Текст книги "Музыка моего сердца"

30

Финн был на седьмом небе. Он запретил мне любую работу в огороде, но в теплицу я все же ходила. Весть о моей беременности разнеслась буквально за день. Все поздравляли нас.

Мы лежали с Финном на лугу, была моя очередь пасти овец и коз. Вульф был с нами. Он нашел кротовую нору и прыгал вокруг нее.

– Кого ты хочешь, мальчика или девочку? – спросил Финн.

– Не знаю, по большому счету, мне все равно. Когда я была беременна первый раз, мне очень хотелось девочку. Я не знала, что делать с мальчиком, и мне казалось, что муж у меня его отнимет. При живом отце, у меня его никогда не было. Отец как таковой всегда казался мне лишним элементом. Я никогда не понимала, зачем он вообще нужен. От моего я видела только разочарования, скандалы, драки, вечную ругань и нищету. Я ненавидеть научилась раньше, чем любить. Это то, что он привносил в нашу семью. А мальчик вроде как должен проводить время с отцом, он должен его чему-то учить. И мне так не хотелось, что бы моего ребенка учил кто-то другой, или забирал его от меня, пусть даже на время. Вообще отношения к мужчинам у меня было крайне негативное. Мне не хотелось рожать очередное мужское отродье. Саид был первым мужчиной, в котором я не могла найти недостатков. Он вообще был очень хорошим человеком. Потом мы сделали УЗИ, и он сказал мне, что будет мальчик. У меня было такое разочарование, мне даже казалось, что я перестала любить своего ребенка. А потом он начал шевелиться, и во мне что-то перевернулось. Ко мне вдруг пришло понимание того, что внутри меня новая жизнь, целый человечек, который толкает меня, как бы говоря «мама, я здесь, и я люблю тебя». Мне стало все равно, какого пола будет ребенок. Очень жаль, что мужчинам не дано почувствовать, каково это, когда внутри тебя другая жизнь. Что значит родить нового человечка. Это как если бы отрезать твою руку, которая всегда была с тобой, и она начала бы жить своей жизнью. Для матери, ее ребенок это не отдельный человек, это продолжение ее, и в то же время она сама. Я когда-то в одной книге увидела выражение, которое полностью описывает это ощущение. Там девочка спрашивала у своей мамы, любит ли она ее, мама ответила «я не люблю тебя, ты – моя жизнь». Так и есть, просто любовь, это ничто, в сравнении с этим. С рождением ребенка перестаешь быть только ты, есть продолжение тебя, твой ребенок, твоя жизнь. Поэтому перестает быть важным, мальчик это или девочка. Ну а вообще, девочки у меня, по сути, так и нее было, так что если смотреть с этой точки зрения, мне хотелось бы девочку. А тебе?

– А у меня не было мальчика, так что, смотря с этой точки зрения, мне хотелось бы мальчика, – с улыбкой сказал Финн, – но ты права, это не так уж важно.

7 сентября 2024 года

Я была на четвертом месяце, и у меня начал появляться животик. Финн с меня пылинки сдувал. По вечерам он рассказывал малышу финские сказки, и всякие легенды. Мы были очень счастливы. Не так, как в Финляндии, по-другому, но не мене счастливы. Мы все больше времени проводили только вдвоем.

Сегодня мы праздновали наш второй День Единства. Так как людей в нашей общине было уже около двухсот, ни одно здание не могло вместить нас всех. У нас осталось большое место в центре базы, там у нас была как бы площадь, на ней у нас устраивались общественные праздники и гулянки. Прямо на улице ставили столы, и каждый приносил угощения и выпивку. Там же были танцы. Все ждали Дня Единства, это был действительно праздник для всех. Мы сидели за столом, который парни привезли к свадьбе Оли и Димы. Это был наш стол, и мы вдевятером традиционно сидели за ним. Было шумно и весело. В этот раз мы решили устроить открытую кухню прямо на площади. Ребята привезли плиты и жаровни, столы и все, что нужно. Я делала лазанью, а Финн жарил мясо в своей чудо-печи. Такого количества лазаньи я еще никогда не готовила. Рома оценил, уж он-то разбирался в итальянской кухне пожив с итальянцами. Когда стемнело, мы устроили салют. Один парень встал с рюмкой, у него был тост. Он попросил внимания, и все замолкли.

