Текст книги "По велению сердца"

Глава 32

Дункан с Рупертом в конюшне решали, что делать с задним копытом Самсона. Дункан очень любил свою лошадь, но сейчас ему было не до разговоров. С той минуты как Марша убежала из дома на Керзон-стрит, он вообще ни на чем не мог сосредоточиться. Единственное, что ему удалось сделать, так это вышвырнуть негодяя брата из квартиры в Олбани, бросив ему на прощание тощий кошель с деньгами. Да предупредить, чтобы не показывался больше в доме у Дункана и не просил денег.

Финн горестно причитал, стоя на мостовой, а Дункан тем временем сунул в карман его сюртука карточку поверенного – пусть требует, если хочет, остаток суммы, причитающейся ему из доходов поместья Чедвиков. Произнес краткую и выразительную речь о том, что надеется, что брат все-таки встанет на путь исправления, не то гореть ему в аду целую вечность. А это обязательно произойдет, если он продолжит совращать честных женщин, бросая их затем на произвол судьбы.

Потом Дункан вернулся домой, бросился к себе в спальню и сел на кровать, дрожа всем телом. Все кончено. Их с братом отныне ничего не связывает.

Но жизнь продолжается. За лошадьми нужен уход. Слуги и арендаторы хотят получить от своего хозяина плату. Маленькому мальчику нужен отец.

Через дверь кухни во двор быстро прошел Уоррен, держа в поднятой руке запечатанный восковой печатью конверт.

– Срочное послание от лорда Брэди, милорд. Его посыльный говорит, что будет дожидаться ответа, который, он надеется, вы дадите немедленно.

Срочное послание? Что за срочное дело может быть к нему у лорда Брэди?

На ум приходило только одно.

Сердце сжала томительная тревога. Вот он, момент, которого Дункан боялся всю жизнь. Кто-то обнаружил, что он ничем не лучше отца или Финна, и теперь призывает его к ответу.

– От лорда Брэди? – едва сумел выговорить он, протягивая руку за письмом. Если речь действительно о Марше и их скандальной связи, ему следует немедленно ехать к маркизу. Следует просить ее руки, не дожидаясь ее согласия.

«Тогда она тебя возненавидит», – сказал тихий, но очень настойчивый внутренний голос. Он унаследовал его от матери, чей жизнерадостный нрав был растоптан деспотичным супругом.

Она сама должна захотеть выйти за него.

А этого-то она как раз и не хотела.

Он вскрыл письмо. Лорду Брэди требовался его совет, и немедленно, поэтому он умолял его приехать. В конце письма стояла заглавная буква «Б» с чернильными кляксами вокруг – явно нацарапанная в спешке и нетерпении.

Очевидно, маркиз хотел получить от Дункана какой-то совет. Слово «совет» подразумевало, что лорд Брэди по-прежнему питает к Дункану уважение. Жало было вынуто. Не то краткое послание маркиза ужалило бы прямо в сердце.

Дункан почувствовал себя так, будто только что увернулся от пули. Но следующий выстрел будет неминуемо сделан. Вот только когда?

– Оседлайте, пожалуйста, Фортуну, – обратился он к Руперту, сам не свой от волнения.

– Сейчас, милорд. Приведу его прямо к парадному входу.

– Благодарю.

Быстрым шагом Дункан направился в дом, Уоррен следовал за ним.

– Мне нужен другой галстук. Я сам его завяжу. Прошу, передайте посыльному, что я буду там минут через двадцать.

Уоррен отправился выполнять распоряжение хозяина, а сам хозяин пошел наверх, решив также сменить сюртук. Перед тем как сойти вниз, он заглянул в комнату Джо. Мальчик спал. Он смотрел на его ангельское личико и чувствовал, что силы возвращаются к нему. Джо открыл глаза:

– Папа?

– О-о, прости.

Джо потер глаза.

– Не проси прощения. Хорошо, что я проснулся. Ты ко мне пришел, а я сплю. – Он сонно засмеялся. – Ты не хочешь сказать: «Джо, давай выпьем чаю»?

– Нет. – Дункан тоже засмеялся, вспоминая тот день в карете, когда они с сыном болтали о леди Марше. О том, как она говорит именно эти слова посреди ночи. – Не сегодня.

– Я скучаю без леди Марши, – прошептал Джо.

– И я тоже, – сказал Дункан.

