Текст книги "Яды: полная история: от мышьяка до «Новичка»"

И тогда!..

Был заранее подготовлен металлический бак с виноградным соком, смешанным с цианидом и диазепамом[41]41
  Диазепам – лекарственное средство группы бензодиазепинов, препарат обладает седативным, снотворным, противотревожным и амнестическим действием.


[Закрыть]. 18 ноября 1978 года все сектанты дружно выстроились в очередь. Сначала смертельный напиток, разлитый по бумажным стаканчикам, выдали детям. Грудничков – в коммуне их было тридцать три – поили при помощи шприцов без игл. Все было отлажено, как часы. Ведь «пастор» Джонс давно готовился к такому «революционному акту». Он называл эти репетиции в поздний час «белыми ночами». Несколько раз члены общины уже проводили имитацию массового самоубийства. Одна из женщин, участвовавших в пробной экзекуции, так описала происходящее:

«Всем, включая детей, было приказано выстроиться в ровную очередь. Каждому из нас дали по бумажному стаканчику с красной жидкостью. Нам объявили, что в стаканах находится виноградный сок с ядом и, выпив его, мы умрем в течение сорока пяти минут. После этого нам приказали выпить сок, и все мы послушно сделали это. Примерно через час, когда мы должны были быть мертвыми, преподобный Джонс объяснил, что яд не настоящий, и что мы прошли тест на лояльность. Но он предупредил нас, что близок тот час, когда нам нужно будет выпить настоящий яд».

А дефицита в отраве в «Храме народов» не было. Ведь еще в 1976 году Джонс официально получил лицензию ювелира, и в течение нескольких лет регулярно закупал в разных странах максимально допустимые порции цианида. Объяснял это необходимостью очистки золота для изготовления ювелирных изделий. В мае 1978 года в Джонстауне решили провести опыты по отравлению цианидом свиней. Генеральная репетиция прошла успешно: все хрюшки благополучно скончались. Теперь приходил черед людей.

…Взрослые, глядя на своих умирающих или уже умерших детей, незамедлительно опорожняли свои стаканы. Тех, которые успели принять яд, охранники преподобного Джонса выводили из жуткого павильона на улицу. И тут случилось непредвиденное: часть сектантов начала сопротивляться, отказываясь умирать добровольно. Они потребовали своей отправки… в СССР! Тогда их заставили принять яд силой. Скрутили им руки и принялись делать несчастным внутривенные инъекции с цианидом. А тем, кто из числа самых непокорных и буйных, вульгарно перерезали горло.

Кто-то скончался уже через несколько минут, а на кого-то яд оказывал действие медленнее. Через час почти все члены общины были мертвы. Последним покончил с собой сам Джим Джонс. Преподобный, в отличие от его адептов, предпочел умереть быстро. Гуру «апостольского социализма», который – по одной из версий – был неизлечимо болен раком, выпустил себе пулю в левый висок. Когда на следующее утро гайанские солдаты прибыли в Джонстаун, они увидели землю вокруг «ядовитого» павильона густо усеянную трупами. Насчитали убитыми более девяти сотен человек, и треть из них – несовершеннолетние.

Там же нашли и предсмертные записки, можно сказать – завещания. Вот одно из них, составленное Марселин Болдуин Джонс, супругой и соратницей Джима Джонса:

«Оставляю все свои банковские активы в пользу Коммунистической партии Советского Союза. Указанные счета находятся в банке в Нассау, Багамские острова. Пожалуйста, проследите, чтоб эти активы действительно оказались в СССР…»

И еще одно проникновенное, почти фронтовое, послание перед уходом в мир иной. От активистки «апостольского социализма» Кэролайн Лейтон:

«Это мое предсмертное письмо. Прошу руководство Коммунистической партии Советского Союза принять меня в свои ряды посмертно».

Перед «революционным самоубийством» написал свое завещание и сам «пророк». Джим Джонс официально заявил о передаче всех активов «Храма народов» опять же Коммунистической партии Советского Союза. Ни много ни мало это 7,3 миллиона долларов США. Интересно было бы узнать, кто, когда и каким образом распорядился этими деньгами.

Глава 31. Противоядие? Обещание Христа!

