Текст книги "По велению сердца"

Глава 30

Марша решила – правда в том, что она годится для постели, но не годится для брака. По крайней мере такого брака, который подразумевает любовь. Такого, как у отца с мамой.

Она знала это в глубине сердца, знала с тех пор, как Финн переспал с ней и уехал в Америку. Все это время она бежала от этой правды в надежде справиться с любовью. В надежде, что работа, приносящая ей радость, сделает эту правду менее болезненной, менее суровой.

Когда граф предложил выйти за него по двум важным причинам – и ни одна из них не звалась любовью, – эта безобразная правда снова подняла голову. Боль этой правды и ее позор чуть не согнули Маршу вдвое.

Вот почему ей нужно окончательно выбросить из головы лорда Чедвика и думать только об Оук-Холле. Она туда вернется, но на сей раз по-другому, и путь этот будет нелегок.

Когда-нибудь она поймет, что потеряла слишком много.

Прошла мучительная неделя после злосчастного свидания с графом. Вернувшись домой после краткой вылазки в библиотеку в обществе Питера, Роберта и Синтии, в гостиной родителей Марша обнаружила мистера Латтимора, когда прочие гости давно откланялись.

– Мистер Латтимор?! – Ее вдруг охватила самая настоящая ярость. Мало того, что ей следует забыть лорда Чедвика! Видеть снова Финна она не желала ни за что и никогда.

Маркиза Брэди схватилась за сердце.

– Марша, что на тебя нашло?

Дженис сидела, открыв рот. Оба брата и Синтия смотрели на нее во все глаза, точно она была «Женщиной-которая-не-горит-в-огне» на Варфоломеевской ярмарке.

Финн, однако, хранил спокойствие. Просто встал, с обычной приветливой улыбкой на лице.

– Как приятно видеть вас, леди Марша. – Голос его был исполнен теплоты и серьезности. – И вас тоже, Питер.

Питер, которому пришлось нести все выбранные ими книги, кивнул, тряхнув копной непослушных волос.

– Привет, Латтимор. Красивый галстук.

– Благодарю. – Финн перевел взгляд на Роберта: – Как дела, лорд Роберт?

Роберт радостно улыбнулся:

– Очень хорошо, благодарю.

– Леди Синтия, вы сегодня прелестны. – Финн был само воплощение учтивости настоящего джентльмена.

– Благодарю. – Она присела в изящном реверансе.

Марше захотелось пинком выгнать его из гостиной, а затем и на улицу. Должно быть, он угадал ее мысли.

– Я уже ухожу, – сказал он весело и повернулся к леди Брэди: – Благодарю за гостеприимство. Вы прекрасная хозяйка – как всегда.

– Это вы доставили мне удовольствие, мистер Латтимор, – сказала маркиза, просияв.

Он повернулся к Дженис, поднес к губам ее руку и поцеловал.

– Буду рад сопровождать вас в Воксхолл сегодня вечером. – К счастью для него, он сохранял легкий, светский тон. Вложи он в свои слова чуть больше теплоты – и Марша выхватила бы у Питера книгу да запустила бы ею в наглеца.

Дженис улыбнулась в ответ:

– И я буду рада.

Он повернулся к маркизе и маркизу:

– Я приеду за ней в сопровождении лорда и леди Грин.

– Прекрасная чета, – сказала маркиза. – Мы с леди Грин знакомы уже двадцать лет.

– Остальные встретятся с нами уже в Воксхолле. – Он дружески взглянул сначала на Маршу, потом на Питера. – Вы можете к нам присоединиться. Уверен, места хватит всем.

– Я бы с удовольствием, – сказал Питер. Глаза его сияли.

– Нет, спасибо, – холодно отказалась Марша.

Повисло неловкое молчание. Затем заговорила маркиза:

– Вы уверены, мистер Латтимор, что найдется место для Питера? Похоже, вы всегда меняете планы нам в угоду.

