Текст книги "Политическая наука. 2016. Спецвыпуск"

Проект профстандарта «Консультант по управлению» не делает акцент именно на политической нише. Разработчики документа постарались сделать его максимально абстрактным для того чтобы он мог быть отнесен к сфере консультирования, реализуемого внутри различных управленческих организаций. В разрезе компетенций проект профстандарта ориентирован на сферу менеджмента. К необходимым знаниям профессионального консультанта по управлению отнесены общий менеджмент, основы маркетинга, основы финансового менеджмента, основы управления персоналом.

Проект профстандарта «Специалист по организации и проведению социологических и маркетинговых исследований» также не акцентирован на политической сфере, однако может быть ориентирован на сферу деятельности политического социолога, в том числе участвующего в проведении избирательных кампаний. Описание трудовых функций, представленное в проекте профстандарта, отличается высокой степенью детализации. Документ предполагает, что профессионал в данной области деятельности обладает знаниями в сфере социологии, владеет методологией социологических и маркетинговых исследований. Проект профстандарта дает подробное описание алгоритмики и инструментария сбора социологических данных, охватывает консультирование по вопросам применения результатов социологических исследований. Данный проект профстандарта обращает внимание на значимость для профессионального социолога методических, аналитических, исследовательских и коммуникативных компетенций. В числе необходимых умений документ называет выстраивание межличностного взаимодействия, перевод управленческой проблемы в исследовательскую плоскость, анализ возможности применения тех или иных социологических методов к конкретному проекту.

Проект профстандарта «Политолог» в высокой степени детализирован. В структурировании сфер профессиональной деятельности он опирается на схему, разработанную на факультете политологии МГУ. Документ характеризуется комплексностью: разработчики проекта стандарта пошли по пути включения в единый документ большей части существующих политических профессий. В проекте профстандарта «Политолог» вполне логично соотносятся уровни квалификации с заложенными в них компетенциями. Например, аналитические компетенции, компетенции в области подготовки информационных и информационно-аналитических материалов отнесены к уровню бакалавриата. В свою очередь, компетенции в области подготовки, принятия, оформления управленческих решений, а также политического консультирования отнесены к уровню магистратуры. Проект профстандарта «Политолог» делает акцент на компетенциях в области взаимодействия с органами государственной власти и управления, негосударственными и международными организациями. В данной логике профессиональная деятельность в сфере PR включается в профессию политолога в качестве одной из профессиональных ниш.

Проект профстандарта «Политолог», в отличие от других рассмотренных нами проектов, специально выделяет такие сферы занятости политологов, как преподавание и научно-исследовательская деятельность. Стандарт акцентирует внимание на том, что люди с политологическим образованием должны быть вовлечены в преподавательский процесс не только на уровне высшего, но и на уровне среднего и среднего профессионального образования. Выделение этой ниши для политологов в условиях запроса российского государства на разработку новой национальной концепции социально-гуманитарного образования весьма актуально.

Проведенный анализ показывает, что рассмотренные нами проекты стандартов заимствуют ряд компетенций из таких направлений подготовки, как «Маркетинг», «Менеджмент», «Управление кадрами». В рассмотренных документах мы видим стремление их разработчиков структурировать профессиональную деятельность, исходя из привязки к определенным организациям, к которым соответствующая деятельность отнесена в наибольшей степени. Например, в проекте профстандарта «Политолог» это СМИ, органы государственной власти и местного самоуправления, общественные объединения, некоммерческие организации, политические партии, образовательные учреждения; в проекте профстандарта «Лоббист» – муниципальные органы власти и государственные органы власти; в проекте профстандарта «Специалист по связям с общественностью» – корпорации и агентства.

Проекты профстандартов рассматривают профессиональную подготовку политологов как прерогативу исключительно высшего образования. Подобный подход можно рассматривать как определенное упущение, связанное с тем, что профессиональная деятельность в сфере политики сознательно исключает уровень среднего профессионального образования (СПО), который возможно использовать для подготовки специалистов ряда обеспечивающих профессий в сфере политики.

Общая проблема существующих проектов профессиональных стандартов состоит в том, что они разрабатываются в условиях отсутствия в стране устойчивой системы отношений между образовательными учреждениями и работодателями в сфере политических профессий, которая обеспечивала бы последовательное и эффективное внедрение нормативов национальной рамки квалификаций.