«Труднее узнать яд, нежели врага», – считал Марк Фабий Квинтилиан, автор самого полного учебника римского ораторского искусства. Ему вторил грек Диоскорид, величайший врач и фармаколог Римской империи начала нашей эры: «Предохраниться от яда трудно, так как его незаметно дают, делают это так, что ошибаются даже знающие. Горечь они снимают, прибавляя сладкое, скверный запах устраняют, добавляя пахучие вещества. Смешивают яд с лекарством, которое, как они знают, дают больному. Прибавляют его в питье, пиво, вино, суп, мед, чечевичные блюда, во все, что съедобно».

Эту озабоченность римского общества распространением ядов прочувствовал принцепс Траян, сказавший: «Я хочу быть таким императором, какого бы я сам себе желал, если бы был подданным».

Он под страхом наказания запретил разводить в садах аконит (так называемый «волчий корень»), ибо сок этого растения применялся для убийств и самоубийств. Рескрипт Антония Пия пошел еще дальше: убийство ядом – более тяжкое преступление, чем уничтожение мечом. А во время царствования Септимия Севера было постановлено: если отравлением занимался человек из народа – отправить его на работу в рудники; если знатное лицо – подвергнуть его заключению, даже если при этом никому не успели нанести вреда. Когда же отравление заканчивалось смертью, такая же участь ожидала и того, кто дал погибшему яд. (И что толку? Подобные проскрипции ранее принимали и Сулла, и Цезарь…)

Этот закон не помешал сыну Траяна Марку Аврелию Антонину по прозвищу Каракалла, правившему на протяжении шести лет, прослыть не только знатоком ядов, но и жестоким отравителем. Веспасиан, Тит, Домициан, Адриан… В разной степени царствие каждого из императоров проходило под знаком ядов. Под их воздействием завершились и жизни некоторых из кесарей: Марка Аврелия, Коммода…

Заметки на полях

О Коммоде. После его смерти этого императора, последнего из Антонинов, объявили «врагом богов и людей». Он и в самом деле был маньяком неограниченной власти и с необъяснимой разумными доводами ожесточенностью зачищал властное пространство вокруг себя, уничтожая разными способами – в том числе и с помощью яда – представителей правящего класса. В «Истории от Марка Аврелия», грека из Сирии Геродиана, жившего примерно во II и III веках нашей эры, рассказывается, что окружение Коммода, узнавшее о готовящейся им очередной «чистке», решило отравить его. Яд подать императору должны была Марция, его любимая наложница, дочь Марка Аврелия Сабиниана, который был вольноотпущенником императора Луция Вера (поэтому Марция не могла быть женой Коммода, законной императрицей, ведь отец ее был рабом).

Марция была женщиной не только красивой, но и информированной и хитрой. Она знала, что Коммод готовит ее казнь. Дело в том, что в конце 192 года император решил отметить новый год 1 января в полном вооружении в казарме гладиаторов. Марция пыталась уговорить его этого не делать, дабы не оскорблять гордости римлян в этот священный день. «Она пала пред ним на колена, – говорит Геродиан – умоляла его со слезами на глазах не бесчестить таким поступком свое царское достоинство, не вверять своей жизни толпе бродяг, не знавших никакой узды». Но вспыльчивый и сумасбродный Коммод настоял на своем, более того – решил жестоко отомстить Марции за ее благоразумие. На второй день нового года наметил казнь императорской фаворитки и ее близких. Тогда Марция, которой донесли об этом, решила незамедлительно действовать и возглавила заговор против тирана, успевшего настроить против себя всю римскую элиту.

Красавица-наложница сама взялась за исполнение народного приговора и вызвалась отравить Коммода после принятой им горячей ванны. Она знала, что император привык к тому, что именно она подавала ему освежающее питье. Расчет был верным: купание в горячей воде – Коммод это любил – вызывает сильную жажду, а значит – это идеальный момент для отравлений. Как и планировалось заговорщиками, император залпом выпил поданный ему Марцией напиток и… погрузился в оцепенение! Словно уснул. Это не было запланировано. Неожиданно пришел в себя и потребовал еды. Жадно ел-ел, а после трапезы его вывернуло наизнанку. Не помогло заговорщикам и то, что Марция пыталась отравить Коммода поданной ему говядиной – тоже неудачно.

