23 марта институт внешне стал гораздо пригляднее. Цанаев даже не предполагал, что на голосование явится столько людей. И когда все закончилось, избирательный участок официально закрыли, усталый директор поднялся на свой балкончик покурить, и только сейчас, сверху оглядев все, он понял, что, оказывается, главной мишенью нападения была лаборатория Авроры – именно туда целился гранатомет.

«А где Аврора?» – подумал он, спустился в подвал, а она по-прежнему перед компьютером.

– Может, и случайно, но целью нападения был твой кабинет, – удручен Цанаев.

– Не думаю, что я мишень, – спокойно ответила Аврора. – Меня убить несложно, и кому я мешаю?

– Тогда что? Референдум?

– Думаю, и референдум, и наука – мы ведь можем стать свободными, и наука у нас, и деньги, и международное признание наших интеллектуальных трудов… Думаете, нашим врагам и нашим предателям это понравится?

– Ты Бидаева имеешь в виду?

– Бог всем судья, от предписанного не уйти, – тут она улыбнулась:

– Через месяц-два, даст Бог, я закончу. И тогда…

– Что тогда?

– Тогда будут деньги. Возьму отпуск за все годы, а это почти полгода, и отца с племянниками повезу на операцию в Москву, а может, и в Европу… Кстати, Гал Аладович, вы были заняты, и я не хотела вас отвлекать, а у нас приятные новости: если раньше срока исполним грант, будет премия 25% процентов. И это отнюдь не все – нам поступило еще одно предложение на эксперимент.

– А ты нацелилась в отпуск на полгода.

– Отец – главное в моей жизни.

– А потом? – Цанаев все же думал о гранте, а она:

– Потом докторская. Но это в рамках эксперимента, – тон ее радостен и приподнят. – Я стану независимой, обеспеченной. Дала мукълахь55
  Дала мукълахь (чеченск.) – если Бог даст.


[Закрыть].

– Аминь! – и Цанаев доволен. – Давай чайку попьем.

– Простите, мне домой надо, к больным. Ой, время молитвы прозевала. Я побежала, простите. Всех уложу, в полночь вернусь.

– А когда ты спишь? Не устала?

– Я так счастлива здесь, – сияет Аврора. – Эксперимент идет – это как дорога в рай, в земной рай. Я так довольна, даже боюсь сказать.

Не менее доволен и Цанаев: итоги референдума впечатляют – народ за мир, за Главу, и теперь предстоят выборы Президента Чеченской Республики. Кто будет Президентом – гадать не надо. А вот итоги по гранту тоже можно подводить: он стал считать, сколько за грант получит институт, сколько лично он, – сумма внушительная, так что он гипсом ударил по столу и сказал:

– Ну, Аврора дает! И наука, и деньги, и почет с уважением! Действительно – революция! – и как бы в подтверждение этого, поздний звонок из Москвы: вице-президент РАН очень вежлив, поздравляет с итогом референдума и говорит:

– Вы в науке здорово преуспели. Ваш эксперимент мы хотим включить в ежегодный доклад академии как значительное достижение нашей науки. Когда вы будете в Москве? Ждем с нетерпением.

Цанаев и сам рвется в Москву, по семье соскучился. Но надо подвести итоги референдума. И вот последнее заседание – Цанаев потрясен: за верное служение Отечеству, за мужество и героизм его награждают орденом. Этот эпизод (а он еще в гипсе) показывают во всех новостных программах центрального телевидения. У него берут интервью. Столько звонков из Москвы от коллег, знакомых. Но это не все: главный подарок от Президента Чечни – Почетная грамота, премия, именные часы и «Волга» в придачу.

На радостях Цанаев устроил в институте банкет, обмывали «Волгу». Это была первая личная машина в его жизни. Он был очень рад, всему рад, и поэтому от души пил, и тут Аврора оказалась рядом:

– Пить – грех, тем более в таких дозах, – она явно огорчена. – Разве можно так пьянить свой разум, вредить здоровью?

«Пошла ты», – хотел было сказать Цанаев, да не настолько еще был пьян, поднял здоровой рукой бокал. – За наше здоровье! Аврора, гуляй – как все, ешь-пей – как все, живи – как все!

– Мне работать надо.

– Работа не волк – в лес не убежит, – кричал Цанаев. – Надо уметь и работать, и отдыхать, и жить! Давай, Аврора! – но она уже исчезла.