– Вполне уверен, – твердо ответил он. – Никакого беспокойства, леди Брэди.

Маркиза и Дженис смотрели на него так, будто он святой.

– Мне никогда не надоедает смотреть фейерверки, – сказал Питер. – Благодарю вас, мистер Латтимор.

У Роберта и Синтии вытянулись лица.

– Очень скоро вы оба тоже поедете кататься по Темзе и любоваться видами Воксхолла, – сказала маркиза. – Наберитесь терпения.

– Если они выйдут меня проводить, я найду в своей седельной сумке нечто такое, что смягчит их разочарование, – сказал Финн. – Засахаренные сливы от «У Гантера»!

– Ура! – вскричали одновременно Роберт с Синтией и бросились к дверям, как малые дети. А ведь она – цветущая юная леди, а он – почти взрослый мужчина.

Рассмеявшись, Финн повернулся, чтобы пойти за ними.

Марша встретилась с ним глазами. «Я вижу вас насквозь», – говорил ее взгляд.

С сердечной улыбкой на губах Финн посмотрел сквозь Маршу, как будто ее вовсе не существовало. Озноб пробрал ее до костей.

Как он смеет добиваться ее сестры?

Бербанк распахнул дверь. Марша смотрела, как он уходит, с Робертом и Синтией по пятам.

И вдруг сама выскочила за дверь.

– Погодите-ка, мистер Латтимор! – крикнула она. – А для меня найдется засахаренная слива?

Он обернулся, стоя у лошадиного бока.

– Вы хотите сливу?

Обменявшись озадаченными взглядами, Роберт и Синтия побежали назад, в дом.

– Ну конечно. – Улыбнувшись, Марша направилась вниз по лестнице изящной походкой и вскоре стояла возле Финна и его седельной сумки.

– Ладно, – сказал он, явно испытывая неловкость. – Вот вам слива.

Пошарив в сумке, он протянул ей лакомство.

– Благодарю вас. – Она сжала сливу в пальцах. – Кстати, я только хотела сказать, что Дженис вы не получите. Эту клятву я сдержу, чего бы мне это ни стоило, уж будьте уверены.

– Вот как?

Она кивнула.

– Смотрите, эта сахарная слива – вы. Попытайтесь только к моей сестре подойти. – Бросив злосчастную сливу на тротуар, Марша раздавила ее каблуком.

Финниан рассмеялся и взлетел в седло.

– Самое смешное угощение за всю мою жизнь. – Наглецу достало хладнокровия, чтобы покровительственно посмотреть на Маршу! – Вы всегда мне нравились, Марша.

– Для вас – леди Марша! – крикнула она, сжимая кулаки.

– Вам следует сдерживать свои порывы. Берите пример с меня. – Покачав головой, он взглянул на раздавленную конфету на тротуаре. – Смотрите, что вы наделали. Вы утратили свою сахарную сливу – лишились ее уже второй раз, ради меня. Не правда ли? – И двусмысленно усмехнулся.

Марша побледнела как мел. Как он смеет?!

А он снова рассмеялся и стегнул хлыстом лошадь.

Она подумала, что будет казаться себе запятнанной и выброшенной за ненужностью. В конце концов, чего стоило его замечание – оно было как удар в сердце. Но нет – она вдруг поняла, что освободилась от него, раз и навсегда. Мерзавец просто недостоин той бури мыслей и чувств, что она на него тратила!

Однако она медлила у подножия лестницы, не решаясь вернуться в дом.

Мать стояла в дверях гостиной. Марша отлично знала, что сейчас последует, и не была к этому готова. Только не сейчас; потом, когда гнев ее немного уляжется.

– Я иду наверх, – заявила она.

– Погодите, юная леди. – Кивком головы мать приказала Марше зайти в гостиную.

Питер взглянул на сестру с сочувствием. Мать крайне редко прибегала к столь суровому тону.

