Текст книги "По велению сердца"

Глава 28

И Марша справилась. С помощью Кэрри сумела внушить матери и отцу, что слишком устала, чтобы ехать на бал к Морриси. Дженис, Питер и Грегори должны были ехать с родителями. Роберт и Синтия отправились в дом по соседству на день рождения кого-то из своих юных друзей. Им предстоял изысканный обед в отеле «Кларендон», с настоящей французской кухней.

– Спасибо вам, Кэрри, – сказала Марша горничной.

– Уж и не знаю, стоило ли вам помогать. – Кэрри кусала губу.

Марша взяла ее руку в свои.

– Не корите себя; вашей вины здесь нет. Я не ребенок, а взрослая женщина.

– Это правда, – прошептала Кэрри, застегивая платье хозяйки.

Сначала Марша выбрала простое платье, одно из своих любимых, которые носила, работая в школе. Она все еще хранила их в дальнем углу шкафа. Но затем, в последнюю минуту, остановилась на новом наряде, который доставили только сегодня. Розового цвета, того же оттенка, что закат, который они с Дунканом наблюдали когда-то над Ирландским морем.

– Взгляните на дело по-другому, – предложила она Кэрри. – Вы как няня в «Ромео и Джульетте» – верная наперсница Джульетты. Она видит истинную любовь Ромео и Джульетты, помните? Не станем думать, что позже няня сделалась более практичной.

Кэрри просияла.

– Значит, вот что вы чувствуете? Истинную любовь?

Марша поджала губы.

– Знаю только, что не могу перестать о нем думать днем и ночью. Мне бы беспокоиться об Оук-Холле, но…

– Вы всего лишь человек, миледи, – перебила Кэрри, надевая на шею Марши нить жемчуга.

– Знаю, но у меня миссия. Призвание. Оно в Оук-Холле, а не в романтических чувствах. Кажется, здравый смысл мне изменяет.

Кэрри заглянула в зеркало поверх плеча Марши. Глаза ее сияли.

– Вероятно, хватит нам читать монологи.

Марша рассмеялась.

– Вероятно, да. Но от Шекспира, моя дорогая, я никогда не отрекусь. И вам не советую.

Кэрри вздохнула.

– Какой отвратительный конец в «Ромео и Джульетте»! Так и хочется его поменять.

Они переглянулись уже без смеха. Марша взяла сумочку.

– Жизнь – не только розы и солнечный свет, – сказала она.

Кэрри улыбнулась.

– Конечно, нет, миледи.

– Но это не значит, что мы должны отказаться от поисков своего счастья. – Марша ответила ей с улыбкой. – Нужно радоваться тому, что нам еще не слишком поздно найти счастье и для себя.

– Я очень хочу, чтобы вы его нашли.

– А я желаю счастья вам. Я заметила, что вам, кажется, нравится Уильям, а вы нравитесь ему.

Кэрри прыснула.

– Миледи! Вам вообще не следует замечать, что делается между слугами.

– Разумеется, я замечаю. – Марша подошла к окну. – Я вижу карету. – Она обернулась к Кэрри: – Вы помните, что должны делать?

– Да, миледи. Притворюсь, что увидела в бильярдной мышь. Сбегутся все слуги.

– А я ускользну через дверь кухни в сад, пока вы будете визжать. Возможно, Уильям сумеет вас успокоить.

Обе рассмеялись.

Приемы Кэрри отдавали чрезмерной драматичностью, но Марше это было на руку. Она сумела выбраться из дому незамеченной и направилась к стоянке наемных экипажей. Сердце ее глухо колотилось, когда экипаж лихо тронулся с обочины. Сегодня она совершит самый восхитительный – и самый глупый – поступок в своей жизни.

Влюбленная женщина и школьная начальница воевали в ней весь путь до нужного дома по Керзон-стрит. За два квартала до места назначения Марша увидела поразительное зрелище – над крышами домов вставала луна.

И влюбленная женщина победила. Когда на Лондон спустилась ночная тьма, ей невольно припомнилась страстная мольба Джульетты:

 
«Приди, святая, любящая ночь!
Приди и приведи ко мне Ромео»![1]1
  Перевод Б. Пастернака.


