Текст книги "По велению сердца"

– Нет, – прошептала Марша.

Эйслин снова кивнула, очень торжественно и печально.

– Вы знали, что, когда он рос, за ним некому было присмотреть?

– Нет, не знала.

– Его старая нянька приехала к нам однажды и рассказывала всякие истории про его детство. Ни разу не прочитали ему сказку – ни отец, ни мать. Отец не учил играть в шахматы, а мать не замечала его желание научиться играть на пианино. Бедняжка была измучена постоянными изменами мужа. Ей было не до сыновей.

– Ужасно, – прошептала Марша.

– Ни разу он не слышал слов любви от своих домашних, – продолжала Эйслин. – Слава Богу, была нянюшка. Она-то частенько говорила ему, что любит его. Дело в том, миледи, что граф, взрослея, старался защитить от отца сначала мать, а потом и брата, но они не замечали ни его стараний, ни того, как сильно он их любил. Он и сейчас заботится обо всех, вы не находите?

– Это так, – согласилась Марша. Она почувствовала, что ее переполняет любовь и жалость к нему. Даже слезы выступили на глазах.

Эйслин тоже утерла слезу.

– С тех пор как вы уехали, он никого не замечает, кроме Джо, да и с Джо он не такой весельчак и затейник, как бывало раньше. Вы могли бы сказать, что это хорошо, что он наконец научился думать о себе, так? Нет, не так. Он и себя забыл. И мне страшно, миледи. Вы должны что-то сделать. Граф – замечательнейший человек в целом свете. И если он вас любит, значит, вы счастливая женщина.

Как больно было слушать все это! Марша встала и подошла к окну. Взглянула на озеро и стены восточного крыла дома. Там отец устроил несколько скамей – одно из ее любимых мест, где всегда очень хорошо думалось.

Что, если Дункан не сумел сказать ей о своей любви, потому что не знал, как это сделать? Может быть, в тот день, в отцовской библиотеке, он как раз и собирался признаться, а она заявила, что свадьба невозможна?

Вот беда! Почему она не дождалась, чтобы он сказал ей все, что хотел?

Она должна его увидеть.

Марша обернулась к Эйслин:

– Спасибо, что приехали меня повидать.

– Вижу, что расстроила вас, миледи. Мне очень жаль, но я должна была вам сказать.

Марша нашла в себе силы улыбнуться.

– Я рада, что все узнала. И я понимаю, каких трудов вам стоило сюда добраться. Прошу вас, останьтесь на ночь.

Эйслин прижала руку к груди.

– Здесь? В Бэллибруке?

Марша кивнула.

– Да, конечно, в одной из комнат для гостей. Какой декор вам больше по душе – в зеленых тонах или золотых?

Лицо Эйслин просияло.

– О, миледи, лучше в зеленых. – Она присела в реверансе, смущенно улыбаясь. – Огромное вам спасибо!

– Это самое малое, что я могу для вас сделать, – сказала Марша, – за все годы, что вы заботились о Джо, за то, что нашли время навестить меня и поделиться… важными новостями о графе.

Глаза Эйслин наполнились слезами.

– Это большая честь для меня, миледи.

– Я отошлю ваш экипаж, и в Друмри вы вернетесь в нашей карете.

– Отсюда прямо до дома?

– Разумеется, – сказала Марша. От радости Эйслин захлопала в ладоши. – Это ведь по дороге на Дублин?

– Да! – воскликнула бывшая горничная.

– Хорошо. – Марша задумалась. – Знаете, я поеду с вами.

– Вы, миледи?

Марша кивнула:

– Я должна увидеть графа.

Эйслин, казалось, разрыдается от счастья.

И тут Маршу осенило:

– А вы не хотите поехать со мной в Лондон? Разумеется, я оплачу ваши расходы в оба конца. Может быть, вам хочется повидать и лорда Чедвика, и ваших старинных друзей, и Джо?

У Эйслин вытянулось лицо.

– Вы думаете это возможно?

– Да. Я же вижу – вы все еще переживаете, что не поговорили с графом начистоту. А Джо будет рад, что вы его помните, хоть и не работаете больше в их доме.

Эйслин просияла:

– Вот было бы здорово! Благодарю вас, миледи.

Марша улыбнулась.

– Я велю лакею взять ваши вещи из кареты, и пусть едет восвояси.