Для проектов профессиональных стандартов характерна установка на универсализацию той профессии, которую каждый из них стремится конституировать. Процесс стандартизации профессиональной деятельности в сфере политики на данный момент не завершен. Представляется, что причин этого несколько. Во-первых, внутри российского экспертно-политологического сообщества существуют определенные расколы. Во-вторых, система большинства профессиональных ассоциаций, обеспечивающих взаимодействие вузов и работодателей, начала формироваться относительно недавно и к настоящему моменту в полной мере не сложилась. В-третьих, существует традиционная для России проблема бюрократизации процесса разработки и внедрения профессиональных стандартов, проявляющаяся в чрезмерном уклоне в сторону шаблонных подходов к определению сфер профессиональной деятельности.

В настоящее время обсуждение проблематики, связанной с профессионализацией деятельности в сфере политики, только выходит на уровень расширенного обсуждения сообществом работодателей. Учитывая достаточно широкий спектр профессиональных ниш, в которых заняты политические специалисты, на наш взгляд, принципиально важно, чтобы свою оценку предлагаемым проектам давали организации, представляющие все основные сегменты рынка политических профессий. Ключевыми структурами-работодателями в сфере политических профессий на данном этапе следует считать прежде всего органы государственной власти, политические партии, некоммерческие организации, политические медиа, PR и GR-компании, корпорации, образовательные учреждения.

В настоящее время рынок политических профессий находится в процессе трансформации, значимую роль в которой играют новые каналы коммуникации, получающие развитие в рамках Интернета. В этих условиях представляется возможным говорить о том, что рассмотренный выше пул проектов профессиональных стандартов не окончателен и, скорее всего, будет расширяться.

Мы считаем, что на этапе формирования национальной системы профессиональных квалификаций чрезвычайно важно поддержать инициативы рассмотренных нами организаций по продвижению проектов профессиональных стандартов. На сегодняшний день уже само наличие проектов профстандартов создает возможности для проведения сообществом целенаправленной работы по повышению качества подготовки профессионалов в сфере политики, приданию ей большей практико-ориентированности и конкурентоспособности на международном уровне. Перспективы утверждения рассмотренных нами проектов связаны с множеством эндогенных и экзогенных факторов, под влиянием которых развивается современная российская политическая система.

Список литературы

Гаман-Голутвина О.В. Политическая наука перед вызовами современной политики. К 60-летию САПН / РАПН // Полис. Политические исследования. – М., 2016. – № 1. – С. 8–28.

Курганов Д.М. Интервью с президентом «Национального Союза лоббистов» Д.М. Кургановым // GR-NEWS. – М., 2015. – 13 апреля. – Режим доступа: http://gr-news.ru/2015/04/13/13052015nsl/ (Дата посещения: 15.11.2016.)

Макет профессионального стандарта «Специалист по организации и проведению социологических и маркетинговых исследований». – М., 2013. – Режим доступа: http://wciom.ru/fileadmin/file/nauka/profstandart/profstandart_03_%2012.pdf (Дата обращения: 12.11.2016.)

Методический инструментарий по установлению квалификационных требований к претендентам на замещение должностей государственной гражданской службы и государственным гражданским служащим. Версия 2.0 // Министерство труда и социальной защиты РФ. – М., 2015. – Режим доступа: http://www.rosmintrud.ru/ministry/programms/gossluzhba/11 (Дата посещения: 01.11.2016.)

Методический инструментарий по установлению квалификационных требований для замещений должностей государственной гражданской службы. Версия 3.0. – М., 2016. – Режим доступа: www.rosmintrud.ru/ministry/programms/…/versiya_3_0_‐_5_2_(2)_31.10.2016.doc (Дата посещения: 05.11.2016.)

Минченко Е.Н., Винокурова Е.В. Евгений Минченко: «Выборы надо выигрывать на классе, а не на адмресурсе» // Информационное агентство «Znak». – М., 2015. – 7 июля. – Режим доступа: https://www.znak.com/2015‐07‐07/izvestnyy_ polittehnolog___o_novyh_pravilah_igry_na_rynke (Дата посещения: 10.12.2016.)

Проект профессионального стандарта «Специалист по продвижению и представлению интересов юридических лиц, социальных групп или индивидов в государственных и муниципальных органах (лоббист)» // Министерство труда и социальной защиты. – М., 2016. – Режим доступа: http://profstandart.rosmintrud.ru/ obshchiy-informatsionnyy-blok/podsistema-razrabotki-professionalnykh-standartov/upravlenie-proektami-professionalnykh-standartov/index.php?ELEMENT_ ID= 61039 (Дата обращения: 25.11.2016.)

Проект профессионального стандарта специалиста по связям с общественностью // Российская ассоциация по связям с общественностью. – М., 2014. – Режим доступа: https://drive.google.com/file/d/0B0MQY2BqV8swRS1TVGtNNEI4aDA/view (Дата обращения: 28.10.2016.)

