Текст книги "Яды: полная история: от мышьяка до «Новичка»"

Замечательный русский художник Михаил Шемякин в своей скульптуре, поставленной ныне в Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге, изобразил царя гигантом с маленькой, как бильярдный шар, головкой. На мой вопрос, почему художник изобразил Петра именно таким – не соответствующим казенной, привычной «иконописи», – Михаил Шемякин сказал, что он лишь стремился к максимальному физическому сходству.

Глава 63. Разящий букет Талейрана

Много лет спустя после ее гибели османская красавица Нахши-диль превратится из важной политической фигуры на рубеже XVIII и XIX столетий в героиню романтических телесериалов и окололитературных бурлесков XX–XXI веков. В этой метаморфозе – классическая судьба многих удивительных женщин, вошедших в историю. Такова судьба и Жозефины де Богарне! Тем более что в кончине и этой прекрасной уроженки Мартиники, по многим версиям, виноваты яды. Орудием убийства первой супруги Бонапарта стал отравленный букет цветов.

«Единственный правильный принцип – не иметь никаких принципов», – не скрывал своего кредо Шарль Морис де Талейран-Перигор, французский политик, умудрившийся не терять власть при трех разных режимах. Он, не стесняясь, проводил этот циничный антипринцип в жизнь.

…Александр I любил всех женщин, кроме своей жены – так несправедливо считали в европейском высшем свете. А прекрасный пол был всегда без ума от него. Как писала о русском царе влюбленная в него королева Луиза Прусская, одна из умнейших и прекраснейших женщин своей эпохи: «Он великолепно сложен и имеет очень статный вид. Он выглядит, как молодой Геркулес». Об Александре современники сообщали, что у него есть «сильные физические желания, как в разговорах, так и по сонным грезам, которые умножаются по мере частых бесед с хорошенькими женщинами». И это правда. Одно из свидетельств тому – дружба, я выбрал именно это слово, царя с Жозефиной де Богарне.

Они познакомились в сентябре 1808 года в немецком городе Эрфурте, куда Наполеон пригласил Александра на «дипломатическое совещание». Жозефина была женщиной многоопытной и знала толк в мужчинах, но Александр поразил ее с первого взгляда своим, как бы сейчас сказали, высоким классом. Французскую императрицу притягивала мощная энергия, которая исходила от тридцатилетнего северного гиганта, прекрасно образованного и великолепно говорившего по-французски. Жозефина, прошедшая в ее годы – а она была старше Александра на четырнадцать лет – огонь, воду и запоздалые медные трубы, таких породистых мужчин еще не встречала.

Как-то после очередного бала, когда шампанское было уже выпито до дна, все свечи сожжены и утомленные гости начали расходиться, Александр предложил Жозефине проводить ее до спальни. Она находилась на втором этаже дворца, выбранного для встречи двух императоров. Перед самой дверью царь взял руку креолки и трепетно приложил к своему сердцу. Сквозь парадный мундир взволнованная Жозефина почувствовала гулкие, учащенные удары. Словно завороженная, она толкнула дверь, и та неслышно отворилась…

Пробыл ли царь у Жозефины до полуночи или до самого утра – как сообщают некоторые историки, – нам неведомо. Известно зато, что Наполеон, уставший после напряженного дня, в это время спокойно храпел – как всегда, полусидя – в своей спальне на другом конце длинного коридора. Он, на свою самоуверенную голову, и на этот раз не нарушил установленного им правила «раздельных спален». Александр уже тогда начал приобретать привычку побеждать Бонапарта… По свидетельству Луи Констана Вери, камердинера Наполеона, «после первой интимной встречи Александра и Жозефины русский царь каждое утро приходил в спальню к императрице, и они подолгу беседовали с ним наедине, как старые знакомые». (По одной версии, Александр подчеркнуто интересовался женщинами только для публичного подтверждения своей хорошей «мужской формы», дальше ухаживаний за ними – желательно у всех на виду – дело у него не заходило.)

