Текст книги "Яды: полная история: от мышьяка до «Новичка»"

«Человек создал Бога, чтобы Бог спас человека», – говорил Эмиль Золя. На этот раз Бог писателя не спас.

Глава 22. Тиберий, Калигула, Нерон… Дорога в ад…

…Вы погубите себя, принцепс! – Харикл едва не повис на руке Тиберия, потянувшегося к кубку с красным вином. – Вам нельзя ни вина, ни перца, ни соли!..

Престарелый император только оттолкнул своего лекаря:

– Прочь, раб и сын раба! Ты не дождешься моей смерти…

Харикл, грек-вольноотпущенник, всегда твердо следовал клятве Гиппократа, однако в такие минуты, когда Тиберий входил в раж на пиру, эскулап знал, что перечить старику бесполезно.

Император жадно ел все подряд. Так насыщаются только старики, чувствующие, что жить им осталось уже немного и что надо успеть ухватить у бытия еще один момент наслаждений. Вслед за артишоками и яйцами подали рыбу: макрель и камбалу, щуку и сельдь. Немного размялись на устрицах и морских пауках и перешли к «блюдам сопротивления» – к дичи и к мясу: голубям и павлинам, фазанам и перепелам, кабанятине и оленине… И все – под пахучими приправами и острыми соусами.

– Цезарь, позвольте выпить за ваше драгоценное здоровье! – Калигула протянул своему деду кубок с вином.

Тиберий скосил на приемного внука красные глаза под опухшими, тяжелыми веками и принял ватными пальцами бокал. Сильно уставший после дневного путешествия по Лацию и страдающий после сегодняшнего падения на трибуне цирка, где императора развлекали соревновавшиеся между собой легионеры, Тиберий не заметил, как напряглись Калигула и Квинт Невий Корд Суторий Макрон, префект преторианской гвардии.

Принцепс выпил до дна и потребовал, чтобы ему налили еще.

Когда рабы подали глобули, шарики из теста, поджаренные на оливковом масле, политые медом и обсыпанные маком, Тиберий почувствовал, что его подташнивает.

– Хватит! Довольно! – только и вымолвил он. И вяло махнул рукой, давая гостям приказ уходить.

Никто не ожидал, что император поднимется. Но Тиберий натужно встал с ложа и стоя попрощался с каждым. Едва последний из приглашенных ушел, как старика вырвало.

– Опять! – Взвыл верный Харикл. – Нельзя столько есть, и пить так нельзя!..

– Замолчи, безродный! – Сипло осек врача Тиберий. – Лечи меня, если жить хочешь!..

Ближе к ночи все подумали, будто император умер. Тиберий зашелся в кашле, стал весь бледно-синим и принялся ловить ртом воздух. Лицо покрылось потом, крупными каплями. Императора охватила судорога. Он как сидел, так и опрокинулся всем корпусом навзничь. И затих, перестав дышать.

– Все! Конец! Свершилось… – Тихо, почти неслышно прошептал Калигула. Так, чтобы слова не дошли до Макрона.

Но тот уже вышел в атриум, где столпились слуги и солдаты:

– Цезарь Тиберий умер, – деловито сообщил преторианец собравшимся. – Здравия цезарю Калигуле!

– Сальве, цезарь Калигула! – раздалось в толпе.

Калигула ступил во двор, обильно освещенный факелами, и наконец-то расправил плечи. Посмотрел на массу ликующих людей: он теперь император! Свершилось. Сдох мерзкий старик!..

И тут на пороге возник Харикл:

– Слава Юпитеру! Принцепс вернулся к нам!..

Оказывается, грек влил кувшин соленой воды в Тиберия. Того так вывернуло наизнанку, что яд, который Калигула добавил в вино, поданное на пиру императору, не сработал. К тому же Харикл пустил из вены кровь принцепсу и принялся отпаивать его настойкой из лечебных трав с острова Капри. Слуга Асклепия добросовестно делал свое дело, отдаляя встречу тирана с Плутоном. А это показалось Калигуле уже слишком. Он схватил врача за плечо и поволок внутрь. Не дойдя до покоев, припер грека к стенке:

– Сколько он еще будет жить?!..