– Я хочу поднять тост за Аню. Она нас всех объединила и дала нам новую жизнь. Спасибо. Я пью за тебя!

Сидевший рядом с ним мужчина встал с рюмкой в руке.

– Присоединяюсь.

Тут начали вставать все, со словами «я тоже присоединяюсь», встали все. Мне было очень приятно, и очень неловко.

– Подними свою жопу, – сказала мне Таня, – и поблагодари народ.

– Спасибо большое, мне очень приятно. Но я здесь не одна, мы создали все это вместе. Так что за НАС!

Мы сидели за нашим столом и болтали, всем было весело. Вдруг я почувствовала тянущую боль внизу живота. Такое бывает, сказала я себе, ничего страшного. Но боль повторилась, она усилилась и была похожа на схватку. Я встала из-за стола, и сказала Роме, что надо срочно поговорить.

– Рома у меня так сильно болит живот, – сказала я ему, как только мы отошли, – и у меня штаны мокрые, я очень хочу, что бы я просто описалась от какого-нибудь цистита.

Рома потрогал мои мокрые штаны и посмотрел на свет, на его пальце была кровь.

– Пошли в медпункт, – сказал он, обнимая меня, – держись за меня.

Я и так понимала, что это, но мне хотелось, что бы Рома нашел другую причину.

– Я очень хотел бы не говорить этого, – сказал Рома после осмотра, – но у тебя случился выкидыш.

Мои эмоции отключились, я не плакала, не думала, мне кажется, что даже выражение лица у меня не изменилось.

– Нужно сделать чистку, скажи, когда будешь готова.

– Можно сейчас.

– Мне позвать Финна?

– Звать не надо, но пожалуйста, скажи ему, я не смогу этого сделать сама. И он будет искать меня.

– Хорошо, тогда я сейчас пойду к нему.

– Я не хочу, что бы он заходил сюда.

– Хорошо.

Рома вышел. Я лежала на кушетке в какой-то прострации. Мне казалось, что я лежу под завалом в магазине мороженщика в Ливане.

Рома вернулся, сказал, что Финн сидит в спортзале. Позже, закончив свою работу, он помог мне перелечь на кушетку.

– Что мне сказать Финну? – спросил он, – ему можно зайти?

Я вспомнила, что еще есть Финн, и что горе случилось не у одной меня.

– Да.

– Хорошо. Я буду на площади, если что, зовите, – сказал Рома и вышел.

Вошел Финн. Он сел рядом со мной на стул, и положил голову мне на живот. Он молча обнял меня. Одной рукой я гладила его по голове, вторую он держал в своей руке и целовал мою ладонь. Мы молчали, я чувствовала, как по моей ладони скатывались его слезы. Я не знаю, сколько времени мы провели так. Потом Финн взял меня на руки и отнес в наш дом. Он уложил меня в постель и укрыл одеялом. Рома сделал мне успокоительный укол, и я провалилась в сон. Мне снилось, что я в Ливане, лежу под завалами магазина. Потом я оказалась на улице, я бродила по руинам разрушенного дома и искала своего сына. Я звала его, но он не отвечал, было очень тихо, и я слышала эхо своего голоса. Потом я услышала из-под завалов плач своей дочери. Я побежала туда, но не могла ее найти. Я села на камень и закричал. Казалось, что моя голова лопнет от собственного крика. Я проснулась. Финн прижимал меня к себе и пытался разбудить. Оказалось, что я кричала во сне. Я легла на бок и обняла подушку, потом снова провалилась в сон.

Когда я проснулась, был уже день. Финна рядом не было. О том, что вчера произошло, мне напомнила боль внизу живота. Я закрыла глаза и накрылась одеялом с головой. В мою голову полезли разные мысли, но я отогнала их. Я не хотела ни о чем думать, я решила, что подумаю об этом позже. Я встала с кровати и пошла в душ. Спускаясь вниз, я услышала шум на кухне. Финн готовил обед. Я подошла и обняла его сзади. Он развернулся ко мне, обнял и поцеловал меня в лоб.