После заключения секретной союзной конвенции между Россией и Францией в 1808 году император Александр уехал из Эрфурта, попрощавшись с Жозефиной, казалось бы, навсегда… Однако…

16 апреля 1814 года, когда русские войска уже заняли Париж, император Александр I в сопровождении князя Александра Чернышева, выдающегося авантюриста и дипломата, прибыл в Мальмезон. Специально для встречи с Жозефиной, бывшей женой теперь уже бывшего императора французов: «Я сгорал от нетерпения увидеть вас, мадам! С тех пор как я нахожусь во Франции, эта мысль не оставляла меня ни на минуту».

Жозефина встретила Александра у камина в картинной галерее дворца. Она была очень взволнованна. Но, следуя правилам хорошего тона эпохи, заявила, что считает для себя огромной честью этот визит к ней в Мальмезон главы величайшей из держав и вождя «бессмертной коалиции, стяжавшего славу умиротворителя вселенной».

«Я прибыл бы к вам раньше, – непринужденно пошутил Александр, – но меня задержала храбрость ваших солдат». Жозефина не знала, что эта фраза была одной из дежурных заготовок царя, которые он, мастер пропаганды, не уступавший в этом искусстве самому Наполеону, заранее приготовил для французов. Креолка рассмеялась. Она протянула императору руку, и он ее медленно, не скрывая возбуждения, поцеловал. Потом они прошли в гостиную, где Жозефина представила Александру свою дочь Гортензию и двух внуков…

При прощании с Александром Жозефина подарила царю камею, подарок от папы римского, преподнесенный ей в день коронации, и великолепную чашу со своим миниатюрным портретом. Эти трогательные отношения русского императора и супруги разжалованного Наполеона очень не понравились Талейрану, которому о вояжах Александра тут же донесли. У Талейрана, чье имя стало нарицательным на века для обозначения двуличности и изворотливости, были свои планы на пребывание царя во Франции. Вельможа, утверждавший, что в политике нет убеждений, а – одни только обстоятельства, хотел убедить его вернуть на французский престол Бурбонов, но предлагавшийся Талейраном Людовик XVIII был русскому императору в высшей степени неприятен, более того – противен. Александр думал посадить на трон во Франции трехлетнего сына Наполеона с регентством его матери-австриячки Марии-Луизы. Помнил он и об Эжене де Богарне, пользовавшемся в России имиджем эстетического русофила, уважающего православие. Александр и принц Евгений (так звали в России де Богарне) симпатизировали другу. (Неудивительно, что младший сын де Богарне – Максимилиан – позднее, в 1839 году, обвенчается с Марией, дочерью младшего брата Александра – царя Николая I, – и, переехав в Россию, примет фамилию Романовский, чин генерал-майора русской службы и титул Императорского Высочества.)

Эти метаморфозы, впрочем, были в замыслах царя до тех пор, пока он не встретился вновь в Мальмезоне с Жозефиной. Де Богарне во время очередного чаепития в салоне для гостей рассказала императору совершенно фантастическую историю:

– Людовик XVII, младший сын казненного короля, жив, это я помогла ему бежать из тюрьмы Тампль. Побег помог мне организовать Поль Баррас, один из вожаков термидорианцев.

Жозефина сделала паузу и, увидев, как пристально, почти не дыша, слушает ее царь, продолжила:

– Вместо сапожника Симона, бывшего ранее охранником маленького дофина, которому едва исполнилось девять, я устроила в Тампль одного моего юного земляка с Мартиники. А Баррас подменил Людовика XVII больным, золотушным и хилым ребенком, взятым из приюта… После чего нам удалось переправить наследника французского престола в Вандею. Четыре года его скрывали там в заброшенном замке, а затем дофину удалось перебраться в одну из сочувствующих французской трагедии стран…

– В какую? – не сдержал своего возбуждения Александр. – И зачем вам надо было это предпринимать, не понимаю?

– Я знала, что Наполеон еще чуть-чуть – и оставит меня ради другой женщины. Что он и сделал вскоре с Марией-Луизой… Франция достойна законного правителя… А в какой стране сейчас находится дофин, я скажу вам позже.

