Текст книги "Близнецы"

Чарлз не разговаривал с Мелани об их отношениях, потому что они оба знали: их роман подходит к концу. Вместо этого, держа в объятиях Мелани, как он обнимал ее в их розарии на террасе в Манхэттене, Чарлз рассказывал ей о своих любимых местах в Европе.

«Он знакомит меня с дорогими ему местами сейчас, потому что его не будет со мной. Почему, Чарлз? – с молчаливым страданием взывало сердце Мелани. – Я так сильно люблю тебя. А если ты не любишь меня, тогда почему твои глаза так печальны?»

– Тебе понравятся розы в Городских садах в Риме. А во дворе есть маленький охотничий домик со скульптурами Беллини. Его немного сложно найти, я случайно наткнулся на него, когда бродил…

– Почему бы тебе самому не показать мне все это? – Мелани пожалела о своих словах сразу же, как только произнесла их. Внезапная боль в его темных глазах смешалась с сильной болью ее сердца. «Прости, Чарлз, просто я ничего не понимаю».

– Джейсон уезжает в Австралию на регату яхт, на Кубок Америки. Его не будет с августа по ноябрь… – Чарлз не смог закончить эту ложь. Они оба знали, что он смог бы уехать, – они планировали провести два месяца в Кении на съемках фильма «Сафайр», разве не так? – просто он не собирался никуда ехать.

Чарлз отвез Мелани в аэропорт. В зале ожидания для пассажиров первого класса авиакомпании «Эр Франс» они держались за руки, стоя в самом отдаленном, укромном уголке до тех пор, пока последний раз не объявили посадку на рейс Мелани.

– Оревуар, Чарлз. – «До встречи».

– Прощай, дорогая. – «Все кончено».

Мелани сидела на скамейке в саду Тюильри под горячим августовским солнцем. На Елисейских полях было полно туристов, но сами парижане разъехались, как и предполагал Чарлз, чтобы провести последний месяц лета на Ривьере.

Чарлз. За три с половиной недели боль не утихла, а надежда не умерла. «На самом деле мы ведь не распрощались навсегда, просто я грущу из-за предстоящей нам двухмесячной разлуки. Я получу от него весточку. В «Бристоле» меня будет ждать сообщение от него».

Но в отеле не оказалось никаких сообщений от Чарлза. Мелани посмотрела на открытки, лежавшие рядом с ней на скамейке, и задумчиво покрутила в руках чудесное ожерелье, подаренное ей Чарлзом.

Она тихо вздохнула, взяла открытку и написала:

Дорогой Чарлз!

Привет из Же-де-Пом и извинения перед твоим Моне за то, что пыталась поместить его в Лувр, а не в этот великолепный музей!

«Глупости», – подумала Мелани. Она разорвала открытку пополам и попыталась написать снова:

Дорогой Чарлз!

Я так сильно люблю тебя.

Нет, она не может признаться ему в этом, даже если это и правда. Чарлз никогда не говорил, что любит ее. Конечно, не говорил! Потому что он не любил ее.

Мелани испортила еще три открытки с репродукциями картин импрессионистов, прежде чем написала:

Чарлз! Скучаю по тебе.

Мелани.

Мелани целую неделю носила с собой эту открытку, прежде чем подписать адрес, наклеить нужную марку – теперь итальянскую, потому что они находились в Риме, – и отправить ее по почте.

Адам наблюдал за страданиями Мелани с беспомощным участием. Он едва сдерживался, чтобы не спросить ее о случившемся, – в любом случае это не его дело, – потому что она пыталась изо всех сил не показывать вида. Адам заметил перемену только потому, что был знаком с Мелани и раньше. Он знал, что обычно ей были присущи жизнерадостность и чудесное тепло, струившееся из глубины ее души. Но сейчас ее легкость газели испарилась, а ослепительная улыбка давалась ей с огромным трудом.

Адам заметил перемену, потому что он знал эту приехавшую из Калифорнии неизбалованную, уверенную в себе, ослепительную девушку, увлекающуюся серфингом. Но кутюрье из Парижа и Рима, которые не были знакомы с прежней Мелани, восхищались ее новым образом. У них перехватывало дыхание, и они замирали от восхищения при виде гордых, очаровательных, пленительных глаз, строгого аристократического лица и грациозной элегантности. Они объявили ее – американцы оказались правы! – самой красивой моделью мира. В своем страдании Мелани Чандлер стала даже еще более красивой.