И тут он понял, что такое настоящий позор. Плохо, если его сочтут негодяем, таким, как его отец или Финн. Плохо, если он не сумеет исправить неправедное. Но настоящая беда – не увидеть любви. Пройти мимо нее.

Двадцатью минутами позже он прибыл в особняк Брэди и к этому времени умирал от желания видеть Маршу. Он скажет ей правду. Он пытался уладить ее дела, а она тем временем покорила их – добротой, проявленной к его сыну, готовностью принять их обоих – Джо и Дункана – такими, как они есть. Желанием открыть им свое сердце, понимая, что ее могут снова ранить.

Должно быть, он полюбил ее задолго до сегодняшнего дня. Может быть, еще в ту ночь в садовом домике, когда во тьме они потянулись друг к другу и он узнал жар ее тела и души, понял, что обрел главное сокровище своей жизни.

А может быть, любовь настигла его, когда Марша бранила его, стоя на носу пакетбота. Он был тогда очень молод, с душой, полной всяческих страхов, но невосприимчивой к красоте заката. С тех пор он так и носил ее образ в своем сердце. Всех женщин, что попадались на его пути, сравнивал с Маршей, сам того не сознавая.

Марша – это то, что он всегда неосознанно искал.

Она – его любовь.

Вместе они идеальная пара. Слово «идеальный» она использовала, когда говорила про закат в Ирландском море.

Надеюсь, она тоже это понимает.

Однако сначала он встретится с ее отцом.

В дверях Бербанк приветствовал его с суровой печалью. В доме стояла зловещая тишина. Его провели по коридору в библиотеку, и шаги их казались необычно громкими. Возвестив о его приходе, дворецкий удалился.

– Входите, Чедвик! – Лорд Брэди был настроен очень приветливо.

Сердце Дункана преисполнилось надежды.

– Добрый день, лорд Брэди.

– Рад видеть вас. – Маркиз указал ему на стул.

Дункан сел.

Маркиз присел на край письменного стола.

– За эти четыре года вы хорошо потрудились, граф.

– Благодарю вас, сэр.

– Вы еще очень молоды. Должно быть, нелегко было взваливать на себя новые обязанности, принимая титул.

– Нелегко. Но, кажется, дело пошло, и графский титул уже не кажется мне тяжким бременем. – Он сложил руки на коленях. Впервые в жизни Дункан показался себе человеком, умудренным житейским опытом.

– Это хорошо, – сказал лорд Брэди. Помолчав немного, он нахмурился. – Очень не хотелось бы говорить с вами на весьма неприятную тему, но я вынужден.

У Дункана екнуло сердце.

– В чем дело, милорд?

– Я прочел в газетах, что вы с братом порвали отношения. Это так?

Дункан сел прямее.

– К несчастью, да.

Маркиз задал новый вопрос после некоторого раздумья:

– Могу я спросить – почему?

– Разумеется. – Дункан отвечал не спеша. Тема была очень щекотливая. – Финн обнаружил прискорбное стремление соблазнять невинных женщин. Мой сын Джозеф – плод одного из таких злосчастных союзов.

Бровь маркиза взлетела вверх.

– Не знал об этом.

– Никто не знает, – сказал Дункан. – Я не чувствовал нужды доводить эти сведения до всех желающих. Это частное дело семьи.

– Но вы добровольно принимаете на себя и грязные сплетни, и презрительные взгляды, которые должны были достаться мистеру Латтимору.

– Да. Вот цена, которую мне приходится платить, чтобы держать в неприкосновенности секреты нашей семьи.

– Понимаю. Осмелюсь предположить, что отказ от дома означает для вашего брата также лишение финансовой поддержки. Это объяснило бы его внезапный интерес к леди Дженис.

– Она прекрасная молодая леди. Однако да, я согласен, что Финн ищет исключительно собственной выгоды.

Встав, лорд Брэди подошел к столику с графином бренди и бутылкой некоего напитка, цвет которого отливал золотом.

– Не хотите ли бренди? Или ирландского виски?

– Конечно, виски, – ответил Дункан.

– Мы с вами родственные души, – усмехнулся лорд Брэди, подавая ему стакан. – Выпейте, молодой человек. – И отошел, чтобы налить порцию для себя.

К письменному столу он не вернулся, но уселся в кожаное кресло, стоящее подле стула Дункана.