– Я все понял, – вскипел Александр, – завтра же пойду к Талейрану и выскажу ему, что французский престол законно принадлежит сыну убиенного монарха, а не какому-то провансальскому графу. Я все понял!

Заметки на полях

«Когда ученик готов, учитель непременно появится», – утверждали древние. Это относится и к миру ядов: когда к концу XIX века был накоплен необходимый опыт проведения химических реакций с отравляющими веществами, появились и проверенные в лабораториях рекомендации по нейтрализации ядов. В частности, выяснилось, что их можно преобразовывать в нерастворимую форму. Значит, и вред организму будет сведен к минимуму. Например, с помощью сероводородной воды нейтрализуется ртуть.

Появлению антидотов способствовало и развитие военного дела. Одним из первых «инструментов» борьбы с боевыми отравляющими веществами стал британский антилюизит, созданный в середине сороковых годов прошлого века в Лондоне в лаборатории Рудольфа Питерса. Это средство было направлено поначалу против люизита, содержащего мышьяк, однако значение этого изобретения оказалось гораздо больше. В первый раз в истории удалось направить действие яда не на сам организм, который атакуется отравой, а на введенное противоядие. Иными словами, образуется связка – яд и антидот, – а затем противоядие выводится через желудочно-кишечный тракт. В дальнейшем, исходя из этого принципа, был синтезирован целый ряд противоядий.

Состоялась ли на следующий день беседа императора России с Талейраном или разговор царя и Жозефины в Мальмезоне был вульгарно подслушан соглядатаями хитрого вельможи? Но на следующий день, 10 мая 1814 года, прекрасная креолка получила с посыльным из Парижа роскошный букет, и здоровье экс-императрицы мгновенно испортилось.

Произошло это сразу после того, как император Александр в очередной раз прибыл повидать Жозефину и, как уже стало заведено, собрался отобедать в Мальмезоне. Пересиливая слабость, она осталась в салоне для беседы с царем. После обеда все – дети, а с ними Гортензия и Александр – стали бегать взапуски на прекрасном газоне перед дворцом. Жозефина тоже попыталась принять участие в игре, но силы вдруг изменили ей, и она была вынуждена присесть. Изменение ее настроения не осталось незамеченным. Ее стали расспрашивать о самочувствии, и на все вопросы она старалась отвечать с улыбкой что-то незначительное, обтекаемое. Уверяла, что ей надо лишь немного отдохнуть. Гости поспешно удалились, полагая, что назавтра она – и в самом деле – будет чувствовать себя лучше…

Но вскоре Жозефина впала в пятичасовой летаргический сон, после чего умерла. Врачи, присланные из столицы, поспешили вынести диагноз: де Богарне скончалась от простуды. Но Александр, не зря прозванный подданными Благословенным, все понял. Прощаясь навсегда с Жозефиной в ее спальне, русский царь, не на шутку интересовавшийся за годы бесконечных войн различными ухищрениями разведок, глаз не сводил с роскошного букета, как раз перед самой смертью экс-императрицы присланного из Парижа в Мальмезон. Не сдержался и резко приказал слугам Гортензии выбросить букет куда подальше, с кровавыми зевами цветов застывший у изголовья мертвой Жозефины.

Уходя, победитель Бонапарта многозначительно произнес со слезами на глазах лишь одну фразу:

– Так вот он каков, ответ Талейрана!..

Глава 64. Прощай, Poisonland!

Вот и завершилось наше краткое путешествие по планете под названием Poisonland. Планете пестрой, опасной и так плохо приспособленной для спокойной, жизни. Путь познания, который мы прошли вместе, не может не впечатлять: от растительных и животных стрельных ядов Античности – до палитры химических снадобий ядерно-компьютерной эры.

Когда некоторое время назад я начал публиковать в различных изданиях – «Независимая газета», «Вечерняя Москва», «Литературная газета» – очерки о королях ядов и ядах королей, читатели, выкладывая в Сети отклики на мои публикации, порой спрашивали: почему я взялся за столь необычную тему? Я предпочитал не отвечать на сей вопрос. Слишком уж больно мне было… Теперь же, по прошествии времени (оно – универсальный лекарь), могу сказать: тема эта сугубо личная.