Профессиональный стандарт «Консультант по управлению». – М., 2016. – Режим доступа: http://qofm.ru/load/nomativnye_dokumenty/professionalnye_standarty/professionalnyj_ standart_konsultant_po_upravleniju/10-1-0-7 (Дата обращения: 20.11.2016.)

Разработка и применение профессиональных стандартов: Словарно-справочное пособие. – М.: Перо, 2014. – 33 с. – Режим доступа: http://profstandart.rosmintrud.ru/upload/iblock/9f7/9f7a7ecd6455e2ab2224ad494b0e52d4.pdf (Дата обращения: 24.10.2016.)

Разработка профессионального стандарта «Политолог» // Российское общество политологов, 2015. – Режим доступа: http://ruspolitology.ru/proecty/18226-razrabotka-professionalnogo-standarta-politolog/ (Дата обращения: 05.11.2016.)

Текст профстандарта «Специалист по взаимодействию с государственными и муниципальными органами и некоммерческими организациями и представлению в них интересов организации» // GR-Лига. – М., 2016. – Режим доступа: http://www.grliga.ru/profstandard/text/ (Дата обращения: 10.11.2016.)

Ракурс: Политика на международном и внутригосударственном уровнях

Форматы регулирования насилия в международных отношениях

В.М. Капицын 2222
  Капицын Владимир Михайлович, доктор политических наук, профессор кафедры сравнительной политологии Московского государственного университета им. В.М. Ломоносова, e-mail: [email protected]
  Kapitsyn Vladimir, Lomonosov Moscow State University, e-mail: [email protected]


[Закрыть]

Аннотация. В статье рассматриваются форматы регулирования насилия в международных отношениях в рамках миропорядка, международного права и нормативной мировой политики. Такое выделение форматов объясняется исходя из гоббсианской, гроцианской и кантианской традиций интерпретации регуляторов насилия. Рассмотрение данных форматов поможет дополнить концепции миропорядка и международных отношений Х. Булла и С. Хоффмана за счет нормативной трактовки форматов регулирования насилия (Г. Киссинджер). С такой позиции автор анализирует вклады ученых в международные события, выявляя их соотнесение с регуляторами насилия. Отступление от применения данных регуляторов, происходившее в 1990–2000 гг., не устранило тенденции к сбалансированному мирорегулированию в форматах полицентричного миропорядка, обновленного международного права, нормативной мировой политики.

Ключевые слова: миропорядок; международное право; мировая политика; форматы регулирования насилия.

V.M. Kapitsyn

Formats of regulation of violence in international relations

Abstract. The article discusses the formats of regulation of violence in international relations in the framework of world order, international law and world politics. The choice of formats is based on the tradition of classification of violence regulators established by Hobbes, Grotius and Kant. Consideration of these formats will help to complement the concepts of world order and international relations by H. Bull and S. Hoffman with the normative interpretation of the violence regulation formats (H. Kissinger). From this position, the author analyzes the contributions of scientists to international development, revealing their correlation with the regulators of violence. Certain deviation from the application of these regulators in 1990–2000 did not disrupt the trend to a balanced global regulation in the formats of polycentric world order, renewed international law, and normative world politics.

Keywords: world order; international law; world politics; regulation formats of violence.

В спорах о полицентричном (многополярном) мире XXI в. проявилась незавершенность общей теории миропорядка и международных отношений [Баталов, 2005, с. 6]. В 2000-е годы вновь развернулась дискуссия о «новом функциональном ядре» миропорядка и его отношениях с остальным миром как проблема мирорегулирования [Шаклеина, 2012, с. 36–39]. 2010-е годы, особенно после 2014 г., отмечены концептами, претендующими на вклад в общую теорию нового миропорядка [Киссинджер, 2015; «Концерт великих держав», 2014].

В статье ставится цель рассмотреть теоретические дополнения к теории международных отношений (и миропорядка) и предложить их нормативную интерпретацию. Эти дополнения восходят к проблеме насилия в международных отношениях, а именно его форматирования и обеспечения совместимости разных форматов регулирования. Все актуальнее становится вопрос, насколько эти форматы могут обеспечить относительную устойчивость международных отношений при полицентричном балансе сил. В качестве методов исследования использовались системный, компаративный, исторический.