Гуляли заполночь. Однако Цанаев как-то еще соображал. Понимая, что назавтра он улетает в Москву, свою «Волгу» решил поставить в укромном месте институтского двора, и тут увидел, как Аврора торопится по своей тропе домой.

– Эй, Аврора! – крикнул он. Она даже не обернулась. – Подожди, – он пошел за ней, как мужчину она его страшно манила; споткнулся, упал.

Когда встал, ее уже не видно и не слышно. А он, хоть и был изрядно пьян, не решился в кромешную тьму идти, лишь прошептал вслед:

– Дура!

В Москве Цанаева чествовали как героя. Он расслабился, наслаждался жизнью, отдыхал, по вечерам – застолья. И как-то ночью после обильной пьянки позвонил Авроре:

– Я в лаборатории, все нормально, – сухо ответила она. – Но, по-моему, вы выпивши, пожалуйста, не звоните мне в таком состоянии, – она отключила связь. Он вновь ее номер набрал. – Гал Аладович, – так же сух ее голос, – если у вас дело, спрашивайте. А звонить просто так – вы женатый человек, – связь прервалась.

– Дура, – вновь постановил Цанаев.

На следующую ночь, будучи вновь под градусом, он вновь ей позвонил, но она не ответила. Это, конечно, его расстроило, но ненадолго, ибо журналисты его, как говорится, разрывают:

– Гал Аладович, а не страшно было отбивать атаку боевиков?

– Вы были на грани жизни и смерти – как вы себя чувствовали?

– Вы не только герой, вы известный ученый, ваши труды признал Запад, у вас столько международных грантов и популярности. Вас не приглашают работать в Европу, в Америку?

– Я патриот большой родины – России и малой родины – Чечни, – скромно отвечает Цанаев. – А без науки не будет ни России, ни Чечни. Наука – это прогресс, цивилизация и будущее человечества.

– А правда, что ваши открытия выдвинуты на Нобелевскую премию?

– Посмотрим, посмотрим, – уклончив Цанаев.

Конечно, орден на груди, гипс на руке придают ему, как отмечает жена, мужественный и достойный вид. Однако гипс уже пора снять, и это, в общем, неплохо, потому что из-за гипса он по ночам плохо спит. И тут так крепко заснул, а на рассвете – звонок.

Все боятся ранних звонков.

– Цанаев? – голос ему незнаком. – Следователь прокуратуры Грозного. Ночью в вашем институте совершен грабеж.

– Что? Что случилось? Моя «Волга»!

– К сожалению, «Волгу» угнали… Вы не могли бы срочно прибыть? Документы на машину у вас?

– Да, да, вылетаю.

Только чуть придя в себя, Цанаев понял, что главное – не его «Волга», а лаборатория Авроры. У нее телефон отключен. Набрал секретаря:

– Гал Аладович, украли «Волгу» и все компьютеры.

– А где Аврора? Где сторож?

– Аврору увезли на допрос в милицию. Она последняя покинула институт. А сторож в больнице. Врачи говорят, ничего страшного – легкое сотрясение.

По прибытии в Грозный Цанаев сразу же помчался в милицию. Ничего удивительного. В Грозном каждые сутки кого-то убивают, тем более, грабят, к тому же была столь привлекательна новенькая машина во дворе.

Цанаев переживал, переживали сотрудники института, а вот с Авророй случился чуть ли не инсульт, она была в трансе, вызывали врачей. В больницу она не поехала. Много дней и на работе не появлялась, даже когда директор за ней посылал, телефон отключила. Только через неделю она пришла: исхудала, даже почернела, в глазах тоска, а на лице – эта странная непроницаемая улыбка-ухмылка, и она говорит:

– Их не ваша машина интересовала… Простые бандиты не догадались бы в подвал пойти, и не разбили бы так варварски оборудование.

– Но машину-то угнали, – нервничает директор.

– Видимо, как гонорар за труд.

– Что ты хочешь сказать?

– А то, что вы на весь мир об эксперименте заявили… В Интернете только об этом и говорят.

– Ну и что?

– Как что?! Как может быть у чеченцев-дикарей наука? Чеченцы могут и должны только грабить и воевать.

– Ты думаешь, что… – Цанаев даже побоялся продолжить.

– Я уверена, – твердо говорит Аврора. – Их интересовала только лаборатория, а остальное – для отвода глаз.