В начале пятой недели поездки Адам, наконец, решился поговорить с Мелани. Если она не захочет ему ничего рассказывать, он не будет настаивать. Ему просто необходимо дать ей понять, что он рядом и что ему небезразлично ее состояние.

– У тебя остались силы пройтись пешком до гостиницы? – спросил Адам.

– Конечно. – Мелани провела весь вечер на съемках для рекламы изысканных, ручной работы ювелирных изделий от Булгари. К усталости от съемок то в одной позе, то в другой добавилось утомление после быстрого, стремительного шоу моды. И то и другое оказалось изнуряющим, но после фотосъемки короткая прогулка пойдет на пользу.

– Тебе нравится Рим? – спросил Адам, когда они прошли полтора квартала по виа Кондотти.

– О да! Розы в Городских садах… – начала Мелани, но потом замолчала. Она видела только любимые места Чарлза; она даже не посетила ни Колизей, ни римский Форум, ни Пантеон, ни катакомбы. – Да.

– Хорошо. – Адам подождал, пока они успешно пересекут виа Венето с хаотичным движением, прежде чем осторожно продолжить: – Вообще-то я ожидал, что Чарлз приедет к тебе сюда.

Мелани грустно улыбнулась:

– Между нами все кончено, Адам. – Мелани нужно было произнести эти слова вслух. Так они стали казаться ей более реальными, потому что они были правдой. Ее роман с Чарлзом Синклером на самом деле кончился.

– Мне жаль.

– Ты же знаешь Чарлза – он не способен на длительные отношения.

Адам и Мелани молча шли к отелю «Эдем».

– Я знаю Чарлза уже много лет, Мелани, – сказал Адам, когда они подошли к гостинице. – То, что у него было с тобой… Это ты порвала с ним?

– Нет.

– Тогда я ничего не понимаю.

– Просто Чарлз больше не захотел меня, – тихо прошептала Мелани.

«Он никогда не хотел меня. Все, что ему было надо, – это мое красивое тело, и как только он получил его, оно быстро наскучило ему».

Адам посмотрел в ее красивые печальные глаза и подумал: «Как он может не хотеть тебя? Как хоть кто-то может не хотеть тебя?»

Адам и Мелани больше не говорили о Чарлзе, но Адам стал ее другом. Медленно и терпеливо он пытался возродить в ней радость, которая, как он знал, лежала погребенной под ее несчастьем.

– Адам!

– Что?

– Ты пытаешься рассмешить меня!

Адам шутил с ней, когда они гуляли по песчаному берегу в Монте-Карло. Наконец он сделал вид, что собирается столкнуть ее в искрящуюся голубую воду Средиземного моря.

– Это так плохо?

– Зачем?

– Потому что мне нравится, как ты смеешься.

В тот раз Мелани не смеялась, но ее голубые глаза стали ласковыми и задумчивыми, когда она прошептала: «Спасибо».

Мелани смеялась позже – и ее смех был переливчатым и почти веселым, – над огромным осьминогом в Океанографическом музее Жак-Ива Кусто. Адаму хотелось поцеловать Мелани, когда она рассмеялась. Но он сдержался и только нежно обнял ее, когда они возвращались в роскошный отель «Эрмитаж».

– Слезла со старого и забралась на нового, да, Мелани?

– Что?

Стив жестом приказал ей поднять подбородок немного выше, прежде чем ответить. Они приехали на машине в Кап д'Антиб на фотосъемку в «Отель дю Кап».

– С Чарлза на Адама.

– Ты ошибаешься.

– Я никогда не ошибаюсь! – прорычал Стив. – Кто из них лучший любовник, Мелани? Если, конечно, ты хоть когда-нибудь позволяешь кому-нибудь дотронуться до твоего прекрасного тела. Может быть, из-за этого Чарлз так быстро порвал с тобой?

– Прекрати, – предупредила его Мелани.

– Ты предпочитаешь сама дотрагиваться до себя, так, что ли? Или… Я правильно догадался? Вы ведь с Фрэн всегда казались такими близкими…

– С меня хватит, – спокойно сказала Мелани.

– С тебя хватит? Ты с Фрэн?

