Текст книги "Грозный. Пес, который искал человека"

Демон тоже кинулся к хозяину, ткнулся в его руку, но старик сердито отпихнул песика в сторону. Он обхватил жену за плечи, сумел приподнять ее спину и крикнул снова, уставившись куда-то не в ту сторону слепыми глазами:

– Да что же случилось?! Это вы сделали?!

– Нет! – плача, в ответ закричала Вера. – Я ничего не делала, ничего! – повторяла она.

– Но как-то ведь она выбралась из комнаты? Лиза! – позвал он, ощупывая пальцами лицо супруги.

– Иван Федорович! – воскликнула вдруг Вера, все еще прижимаясь к Грозному и не отпуская его от себя.

– Что?

– Смотрите, смотрите, Иван Федорович! – закричала она, позабыв о его слепоте. – Она смотрит на вас! Она…

И Вера, внезапно замолчав под взглядом женщины, теперь смотревшей на нее, вспомнила о том, что раздета и, смутившись, поспешила запахнуть покрывалом обнаженную грудь. С удивлением она наблюдала за тем, как жена старика снова посмотрела вверх, рука ее потянулась к лицу мужа, а когда нежно прикоснулась к его небритой седой щеке, женщина внезапно содрогнулась, тело ее обмякло, выскальзывая из рук мужа, и только что видящие и осмысленные глаза сами собой закрылись. Уже навсегда.

Старик вдруг все понял. Он прижался губами к ладони супруги и зацеловал, всхлипывая и вздрагивая плечами. Он медленно, постепенно успокаивался, но Вера уверена была, что это ощущение лишь кажущееся, что на самом деле внутри старика все готово взорваться. Он опустил недвижное тело на пол и, выпрямив спину, поднявшись на колени, начал разворачиваться к девушке. Какие-то гневные слова готовы были слететь с его губ, но внезапно застряли внутри. Вера видела, как изменилось лицо старика. Только что напряженные складки исчезли, рассерженно искривленный рот расправился. Он дрожал всем телом, будто в лихорадке.

Внезапно Грозный выскользнул из объятий Веры и тихо спрыгнул на пол. Она не понимала, что происходит, но догадывалась, что сейчас пес контролирует старика и не дает его гневу выплеснуться.

Меж тем Грозный, запуская пока еще в размеренном темпе пульсации, приближался к слепцу. Он бесцеремонно перешагнул через застывшего в неподвижности Демона и встал почти напротив хозяина дома.

Вера видела: старик задрожал еще сильнее. Из его глаз, наставленных точно на Грозного, полились слезы. Вере снова показалось, что он видит пса.

«Что происходит?» – спрашивала она себя, попеременно смотря то на Грозного, то на старика.

Грозный подошел еще ближе. Руки старика потянулись к нему, и через мгновение молодой пес водрузил обе свои лапы на плечи старика, лизнул его в лицо, после чего сложил голову на плечо слепца, а тот обхватил его в ответ и гладил, не переставая плакать, но очень тихо, почти неслышно.

Прошло, наверное, минут пять, или даже десять, прежде чем Вера, укрывшись хорошенько одеялом, осмелилась подняться с дивана. Раздавшийся при этом скрип половиц вывел старика и Грозного из оцепенения, в которое они оба впали.

– Простите, Вера, – раздался в тишине голос, показавшийся девушке слишком отчужденным, как будто старик пребывал вовсе не здесь, а где-то в иной реальности.

– Он рассказал мне все… Не могу поверить, что это умеет собака…

Одновременно с этими словами пес отошел от старика, а слепец все еще продолжал стоять на коленях, вновь глядя куда-то в пустоту.

– Грозный!.. – вдруг позвал он.

Его лицо, только что не отражавшее никаких эмоций, вдруг озарилось светом.

– Мне теперь нет смысла оставаться здесь. Нет смысла.

Старик повернул голову. Голос его все еще оставался безжизненным.

– Вера, – позвал он. – Вы ведь тоже что-то хотели мне объяснить.

Девушка туго запахнула одеяло и опустилась на пол рядом с ним.

– Ваш сын…

– Не продолжайте. Я все понял.

Старик протянул руку. Она почувствовала его сухую ладонь.

