Текст книги "Опасные земли"

Глава 4
Тень

– Не, ну а чего ты грубишь?!

– Я грублю? Нет, это я грублю?! Это ты тут быка включил не по делу, нах!

– Кто быка включил?! Я быка включил?! Ты мне чо, предъявить собрался?! Кто тут бычара?! Я бычара?!

– Нет, бля, ты не бычара, ты – пес, бля.

– Ты, козел, помело не контролируешь, да?! Пизда тебе бескрайняя, считай, что допизделся, уебок!

Такой или примерно такой диалог состоялся в прекрасный летний день в кафе на берегу озера в самом сердце парка «Сосновка». Погоды стояли невероятно жаркие, как было заведено тем летом и что было крайне нетипично для самого холодного и сырого мегаполиса в мире. Мегаполис задыхался, корчась на раскаленной асфальтовой сковороде, задыхалась и основная масса его жителей, не считая малой толики аномально теплолюбивых термофилов.

Тем не менее в контексте озера, лесной тени и ледяного пива день был просто чудо как хорош. В самом деле, если не надо изнывать на постылой работе, трястись в общественном транспорте в обнимку с потными согражданами или дышать выхлопом двигателей внутреннего сгорания в вечных пробках, жара способствует умиротворению и даже некоторым образом повышает общую витальность.

Примечательный диалог имел место между представителями двух компаний молодых людей, чья витальность и так была на высоком уровне, ну а жара с пивом и вовсе перевели стрелки манометров в красную зону. Кажется, кто-то кого-то задел плечом, возвращаясь от стойки с пенной добавкой в руках. Потом кто-то кому-то что-то сказал, а тот ответил. Слово за слово и, разворачивайся события в Париже в галантном XVII веке, далее неминуемо последовало бы предложение прогуляться вечером за монастырь кармелитов Дешо или на улицу Пре-о-Клер.

Но дело было в Питере во времена куда более простые. От сиюсекундного насилия молодых людей временно удерживала все та же жара – обоим было лень, но и уронить себя оказалось невозможно, посему диалог затянулся. Минутой позже к беседе подключилась третья заинтересованная сторона – бартендер. Ему вовсе не улыбалось провести вторую половину дня за ликвидацией следов поединка, который мог перерасти в полномасштабные боевые действия – тяжущихся поддерживали в тылу по три или четыре таких же горячих парня.

– Вэй, уважаемый, давай нэ надо тут, э? Уважаемо прошу, давай ругаться нэ в кафэ, э? Тут люди отдыхает, зачем портить все? – закричал из-за стойки под навесом гость города, недавно прибывший из далекого Баку.

– Заткнись, чебурек! – немедленно среагировал первый юноша в джинсах, кроссовках и легкой футболке, которая едва не трещала от распиравшей ее мускулатуры.

– Завали хавэлло, епта! – поддержал его оппонент, снаряженный похоже, если не считать спортивной майки вместо футболки и белой кепочки «пирожок» в характерном стиле озерковских гопников.

Темп беседы, начавшейся так многообещающе, был безнадежно утрачен, а в ее течение вторглась четвертая сторона в лице пары девиц в таких нарядах, что в старое время их и за ночнушки не признали бы.

– Петя, ну Петя, мы же отдохнуть собрались, а ты опять, ну Петя! – прощебетала блондинка характерной заемной масти, повиснув на изрядном бицепсе обладателя футболки. – Ты же обещал!

Ей вторила другая, тоже блондинка, масти, наоборот, природной:

– Иван! Я тебя из околотка вытаскивать задолбалась уже! Сейчас ты опять это самое, а мне потом до ночи бегай по ментам и вот это вот все! Давай лучше пиво пить!

– Вай, слушай, какой умный женщин сказал, а! – одобрил гость из солнечного Азербайджана, который отлично прозревал реальность сквозь туман фразы про «вот это все».

Хотя какой там, к лешему, туман!

Конфликт неумолимо катился к перемирию. Драться не хотелось, хотелось пива и расслабленной неги. Тем более что ни один вроде бы не покинул поле боя, а их вроде бы уговорили. Да и в самом деле, было бы из-за чего рисковать лицом?

– Не, ну я-то чо, а, Свет, чо ты на мне виснешь, а? – все более добродушно заговорил Петя. – Я чо, виноват, а?