– Нет, с меня хватит. Я предупреждала тебя.

Мелани взяла такси, чтобы добраться из Кап-д'Антиб обратно в Монте-Карло. Адам работал у себя в гостиничном номере, когда Мелани вернулась.

– Это случилось еще в октябре? Почему ты тогда ничего не рассказала мне?

– Я думала, что сама справлюсь с этим. Я действительно справлялась сама. Все было нормально – неприятно, но терпимо, – не считая последних трех месяцев.

– Хорошо. – Адам на мгновение нахмурился, а потом улыбнулся. – Ты ужинаешь со мной – вернее, смотришь, как я ем, – в семь. – Ужинаю с тобой?

– Да. Я заказал столик в «Габриелле».

Спустя четыре часа, в то время как Адам и Мелани ужинали в самом романтичном ресторане княжества Монако, Стив Барнз мчался на сумасшедшей скорости в аэропорт Ниццы. Стив возвращался обратно в Нью-Йорк; Адам только что уволил его.

– Кажется, ты принял крайнюю меру, – пробормотала Мелани.

– Недостаточно крайнюю, – поспешно поправил ее Адам. – Нет никакого прощения Стиву за то, что он сделал.

– Может быть, это моя вина, – нахмурилась Мелани.

– Ты оказалась не единственной пострадавшей. Я сделал несколько телефонных звонков, прежде чем встретился со Стивом. Он вел себя подобным образом уже много лет.

– Фрэн говорила, что он так же обращался и с ней.

– Боже мой, почему же никто не рассказал мне об этом?

– Из страха, полагаю. – Мелани наклонила свою золотистую голову.

– Эй… – Адам протянул руку между светло-розовыми свечами и коснулся пальцами ее покрасневших щек. – Никогда и ничего не бойся говорить мне, ладно?

Глаза Мелани ответили ослепительной, счастливой вспышкой голубого цвета.

– Никогда?

– Никогда.

Мелани тихо рассмеялась и взяла его руку в свои ладони.

– Ты добрый человек, Адам Дрейк.

Чарлз стоял в дверях. Портье в отеле «Эрмитаж» сообщил ему, что мадемуазель и месье ужинают в «Габриелле». Чарлз мог бы подождать, пока она вернется в гостиницу, но…

Он отчаянно хотел видеть Мелани. Он собрался в эту поездку импульсивно, подгоняемый своим безудержным до боли желанием и одиночеством; он так сильно скучал по ней! Может быть, если он расскажет ей о себе то, что сам знал, она захочет попробовать рискнуть хотя бы на то, что они могли бы иметь.

Чарлз отчаянно хотел увидеть Мелани, и от этого отчаяния у него в голове родилась фантазия о возможности быть с ней вместе. Но теперь, когда он смотрел на Мелани, как она смеется, как она счастлива с Адамом, его мечта растворилась в горькой действительности.

«Ты не можешь дать ей счастья, – напоминал ему внутренний голос. – С тобой происходит что-то неладное. Позволь ей уйти. Ты не имеешь права мешать ей».

Чарлз развернулся, чтобы уйти, но его остановил голос Адама.

– Чарлз!

– Чарлз, – тихо промолвила Мелани. Не взглянув на Адама, Мелани вышла из-за стола и быстро направилась между столиками к Чарлзу.

– Привет. – «Я получил твою открытку. Я тоже скучал по тебе. Я люблю тебя». – Я был поблизости. Я просто… мой самолет улетает через два часа.

В ресторане воцарилась тишина; навострив уши, посетители с любопытством наблюдали за знаменитой парой.

– Давай уйдем отсюда.

Ресторан «Габриелла» располагался на крутой скале. Узкие проходы петляли среди садов, расположенных между террасами. Через несколько мгновений после того, как Чарлз и Мелани вышли из ресторана, они исчезли в густом зеленом лабиринте.

– Скажи мне, почему ты приехал, – спокойно произнесла Мелани, когда они, наконец, остановились, скрывшись от любопытных глаз. – Ты ведь не был поблизости.

– Нет. Я приехал, чтобы увидеть тебя. – «Чтобы рассказать тебе об удивительной фантазии, которая родилась в моей голове». Чарлз вздохнул. – Я приехал объяснить, почему это… у нас… ничего не получится.