– Я хочу сказать о нем. О младшем сыне… Мы поссорились, когда я женился второй раз. Она была девушкой Андрея – Лиза. Когда мы с ней встретились, она ухаживала за моей первой женой, та тяжело болела. Не подумайте чего, между мной и ею ничего не было, пока жива была Марина… Хотя, конечно, я вру… Что-то такое я все-таки испытывал. Лиза была чудесная девчушка. Ей тогда было чуть больше двадцати. Она училась с моим сыном в медицинском и подрабатывала сиделкой. Мы часто общались с ней, разговаривали подолгу. Она была редкостная умница. Конечно, я не мог не влюбиться в нее. Но ведь я был женат. Это уж потом… Иногда мне кажется, что это наказание для меня. За предательские мысли. Чего там скрывать, ведь я не смею отрицать сейчас, что мечтал о Лизе в те дни, когда жена моя, тяжело больная, лежала в соседней комнате, страдая от боли. Представлял себе, что обладаю молодым телом, а как сказано, только помыслив, ты уже согрешил… А сын… Как бы мне ни нравилась его девушка, я мог не позволить ей влюбиться в себя, но не сделал этого. В общем, дважды предал… Может, оттого мы с Лизой и не смогли завести собственных детей. А то, что сейчас происходит, так это всем наказание. Всем нам! У кого желания бежали впереди. Жуткое наказание!..

Он протянул руку, и Вера схватила его горячую ладонь.

– У меня к вам будет просьба. Когда вы встретитесь с моим сыном, а вы с ним обязательно встретитесь, расскажите ему, что я прошу у него прощения за все. А теперь мне пора.

– Что вы такое говорите, Иван Федорович?!

– Не перебивайте меня, Вера. Лучше обещайте мне, что будете присматривать за Демоном!

– Обещаю! – дрожащим голосом ответила Вера. – Но только как же я встречусь с вашим сыном?

– А это он пускай скажет.

Старик уверенно повернулся к Грозному.

– Гро-о-озный! – Он улыбнулся и с мольбой произнес: – Сделай это! Я знаю, ты сможешь!..

Он отнял руку и повернулся к щенку, вновь призывая его к себе, желая воссоединиться с ним, как минуту назад.

Грозный посмотрел на Веру, словно спрашивая разрешения. И девушка вдруг поняла, что ей хочется кивнуть ему: действуй. Но страшно решиться на этот жест, который (она теперь была в этом уверена) навсегда вырвет из жизни человека, с которым так странно свела ее судьба.

И она дала знак согласия – едва заметным дрожанием век. Но Грозному, вероятно, достаточно было узнать то, что у нее происходило внутри.

Они обняли друг друга – старый слепой человек и самый необыкновенный на свете пес. Вера смотрела на них, и ей казалось, что она ощущает знакомые вибрации. У нее самой повлажнели щеки, когда она заметила, как наклонился Грозный под весом внезапно отяжелевшего человеческого тела, которое начало медленно сползать на пол. Ладонь старика потянулась вперед, чтобы коснуться пальцев кисти лежавшей рядом женщины, и это было последнее движение, которое он сделал.

10

Вначале Вере хотелось бросить все и бежать, куда глаза глядят. Дом снова пугал ее кажущимся присутствием тех самых призраков, которые мерещились ей с самой первой минуты пребывания в нем. Она даже начала складывать в сумку вещи, перемежая минуты рвения с приступами безудержных рыданий и невыносимой жалости: к себе, вновь оставшейся в одиночестве, к умершим хозяевам, таким невероятным и спокойным образом лишившихся жизни, благодаря Грозному. Ей самой хотелось так же расстаться с жизнью – мирно, быстро, без боли.

Грозному не понравились ее мысли. Своим телепатическим даром, желая успокоить Веру, он насылал на нее пульсации, от которых становилось тепло внутри, не позволяя разыграться страстям, бушующим в душе девушки. Краем сознания Вера уловила в этом послании особый смысл – не стоит даже и думать, что Грозный согласится бы сделать с ней то же самое. Вызывающие головокружение хаотичные картинки вспыхивали у нее в сознании, как в прошлые разы, когда он передавал ей какую-то информацию. Она вдруг поняла, что должна быть добрая порция горя, испитая этими людьми, чтобы сверхъестественный пес согласился на такой шаг.