– Бидаев? – вырвалось у Цанаева.

– Бидаев – пешка…. Хотя мог получить приказ.

– Аврора! – воскликнул Цанаев. Он хотел сказать «Ты дура!», но сказал:

– Ты всегда неординарно мыслишь. Кому нужна наша лаборатория?

– Мне нужна! Нам нужна! А тем, кто с нами воюет, мешала… Да, я знаю, что дура. Но это понять нетрудно, – она, не прощаясь, ушла.

Эта версия Авроры некоторое время не давала покоя Цанаеву, но потом он понял, что в Грозном, где вроде бы линии фронта нигде нет, и она же везде есть, грабеж – дело заурядное, повседневное, и тут ему позвонил следователь:

– Поедете на опознание? Вашу машину нашли. Сожжена.

– Зачем мне сожженную машину видеть?

– Там же компьютеры ваши, инвентарные номера надо сверить для бухгалтерии.

– Я пришлю бухгалтера, – сказал Цанаев, но подумав, все же поехал.

Свалка за городом. Остов его ли машины или нет – ему не понять. А вот рядом грудой валяются их перебитые и уже разобранные кем-то компьютеры: так обыкновенные грабители явно не поступили бы.

– Что будем делать? – прибыв на работу, Цанаев вызвал к себе Аврору. Она уже пришла в себя, правда, печальна, уныла. – Может, из Норвегии нам еще раз помогут?

– Я им уже обо всем доложила… Соболезнуют.

– Оборудование пришлют?

– Категорически – нет… Правда, меня для продолжения опыта зовут к себе, даже визу открыли.

– А ты? – насторожился Цанаев.

– Как я поеду? Отец, племянники.

– А может, поедешь? Как командировка от института, грант ведь сгорит.

– Отца таким не брошу.

– А мы няньку наймем, врача.

– Нет, – тверд голос Авроры. – Если что с отцом случится, а я в Европе – век себе не прощу… И как я там ему в глаза посмотрю?

– Где это там? – не понял Цанаев.

– В загробной жизни, в раю.

– А ты уверена, что в рай попадешь?

– Живу, вроде, верно.

– Вроде, – съязвил Цанаев. – Ладно, прости… Но ведь деньги, чтобы жить, операцию отцу сделать, здесь нужны?

– Коль суждено, так деньги будут.

– Хм, – усмехнулся Цанаев, – зарплата ученого?

– У многих и этого нет… Просто грант нам немного мировоззрение поменял. Надежду дал. Будем на Бога надеяться, – и тут она выдала: – Гал Аладович, вам молиться надо.

– Ты за меня молись, – обиделся Цанаев.

– А я за вас молюсь, – спокойно ответила Аврора.

– А что это ты за меня молишься?

– А как же! Вы мой работодатель, благодетель. Из ваших рук я зарплату получаю. И вам молиться бы надобно.

– Иди-иди, – вскочил Цанаев, – твоих молитв нам будет предостаточно, – и вдогонку, думая, что она не слышит:

– Что-то от твоих молитв у тебя самой-то ничего не улучшается…

* * *

Цанаев – вновь директор провинциального института: науки практически никакой нет, тем более, на фоне былого всплеска. И он даже не знает, какой научный отчет в Москву везти, как вновь пришло письмо из Норвегии, уже не по Интернету, а официальное, на бланке: приглашается доктор Таусова для продолжения исследования и написания диссертации. Проезд, проживание, питание – за счет норвежского научного центра. Тут же оговорена понедельная зарплата в евро (для ученого из Грозного – мечта!). Это помимо контракта – обещают еще один грант, учитывая интересы грозненского НИИ. И в конце примечание: «Срочно дайте ответ, в случае Вашего отказа мы вынуждены привлечь иного специалиста».

Все обозвали Аврору дурой, даже Цанаев на таких условиях хоть куда бы поехал, но он в установке не разбирается.

А Аврора сказала:

– Отца не брошу.

– Тебе ведь вечно деньги нужны, – возмущается директор. – А институту – наука, тоже деньги.

– Все будет, как Бог даст.

– Ну и иди, моли у Бога деньги.

– Я у Бога деньги не молю, – она быстро ушла, вся сгорбленная, тихая и подавленная.

А Цанаев тут же подумал: что за кощунство он несет, тем более, с ней.