Дело в том, что мой отец погиб от яда. Да-да, был отравлен.

… Я не знал его. И до того ни разу не встречал. Совершенно точно. Да-да, я никогда раньше даже не видел этого человека… Или – того, что от него осталось. Впрочем, нет! Точнее – не видел его таким: иссохшим, маленьким, похожим на старого мальчика. Желтая, точно пергамент, кожа с подозрительными темными пятнами и с бляшками засохшей крови, абсолютно лысая голова, резкий, тонкогубый рот и нос… Заострившийся, долгий, прямо-таки хищный клюв, а не нос.

Однако этот уродливый старик, похожий на иссохшуюся мумию египетского фараона, который лежал передо мной в морге московского Института скорой помощи имени Склифосовского, еще совсем недавно был моим отцом. Всего полгода назад он провожал меня в Париж в аэропорту Шереметьево. Как всегда – большой, вальяжный, уверенный в себе, благоухающий дорогим одеколоном. А теперь вместо бонвивана и неисправимого гурмана – сто сорок килограммов живого веса! – передо мной тлели в гробу настоящие мощи… Не покидало ощущение, что съемки фильма ужасов, в котором я участвую почему-то в главной роли, вот-вот закончатся, и я выйду невредимым из всех этих кошмаров. (С годами подобное чувство будет накатывать на меня, к сожалению, не раз из-за превратностей судьбы и неверности друзей, но тогда все было обостренно впервые.)

Происходившее со мной в те три весенних дня сплелось в одну тусклую, тягостную ленту. Причем – на головокружительном контрасте. Я вернулся в приподнятом настроении в парижский корпункт «Комсомольской правды», в которой тогда работал, после веселого интервью с обаятельнейшим Жан-Полем Бельмондо. (Оно потом вошло в мою книгу «Звездные исповеди», написанную по впечатлениям рандеву со знаменитостями.) Я долго искал встречи со звездой французского кино и вот наша беседа состоялась. Не успел я усесться за рабочий стол, чтобы заняться расшифровкой записи в диктофоне, как раздался телефонный звонок. Это была Москва. Я услышал голос коллеги, тесно дружившего и со мной, и с моим отцом:

– Бори больше нет. Он умер сегодня. Срочно вылетай на похороны отца.

Как дубинкой по голове!

Все, творившееся тогда в зале прощаний Института Склифосовского, воспринималось мной совершенно автоматически. Мозг спасительно отключился, предоставив фиксацию событий зрению и – особенно – слуху. Сначала я не различал отдельных голосов в скорбно-приглушенном гуле, нет, скорее – в задавленном шелесте, царившем в тесной, душной комнате с гробом посередине. А потом я чудным образом стал слышать, как мне показалось, не только то, что творилось рядом, но и все, что жило в тот апрельский день 1985 года – на Садовом кольце, на проспекте Мира. Через много лет я узнаю, что подобные обострения чувств случаются в минуты особых потрясений, близких к шоку.

Друзья отца и те, которые хотели казаться таковыми, произносили грустно-суровыми голосами прощальные речи. А справа от меня два известных литератора обсуждали, по какой причине не прислали венок от руководства Союза писателей СССР… И тут по замысловатой траектории до меня долетели обрывки разговора двух приятелей-журналистов:

– Скорее всего, Борю отравили… Сгорел, как щепочка, за неполный месяц… Ах, Узбекистан, Узбекистан! Яд наверняка оттуда…

Подавленный траурной чередой событий, я не сразу понял страшного смысла этих слов. Они всплыли в моем сознании только на следующий день. Тем более что поутру у меня зазвонил телефон, и незнакомый мужской голос (как мне показалось, с легким среднеазиатским акцентом) без долгих преамбул срезал меня:

– Вы журналист Привалов, сын писателя? Знайте, вашего отца убили!

Бесполезно было спрашивать, кто говорит, трубку быстро повесили. И я поспешил набрать номер коллеги, который, как мне известно, не раз ездил в командировки в Узбекистан вместе с моим отцом и находился рядом с ним в последний день его жизни:

– Надо бы увидеться.