– Почему? – «Нет, ничего не говори мне, Чарлз. Я не хочу это слышать».

– Я не стою тебя, Мелани. Увидев тебя с Адамом…

– Между мной и Адамом ничего нет! Чарлз, ты же не веришь в то, что у меня с Адамом что-то может быть.

– Нет, – искренне ответил Чарлз. – Но Адам или кто-то другой, похожий на Адама, может дать тебе счастье, которого ты заслуживаешь.

– А ты не можешь?

– Никогда не мог, разве не так?

– Мог.

– Нет. Я обидел тебя. Не нарочно, но так получилось. Все дело во мне, Мелани. У меня есть скрытые пороки… – «А ты безупречна».

– Я не могу в это поверить! – Глаза Мелани загорелись от злости. – Это моя уловка: «Тебе будет лучше без меня». Ты не мог бы придумать что-то другое?

– Нет, это правда. – Чарлз не мог смотреть ей в глаза. Он ненавидел себя за то, что причинил ей боль.

– Зачем ты на самом деле приехал, Чарлз? Чтобы поглубже воткнуть нож мне в сердце?

– Мелани.

– Тогда воткни его. Скажи мне правду: «Ты не достойна меня, Мелани. Мне скучно с тобой, Мелани». – Ее глаза наполнились слезами, и она побежала от него прочь.

– Нет, – прошептал он, когда она скрылась в зеленом лабиринте.

Чарлз кинулся было за Мелани, но потом остановился. Разве это поможет ей? Она не поверила правде, и она не может верить в то, что сказала о самой себе. Она была слишком хороша для него; он мог бы провести с ней всю свою жизнь, и ни на секунду ему не стало бы скучно. И она это знала, разве не так?

Конечно, она знала это. Злые слова, полные презрения за его глупость, облегчали ей возможность ненавидеть его, облегчали ей возможность забыть его, облегчали ей возможность идти своей дорогой в этой жизни.

Чарлз не пошел за Мелани. Больше ему нечего было сказать ей.

Глава 21

– Фейерверк в Монте-Карло! Добрый вечер. Я – Вивека Сандерз, и вы смотрите передачу «Обозрение Вивеки». – Камера начала снимать лицо Вивеки крупным планом. – Вчера стычка между топ-моделью Мелани Чандлер и процветающим фотографом мира моды Стивом Барнзом завершилась поспешным отъездом фотографа с Лазурного берега. Всего несколько часов спустя после разрыва успешных деловых отношений с мистером Барнзом мисс Чандлер поставила точку на романе, который с мая очаровывал весь Манхэттен.

На телевизионном экране появилось изображение гавани Монте-Карло, заполненной яхтами.

– Прошлым вечером, – продолжала Вивека, – Чарлз Синклер приехал в Монте-Карло и обнаружил, что Мелани Чандлер наслаждается ужином наедине с магнатом модельного бизнеса Адамом Дрейком. Мелани и Чарлз удалились для выяснения отношений с глазу на глаз, после чего Чарлз поспешно покинул Монте-Карло.

На экране вновь появилось лицо Вивеки. Ее глаза горели, а пухлые губы расплылись в подобии улыбки.

– Двое этих мужчин вернулись в Нью-Йорк сегодня. Однако ни Чарлз Синклер, ни Стив Барнз не прокомментировали случившееся. В это же время на Французской Ривьере новый фотограф счастлив фотографировать лучшую в мире топ-модель. Возможно, сегодня вечером никто не помешает романтической трапезе Адама и Мелани…

– Проклятая сука! – прошипел Стив, когда на экране телевизора изображение самодовольного лица Вивеки сменилось рекламой.

На другом конце Манхэттена Чарлз выругался в адрес того же самого лица, выключил телевизор и бросился вон из своей квартиры.

«О Мелани! – думала Брук. – Как ты могла так поступить с Чарлзом? Ты ему была так дорога…».

Зазвонил телефон. Это был Эндрю. Он хотел обсудить порядок свидетельских показаний в судебном разбирательстве по делу штата против Фортнера.

– Эллисон опять больна, Брук, – тихо сказал Эндрю, когда они с Брук разработали стратегию выступления в суде.

– Мне очень жаль, Эндрю.

– Брук, если бы я только мог просто встретиться с тобой. Я так нуждаюсь в поддержке.