– Остопирла, остопирла66
  Остопирла (арабск.) – Прости, Бог.


[Закрыть], – прошептал он, чуть погодя добавил: – Пошли ей, Бог, удачу, хорошая она девушка.

Весь день он почему-то думал о ней, а вечером секретарь занесла документы, и среди них заявление Таусовой – просит недельный отпуск без содержания.

Цанаев тут же вызвал Аврору к себе:

– Зачем тебе отпуск?

– По семейным делам.

– Занимайся, чем хочешь, – он заявление порвал. – Вон другие в месяц раз только за зарплатой приходят, ничего не делают. Так что зарплату сохраним, но ты забегай, когда время будет, – дела. Это на самом деле так – без Авроры работа не идет.

А Аврора стала подавленной, совсем немногословной и незаметной, а тут явилась как-то поутру – и некий огонек в глазах:

– Гал Аладович, можно к вам обратиться не как к директору, а как к советнику Президента и члену комиссии?

– Говори прямо и по существу.

– Вы член комиссии по компенсационным выплатам.

– У-у, – простонал Цанаев, словно зуб заболел.

Это, действительно, очень больной, а для кого-то очень прибыльный, вопрос. Дело в том, что для него как жест доброй воли правительство России «за утраченное во время военных действий жилье» выплачивает компенсацию по триста пятьдесят тысяч рублей семье, то есть, десять тысяч долларов – гроши. Но и это не дают. Только половину – какие-то откаты. При этом надо собрать массу справок для комиссии.

Из-за неких соображений, а также чтобы хоть как-то уменьшить коррупцию, Президент своим указом ввел в состав комиссии и Цанаева.

Пару раз Цанаев поучаствовал в работе комиссии, понял, что он эту систему не переделает, пачкаться не хотелось, и попросил исключить его из комиссии, заявление написал. Об этом он сообщил Авроре, а она:

– Но вы до сих пор в списке как член комиссии.

– Не может быть, – Цанаев тут же позвонил председателю «Временного комитета по компенсационным выплатам».

– Вы как член комиссии утверждены Москвой, – отвечает председатель, – и процедура вашего выхода не проста, должна быть резолюция Президента.

– У-у, – еще хуже стало Цанаеву, отключил телефон и Авроре:

– Что у тебя?

– Я вам рассказывала, мои братья еще до первой войны законно купили в Грозном пять домов – ныне одни руины. Я отдала все свои сбережения – пятьдесят тысяч, восстановила документы и подала на комиссию, неделю в очереди стояла.

– Ну и что? – перебил Цанаев.

– Сказали, получу половину, но и это, если повезет, через месяц, а может, полгода. Посредники просят сто тысяч сразу – процесс ускорят. У меня больше денег нет. А деньги нужны, отца на операцию надо везти. Каждый день его губит, у него адские боли. Он и дети на уколах. Я вся вновь в долгах. Помогите.

Не в тот же день, а сразу же, Цанаев направился в комитет по компенсациям. Столпотворение – словно базар.

– Брат, брат, тебе помочь? – пристал к Цанаеву некий обросший, с отталкивающей внешностью молодой человек. – Все, что хочешь, любой документ, любую улицу, любой адрес – все сделаем, – чересчур навязчиво приставал он.

– А если документы утеряны? – поинтересовался Цанаев.

– Нет проблем, только бабки вперед, все будет на мази!

– А если на один дом двое хозяев?

– Проблем нет – только плати… Слушай, брат, даже если улицы такой нет, лишь бы твой паспорт и заявление – я отвечаю.

– А потом мне придется отвечать?

– Чего? – рассмеялся посредник. – Посмотри вокруг. Кто ответит за этот бардак, за эти руины, за наши смерти? И разве это компенсация – это обман, в котором я вынужден участвовать. Знаю, харам77
  Харам (арабск.) – грех.


[Закрыть], но иных вариантов нет – или с автоматом в лес?

– Нет, только не в лес, – сказал Цанаев.

– Так тебе помочь? Скидку сделаю.

Цанаев собеседника поблагодарил, направился к входу, а тот вдогонку:

– Тебя туда все равно не пропустят. Только – своих, и только – за бабки.

– Пустят, – уверен Цанаев, предъявил федералу-охраннику удостоверение советника, а тот небрежно:

– Мы подчиняемся Москве, и местные бумаги не в счет.