– Я пошел, – сказал он.

Мать кивнула, и он бросился вверх по лестнице, стуча башмаками. Волосы развевались в такт его шагам.

Марша чувствовала себя как непослушный ребенок, которого хорошенько отшлепали. Войдя в гостиную, она примостилась на стуле с жесткой спинкой, который стоял возле секретера. Дженис сверлила ее гневным взглядом, а мать смотрела задумчиво, изучающе. Так прошли несколько мучительных минут, в течение которых Марша слышала голоса Синтии и Роберта в коридоре. Они прошли мимо дверей гостиной; рты у них были набиты засахаренными сливами.

– Наверх! – приказала им мать.

Они уставились на Маршу, работая челюстями.

Ей пришлось сдержаться, чтобы не возвести очи к небу. Они тоже знали, что она в немилости! И кстати, сгорали от любопытства, что ее ужасно раздражало.

Она вспомнила дни своего детства. Гораздо лучше, если взбучка грозила кому-нибудь другому!

– Мама… – начала она, после того как Роберт с Синтией побежали наверх.

– Не говори ничего, – спокойно перебила мать, – пока не выскажусь я.

Марша проглотила ком в горле. Дженис смотрела на нее с выражением жестокой обиды, сжав кулаки.

Мама деликатно откашлялась.

– Твоей грубости по отношению к мистеру Латтимору нет никаких оправданий. Мне стыдно за тебя, Марша.

В комнате повисло напряженное молчание.

– Можно мне сказать? – подала голос Марша.

– Погоди! – вскричала Дженис. – Сначала я хочу кое-что сказать.

Мать вздохнула.

– Сначала Дженис. Мистер Латтимор – ее гость.

Дженис повернулась лицом к Марше.

– Как ты могла? – Ее глаза наполнились слезами. – Ты оскорбила не только его, но и меня. Я думала, он стал тебе безразличен. Я ему сочувствовала. И сейчас сочувствую.

У Марши сжалось сердце.

– Простите мою грубость, но я не могу терпеть присутствие мистера Латтимора в нашем доме. Не хочу видеть тебя несчастной, Дженис.

– Несчастной? – Дженис смахнула слезу. – Почему он должен сделать меня несчастной? Он самый красивый мужчина в мире. Он устраивает выходы для нашей семьи. Он всегда весел, у него прекрасные манеры. Как ты можешь видеть в нем какие-то недостатки?

– Да, Марша. – В прозрачных голубых глазах матери Марша видела тревогу. – Я сама удивляюсь. Что ты знаешь о нем такого, чего не знаем мы?

– А вы не слышали? – Марша поджала губы. – Лорд Чедвик отказал ему от дома и лишил содержания.

Разумеется, у нее с Дунканом все кончено. Однако сердце ее чуть не выскочило из груди, когда сегодня утром она прочла новость в газете. Неужели он сделал это из-за нее?

– Да, так говорят колонки светских новостей! – вскричала Дженис. – Но разумные люди должны соблюдать осторожность. Нельзя верить всему, что читаешь в газетах. В самом деле, однажды они сообщили, что ты и лорд Чедвик исчезли в разгар бала у Ливингстонов. Никто же не поверил сплетне!

Краска бросилась Марше в лицо.

– Вероятно, нет. Но мистер Латтимор переехал из Олбани и теперь живет у друзей.

– Да, – согласилась Дженис, – у лорда и леди Грин.

– Это в высшей степени уважаемые люди, – вмешалась мать.

– Он сам говорил мне и маме, – со страстью в голосе продолжала Дженис, – что брат не лишал его содержания. Просто он сам решил уехать из Олбани и начать жить самостоятельно. У Гринов он поселился лишь на время, прежде чем поступит в полк. Я считаю это решение весьма похвальным.

– Вынуждена согласиться, – сказала мать. – Меня восхищает его нежелание бесконечно пользоваться кошельком брата, подобно многим молодым людям.