– Не знаю, – совершенно не испугавшись, твердым голосом промолвил Харикл. – Наверняка не долго, но сколько – знать мне не дано. Я и так свершил чудо, вернув принцепса из царства теней… Не волнуйте императора, он спит.

– И ты иди, отдохни! Ведь ты уже сутки без сна. – Калигула обернулся на голос и увидел Макрона с кубком в руке. – Дай принцепсу этого снотворного на маке и можешь отдыхать, – продолжил префект.

– Это что еще за снотворное? Я приказал вообще не поить его, – удивился лекарь. И тут заметил двух солдат из преторианской гвардии, застывших сзади Макрона с обнаженными короткими мечами. – Хорошо, идемте!

В кубикулуме – жилом покое – кроме Тиберия был еще темнокожий раб, дежуривший у постели. Император спал сидя, приоткрыв беззубый рот, тяжело дыша со свистом.

– Ну! – прикрикнул Калигула на врача. – Пусть принимает лекарство.

Харикл тяжело вздохнул. Умело подхватил под плечи Тиберия и опрокинул мутноватую жидкость ему в рот.

– Теперь прочь все! Уходите… Мы сами последим за принцепсом, – сказал Макрон. И примирительно добавил: – Ни один смертный отныне не посмеет потревожить его драгоценный сон.

Когда Харикл, никому не глядя в глаза, удалился, предводитель преторианцев дал Калигуле одеяло, лежащее в ногах у Тиберия:

– Я подсыпал ему яда, но старик живуч, как саламандра. Не тяни!.. На всякий случай. Ты же – наследник!

Калигула без малейшей дрожи в руках схватил одеяло, поднес его к лицу Тиберия и прислушался: дышит ли? Кажется, нет. На этот раз отрава помогла. Однако действовать надо все равно наверняка. Калигула навалился всем телом на императора, превратившегося вдруг в такого маленького, такого беззащитного, и вжал одеялом его лицо в изголовье. Переждал, чувствуя, как в венах вскипает от возбуждения молодая кровь, и отпрянул в сторону.

– Не та-а-ак! – Брезгливо протянул Макрон. – Не так это делается… Гляди!

Он схватил какую-то тряпку, брошенную на полу, и плотно приложил ее ко рту и к носу Тиберия. Напрягся и замер так, в странной скрюченной позе. И подвел итог. Довольный и утомленный – как легионер, добивший раненного в бою врага и до конца выполнивший на поле брани свою грязную работу:

– Теперь и впрямь все… Сальве, Цезарь! Здравствуй, император! – преклонил перед Калигулой голову Макрон. – Помни, кто для тебя это сделал. Не забывай меня!

– Не сомневайся, всадник, – заверил Калигула. И повторил для убедительности. – Не сомневайся.

На долгие сомнения времени у Макрона, надо признать, не оставалось. Убийство Тиберия произошло в 37 году н. э. А через год Калигула отдаст приказ арестовать Макрона и его жену Эннию как опасных заговорщиков против императорской власти. Оба они покончат с собой под арестом. «Me mortuo terra misceatur igni» («Когда умру, пусть земля огнем горит»), – любил приговаривать Тиберий, опередивший на семнадцать веков хищную философию мадам де Помпадур с ее «После меня хоть потоп».

Он, так всегда ценивший придворных оракулов, не сумел предвидеть, что именно сын убитого ядом Германика тем же самым способом уничтожит его. Что ровно в год его смерти появится на свет новый маньяк отравлений: Агриппина, дочь Германика и сестра Калигулы, произведет на свет Луция Домиция Агенобарба. Вы, конечно, догадались, о ком речь. Неужели нет? Тогда я назову вам то имя, под которым он одиозно, страшно и громко вошел в историю: Нерон. Как говаривали в Древнем Риме: «На пальме апельсины не растут». Нерон лишь продолжил «ядовитый» путь своего родителя.