Когда мы пересеклись на Ленинском проспекте в дешевой забегаловке с украинским названием, я поймал себя на мысли, что никак не могу встретиться взглядом с глазами за очками товарища.

– Что происходит? – не сдержался я. – Мне сказали, что моего отца отравили?

Коллега заерзал на стуле, явно не спеша отвечать на мой вопрос. Но я настаивал:

– Скажите мне всю правду!

– Что и говорить, – начал издалека мой собеседник. – Меня тоже «следаки» допрашивали по «узбекскому делу»: не били, но сутки держали без еды и питья в камере-одиночке. А теперь, судя по всему, следствие в полном разгаре. По всем азимутам идут посадки, да и смертей не счесть… В том числе – и отравлений. После гибели Рашидова андроповцы словно с цепи сорвались.

Он боязливо оглянулся, повертел головой, опасаясь, что нас подслушивают, и, не заметив вокруг ничего подозрительного, продолжил:

– Это заговор, пойми, гэбушный заговор… Убирают всех, кто не пошел на сговор со следствием. Прежде всего, убирают причастных к фигуре Рашидова. Твой отец – один из них. Из числа приговоренных КГБ к смерти. А по азиатской практике, уничтожить человека – раз чихнуть… Поел он вечером сахарной дыни, напичканной намедни прямо на бахче какой-то дрянью, попил чайку, а с утренней росой отправился к праотцам.

«Узбекское дело». Под этим названием вошел в историю последних лет СССР скандал вокруг, как утверждало следствие, систематических, массовых приписок при сборе «белого золота» – так называли хлопок. Бытует расхожее представление о нем как о сырье для текстильной промышленности. Так оно и есть. Но хлопок это, прежде всего, важный компонент в производстве ракетного топлива, включая космическое. В условиях не прекращающейся гонки вооружений в последние годы советской власти от Узбекистана, главного производителя хлопка в СССР, Кремль требовал все больше ценного сырья. А управлял республикой Шараф Рашидов. Харизматичный лидер, контролировавший местные родовые кланы: Восток есть Восток. Один из редких образованных высоких коммунистических деятелей – профессиональный журналист, писатель, – Рашидов сумел превратить Узбекистан из дикой окраины большевистской России в «международную витрину» советской Азии. Хитрый и расчетливый, этот советский падишах пользовался огромным авторитетом не только в азиатском регионе, где сумел в 1966 году примирить Индию и Пакистан, затеявших в Кашмире войну, но и – что самое главное! – в Москве. Генсек Леонид Брежнев обожал наведываться в Узбекистан, где его принимали непременно в атмосфере всенародного ликования.

О том, почему «борьба с коррупцией» началась на Лубянке именно с Узбекистана, уже много написано. Атака на Ташкент готовилась в недрах КГБ не один месяц. Спорить трудно: у партийной элиты Узбекистана, что называется, «рыльце было в пушку» – коррупция там, как и везде в СССР, была чрезвычайно развита. Однако то же самое можно было сказать – на выбор – про любую союзную республику: Украину, Молдавию, Казахстан… Особенно – про закавказские, где мздоимство и кумовство зашкаливали. Но туда «андроповские десанты», составленные в немалой степени как раз из следователей-кавказцев – грузин и армян, – отправлены не были, а в качестве «козла отпущения» чекисты выбрали Узбекистан, где правил Рашидов – слишком авторитетный, слишком умный. А мой отец был не только одним из «шерп» (редактировал его романы и сценарии, а порой и писал за вождя программные речи), но и личным другом первого из узбеков, его поверенным. Вот и вышло то, что вышло…