И это ее задело. В конце концов, кто из них главный – какая-то там собака, или человек? Что он может знать о жизни и страдании, этот молодой щенок?

– Что? Ну, что ты от меня хочешь?! – сопротивлялась она, скорее из принципа, чем по-настоящему осознанно. – Хватит с меня твоих картинок! Хватит!

Последнее слово она выкрикнула. Почти как: «Заткнись!».

А когда Грозный вдруг рассерженно зарычал в ответ, Вера отчего-то и вовсе пришла в бешенство. Она до сих пор была неодета, куталась в покрывало, и не нашла ничего лучше, чем содрать с себя непослушное облачение и, скомкав, швырнуть им в пса.

Со стороны это была сюрреалистичная картина: безумная голая девка бросает в лающую собаку плед, который в полете принимает форму хищной птицы, а на заднем фоне, за девкой и собакой, лежат рядком два мертвых тела.

Это Вера увидела свое отражение в зеркале на стене. Вся уродливость и абсурдность ситуации внезапно открылась ей. Но бешенство прошло лишь тогда, когда она схватила с секретера хрустальную пепельницу и швырнула ею в стену. Прямо в центр зеркала, тут же покрывшегося сотнями трещин. Оставшиеся в раме осколки и вовсе превратились в набор геометрических абстракций, отсвечивающих кусочками прежнего изображения.

– Простите, простите меня, – беззвучно шептала Вера, обернувшись на лица мертвых людей, которые выглядели такими умиротворенными и спокойными, что ее приступ ярости теперь казался и вовсе чудовищным и кощунственным.

– И ты меня прости, – шепнула она, подошедшему Грозному. – Я знаю, что плохая…

Грозный ткнулся мокрым носом в колено девушки и уставился на нее своими выразительными глазами: он тоже извинялся.

– Принимается, – сквозь слезы улыбнулась Вера.

Она вытряхнула сумку, в которую недавно собирала вещи, и, теперь уже не особо выбирая, надела первые же попавшие, взяв с себя обещание, что больше не станет смотреться в зеркала, если они в этом доме еще остались, да и вообще нигде. По крайней мере, в ближайшие дни.

Первым делом нужно было похоронить супругов. И это казалось самым трудным, поскольку девушка понимала, что необходимо было все делать, как полагается, по всем правилам. И положить для этого все силы, попытка же отказаться от этого, струсить и бросить их будет выглядеть предательством. И не будет ей прощения. Быть может, и не накажут призраки, охраняющие дом (если они все-таки существуют), но сама себя она не простит. Но откуда взять силы? Не к кому ей было обратиться за поддержкой, кроме как к Грозному. Нужно было только доходчиво объяснить щенку, что она хочет сделать.

Интуитивно догадываясь, чего Вера добивается от него, и вкрадчиво заглядывая в глаза девушки, Грозный вновь начал распространять пульсирующие волны.