Став императором, Гай Цезарь, прозванный с детства Калигула («сапожок» по-латински), учел грустный опыт отца, Германика, и своего приемного деда, Тиберия, умерших от ядов, и предпочел травить других, нежели самому быть отравленным. Он возжелал научиться на мастера-отравителя высшей категории и принялся собирать коллекцию ядов. Он был способен часами смешивать их, добиваясь новых губительных сочетаний. Огромный сундук был полон у Калигулы разными отравами. На каждой шкатулке и на любом флаконе с ядами рукой императора было трогательно выписано название. Чаще всего это были имена тех, кого Калигула этой гадостью уже погубил. А предать смерти император, сам едва не погибший однажды от приворотного зелья, которым его напоила жена Юния, мог любого.

Заметки на полях

«Мне можно все в отношении всех», – любил заявлять Калигула. Так, своего родственника юного Гемелла, которого он усыновил, Калигула убил потому, что из его рта плохо пахло. Взбалмошному императору показалось, что это следствие противоядия, принимаемого молодым человеком, которому Тиберий оставил в своем завещании такую же долю, что и ему, Калигуле. «Уж не готовит ли Гемелл отравление нового принцепса, если принимает противоядие?» – так, вероятно, думал тот, кого римляне провозгласили «отцом нации». Крепкий Калигула, в отличие от Тиберия любивший физические упражнения, мог приказать отравить любого, кто обгонит его на конных скачках. Не любил он и тех, кто был сильнее и ловчее его. Например, убил гладиатора по прозвищу Columbus (Голубь), приказав натереть его полученные в цирковых боях раны ядом, который затем так и получил название Columbinum (Голубиный). Калигула – опустошивший государственную казну мот, алчный до чужого добра, – заставлял состоятельных римлян отписывать ему часть наследства и, не желая дожидаться их естественной смерти, отправлял своим жертвам к трапезе отравленные кушанья.

«До сих пор речь шла о правителе, далее придется говорить о чудовище», – написал о нем Гай Светоний Транквилл, историк, бывший личным секретарем императора Адриана. После того, как 24 января 41 года всадниками Кассием Херейей и Корнелием Сабином был убит Калигула, его любимый сундук с проклятиями выбросили в море. О, ужас! Произошло то, с чем человечество столкнулось только в конце ХХ столетия с его экологическими катастрофами из-за тонущих нефтеналивных танкеров: от ядов императора-маньяка в Средиземном море вдоль берегов всплыла рыба! Такова была убойная сила этих токсинов.

…Однако вернемся к племяннику Калигулы, к Нерону. Он получил власть с помощью яда и поставил отравления римлян на поток. Воистину: с ядом по жизни!

После расправы над Калигулой принцепсом провозгласили дядю тирана – Клавдия. Когда убивали Калигулу, во дворце началась суматоха. Трусливый Клавдий спрятался за штору, оттуда его и вытянули, чтобы объявить императором. Женой Клавдия, слывшего у современников слабоумным, стала Агриппина. А точнее – четвертой по счету женой (в эпоху империи разводы в Риме творились легко и просто, как написано в законах Двенадцати таблиц: «Приказал своей жене взять принадлежащие ей вещи и, отняв ключ, изгнал»). Императрица, старательно радевшая о Нероне, своем сыне от предыдущего брака, боялась, как бы Клавдий не назначил наследником Британика, сына от Валерии Мессалины, предыдущей супруги императора, вошедшей в историю как символ похоти и блуда.

Средство для обеспечения быстрого возвышения Нерона было найдено без труда. Впрочем, история об этом будет рассказана чуть позже.