– Ваше здоровье, – сказал Дункан.

Стаканы из ирландского хрусталя соприкоснулись с тихим звоном.

– За счастье, – сказал лорд Брэди.

– Да, за счастье, – поддержал тост Дункан.

Они отхлебнули обжигающей жидкости, наслаждаясь моментом мирной передышки.

– Вы мне нравитесь, Чедвик, – сказал лорд Брэди, глядя, как огонь пляшет в камине.

Дункан сделал следующий глоток виски.

– Взаимно, милорд.

Но когда маркиз повернулся к Дункану, тот увидел сурово сжатые губы и напряженный взгляд.

– То, что я сейчас скажу, возможно, причинит вам боль – такую же боль, которую испытал я сам, – сказал лорд Брэди. – Но я верю, что вместе мы найдем правильное решение.

– Что бы вы ни сказали, я готов вас выслушать.

Лорд Брэди отпил виски.

– Ваш брат Финн лишил невинности мою дочь Маршу в ночь ее шестнадцатого дня рождения, – начал он спокойно и печально. – Конечно, это случилось давно, и видимых последствий не было. Однако рана была нанесена. Дочь отдалилась от нас, не пожелав занять подобающего ей в обществе места, и, кажется, поклялась вовсе избежать брачных уз.

– Я знаю, сэр, – вынужден был признаться Дункан. – И мне очень жаль. Будь это в моей власти, я бы обратил время вспять и не дал злу случиться.

– Так вы знали?! – вскричал лорд Брэди, сузив глаза.

– Догадался несколько недель назад, когда вернулся Финн. Брат проболтался. Моей первой мыслью было, что нужно уплатить долг чести. Но добродетельную женщину я бы брату не доверил и решил, что сам женюсь на леди Марше.

– Тогда почему вы не пришли ко мне сразу же?

Дункан провел рукой по волосам.

– Я хотел добиться ее согласия, прежде чем идти к вам. Брак моих родителей был устроен, и оба были несчастны. Леди Марша не из тех женщин, которым можно приказывать.

– Нет, она не такая, – вздохнул маркиз. – В точности как ее мать! Все женщины в нашей семье руководствуются собственным умом. Я сам поощрял в них это. И я ими горжусь – кстати, очень горжусь успехами Марши в Оук-Холле. Но ее достижения – серьезные и весьма похвальные – это не совсем то, чего ждет от нее семья. Мы с ее матерью хотели бы видеть дочь в счастливом замужестве, что подразумевает и рождение детей.

– Она говорит, что у нее много детей в Оук-Холле.

– Уверен, можно быть счастливой, будучи незамужней начальницей школы, – сказал лорд Брэди. – Однако Марша создана для любви. Романтической любви! И как иначе, если ее родители любят друг друга, а дом полон детей, которые приносят нам столько радости! Пусть в ней нет ни капли ирландской крови, но она ирландка по духу, потому что воспитана мною. С раннего детства ее очаровывали кельтские легенды, песни и стихи во славу любви, а также героев и героинь, которые боролись за свою любовь!

Дункан сгорал от желания тоже побороться за свою любовь.

– Именно поэтому она и не примет меня, милорд.

Лорд Брэди внимательно посмотрел на него:

– Вы ее не любите?

– Люблю. – Ему казалось, в воздухе витает аромат лаванды, которой благоухали волосы Марши.

– Вы ей говорили об этом?

– Нет. – Дункан тяжело вздохнул. – Не было подходящего момента.

Он вспомнил – в садовом домике, после того как они оделись, она взглянула на него снизу вверх, и таким доверчивым был ее взгляд! Вот он – подходящий момент. А в домике на Керзон-стрит, после того как она призналась, что не может жить без него? Но прошлое не вернешь, как бы ни хотелось.

– Очень трудно выбрать момент, чтобы признаться, что любишь – отца ли, брата или дочь, – заметил лорд Брэди. – Или женщину, которую обожаешь. Но это необходимо сделать. Иногда приходится рисковать – вдруг ваши слова швырнут вам обратно в лицо? И все равно это делаешь.

У Дункана перехватило дыхание – он не мог сказать ни слова. Сколько раз он мечтал, что слова любви будут произнесены им и его отцом, а потом им и братом! Эти слова так и не прозвучали. Наверное, не нашлось подходящего момента. А теперь ничего не изменишь.