Брук улыбнулась, подумав о своем красивом, настойчивом друге.

– Ты женатый человек с политическими амбициями. Даже намек на скандал может разрушить все твое будущее.

– Предоставь мне самому волноваться по этому поводу. Кроме того, Брук, мой брак несчастлив. И как только Эллисон поправится, я собираюсь положить ему конец.

Брук знала, что это говорит раздражение Эндрю, а не его сердце. Эндрю никогда не покинет Эллисон. Может быть, сам Эндрю не слышал нежность в своем голосе всякий раз, когда произносил имя Эллисон, но Брук это слышала.

Брук размышляла о том, проявил бы к ней интерес Эндрю, если бы был холостым. Сейчас она представляла для него запретный плод и награду за настойчивость. Заместитель окружного прокурора любил призы и риск, а еще ему нравилось выигрывать. «Но мы же не мистер Рочестер и Джен Эйр, – рассуждала Брук. – Наши отношения совсем не похожи на страстную, отчаянную любовь, на пути которой стоит сумасшедшая жена».

– Мне нужно прочитать свидетельские показания, Эндрю, особенно сейчас, когда мы изменили порядок опроса свидетелей.

– Брук…

– Не могу, – извиняющимся тоном сказала Брук. Она не отказывала конкретно ему, она отказывалась от подобной ситуации. Она надеялась, что он все знает и понимает ее.

– Ладно. – Эндрю рассмеялся тихо, без усилий. – Увидимся в зале суда.

– Да. – «Хорошо, что он действительно все знает». – Спокойной ночи, Эндрю, – тихо добавила Брук.

Брук услышала в отдалении звук сирен. Была почти полночь. Звук сирен, полночь и чересчур жаркая, влажная погода сентября навалились на нее одновременно.

Но теперь звуки сирен слышались ближе. Брук выглянула из окна и увидела патрульные машины полицейского управления Нью-Йорка, две машины «скорой помощи» и бригаду врачей, входящих в дом, где находилась ее квартира. Она наблюдала, как люди в униформе ринулись внутрь.

Брук быстро сняла халат и надела джинсы, светлую хлопчатобумажную блузку и тапочки для тенниса. Коридор перед ее квартирой был заполнен другими жильцами дома: некоторые из них спешили на место преступления, а другие шли медленно, неохотно, но не в силах сдержать любопытство.

К тому времени, когда Брук добралась до нужной квартиры, двумя этажами ниже, она слышала только одно слово, его произносили – шепотом, еле слышно, с визгом – снова и снова: убийство.

Дверь в квартиру была распахнута, но вид внутренней части полностью загораживали полицейские.

Брук знала женщину, которая жила в этой квартире. Белинда Казинз была всего на несколько лет моложе Брук. Ей принадлежало управляемое ею же известное рекламное агентство на Мэдисон-авеню. Белинда и Брук относили белье в прачечную в одно и то же время – в одиннадцать часов вечера по пятницам. «Где же достойные мужчины?» – смеясь, спрашивали они друг друга. Они обсуждали, насколько безопаснее жить здесь, в недорогом, не очень-то охраняемом здании, чем в роскошном пентхаусе на Пятой авеню. Правда, у Брук не было другого выбора, зато у Белинды был.

Брук подошла к одному из офицеров полиции.

– Я Брук Чандлер из окружной прокуратуры. – Брук улыбнулась, вспомнив о своих потертых джинсах и взъерошенных волосах. – Я здесь живу, – объяснила она. – Могу я войти внутрь?

– Если хотите, мэм, мисс Чандлер. – Полицейский отступил в сторону.

– Не пускайте ее сюда!

– Ник, – прошептала Брук. Она узнала его голос и увидела его – его спину, – наклонившегося над чем-то.

Импульсивно она направилась к нему.

– Уходи отсюда, Брук! – прошипел Ник через плечо.

– Ник, я… – промолвила Брук. Предостережение Ника запоздало. Она уже стояла посреди забрызганной кровью комнаты. И хотя Ник пытался защитить ее и не дать ей увидеть то, что видел сам, заслонив своим телом искалеченный труп ее подруги, Брук увидела достаточно.

– О Господи, – тихо промолвила Брук, невольно закрыв лицо руками.