Историк Геродион, любящий больше красивые детали, нежели голые факты, сообщает, что у Коммода, как и у многих других императоров, начиная с I века нашей эры, была привычка принимать перед любой едой противоядие. На всякий случай. Впрочем, многие римские летописцы, скажем, Секст Аврелий Виктор, считали, что действие яда затормаживается большим количеством съеденного… Так или иначе, но Коммод всем на удивление и на страх остался в живых, и оставалось только добить его более простым и практичным способом, чем яд. Заговорщики вызвали на помощь атлета нарцисса. Который успешно покончил с Коммодом, задушив его. Это произошло 31 декабря 192 года, ровно накануне нового года.

Сбылся сон матери будущего императора. Когда она вынашивала Коммода в своей утробе, ей приснилось, будто у нее родится гадкая ядовитая змея. Отравления и в самом деле были излюбленным инструментом Коммода для «зачистки» власти. Патриции столь брезгливо относились к своему императору-отравителю, что после его смерти приняли специальное сенатское постановление, по которому решили к телу серийного убийцы не прикасаться. Было предписано выбросить труп Коммода в Тибр, зацепив его специальным крюком.

А Каракалла вообще первым организовал настоящий бизнес на ядах. После его смерти, – естественно, насильственной – во дворце было найдено множество ядов, которые император получал из Азии. Порой – в дар, а порой – и платя за них из казны немалые деньги. Каракалла не только содержал колдунов и приобретал яды, но и выгодно перепродавал их в римские провинции.

Власти распространяли слухи об угрозах массовых отравлений, чтобы получить повод для политических репрессий. Тем более что появился идеальный объект для испытания отрав, отработки их эффективности – христиане. Например, Домициан «за слово Божие и за свидетельство Иисуса Христа» не только сослал на пустынный остров Патмос Иоанна, единственного из апостолов, который был ещё жив в то время, но и придумал для римлян новое развлечение. Испытанию отравленным кубком император, не уступавший в своей ядовитой изобретательности Калигуле и Нерону, подвергал каждого, кто выражал сомнение в римских богах. Приказавший называть себя «господином и богом», Домициан стремился доказать таким образом, что бог христианский слабее яда. Это неравное «состязание» дало тему для известного библейского сюжета.

За исповедание пламенной веры в Иисуса Христа апостол Иоанн, будущий Богослов, был приговорён к смерти. Однако, выпив в Риме предложенную ему чашу со смертельным ядом, он остался жив… Противоядием стало обещание Христа: «…И если что смертоносное выпьют, не повредит им» (Евангелие от Марка 16:18). Неслучайно Иоанна Богослова нередко изображают на иконах с сосудом в руках, из которого исходит яд в виде змейки. Не отсюда ли пошла эмблема-символ врачей и фармацевтов? Та самая, которая у юмористов многих стран прозвана «Теща ест мороженое»?

В Библии много раз упоминаются различные яды. В Книге книг их называют «желчь», «горечь», «полынь»… Иеремия 8:14: «Что мы сидим? Собирайтесь, пойдем в укрепленные города и там погибнем: ибо Господь, Бог наш, определил нас на погибель и дает нам пить воду с желчью за то, что мы грешили перед Господом». Иов 20:16: «Змеиный яд он сосет; умертвит его язык ехидны». Амос 6:12: «Вы между тем суд превращаете в яд и плод правды – в горечь».

Отрава упоминается и в «Апокалипсисе». Помните, когда третий Ангел вострубил? «И третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки…» А Пятый Ангел насылает на землю саранчу, и необычную – а с ядом: «И мучение от нее подобно мучению от скорпиона, когда ужалит человека». О массовом отравлении повествуется и в Книге Чисел, когда Господь посылает евреям, странствующим во второй раз по пустыне, стаю ядовитых перепелок из-за моря (Числа 11:13), и в Четвертой Книге Царств (4:38–41), где пророк Елисей показывает свои знания трав ядовитых и лечебных…

Дряхлеет некогда могучий Рим. На рубежах его вырастают новые нации и новые герои. Однако на восточной оконечности Европы появляется огромная страна, где латинские традиции получают достойное продолжение. И – в том, что касается ядов. Византия имя ее.

Глава 32. Отрава для Каролингов и Капетингов

Каролингов яды тоже не пожалели. От них умер император Карл II, прозванный Лысым. Потомок Шарлеманя – легендарного Карла Великого – возвращался в 877 году домой из Италии после неудачного похода на сарацинов, когда заболел лихорадкой и остановился на ночлег в обычной крестьянской хижине.