Лорд Брэди сжал его плечо.

– Дункан, вы свободный человек. Мы не должны принимать на себя грехи наших близких.

Он почувствовал боль в сердце. Маркизу известно о грехах Финна. Но, вероятно, он и их отца имеет в виду.

– Я начинаю это понимать.

Печально, если это понимание пришло слишком поздно.

Маркиз сказал:

– Моя дочь упряма и независима. Ваше намерение жениться на ней я приветствую. Ваш брат нам не подходит. А вы – подходите. Более того, вы ее любите. Именно любви я и ищу для своих дочерей.

– Благодарю вас, милорд.

– В нашей девочке вы обретете настоящее сокровище. Вряд ли это можно назвать возмездием за то зло, что причинил ей ваш брат. Вам выпало испытание, но я верю – вы примете вызов с честью. – Прикончив напиток, маркиз причмокнул от удовольствия, поставил стакан на стол и вернулся к Дункану.

Дункану оставалось лишь собраться с духом. Он сумеет справиться, что бы ни случилось.

– Но времени на ухаживания я вам не дам, – решительно заявил маркиз. – Дочка может злиться сколько хочет, но решать буду я. Вы поженитесь. Я достану особое разрешение и дам объявление о помолвке в газеты, как только таковое разрешение будет получено. Будете добиваться ее любви, уже став ее мужем.

– Лорд Брэди, позвольте мне сначала поговорить с ней и рассказать о своих чувствах.

– Вы сделаете это после того, как с ней поговорю я и сообщу о своем решении, – ответил лорд Брэди. – Слова любви наверняка смягчат ее нрав.

Дункан, однако, не был так уверен.

– Разумеется, если ваш брат появится у нашего порога, он не будет принят, – сухо добавил маркиз. – Эту потерю леди Дженис переживет. Так же, как когда-то ее сестра.

Дункан понял, что он тронут.

– Могу лишь догадываться, как тяжело отцу расставаться с дочерью, отдавая ее замуж, даже в обычных обстоятельствах. Тем более в данном случае, когда речь идет об оскорблении чести чудеснейшей девушки в мире. Благодарю вас за доверие.

– Всегда рад, – ответил маркиз, и голос его чуть дрогнул.

Определенно Дункану удалось задеть чувствительную струнку его души.

– Сначала вы должны узнать об одном небольшом осложнении.

– И в чем оно заключается? – удивился маркиз.

– Леди Марша заключила сделку с герцогом Бошаном.

– Уже успела? Интересно, как она этого добилась без моей помощи?

– Милорд, это я представил ее герцогу.

– Дункан Латтимор! – сурово укорил его лорд Брэди.

– Простите, сэр. Но я верил в нее. Верю и сейчас.

Лорд Брэди поджал губы.

– В чем именно состоит план?

Дункан рассказал ему все.

– В Оук-Холле для нее сосредоточен весь мир, – сказал он в заключение. – Поэтому ради нее я прошу отложить оглашение помолвки и свадьбу до конца сезона.

– Гм. – Лорд Брэди задумался. – Значит, она должна, как вы говорите, быть «счастлива своей независимостью», пока сезон не подойдет к концу?

– Да.

– Вы говорите, что моя дочь вроде наживки на крючке, чтобы заманить в Оук-Холл внучку герцога?

– Можно посмотреть на дело и так.

– Это именно так, черт возьми! – Лорд Брэди вскочил с кресла. – И я отвечу – нет. Отсрочки не будет.

Дункан тоже встал.

– Милорд, я хочу на ней жениться и охотно подожду.

Маркиз поднял руку.

– Чедвик, я боюсь не за вас, а за Маршу. Я знаю ее лучше. Она, черт возьми, сделает все, чтобы поставить интересы Оук-Холла выше собственных чувств. Нравится ей это или нет, но ей пора подумать прежде всего о себе.

Подойдя к окну, он выглянул в сад. Затем обернулся к Дункану:

– Четыре года я терпеливо наблюдал, как она пытается найти свою дорогу в жизни. И не возражал, потому что она была довольна и счастлива. Но моему терпению пришел конец. Она член семьи Брэди и должна уважать наши ценности. А мы не потерпим, чтобы один из нас вздумал рисковать собственным добрым именем и благополучием.

– Но она сможет выиграть пари, милорд. Поверьте ей. Поверьте мне.