[Закрыть]
 

– Вы здесь, – сказал Дункан, стоя в дверях дома, как будто появление Марши было ответом на его мольбу, и быстро увлек ее внутрь дома.

Марша сбросила с головы капюшон. Дункан начал ее целовать прежде, чем она успела сказать хоть слово.

У Марши было такое чувство, будто она вернулась домой. Он обнял ее, и она поняла, что может наконец забыть тревоги и сомнения, которые цепко держали ее эти десять дней. Она изголодалась по Дункану. Боже, как она по нему изголодалась!

Отстранившись, Дункан взглянул на нее.

– Я тосковал без вас.

– И я без вас, – прошептала она.

Они улыбнулись друг другу, и Марша поняла – его переполняет головокружительное счастье, точно так же, как и ее саму.

Они были парой. Воистину дополняли друг друга.

– У меня здесь проверенная супружеская чета, – сказал он. – Он мастер на все руки, а заодно служит дворецким и лакеем. Она убирает и готовит. Я просил их приготовить нам совсем простой обед, и они уже накрыли на стол в гостиной, перед камином. – Он погладил ее плечи сквозь ткань плаща. – Они живут в пристройке и заверили меня, что не нарушат нашего уединения, поэтому вам совершенно не из-за чего беспокоиться.

Не из-за чего? А как же ее желание трогать его? Забыться в его объятиях? Отбросить правила, которым она неотступно следовала с тех самых пор, как допустила промашку с Финном?

– Звучит заманчиво, – сказала она.

Действительно, заманчиво. Сегодня она не будет директрисой. Сегодня она просто будет собой.

Она позволила Дункану снять с нее плащ и повесить его на крючок.

– Я еще не видел вас такой красивой, – тихо сказал он и снова ее поцеловал. Это был жаркий, требовательный поцелуй.

Она ответила с неменьшей страстью. Ее кожа горела там, где ее касались пальцы Дункана. Наконец пришло время перевести дух, и он проводил Маршу в гостиную так бережно, будто она была фарфоровой статуэткой. Она была удивлена и тронута его заботой, ясно читая в его взгляде, что он искренне надеялся доставить ей удовольствие.

На столике перед камином была приготовлена совсем простая трапеза: жареный цыпленок, свежевыпеченный хлеб, сыр, виноград и бутылка красного вина. К столику были придвинуты два уютных кресла. Все было обставлено с любовью и вниманием – для них двоих, для любовников.

Они ели и разговаривали о всяких пустяках, а Марша заодно услаждала и зрение, и слух – ведь она могла видеть и слышать Дункана. Еще бы уловить аромат лимона и пряностей, что витал в его дыхании. Но тут уж придется ждать следующего поцелуя, только когда же это будет? Она надеялась, что скоро.

Марша сделала глоток вина – пила уже второй бокал, и густая терпкая жидкость проложила огненную дорожку вниз по ее горлу.

Он тихо засмеялся.

– Вас, кажется, увлекла какая-то мысль. Вы о чем-то задумались?

– О вас, – просто ответила она. Вино помогло ей выражаться свободнее, чем обычно.

В его глазах пылал огонь, от которого сильнее забилось ее сердце.

– Я польщен. – Он улыбнулся уголком губ. – Расскажите, почему держали меня на расстоянии эти десять дней. Из-за того, что Финн появлялся на каждой вечеринке? Или потому, что мне не давала проходу леди Эннис? В чем причина?

Она отставила свой бокал. Как ему сказать? Однако сделать это необходимо.

– Лизандра сказала – я снова смогу занять пост директрисы в Оук-Холле при условии, что буду держаться подальше от вас. Она хочет вас заполучить!

В глазах Дункана она увидела удивление, затем гнев, хотя он очень старался казаться невозмутимым.

– Это было на ярмарке на Ридер-стрит, – продолжала Марша. – Лизандра попросила меня сесть к ней в карету, помочь развязать узел ридикюля. Разумеется, она придумала этот узел, чтобы сделать мне предложение, которое, с моей точки зрения, не что иное, как подкуп.

– Она не отличается порядочностью.