– Ой, она задолбалась, ой, скажите! – обратил внимание на подругу Иван. – Какие менты, вот с чего менты? Задолбалась она… мы ж так, чисто бочинами теранулись, да, братан?

Петя почесал затылок, ответив в том духе, что бывает, теранулись и что бабам в мужские базары встревать – последнее дело, уж, наверное, и без них развели бы тему по понятиям, чай не детсадовцы. Перемирие шло к пакту о ненападении, ребята в тылах усаживались за столики, готовясь обратить внимание на пиво. И никто не заметил, как на дорожке, что выворачивала из-за рощи по направлению к озеру, зонтикам и стриженным в шар деревьям на берегу, появился высокий худой человек.

Между тем вышел из-за рощи он довольно давно – в самом начале искрометного диалога, дошагав до летнего кафе аккурат к его окончанию. Он носил черные туфли неопределенного возраста, костюмную пару черной шерсти с длиннополым пиджаком поверх серо-белой рубахи – все вытертое и Бог знает какого года выпуска, как и ботинки. Голову без единого намека на растительность украшала шляпа с шелковой лентой – тоже черной. Был незнакомец очень бледен, словно не пропекало его вместе со всеми гражданами на беспощадном солнечном огне аж с середины мая.

Иных примет, кроме склонности к черным тонам в одежде, потом и вспомнить никто не смог. Разве что худоба и неприятно большие кисти рук. Крашеная блондинка Света так и говорила, когда ее расспрашивали те, кому положено:

– Просто огромные руки, просто нереально, как лопаты. И пальцы длинные, как у паука.

Кстати, именно ей довелось заметить незнакомца. Он словно вырос за спиной у обладателя белой кепки – у Ивана, который только что угрожал ее Петру расправою. Будто и не было никого на дорожке – в этом Светлана готова была поклясться – она достаточно долго смотрела поверх плеча милого в нужную сторону, чтобы обратить внимание на столь приметного персонажа. А тут отвернулась буквально на три секунды, убедиться, что Петя умиротворен в первом приближении, как подле Ивана образовался этот бледный гражданин высокого роста.

Света увидела его и вздрогнула.

«Вот мазохист, а?! Пиджак на такой жаре! Черный!»

Петр перехватил взгляд и повернулся в нужную сторону. Иван, слегка удивившись, что это за гляделки такие, сделал поворот кругом и едва не упал.

– Ты что за хрен, нах? – не сказал, крикнул от неожиданности.

– Чо вылупился, батя? – вежливо, по-питерски уточнил Петр.

«Батя» – это потому, что незнакомому человеку могло быть с равным успехом и сорок пять, и шестьдесят пять годков. Если напрячь воображение, то могло и семьдесят пять. Словом, больше, чем видели Петя и Иван на двоих. Батя между тем, прекратив пялиться на первого молодого человека, обратил взор на второго, совершенно не обращая внимания на заданные вопросы.

– Слышь, чувак! Ты чо, глухой? Или в Кащенке[10]10
  Кащенке – имеется в виду Психиатрическая больница № 1 им. П. П. Кащенко.


[Закрыть] сегодня день открытых дверей, епта? – уточнил Иван, сбив ладонью кепочку на затылок. Надо ли говорить, что он вовсе не был в восторге от столь пристального осмотра собственной персоны.

«Чувак», кем бы он ни был, удовлетворившись увиденным, вновь уронил взгляд на Петра. Именно уронил, таким тяжким он казался. Наконец, спустя полновесную минуту, он подал голос:

– Ты пес? – спросил он басом, глубоким, как фарватер Невы, и, чтобы не возникло ненужных иллюзий, палец его уставился в грудь Петра.

– Чо-о-о?! – взвизгнул тот, опять распаляясь. – Ты меня как назвал, дед?!

Пауза в пару секунд, пришелец словно переваривал услышанное.

– Он, – палец навелся теперь на Ивана, – сказал, что ты пес. И?

– Что «и»? Что «и»?!

Высокий человек опять поглядел на второго юношу.

– А ты козел? Он назвал тебя козлом.