– Как ты? – спросил он.

– Не знаю. Я не хочу об этом думать, я сейчас не в состоянии. А ты, как ты?

– Плохо, – честно признался он.

– Мы это переживем вместе. Я тебя не брошу одного.

– Ты думаешь обо мне? – с удивлением спросил Финн.

– Да, конечно. Но я сейчас не готова обо всем этом говорить. Пожалуйста, давай потом?

– Хорошо, конечно.

– Что у нас на обед?

– Рыбные котлеты с рисом. Хочешь, я еще что-нибудь приготовлю?

– Нет, я люблю твои котлетки. А из какой рыбы?

– Твои любимые, из щуки.

На меня вдруг обрушилась волна, и как будто прибила к земле. Из глаз у меня полились слезы. Я заплакала первый раз после вчерашнего.

– Не надо ко мне как-то по-особенному относиться, – сказала я.

Финн прижимал меня к себе, я чувствовала, как внутри него сжимается огромный ледяной комок.

– Почему? Я хочу, хоть как-то скрасить… – Финн запнулся.

– Что? Мою потерю? Котлетами?

Я вдруг засмеялась, я не могла остановиться.

– Это защитная реакция, – говорила я сквозь смех, – не обращай внимания.

Вдруг у меня сильно кольнуло в животе, я взялась за него и села на стул.

– Что случилось? – засуетился Финн, – позвать Рому?

– Нет. Все хорошо, это нормально.

Я вытирала слезы и думала «да, это нормально, вчера из меня вырвали по кускам моего мертвого ребенка. Да, это нормальная реакция». Ко мне приближалась вторая волна, это было цунами, огромная стена, которая разобьет меня в лепешку. Все, надо отключить мозг. Не сейчас, подожди цунами, я еще не готова к тебе. Волна отступила. Я встала со стула и обняла Финна.

– Послушай, ты сейчас в замешательстве, ты хочешь мне помочь, но не знаешь как. Не перебивай меня, – осекла я Финна, который открыл рот в желании что-то сказать. – Я знаю, что говорю, и говорю сейчас как психиатр. Сейчас я все разложу по полочкам с психологической точки зрения. Ты хочешь мне помочь. Но ты не можешь, и никто не может. Нет подходящих слов, что бы скрасить смерть. Единственное, что мы сейчас можем сделать друг для друга, это не закрываться в своем горе. Оно наше, общее, и в нем никто не виноват. Я это понимаю, но знаю, что мы оба виним себя. Пока я сама себя не прощу, пожалуйста, не надо относиться ко мне по-особенному, потому что я считаю, что не заслуживаю этого. Ты считаешь себя виноватым, и считаешь, что не заслуживаешь моей помощи. На деле я знаю, что здесь нет виноватых. Я засмеялась, это кажется странным. Это защитная реакция организма, он в стрессе, и пытается получить эндорфины, чтобы я не сошла с ума. Смех способствует их выработке. Помнишь? Как с сексом после бойни. Это что-то похожее. Что будет дальше? Дальше, мне нужно немного времени, что бы восстановилось мое физическое здоровье, потому как моральный стресс будет способствовать обратному. Поэтому я прошу дать мне пару дней, и пока не хочу об этом говорить. Я не отказываюсь и не отворачиваюсь от тебя, мне просто нужно, что бы мое физическое состояние пришло в норму.

– Хорошо. Хорошо. Ты есть будешь?

– Да. А чай свежий?

Мы вели себя как обычно. Вечером к нам пришли Рома с Таней. Рома спросил, как я себя чувствую. Все было нормально, для данной ситуации. Таня не приставала с расспросами. Она спросила только, может ли она чем-то помочь. Я ответила, что помочь она может только обычным поведением. В дверь постучали, я пошла открывать. Это была Настя.

– У меня для тебя подарок, – сказала она, доставая что-то из кармана, – смотри, какая прелесть!

Она держала в руке пинетки. Они были такие маленькие, и умещались у нее на одной ладони. Я застыла в неожиданности. Цунами вдруг показалось из-за горизонта. Я бездумно взяла эти пинетки и прижала их к груди. В ушах у меня шумело, я ничего не слышала. Я видела, как Таня взяла Настю за руку и вывела из дома. За ними вышел Рома. Мои руки были мокрые, я беззвучно плакала. Финн прижимал меня к себе.