– Да, она такая, – согласилась Марша. – Мне пришлось держаться подальше от вас, потому что я раздумывала, что же мне делать. Вот почему я сажала Джо к себе в карету так, чтобы никто не видел. Если бы она узнала, что мы с вами виделись.

– Так вот почему мы встречались тайно?

– Конечно. Какой еще резон тут может быть?

Дункан болезненно поморщился, и Марша могла бы поклясться, что взгляд его сделался виноватым.

– Если вы хотя бы на минуту могли подумать, будто мне стыдно, что меня увидят вместе с Джо…

– При чем тут стыд? – мягко перебил он. – Просто нежелание поднимать волну, что я очень хорошо понимаю. Простите, я вас недооценил.

– И поделом, – сказала она. – Главное же состоит в том… – Она почувствовала, как жарко бьется жилка на ее шее. – Я больше не могу от вас скрываться.

– Почему? – спросил он.

Марша смотрела в камин, где полыхал, потрескивая, огонь.

– Почему, Марша? – повторил он свой вопрос.

Она покачала головой. Внезапно языки пламени ярко вспыхнули, слепя ей глаза.

– Потому что я хочу быть с вами. – Она закрыла руками лицо. – Мне даже страшно, до чего я этого хочу.

Дункан встал и помог Марше подняться.

– Посмотрите на меня, – приказал он.

Судорожно вздохнув, она взглянула ему в глаза.

– Вы оказали мне честь. – Его голос сделался хриплым. – И бояться вам нечего. Что тут может быть страшного? Вот вы. Вот я. Никого больше. Это наш с вами мир. Прямо здесь и сейчас.

Он поцеловал ее, и тела их слились. А потом он подхватил ее на руки и медленно закружился с ней перед камином. Она льнула к нему, а он не переставал ее целовать.

– Дункан, – прошептала она, гладя его щеку ладонью, – это же невозможно.

– Возможно. – Уложив ее на диван, он провел дорожку жадных поцелуев вдоль щеки, вниз по шее – поцелуев, которые заставили ее выгнуть дугой спину и жалобно застонать. – Сегодня вы станете моей.

Ее пальцы перебирали его волосы, такие густые – просто наслаждение.

– Нет, – сказала она. – То есть я хочу, но…

– Я вас хочу, – перебил он. – Всю, без остатка. И я намерен на вас жениться.

– Я тоже вас хочу, – откликнулась она. – Но не могу выйти за вас. Не могу, и все.

Он покачал головой.

– Марша…

Она закрыла ему рот ладонью.

– Тише.

Он сел, подобрав под себя ноги, и она потянулась к нему и села, выпрямив спину.

– Неужели нам нельзя просто наслаждаться друг другом? Так, как мы уже пробовали?

Он вскочил с дивана, и около его губ залегли угрюмые складки.

– Мне этого мало. – Он отвернулся к огню, скрестив на груди руки. Прошло несколько минут томительного молчания, прежде чем он обернулся к ней.

– Умоляю, не просите об этом. – Марша тоже встала. – Просто любите меня, Дункан. Любите здесь, в этом маленьком милом домике.

Его глаза сделались средоточием мрака и света. Не говоря ни слова, он раздел ее, стянув с плеч платье и сорочку. Его язык обежал вокруг каждого соска, прежде чем он начал их посасывать. Губы его источали сладость и жар там, где касались ее кожи.

Она запрокинула голову, упиваясь этой чувственной лаской.

Потом его ладони, восхитительные ладони, двинулись по ее телу вниз. Платье и сорочка оказались на полу, лежа горкой розового и кремового. Марша осталась в одних панталончиках из французского кружева, изнемогая от желания его ласк.

Сначала его пальцы изучали завязки деликатного предмета одежды, мешающего видеть ее тело, а потом он встал перед ней на колени и осторожно спустил ткань вниз, целуя каждый дюйм ее живота, что открывался его губам. Потом настал черед светлых шелковистых волос, за которыми таился вход внутрь ее женского естества.

– О, Дункан! – воскликнула она, упираясь ладонями в его сильные плечи.

Заставив ее раздвинуть ноги, он коснулся языком той жемчужины, которую уже успел полюбить, и осторожно раздвинул пальцами складки женской плоти.