Диспозиция под сенью зонтиков летнего кафе сложилась следующая: Иван отступил на шаг и теперь стоял в одну шеренгу с Петром. Девушки образовали вторую шеренгу позади молодых людей. А в тылу вновь поднималась из-за столиков успокоившаяся было группа поддержки, точнее – две группы.

– Послушайте… – начала было Иванова спутница, но незнакомец буквально вморозил готовые вылететь слова одним взглядом.

– Тебе чего надо, епта? – вежливо, по-питерски уточнил Иван.

– Вы оба – не пес и не козел. Вы – уписавшиеся девочки. Мужчины за такие слова убивают, – высокий человек наклонился, будто колодезный журавль, и вывернул из земли изрядный обломок кирпича, весь в сколах.

«Какие же они острые», – вдруг подумала Света против всякой своей воли, ей было очень и очень не по себе.

Пришелец аккуратно отряхнул бывший кирпич от грязи и бросил его под ноги молодым людям.

– Ваше дело, кем быть: мужчинами или уписавшимися девочками.

В конце концов прорезался голос у натуральной блондинки и очень неглупой девушки – той, что пришла с Иваном:

– Нет, вы послушайте! Зачем вы их подзуживаете! Только все успокоились! А тут… нет, ну вот что вы такое, а?! – юноши разом обернулись на ее возмущенный возглас, а высокий худой человек кивнул.

– Девочки, которые прячутся за юбки, – он еще раз посмотрел в глаза Ивану и Петру, опустил зрачки в направлении половинки кирпича, а потом зашагал прочь, покрывая каждым шагом, наверное, метра полтора.

Молодые люди сперва вроде бы дернулись за ним, но… Петр вдруг присел на корточки, погладив ладонью обломок, а потом поглядел снизу вверх на Ивана.

– Пес, говоришь? – голос его был совершенно спокоен.

– Конечно, пес, – его оппонент не добавил ни одного обычного неопределенного артикля: епта, бля или нах.

Петр уже не сидел на корточках. Его напряженная поза больше напоминала позицию для низкого старта, а пальцы правой руки цепко оплели кирпич. Левая же нашаривала что-то за спиной. Иван шагнул назад, что-то выразительно щелкнуло, и в лучах солнца засверкал нож – ухоженный клинок фирмы Cold steel. Зазвенела разбитая бутылка, а потом вторая – от столиков к ним уже бежали друзья, в кулаках поблескивали розочки и раскручивались ремни с тяжелыми пряжками.

Высокий худой человек огибал озеро и уже почти скрылся из виду, так ни разу не обернувшись.

Солнце едва перевалило за полдень.

* * *

Ровно в 12:30 на углу Светлановского проспекта и улицы Орбели с видом на обшарпанный забор силикатного кирпича с синими воротами автомобиль «Форд Фокус» всеволожского разлива поцеловал в скулу «Ладу Ларгус» разлива тольяттинского. Поддельный американский болид, выруливавший с Орбели, пытался проскочить и не проскочил. Машины шли плотно, на нервах, с игрой в шашки – шансов ворваться в поток «на халяву» почти не было. Но пилот шустрого универсала предпринял попытку с известными последствиями.

Визг тормозов, хлопок отвратительного декопира о декопир, брызги пластмассы.

Секундой спустя в корму пострадавшей «Лады» причалил другой «Форд», на этот раз маршрутный «Транзит» под управлением гостя из солнечного Бадахшана. Следовавший позади «Лансер» следовал без соблюдения хотя бы видимости безопасной дистанции, посему его маневр уклонения не увенчался успехом, зато привел левое крыло в тесный контакт с задним бампером такси. Еще один хлопок.

Провинившийся «Фокус» одновременно принял в заднюю полусферу понтовитый Q-7 золотистой масти.

Опять хлопок, снова брызги пластика и осколки фар на асфальте.

А потом – ожидаемый мат.

Посреди загруженного проспекта прямо на перекрестке стояло пять машин, их экипажи ждало долгое и выматывающее разбирательство со стражами дорог. Всех прочих – пробка. Вкусная километровая пробка, которую многомудрые навигационные программы вскоре зальют багровым цветом. Солнышко между тем собиралось добавить огня, залив город жестокой белой жарой в 40 градусов по Цельсию.