Вместо лекарства еврей Седекия, личный врач императора, под давлением его родственников дал Карлу Лысому яд. Погиб от него и Арнульф Каринтийский, один из последних представителей немецкой ветви Каролингов. Во время осады Рима, захваченного врагами папы римского, лазутчики подкупили одного из вельмож Арнульфа, и тот подсыпал в еду своему монарху медленно действующий яд. Целых три года мучился бедняга-император, болезнь которого не могли распознать никакие лекари, и умер в Регенсбурге в 899 году.

Последним из отпрысков Карла Великого был отравлен Людовик V Ленивый, но это уже не трагедия, а почти бурлеск. В 987 году мечтательный король, живший по принципу: «Что бы ни делать, лишь бы ничего не делать», охотился в лесу и упал с лошади. Начались кровотечение, жар. Приближенные не стали долго возиться с анемичным монархом, который предпочитал слоняться по покоям дворца в Компьени, нежели управлять государством. Прозванного окружением Nihil fecit (дословно по-латыни: Ничего не сделал) бездетного Людовика Ленивого отравили, дабы он больше в земной жизни не скучал, не тосковал попусту. А престол Франции перешел к новой династии – к Капетингам.

Их тоже, как и Каролингов, травили – в основном – мышьяком.

Заметки на полях

Этот яд на многие века превратился в один из символов Франции. И неслучайно, что именно ее гражданин Матье Жозеф Бонавантюр Орфила, каталонец по происхождению, стал создателем токсикологии – науки о ядах. В 1814 году он в двадцатишестилетнем (!) возрасте опубликовал первый в мире учебник по этой увлекательной дисциплине. Сей научный труд назывался «Трактатом по общей токсикологии». Месье Орфила разделил яды по категориям: разъедающие, вяжущие, раздражающие, наркотические, вызывающие гниение… Он много лет потратил на то, чтобы надежным способом выделить мышьяк из образца биологических тканей, отравленных этим веществом, но все тщетно. Ведь требовалось не просто «поймать в ловушку» мышьяк в лаборатории, а превратить его в неопровержимое доказательство вины отравителя, причем сделать это непосредственно на судебном процессе. На глазах присяжных. У Орфила такое не получалось, и тогда эту важную задачу криминалистики решил британец Джеймс Марш.

Прорыв в развитии токсикологии случился в 1836 году.

Марш, специалист по химии боеприпасов в Королевском арсенале, что располагался в лондонском пригороде Вулидж, давно сотрудничал со следователями Скотленд-Ярда. Однако его прежние тесты на обнаружение мышьяка в органах умерших – скажем, с осаждением ядовитого вещества в виде ярко-желтого сульфида – никак не принимались трибуналом в качестве улик. Для ученого это представляло серьезный вызов… И тогда Марш разработал совершенно новый способ: образец исследуемой биоткани нагревался с концентрированной соляной кислотой – до полного растворения пробы. В полученный раствор опускали кусочек металлического цинка. Если в изучаемой ткани содержался мышьяк, выделялся газ арсин (АsH3). Оставалось только пропустить полученный газ через предварительно нагретую стеклянную тубу. Газ распадался, выделяя мышьяк, который осаждался на стекле, создавая на нем своеобразное сверкающее зеркало. Трубка запечатывалась и становилась с запертым в ней мышьяком убедительным свидетельством в трибунале: присяжные могли передавать ее из рук в руки, тактильное ощущение – самое сильное…

Метод Марша принес своему создателю славу великого мастера криминалистики, а судебным следователям подарил процедуру максимально надежного выявления признаков отравления мышьяком.

Это вещество было хорошо известно франкам и их потомкам. А тут еще в Европе научились получать так называемый «белый мышьяк» (триоксид мышьяка), который ранее обычно привозили с Востока. Дорогой получался яд, но очень уж выгодный, забойный! Как говаривали об этом веществе в ту пору: «Если кто съест хотя бы горошину или даже меньше – погибнет».