– Вы как цветок, – сказал он, дразня ее разгоряченное тело. – И вы цветете лишь для меня.

Она была с ним согласна, потому что он казался ей солнцем, и она открывалась ему навстречу, купаясь в тепле его обожания, – свободная, прекрасная и живая.

Но когда ее тело готовилось обрушиться содроганиями на его губы и шаловливые пальцы, он вдруг остановился. Взглянул на нее живыми карими глазами и, улыбнувшись, спросил:

– Мне продолжать?

Марша прикусила нижнюю губу.

– Да, пожалуйста, – прошептала она.

– Через минуту. – Его голос резал слух, точно песок. – Сначала нам нужно кое-куда пойти.

– Куда же?

– Наверх, в одну из комнат, предназначенных для гостей. Вы первая. – Он похлопал ее по бедру.

Она невольно рассмеялась.

Дункан зажег свечу возле лестницы и оставил ее там – освещать им путь наверх. По дороге щекотал ее ягодицы, и она смеялась. Дункану даже пришлось ее остановить.

– Держитесь-ка за перила, – приказал он.

Марша повиновалась, и он осторожно поставил ее ногу вверх на две ступеньки. Ей стало не до смеха, когда он вдруг поцеловал ее сзади – легкие, дразнящие поцелуи, от мочки уха, вниз по шее к нежному местечку между лопаток. Пальцы между тем дерзко мяли ее ягодицу, и очень скоро его раскрытая ладонь начала ласкать внутреннюю поверхность ее бедер. Она хватала ртом воздух, потому что голова шла кругом от этой упоительной ласки. Особенно когда он стал ласкать ее грудь свободной рукой, прокатывая сосок между пальцами.

– Дункан, – жалобно сказала Марша, протянув руку назад. Его брюки приводили ее в отчаяние – ей бы коснуться этого могучего, твердого ствола. – Я не могу больше.

– Хорошо, – прошептал он, касаясь губами ее шеи. Пальцы между тем продолжали свою дразнящую игру.

Ей снова пришлось ухватиться за перила – обеими руками. Но он снова остановился, прежде чем ее накрыла волна ослепительного чувственного восторга.

– Я забыл, – сказал он лукаво, и она почувствовала, что сходит с ума от наслаждения пополам с отчаянием. – Нам нужно добраться до одного волшебного места.

Должно быть, он понял, что у нее дрожат колени, потому что миг – и она оказалась у него на руках.

– Дункан! – Она снова засмеялась, пытаясь протестовать.

Но он перебросил ее через плечо, лицом вниз, и преодолел оставшиеся ступеньки с такой легкостью, словно она была не тяжелее перышка.

– Что вы делаете? – крикнула она в пол, наслаждаясь прикосновением его гладко выбритой щеки к собственной ягодице.

– Тащу вас к себе в логово, – ответил он зловеще, ласково гладя ее бедра.

Она инстинктивно вжалась животом ему в плечо – горячее и такое сильное.

– Это несправедливо. – Ткань сюртука заглушала ее голос. – Вы все еще одеты.

– Мы это быстро исправим.

Он осторожно поставил ее на ноги в комнате в сапфирово-синих тонах. Весело горел огонь в камине, пол был застелен золотистым обюссонским ковром. Кровать о четырех столбиках была скрыта сапфирово-синими шелковыми занавесями. Еще там были высокая конторка и секретер с бумагой и гусиным пером наготове.

Марша стояла напротив зеркала высотой от пола до потолка в массивной раме.

– Никогда не видела такого зеркала!

Он встал за ее спиной.

– Оно из одного из залов Версаля, – пояснил он, рассматривая ее отражение в зеркале. – Я хочу взять вас здесь.

Обвив руками ее талию, Дункан поцеловал ее в плечо. Пламя высвечивало их тела слева, а справа царил мрак.

– Взгляните, как вы прекрасны, – сказал он. – Как королева.

– Мне нравится. – Улыбнувшись, она положила его руки себе на живот. – Мы с вами будто на картине. – Обернувшись к Дункану, она поцеловала его жадными губами, и кровь закипела в ее жилах, отдаваясь глухим рокотом желания принадлежать ему и владеть им.