– Ей нанесли оскорбление, – тихо, с угрозой сказал лорд Брэди. – Страшное оскорбление! Работа в Оук-Холле стала временной мерой, чтобы облегчить боль, которая терзает ее на самом деле. В этом вопросе полагаться на нее я не могу.

– Вы правы, ей нанесли оскорбление. – Сердце в груди Дункана стучало, точно колокол. – Возможно, сначала она как раз и пыталась забыть свою беду, оставшись в Оук-Холле. Но за четыре года ее любовь к воспитанию этих девочек стала важнее, чем старая рана. Отрадно это видеть! – Он смотрел прямо в лицо маркизу. – Леди Марша открыла новую страницу, лорд Брэди.

– Нет, клянусь Господом! – Маркиз хватил кулаком по столу. Его глаза гневно сверкали. Но гнев внезапно улетучился. – Я прочитал это у нее в глазах, – прошептал он. – Услышал в голосе, когда она рассказала мне, когда она плакала у меня на руках.

Он стоял, навалившись на письменный стол, и плечи его поникли под гнетом тягостных воспоминаний.

Переживал ли он снова исповедь Марши? Или вспоминал, какой беззаботной была дочка в ранней юности? До того, как потеря невинности изменила ее безвозвратно?

– Знаю, как тяжело услышать такое, – негромко сказал Дункан, – и что вы еще не оправились от удара. Но клянусь вам – отсрочка не нарушит наших планов.

Лорд Брэди поднял голову.

– Быть мужчиной иногда означает обязанность принимать трудные, почти невозможные решения. – В его голосе зазвенела сталь. – Рисковать благополучием любимой дочери, откладывая брачный союз или бросить в беде Оук-Холл? – Он выпрямился. – Школу пусть спасают другие. Мой долг – спасти дочь.

– А чего вы ждете от меня? – горько спросил Дункан. – Когда она войдет сюда и узнает, что должна немедленно стать моей женой, – и этот союз, при тех условиях, на которых настаиваете вы, развеет в прах ее мечты?

В нем вскипел гнев – он швырнул в огонь свой пустой стакан. Стекло звякнуло, рассыпаясь осколками, и на долю секунды он почувствовал некоторое облегчение, а затем жестоко устыдился.

– Значит, вот как вы собираетесь справляться с трудностями, которые неизбежны в браке? – спросил лорд Брэди. – А их будет немало, если вы женитесь на моей дочке. Если вы этого еще не знаете, вас ждет сюрприз!

– Простите, – покаянно сказал Дункан. – Я заплачу за стакан. Подобное поведение недопустимо.

Подойдя к нему, маркиз хлопнул его по плечу.

– Выбросьте это из головы. – И он засмеялся.

Дункан повернулся к нему и почесал подбородок. Ему было очень стыдно.

– Я повел себя как последний дурак, – признал он.

– Время от времени все мы так поступаем. – Лицо маркиза смягчилось. – Вот вам, молодой человек, отличная возможность доказать, чего стоят ваши слова и вы сами. Если вы искренне любите мою дочь, вы сумеете помочь ей пройти через это. Я поставил бы на вас, Чедвик.

Последовало долгое молчание.

Дункан почувствовал, что напряжение мало-помалу спадает. Какой прок злиться на человека, который полагает, что исполняет отцовский долг? Отдает за него дочь в надежде, что он, Дункан, станет ей хорошим мужем?

– Благодарю вас, милорд.

Маркиз приподнял бровь.

– Вы готовы?

– Да, – ответил Дункан. Она его возненавидит, но он постарается завоевать ее любовь. Это задача не из легких, но он с радостью примет вызов.

Будущий тесть дернул шнур звонка. В дверях возник Дженкинс.

– Пришлите сюда леди Маршу, – кратко повелел лорд Брэди.

Дункан обхватил себя руками, пытаясь унять бурю противоречивых чувств: желание видеть Маршу и признаться ей в любви; волнение – как она отнесется к требованию лорда Брэди? Была еще тревога – как, черт возьми, он докажет, что сумеет быть и хорошим мужем, и хорошим зятем?

Прошла долгая минута, пока Дженкинс ходил за леди Маршей. И вот Дункан услышал ее шаги на лестнице, неспешные и уверенные.

Войдя, она сразу же его увидела, и ее глаза вспыхнули.