Маршу охватило отчаяние. Дженис была неумолима. Мать, казалось, очарована Финном не меньше, чем Дженис. Но ей ли этому удивляться? Он лишил ее невинности, а потом бросил, но годы спустя она все еще находила его неотразимым.

– Мама, – сказала она, сдерживая гнев, – неужели ты позволишь Дженис ехать с ним сегодня в Воксхолл?

– Да, – твердо ответила мать. – Я безоговорочно доверяю Гринам и думаю, что глупо судить о Финниане Латтиморе на основании сплетни, которая мне кажется совершенно безосновательной.

– Я согласна, – сказала Дженис самодовольно, как показалось Марше.

И она вскипела – сказалось отчаяние, приправленное собственным печальным опытом.

– Дженис, ты совершаешь огромную ошибку. Не будь ты так наивна, увидела бы сама.

Дженис вскочила, дрожа с головы до ног.

– Значит, теперь ты ревнуешь! Ты сама виновата, что он переключил внимание на меня.

– Он мне совершенно безразличен, – отрезала Марша. – Но я хочу, чтобы и тебя он оставил в покое.

Дженис ахнула.

– Я так радовалась, когда ты вернулась домой, что ты проведешь с нами мой первый сезон – тем более что ты пропустила мой первый выход в свет. И я с радостью отдавала тебе моих поклонников. Больше того – я была счастлива видеть, что ты пользуешься успехом, несмотря на то, что пропустила собственный лондонский дебют. Но теперь я хочу, чтобы ты уехала назад, в эту свою школу!

Сестра выбежала из комнаты и бросилась вверх по лестнице.

Марша слышала ее сдавленные рыдания и ей тоже захотелось плакать.

Отвратительно. Она чувствовала себя просто отвратительно, но не жалела, что сказала им про Финна.

Мать смотрела на нее с укором.

– Мне больно видеть, что вы с Дженис поссорились.

Марша вздохнула.

– Мне тоже. У меня болит за нее сердце. Но я настаиваю на том, что сейчас сказала. Дело не в ревности. – Она встала. – И почему бы не признаться прямо сейчас? Я действительно возвращаюсь в Оук-Холл. Лизандра вняла голосу разума – из собственных эгоистических соображений – и предложила мне прежнюю должность.

– О, Марша, – прошептала мама. – У тебя такой успех в Лондоне! Ты уверена, что тебе не понравился ни один из тех молодых людей, с кем мы завели знакомство в этом сезоне?

Марша села рядом с матерью и взяла ее за руку.

– Нет, мама, – решительно ответила она, хотя сердце ее затрепетало. Никогда она не умела лгать! – Мне очень жаль.

Они с матерью молча смотрели друг на друга.

Мать укоризненно склонила голову.

– Неужели никто? Я думала – тебе, быть может, понравился лорд Чедвик? Ты несколько раз привозила к нам Джо.

Марше стало решительно не по себе.

– Ты могла заметить, что я соблюдала особую осторожность. Привозила его сюда без лишнего шума именно для того, чтобы не было сплетен насчет меня и его отца. И по уважительной причине. Между нами ничего нет.

Мать вздохнула.

– Я заметила, что граф больше не заезжает.

– Я пошла на риск ради Джо. Такой милый мальчик, и ему очень нужны друзья.

– Он мил, правда. – На лице матери появилась нежная, чтобы не сказать печальная, улыбка.

Как жаль ее разочаровывать! Но нельзя же было признаться, что ей отрадно видеться с лордом Чедвиком в те редкие минуты, когда Джо садился к ней в карету. Так она пыталась дать понять графу, что ее интересует не только Джо, но и он сам.

Нельзя, чтобы мать знала. У них с графом нет будущего.

– Значит, мы скоро потеряем тебя снова, – сказала мать.

Марша обняла ее.