– Что значит «не в счет»? – вскипел Цанаев. – Ты находишься в Грозном, а не в Москве.

– Ваша, ваша88
  Ваша (чеченск.) – брат.


[Закрыть], – подскочила к Цанаеву одна женщина, и на чеченском:

– Не связывайся с ними, чего доброго, стрелять начнет. Для них документ один – деньги, и пускают лишь своих.

– Погоди, – нервничает Цанаев, он достал удостоверение Российской академии наук. – А этот документ вас устроит? Выдан в Москве, в РАН. Я директор академического учреждения.

– Слушай, – склонился над ним здоровенный контрактник, – здесь любой документ подделывают и продают.

– Это вы все подделываете и продаете, – вскипел Цанаев. – СССР – продали, Россию – продали, Чечню – уничтожили!

– Ваша, ваша, – уже множество рук обхватило Цанаева, потащило в сторону. – Ты с ними не спорь. Посмотри вокруг – сплошь варварство, а ты к порядку призываешь. И кого? Ты видел его автомат? Износилось железо – столько стрелять! И в кого?

Когда Цанаев отошел в сторону, ему стали говорить:

– Давай, поможем. Без денег поможем. Что надо, скажи?

Цанаев поблагодарил всех. Покурил, успокоился, позвонил председателю.

– Скажи, член комиссии может к тебе на прием попасть?

– Цанаев, ты? Где ты? Сейчас пришлю человека.

Внутри здания атмосфера и обстановка даже хуже, чем снаружи. По коридорам, торопясь, туда-сюда снуют люди. Всюду горы бумаг, документов, дел, и кажется, что эта контора либо собирается переехать, либо все это вывести на свалку и сжечь.

«Да, – подумал Цанаев, – несуществующие адреса, несуществующие и не существовавшие дома, несуществующие люди, паспорт поддельный – „мертвые души“? Гоголя ныне нет. А в таком обществе Гоголь разве родится?»

Зато в кабинете председателя, как положено, – флаг и герб России!

– А почему чеченской символики нет? – удивлен Цанаев.

– Мы ведь федерального подчинения. Бюджет России. Помогает нам она.

– Да, – грустно выдал Цанаев и, наверное, что-то некорректное ляпнул бы, но в кабинет постоянно заходят разные люди с бумагами – председатель подписывает, торопится. Чтобы это понять, и высшего образования не надо: здесь деньги делаются.

– Может, я в коридоре подожду?

– Не-не, прости… Закройте дверь! – наконец-то гаркнул посетителям председатель. – Видите, у меня советник Президента, член нашей комиссии!

– Последнее мог бы не уточнять, – хмурно заметил Царнаев.

– Хе-хе, это я для порядку… Ну, может, чай?

– Спасибо, – Цанаев понимает, здесь витают такие суммы, что пить некогда, – бухгалтерия сложная; сделал бабки – и форс-мажор: шальной снаряд угодил, или боевики напали, словом, пожар, а «ревизор» даже не приедет.

А председатель объясняет Цанаеву:

– Я понял. Ты хочешь, чтобы твой сотрудник получил компенсацию – быстро и в полном объеме. Первое – помогу. А со вторым – прости. Дело в том, что тридцать пять процентов от суммы сразу же оседает в Москве – так называемый откат. Еще пятнадцать мы здесь пилим – военные, милиция и прочее, кому не угодишь – сам знаешь, все при оружии.

– Но это ведь обман! – возмущен Цанаев. – Какая эта компенсация – копейки! Да еще и их не выдают.

– И за это огромное спасибо Кремлю! – громко сказал председатель и демонстративно вознес палец, повел глазами по потолку: мол, здесь прослушка.

– Гал, Гал Аладович, – он встал, подошел к Цанаеву, руку положил на плечо. – Ты здесь не жил, многого не знаешь. Ты замечательный человек, ты ученый, занимайся наукой и не лезь в политику – грязный бизнес.

– А я и не лезу, сотруднице хочу помочь, у нее три инвалида на иждивении; всех и все раздавила война, а с нее и сейчас хотят три шкуры содрать. Так войну не закончить! Мир – это честность и справедливость! А когда друг друга обманывают – это война!

– Гал, Гал, замолчи, – не на шутку забеспокоился председатель.

– Я доложу Президенту, – в запальчивости Цанаев тоже встал.

– Он все знает, ничего пока поделать не может…

– Советники плохие, – Цанаев беспомощно опустился вновь на стул.