– Я хочу спать, – сказала я.

Финн взял меня на руки и отнес в постель.

Я проспала больше суток. Таня все же помогла мне. Она собрала всех и рассказала о том, что случилось, что бы больше не повторилась история с Настей. Бедная Настя не знала, что делать. Она чувствовала себя виноватой, но она не знала что случилось. Таня просила всех вести себя как обычно. Я понемногу начала обдумывать произошедшее. Мне стало интересно, по какой причине это произошло. Я пошла к Роме. Он был в огороде.

– Привет. Как самочувствие? – спросил он.

– Все нормально, живот уже почти не болит. Ром, я хотела спросить, почему это произошло?

Рома отложил грабли.

– Пойдем в тень, – сказал он, – день сегодня совсем не осенний.

Рядом с их домом росла большая, раскидистая липа, под ней была лавочка. Мы сели на нее.

– У тебя было отслоение плаценты, но я не видел предпосылок к этому. Вероятно, это произошло внезапно. Скорее всего, за два-три дня. Последний осмотр у нас с тобой был за шесть дней. Никаких патологий я не увидел. На этом сроке такое бывает, это переломный период. Плюс ко всему, твоя матка была сильно травмирована, в совокупности всего этого, вероятно и случился выкидыш.

– А что ты можешь сказать на будущее?

– Ты сможешь забеременеть, но велики риски выкидыша. Как я уже сказал, у тебя сильно травмирована матка. Ребенок начал набирать вес и развиваться, и она просто не выдержала. Вероятно, такое повториться в будущем. Но это не приговор, ты вполне можешь выносить ребенка, при полном сохранении, с первых недель беременности.

– Хорошо. Спасибо.

Я встала, и собиралась уходить.

– Ань, – остановил меня Рома, – я оставил малыша вместе с плацентой. Возможно, ты захочешь его похоронить.

У меня сжалось сердце.

– А кто это был? Уже можно было различить пол?

– Мальчик.

– Да, я хочу похоронить. А где он?

– В медпункте, в холодильнике. Хочешь, я сейчас отдам его тебе?

– Да.

Мы зашли в медпункт, и Рома вручил мне банку. Она не был прозрачной, и я не видела, что внутри. Но это было даже к лучшему.

– Спасибо, – сказала я Роме, обнимая его.

Я пришла домой, Финн был на кухне и закрывал огурцы в банки.

– Радость моя, – сказала я аккуратно, – я хочу тебе кое-что сказать. Ты можешь на минуту прерваться?

– Момент, все, последняя банка закрыта. Теперь я весь в твоем распоряжении.

Я показала Финну банку.

– Здесь наш ребенок, Рома оставил его на случай, если мы захотим похоронить его.

Я смотрела на Финна, я не знала какой реакции от него сейчас ожидать.

– Да, это хорошая идея. Нам обоим не удалось похоронить ни одного своего ребенка. Это хорошая идея.

Финну тоже не удалось похоронить своих детей, всех умерших от вируса кремировали пачками. Не отдавали даже прах. Финн взял лопату, и мы пошли на кладбище. Он выкопал небольшую ямку, я сидела рядом на траве. Могилка была готова, а я нет. Я прижимала к себе эту банку, как живого ребенка. Финн сел рядом со мной, он не торопил меня. Я заплакала. Привет цунами, ты можешь на меня обрушиться, теперь я готова. Финн прижал меня к себе, а я рыдала в три ручья. На меня накатила та боль, которая больше моего тела, и не вмещается в него. Я долго сидела и рыдала. Финн терпеливо ждал, он не отпустил меня ни на секунду. В какой-то момент наступило опустошение. Как будто слез во мне больше не осталось, и внутри образовалась огромная дыра. Я оторвалась от Финна и отдала ему банку. Он держал ее в своих больших ладонях несколько минут. Потом положил ее в ямку.

– Это был мальчик, – спокойным голосом сказала я.