– Прошу, не грусти обо мне, – прошептала она, утыкаясь лицом в плечо матери. – Ты же знаешь, как я люблю Оук-Холл.

– Знаю. И я поддержу твое желание уехать из дому при условии…

Марша отпрянула.

– При каком условии?

– Что у тебя на это серьезные причины, – ласково сказала мать, убирая завиток волос за ухо дочери. – Что ты не пытаешься просто сбежать.

– Конечно, – громко сказала Марша. Но в сердце ее что-то оборвалось.

У матери была сверхъестественная интуиция.

Глава 31

Той ночью Марша лежала в постели без сна, дожидаясь, когда после экскурсии в Воксхолл вернется Дженис. Она услышала ее в два часа ночи; сестра пробиралась к себе мимо дверей ее спальни.

Ей очень хотелось пойти к сестре, попросить прощения за то, что помешала ее первым выходам в свет, за то, что довела до слез. Но все так запуталось!

Не стоит устраивать сцен поздно ночью. Тем более что сестра все еще обижена.

Утром Марша пошла в спальню Дженис, вполне готовая к тому, чтобы поговорить с младшей сестрой по душам – и, если нужно, поведать ей всю правду о Финне. Но Дженис там не было.

Обычно Марша просыпалась гораздо раньше Дженис, даже если накануне легла вообще под утро. Несомненно, сказывалась школьная привычка к раннему подъему. Но сегодня, сходя вниз, она услышала голоса в столовой – Дженис и отца с матерью.

Похоже, сестра была очень взволнованна. Марша застыла на месте.

– Ты его любишь? – Голос матери.

Ее сердце замерло. Потом возникла безумная надежда, что говорят они о ком-то другом, не о Финне.

– Да, я его люблю, – призналась счастливая Дженис. – Разве можно его не полюбить? Он добрый, ласковый, красивый, – она тихо засмеялась, – и обращается со мной, как с королевой. А еще у него много таких замечательных идей! Жизнь с ним станет приключением.

– Значит, ты поедешь в полк? – спросил отец.

Марша стиснула кулаки. Господи, они говорят о Финне! О, какой хитрец! Прямо у нее под носом! И все потому, что он знал – она никогда не расскажет, что произошло между ним и ею.

– Да, конечно, – ответила Дженис. – Мне даже не терпится.

– А когда он приедет, чтобы поговорить с папой? – спросила мать.

– Сегодня днем. Он сказал – после часу дня.

– Буду ждать, – сказал отец. – Но, дитя мое, меня все-таки беспокоит, что газеты писали, будто он порвал с братом. Сначала мне нужно переговорить с лордом Чедвиком и выяснить, в чем там дело.

– Папа, не делай этого! – Дженис, похоже, здорово испугалась. – Финн может подумать, что ты в нем сомневаешься.

– Это мой долг, – ответил маркиз.

– Да, разумеется. – Дженис, конечно, была возмущена, хотя не подала виду – из уважения к родителям. Однако Марша в этом не сомневалась. – Вот только как сказать Марше? – продолжала сестра. – Она просто ненавидит Финна!

– Это придется сделать, девочка, – сказал маркиз. – Если, конечно, этому суждено случиться. Не будем забегать вперед.

– Но, папочка, разумеется, так и будет! Он решительно дал понять, что придет сегодня. Уверена, что поняла его правильно.

– Вероятно, ты не ошиблась, – сказала мать. – Дженис, я согласна с папой. Нам нужно подождать и посмотреть, что принесет сегодняшний день.

Марша попятилась. Не может она встретиться с ними лицом к лицу. Не сейчас. Лучше пойти к себе и попросить, чтобы ей принесли чаю с гренками.

Дженис не может выйти за Финна! Это невозможно. Но чем сильнее будет она возмущаться, тем сильнее они уверятся, будто она просто ревнует.

Может быть, Дункан сумеет объяснить отцу, что Финн – неподходящая партия для Дженис?