Одним из изобретателей его считают арабского алхимика и фармацевта, прозванного на Западе латинизированным именем Гебер. На самом деле это был Абу Абдаллах Джабир ибн Хайян аль-Азди ас-Суфи (уфф, ну и имя!). Он, родом из Йемена, появился на свет в иранском городе Тус (там же, что и гениальный Фирдоуси, создатель гигантской, эпохальной поэмы «Шахнаме») около 721 года. Будучи известным врачом в арабском мире, он написал, в частности, «Книгу ядов и противоядий». Ее идеи продлил в начале XII столетия Исмаил ибн Хасан Джурджани, таджикский последователь великого Ибн-Сины (Авиценны). Его многотомный труд «Сокровище Хорезмшаха» стал одной из первых медицинских энциклопедий, в нем содержится много сведений о токсических веществах и, конечно же, о ядах.

Глава 33. Откровения де Кампредона, или Кто убил Петра Великого?

Историки и медики и по сей день не могут прийти к общему мнению, какая болезнь больше всего мучила Петра I. Одни называют рак предстательной железы, другие – мочекаменную болезнь или цистит, то есть воспаление мочевого пузыря и мочеиспускательного канала, третьи уличают царя в хронической гонорее… Впрочем, последнему недугу есть французское подтверждение. Всезнающий разведчик шевалье де Кампредон сообщает, что гонореей самодержца наградила генеральша Евдокия Чернышева, с которой связывали монарха фривольные похождения. Дипломат уверяет, что при воздержании от спиртного, обжорства и секса царская болезнь отступала, но блуждающие боли в нижней части живота сопровождали царя неотступно. Впрочем, Петр слишком дорожил своим загульным образом жизни, чтобы еще считаться с подобными мелкими неприятностями.

Но вот незадача: все эти симптомы и симптомчики, причастные к обычным болезням, имеют мало чего общего с тем состоянием, в которое впал император в начале января 1725 года.

И началось это пронзительное недомогание весьма стремительно. Тем более что в последние годы жизни Петр вовсе не производил впечатление человека, собирающегося вскоре умирать. Как сообщал в донесении в Париж де Кампредон: «Царь не хочет и слушать ни о чем, кроме развлечений и прогулок». Сразу после простуды, схваченной на льду Невы во время церемонии Крещения 6 января, он быстро пришел в себя и отправился по «ассамблеям», так назывались у него пьянки-гулянки. Побывал на свадьбе у своего денщика Василия Поспелова, посетил пир у графа Петра Толстого, заехал выпить к адмиралу-норвежцу Корнелиусу Крюйсу, первому командующему Балтийским флотом, а поутру отправился к контр-адмиралу Науму Сенявину…

И тут, в ходе этих неустанных, путаных похождений монарха, что-то странное и непредвиденное произошло. 16 января Петру без видимых причин стало гораздо хуже. Царь впал в прострацию, принялся бредить, начался сильный озноб. Плюс еще жар и задержка мочеиспускания. Как скажут потом летописцы: «Смерть постучалась в царские ворота». Чем был вызван этот пароксизм? Существует версия о том, что накануне Петра Алексеевича угостили необычайно вкусными конфетами – царь был жутким сладкоежкой. После дегустации у него начались рвота и жжение внизу живота. Руки онемели и ногти посинели. Чем не классические симптомы отравления ртутью или мышьяком? Естественно, яд усугубил воспалительные процессы в подорванном всевозможными излишествами организме царя, в частности – в мочевом пузыре.

Но через сутки больной пришел в себя и, лежа в постели, принимал министров. Петр вовсе не собирался прощаться с жизнью, он встречал гостей, долго беседовал с ними, обсуждал государственные дела… И ни разу не заговаривал о необходимости составить завещание. Однако, сообщает о царе де Компредон, «в ночь с 20 на 21 с ним сделался жестокий припадок задержания мочи…» И здесь не может не быть заметной невероятная медлительность и некомпетентность дворцовых медиков. Придворные эскулапы братья-немцы Иоганн и Лаврентий Блументросты продолжали лечить императора натирками и травами, когда надо было действовать хирургически.