Ник не мог подойти к Брук. Он не мог допустить, чтобы, она увидела лицо, вернее, то, что было когда-то лицом Белинды. Ник даже не мог обернуться; он только мог слышать возглас Брук за своей спиной.

– Ник!

– Возвращайся назад в свою квартиру, Брук, – поспешно прошептал Ник. – Пожалуйста.

– Я знаю ее, Ник. Ты можешь ей помочь, ведь так?

– Боже мой, кто-нибудь, пожалуйста, выведите ее отсюда! – сердито рявкнул Ник через плечо.

Прошло три часа, прежде чем Ник смог покинуть место преступления. Ему нужно было все увидеть и обдумать по горячим следам. Ник должен искать улики на этой бойне. Еще ему необходимо справиться с собой, прежде чем он встретится с Брук.

Ник увидел полоску света под ее дверью. Конечно, она не сможет заснуть. Да и кто бы смог? Ник размышлял, ждет ли она его…

– Брук, – тихо позвал он, не постучав в дверь.

– Ник?

– Да.

Брук нерешительно открыла дверь. Она была напугана. Как только Брук увидела Ника, она открыла дверь шире.

– Ник, – прошептала она. Ее темно-синие глаза наполнились слезами.

Ник чувствовал себя почти так же беспомощно, находясь всего в двух шагах от Брук, как чувствовал себя три часа назад, когда не мог пошевелиться, чтобы Брук не увидела искалеченного тела Белинды Казинз. И сейчас Ник просто открыл свои объятия, и Брук с благодарностью припала к его груди. Когда Ник обнял ее, чувство беспомощности исчезло. Брук прильнула к нему, уткнувшись лицом в грудь, и заплакала. Ник гладил ее по прекрасным каштановым волосам, успокаивая ее и мечтая стереть ужасную картину из ее памяти.

Когда Брук, наконец, освободилась из его объятий, Ник почувствовал пустоту. Он нуждался в том, чтобы его тоже утешили. Она принесла ему успокоение, даже сама не подозревая об этом.

– Это был он, да? Маньяк, появления которого ты так боялся?

– Думаю, да, – сказал Ник. Он был уверен в этом. – Почему ты спрашиваешь?

Брук колебалась.

– Я помню, каким тоном ты говорил со мной, когда убили Памелу Роудз. Словно ты видел что-то такое ужасное, что не передать словами. Что-то похожее на это.

– Там было то же самое, – сказал Ник. «Возвращайся в мои объятия, Брук. Позволь мне обнимать тебя».

– Я приготовила кофе.

– Уже три часа ночи. Ты не собираешься утром идти на работу? Например, часа через четыре или пять?

– Нам хватит кофе на четыре или пять часов. Нам обоим, – спокойно ответила Брук.

Ей не хотелось оставаться одной.

Брук и Ник разговаривали до рассвета, пока не пришло время встретить новый день.

После того как Ник взял обещание с Брук, что она установит на двери глазок, – он надеялся, что управляющий домом уже работает над этим вопросом, – и щеколду, они не обсуждали ни убийство, ни преступления, ни работу, ни юридические проблемы. Вместо этого они разговаривали о его литературном творчестве, о его опубликованном коротком рассказе, о новой истории, которую он начал писать, а еще о книгах и пьесах, о фильмах и о песнях. И немного рассказы вали друг другу о своей жизни.

И как раз перед тем как осеннее солнце окрасило в желтый цвет небо над Манхэттеном, когда высохли слезы Брук и она чувствовала себя уже слишком усталой, чтобы контролировать себя, а еще ей было просто необходимо выговориться кому-то, и поскольку их навеки связали воспоминания об увиденной мертвой женщине, Брук призналась Нику, как она разозлилась на свою пустоголовую, эгоистичную, бесчувственную сестру за то, что та причинила боль Чарлзу Синклеру.

«Ты бы не стала так переживать насчет того, что Мелани закончила любовный роман, Брук, – думал Ник, – если бы ты так сильно не переживала за ее любовника».

На этот раз крови было меньше. У меня получается лучше – в результате практики достигается совершенство. Эта умоляла меня так неистово!!! Я терпеливо объяснил ей, что это не моя вина. У меня не было другого выбора! Другая женщина подписала ее смертный приговор. Не думаю, что она поверила мне. По край ней мере на этот раз было меньше крови.