Не стоит говорить, что лучи добра боевыми лазерами сверлили участников ДТП буквально из каждого транспортного средства. Неразумные участники прыгали вокруг пострадавших колесниц, много кричали, совершая массу ненужных телодвижений. Разумные – выставляли в это время аварийные знаки, чтобы, значит, еще кто-нибудь не приехал.

Все было как обычно – подобная дрянь случается в громадном мегаполисе каждые десять минут в том или ином масштабе. Необычным был лишь зрительский контингент, а точнее – единственный неправильный зритель. Нормальные пешеходы крутили пальцами у виска, качали головами – неодобрительно, сочувственно, презрительно, в лучшем случае активируя камеры карманных телефонных приборов, чтобы обогатить бездонные залежи ютьюбовских курьезов. В среднем всем непричастным было категорически все равно, а скорее даже по фигу, или, если употребить совсем верный термин, – насрать. Не со мной ведь случилось? Вот и ладненько.

Лишь одна бабулька, спешившая по каким-то важным пенсионным делам, расщедрилась на свежий комментарий:

– Все спешат, все спешат, а куда спешат? Эх, молодежь, понакупили машин! При Брежневе им плохо было! Зато теперь хорошо, стойте теперь!

Неправильный пешеход был высок, худ, лыс и наряжен явно не по погоде – в черный шерстяной костюм поверх рубашки, словом, наш недавний знакомый из Сосновки.

Он довольно долго стоял на перекрестке, обозревая беснующихся автолюбителей, к которым быстро подключились пассажиры маршрутного такси, коим не светило попасть к местам назначения в запланированный срок. Вой в немаленьком коллективе был так могуч, что перекрывал гудки полусотни машин.

Поначалу народ просто переругивался. После – опространствили узкий круг виновных: полноватого коротышку из «Ларгуса» и сумрачного бородатого хипстера на «Форде». Что тогда начало-о-ось!

Надо отметить, что началось с явным перебором, даже если учесть контекст: +40, разгар рабочего дня, злобная городская публика. Обычная дорожная перепалка даже в Питере редко достигает таких оборотов. И обороты эти только нарастали.

Лучше всех выступала владелица золотистого «Ауди» Q-7. Рыжая бизнес-красотка в деловом костюме и очках «Линдберг»[11]11
  Линдберг – фирма, специализирующаяся на выпуске очков класса люкс. Оправа от Линдберга обойдется по ценам 2018 года в 120–160 тысяч рублей.


[Закрыть] излагала так, что матерные рифмы Юры Хоя и Сергея Шнурова[12]12
  Юрий Хой – лидер вокальноинструментального ансамбля «Сектор Газа». Сергей Шнуров – лидер вокально-инструментального ансамбля «Ленинград». Оба славятся обилием ненормативной лексики в текстах песен.


[Закрыть] казались какими-то вялыми и сморщенными. Окажись рядом даже заслуженный военно-морской боцман – и тот достал бы блокнотик для памяти. Но боцмана не оказалось.

Оказался, как уже говорилось, высокий человек в черном.

Он подошел к беснующейся группе автомобилистов, постоял за спинами. Через время его ладонь сомкнулась на хиленьком плече сумрачного хипстера. Тот пытался вывернуться, но куда там. Незнакомец выволок его из толпы и что-то говорил с минуту.

Потом худой человек развернулся и зашагал к площади, где бурливый проспект Энгельса отсекает Испытателей от Светлановского. Там, в преддверии Удельного парка, располагался неплохой, можно сказать, очень хороший магазин для любителей охоты, походов, рыбалки, стрельбы по тарелочкам и прочих развлечений настоящего мужчины.

Хипстер же глядел вслед худому секунд тридцать пять. По истечении оных он открыл дверь авто и залез внутрь, не обращая внимания на совсем разошедшуюся бизнес-леди.

– Пидор мелкий! – выла она, стукая изящными ухоженными ладонями по капоту «Фокуса», причем глаза ее сверкали зеленью. – Куда пополз, прособаченный карась! Ты, бля, знаешь на сколько попал, пиздоголовый ты уебень!? Твоя жопа теперь вот у меня где! Ты теперь очком зевать будешь, говно жрать будешь, пиздюк! На меня смотреть! На меня смотреть, я сказала! Ушлепок! Ты знаешь, вообще, кто я?! Он еще отворачивается! А ну, вылез из своего ебанного ведра!!! Я тебе сейчас гаечный ключ в пердак забью! Вылез, бля!!!