Марша не знала, почему Финну было отказано от дома. Что, если отец подумает, будто решение Дункана в отношении Финна – всего лишь обычная ссора братьев? Что, если он тем не менее решит дать согласие?

А вдруг Дункан не попытается предостеречь отца? У Дункана больше нет власти над братом. Он умыл руки. Вдруг он вообще откажется приехать и обсуждать все это с отцом, если тот его позовет? Особенно если вспомнить, что она, Марша, отвергла предложение графа выйти за него замуж, да еще сбежала из его дома?

О Господи! Все так непредсказуемо.

Остается единственное решение. Другого пути нет. Она сама должна остановить Финна. И она знает, как это сделать.

Марша вдруг почувствовала, как кровь отливает от рук и ног; голова закружилась. Она бросилась на постель и сделала несколько медленных вдохов. «Сейчас, – твердила она себе. – Сделай это сейчас, пока сохраняешь ясность рассудка».

Вот так и бывает с тайнами, подумала она, отправляясь на поиски матери. От них никуда не убежишь, как ни старайся. Они всегда возвращаются, чтобы нанести удар.

Братья, сидящие за завтраком, сообщили, что мамы дома нет, она уехала с Дженис и Синтией в Ковент-Гарден выбирать цветы.

Отец был в саду позади дома – подвязывал свои любимые вьющиеся розы.

Марша медленно пересекла дом и распахнула дверь в сад. Вот и отец, с садовыми ножницами в руках. Несомненно, представлял себе, как они расцветут – совсем скоро.

Он заметил ее и широко улыбнулся.

– Привет, соня. Жаль, что тебя не было за завтраком.

Она ответила слабой улыбкой.

– Я выпила чаю с гренками у себя в спальне.

– Тебе нездоровится? Ты немного осунулась.

– Я здорова.

Срезав побег, он выпрямился.

– Твоя мама рассказала мне, что было вчера.

И снова занялся розами. Щелк!

Сложив руки на груди, Марша встала рядом с ним.

– Да, мне пришлось нелегко. – Она немного помолчала, наблюдая за отцом. – Утром я подслушала ваш разговор с Дженис.

– Значит, теперь ты знаешь.

– Вот почему я не спустилась к завтраку. – Ее голос осекся.

Отец внимательно посмотрел на нее.

– Неужели ты все еще питаешь к нему нежные чувства? И брак сестры с Финном разобьет тебе сердце?

Она невольно рассмеялась.

– О нет, папа. Он мне совсем не нравится. Но если Дженис выйдет за него, я буду в отчаянии.

Свободной рукой он приподнял ее подбородок и взглянул на нее поверх очков.

– Ты должна объясниться.

– Я все объясню, – сказала она. – Но ты занимайся розами, прошу тебя.

Он нахмурил лоб, но продолжил работу, как она и просила. Щелк!

«Господи, дай мне храбрости!» – взмолилась Марша.

– Несколько лет назад, – начала она, – нам с Финном выпали несколько недель, во время которых мы видели только друг друга. Это часто бывает с молодыми людьми. Особенно во время долгого путешествия.

Отец взглянул на нее с улыбкой.

– Знаю, дорогая. У меня тоже так бывало.

Щелк. Щелк.

– Мы вместе путешествовали до Ливерпуля, – продолжала Марша. – Потом до Дублина. А вечером моего шестнадцатого дня рождения… – Она запнулась. – Папа, я ему отдалась.

Щелк. Целая розовая плеть упала чуть ли не им на головы.

– Вот черт! – сказал отец, взглянув на Маршу.

Ее глаза налились слезами.

– Он сказал, что мы убежим в Гретна-Грин. А сам на следующее утро сбежал в Америку. Написал мне письмо, что брат заставил его уехать. Написал – все это для того, чтобы нас разлучить.

Отец бросил ножницы и обнял Маршу за плечи. Она видела, как он опечален. Что верит ей с трудом.