– Ох! – воскликнула Эйслин, густо покраснев. – Совсем забыла. Ведь я привезла вам письма. Когда мы проезжали через деревню, нас попросили захватить и доставить почту. Простите, я так волновалась, когда приехала, что оставила их на сиденье.

– Отлично, – сказала Марша, чувствуя, как непонятный страх сковывает ей сердце. Ей не терпелось получить известия из дублинских школ, но что ей делать, если одна из школ прислала ей вызов?

Марша позвонила. Явился дворецкий, и она попросила его взять из кареты почту и принести в гостиную, да заодно подать чай с пирожными. Затем обернулась к Эйслин:

– Давайте сядем. Очень интересно послушать – как рос Джо? Расскажите мне.

И они сели, и на сей раз лицо Эйслин было веселым и безмятежным. Она уже рассказала то, что должна была рассказать. Теперь можно было беседовать только о приятном.

– Что ж, начнем с самого начала. – Эйслин поудобнее устроилась на сиденье. – Я не знаю, кто была мать Джо.

Об этом Марша и сама часто думала.

– Зато я помню, – продолжала Эйслин, – как мы все были поражены, когда лорд Чедвик принес Джо в дом.

– Почему?

Эйслин отвернулась.

– Не знаю, следует ли говорить такое?

– Значит, не говорите, – мягко сказала Марша, хотя просто сгорала от любопытства. – Если вам придется раскрыть чужую тайну без ведома того человека…

– Как Маргарет – мою? – перебила Эйслин.

– Такое никогда не приводит ни к чему хорошему.

– Но в моем случае произошло как раз наоборот, – возразила Эйслин. – Хорошо, что я узнала, что лорд Чедвик простил мне ложь насчет больной сестры. И я рада, что открылась правда про меня и мистера Латтимора. Не то он мог бы обмануть еще какую-нибудь девушку из этого дома. Но вы что-то хотели сказать, миледи?

– Что тайны должны оставаться тайнами, если у вас нет дозволения их раскрыть.

Эйслин бросила взгляд в окно, затем снова на Маршу.

– Вы уверены? Даже после того, что я вам рассказала?

– Да, – усмехнулась Марша. – Так что не соблазняйте меня, не то спрошу.

Она видела, что ее ответ очень огорчил Эйслин, которая все-таки сдержалась и стала рассказывать, как Джо впервые начал ходить.

Дворецкий доставил почту. Другой слуга принес поднос с чаем.

– Простите. Одну минуту, – сказала Марша Эйслин, когда слуги вышли.

Писем было пять. От Синтии, от Дженис, от мамы. Еще письмо – о Господи! – из Дублина. И пятое – от герцога Бошана! Его печать Марша узнала сразу.

– Если не возражаете, Эйслин, я прочту пару писем. Налейте чаю для нас обеих, хорошо?

– Конечно, миледи, – чопорно сказала Эйслин.

– Спасибо. Мне один кусочек сахару и молоко, пожалуйста.

– Очень хорошо, миледи.

Пока Эйслин заботливо разливала чай, Марша прочитала письмо из Дублина. Прекрасная новость! Одна из школ приглашала ее на собеседование. Ей надлежало явиться туда в следующую пятницу, в два часа. Директриса писала, что всегда восхищалась маркизой Брэди, и ей польстило желание родной дочери леди Брэди занять должность учительницы в ее школе.

Разумеется, Марша не сможет отправиться на собеседование.

Как легко можно было бы сказать «да»! Забыть о Дункане. Остаться в Ирландии и самой строить свою жизнь. Со временем сделаться пожилой тетушкой, которая обожает навещать своих родственников, их супругов и детей.

Радоваться мирной, насыщенной трудами жизни.

Простоя, мирная жизнь? Марша может ее выбрать, но не выберет, если это будет означать, что она просто прячется от возможности счастья рядом с Дунканом.

С замиранием сердца она распечатала письмо герцога. Закончив читать, сложила письмо дрожащими пальцами и бросила его на чайный поднос.

Вот это удар.

– Вам нехорошо, миледи? – Эйслин протянула ей налитую до краев чашку чаю.

Марша осторожно приняла чашку на блюдце.

– Нет, – сказала она. Она резко отставила чашку, пролив на поднос. – Да, мне нехорошо.

– Миледи, чем я могу помочь? Принести вам нюхательные соли? – забеспокоилась Эйслин.