– Советник ты хороший, – погладил председатель Цанаева по плечу, и на ухо: – Против системы пикнешь, растопчут…. – И уже выпрямившись, громко: – Гал, пусть твоя сотрудница сама ко мне придет, мы разберемся.

– Да, «торг здесь не уместен», – процитировал Цанаев классика.

Оказалось, не зря…

Через пару недель Цанаев был в Москве. Раньше с ним такого не случалось, а теперь ему отчего-то постоянно хотелось звонить Авроре, слышать ее голос, по всякому поводу с ней советоваться и для этого выдумывать проблемы, якобы связанные с институтом и наукой. А тут она сама прислала ему СМС: «Я Вам очень благодарна за участие. Все получилось. Спасибо».

Неизвестно почему, но Цанаеву это послание показалось если не признанием в любви, то существенным знаком взаимности. Он тут же ей перезвонил, и как будто не знает, в чем дело:

– Аврора, что случилось?

– Разве вы не поняли? Я получила.

– Что получила?

– Компенсацию… Огромное спасибо. Я так счастлива! Гал Аладович, вы мне дадите отпуск? Отца повезу на операцию.

– Ну, ты хоть дождись моего приезда. В институте и так работать некому.

– Разумеется. К тому же, мне еще справки и направление подготовить надо.

– Ты мне обстановку докладывай, – как обычно потребовал директор, а буквально пару дней спустя ему докладывала секретарь:

– Гал Аладович, ЧП! Здесь просто ужас!

– Что случилось? Что?

– Зачистка! Оцепили весь район. Все в масках. Нас не выпускают.

– А где Аврора? – почему-то спросил Цанаев.

– Ее увезли… Больше никого не взяли.

– Я вылетаю.

Всю дорогу до аэропорта он набирал номер Президента – тот был недоступен. Цанаев знал, что Президент с рабочим визитом за рубежом. А иных вариантов не было. Цанаев на ночь глядя вылетел в Минводы. Среди ночи, рискуя жизнью, – помогало удостоверение, или денежная мзда, но он проехал на такси более десятка блокпостов, где правят подвыпившие контрактники, а вокруг института спокойствие – лампочка над входом мирно горит, лишь сторож-старик встревожен:

– Ой, Гал Аладович, что здесь творилось. Ни чеченского, ни русского не понимают, в масках, нас всех лицом в грязь, даже женщин.

– А Аврора где?

– Ее забрали… Говорят, вроде к вечеру ее отпустили. Прямо к дому привезли, но я ее не видел, – и шепотом: – Здесь Бидаев командовал. Он тоже в маске, рожу скрывал, но я его по голосу узнал.

– А что они искали?

– Говорят, здесь в округе, а точнее, у Авроры, боевики были, – и вновь шепотом:

– Вы ведь знаете, ее братья… и здесь он осекся.

А директор резко спросил:

– И что ее братья?

Старик опустил взгляд, потом в упор уставился на Цанаева, подбородок у него задрожал:

– Ее братья – къонахи99
  Къонах (чеченск.) – витязь, благородный, аристократ.


[Закрыть]! – и словно для того, чтобы это никто не оспорил, старик тут же направился в свою сторожку.

А усталый Цанаев, дабы более не рисковать, ночь на дворе, решил поспать на раскладушке Авроры. И от этой постели – сложный смешанный запах: вонь химреагентов и, может быть, легкий аромат ее тела. И он не поймет, нравится ему или, наоборот, противен этот состав. Он очень устал, но заснуть почему-то не может, как ни ляжет – штыри раскладушки в бок. И все время он думает об Авроре: где она? Какая спецслужба ее забрала? Неужели она в каком-то карцере, а может, допрашивают ее с пристрастием? И все-таки, с мучительной думой о ней, под самое утро он заснул. А когда проснулся, считая, что еще очень рано, он в одной майке направился в санузел, а тут – она, в упор глянула, резко развернулась, ушла.

Минут через двадцать он вызвал ее в кабинет:

– Слава Богу, ты жива. Рассказывай.

– Что рассказывать? – у нее под глазами синющие полукружья, она усталая, как-то явно постарела.

– Что произошло? Тебя ведь, говорят, увезли.