Все вышло как-то само собой. Когда Грозный, желая понять ее беспокойство, проник в ее сознание, Вера вспоминала давно позабытую картину из своей жизни, когда она, еще девочкой, была на похоронах. Это произошло в деревне, куда ее, городскую белоручку, сослали родители, почти на месяц, к дальней родственнице. А та все норовила использовать маленькую Веру в качестве помощницы, и действовала по-старчески беспощадно. Быть может, оттого и не терпела Вера с тех пор любой физический труд. Но эти дни скрашивало знакомство с двумя соседскими девочками, в играх с которыми она забывала и о родителях, и о вредней тетке-хозяйке. Очень забавной им казалась игра в «ведьму» – таковой они считали уродливую горбатую старушку, жившую на другом конце улице. Придумывали о ней несусветные истории. А чтобы пощекотать нервы, приходили к ее дому, заглядывали в окна, и выжидали момента, когда старушка, опираясь на клюку едва ли не одного с ней роста, выберется на улицу. И тогда с визгом и криком разбегались по сторонам. Но однажды старушка, которую они так привыкли бояться, умерла. Узнав от взрослых, что она скончалась, девочки втроем бегали на кладбище, смотреть, как роют могилу. Им было интересно, детишкам, и ничуть не жалко старуху – ведь та была некрасивая и страшная как сама смерть в тех сказках и фильмах, которых они успели насмотреться за свою короткую жизнь. Немного со страхом, но, опять же, без тени сопереживания, а больше из интереса, они наблюдали за тем, как двое мужчин по очереди роют большую яму. Возвращаясь домой, громко обсуждали, действительно ли старуха умерла, или только притворяется, а на самом деле только и ждет, чтобы о ней забыли, и тогда она начнет ходить по улицам, заглядывать в окна и пугать. Девочки так увлеклись своими выдумками, что две ночи до похорон Вера не могла спокойно спать. Каково же было ее потрясение, когда на третий день в деревню нагрянули родственники той старушки. Сколько их было? Не вспомнить. Быть может, сто человек, а то и больше. И кладбище казалось сплошь залитым цветами и венками, которые люди несли к могилке от самого дома пешком, следуя за неправдоподобно маленьким красным гробом, который несли в руках четверо взрослых. И было много детей – внуков и правнуков той женщины, со многими из которых Вера успела в тот день познакомиться, а некоторые взрослые на кладбище принимали ее за дочь каких-то своих многочисленных родственников. А когда старушку опускали в могилу, взрослые дяди и тети, многие сами убеленные сединами, принялись плакать навзрыд, и Вере вдруг стало так стыдно за те выдуманные истории, над которыми она потешалась с подружками, что она готова была провалиться сквозь землю, пусть даже в эту черную и глубокую могилу, лишь бы никто и никогда не узнал о ее проступке. И вдруг нашелся кто-то рядом, кто взял девочку за руку и повел к могиле. И она уже смирилась со своей участью, ей было так горько на душе, что Вера и не думала о страхе, а только об ответственности – что вот сейчас пришло ей наказание. И бросят ее в эту черноту, и закопают. Теперь на нее навалился страх. Она уже готова была молить о прощении, кричать и сопротивляться. Но незнакомый человек вдруг взял в левую руку горсть земли и бросил в могилу. Велел то же самое сделать Вере. И девочка поняла вдруг – это ей разрешили вместо себя кинуть сейчас эту влажную мягкую горстку. Словно прощение. И стало ей вдруг невообразимо легко и светло на душе. И когда она по обычаю мыла руки, не имея, конечно, никакого понятия о каких-либо обычаях, в ней уже не было прежнего страха, а только чувство невероятной свободы и благодарности. Ко всем этим людям, и к той старушке, которую она пообещала помнить всегда – и вот, оказывается, до сих пор держит это обещание…

Едва прошли головокружение и тошнота, Вера поняла, что Грозный увидел ее воспоминание и неведомым образом воспринял и понял все, что она сейчас вспомнила. Вероятно, ему даже понравились такие подробности. И он тоже подарил ей в ответ часть своих воспоминаний, связанных с трагической потерей матери.

Вера догадывалась, что с помощью волшебного пса могла бы заглянуть в любые глубины своей памяти, еще заблокированные «сумрачной» болезнью. И надеялась, что он когда-нибудь позволит ей сделать это.

С интересом приняв ее историю, Грозный в благодарность направил Вере в ответ новый посыл. И опять вместе с пульсирующей, всепроникающей силой, девушкой овладела дурнота.

Она не могла бы объяснить, что и как произошло, но у нее словно открылись границы знания, и в голову вползли подробности, о которых она и понятия не имела. Она теперь могла бы с точностью сказать обо всем, что находилось сейчас в доме, во дворе и саду: стоило о чем-нибудь подумать, и тотчас нужный образ возникал в голове. Создавалось впечатление, что Грозный вобрал в себя все знания хозяев дома или каким-то образом сумел прикоснуться к информационному каналу, к той памяти, которая, возможно, существует где-то в виде непознанной энергии и остается после смерти человека!

Впрочем, ей уже не приходилось удивляться.

Она нашла сарай, стоявший возле гаража, и в нем необходимый инвентарь. И, разумеется, лопаты. Все они были тяжелы и неудобны, страшны на вид, и жутко было представить, какая работа ее ожидает.