И он вылез.

В лицо красотки уставился травматический пистолет «Оса» М-09 о четырех стволах. От люксовых очков «Линдберг» все четыре ствола отделял в лучшем случае дециметр.

* * *

Магазин «Страйкер» у Светлановской площади был истинным наслаждением для мужского сердца. Или не мужского. В общем, для всякого, что бьется чаще при виде одного из самых красивых и гармоничных феноменов материального мира – оружия. Местечко для людей, которые понимают в этом толк. Для которых слова «коллиматор», «магнифаер», «ресивер», «планка Пикатинни», «сверловка Ланкастера» – не пустой звук, а нечто упоительное.

Для Олега Веднеева данные и многие другие слова звучали музыкой. Он знал толк в оружии, отлично стрелял, а голова его была размером с Дом Советов во всем, что касалось стволов, затворов, прикладов, лож, тактического обвеса. К сожалению, на этом его достоинства в коммерческом приложении заканчивались.

За десять лет в компании «Страйкер» он так и не смог подняться выше должности продавца, что, кстати, устраивало его вполне. Гражданин Веднеев был чудовищно, запредельно не амбициозен. И в этом была проблема. Другая проблема крылась в том, что и продавец-то из него был так себе – он просто любил все, что стреляет, режет и рубит, а этого мало, особенно в годы второго издания Великой депрессии.

Примерно об этом и рассказывал Олегу Рюриковичу заместитель директора по HR, захвативший кабинет управляющего магазином. Перед завкадрами стояла непростая задача оптимизации, а проще говоря – увольнения всех, кого можно уволить. Олег Веденеев перед завкадрами, наоборот, сидел, потупив очи долу.

«Эйчар» оправил поло с лакостовским крокодильчиком на кармане, слабым мановением руки крутнул ноутбук, пламенеющий официозом. Официоз уставился в лицо Веднеева, еще глубже вжав того в стул.

– Олег, ты десять лет в фирме. Десять чертовых лет! И вот твои показатели, – кадровый палец постучал по рамке монитора. – Расскажи мне, почему показатели, и так, видит бог, хреновые, за последние два года упали до уровня плинтуса? Сколько ты продал за последние три месяца?

– К-к-кризис… – только и смог проблеять Олег.

– Вот именно! – кадровый палец покинул компьютер, чтобы взметнуться к потолку. – Кризис! Значит, обязанностью каждого члена коллектива является труд! Работа за пятерых! Продавать, продавать, продавать! Рвать клиента на куски! Затаскивать его с улицы! Вцепляться! Не отпускать, пока тот не купит хотя бы сраный магнит на холодильник!

– Я стараюсь, я…

– Головка от… патефона ты! – замдиректора откинулся в скрипнувшем кресле. – Ты не вцепляешься! Ты тупо сидишь и ждешь у моря погоды. Когда клиент сам изволит подойти к Олегу свет Веднееву. Тупо сидишь и ждешь. Сколько тебе платят? Если я подниму зарплату Минцу и Сергеенко на пять тысяч рублей, а тебя выкину, оба будут прыгать от счастья, а фирма сэкономит тридцать тысяч в месяц. Ты вообще осознаешь, что ты здесь у нас фактически на побывке? Ты денег получаешь больше, чем приносишь компании.

– Это неправда, я в том месяце продал «Фабарм» за сто пятнадцать…

– Бэ-бэ-бэ, мэ-мэ-мэ! Что ты мямлишь! Продал он! Минц только в этом месяце втер три «Сайги», «Вепря» и дорогущий «Штайер». А ты?

– Порох, патроны, дробь… – начал было Олег, но «эйчар» его перебил.

– По-о-орох! – губы сложились в издевательскую трубочку. – Четыре банки сраного дымаря за двести семьдесят рублей? Ты, Олежа, осознаешь, что ты – мудак?

Олежа осилил лишь обреченный кивок. Он мог бы возразить, что расходников он продал уже тысяч на десять, но не смог. Коммуникация вообще была его слабым местом, а уж если собеседник предъявлял претензии и ругался, тридцатипятилетний мужик с гордым отчеством Рюрикович и вовсе впадал в ступор.