– Что вы здесь делаете, лорд Чедвик?

– Я здесь, чтобы взять вас в жены, – ответил он, прежде чем успел вмешаться лорд Брэди. Это было его предложение руки и сердца! Никто не должен ему мешать. Он сам все скажет. – Позвольте мне объясниться. С глазу на глаз.

Марша потрясенно взглянула на отца, затем снова на Дункана.

– Только через мой труп, – заявила она.

Она бы еще зашипела, будь она кошкой. А будь коброй – вонзила бы ядовитые зубы.

И она вышла, не удостоив взглядом ни отца, ни Дункана.

Глава 33

– Нет, я вам не открою. – Марша не обращалась к матери так с тех пор, как ей было тринадцать. Тогда мать почему-то раздражала ее по десять раз на дню, причем без всяких на то оснований.

Маркиза постучала снова:

– Откройте дверь, юная леди.

– Я не ребенок! – через дверь крикнула Марша, дрожа от злости и утирая слезы. Она была и разгневана, и напугана. Ее мир снова грозил рассыпаться, выйти из повиновения. – Оставьте меня в покое!

– Я уже оставляла тебя на час.

– Не желаю никого видеть! – крикнула Марша.

– Но когда же?

– Не знаю. Может быть, через несколько лет. Может быть, я останусь здесь навсегда. Не впущу никого, кроме Кэрри. – Она понимала, что ведет себя ужасно грубо и нелогично.

– Ты впустишь меня сейчас же, – твердо велела мать. – Если будет нужно, я принесу ключи.

Марша с отчаянием вздохнула.

– Ладно, – сказала она, – я открою. – Она долго возилась, отпирая дверь, потому что руки дрожали.

Марша никогда не видела мать в таком состоянии: лицо бледнее обычного, заплаканные, покрасневшие глаза. Когда мать вошла в комнату, Марша поняла, что она в ярости. В ярости!

Марша испуганно попятилась.

Мать прошла мимо нее.

– Закрой дверь.

Пальцы все еще дрожали, и дверь просто так не закрылась, поэтому пришлось навалиться на дверь спиной, чтобы притворить ее поплотнее.

Они с матерью долго смотрели друг на друга и молчали.

А затем мать раскрыла объятия.

Марша посмотрела себе под ноги, посмотрела в сторону. Ее грудь вздымалась. Она словно задыхалась, даже пришлось хватать воздух ртом.

Мать хранила молчание.

Марша подняла голову.

– Иди ко мне, дорогая! – Мать ждала, протягивая к ней руки.

– Не нужно меня жалеть, – сказала Марша. Голос ее был похож сейчас на воронье карканье.

– Я тебя не жалею. Я тебя люблю. – В материнских глазах выступили слезы.

Марша медленно пошла к матери. И та шагнула ей навстречу. Когда они встретились, то стиснули друг друга в объятиях, крепко-крепко. Марша и не знала, что объятия матери могут быть такими крепкими.

– Мама, – прошептала она.

– Ты наша храбрая девочка! – воскликнула она. – Мы гордимся тем, какой ты стала!

Мать и дочь стояли, обнявшись, пока Марша не обнаружила, что больше не задыхается.

Они разомкнули объятия.

– Сядем, – сказала мать, взяв дочь за руку.

Марша села на кровать подле нее.

– Я знаю, что ты пыталась помочь Дженис, – сказала мать. – Но посмотри, что произошло в итоге. Все это очень несправедливо!

Гнев матери уже остыл. Теперь она смогла посмотреть на себя со стороны и увидела девушку, положение которой было не совсем обычным. Не ей первой было приказано выйти замуж, чтобы прикрыть грех и восстановить свое доброе имя.

– По крайней мере я уберегла Дженис от несчастья.

– Это так. И мы с отцом очень тебе благодарны.

Марша невесело улыбнулась.

– Странный способ меня отблагодарить.

Вздохнув, мать крепко сжала ее пальцы, холодные и безвольные.

– Папе было очень нелегко пойти на такой шаг. Но он глава нашей семьи и вынужден делать то, что считает правильным.

– Мама, ты могла бы его остановить. Ты же знаешь – он никогда не сделает ничего наперекор твоему желанию.

– Это так. – Мать потянула Маршу за руку, чтобы та смотрела ей в глаза. – Но я согласна с папой. Думаю, что лучшего решения просто не найти. Лорд Чедвик достойнейший человек. Разумеется, мне жаль Оук-Холл. Очень грустно думать, что твоя школа в беде.