Они целовались в жарком исступлении, сплетая в любовном поединке языки, и она уже ждала иного поединка, иного проникновения.

Но это не должно было случиться. «Нельзя, – твердила она себе. – Ибо тогда он узнает».

– Было бы лучше, если бы вы тоже разделись, – прошептала она ему на ухо и поцеловала под подбородком. Кожа в этом месте была грубее, что показалось ей восхитительным.

– Прекрасная мысль. – Дункан отстранился, чтобы зажечь свечу на конторке.

Когда он снова повернулся к ней, у нее возникло желание сорвать с него одежду, до последней нитки. Он позволил ей начать, расправив плечи, выпрямив спину и слегка расставив ноги. Босые ноги прочно упирались в пол. Марша могла бы сказать, что он нисколько не смущен. И ей очень нравилось смотреть на него в зеркале. Его уверенность приводила ее в восхищение; это было очень по-мужски. Разве можно винить Дункана за то, что он гордится собой, ведь он великолепен! А самое главное – в его глазах горел огонь желания.

Дункан хотел ее. Это была головокружительная, пьянящая мысль. Но она, Марша, не могла его получить навсегда. Он ее только сейчас.

Но зачем об этом думать?

Она опустилась на колени, правым плечом к зеркалу, чтобы дернуть завязки брюк. Эрегированный ствол вырвался наружу. Она поспешно отпрянула, изумленно вздохнув.

– О-о! Я это чувствовала, но никогда… не видела. Щедрый подарок.

Он рассмеялся.

– Надеюсь, он заслуживает вашего одобрения.

Ее первым побуждением было схватить упругий, твердый ствол и поцеловать атласную головку. Так она и поступила, а в конце описала языком томительно медленный круг. Услышала его судорожный вздох. От боли? От удовольствия? Подняв голову, она увидела, что он наблюдает за ее отражением в зеркале. Его глаза подернула поволока – он таял от наслаждения.

Обернувшись через плечо, Марша посмотрела в зеркало. Действительно, очень возбуждающая картина.

Как и новые открытия. Обняв его ягодицы, она обняла член губами и принялась дразнить, проводя языком вниз-вверх по всей длине. Обнимала теплые круглые мешочки, гладила пальцами, касалась их губами. Заставила его стонать от наслаждения.

– Вы сущая лисичка, Марша Шервуд, – выдохнул он.

– А вам это нравится, – сказала она, отрываясь от своего увлекательного занятия.

– Господи, еще как! – ответил он.

Не касаясь его губами, она тихо подула на возбужденный ствол, жаждущий продолжения чувственного контакта.

– Вы меня дразните, – укорил он ее.

Она засмеялась.

– Полагаю, мне пора.

Осторожно подхватив под руки, он развернул ее лицом к зеркалу и, стоя за спиной, стал гладить ее тело от грудей к животу и ниже.

– Я хочу, чтобы вы стали моей. – Твердый ствол подпирал ее ягодицы. – Сначала в постели. Потом здесь, перед зеркалом.

Не дожидаясь ответа, он поднял ее и отнес в постель. Уложил на сапфирового цвета покрывале и лег рядом. Перевернулся на живот.

– Не могу на вас насмотреться. И распробовать тоже.

Отвел прядь волос, упавшую ей на глаз.

– Выходите за меня, Марша!

– Почему вы этого хотите? – Марша смотрела на него с улыбкой. Дункан был прекрасен – смуглый, сильный и великодушный.

Он улыбнулся.

– Есть очевидная причина. Очень практическая.

– Какая же?

– Миледи, мы уже не можем повернуть назад. – Он поцеловал ее нос. – Я вас скомпрометировал. Но я человек чести и хочу сознавать, что загладил свой проступок.

О Господи! Если бы он только знал.

– И это… все?

– Это прекрасный повод для женитьбы, не правда ли?

– Да. Но нет ли других причин?

Некоторое время он смотрел в огонь, потом взгляд карих глаз вновь обратился на нее.

– Вы мне нравитесь. Очень нравитесь. Мы могли бы составить отличную семью. Вы. Я. И Джо.

– Вы так думаете?

Он кивнул.

И она тоже так думала. Это была чудесная мечта, которая мечтой и останется.

Ее сердце упало. Она встала.