– Нет, благодарю, мне уже лучше. – На самом деле она была совершенно растеряна.

Эйслин улыбнулась ей ободряюще.

– Вас любит лорд Чедвик, и я сделаю все, что вы захотите. Если вам нужно выговориться, то я сочту за счастье вас выслушать, миледи.

Марша взглянула на свою странную наперсницу и решила, что вреда не будет, если она расскажет.

– Герцог Бошан предлагает мне стать директрисой в школе Оук-Холл, в Суррее. Он выкупил школу у леди Эннис и хочет, чтобы осенью я туда вернулась.

– Боже, – воскликнула Эйслин, – вот это новость!

– Да, потрясающая новость. – Марша встала и подошла к окну. Озерная гладь, все дышит спокойствием. А у нее в душе буря.

Эйслин подошла и встала рядом.

– Это ведь хорошая новость?

– Раньше казалось, это предел моих желаний, – сказала Марша. – Да что я говорю? Еще лучше – из герцога выйдет такой щедрый и добрый попечитель, что куда там леди Эннис! Он уже начал строить маленький театр позади основного здания, чтобы там можно было ставить спектакли. Такого у нас еще не было. – Она помолчала. – Почему жизнь так любит все усложнять? Почему так любит перемены? Почему мы не можем получить все? Все сразу?

– Не знаю, миледи, – тихо ответила Эйслин. – Но мне точно известно, что мы меняемся и всю жизнь говорим то «здравствуй», то «прощай» – людям, временам года, нашим домашним животным. А некоторые из нас – еще и работе, дому или деньгам. И конца этому нет.

– Вы правы, – согласилась Марша.

Они стояли у окна, и Марша, как зачарованная, смотрела на озеро.

– Отвлеките меня от тяжких мыслей. Прошу вас, расскажите еще что-нибудь про Джо.

Эйслин улыбнулась, вспоминая:

– Я никогда не забуду, как мы удивились, когда Джо сказал свое первое слово: «папа». Хотя лорда Чедвика как раз дома-то и не было. Вечером, когда граф вернулся домой, он очень расстроился, что пропустил такое событие. Но Джо сказал его еще раз, и еще, и граф обрадовался так, словно наступило Рождество. Он велел принести бутылку лучшего кларета, и мы все выпили. – Она вздохнула. – Ему всегда приходилось нелегко. Он так беспокоился.

Марша удивленно повернулась к Эйслин:

– Из-за чего?

– Он хотел быть хорошим отцом, – ответила та. – Делал все, что должен делать отец. Видите ли, он не хотел быть таким, как его собственный родитель. И очень не хотел, чтобы Джо вырос таким, как мистер Латтимор. – Она осеклась.

– Почему – как мистер Латтимор? – не поняла Марша.

Эйслин побледнела.

– Кажется, я хочу чаю. А вы, миледи? – Она бросилась к чайному подносу.

Марша смотрела, как она склонилась над подносом, как берет чашку дрожащими пальцами. Затем перевела взгляд на озеро: зачем Дункану бояться, что Джо вырастет похожим на Финна?

Порыв ветра поднял волну на озерной глади, и столь же внезапно пришло прозрение. Неожиданное открытие заставило ее пошатнуться, и Марша положила ладони на оконное стекло, прекрасно понимая, что Алиса будет ворчать из-за того, что она оставила отпечатки пальцев на чисто вымытом стекле. Вот это да! Как же она не догадалась об этом раньше?

Финн – вот кто настоящий отец Джо, а не Дункан!

Глава 36

Дункан был полупьян, но виду старался не подавать. В последнее время он стал привыкать к этому состоянию, которое приносило ему некоторое облегчение. Пробило четыре часа пополудни. Он сидел в игорном зале клуба «Уайтс». Вел неспешную беседу с лордом Уэстдейлом, кузеном Ричардом и друзьями по Оксфорду, которые заняли остальные места за карточным столом.

– Еще бренди! – крикнул он официанту.

– Бренди закончился, – неуверенно сообщил официант.

Скорчив гримасу, Дункан взглянул на Уэстдейла.

– Как это закончился?

Уэстдейл пожал плечами.

– Полагаю, такое случается.

– На французов полагаться нельзя, – высказал свое мнение кузен Ричард.

– Это невозможно, – сказал Дункан. Ему казалось, что он говорит четко и внятно, однако слова сбились в кучу, образовав одно, да еще потерялась пара слогов.