Глава 23. Аты-баты, опиаты…

«Смерть от жажды райская, блаженная по сравнению с жаждой морфия. Так заживо погребенный, вероятно, ловит последние ничтожные пузырьки воздуха в гробу и раздирает кожу на груди ногтями. Так еретик на костре стонет и шевелится, когда первые языки пламени лижут его ноги… Смерть – сухая, медленная смерть…»

Так писал Михаил Булгаков в рассказе «Морфий», вошедшем в «Записки юного врача», о пристрастии к опиатам. Это название наркотических алкалоидов опиума. Например: морфина, кодеина, тебаина, наркотина и их полусинтетических производных. Таких – как героин (диацетилморфин, диаморфин), дигидрокодеин, дезоморфин, налоксон…

Опиум это, пожалуй, один из самых древних людских ядов. Опиум получают из опиумного мака Papaver somniferum (Мак снотворный). Название его происходит от греческого слова opion – «маковый сок». Цетром распространения этого растения, достигающего метровой высоты, в прошлом была Малая Азия, где эту культуру выращивали аж пять тысяч лет назад.

Еще в древние времена в Междуречье, Египте и Греции опиум глотали, растворяли в напитках – в воде или, чаще, в разбавленном вине – или жевали пластинки из его высушенного млечного сока. Упоминал это вещество и известный греческий эскулап Диоскорид. Впрочем, опиум из-за содержащихся в нем алкалоидов весьма неприятен на вкус. Именно поэтому, чтобы не так противно было его потреблять, опиум древние подслащивали медом или фруктовыми соками, ароматизировали специями, растворяли в молоке.

Прием внутрь сырого опиума приводит, прежде всего, к тошноте. Яд, он и в Антарктиде яд, а у нашего организма существует отличный метод защиты от отравы: рвота, отторжение неприемлемого. Здоровая реакция…

Заметки на полях

И не удивительно, что в Античности опиум воспринимали исключительно как лекарство. Поэтому-то и называли его «даром богов»: опиумный мак избавлял людей от страданий и боли. Особенно часто «услугами» опиума пользовались македонские и ахейские солдаты, римские гладиаторы и легионеры. Впрочем, найдены свидетельства и того, что древние «баловались» опиумом: на Кипре, входившем в ареал античной Великой Греции, обнаружили трубку из слоновой кости примерно 1200 года до нашей эры. Вполне возможно, что с ее помощью курили опиум. Так же, как гораздо позже стали делать в Китае. После запрета табака в 1644 году в Поднебесной научились поджигать опиум и вдыхать дым от него.

В XVI столетии великий реформатор медицины, швейцарец Парацельс, прозванный современниками «философом Огня», заметил, что опиум лучше всего растворяется в алкоголе. Знаменитый врач и неутомимый экспериментатор разработал формулу, как он посчитал, идеального обезболивающего средства, почти панацеи от всех болезней. Это была спиртовая настойка опиума, в которую также вошли мускус, амбра, мускатный орех… Сюда Парацельс, алхимик эпохи Возрождения, добавил на всякий случай и толченый жемчуг, традиционный ингредиент кудесников реторт и тиглей той поры. Мастер Великого Делания – так называли в Средневековье алхимию – назвал изобретенную им тинктуру «лауданумом». От латинского глагола laudare, что означает «хвалить». Лауданум стал одним из главных и самых опасных медикаментов человечества на протяжении нескольких веков. Это средство поистине универсально: оно эффективно при самых разных видах недугов – от кашля и поноса до родовых схваток и переломов костей. И в самом деле, такое лекарство, несмотря на таящиеся в нем угрозы, было достойно всемерного восхваления его достоинств.

Но вернемся к опиатам.

Важно извлекать опиумный сок в идеальное время – когда зеленоватые коробочки с семенами на маке уже сформировались, но еще не до конца созрели. Сок напористо вскрывает коробочку и застывает в виде густой массы, коричневатой, похожей на смолу. Ее-то собирают и высушивают, чтобы затем измельчить в порошок. Впрочем, в ход, по большому счету, идет все – и стебли, и коробочки, и маковые зерна, – но из них извлекается яда на порядок меньше.