– Не знаю, о чем только я думала.

А чего она вообще ожидала? Что он скажет, что любит ее? Она едва сдержала горький смех. Ах, Шекспир! Слава Богу, есть его трагедии. Они подготовили ее к трагедии собственной жизни.

Дункан вскочил.

– Куда вы?

– Я ухожу. – Она направилась к двери мимо чудесного зеркала.

– Почему? – Схватив брюки, он быстро их натянул.

– Мне так надо. – Прикрыв руками грудь, она выбежала из комнаты и бросилась вниз по лестнице. Он бросился за ней по пятам.

В гостиной она поспешно схватила свое нижнее белье. Скорее одеваться! Он встал возле нее.

– Если вы выйдете за меня, вы сумеете стать счастливой, – попытался он заверить ее. – Я обещаю, что сделаю вас счастливой!

– Прошу вас, – сказала она, натягивая чулок, – оставьте меня.

Молчание в комнате становилось невыносимым. Она пыталась справиться с завязками корсажа. Дункан надел рубашку. Ее пальцы не слушались – Марша не хотела просить его о помощи – и бросилась к дверям парадного. Схватила плащ и набросила на плечи.

Дункан шел за ней. Рубашка была расстегнута, обнажая темные завитки волос на груди и плоские мышцы живота.

– Вы сейчас слишком взволнованны, чтобы рассуждать.

Он вдруг сделался Дунканом из далекого прошлого – те же повелительный тон, трезвый ум.

– Ничего подобного. Мой мозг работает, как никогда ясно. – Она завязала плащ под подбородком. – Я рада, что пришла к вам сегодня. Теперь я точно знаю, что мне делать – возвращаться в Оук-Холл.

– Марша!

– Дункан, я знаю, что вам нравится исправлять неправедное. Но есть вещи, которые не исправить.

Распахнув дверь и даже не потрудившись захлопнуть ее за собой, она побежала к наемному экипажу.

– Скорее! – велела она кучеру.

Затем забралась в экипаж, лицом к окошку. Кучер щелкнул кнутом.

Вот и конец ее иллюзиям.

Глава 29

На следующий день Дункан помогал Маргарет управиться с ее уроком игры на фортепиано.

– Как же так, милорд, – сказала она, – джентльмену с такими большими руками, как у вас, так легко играть. А когда играю я, звук такой, будто у меня все пальцы большие.

– Нужно больше практиковаться. – Дункан улыбался, но на душе скребли кошки. – Надеюсь, вы сможете упражняться, сколько пожелаете. Я вам доверяю – вы не станете делать этого в ущерб обязанностям по дому.

– Вы слишком добры, милорд, – сказала она.

– Нет. – Он взял несколько минорных аккордов. – Вовсе я не добрый, Маргарет.

Печаль минорных нот повисла в воздухе.

– Лорд Чедвик, – прошептала служанка, – что случилось?

Он сделал медленный вдох и медленный выдох.

– Неприятности с женщинами.

– О Боже мой! Это… это леди Марша?

Он медленно кивнул.

– Должно быть, она глупа, раз не оценила вас. – Маргарет явно было обидно за него. – Вы всегда выказывали ей уважение. Заботились о ней, защищали ее. – Она обиженно замолчала.

Дункан коснулся ее руки.

– Как мне повезло – иметь в доме такую преданную служанку.

– Мы все вам преданы, лорд Чедвик, что бы ни случилось. – И глаза ее вдруг наполнились слезами.

Руки Дункана замерли на клавишах.

– Что? – спросил он. – Что случилось? – Он был сбит с толку и снова испугался. Это был панический страх, который он уже испытывал – когда к нему приходила Эйслин.

Горничная молча сидела на скамье, ее нижняя губа дрожала.

– Маргарет, – приказал он, – говорите же!

Она собралась с духом.

– Мне нужно сказать вам нечто ужасное, милорд. Не знаю, долго ли смогу хранить это в тайне.

Он приготовился к худшему.

– Прошу вас, не говорите только, что и вы уходите!