Это была самая странная ночь в ее жизни. Почти без остановки Вера выкапывала могилу. Достаточно широкую и глубокую, чтобы навсегда приютить в себе два тела. Но трудилась девушка не одна. Помогал Грозный, опять фантастическим образом посылавший свою энергию, которая трансформировалась в твердую решительность и выносливость. И пока он был рядом, этой решительности и выносливости хватало на долгие часы работы.

Похоронив хозяев, она была вольна и свободна. Позаботившись о мертвых, теперь Вера могла подумать о себе и Грозном. Пес рвался искать своего друга, Андрея Рокотова. Вере же хотелось его найти хотя бы для того, чтобы рассказать ему об отце. Но, впрочем, ей и без того необходим был рядом мужчина, которого она могла бы назвать своим избранником, верным и единственным.

Уже на рассвете, приняв горячий душ, от которого легче стало измученным мышцам, Вера подставила Грозному онемевшие, покрытые волдырями ладони, а он вылизывал их. Со слезами на глазах Вера мучилась от жуткой, на пике терпения боли, но не отдергивала рук, неведомым образом зная, что станет лучше. А пока она легла спать. Но это вовсе не был сон, девушка погружалась в какое-то странное состояние, брожение своей и чужой памяти, из которых формировалось цельное и теперь уже собственное знание.

Часть 4. Грозный – повелитель душ

1

Андрея заперли в клети обесточенного грузового лифта – это оказался самый надежный вариант для содержания пленника. Кабина располагалась в торце широкого коридора, у входа в который поставили двоих сторожей. В помещении было темно, а солдаты экономили фонари. Поскольку заняться было нечем, Андрей решил провести время с пользой и постарался уснуть, усевшись в углу на дне кабины. Его разбудили сменщики. Спросив, сколько прошло времени (проспал всего три часа), Андрей решил поинтересоваться судьбой капитана.

– Как там Кит, нашли? – крикнул он, едва разбирая в полумраке фигуры сторожей.

– Не нашли! – откликнулся один.

– Да помер он, наверно, – хмуро произнес второй. – Кровищи-то сколько было!

– А тело где тогда? – заспорил первый.

Из их дальнейших реплик Рокотов понял, что кровавые следы уходили в цокольный этаж. Сержант Кропаль велел прочесать территорию, но солдаты никого не обнаружили, а судя по тому, как подозрительно быстро они вернулись, углубляться в коридоры полуподвального помещения вовсе поостереглись. Кропаль велел задраить лестницу между этажами, мол капитан сам сдохнет. – А че не ушли-то? – спросил Рокотов. – Собирались же сами по себе жить.

– Сержант передумал, – с неохотой ответил кто-то из них. – Он теперь у нас командир.

Некстати упомянутый, вскоре явился Кропаль. Он пришел, светя себе мощным фонарем и держа в руках складной стул. Вероятно, разговор предстоял не короткий. Поставив фонарь на пол, он раскрыл стул перед сетчатым заграждением лифта, уселся и некоторое время молча разглядывал Рокотова. Даже в отраженном свете Андрей заметил воспаленные глаза, опухшие веки, тремор на пальцах сержанта. Видать, Кропаль жил на тех же таблетках, что и капитан, не давая себе спать.

– Ну что, пленничек, не заскучал тут? – произнес, наконец, сержант. – Поговорить надо, дядя.

– О чем?

– Эдик сказал, что у тебя какая-то информация была для капитана. Важная.

– Ну, допустим… – уклончиво ответил Рокотов.

– Поторговаться хочешь? – Кропаль усмехнулся. – В твоем положении невыгодно ставить какие-то условия.

– В твоем тоже. Ведь это у меня информация, а не у тебя.

– Это правда. Но я могу потянуть тебя медленно за кишки, и ты сам все расскажешь.

– А если не расскажу?

Кропаль перестал улыбаться.

– Тогда сдохнешь. Как капитан.

Андрей понял, что ставить условия сержанту себе дороже. Да, впрочем, он и не собирался ничего диктовать. Ему бы только вырваться отсюда как-нибудь.

– У меня пока есть предварительная информация. Мне нужно продолжить исследования.