Все главные государства Европы были охвачены войнами в первое десятилетие XIX столетия, но опиум поступил в наполеоновскую армию только для самого императора и его ближайшего окружения. А врачи на фронтах Великой армии – от Пиренеев до Московии – из так называемых средств анестезии могли рассчитывать для пациента перед операцией только на стакан «хлебного вина», то есть – самогона, да на ременную плеть или толстую веревку, которую вкладывали раненому в рот между зубами, чтобы он язык от боли себе не откусил. Успокаивающими медикаментами считались, правда, и ртуть с камфарой, но разве можно такую первобытную «фармакопею» вообще воспринимать серьезно?

В общем, перед лауданумом открылись неограниченные горизонты! Практически бесконтрольный со стороны государств рынок… Но и его со временем заменили в Европе и Америке псевдопатентованные микстуры примерно с одними и теми же основными компонентами: спирт и опиум – только в разных пропорциях. Остальные компоненты добавлялись по вкусу изобретателей. Одним из первых таких снадобий стала… кока-кола!

Заметки на полях

Бывший офицер-конфедерат Джон Стит Пембертон, раненый северянами-янки на Гражданской войне, пристрастился в полевых госпиталях к опиатам. Чтобы освободиться от опиумной зависимости, начал экспериментировать с орехами кола и листьями кустарника кока, который индейцы издавна использовали для экстракции кокаина. Первоначально добавил в вино кокаин, в небольших дозах, и получил тонизирующий винный напиток под названием «Вино Мариани». Но в 1885 году в некоторых округах южного штата Джорджия ввели сухой закон, и полковнику Пембертону пришла в голову гениальная идея: заменить вино газированным сахарным сиропом. Оригинальная формула содержала 8,46 миллиграмма кокаина, однако возбуждающий эффект значительно усугублялся наличием кофеина из ореха колы. Запоминающееся название напитка, придуманное бухгалтером Пембертона, – кока-кола – отсылало к двум основным ингредиентам приторной, тонизирующей «шипучки».

Кока-кола первоначально рекламировалась как лекарство для лечения зависимости от морфия и опиума ветеранов войны. Согласитесь, сегодня при мировой популярности, казалось бы, невинного напитка, столь обожаемого детьми, это звучит несколько парадоксально… Полковник умер в кромешной нищете в возрасте пятидесяти семи лет, а патент его изобретения вдова Пембертона продала за 2700 долларов предприимчивому банкиру. Да-да, сокровенный рецепт кока-колы, остающийся тайной за семью печатями и по сей день!

…Открытие лауданума, который стало возможным приобрести в любой аптеке или бакалейной лавке, облегчило жизни миллиардам страдающих от боли людей и одновременно положило начало широкомасштабной наркомании. По обе стороны Атлантики началось поветрие изобретения новых чудодейственных эликсиров на базе опиатов. Порой даже – собственных, домашних лечебных средств. Так, только одна семья в Лондоне придумала так называемую «микстуру Гасмэна» – гремучий коктейль из лауданума и хлороформа – и еще одну смесь из лауданума с сурьмой – для лечения от кашля. Придумала и, самое главное, коммерциализировала. Сколько людей погибло за милую душу от этого зелья? Науке, как и истории, это неведомо.

Не оставались в стороне от бурного «опиесозидательного» процесса и профессиональные медикусы. Например, подагру лечили «порошком Довера» доктора Томаса Довера: смесью рвотного корня, ипекакуаны – травянистого растения из жарких стран – и опиума, только толченого. На базе того же наркотика – с разной степенью его участия – делали и другие снадобья: порошок Фримана, порошок Тоуэла, порошок Брауна… Появились и снадобья из опиума, предназначенные… для детей! Бальзам Годфри, успокоительный сироп Баттли, слабительное Дэлби…

Все эти, с позволения сказать, медикаменты славились одним замечательным свойством: дети, попробовавшие приторные лекарства на базе опиума, на несколько часов переставали баловаться, шуметь, затихали и, по сути дела, развязывали руки родителям. Лауданум и его производные пригодились и кормящим матерям, и нянькам. Младенцам вливали в рот вместе с молоком несколько капель лауданума, и ребенок, только что задыхающийся в истошном крике, камушком засыпал. В экстренных случаях матроны давали чуть-чуть побольше опиума слишком обременительному милому отпрыску, и вообще, – как свидетельствуют многочисленные судебные дела той поры, – навсегда избавлялись от него.