– А раз ты осознаешь, я тебя, мудака, перевожу на испытательный срок! – завкадрами хлопнул по столу так, что электронный прибор из далекого Тайваня подскочил, а Олегу пришлось втянуть голову в плечи. – Сроку тебе месяц! Получать будешь минималку плюс обычную комиссию. Сколько продашь – все твое. Но больше никакой халявы! Ишь, уселись на шею, дар-р-рмоеды! Пшел вон отсюда! И позови Минца – сейчас я ему тоже хвоста накручу, чтоб не зазнавался.

Веднеев «пшел», аккуратно затворив дверь. Руки у него тряслись. Минималка – это… это двенадцать тысяч пятьсот рублей – услужливо подсказал ему арифмометр в голове. Тот же арифмометр не затруднился подсчитать, что если минималка начнется уже с этого месяца, то ипотечный платеж за роскошную восемнадцатиметровую студию в человейнике на Парнасе ему не выплатить, а значит, придется брать микрокредит под конский процент.

Но, скажите на милость, как его возвращать? Да еще под конский процент?

Олег отдавал себе отчет в том, что «вцепляться» и «тащить клиента с улицы» он не умеет, и если не научился за предыдущие десять лет, то в ближайший месяц ему точно этого навыка не освоить.

Заняв место на табурете за прилавком, он отослал напарника в кабинет и с грустью обозрел интерьер. Магазин был пуст – ни одного клиента. Хоть в самом деле тащи с улицы!

«Иначе мне жопа».

Ружья и винтовки матово блестели по стенам, под стеклом надежно покоились ножи, образцы патронов, приспособы для снаряжения, разнообразные ершики и прочие милые мелочи, которые Олегу в скором времени придется покинуть.

«Навсегда. А что потом?»

Веднеев уронил лицо в ладони и неслышно застонал. Что он умеет? Ничего. Кому он нужен? Никому. Чего он добился к тридцати пяти? Ничего, если не считать квартиры-студии, откуда его очень может быть, что и выкинут. Куда? Да буквально на улицу.

«Вздернуться, что ли?»

При мысли о петле его передернуло, Олег поднял голову, и взгляд его уперся в шикарный дробовик UTS-15 в коробе из толстенного стекла у витрины. Карабин навел на мысль о холодном стволе под челюстью, мгновенной вспышке и темноте, которая подведет итог всей его бесполезной жизни, наконец избавив от проблем и зудящего кадровика.

«Вот ведь заноза! Откуда он вылез вообще! Без году неделя в конторе – и уже замдиректора! И тыкает! Жил же нормально, и тут этот!»

В магазине по-прежнему было пусто, если не считать роскошной задницы Жанночки в отделе одежды. Жанночку по достоверным слухам потрахивал генеральный, так что ее уж точно не сократят. Минц – лучший продавец прошлого месяца по всему Северо-Западу. Сергеенко – не лучший, но гораздо лучше, чем он. Так что…

Отчаяние накатывало волнами, и Веднеев опять уставился на UTS-15. Если заглянуть чуть дальше, то за преградой витрины можно было видеть немаленький кусок проспекта. Там светило солнце, ходили люди, в том числе фрагментарно одетые женщины. Иногда очень симпатичные. Бросить это все и дезертировать со стволом под челюстью и мозгами на обоях?

«Да запросто! Очень я нужен симпатичным женщинам? Сколько у меня не было этого самого? Полгода? Год?»

Внезапно время замедлилось. Люди вроде бы пересекали солнечный прямоугольник, но как будто в рапиде. Даже неразборчивое бу-бу-бу из кабинета замолкло, слишком быстрое, чтобы складываться в слитный слышимый звук. Солнечный свет превратился в яркое белое желе, в котором увязли пешеходы и машины. Сердце неудачливого продавца пропустило удар, а в пейзаж вторглось нечто новое. Какая-то тень.

В левом углу витрины появился очень высокий человек в черном костюме, который не шагал даже, а вроде как маршировал по тротуару. Медленно, как и все. Поля его шляпы колыхались в такт шагам, а руки с крупными кистями отмахивали, почти как на параде.