Несомненно, его лихорадило, уже давно, и лихорадку эту нельзя было исцелить ромовым пуншем, который он исправно принимал каждый вечер.

– У кого-нибудь есть известия о леди Марше? – громко, на всю комнату, спросил он.

– Да. – Уэстдейл кашлянул. – Разве вы не помните, что она отправила матери и отцу письмецо, где сообщала, что благополучно добралась в Бэллибрук? Я мог бы поклясться, что говорил вам, Чедвик. По меньшей мере раз десять. Не то чтобы я возражал, – он сильно ударил его в плечо, – но надоело повторяться.

– Чертова преисподняя! – рявкнул Дункан, потирая ушибленное место. – Теперь вспоминаю.

– Где этот чертов кофе? – спросил кузен Ричард у официанта.

– Уже несут, – ответил слуга.

– Вы должны дать ей время, – напомнил Дункану Уэстдейл.

– К черту время, – заявил тот, оттолкнув стул. – Завтра я поеду в Ирландию.

– Черта с два вы поедете. – Уэстдейл тоже вскочил.

– Убирайтесь с дороги, – сказал ему Дункан. Никто его не остановит! И он ударил Уэстдейла в челюсть, на случай если тот вздумает его задержать.

Уэстдейл с воплем повалился на стул.

– Вы ненормальный, – сказал он, ощупывая челюсть. Потом медленно поднялся.

Все остальные тоже вскочили из-за стола.

Дункан встал в стойку.

– Ну же, Уэстдейл! Если вздумаете помешать мне силой, я силой и отвечу.

Уэстдейл тоже сжал кулаки.

– Если придется отправить вас в нокдаун, чтобы вы не бросились в Ирландию, как щенок, я это сделаю.

Они кружили возле друг друга. В коридоре закричали: «Драка! Драка!» И Дункан нанес отменный апперкот в челюсть противника.

Уэстдейл сплюнул на пол – к сожалению Дункана, все зубы противника пока остались целы – и ударил Дункана в живот.

– Чертова преисподняя, – пробормотал Дункан, когда к нему вернулась способность дышать. Странно, однако, в голове немного прояснилось. А еще он мог слышать все, что говорилось вокруг.

– Где лорд Чедвик? – спросил какой-то человек в дверях. – Он мне нужен немедленно. Прошу, впустите меня.

– Уоррен? – Дункан обернулся на голос. Последнее, что он помнил, это чмокающий звук разбитой губы, когда костяшки Уэстдейла пришли с ней в соприкосновение.

– Мама?

Время шло к вечеру, когда Марша, с маленькой сумкой в руке, снова очутилась в передней семейного особняка на Гросвенор-сквер. Она почти ничего не брала с собой в Ирландию, так что и в Лондон возвращалась налегке.

По длинному коридору ей навстречу спешил Бербанк.

– Леди Марша, – заговорил он так, словно в доме бушевал пожар. – Вы снова дома! – Он взял у нее сумку.

– Да, я дома, Бербанк. – Она благодарно улыбнулась дворецкому. – Опять семья в сборе! Мне это начинает нравиться.

Бербанк не осмелился сказать, что и он в восторге, но было видно и так. Он суетился вокруг Марши, бережно снял с нее накидку.

– Мы увидели Кэрри на кухне, – сообщил он. – Кухарка так удивилась, что уронила в суп свой половник.

– Да, – весело сказала Марша. – Кэрри хотела удивить всех, поэтому пошла с черного хода прямо на кухню. Где мама и все домашние?

– У лорда Уэстдейла встреча с друзьями. А все остальные поехали к герцогу Бошану, сыграть в кегли на лужайке и отобедать.

– Правда? – Марша была озадачена. – Я и не знала, что мама и папа дружны с герцогом.

– Они не были друзьями, миледи, пока вы не уехали. В тот самый день герцог Бошан нанес нам визит, чтобы принести вам свои поздравления, и узнал, что… – он поперхнулся, – что вы уехали в Ирландию, чтобы подготовиться к свадьбе.

– Ах да, – откликнулась она тихо, – к свадьбе. – Она поправила воротничок. – И эти приготовления… они все еще в разгаре?

– Разумеется, миледи, – ответил Бербанк недрогнувшим голосом.

– А как лорд Чедвик? Он приезжает сюда?