Первыми очнулись религиозные моралисты, особенно – протестантские и англиканские. Они, в отличие от коммерсантов, видящих в наркотиках не прок, а порок, принялись обличать производителей и продавцов опиатов. Подняли голос и возмущенные врачи. Их, впрочем, моральная сторона распространения ядов не особо интересовала. Медиков волновало, что наркотическими средствами налево и направо бесконтрольно торговали лавочники. Вульгарные и алчные парвеню без медицинского образования. Двойной убыток для практикующих эскулапов получался: и клиенты их мрут из-за дурацких отравлений и фальшивых препаратов, и деньги мимо врачей и фармацевтов проходят. И какие деньги – миллионы! Скажем, в Англии продажей опиатов занимались 25 тысяч человек притом что профессиональных, официально зарегистрированных фармацевтов числилось всего 2,5 тысячи.

В 1868 году парламент Великобритании принял так называемый Аптечный акт. Согласно ему на берегах туманного Альбиона запрещалась свободная продажа опиума и опиатов. Под давлением медицинского лобби вся продукция, содержащая эти наркотики, обязана была теперь продаваться только в склянках с тревожным указанием: «Яд». Лишь фармацевты с официальной лицензией отныне получали право торговать опасным товаром. И неспроста многие британские коммерсанты, специализирующиеся на продаже опиатов, потянулись, как перелетные птицы, по другую сторону Атлантики – в Америку. Не удивительно, что за считаные годы в Штатах возросла статистика убийств с помощью ядов. И если ранее основным инструментом отравителей являлся мышьяк, в конце XIX века его вытеснил опиум.

Заметки на полях

Под угрозой хронического отравления мышьяком сейчас находится от 94 до 220 миллионов жителей Земли. К такому выводу пришли специалист Центра ЮНЕСКО по изучению мышьякового загрязнения воды при Университете Южного Квинсленда (Австралия) Майкл Берг и эколог из Швейцарского федерального института гидрологии и технологий Джоэл Подгорски. Они составили первую в мире детальную карту мышьякового загрязнения грунтовых вод на Земле. Для этого ученые проанализировали около восьми десятков научных работ. Они объединили замеры концентрации мышьяка в 58 тысячах разных точек на карте мира, которые недавно провели другие научные группы. С помощью этих данных Берг и Подгорски создали компьютерную модель потоков грунтовых вод. Она учитывала, как различные экологические и природно-географические факторы влияют на накопление соединений мышьяка в воде.

Зоны с высокой природной концентрацией мышьяка в грунтовых водах есть на всех континентах. Такие проблемы характерны, в частности, для некоторых южных регионов Канады, Калифорнии, севера Аргентины, Намибии и Казахстана, а также – для многих регионов Китая и Монголии. Страны Европы и Россию эта проблема затронула минимально. Главным источником мышьяка в пище и воде, в отличие от других опасных веществ, обычно оказываются не промышленные выбросы или другие продукты деятельности человека, а грунтовые воды.

То столетие вполне можно было бы внести в анналы человечества как «век опиума». Британцы, деловитые и алчные, превратили его в важнейший товар, они же контролировали и масштабную торговлю опиатами, превратившимися в орудие экономического давления. Когда же китайское правительство маньчжурской династии Цин попыталось ограничить такую коммерцию, начались войны, вошедшие в историю нового мира как «опиумные». Это был конфликт невиданного ранее типа: борьба шла не за захват территорий, как в прошлом, начиная с бронзового века, а за контроль над ресурсами и рынками сбыта.

Немного предыстории. В начале XIX века Китай маньчжурской династии Цин вел не интенсивную, но тем не менее выгодную торговлю со странами Европы. В них поступали чай, шелк, фарфор, различные экзотические товары, за все европейцам приходилось платить драгоценными металлами. Большинство коммерческих маршрутов контролировала Великобритания, крупнейшая морская держава эпохи. И англичан сложившееся положение отнюдь не радовало. Ведь для европейцев в Поднебесной, старательно ограждавшейся от «растленного» иностранного влияния, был открыт лишь один порт – Гуанчжоу. Продавать же европейские товары в Китае не разрешалось, исключение делалось лишь для торговцев итальянским стеклом и русскими мехами.