После пережитого – отравления отца, затем Юры Щекочихина, Кивелиди – у меня сложились собственные счеты с ядами. Отсюда и этот сборник «отравленных» историй, написанный, сознаюсь, – тема обязывает – не в самом лучшем состоянии духа. Зато, надо отметить, большинство специалистов-токсикологов, помогавших мне в работе над книгой, пребывало в оптимистическом настроении. Они убеждали меня, что золотой век ядов остался далеко позади. Что в наше благословенное время, омраченное лишь коронавирусом, обычному человеку практически невозможно заполучить в его полное распоряжение токсичное вещество. Что причина смерти жертвы в любом случае будет обнаружена, и преступника неумолимо накажут… Дескать, в отличие от лихих телесериалов и черных бульварных романов убийство посредством отравления в реальной жизни встречается невероятно редко. И правда, если верить статистике по развитым странам, отравления составляют менее пяти процентов от всех совершаемых в год преступлений с летальным исходом. И виной тому чаще всего наркотики и «паленый» алкоголь.

Заметки на полях

Много это или мало? Все зависит от того, с какой стороны смотреть. Жизнь человеческая – не всегда приятная, а порой и многотрудная штука, но альтернатива ей еще хуже… В любом случае, науки – прежде всего, медицина – добились того, что почти на все яды сегодня существуют антидоты. Согласитесь, это вдохновляет, учитывая, сколько химии используется у нас в быту. Другое дело – отравы профессиональные. Современные яды это столь тонкая материя, что даже опытные химики иногда не могут описать до конца формулу своих убийственных изделий. Пример: сакситоксин, получаемый американцами из морских моллюсков, собранных вручную на Аляске, в 1977 году его удалось синтезировать в лабораторных условиях. После чего он стал известен в вооруженных силах США как TZ – любимый яд ЦРУ. Эта отрава блокирует проведение нервных импульсов и вызывает паралич мышц.

Не опознаются в организме и фторацетаты, то есть – производные фторуксусной кислоты. Твердые, растворимые в воде вещества или летучие жидкости. «Невидимые» яды: без цвета, вкуса и запаха. Убойная доза: 60–80 миллиграммов. Жертва умирает через несколько дней от внезапной остановки сердца. Современная биохимия достигла таких высот, что в состоянии изготовить яд, действие которого рассчитано на конкретного человека: яд будет составлен с учетом индивидуальной физиологии жертвы. И термина научного у этой отравы не будет, лишь – шифр. Как у ядов из секретных программ спецслужб: «Фуэте», «Фагот», «Фляга», «Фактор»…

«Эликсир бессмертия», «Таблетка счастья», «Панацея от усталости»… Под какими только условными названиями ни ведутся исследования ядов под грифом «Особо секретно»! Мне очень хочется верить, что все описанные мною ужасы с отравлениями – лишь дань далеким временам. Но на душе неспокойно, и не только потому, что по планете «гуляет» опасный вирус и заставляет нас решительно пересмотреть свой modus vivendi. Каждый век преподносил людям различные ядовитые сюрпризы, это аксиома. А что, если XXI столетие оглушит человечество симбиозом терроризма и отравительства? Ведь терроризм уже стал частью нашей жизни, за примерами присутствия ядов в арсеналах террористов всех мастей далеко ходить не надо. Тем более что террористы предпочитают массовые атаки, а не «точечные» отравления.

Только за последние десятилетия угрозы использования отравляющих веществ против гражданского населения исходили от тамильских сепаратистов (Шри-Ланка) и от сторонников защиты диких животных, от бывших агентов восточногерманской спецслужбы Штази и от немецких так называемых «городских партизан»… Ядовитые сигналы были зафиксированы в Турции, США, Великобритании, Филиппинах, Чили, Индии… Не говоря уже о России, где боевые отравляющие вещества попали в ельцинские девяностые в руки исламских террористов с Кавказа…

Меры, принимаемые сегодня международными организациями, не в состоянии стопроцентно сдержать вдохновение отравителей. Но мне хочется надеяться на то, что сегодня времена ядовитого террора канули в Лету. Ядов королей больше не существует – это уже хорошо, а вот короли ядов по-прежнему на коне – это все еще плохо. Может быть, не за горами время, когда бесшумное оружие трусов превратится в исключительную принадлежность одной лишь Истории?

Или я благодушно заблуждаюсь? Ведь мне так хочется в это поверить.

И все равно я громко говорю: «Прощай, Poisonland!»

Неужели – навсегда?..