– О нет, миледи, мы его не видим. Ваши отец и матушка ездили к нему три раза, но его вечно не бывает дома. – В голосе Бербанка она слышала легкую досаду. – Хорошо, что лорд Уэстдейл видится с графом в клубе «Уайтс», а то бы мы и не знали, жив он или умер.

Это была самая цветистая фраза, которую Бербанк когда-либо произносил в ее присутствии.

– Чаю в гостиную, миледи?

– Нет, благодарю вас, – сказала она. – Я скоро ухожу. Сейчас пойду в свою спальню, чтобы привести себя в порядок. Отправьте чай туда, пожалуйста.

Бербанк не успел ответить. В дверь постучали.

Марша застыла на лестнице. Наверное, она забыла что-то в карете. Или это Дункан. По пути домой она высадила Эйслин возле его дома.

Марше ужасно хотелось ворваться к ним, увидеть Дункана и Джо. Однако Эйслин необходимо было увидеться с графом без свидетелей, поэтому Марша с неохотой оставила бывшую горничную возле дома, попросив передать лорду Чедвику, что она снова в Лондоне.

Но в дверях была Эйслин, и она дрожала с головы до пят.

– Что случилось? – Марша бегом бросилась вниз.

Эйслин схватила ее за руку.

– Джо! Только вы уехали, в дом ворвались двое мужчин с пистолетами и мистер Латтимор. Он оттолкнул Дженкинса. В руках у мистера Латтимора были какие-то бумаги – и он забрал Джо.

– Забрал Джо? – Марша пыталась сохранить спокойствие, но ее голос дрогнул.

Бербанк подозвал лакея:

– Пошлите за каретой. Немедленно.

По щекам Эйслин текли слезы.

– Он сказал, что у него все необходимые бумаги, чтобы его забрать. Что он его настоящий отец и никому его не остановить.

– Но кто-то попытался? Где был граф?

– Уехал, – едва сумела выговорить Эйслин. – Пил в «Уайтсе». Я была наверху с Уорреном, когда он услышал шум в передней. Дженкинс пытался их прогнать, но он стар. Только и мог, что стоять там и приговаривать: «Вас за это повесят»! Думал их напугать, бедняга! Они рассмеялись ему в лицо.

– Бедный Дженкинс. Что еще, Эйслин?

Эйслин торопливо заговорила:

– Я закрыла Джо вместе с Маргарет в его комнате. Со мной был Уоррен. Он велел мне держаться у него за спиной. Схватил свой мушкетон, встал на лестнице и нацелил его на негодяев, приказав им убираться. Но они приставили дуло пистолета к голове Дженкинса и сказали, что застрелят его, если Уоррен им помешает.

– О Боже! – воскликнула Марша.

– Поэтому Уоррену пришлось убрать мушкетон, и мистер Латтимор побежал наверх, перепрыгивая через две ступеньки, мимо него. Но Уоррен пытался его остановить.

– Где был Руперт?

– Очевидно, на конюшне, – всхлипнула Эйслин. – Мистер Латтимор столкнул Уоррена с лестницы, – тихо добавила она.

Марша схватилась за сердце.

– Он цел?

– Да, слава Богу. – Лицо Эйслин исказилось. – Потом мистер Латтимор заставил меня открыть дверь спальни Джо. Сказал, что мне лучше вести себя тихо и помогать ему, чтобы не испугать Джо.

– И он его забрал?

Девушка кивнула, и сердце Марши сжал ледяной ужас.

Эйслин с отвращением сказала:

– Он пообещал Джо, что повезет его к Эстли смотреть лошадок.

– Где они сейчас?

– Никто не знает. Когда Руперт оседлал лошадь, а Уоррена привели в чувство, их и след простыл.

– Они уехали в карете?

– Да. В простом черном наемном экипаже. Таких много разъезжает по всему Лондону.

– Кто-нибудь поехал искать лорда Чедвика?

– Уоррен.

Карета была уже у подъезда.

– Едем, – сказала Марша, увлекая за собой Эйслин.

– Очнитесь! – кричал кто-то Дункану прямо в ухо встревоженным голосом, отчаянно встревоженным.

Дункан застонал. Губа чертовски болела. И живот. И челюсть.

Кто-то резко хлопнул его по щеке:

– Лорд Чедвик! Джо в опасности. Очнитесь сейчас же!

Его веки поднялись сами собой. Он сел. Голова кружилась.