Финн засыпал ямку, а я легла на траву. Небо было таким чистым, ни облачка.

– Я готова поговорить, если ты хочешь.

Финн лег рядом со мной.

– Я сделаю вазэктомию, – сказал он, – я консультировался с Ромой, он рассказал, что будет дальше, если мы попытаемся еще. Это простая процедура, Рома кучу раз ее делал. И, с точки зрения хирургического вмешательства, мне это сделать гораздо легче, чем тебе.

– Я не думала об этом. Ты хочешь сдаться?

– Я и так никогда не прощу себе того, что заставил тебя пережить. Каждая твоя слеза, это удар ножом мне в сердце.

– Ты не виноват, я уже говорила. Как бы сильно ты не хотел, чтобы не говорил, конечное решение было за мной. И ты не мог знать, что так случится. Тебе не за что винить себя.

Финн мотал головой в знак отрицания.

– Послушай меня. Это серьезные вещи, которые могут перерасти в гораздо большую проблему. С этим лучше разобраться сейчас. Чувство вины очень тяжелая ноша.

Я повернулась к Финну.

– И никакую вазэктомию ты делать не будешь, пока мы все это не обдумаем окончательно. Сейчас еще рано принимать такие серьезные решения. Я Роме сама яйца отрежу, если он там чего-нибудь тебе отчикает. Я ему так и скажу. Так что никаких поспешных решений. Хорошо?

– Это лучший выход.

– Это не выход. Это уход от проблемы. Сначала мы решим проблему, а потом перейдем к каким-то действиям.

– Какую проблему? Я вижу проблему только одну, тебе больше нельзя беременеть.

– А я вижу другую, тебе надо научиться прощать себя.

– Ты же говоришь, что я не виноват?

– Да, говорю, но ты считаешь иначе. Гораздо важнее, что думаешь ты сам. Тебе весь мир может сказать, что ты не виноват, но это не изменит твоего внутреннего ощущения.

– Зачем мне прощать себя?

– А зачем наказывать? В этом причина, и в этом проблема. Это что-то давнее, и что-то очень личное. Я не имею права лезть к тебе в душу, но знай, что всегда помогу тебе, и ты всегда можешь прийти ко мне с любой душевной проблемой.

– А к кому пойдешь ты?

– К тебе. Ты не просто мой муж, ты мой лучший друг.

27 сентября 2024 года

Все постепенно начало налаживаться. Еще неделю назад Рома разрешил мне заниматься сексом, но было как-то не до этого. Я была уверена, что он и Финну об этом сказал, они были лучшими друзьями. Но Финн пока никаких движений в эту сторону не делал. Огород почти закончился, оставалось по мелочи. Ребята построили мне на день рождения зимнюю теплицу. Это был целый домик, он был пристройкой к нашему дому через небольшой коридорчик. В нем было тепло, они провели туда регулируемое отопление, и установили специальное освещение. Я сажала свои «озимые овощи». Потом мы с Финном закрывали летние.

– Для кого мы это закрываем? Ладно раньше все вместе жили, и было нас всего восемь человек. А сейчас кому?

– Не знаю, просто по привычке что ли. Ладно, давай закроем вот эти, и прикроем на этом консервный завод.

Мы закрыли последние банки, и сели обедать. Потом нас так разморило, и мы легли в гостиной на диване.

Диван был узкий для нас двоих, и я прижалась к Финну. Бездумно я сунула руку ему под кофту, мне нравилось гладить его живот. Финн знал это, он не воспринял это как намек на секс. Через какое-то время он взял мою руку, вытащил из-под кофты и положил себе на грудь.

– Ну, дай мне животик, зачем ты убрал мою руку?

– Меня это возбуждает, – спокойно сказал Финн.

Я опустила глаза и заметила у него эрекцию. Три недели без секса, и он еще ни разу, даже полунамека на это не сделал.

– Рома сказал, что уже можно.

– Да, мне он тоже говорил. Но я не могу, я боюсь сделать тебе больно.

– Мне уже не будет больно.

– Ты хочешь секса? – резко спросил он, глядя на меня в упор.