– Конечно, нет. Я же вам только что сказала! Я вам верна. Вы заслуживаете моей преданности. Просто иногда кое-что происходит, и получается – то, что вы знаете о себе и о мире, – все неправда. Я вам предана, но я больше не могу быть счастливой. А мне так этого хочется. – Она смотрела поверх его головы на оплывающую свечу, стоявшую на каминной полке.

– Вы несчастны?

Маргарет поспешно кивнула.

– Мне очень грустно, – шепнула она.

– Но что произошло? Просто скажите. Я не стану на вас сердиться.

– Ладно. – Она кивнула.

Пришлось ему забыть о собственных бедах, ради того, чтобы стать хорошим слушателем и заботливым хозяином.

– Ваш брат… – Она замолчала. Глаза ее наполнились печалью.

– Мой брат? – Его сердце пустилось вскачь, снедаемое горем и тревогой. – Мой брат вас обидел?

– Нет, – прошептала она.

Слава Богу. Напряжение слегка отпустило.

– Но он обидел того, кого я любила, – продолжала Маргарет. – Знаю, что и вы ее любили.

Кого же Финн обидел? Еще одну женщину?

– Что он сделал? – Против воли Дункана его голос задрожал от гнева. – И кому?

– Это Эйслин. Он разбил ей сердце, – с тоской произнесла Маргарет.

Господи, только не Эйслин!

Надежды, которые он начал было питать насчет Финна, рухнули, словно карточный домик.

Эйслин была красивой девушкой лет двадцати с небольшим. Конечно, она не устояла перед чарами Финна! Дункану вспомнился вечер, когда он сказал брату, что Эйслин уезжает. С какой беспечностью воспринял Финн эту новость!

Он припомнил разговор с Эйслин накануне ее отъезда. Он должен был догадаться, что она говорит неправду!

Сейчас он был потрясен до глубины души. Его грызло чувство вины – он проявил преступное небрежение!

– Почему она не сказала мне?

– Она не хотела, чтобы вы знали, – пояснила Маргарет. – И она боялась. Не вас! Но она боялась вас огорчить.

– Итак, полагаю, никакой больной сестры не было.

Маргарет покачала головой.

– И никакой семьи, ради которой нужно было возвращаться в Друмри. Говорю вам – ей было невыносимо больно лгать вам. И ваших денег она не хотела. Просто не знала, как выпутаться из всей этой лжи.

– Понимаю, – грустно сказал он. – И нисколько ее не виню. – Он помолчал, прислушиваясь к возне Руби на кухне. – Когда это случилось?

Горничная, казалось, несколько приободрилась.

– Он увидел ее в тот же вечер, когда вернулся в Лондон. А во второй раз – когда вы привели его познакомиться с Джо. Думаю, он приходил сюда еще раз в ваше отсутствие, и после этого он прислал ей записку и попросил о свидании. Он был такой красивый, милорд. Ей льстило его внимание.

Задавая следующий вопрос, Дункан не смотрел на Маргарет:

– И он ее соблазнил?

– Да, – прошептала она. – Но она хотела быть с ним. Отдала ему свое сердце, вот почему ей пришлось уехать. Она не желала его больше видеть. Он сказал, что продолжения не будет, потому что это слишком рискованно.

– О Господи, – прошептал Дункан.

Маргарет утерла слезу.

– Бедняжка Эйслин! Он бросил ее раньше, чем она догадалась. Она сказала мне, что жалеет, что встретила его. Он ее одурачил. Она сказала, что не может ходить с гордо поднятой головой, как прежде.

Дункан закрыл глаза. Брат проделал этот трюк снова. Пронесся опустошительным ураганом, оставив позади еще одну несчастную женщину.

Проклятый Финн!

Дункан открыл глаза и попытался стать рассудительным и энергичным хозяином дома, каким и предполагала видеть его прислуга.

– Я рад, что вы пришли ко мне. Однако должна же быть причина, зачем вы мне все это рассказали.

– Я не могу больше выполнять мою работу так, как следует, – хмуро ответила она. – Не могу забыть того, что случилось с Эйслин. Сижу здесь с вами – а вы такой внимательный, такой заботливый! И я вдруг поняла – не дело, что вы не знаете правды. Эйслин тоже мучилась, но она очень боялась, что вы разгневаетесь. Узы крови очень сильны, милорд.