Иными словами: налицо был ощутимый перекос в торговом балансе между Великобританией и Китаем в пользу Поднебесной. Англичан, всегда уверенных в том, что для победы все средства хороши, это устраивать не могло. Они сделали поистине «ход конем»: решили подчинить себе Поднебесную… с помощью наркотиков! В индийской провинции Бенгалия, где издавна культивировали опиумный мак, опиум использовали в ритуальных церемониях. А что если повезти наркотики в Китай с его огромным населением? Тем более что британская Ост-Индская компания, созданная в 1600 году указом доброй «королевы-девы» Елизаветы I, приобрела монополию на закупку бенгальского опиума еще в 1773 году. Всего через два года представители компании приступают к продаже опиума в Китае. Нелегальной, естественно. Ведь в империи действует строжайший запрет на трафик и употребление опиатов. Но англичане знали, что строгость китайских законов с лихвой компенсируется их широким несоблюдением. Миллионы китайцев быстро подсели на наркоту. Если в 1775 году Ост-Индская компания реализовала в Поднебесной лишь 1,5 тонны опиума, к 1830 году продажи – при полной поддержке в Лондоне королевского правительства – возросли до 1500 тонн.

Результат не заставил себя ждать: в 1833 году британцы уже имели в торговле с Китаем положительный баланс, обязанный этим исключительно наркотикам. Процесс пошел!

Заметки на полях

«1834 год… знаменует собой эпоху в истории торговли опиумом, – писал Карл Маркс 3 сентября 1858 года в передовой статье газеты New-York Daily Tribune. – Ост-Индская компания не только лишилась в этом году своей привилегии на торговлю китайским чаем, но и вообще должна была прекратить всякие торговые дела. Вследствие этого преобразования Компании из торгового учреждения в чисто административное торговля с Китаем перешла полностью к частным английским предпринимателям, которые взялись за дело так рьяно, что уже в 1837 году, несмотря на отчаянное сопротивление правительства Небесной империи, в Китай удалось ввезти контрабандным путем 39 000 ящиков опиума стоимостью в 25 000 000 долларов»[30]30
  New-York Daily Tribune. № 5438, 25 сентября 1858 г.


[Закрыть].

Иными словами: английские наркоторговцы добились от властей Поднебесной – путем подкупа чиновников, прежде всего, – отмены монополии Ост-Индийской компании. К трафику «дури» присоединились новые лондонские концессионеры – и опиум невиданным ранее широким потоком хлынул в Китай.

С британской предприимчивостью разложение китайского общества было поставлено на конвейер. На опиаты «подсадили» десятки миллионов: чиновников и военных, ремесленников и потомственных аристократов… В некоторых казенных учреждениях до половины работающих превратились в опиумозависимых людей. Армия почти полностью состояла из наркоманов. Древнейшая нация все больше деградировала с каждым новым днем. Император, пребывавший в изоляции в Пурпурном закрытом городе, долго оставался в неведении, а когда – наконец – осознал происходящее, в ужасе схватился за голову: срочно надо было что-то делать! В 1839 году император назначил на пост чрезвычайного представителя по борьбе с контрабандой опиума Линь Цзэсюя, опытного чиновника и талантливого администратора.

Причиной этого коллапса, повторю, была императорская политика ограждения страны от всего, что приходило извне. Британцы, прожженные дипломаты, пытались решить проблему в переговорах, но тщетно. Император Айсиньгёро Мяньнин – восьмой маньчжурский император династии Цин – на послание короля Георга III ответил безапелляционно: «У нас есть все, что можно пожелать, и нам не нужны товары варваров». В Лондоне поначалу расценили эти слова за неудачную шутку в загадочном азиатском стиле, однако все окончательно расставило по своим местам окончание китайской переписки: «Трепеща, повинуйтесь и не выказывайте небрежения».