Я не знала, хочу ли я, но точно знала, что он хочет. Если бы я сказала ему об этом, то он тут же закрылся бы, с теми мыслями, что больше ничего для него делать не нужно без собственного желания. Но и обманывать я его не хотела.

– Я не знаю. Может, я морально еще не совсем готова.

– Значит, не хочешь. Когда ты хотела, ты меня среди ночи будила.

– Давай поговорим?

– Мы и так разговариваем.

– Ты понял, о чем я.

– Хорошо. Ты права, это давняя история. Я был молод, и одна девчонка от меня залетела, нам и по восемнадцать лет еще не было. Она хотела оставить ребенка, но я настоял на аборте. Так как мы еще не были совершеннолетними пойти в больницу и сделать аборт без согласия родителей она не могла. У нее были очень строгие родители, и она их до жути боялась. Она нашла какую-то тетку, которая вот таким как она делала аборты на дому. Эта тетка раскромсала ее и занесла какую-то жуткую инфекцию. Через неделю она умерла в больнице. Если бы я не настаивал на аборте, этого не случилось бы. Если бы я не настаивал на ребенке, мы не потеряли бы его.

– Надо научаться прощать себя. К тому же, ты не мог знать, что так случится. Жизнь и смерть это очень странные вещи, непостижимые. Если человек должен умереть, то он умрет в любом случае. Это девочка все равно умерла бы, может ее машина сбила бы или еще что-то, но она все равно умерла бы. Так же и с нашим ребенком, он просто не должен был родиться. Возможно еще рано, а возможно, что нам вообще не суждено больше стать родителями. Есть такая штука, называется доверие. Я сейчас немного погружу тебя буддийской фигней, можно?

– Валяй. Твоя буддийская фигня всегда оказывается действенной. Может и на этот раз она объяснит то, что мне никак не понять, то, с чем я никак не могу смириться.

– Да, она как раз об этом.

Финн вдруг прижал меня к себе.

– Прости меня, я тебе нагрубил. Я не хотел тебя обидеть. Мне не хватает секса, но не до такой степени, что бы я тебя торопил с этим. И да, я не хочу, что бы ты что-то делала ради меня против собственного желания.

– Я не обижаюсь, и я знаю, что ты не хотел меня обидеть. Так бывает, мы обижаем самых близких. Мы не хотим сделать им больно, просто, таким образом, мы просим любви и помощи. Поэтому я не обижаюсь.

– Откуда в тебе столько понимания?

– Оттуда, из Индии. Там я поняла очень много о себе. А поняв себя, ты становишься в состоянии понять другого.

– Я тебя перебил, мне просто стало стыдно. Я нагрубил тебе, а ты все равно хочешь мне помочь. Меня это обезоруживает. Рассказывай свою буддийскую фигню.