Марша пожала плечами.

– Теперь ее наверняка закроют.

Мать задумчиво погладила свой изящный подбородок.

– Должен же быть какой-то выход. Может быть, отец выкупит школу у леди Эннис?

– Правда?

Однако матери эта затея была явно не по душе.

– Не знаю, дорогая. Нам следует хорошенько подумать. Уверена, это обошлось бы недешево.

– Я не хочу, чтобы вы с папой это сделали. Если только вам самим это будет в радость. Не могу я просить о такой огромной жертве ради меня.

Дверь спальни распахнулась настежь. На пороге стояла Дженис, с покрасневшим лицом, сжав руки в кулаки.

– Что ты наделала? – пронзительно закричала Дженис.

Марша с матерью вскочили одновременно.

– Дженис, – позвала мать, – входи.

Дженис стояла в дверях, тяжело дыша.

– Ты погубила мою жизнь, – сказала она Марше, глядя на нее с враждебностью и недоумением. – Я думала, что ты меня любишь.

– Я тебя люблю, – сказала Марша, делая шаг к сестре.

Дженис выставила вперед руку.

– Назад!

– Дженис, входи сейчас же, – строго повторила мать.

Дженис поджала губы, расправила плечи, захлопнула за собой дверь и встала посреди комнаты. Лицо ее было непроницаемо.

– Дженис, – обратилась к ней Марша, но сестра вдруг судорожно ахнула, словно Марша поразила ее стрелой из лука.

– Я знаю, что ты страдаешь, – сказала мать.

Дженис поморщилась.

Подойдя к дочери, мать обняла ее за талию.

– Пойди сядь рядом с сестрой.

– Я не могу, – безразличным тоном сказала Дженис.

Мать не стала дожидаться, пока она уступит. Взяв дочь за талию, буквально подтолкнула ее к кровати – шаг за шагом. Дженис робко села, не глядя на старшую сестру. Марша села рядом.

Мать встала перед ними, скрестив тонкие руки. Медленно прошлась взад и вперед, потом остановилась и в упор взглянула на Дженис.

– Твоя сестра спасла тебя от незавидной участи – стать женой негодяя.

Дженис ударила по постели кулаком.

– Он не…

– Он мерзавец, – заявила мать. – Знаю, сейчас ты страдаешь, но скоро станет легче. Разбитое сердце – это адские муки. Нас здесь трое, кто теперь знает это.

Дженис недоверчиво покачала головой, теребя пальцами покрывало.

– О чем ты говоришь? – спросила она мать, по-прежнему избегая смотреть на сестру.

Мать взглянула на Маршу, словно спрашивала у нее разрешения что-то рассказать.

У Марши потеплело на сердце. Этот союз показался ей чудесным. Она кивнула.

Мать ответила ей благодарным взглядом. Затем сплела пальцы и посмотрела вверх, в потолок, собираясь с духом. Наконец она сказала:

– Несколько лет назад Финниан Латтимор соблазнил твою сестру, когда она была совсем юной и доверчивой.

Дженис, ахнув, посмотрела на Маршу.

– Правда?

– Да, – едва слышно ответила Марша.

– О-о! – Дженис прижала ладонь к губам и уставилась в окно. Затем перевела взгляд на сестру. – Мне очень жаль. – И она разрыдалась.

Марша и мать понимали – она оплакивает и крушение своего романтического идеала, и беду сестры. Марша погладила Дженис по плечу и крепко обняла. Дженис не противилась, позволив сестре укачивать ее несколько долгих минут.

– Все хорошо, – приговаривала Марша. – Все у нас хорошо. И у меня, и у тебя.

Опустившись на колени, мать обняла обеих дочерей.

– Мы всегда будем поддерживать друг друга. Всегда!

Дженис всхлипнула еще раз-другой, затем слезы отступили. Она сидела, ссутулившись, как будто ослабла и смертельно устала. И такого печального лица Марша никогда у нее не видела.

Мать распорядилась подать чаю.

Марша с Дженис забрались под одеяло, подоткнув под себя подушки. Кэрри принесла поднос с намазанными маслом гренками и украдкой послала хозяйке любящий взгляд. Марша подмигнула девушке – пусть не беспокоится.