– Говори пока, что есть, а там видно будет.

– Вчера я исследовал кровь. Брал у всех. У солдат, и у того сумасшедшего, у раненых и у погибших бойцов тоже. И обнаружил одну закономерность…

– Ну!

– У всех первая группа крови и резус отрицательный фактор, – произнес Андрей. И снова выделил: – У всех!

– И что? – непонимающе уставился на него сержант.

– Это очень странно, – недовольно протянул Андрей, не понимая, как можно не удивляться такому открытию. – Слишком необычное сочетание, чтобы быть просто совпадением!

Видя, что сержант все еще не въезжает, Рокотов поспешил объясниться:

– Всего примерно семь процентов человеческой популяции имеют такую кровь. Какова вероятность того, что в одном и том же месте рядом окажутся люди с кровью первой группы и с отрицательным резус-фактором? Она не высока, – сам же ответил он.

– Так значит, поэтому все мы еще в своем уме и не превратились в «тулова»? Из-за особой крови?

– Нет, – мотнул головой Андрей. – Так пока еще нельзя говорить. Это лишь видимая сторона правды. И то, лишь часть ее. Тут наверняка есть еще какие-то причины. Тот боец раненый, который единственный уцелел…

Андрей запнулся.

– Что? Да продолжай. Ты же знаешь, я в курсе насчет того, что у нас в отряде «тулово».

– Теперь вы его прикончите? Того солдата. – Рокотов упорно не хотел называть бойца «туловом».

Кропаль усмехнулся.

– Это уже не имеет смысла. После того как мы опробовали девочек!

Сержант засмеялся, видя, как помрачнел Рокотов.

– Да чего ты? Живы и здоровы, как видишь!

– Я вовсе не за тебя переживаю, – ответил Андрей.

– А, понимаю, понимаю. Девочек жалко. А чего их жалеть? Они, небось, и в прошлой жизни «мочалками» были. Но, я тебе скажу, сиськи у них крепенькие. Классные! Если хочешь, и тебе дадим подержаться.

Андрей молча отодвинулся от решетки.

– Ты праведника-то из себя не строй! Ладно, так что там с чернявым? У него тоже первая отрицательная группа? Чего молчишь-то?

– Да, – выдавил Рокотов.

– А у того безумца, который все деньги собирает?

– И у него тоже. И у того парня, которого убили в степи. У них у всех первая и отрицательная. У нас у всех, – уточнил он. – Возможно, это объясняет, почему мы живы, хотя не дает ответа, почему мы еще хоть что-то соображаем. И эти провалы в памяти – их я пока объяснить не могу.

– И это все, что ты выяснил?

– Если я не продолжу исследования, кто-нибудь может оказаться на месте чернявого, – выпалил Андрей. – Может быть, я. Или ты!

– Это мы еще поглядим, – спокойно ответил Кропаль.

Андрей думал, что сержант продолжит расспросы, да ведь собственно, зачем-то он приходил, но сержант отчего-то молчал.

– Скажи, зачем я тебе был нужен? – не выдержал Рокотов.

Кропаль шевельнул ногой и уронил фонарь. Он наклонился, чтобы поправить его, фонарь теперь светил сильно вверх, задевая лицо Кропаля и превращая ухмылку в жестокий оскал.

– Может, я тоже хочу, как капитан Кит, завести себе личного врача. Мало ли какие болезни начнутся. После девочек-то.

– Не верю, что за этим, – ответил Андрей.

– А что ты хотел?

Рокотов не ответил.

Сержант тоже некоторое время молчал, словно обдумывая что-то. Он наклонился, и стульчик под ним недовольно заскрипел.

– А ведь я к тебе, правда, за другим пришел. Анализы, это конечно, хорошо. Но есть кое-что поважнее. Помнишь ту собаку, про которую Гарик и Рыло трепались? Не твоя ли, случайно, псина? Уж не с той фермы ли?

– Откуда знаешь? – нахмурился Рокотов.

– А это ты у Эдика спроси. Ты ведь хотел, чтобы он для тебя кое-какое задание выполнил. Как видишь, теперь и я в курсе. Тебя это удивляет?

– Он расшифровал все файлы? – с беспокойством спросил Андрей.