– Что случилось с Джо?

– Гляди-ка, кажется, восстал из мертвых, – услышал он голос официанта.

Уоррен поднял его на ноги.

– Его забрал ваш брат.

– Финн? Где они?

– Никто не знает. – Голос Уоррена дрожал. В нем звучал страх.

Попадись брат ему на глаза прямо сейчас, Дункан бы его убил.

Быстрыми шагами они направились по коридору мимо многочисленных комнат, откуда на них глазели любопытные. В дверях одного из залов Дункан остановился.

– Если кто-нибудь из вас, скудоумных дружков моего братца, товарищей по его грязным приключениям, хотя бы догадывается, где он сейчас может быть, скажите мне. Если позже выяснится, что вы знали, но промолчали, я сверну вам головы.

Он ждал. К нему вышел только лорд Грин, он-то скудоумием не страдал.

– Как вы знаете, он некоторое время жил у нас, – нерешительно произнес граф. – Нам пришлось просить его покинуть наш дом, после того, как он заявился – не раз и не два – совершенно пьяным, да еще вздумал заигрывать с горничной моей жены.

Ничего удивительного.

– Сочувствую, Грин. Вы пали очередной жертвой его обаяния, а я ведь вас предупреждал.

Лорд Грин почесал затылок.

– Век живи – век учись. Он сказал, у него есть пристанище, где-то в районе собора Святого Павла. Над лавкой галантерейщика.

– Спасибо, – сказал Дункан. – Я ваш должник, Грин. Уплачу постепенно, один бренди за раз.

Лорд Грин помахал ему рукой. Дункан в сопровождении Уоррена направился к выходу из клуба. Только сейчас Дункан заметил, в каком состоянии его камердинер.

– Что с вами случилось?

– Ерунда – по сравнению с тем, что досталось вам, – ответил Уоррен. – Я подрался с вашим братом. С ним были двое головорезов, вооруженных пистолетами. А еще он размахивал кипой бумаг. Сказал, что имеет право забрать Джо и чтоб ему не мешали.

– Мерзавец!

– Лорд Уэстдейл и его кузен отправились на поиски минут десять назад. Собрали целый отряд помощников – хотят проверить все постоялые дворы в окрестностях Лондона.

– Слава Богу! – Дункан взял у привратника свой плащ. Набросил на плечи и надел шляпу. Нужно затеряться в толпе. – Я должен сообразить, куда он мог бы отправиться, если все еще в городе. Несомненно, он захочет предложить мне сделку. Все это из-за денег. Возможна еще и месть. Страшно представить, что будет, если Финн хочет ему отомстить!

Джо. Дункан повторял это имя, как молитву.

За стенами клуба его ждало новое потрясение. Посреди привычного шума и суеты Лондона он увидел то, от чего не мог оторвать глаз – леди Марша Шервуд верхом на одной из его собственных лошадей.

– Какого черта вы здесь делаете?

– Ваша губа! – воскликнула она.

– Пустяки. И у меня нет времени на разговоры.

– Знаю. – Она вздернула подбородок. – Я еду с вами.

– Нет, – резко сказал он.

– Разумеется, еду, – не сдавалась она.

– Женщина в дамском седле, на оживленных лондонских улицах! Мы не сможем ехать быстро.

– Я вас не задержу, – сказала она. – И я все равно еду. Вместе мы его найдем.

Он вскочил на Самсона. Спорить было некогда.

– Держите оборону дома, – приказал он Уоррену.

– Простите, милорд. – Уоррен был смущен. – Руперт сказал, что миледи настояла, чтобы вас сопровождать. Она даже заставила его сбегать к соседям за дамским седлом.

– Ее не переупрямить, – сухо сказал Дункан. – Я извещу вас запиской, если вы мне понадобитесь.

– Хорошо, милорд. – Уоррен вскочил на гнедого жеребца.

Дункан направил коня на улицу, не оглядываясь на Маршу.

– Не волнуйтесь, – негромко окликнула она Дункана. – Вместе мы его найдем. Я чувствую, что найдем.

Они поскакали по улице бок обок.

Дункану не хотелось признаваться самому себе, что ее присутствие принесло ему облегчение и придало некоторую уверенность.

– Мы проверим один из его недавних адресов, – сказал он, стараясь придерживаться деловитого тона. – Постоялые дворы уже проверяют. Поисковую партию возглавляют ваш старший брат и его кузен.