– Правда состояла в том, – прошептала она, – что Финн сам захотел уехать. Брат собирался оставить его дома еще на год-два. Финн попросил лорда Чедвика отправить его в Америку раньше срока. Разумеется, лорд Чедвик не догадывался, что произошло между нами. Решил, будто Финн наконец надумал стать взрослым, самостоятельным человеком и начать новую жизнь, управляя поместьем неподалеку от Ричмонда. А Финн, я думаю, просто испугался, что придется продолжать наши отношения. Или, быть может, боялся, что все откроется, и ему придется на мне жениться.

– О, моя дорогая Марша. – Вокруг глаз маркиза и в уголках его губ залегли глубокие складки. – Должно быть, тебе пришлось пройти через ад.

Он прижал ее к груди, и Марша позволила себе негромко расплакаться.

– Я боялась сказать вам с мамой.

– Надо было сказать, дорогая. – Он обнял ее крепче. – Семья – это семья. Мы бы поддержали тебя в любом случае.

– Теперь я это знаю. – Отстранившись, она вытерла слезы кончиками пальцев.

Отец нашарил носовой платок в кармане сюртука и протянул ей.

– Я рад, что ты все мне рассказала, – произнес он с таким сильным ирландским акцентом, которого она у него никогда не слышала. – Ты храбрая девочка. Пытаешься защитить сестру. Открыла тайну, которую, полагаю, собиралась хранить вечно.

– Ты прав, – кивнула она. – Я думала, что унесу ее в могилу.

– Тогда мне следует радоваться не только за Дженис, но и за тебя – что ты не стала дожидаться. – Он смотрел на Маршу с печальной улыбкой. – Нельзя жить, если твою душу гнетет столь тяжелая ноша.

– Мне уже лучше, папа. – Она прикусила губу. – Хотя, конечно, чувствую, что виновата – ведь я тебя огорчила.

– И этого нам не избежать, пока мы живы, – ответил он, направляясь к садовому домику, чтобы убрать ножницы. – Но вместе мы все выдержим! – крикнул он из-за двери.

Марша заглянула в скромный домик. Отец в углу составлял цветочные горшки один на другой и сметал какой-то мусор. Наверное, ему самому нужно было время, чтобы собраться с духом.

Бедняга. Что ж, она не будет его торопить. Ее признание стало для него ударом.

Она обежала взглядом пыльное помещение, и ее пронзила острая боль воспоминаний. Здесь у нее было чудесное свидание с Дунканом. Забавно – ей совсем не было стыдно, хотя только что она призналась отчиму, который стал для нее настоящим отцом, что переспала с Финном.

Дункан – это другое. Он заботился о ней. Хотел на ней жениться.

Но любит ли он ее? Она не знала. Зато понимала, что вступила в запретную связь с ним, полностью отдавая себе отчет о возможных последствиях.

Стоя возле домика, она тем не менее устремила взгляд на кусты рододендрона и на фонарный столб. Здесь ее целовал Дункан. Он не принял ее «нет» в качестве ответа. Тут Марша улыбнулась. А потом граф спросил, кто о ней заботится.

Горькое, мучительное воспоминание. Марша закрыла глаза.

Вспоминая, какие моменты разделили они на двоих, плохие ли, хорошие, Марша поняла, что не может больше обманываться. Не следует тешить себя иллюзией, будто она с ним вместе потому, что он добрый друг и хороший человек, которому к тому же повезло родиться потрясающе красивым и научиться изумительно целоваться.

Марша усмехнулась. Она его любит! Полюбила всем сердцем и душой. Это открытие стоило ей новых слез, но она поспешила их утереть.

Что тут сделаешь? Не время сейчас для новых страданий.

– Что мы скажем маме? – спросила она отца минуту спустя, когда он вышел из домика и притворил за собой дверь.