– Пока частично. Но я кое-что сам домыслил. Так вот, есть у меня некоторое подозрение, что вы там на ферме чем-то не богоугодным занимались.

– Я не имею никакого отношения к тем опытам! – оборвал его Рокотов. – И к ферме тоже.

– Откуда же у тебя файлы, которые ты дал Эдику на расшифровку? – рассмеялся сержант.

– Случайность. Ничего более.

– Так я тебе и поверил! Но, даже если это правда, все равно ведь собака твоя неспроста там в степи оказалась! Она ведь за тобой шла, тебя искала, верно? И что, если найдет? У меня почему-то такое предчувствие, что непременно найдет. И тогда что – отомстит нам? Мне, к примеру. За то, что я ту псину подстрелил! Этого я, конечно, утверждать не берусь, но такой вариант исключать не могу. Поэтому мне выгоднее будет держать тебя взаперти. А собачку твою попытаться изловить. Чую, она может пригодиться… В общем, договоримся так. Вы с Эдиком даете мне возможность заполучить вашу собаку, я отпускаю вас на все четыре стороны. Без собак, естественно. Тем более что он со своей псиной тоже заперт. Готовимся к встрече. Я теперь подозреваю, что Линда с твоим песиком законтачила там в степи, и никакая змея ее не кусала.

Андрею неприятно стало от мысли, что сержант путем логических рассуждений пришел к таким же выводам.

Кропаль с жестокой усмешкой разглядывал его.

– Я хоть и просыпаюсь по утра с почти пустой головой, но ты не надейся, – сказал он. – Хотя бы пару дней продержусь, пока не получу с тебя, что требую. В городе и так собаки чересчур поумнели. А, может, и вообще везде.

– Поумнели?

– А ты не в курсе? Да их здесь в городе, оказывается, море! Откуда только взялись! Мы когда за девками ходили, видели одну такую тучу. Они нас в кольцо взять хотели. Но кишка тонка. Умные, да не настолько. Но это еще все впереди, если на твоего песика посмотреть! А ведь и это не все! Мы с ними людишек видели. Все «тулова», и знаешь что?..

Сержант вдруг нахмурился, побоявшись, что Рокотов не поверит его словам.

– Такое ощущение, что они «туловами» управляли. Собаки. Использовали против нас как приманку. Кстати, мы тех девок у них отбили!..

Андрей вспомнил ловушку с бочками. Ему вдруг пришла в голову мысль: а что если собаки сами науськали людей на то, чтобы те выкатили бочки и остановили машину? Конечно, людям ловчее это сделать, чем собакам.

«Так что, собаки управляют людьми?»

Это была, конечно, безумная мысль, но после всего случившегося полностью отрицать ее было невозможно.

– С такими собачками, как твоя, нам легче выжить будет, – сказал сержант. – Сам понимаешь.

Кропаль подхватил стул и повернулся к сторожам:

– Эй, выпустите его. Наручники надеть не забудьте!

Его повели по коридорам, вдоль стеллажей и нагромождений ящиков, коробок. Когда солдаты втолкнули Андрея в едва освещенный лампами закуток, где стояла лабораторная аппаратура, откуда-то из полумрака выскочила Линда и подбежала к Рокотову, принялась ластиться. Показался Эдик. Хмурый и насупленный.

– Привет, собачатина! – Андрей потрепал суку за ушами. Потискал, дал себя полизать. – А что хозяин твой не здоровается? Что-то он смурной сегодня, будто нашкодил. А?

Он посмотрел снизу вверх на Эдика. Тот отвернулся.

– Стыдно ему, наверно, щенку, – продолжал Андрей трепать Линду. – Как думаешь? Рассказал, что не всем знать велено, вот и стыдно.

– Андрей Валентинович, может, хватит? – вдруг развернулся Эдик. – Я вам не щенок!

– А чего хватит-то? Предать каждый может, а вот как поправить ситуацию?

– Я здесь не при чем. Это Кропаль меня заставил. Он грозился Линду убить.

– Откуда он узнал, о чем мы с капитаном говорили?! – возмущенно выпалил Рокотов.

Эдик даже оторопел.