Двадцатью минутами позже они обнаружили лавку галантерейщика неподалеку от собора Святого Павла. Но тут вышла осечка – никто не знал человека по имени Финниан Латтимор, который жил бы над этой лавкой.

Однако через десять минут они нашли еще одного галантерейщика, в двух кварталах от первого. Того, которого искали.

– Я выгнал его еще вчера, – сказал хозяин. – Он не платил.

Итак, Финн отчаянно нуждался.

– Вы не виноваты, – заверил Дункан торговца, бросив пару соверенов ему на прилавок. – Это покроет долг?

Галантерейщик проворно схватил монеты.

– О да, милорд, – радостно воскликнул он.

– Не знаете, куда он мог пойти?

– Гм. – Торговец барабанил пальцами по прилавку.

На один краткий миг Дункан встретился глазами с Маршей. Как будто и не было между ними разлада! Их связывало чувство, искреннее и сильное. Восхитительное открытие! Но сейчас не время было об этом думать.

– А! – Галантерейщик хлопнул ладонью по прилавку. – Он сказал, что переезжает к какой-то пожилой супружеской чете. Сказал, что с ними будет проще договориться, чем со мной.

Дункан невесело рассмеялся.

– Полагаю, на самом деле он выразился грубее, не так ли?

Галантерейщик посмотрел на Маршу.

– Да. Уж он разошелся, уверяю вас.

– Он сказал что-нибудь еще? – спросила Марша.

– Нет, – ответил торговец.

– Зато он сказал кое-что мне, – послышался довольно грубый женский голос из-за полок.

– Что же, любовь моя? – крикнул галантерейщик супруге.

– Сказал, что она готовит куда лучше моего! – сердито крикнула та в ответ.

– Э-э, – сказал галантерейщик, – вот грубиян! Ты готовишь лучше всех на свете. – И он схватился за шею, подмигнув Дункану.

– Я все вижу, – угрожающе сказала его жена.

Галантерейщик побагровел, как свекла.

– Вот так-то, милорд. Думаю, вам лучше уйти.

– Конечно. – Дункан взял Маршу за руку. Видит Бог, ему безумно хотелось это сделать!

Она прильнула к нему.

– Это вам помогло?

– Да. – Задержавшись на мгновение, он крепко сжал ее руку. – И ваше присутствие мне в помощь тоже.

– Благодарю, – сказала Марша, глядя на него полными участия глазами. Его сердце болезненно сжалось.

«Скоро, – подумал он. – Очень скоро я скажу ей все».

Они снова были в седлах.

– Мы отправляемся в маленький милый домик, – сказал он.

Она сама так сказала про его дом. Дункан вспомнил, как прекрасна была Марша, лежа там на сапфирово-синих простынях.

– Вот как? – удивилась она.

Он быстро взглянул на нее. Ее щеки покрылись румянцем, но она вздернула подбородок, гордо расправив плечи.

– Там и обитает наша пожилая супружеская чета, – пояснил он. – Она прекрасная повариха, и Финну легко войти в дом без всякой платы. Достаточно сочинить какую-нибудь трогательную историю, так что они не станут обращаться ко мне. Должно быть, он догадался, что я не додумаюсь искать его там. Честно говоря, я действительно об этом не подумал. Казалось, слишком уж просто.

– Надеюсь, ваша догадка верна.

Воцарилось неловкое молчание.

– Ужасно жалею о том, что произошло, – сказал он. – С того дня как я увидел вас в окне швейной мастерской, вам не было покоя – во многом из-за меня, потом из-за Финна.

Она усмехнулась.

– Это так. Но я уверена, вам, как и мне, тоже пришлось несладко. Вас вынудили стать членом семейства Брэди – притащили на аркане.

– Никто меня не заставлял, – возразил он.

Их взгляды встретились. Он видел, что она ему не верит.

– Я сам предложил помолвку. – Отпустив поводья, он пропустил повозку с цветами. – Я хочу жениться на вас.

– Вы это уже говорили. – Она поджала губы. – И мне даже неинтересно почему.

– Я назвал вам несколько причин. Но есть еще одна.

Самсон прядал ушами, как будто хотел узнать ту особую причину.

– И что же это? – с вызовом спросила она.