Взгляд Веднеева приклеился к фигуре, что вторглась в его персональное окно в мир. И человек это почувствовал. Он очень неспешно повернул голову, найдя Олеговы глаза. Пришелец не сбился с шага, не остановился, он просто повернул голову, растянув губы в улыбке. Он шел вдоль витрины, смотрел и улыбался. И как бы ни тормозило время, ведшее себя куда как несолидно, широкие шаги незнакомца вынесли его из поля зрения. Он пропал. И время возобновило нормальный бег.

Из кабинета забубнил кадровик, Жанночка продолжила шуршать в своем отделе, а Олег вдруг успокоился. Он еще раз оглядел торговое помещение, а потом встал со стула, прихватив ключи из ящичка под прилавком.

Мысли из головы словно вымыло. Что лучше всего, вымыло отчаяние. Олег чувствовал себя отлично, уверенно. Он знал, что делать.

Продавец неслышно скользнул к двери, повернув шпингалет замка в положение «закрыто». Потом так же неслышно утянул с плечиков разгрузочный жилет, а после подкрался к демонстрационному коробу с роскошным дробовиком UTS-15. Через пять минут на прилавке лежала нарезная «Сайга МК» с тактическим ремнем. Четыре кастомных магазина «Пафган» на сорок зарядов (имелись в подсобке и такие) – старых добрых 7.6239 конструкции Елизарова-Семина уже покоились в подсумках разгрузочного жилета, а пятый торчал в приемнике карабина.

Жилет удобно охватывал торс продавца, а талию захлестывал патронташ, набитый боеприпасом 12 калибра «Магнум», сиречь длиной 76 мм.

Пальцы совершенно без участия мозга ловко снаряжали спаренный надствольный магазин UTS. Когда двенадцатый патрон исчез в окошке, Олег передернул маслянисто лязгнувшую помпу под стволом и вставил в камору последний, тринадцатый «Магнум».

Олег вышел из-за прилавка. «Сайга» висела за спиной, в руках – дробовик, на бедре – здоровенный охотничий нож. Олег шел и улыбался, как черный человек всего семь минут назад. Шел он к кабинету.

Заместитель директора по HR успел недовольно скривиться, когда в дверь постучали.

– Да! Опять ты, Олежа?! Ты знаешь, как ты меня задолбал своим блеяньем за сегодня?! – зарычал он, а потом сбился и замолчал, увидев, что держит задолбавший Олежа в руках. – Ты-ы-ы чего-о-о?

Веднеев оскалился и запел неожиданно громким высоким голосом, отчаянно фальшивя:

– А-а-а раскинулось море широко!

И волны бушуют в дали-и-и!

Грохнуло, как будто атомная бомба рванула в маленьком кабинете. Картечная осыпь лишила завкадрами половины головы. В звенящей тишине клацнул затвор, а по полу покатился дымящийся пластиковый цилиндр.

– Това-арищ, мы едем дале-око!

Подальше от ентой зямли-и!

Доворот ствола и новый грохот.

Веднеев покинул начальственный Олимп. На Олимпе осталось два тела с нелепо торчащими нижними челюстями. В торговом зале он сообщил Жанночке, что больше не в силах он вахту стоять и что в топках его не горят огни. Больше его коллега ничего не слышала, ибо лишилась ушей вместе с известной частью черепа.

Потом Олег вышел из дверей, освежая магазин дробовика новыми тремя патронами. Прохожие услышали, что:

 
– Ты вахту не кончил, не можешь бросать,
Мяханик тобой не-е-е доволен!
Ты к дохтуру должен пойтить и сказа-а-ать!
Лякарство он даст, если болен!
 

Для многих это была последняя песня.

Последней она оказалась и для Олега Рюриковича Веднеева, так как долго ли, коротко ли, а на проспект Энгельса приехал ОМОН.

* * *

Строгое серое здание с колоннами, что на Суворовском, 50, является олицетворенной мощью и надежностью. Сама его архитектура заявляет со спокойным чувством собственного достоинства: не смотри, что мы без барочных завитушек и позолоты, как виднеющийся в перспективе Смольный собор, зато мы – власть. Дом имеет полное право на подобные заявления, ибо вместил в себя Главное управление Министерства внутренних дел по Санкт-Петербургу.