Именно о таком методе лечения заявил Петру итальянский доктор Иоанн Аццарити, имевший частную практику в Санкт-Петербурге, (В записках из России де Кампредон называет итальянца своим лечащим врачом.) Итальянец, близкий приятель де Кампредона, предложил извлечь из мочевого пузыря царя застоявшуюся в нем урину, то есть – предупредить воспаление, а затем приняться за лечение… Но придворные медики побоялись взять на себя ответственность за операцию и не захотели следовать рекомендации стороннего специалиста Аццарити. Приступ следовал за приступом. Пётр I испытывал страшные мучения…

Заметки на полях

Самая удивительная, на мой взгляд, попытка отравления связана с… помидорами! Дело в том, что в XVIII столетии бытовало твердое убеждение в том, что томаты являются ядовитым овощем. Во время, когда Джордж Вашингтон был полководцем армии американских колонистов, подкупленный англичанами повар по имени Джей Бейли подал на обед будущему президенту Штатов жаркое с томатами. Едва Вашингтон приступил к трапезе, кулинар-злодей поспешил послать своим заказчикам сообщение, что он скормил генералу колонистов красные ядовитые плоды, от которых неизбежно наступит смерть. Однако командующему британской армии было рано радоваться: Джордж Вашингтон с аппетитом съел жаркое с помидорами и попросил добавки. Он не только остался жив, но и отвоевал независимость новой страны и стал ее первым президентом.

Так выяснилось, что помидоры не только съедобны, но и вкусны. К тому же – полезны: вещество ликопин, которое содержится в томатах, применяется в профилактике раковых заболеваний.

Хронику медленного умирания Петра Великого можно было бы подробно продолжать. Но нас интересуют не медицинские сводки, а несколько другие, более странные, детали.

Лихорадка менялась «операцией» – извлечением гнойной урины с помощью катетера, – с острой задержкой мочи приходила боль с такими криками, что их слышно было едва ли не во всей столице… 24 января Петру стало легче: судороги прошли, боль утихла, лихорадка спала. Любопытна реакция на эту новость французского дипломата, буквально час за часом отслеживавшего происходящее в Зимнем дворце. Де Кампредон выражает уверенность, что царь через считаные дни вернется к исполнению своих монарших обязанностей, и замечает, что это не может не пугать Екатерину и Меншикова.

«Царица и ее друзья, – пишет Людовику XV де Кампредон, – опасались, как бы слабость духа, подавленного бременем страшных страданий, не побудила его изменить как-нибудь свои прежние намерения». Иначе говоря: как бы Петр не написал завещание! В нем, натурально, и намека не будет о Екатерине на русском престоле, не говоря уже о Меншикове рядом с ней.

26 января император приободрился и, ощущая, что идет на поправку, решил заняться делами. Потребовал себе письменный прибор, но перед тем, как сесть за бумагу, решил подкрепиться. Ему подали разварную осетрину с гречневой кашей на воде и заправленной гусиным салом. Согласитесь, блюдо не самое острое, но и не диетическое на сто процентов. И тут у Петра I, еще не успевшего отобедать до конца, неожиданно начался судорожный приступ. И какой! На два с лишним часа император потерял сознание. А когда пришел в себя, оказался неспособным говорить и издавал только глухие, невнятные звуки. Наверное, это были стоны от вернувшихся болей. К тому же перестали двигаться правые рука и нога царя.

Неужели инсульт? Или нечто другое? Едва заметным движением левой руки Петр показал, что ему нужна бумага. Ее дали, и царь вывел на чистом листе: «Отдайте все». Всего два слова. Что бы это значило?.. На большее сил у первого российского императора не хватило. Дыхание его прервалось. Он умер 28 января 1725 года, в 5 часов и 15 минут утра, так и не успев написать свое заветное завещание.

Тихий вопрос: что за кушанье подали Петру так вовремя? Едва император собрался, наконец-то, зафиксировать свою последнюю волю – как вот вам! Горячка, паралич и бред… Не добила ли окончательно царя новая порция яда? Помимо Екатерины и Меншикова лиц, заинтересованных в скорейшем уходе царя, было предостаточно: и его личных врагов, с которыми он расправился за последние годы, и агентов иностранных держав.

Англия? Почему бы и нет? Петр как раз собирался воевать на Кавказе, задумывал поход в Персию, который в случае успеха мог бы вывести Россию к Индийскому океану. К пока что заповедной зоне влияния британцев. (Эта мечта была и у потомка Петра императора Павла.) К тому же царь проявлял интерес к Американскому континенту. Его захватила идея прокладки сухопутного маршрута в эти края – и тут же начались «почечные колики». Русские казаки в Калифорнии и на Аляске – не попытка ли это России окружить Британскую империю со всех сторон? В декабре 1724 года Петр поручил Витусу Берингу открыть путь в Индию через Ледовитый океан, а 28 января 1725 года Петр внезапно умирает. Странное совпадение, не правда ли?