Она опустила голову, молчит. Цанаев думал, что Аврора вот-вот заплачет, тогда и ему, и ей стало бы полегче, но она вдруг уставилась на него – то ли улыбается, то ли ухмыляется, словом, вновь на лице эта странная маска-улыбка.

– Говори, как есть, – стал раздражаться Цанаев, и не выдержав:

– У тебя боевики были? Есть с ними связь?

Она выдержала паузу, изменилась в лице, став очень серьезной:

– Я вам уже говорила – связи с боевиками у меня нет.

– А говорят…

– Лучше я вам расскажу, – перебила Аврора директора. – Расскажу, как есть… Благодаря вам я получила так называемую компенсацию. И буквально в ту же ночь к нам постучали – обросший, вооруженный молодой человек, называет имена всех моих братьев, с ними, мол, воевал, и просит помочь, боевикам на питание и медикаменты – пятьдесят тысяч.

– А он знал, что ты получила деньги? – спросил Цанаев.

– Намекнул.

– А откуда они знают?

– Не знаю. Но я подумала, – продолжает Аврора, – за своих родных и погибших дам милостыню, как закат1010
  Закат (арабск.) – милостыня, одно из пяти обязательств в Исламе.


[Закрыть] – десять процентов, и дала ему восемьдесят тысяч.

– Восемьдесят тысяч? – удивился директор. – Так ты получила только половину компенсации?

– Да, только половину. Как мне объяснили, других вариантов не было, откат Москве и так далее. Впрочем, вы, да и все это знают.

У Цанаева в недовольстве сжались кулаки:

– А дальше что? – нервничает он.

– А на следующий день – зачистка. Меня арестовали, отвезли домой и, пока вели обыск, стали расспрашивать.

– О чем?

– О боевиках… Но, как мне показалось, это их мало интересовало, потому что как только в изголовье отца нашли пачку денег, пересчитали, и расспросы закончились. Ушли.

– А деньги?

– Отцу и племянникам бросили по пять тысяч, а мне сказали: «Молись Богу, что так обошлось».

– Ты их узнала бы?

– Все в масках. В основном, видимо, русские. Но тот, что деньги искал и говорил со мной, – чеченец.

– Бидаев? Нет. Впрочем, сколько этих Бидаевых развелось?! А ты тоже хороша – деньги под подушку.

– А куда ж еще?

– Ужас, – Цанаев прикрыл ладонью глаза.

– Да вы не переживайте, – уже Аврора успокаивает его, – эти деньги грязные, на крови… Не суждено, – теперь она уже искренне пыталась улыбнуться. – Гал Аладович, можно я сегодня отдохну?

– Конечно, – Цанаев встал. – Что ж ты спозаранку явилась? Могла бы позвонить.

– Телефон украли, – она улыбается, – я только позже заметила, – и будучи у самых дверей:

– Гал Аладович, Вы меня не уволите? Без работы я больных не прокормлю, одних лекарств…

– За это не переживай… Как я без тебя?

Если бы он сказал «Как без тебя институт?», то Аврора не застыла бы на мгновение в дверях, и он бы так не смутился.

Однако эти сантименты в полувоенном Грозном не к лицу, ибо в тот же день в кабинет Цанаева явился Бидаев: ухожен, румян, подстрижены усы. Правда, ведет он себя не по-барски как раньше, немного сдержан, но уверен:

– Вы, как директор, наверное, в курсе последних событий?

– Что вы имеете в виду? – для официальности оба говорят на русском.

– Ну, не буду тратить нашего времени, просто рекомендую, пока еще что-то не случилось, Таусову уволить.

– А что случилось?

– У нее связь с боевиками.

– А мне кажется, что у вас связь с боевиками, – Цанаев попытался изобразить усмешку, и тем же тоном:

– И если что в нашем институте случилось, то в этом и вы виноваты, ведь вы ответственный за этот участок. Разве не так? Вы это утверждали… А кого уволить или принимать – это научно-академическое учреждение, и в ваших рекомендациях не нуждаемся.

Цанаев встал, давая понять, что разговор окончен. То же самое был вынужден сделать и Бидаев, и он предупредил:

– Если не уволите Таусову, то придется уволить вас.

– Я за это разбитое кресло не держусь, – Цанаев старается быть хладнокровным. – А увольняет Ученый совет и Президиум РАН, а не майор спецслужбы.

– Я не майор, а полковник, и вы забываете, где живете, – зашевелились усы Бидаева. – Если через три дня Таусову не уволите…