– У нас с твоей матерью нет секретов друг от друга. И я думаю, пусть она узнает. Так будет лучше всего. Она сумеет утешить тебя, как полагается матери.

Мать действительно умела утешить. Марше очень повезло – у нее самые добрые в мире родители. Отец не стал ее наказывать. Вряд ли мать захочет это сделать – тем более прошло столько лет. Тем более что теперь она и взрослее, и умнее.

– Разумеется, мы не станем говорить Дженис, – продолжал отец. – Ей незачем знать.

– Благодарю. – Она снова обняла отца. – Мне жаль твои розы.

Он рассмеялся.

– Не все так плохо. Вырастут еще сильнее и красивее, чем раньше. Для того и нужна розам обрезка. Кстати, девочка моя, – он погладил ее по руке, – это справедливо и по отношению к людям. Ты становишься сильнее благодаря ранам, которые заставили тебя страдать. Не думаю, что та Марша, которую я знал до того, как все это произошло, смогла бы командовать целой школой. Она была милой веселой девочкой, не знавшей ни забот, ни хлопот. Думаю, она бы быстро сдалась.

– Думаю, ты прав, папа.

Он прочистил горло. Лицо его стало серьезным.

– Теперь я твой отец и должен вести себя в соответствии с тем, что ты мне только что поведала.

Марша встревожилась.

– Хочешь сказать, что не ограничишься тем, что не станешь поощрять сватовство Финна?

– Да. Должны быть приняты и другие меры. – Его лицо помрачнело. Он явно что-то задумал.

Как она раньше не замечала, что он может быть страшен в гневе?

– Но, папа…

– Никаких «но».

– Я надеялась, что ты не рассердишься. Думала, мы сможем все преодолеть. Вместе. Разве ты не сам говорил мне это?

– Да, говорил. – Он сжал ее руку. – И я вовсе не сержусь на тебя. Ты была юной девушкой, которую обманул юноша постарше. Что бы ни случилось, теперь никто не поставит этого тебе в вину. Но ты должна подготовиться.

– Подготовиться?

– Дело не закрыто. Да, ты пролила свет на эту историю. Но справедливость еще не восторжествовала.

– Я не ищу отмщения, – настаивала она. – Я хочу вернуться в Оук-Холл.

– Может быть. – Отец был неумолим. – Но я не допущу, чтобы кто-то оскорбил мою дочь и остался безнаказанным!

– Но, папа…

Обняв Маршу за плечи, отец поспешил увести ее к дверям, ведущим в дом.

– Иди, – велел он. – Я хочу, чтобы сегодня утром ты оставалась в своей спальне. Я дам тебе знать, когда можно будет выйти.

– Ты меня наказываешь?

Он покачал головой:

– Дело очень деликатное, и я сам им займусь. Не хочу, чтобы меня отвлекали. Когда вернется твоя мать, я отправлю детей куда-нибудь, чтобы вернулись не скоро. Найди себе интересную книгу или займись шитьем. Пусть Кэрри принесет тебе еще чаю с гренками.

Ее подбородок дрожал.

– Пожалуйста, не надо!

Он коснулся пальцем ее губ.

– Ты должна мне доверять, – сказал он. – А теперь иди. – Открыв перед ней дверь, отец ждал, пока она войдет в дом.

Немного поколебавшись, она вошла – что еще оставалось ей делать? На отца она взглянуть не решилась. Ее затопил гнев; она кипела, точно чайник на плите, разбрызгивая горячие капли.

Что задумал отец? Почему бы ему просто не принять к сведению то, что она сказала, чтобы защитить Дженис?

– Марша? – Стоя перед зеркалом в передней, Питер поправлял шейный платок.

Она едва ли слышала его, опрометью бросившись к себе наверх. Никто ей больше не нужен, она сама о себе позаботится. Она достаточно взрослая. У нее, как у розы в саду, отросли шипы. Она сумеет себя защитить.