Мать разливала чай, бросив в чашки по лишнему кусочку сахара. Так она делала, когда они были еще крошками и плакали из-за расцарапанной коленки или случайно найденной мертвой птички. Присела к ним на кровать. Обняв ладонями чашки, сестры начали пить чай.

Через несколько минут Дженис протяжно вздохнула. Взглянула ясными, но по-прежнему печальными глазами.

– Итак, что из этого следует?

Марша поняла – она спрашивает, какое наказание понесет Финн.

– Папа переговорил с лордом Чедвиком, – со вздохом сказала мать. – Марша выйдет за него.

Она ждала, пока дочери обдумают эту новость.

Ни слова не говоря, Дженис отдала ей чашку, и мать поставила ее на поднос. Потом Дженис повернулась к Марше:

– Так ты выходишь замуж?

Марша прикусила губу.

– Пусть мама скажет.

– Сообщение о помолвке появится в завтрашних газетах, – сказала мать. – И мы надеемся, что через день-два получим особое разрешение. Свадьбу устроим дома. Присутствовать будут члены нашей семьи, кузен лорда Чедвика Ричард и его семья, а также лучшая подруга Марши из Оук-Холла, если Марша захочет ее пригласить.

– Конечно, я позову Дебору, – негромко сказала Марша. – Когда я ушла, Дебора заняла мой пост. Я скучаю по ней и буду рада увидеться снова.

Лицо Дженис вытянулось.

– Марша, а ты действительно этого хочешь?

Марше не хотелось, чтобы сестра чувствовала себя виноватой, но сказать правду она была обязана:

– Я не хочу прожить остаток жизни рядом с человеком, которого со мной связывает лишь долг чести. Ты бы такое хотела?

– Нет! – страстно воскликнула Дженис. – Но разве лорд Чедвик таков? У меня сложилось впечатление, что он тебя обожает. А ты несколько раз привозила к нам Джо. Я думала, это потому, что вы с графом… что у вас отношения.

Марша поджала губы.

– Мне очень нравится лорд Чедвик. – «Ты его любишь», – едва слышно подсказал внутренний голос. – Почти всегда нравился. Но я не хочу, чтобы он женился на мне по обязанности. И не только это. Наша помолвка означает, что школа Оук-Холл будет закрыта.

– Как так? – спросила Дженис.

Марша объяснила.

Дженис снова взяла ее за руку.

– Как печально! И все из-за меня.

– Иногда все так запутывается. – Мать погладила ее по руке. – Ты нисколько не виновата в сложившемся положении, дорогая.

– Мама права, – сказала Марша. – Это началось несколько лет назад, без твоего участия, Дженис!

Она знала – для сестры это слабое утешение. Но щеки Дженис снова порозовели, когда она опустила голову на плечо сестры.

– Не хочу, чтобы ты была несчастна, – сказала она тихо.

На мамином лбу залегла деликатная складка.

– Девочки, ваш долг не раскисать, – сказала она в привычной мягкой, но строгой манере. – Мы должны видеть во всем хорошее. Марша может стать счастливой, если захочет. Смотри, Дженис, какого успеха она добилась за эти годы.

Марша предпочла не обсуждать эту тему, просто попросила еще чаю и кусок хлеба с маслом. Нельзя, чтобы Дженис думала, будто она впала в уныние и грустит. Мама, возможно, догадывается. Несомненно, догадывается. Они обе будут делать вид, что все чудесно.

Когда Марша допила чай и съела весь хлеб до крошки, мать встала.

– Завтра у нас будет много гостей, – сказала она. – Все захотят тебя поздравить. Поэтому сегодня мы останемся дома, чтобы хорошо отдохнуть.

Дженис посмотрела на сестру с участием.

– Сегодня я могла бы спать у тебя, – предложила она.

Марша улыбнулась:

– Было бы хорошо.

– Завтра тебе придется принять также и лорда Чедвика, – сообщила мать. – В четыре часа.

– Но я…

– Ты его примешь. – Мать ничего не желала слушать.

Дженис схватила руку сестры и сжала до боли, которая привела Маршу в чувство. Теперь она могла сосредоточиться на ней, забыв о неминуемой встрече с графом, со своим рыцарем в сияющих доспехах.

Плохо, думала она, что нельзя обнять рыцаря в сияющих доспехах. Доспехи – вот и все, что останется в руках.