Он закончил писать и закрыл альбом в голубом кожаном переплете. Тщательно вымыл в раковине испачканный в крови нож, вытер блестящее лезвие мягкой тряпочкой, вытащил из ящика стола оселок и начал точить смертельное оружие, готовясь к «следующему разу».

«Следующий раз должен быть», – подумал он улыбаясь… Если только не случится что-то, что остановит его, – все зависит от нее, – он убьет снова, ровно через месяц.

Мелани вернулась из Европы первого октября. Она дождалась семнадцатого октября и за две недели до их дня рождения позвонила Брук. Мелани не знала, смогут ли они с Брук попробовать опять. Все, чего они добились – хрупкое начало дружбы, – было разбито вдребезги отношениями Мелани с Чарлзом. Из-за неодобрения Брук, из-за явного презрения Брук к безрассудству Мелани для них оказалось невозможным быть вместе. За исключением Дня независимости, когда они держались друг с другом холодно и вежливо на расстоянии, Брук и Мелани не виделись с той самой встречи в «Плаза».

Теперь отношения Мелани с Чарлзом прекратились, как и предполагала Брук. Брук оказалась права. Она всегда была права. Мелани не знала, смогут ли они с Брук попробовать еще раз, но если бы сестра этого захотела…

«Почему Брук может не хотеть этого?» – размышляла Мелани, набирая номер телефона. В конце концов, Брук ничего не потеряла. Эта она, Мелани, потеряла все, включая собственную гордость.

– Привет, Брук. Это…

– Мелани? – из чувства долга спросила Брук. – Как было в Европе?

– Прекрасно. – «Ужасно». – А как у тебя на работе?

– Замечательно. Много дел.

– Ты занимаешься расследованием дела Манхэттенского Потрошителя?

– Чем?

– Тем злодеем, который убил Памелу Роудз, – начала Мелани. Памела Роудз была одной из женщин Чарлза, как и она сама, – просто имя в длинном любовном списке Чарлза Синклера. – Прошлой ночью он убил Райан Джентри, актрису. Вероятно, в сентябре он убил кого-то еще. Меня изумляет…

– Прошлой ночью? О нет, – пробормотала Брук. Она этого еще не слышала. Она провела целый день в архиве юридической библиотеки Колумбийского университета и даже не посмотрела вечерний выпуск новостей. – Кто окрестил его Манхэттенским Потрошителем?

Брук знала, что не Ник. На самом деле это, возможно, даже приведет его в бешенство.

– Не знаю. Средства массовой информации, полагаю.

– О! – В памяти Брук всплыл ужасный образ останков Белинды Казинз. Психопат жестоко убивал красивую, преуспевающую молодую женщину Манхэттена. И он выбирал своими жертвами таких женщин, как Мелани – ее сестра, ее близнец. Внезапно Брук ощутила тревогу. Если когда-нибудь что-нибудь случится с Мелани…

– Я подумала, может быть, тебе захочется прийти ко мне в день нашего рождения, – нерешительно предложила Мелани.

– Да, Мелани. С удовольствием.

– Брук? Это Ник.

– Я только что узнала об этом. Мне очень жаль.

– Мне бы хотелось поговорить с тобой насчет этого дела. Мне нужно с кем-то поделиться своими мыслями. – Тон Ника был будничным и деловым. Это и было его работой. – С тобой, – добавил он с нежностью.

– Ладно, – нерешительно согласилась Брук.

– Брук, ради Бога, я не собираюсь показывать тебе фотографии. – Нежность в голосе внезапно исчезла. Он был таким уставшим – слишком уставшим, – и поэтому ему сложно было контролировать свои чувства; но он признавался, что разгневан только ею единственной. – Извини. Может быть, это и не такая уж хорошая мысль.

– Я только что собиралась съесть на ужин сыр и крекеры. У меня их достаточно для нас обоих.

– Отлично.

– Итак?

– Через тридцать минут. Спасибо, Брук.

Ник приехал через тридцать пять минут. Он остановился по дороге – и на это ушло пять минут, – чтобы купить бутылку шампанского.

– Мне нравятся глазок и щеколда на твоей двери. – Ник не был дома у Брук и не видел ее со времени убийства Белинды Казинз.