В тот самый день, ближе к вечеру, понимающий зритель мог вообразить, что воплощенную мощь и надежность трясет от фундамента до колонн. И правильно бы вообразил. Тряска исходила из святая святых, из центрального мозгового вместилища – кабинета начальника Управления генерал-лейтенанта полиции Глупова – ударение на «о». Там разыгрывалась драма, без пяти минут трагедия – по случаю экстренного совещания, посвященного ЧП в Выборгском районе.

Хозяин – ударение на «о», не кричал, не ругался, не призывал молний с неба. Но весь кабинет буквально пронизывала энергия чрезвычайной ситуации. Державные знамена с золотыми кистями у торцевой стены, лакированный стол размером со взлетку маленького авианосца и даже четыре звезды (по контрольной сумме обоих плечей) на генеральских погонах – все было подернуто невидимым черным крепом. Впрочем, не таким уж и невидимым – стоило иметь воображение чуть более развитое, чем у моллюска, как креп начинал проступать, уж очень тяжкими были генеральские словеса. Короткие генеральские усы топорщились моржевидно, как бы целясь в присутствующих. А присутствовали лучшие люди в количестве изрядном – не хватало лишь второго зама, который своевременно сломал ногу.

Генерал-лейтенант охватил взглядом помещение, отметив наличие и отсутствие.

«Как в школе, честное слово», – подумал он, подловив мысль, что очень хочет поднять каждого и сверить Ф.И.О. со строками в журнале.

Помолчали.

Тишину рубили лишь тик-так башенных часов с ходиками в углу да барабанная дробь, которую выбивали из столешницы хозяйские пальцы.

– Так, – произнес, наконец, генерал-лейтенант, коего мы будем далее звать для краткости запросто – генералом, или по имени-отчеству – Павлом Сергеевичем. – Я к вам, профессор, и вот по какому делу!

Подчиненные заулыбались булгаковской почти цитате, ибо о деле они были осведомлены лучше всех и от этакой осведомленности нервничали, что провоцировало разнообразные непроизвольные фокусы мелкой мимики – не смотри, что младше полковничьих не сыскать было звезд на погонах. Даже очень серьезные люди – всего лишь люди.

– Улыбаетесь вы совершенно напрасно, – порадовался собственной провокации Павел Сергеевич. – В папочках перед вами – коммюнике, я бы даже сказал – сводка за сегодня.

Личный состав с залповым шелестом растворил папки тисненой кожи, растворил свою и генерал.

– Что мы имеем с гуся? С гуся мы имеем: массовая драка в парке «Сосновка» – двое убитых, пятеро госпитализированы в тяжелом состоянии. Ножевые, раздробления… Та-а-ак… Массовая драка на перекрестке Светлановского и Орбели – один убитый и девять госпитализированы, один в крайне тяжелом. Травматические пистолеты, биты, ножи, ушибы, раздробления… Та-а-ак! Массовая драка на Фермском шоссе? в Удельном парке – один убитый, трое госпитализированы в тяжелом состоянии. Драка, практически дуэль!.. На углу Скобелевского и Ярославского проспектов – два трупа, огнестрельные. Ну и стрельба на Светлановской площади – одиннадцать убитых, включая двух сотрудников полиции, тринадцать раненых, включая еще двух сотрудников. Итого! Семнадцать трупов с 12:00 до 15:25! И тридцать человек ранено. И все в квадрате со стороной четыре километра. Хотелось бы в этой связи услышать, что скажет начальник транспортного цеха, а именно начальник Управления по Выборгскому району, полковник Артамонов! Виктор Иванович! Можно вас все-таки услышать?

Полковник встал, сверкнув парадным шитьем, и сопроводили его взгляды коллег, по большей части сочувственные. Справедливости ради надо сказать, что читалось в них и облегчение – надо же, как не повезло мужику, слава Богу, что нас минула сия чаша. Главный страж Выборгского района откашлялся, нервически пригладил черные волосы и начал свой крестный путь.

– Согласно оперативным данным, имевшие место инциденты имели характер спонтанных, возникших на бытовой почве конфликтов. Исключение составляет случай со стрельбой на Светлане… извините, Светлановской площади. Насколько можно судить, согласно первичному опросу, подозреваемый имел… имел… судя по всему, внезапно сошел с ума. Непрогнозируемый характер…