– Андрей Валентинович, вы как маленький, ей-богу. А подслушивающие устройства на что? А камеры миниатюрные? Ведь на то он и сержант, чтобы следить.

Андрей почувствовал вину за свой гнев и смягчил тон.

– Как Линда-то хоть? – поинтересовался он. И посмотрел овчарке в глаза. – Чему еще научилась, а, красавица?

– Спросите лучше, чему я научился, – буркнул рядовой Краснов.

Андрей выжидательно посмотрел на него.

– Сегодня половину ночи играли в летающие пластиковые тарелки, – поделился новостью Эдик. – Ну, знаете эту пляжную игру. Линда нашла в отделе игрушек целую кучу этих тарелок. Когда-то я учил ее их ловить. Вот, вспомнила. Пришлось играть.

– Так что же тебе не понравилось?

– Посмотрел бы я на вас, когда нет возможности отказаться?

– Что, все так серьезно?

– Так она силком заставляет. Как будто я обязан с ней играть!

«Вот оно – начинается!» – подумал Андрей.

Эдик заинтересованно понизил голос:

– Это ведь ваш Грозный научил ее каким-то телепатическим штучкам? Передал ей дар, я так понимаю. Это ведь она с ним там столкнулась, в степи?

– Даже если и так, ты еще радуйся, что она не заставила тебя сделать метательную машину.

– Ага. Радуюсь, – недовольно пробурчал рядовой Краснов. – Я, между прочим, так же как вы под арестом. Жду не дождусь, когда ваш Грозный и моя Линда сержанту Кропалю достанутся. Тот, наверное, спит и видит, когда от них щеночки пойдут. Сколько вашему?

– Да еще полгода только, вряд ли больше.

– Рановато, – хмыкнул Эдик. – Но моя тоже еще пока не готова.

– Так ты, значит, властелином мира становиться не собираешься? – спросил Андрей.

– С чего бы мне? Я же не маньяк какой-нибудь.

– Это верно.

Рокотов снова наклонился к собаке и пытливо заглянул в глаза Линды:

– Ну-ка, покажешь мне что-нибудь?

И Линда, не отрывая своего взгляда, заставила Рокотова испытать пульсирующую дрожь. Не такую мощную, как у Грозного, но все же достаточно чувствительную, чтобы пробрало до костей. Вспыхнули картинки увиденного ею, знаковые для собаки впечатления.

На мгновение Андрея до тошноты накрыло густой волной запахов, каких он никогда в жизни не слышал. Они хоть и напоминали привычные ароматы, но были нестерпимо гуще. Когда он понял, что ему передались чувства Линды, сообразил, что так и должно быть. Сразу после этого Андрей увидел фигуру Грозного, неожиданно выпрыгнувшего из травяных зарослей. Он испугался, как Линда в момент разборки между ней и щенком. А затем Андрей вдруг увидел себя – в памяти Линды, которая узнала, что Грозный ищет Человека, который запечатлен был в ее памяти, в которую проник Грозный, который учуял, что Линда видела Человека. Такая странная и сложная получилась комбинация – голова шла кругом.

Андрей вырвался из видения.

– Я не думаю, что Кропаль теперь выпустит нас, – сказал он через некоторое время, проглатывая комок тошноты.

– Это верно, – вздохнул Эдик.

Снаружи зашумели. На пороге закутка показалась здоровенная фигура Костяка.

– Эй, тут сержант вам сюрприз велел передать. Развлекайтесь!

И к ним втолкнули тех девчонок. Фонарь висел почти над ними и целиком освещал обнаженные фигурки. Ближе к Рокотову оказалась та девушка с трогательной прической, которая вчера предстала перед солдатами в одной рубашке. Она смотрела на Эдика и Андрея почти безвольно, как будто равнодушно.

«Если не смотреть ей в глаза…» – мелькнуло вдруг в голове Рокотова, когда он скользнул взглядом по ее плечам, по груди и уставился на низ живота девицы, на притягивающий взгляд треугольник волос. Тут же мысленно Рокотов заставил себя встряхнуться, перевел взгляд на лицо девушки, скользнул по пустым глазам второй и только сейчас заметил, что обе мелко дрожат и стучат зубами.