– Узы крови? – Он горько рассмеялся. – К черту узы крови! Я хочу, чтобы Эйслин вернулась.

Маргарет покачала головой.

– Слишком поздно, милорд. Она хочет начать заново. С самого начала.

Но что, если она ждет ребенка?

– Маргарет, мне нужно с ней увидеться. Мы должны быть готовы к осложнениям.

Интересно, скольких отпрысков Финна ему придется усыновить? Сколько раз придется вызволять брата из беды?

«Я знаю, что вам нравится исправлять неправедное. Но есть вещи, которые не исправить», – так сказала Марша. И только теперь его осенило: он никогда не мог исправить Финна!

И собственно, это не его задача.

Финн – взрослый человек. Да, у них был плохой отец. Да, возможно, Финн унаследовал его губительную склонность потакать собственным прихотям. Тем не менее Финн должен стать капитаном собственного корабля. Даже если этот корабль несет на гибельные скалы.

Дункан проглотил стоящий в горле ком. Наверное, лучше знать горькую правду и идти к новым горизонтам, нежели бесконечно преследовать некий мираж. Но он не знал, сможет ли он идти к новому горизонту, ведь Финн его брат!

Он снова закрыл глаза, пытаясь сопротивляться горю, поселившемуся в его сердце, которое уже болело – так сильно, что он поник головой. Маргарет коснулась его руки:

– Милорд?

Прошла целая минута, прежде чем он смог ответить ей со всей невозмутимостью:

– Да, Маргарет.

Что-то сделалось с его голосом. Возможно, это заметил только он сам. Столько лет Дункан учил себя казаться жизнерадостным, каковы бы ни были обстоятельства. Быть вожаком, который ведет за собой людей. Но его голос стал ровнее. Он почувствовал некоторое облегчение. В голове прояснилось.

– Думаю, вам не стоит беспокоиться из-за осложнений, к которым нам нужно готовиться, – сказала горничная. – Не стану сообщать подробности, но Эйслин сказала, что она не… – Покраснев, она умолкла.

Он понял.

Даже если и так, Эйслин все равно страдает. Женщина, которая была на его попечении, как некогда Марша. Как-то она справится с бедой? И сколько времени ей понадобится?

– В любом случае мне нужно с ней увидеться, – сказал он. – Я напишу ей прямо сейчас и начну готовиться к поездке. Тем временем позвольте заверить вас, что отныне вход в этот дом моему брату заказан. Я прослежу, чтобы Дженкинс выполнял это распоряжение самым строжайшим образом.

Маргарет утирала слезы.

– Я не могу просить вас об этом! Он вам брат, а я никто.

– Как это – никто? Ничего подобного, – возразил он.

– Но Эйслин теперь ничего не угрожает. А я не буду столь наивна, милорд.

– Так должно было случиться, и это не ваша вина. И не вина Эйслин. И не моя. Отвечать должен Финн. – Дункан встал из-за пианино.

– Мне очень жаль, милорд.

– Не стоит. И ни на миг не корите себя за то, что открыли мне глаза.

Маргарет тоже встала, ее глаза блестели от слез.

– Кто бы мог подумать, – сказала она так, будто ей стоило больших усилий высказать свои мысли вслух, – что такой красивый мужчина, с такой милой улыбкой окажется легкомысленным и жестоким с девушкой, у которой и без того жизнь не сахар?

– Да, – мягко сказал Дункан. – Кто бы мог подумать?

Маргарет ответила ему благодарной и грустной улыбкой, присела в реверансе и вышла.

«Ты знал», – напомнил ему внутренний голос.

Он проявил преступную небрежность. В своем ослеплении отказывался верить, что его собственный брат не ставит ни в грош других людей. Чувство вины – что Дункану повезло родиться здоровым и благополучно пережить детство – завело его в ловушку. Он старался давать Финну один шанс за другим, а это был тупик. Он даже позволил негодяю распутничать в собственном доме, выбирая в жертву слабых и невинных.

Достаточно.

Он мог бы пасть духом, но сумел взять себя в руки. Пошел прямиком на конюшню, оседлал лошадь и поскакал в Олбани, чтобы расправиться с Финном.

На этот раз пощады не будет.