– Ты выглядишь действительно очень уставшим. – Темные круги под серыми глазами и затуманенный взгляд свидетельствовали о многочисленных бессонных ночах.

Брук знала, что Ник был занят. За последний месяц он несколько раз звонил ей на работу. Ему хотелось знать, все ли с ней в порядке. Спала ли она все еще с зажженным светом? Брук подтвердила это, но она хотя бы действительно спала.

И ей казалось, что большего она не могла бы рассказать ему.

– Необычайно жаркое, влажное лето закончилось серией нераскрытых убийств, – объяснил Ник, пожав плечами. Задумчивые темно-синие глаза Брук продолжали пристально смотреть на него. Ник улыбнулся. – Ну, продолжай, произнеси это вслух: «Ты выглядишь ужасно, Ник».

Брук слегка нахмурилась. Она думала совершенно о другом. «Ты такой красивый, Ник». Именно так все говорили о нем: великолепный, сексуальный, обольстительный Ник Эйдриан, лейтенант с томными глазами. Брук никогда раньше не задумывалась об этом. В конце концов, считая сегодняшний вечер, она его видела всего лишь четыре раза в жизни.

– По-моему, ты голоден, Ник.

Они ели сыр и крекеры, пили шампанское и разговаривали об убийце-маньяке.

– Они действительно называют его так? – Ник был явно раздражен кличкой Манхэттенский Потрошитель.

– Да. – До приезда Ника Брук посмотрела выпуск новостей. Все телестанции использовали это прозвище. Завтра эти слова – «Манхэттенский Потрошитель» – появятся в заголовках газет.

– Что заставляет их прославлять преступников? Нет ничего доблестного в том, что совершает этот человек. Он – воплощение зла, неимоверного зла. – Ник чувствовал, как растет его гнев.

– Точно так же они говорят о террористах, руководящих похищением людей или взрывом бомб, – спокойно сказала Брук.

– Это тоже приводит меня в бешенство. – Ник улыбнулся, и чувство гнева исчезло.

– Райан Джентри, – спокойно назвала Брук имя убитой женщины. – Я читала статью о ней в последнем воскресном номере «Таймс».

– Самая очаровательная актриса Бродвея, – кивнул головой Ник.

– Они все были особенными, разве не так? Молодыми, талантливыми и преуспевающими.

– Да. Совсем как…

– …моя сестра.

– Совсем как ты. Самый молодой помощник окружного прокурора Нью-Йорка.

– Я даже не подумала о себе. Я не такая, как эти женщины, – улыбнулась Брук.

– Нет, такая. – Серые глаза Ника были серьезными и выражали беспокойство. – Тебе нужно быть очень осторожной, Брук.

– Я осторожна, – заверила его Брук, но это не было правдой. Она могла бродить по Манхэттену, так погрузившись в обдумывание какого-нибудь судебного дела, что ничего не замечала вокруг. Ей надо быть осторожнее, хотя это и не имеет никакого отношения к убийствам Манхэттенского Потрошителя. – Эти женщины не были убиты случайно, на улице, – добавила Брук. – Они находились у себя в квартире.

– Да. Не обнаружено никаких следов взлома, и все они были одеты как на свидание.

– Тогда это должен быть мужчина, которого они все знали.

– Если и есть такой мужчина, то мы не сможем найти его. Не похоже, чтобы между этими тремя женщинами была какая-то личная связь.

– Ладно, тогда это должен быть кто-то, о ком все они знали и кого, у них не было причин бояться. Кто-то известный, кого и ты, и я… – Брук замолчала.

Именно это пугало Ника. Убитые женщины были умными, сообразительными, опытными; их нельзя было обвести вокруг пальца. И вместе с тем они впускали – приглашали – этого ненормального к себе домой. И, несмотря на успехи Брук, на ее блестящий ум, на ее проницательность и хитрость высокопрофессионального специалиста, было в ней что-то вроде доверчивой наивности.

– Есть одна-единственная вероятность. Он может быть кем-то, кого мы все легко бы узнали. Кто еще?

– Кто-то с правдоподобной легендой.

– Например?

– Например, пишущий книгу о карьере женщины восьмидесятых годов. Это сейчас очень модно.

– Хорошо. Итак, преступник или просто известен и они хотели бы встретиться с ним, или же он подбирается к ним через то, что для них имеет самое большое значение, – через их работу.