Это было уже слишком! Китайцы объявляли себя властелинами мира, чуть ли не заявляли, что другие народы обязаны платить им дань. Это что за «мировое господство»? Последней каплей, переполнившей лондонский сосуд терпения, стал в декабре 1839 года декрет императора, закрывающий рынок для любых коммерсантов из Великобритании и Индии. С таким же успехом Пекин мог бы объявить англосаксам войну. И в 1840 году она началась и вошла в историю как первая «опиумная».

Линь Цзэсюй, требующий смертной казни за продажу и курение «заморской отравы», оказался решительным управленцем. Приехав в Гуанчжоу, чиновник предложил англичанам сдать их складские запасы наркотиков. Естественно, получил отказ. И тогда Линь Цзэсюй приказал войскам блокировать купеческие фактории. Изъяли более 19 тысяч ящиков и 2 тысячи тюков опиума, а также перехватили идущие из Индии суда с опиумом. Ставленник императора был человеком расчетливым, он не желал вооруженных столкновений и посему предложил европейцам компенсацию их финансовых потерь. Тем коммерсантам, которые дадут письменное обещание впредь не торговать опиумом, Линь Цзэсюй готов был предоставить взамен традиционные китайские товары… Но предложение о компромисе повисло в воздухе, конфликт уже зашел слишком далеко. К тому же в Пекине оживились сторонники жесткой линии при маньчжурском императорском дворе, они потребовали от «властелина Вселенной» вообще раз и навсегда изгнать опасных чужаков с мертвецким цветом кожи – как казалось китайцам – из Поднебесной.

Так император и поступил. Он был уверен в мощи своей «непобедимой армии», численность которой достигала 888 тысяч человек. (Даже у Наполеона Бонапарта при нападении на Россию в 1812 году было в строю меньше солдат и офицеров.) Самовлюбленный китайский император и не догадывался, какой опрометчивый шаг он совершил. В апреле 1840 года флотилия из сорока кораблей с четырьмя тысячами британских солдат и индийских сипаев на борту отправилась из Индии к берегам Китая. И началось!

Был разгромлен британскими боевыми судами, лучшими в тогдашнем мире, состоящий из джонок китайский флот. Прекрасно вооруженная и прошедшая испытания в колониальных сражениях английская армия с ее дальнобойной артиллерией превратила в пух и прах разрозненные китайские подразделения, вооруженные, в основном, холодным оружием. Британцы нанесли бомбовый удар с моря по основным китайским портам, превращенным в груды развалин… Воинство европейцев, захватывая город за городом, появилось сначала у ворот Пекина, а затем – и Нанкина, южной столицы Поднебесной. Император снял с должности и отправил в унизительную ссылку чересчур принципиального Линь Цзэсюя. «Властелин Небесной империи» старался отложить унизительную капитуляцию, то уступал требованиям англичан, то отказывался от собственных решений, но – в конце концов – в 1842 году был вынужден покорно принять условия Великобритании.

29 августа на борту английского военного корабля «Корнуэллс» с чрезвычайными эмиссарами императора был подписан Нанкинский договор. Наконец-то опиум был легализован и узаконен! Согласно договору Китай должен был выплатить контрибуцию в размере 21 миллиона долларов серебром: астрономическая по тем временам сумма. К тому же шесть миллионов долларов Китай должен был отдать за уничтоженный в Гуанчжоу опиум. И главное: для иностранных торговцев, промышлявших, прежде всего, наркотой, открывались пять портов страны – Гуанчжоу, Сямэнь, Фучжоу, Нинбо и Шанхай. Сами иностранцы и работающие на них китайцы выводились из-под действия законов Поднебесной. Китай передавал Англии в «вечное владение» еще и остров Гонконг. Англичане получали возможность создать в «открытых» портах свои сеттльменты – обособленные кварталы. Вслед за британцами в Китай потянулись и другие западные страны, желающие воспользоваться инерцией английского колониального успеха: Соединенные Штаты, Франция…