– А что я говорила? Я уже не помню. А, про доверие. У каждого человека есть свой путь. Представь линию, прямой отрезок, а на нем точки, пункт А, пункт Б, и так далее. Мы рождаемся в Пункте А, и следуем по нему. Если мы доверяем вселенной, то она ведет нас по этим пунктам ровно. Но, если честно, я не встречала еще ни одного человека, который бы шел по своему пути прямо. Многие считают, что точки на этом отрезке, пункты назначения, это определенные события, от которых не уйти, которые в любом случае должны случиться. Я же считаю иначе. Это не события, это прожитая эмоция, моральный урок. Но что бы испытать какие-то эмоции, необходимы определенные действия во внешней жизни. Ты не узнаешь, что такое, разбитое сердце, пока не влюбишься, и тебе его не разобьют. Логично? Поэтому многие эмоции, так сказать, ограничены в событиях. Но все же и сердце тебе могут разбить по-разному. Это зависит от твоего отношения к жизни. Но сейчас не об этом. Возможно, один из пунктов на твоем пути есть именно прощение. Но ты не сможешь простить себя, если прощать будет нечего, правильно? Та девочка должна была умереть, а ты должен был получить урок, вот вас и свели вместе. Я сейчас не ставлю диагнозов, а строю предположения, ну и рассказываю, что такой доверие. Не надо верить каждому моему слову, фильтруй информацию через свои ощущения. Что касается нашего ребенка. Смотри, бывают вещи, которые с нами случиться не должны, и вселенная нас оберегает от них. Вселенная очень любит нас всех, и до крайней меры мы доводим ее сами. Я думаю, что сейчас у нас не должно было быть ребенка. Но мы очень хотели. Мы встретили первое препятствие в виде проблемы с моим здоровьем. На этом надо было и остановиться. Эта спайка рассосалась бы у меня сама собой, чудесным образом тогда, когда ребенку пришло бы время появиться. И даже атомная война не помешала бы этому произойти. Но мы не остановились. Я начала лечиться. У лечения вышел побочный эффект в виде моего «бешенства матки», но мы побороли и это. Потом у нас не получалось зачать ребенка, и мы перешли на секс раз в неделю, что для нас обоих было трудно. Смотри сколько препятствий встало на нашем пути. Вселенная просто кричала нам о том, что этого делать не нужно. Но мы очень хотели. А когда человек очень хочет, он это получает. В такие моменты человек сворачивает с прямой линии своего пути. Он уходит в сторону, назад, опять куда-то в стороны, блуждает где угодно, кроме того места, куда ему на самом деле надо. Куда бы он ни свернул, там у него ничего не выйдет, потому что это не его путь. Человек получает страдания и разочарования, и потом говорит, что жизнь жестока. Хотя жизнь чинила ему все препятствия, что бы вернуть туда, где он получит счастье. Понимаешь, о чем я говорю? Доверие заключается в том, чтобы не сопротивляться. Не подчиниться воле божьей, как сказал бы отец Николай, а не сопротивляться вселенной, которая изо всех сил пытается тебе помочь. У нас в христианстве это называется смирением, то есть С МИРОМ ЕДИНЫ. Когда тебя, наконец, озаряет понимание этого, тебе вдруг начинают казаться такими глупыми некоторые твои поступки. Ты понимаешь, как же глупо себя вел, и сколько выстрадал зря, просто потому что не послушался вселенную.

Я посмотрела на Финна, его лицо просветлело.

– Почему у тебя все всегда так просто, слишком просто. Ты самые ужасные вещи умудряешься превращать во что-то полезное, а значит хорошее.

– Именно по этому хорошего и плохого не существует. Все относительно.

– Когда ты говоришь такие вещи, мне действительно кажется, что все имеет смысл. И, в общем-то, все не так уж и плохо.

– Научись себя прощать. Это важно. Ты стоишь в одной точке «прощения», ты не двигаешься дальше. Пока урок не выучен задачи будут повторяться. Но они будут все сложнее и сложнее. У тебя будет появляться все больше поводов, что бы простить себя. А значит, ты будешь делать все больше таких вещей, за которые ты будешь винить себя. Если ты хочешь прекратить это, то помоги себе сам. Если ты не знаешь, как это сделать, я тебе помогу. Было бы желание.

Финн обнял меня.

– Я люблю тебя. Можно я скажу очень страшную вещь? – спросил Финн.

– Мне ты можешь сказать все.

– Иногда я благодарен апокалипсису, потому что если бы не он, я бы тебя не встретил. Меня очень пугает, когда я так думаю. Если разобраться, я рад, что моя семья умерла.

– Смотри, мы же не знаем, от чего нас жизнь уберегла именно потому, что с нами этого не случилось. Представь, что твои дети остались живы. Что происходит в наше время с родственниками, которые остались живы? Правильно, за ними охотятся военные. Вполне возможно, что они нашли других, тех, кто не смог дать отпор. Вероятно, что твои дети должны были умереть. И возможно им досталась лучшая смерть.

– Да. Они все умерли в начале апокалипсиса, тогда еще вводили в искусственную кому, потому что думали, что вирус замедляет свое действие. Так что они не мучились, а военные бы от них живого места не оставили.

– Я рада, что ты понимаешь, о чем я говорю. Именно поэтому я и хотела повременить с вазэктомией. Это необратимо, поэтому давай не будем спешить. Сделать это никогда не поздно. А если мы и решимся на это, то надо следить за тем, препятствует ли этому вселенная. Если да, то препятствия будут доходить до смешного. Не надо уходить со своего пути несогласием. Вселенная взяла нас всех и каждого за руку, и ведет по своему пути. А мы, как маленькие капризные дети вырываемся и бежим сломя голову, куда глаза глядят.