Швеция? Тоже возможно. Тем более что российский император готовился выдать дочь Анну за герцога Голштинского Карла-Фридриха, которому принадлежал Киль, незамерзающий балтийский порт. В нем можно было бы сделать базу российского флота, контролирующего всю Балтику. Не говоря уже о том, что Карл-Фридрих был возможным претендентом на шведский трон. А что если бы Петр Великий заключил унию растущей, набиравшей, как на дрожжах, силу России и изнуренной долговременными войнами, обезлюдевшей Швеции? Все северные моря Европы превратились бы при таком раскладе в «большое русское озеро».

Франция? О ней в роли потенциальной отравительницы мне хотелось бы поговорить особо. Больно уж много вопросов возникает в связи с удивительной активностью в последние месяцы жизни Петра Великого шевалье де Кампредона, получившего от Людовика XV статус полномочного министра и посланника в России. Именно в этот день, 28 января 1725 года, он направляет королю письмо, в котором детально описывает, какими должны стать дипломатические отношения России и Запада после смерти Петра. Силовыми и напряженными должны стать: никак нельзя допускать возвышения России после ее победы в Северной войне со Швецией. Официально о кончине царя вне Зимнего дворца никем еще не объявлено, а бойкий француз уже знает, что в кулуарах и в спальнях происходило. Де Кампредон пишет королю: «не в случае смерти царя», а – «после смерти»! Характерная деталь, не правда ли?

Уж не причастен ли француз к кончине Петра? Не существовала ли некая тайная коалиция западных держав, заинтересованных в смерти российского императора? Тогда все оперативные донельзя реляции де Кампредона в Париж вполне объяснимы.

Тем более что естественная болезнь Петра, загульного выпивохи, основателя «Всешутейшего, всепьянейшего и сумасброднейшего собора», была бы хорошим прикрытием его насильственной смерти. А гречневую кашу с осетриной отравить мог кто угодно: от лакея-крестьянина и охранника-гвардейца – до придворного медика-иностранца и царского советника, у которого рыльце в пушку от мздоимства. Лишь одна-две капельки прозрачной жидкости взамен «тридцати серебреников» – и конец! Дело сделано!.. «Грибного человека», дегустировавшего все блюда до того, как их отведывал бы Петр, у царя не существовало. Да это практически и не представлялось возможным при весьма хаотичном образе жизни первого русского императора и при бесконечности пьяных «ассамблей», которые он чуть ли не ежедневно с неизменным энтузиазмом посещал.

…В полдень 10 марта 1725 года три пушечных выстрела известили о начале похорон императора. Мимо выстроившихся вдоль Невы полков гроб Петра снесли по лестнице на набережную, к траурному кортежу. Восьмерка лошадей, покрытых попонами из черного бархата, повезла катафалк к причалам главной пристани, а оттуда – на сооруженный по льду реки деревянный помост. Он вел на другой берег реки, к строящейся Петропавловской крепости, где хотел быть погребенным император.

Первой за гробом Петра Великого скорбно шла – вся в черном – Екатерина, теперь уже вдовствующая императрица. Ее трогательно поддерживал фельдмаршал и Светлейший князь Меншиков. «Алексашка-вор», ставший фактическим правителем империи. На долгие семнадцать лет – до прихода к власти в 1742 году Елизаветы I, дочери Петра Великого, – международные политические амбиции России, управляемой династическими парвеню и их временщиками-казнокрадами, оказались задвинутыми в самый дальний и темный чулан Зимнего дворца.

Что ж, французская миссия на Неве была успешно выполнена!.. Жак де Кампредон, блестящий агент влияния и «дипломат в штатском», – как сейчас говорят про разведчиков, работающих «под прикрытием», – мог возвращаться с чувством выполненного профессионального долга в Версаль, к Людовику XV. Что он и сделал буквально через несколько месяцев после смерти российского императора. В своих дорожных саквояжах и баулах шевалье вез черновик реляции для французского короля о так называемом «Завещании Петра Великого». В нем царь якобы оставлял своим преемникам стратегический план для установления мирового господства России, спящей и видящей, как бы обмыть пыльные сапоги казаков в Индийском океане.

Не пройдет и столетия, как эта фальшивка, дописанная и перелицованная наполеоновскими пропагандистами, превратится в один из официальных программных документов Бонапарта для оправдания агрессии великой армии против России.