– Я люблю вас, – просто ответил Дункан. – Думаю, я полюбил вас давным-давно, еще до того, как понял, что такое любовь. Это было в тот день, когда мы плыли на пакетботе, а вы были полны огня и страсти. Вы были прекрасны. С того дня я не переставал думать о вас. Вы были моей «Девочкой на корабле».

Он услышал ее глубокий вздох.

– Я… Мне трудно в это поверить.

– Почему?

Она посмотрела на него.

– Не знаю. Может быть, потому, что вы не сказали мне этого тогда – в первый раз, когда я вас спросила, почему вы хотите на мне жениться.

– Жаль, что нельзя вернуть время назад. Тогда я не мог признаться в этом даже самому себе.

– Почему?

– Я размышлял над этим несколько недель. – Он глубоко вздохнул. – Теперь я понимаю. Я не верил, что достоин вас.

Она изумленно ахнула.

– Почему же это?

– Потому что вы само совершенство, – сказал он, неожиданно охрипшим голосом. – Давным-давно, когда я сказал вам, что не верю в идеальную любовь, я действительно так думал. Жизнь состояла из тяжелых ошибок, которые мне надлежало исправлять. Заканчивался один день и начинался следующий. И мне нужно было начинать все сначала. У меня не было надежды. Не было радости.

Он взглянул на нее, и она ответила взглядом, полным нежности.

– Потом я встретил вас, и моя жизнь, какой я ее знал, была потрясена до основания. И я дрогнул. Непростительным образом. Я боялся поверить, боялся снова испытать боль. – На миг его охватили горькие воспоминания. – Знаете, я уже пытался любить родителей и брата.

– Я знаю.

Они осадили лошадей, чтобы дать дорогу нескольким прохожим.

– Однако, несмотря на ошибки… – Они подождали, пока один из прохожих поднимет кепку, которую уронил как раз на середине дороги. – Я хочу открыть вам правду. Марша, я хочу, чтобы вы стали моей женой, потому что я вас люблю. Вы заставили меня поверить в идеальную любовь.

– Я рада, – сказала она тихо, когда путь был свободен.

Дункан увидел, как она украдкой отерла слезу.

– Но я вовсе не идеал, – добавила она. – Вы должны узнать обо мне кое-что.

– Что же? – спросил Дункан.

Марша взглянула на него. В ее глазах плескалась боль. Она поспешно отвела взгляд. Они были уже в Мейфэре и ехали по почти пустой улочке, застроенной особняками.

– Я была близка с вашим братом, – сказала она чуть слышно. – Один раз, в ночь моего шестнадцатого дня рождения. Вот почему он сбежал в Америку.

Дункан на минуту поймал ее взгляд.

– Я это знал, – сказал он тихо, глядя прямо перед собой. – И это ничего не меняет.

– Вы знали? – Ее голос осекся.

Он быстро взглянул на Маршу, пытавшуюся скрыть слезы.

– Понял в тот день, когда Финн вернулся из Америки, – ответил он. – Вот почему я его избил. Должен признаться, что задумал жениться на вас именно в тот вечер. Для того, чтобы восстановить честь семьи.

Она нервно рассмеялась.

– Вы очень старались исправить неправедное, не так ли?

– Да, – ответил он. – Узнав вас ближе, я понял, как глупо было думать, будто я знаю все ответы. Я полюбил вас всем сердцем. И теперь не представляю жизни без вас.

Дункан услышал, как Марша всхлипнула.

– Но я опозорена, моя репутация погибла, – прошептала она.

Он натянул поводья, останавливаясь. Ей тоже пришлось остановиться.

– Никогда больше не говорите так, – сказал он ласково, но решительно. – Вы не опозорены. Вы прекрасны, вы любимы. Что погибло – так это ваша вера в себя и в других людей, но это поправимо.

Она улыбнулась сквозь слезы.

– Она уже вернулась, моя вера. В эту самую минуту.

– Это путешествие вы начали еще в Оук-Холле, – напомнил он ей. – Скажем так, я слегка подтолкнул вас на этом пути.

– Вы сделали гораздо больше. Я… я парю от счастья. – Потянувшись к нему, она быстро поцеловала его прямо в губы. – Но счастье мое возрастет безмерно, когда мы найдем Джо. – Она снова посмотрела на дорогу.

– Мы его найдем, – сказал он.

И они пришпорили лошадей. Дункан ехал впереди. Двигаясь в совершенном согласии, всадники миновали несколько узких боковых улочек, храня намеренное молчание.