– Хорошо, я обещаю, что серьезно подумаю над этим. И вообще надо всем, что ты сейчас сказала.

– А я подумаю на тему секса. Если честно, я просто об этом еще не думала. Физически преград никаких нет. Все только в голове.

Финн ушел в лес. Он был его площадкой для медитаций, он всегда уходил в лес, что бы подумать. Вернулся он с двумя подстреленными зайцами.

– Зайчики, такие хорошие, – грустно сказала я, гладя их еще теплые тельца, – и такие вкусные. Вы будете нашим ужином. Ты, будешь начинкой для пирога, а тебя я потушу с капустой.

– Ты иногда такая забавная, когда беседуешь с едой, – с улыбкой сказал Финн.

Мы пригласили на ужин Таню с Ромой и Никиту с Настей. Настя принесла бутылку моего любимого розового вина.

– А я думала, что мы уже все выпили, – сказала я ей.

– Никита заныкал ящик для особых случаев, – сказала Настя, и обняла меня.

Я понимала, что за особый случай сподвиг ее раскупорить запасы.

– Настен, ты не виновата, ты же не знала. Так что не переживай из-за этого.

Настя просто поцеловала меня в щеку. Она была такой доброй и нежно-трогательной девочкой, что все у нее было написано на лице. Ей не обязательно было что-то говорить.

Никита молча уплетал угощения.

– Что, соскучился? – спросила я с улыбкой.

– Ты даже не представляешь как! Нет, Настя очень вкусно готовит, но твоя кухня вводит меня в ностальгию, это как мамина готовка. Лучше ее никогда не будет, даже в самых шикарных ресторанах.

– Какое же все-таки вкусное вино, – сказал Финн, – как же мы будем жить без вина, когда оно совсем закончится? Это вы все приучили меня к вину. В Финляндии не пьют вино, там пьют водку, но я ее почему-то никогда не любил. Или пиво. Но пива больше нет. Вот бы к нам приехал пивовар, что ли.

Мы сидели и болтали, ели и пили вино. Был очень хороший вечер. Все как будто вернулось на круги своя.

Финн был в душе, я зашла в ванну взять крем. Почему-то я засмотрелась на Финна. Каким же все-таки красивым мужчиной он был. Я смотрела, как вода стекает по его груди, животу, и мне захотелось прикоснуться к его телу. Но потом маленький червячок перевернулся где-то у меня в желудке, и я вышла из ванной. Я надела свое ночное платье и легла в постель. Чуть позже Финн присоединился ко мне. Он лег в постель, не накрываясь одеялом, я пристроилась у него подмышкой. От него пахло мятой и чабрецом. Вера дала мне рецепт одного настоя, который надо добавлять в гель для душа для поднятия тонуса кожи. Я смотрела на его живот, в свете ночной лампы он казался таким теплым. Мне опять захотелось прикоснуться к нему. Моя рука лежала у него на груди, я медленно спустила ее на живот. Я неспешно гладила его пальцами. Финн лежал молча и не шевелясь. Я чувствовала, как его тело покрылось мурашками. Я начала целовать его грудь, спускаясь к животу. Моя рука скользнула к нему в трусы.

– Ты уже надумала на счет секса? – аккуратно спросил Финн.

– Не знаю, но приятно ведь я могу тебе сделать, – сказала я, спускаясь губами все ниже, и стаскивая с него трусы. – Я сама хочу, я соскучилась по твоему телу.

Финн не сопротивлялся. Он расслабился и получал удовольствие. Вероятно, аппетит действительно приходит во время еды. Все это так сильно меня возбудило, что червячок у меня в желудке видимо умер. Я оторвалась от его члена, и села на Финна верхом.

– Я хочу, – тихо сказала я.

Финн сел в постели вместе со мной, он целовал меня в губы, как раньше, такие поцелуи у нас были только во время секса. Он медленно снял с меня ночное платье, его руки скользили по моей спине, а губы по шее и груди.

– Ты даже не представляешь, как Я соскучился по твоему телу, – сказал он.