Последние годы показывают, что достройка общей теории миропорядка зависит от анализа форматов регулирования насилия в международных отношениях. Работы Х. Булла и С. Хоффмана могут служить основой для такого анализа. Следует учитывать и вклад, который сделали Г. Киссинджер, З. Бжезинский, К. Уолтц, Ф. Фукуяма, Э. Баталов, А. Богатуров, Ю. Давыдов, И. Лукашук, Т. Шаклеина, М. Хрусталев, П. Цыганков и др. Формирование и развитие теории насилия, в том числе регуляторов насилия, связаны с именами Т. Гоббса, Г. Гроция, И. Канта, Ф. Ницше, М. Вебера, Ж. Сореля, Т. Адорно, М. Фуко, Н. Лумана, Д. Норта, Б. Вайнгаста, А. Гусейнова, М. Ильина, Б. Капустина, А. Никитина и др.

Без насилия не функционирует ни государство, ни международное сообщество. Ф. Беренскоттер правомерно утверждает, что мировую политику «собирают воедино отношения могущества» [Berenskoetter, 2007, p. 1]. Справедливо утверждение, что политика зиждется на «отсроченном насилии» [Мартьянов, 2010, с. 293], но важно подчеркнуть также нормативное и культурное содержание насилия [Капустин, 2003, с. 6]. Создание соответствующих институтов и норм способствует форматированию регуляторов насилия.

Форматы миропорядка, международного права и мировой политики

Понятие «международные отношения» отражает целостность, что помогает выявить в качестве форматов регулирования насилия миропорядок, международное право и мировую политику. Эти форматы мы определяем нормативно, связывая их с предложением М. Уайта и Х. Булла, выделявших гоббсианскую, гроцианскую и кантианскую традиции [Давыдов, 2003].

Гоббсианская (реалистская) традиция соотносима с образованием формата миропорядка, поскольку Т. Гоббс признавал ограничение мощи и амбиций одного государства с помощью мощи другого, что способствовало институционализации баланса сил. Так можно объяснить возникновение европейского «концерта держав» 1815 г., ядерного паритета США – Россия и других «осей» миропорядка. Потенциал прямого и косвенного насилия со стороны великих держав продолжает играть важную роль и регулируется в основном с помощью формата миропорядка.

Гроцианский («интернационалистский») подход развития международных отношений больше соотносим с форматом международного права: он наиболее подвержен правовому нормативизму, «игре по правилам», созданию пространства, где каждое государство обладает равными правами. В международном праве олицетворяется принцип ООН «одна страна – один голос» и другие принципы, нормативные соглашения, обычаи, решения судов, сдерживающие отклонения («мягкое право», «теневое право»), оговорки сторон в договорах. Этот формат сам по себе не может обеспечивать устойчивое регулирование насилия, хотя правовой идеализм существует. Тем не менее мир стремится к постоянному регулированию насилия с помощью международного права.

Кантианский подход («ценностный», или «универсалистский») мы соотносим с форматом нормативной мировой политики, которая обладает включением морального регулирования, широкой свободы и ответственности при учете ресурсов и международного контекста. Примерно с таких позиций выступал Вудро Вильсон. Для мировой политики характерен наиболее широкий набор концептов регулирования насилия. Даже концепция «демократического мира» предполагала внедрение демократии в современном мире с помощью международного насилия со ссылками на примеры оккупации Японии и Германии [Барнет, 2004]. Доктрина Б. Клинтона была нацелена на «консолидацию победоносной демократии и открытых рыночных обществ» [Цыганков, 2012, с. 346–350]. Мировая политика тяготеет к регулированию анархичного насилия с помощью выстраивания иерархий, союзов, норм морали, согласования общих и национальных интересов, частных интересов ТНК и НПО, сдерживания дискреций (односторонних несогласованных решений) с помощью интеграции, миротворчества, согласительных средств.

Говоря об этих форматах, полезно к международным отношениям применить концепт Г. Киссинджера о «равновесии между легитимностью и властью» [Киссинджер, 2015, с. 49–50]. К регулированию властных отношений с помощью силы обращен формат мировой политики, нередко включающий неформальные соглашения, коалиции, с применением как правил «честной игры» (моральный универсализм), «мягкой силы», так и закулисных сделок и вооруженной силы. Формат международного права исходит из легитимности отношений, соответствия их определенным формальным правилам (нормам и принципам права). Но в равновесии легитимности и власти (баланса сил) особенно велико влияние установленного державами миропорядка; он создает реальные условия, когда достижимо такое равновесие.

Все форматы «треугольника» при обеспечении функциональной заданности (регулирование равновесия между легитимностью и властью) должны постоянно дополнять друг друга, что позволяет принимать оптимальные решения и склонять государства к миру и сотрудничеству. Важнейшая задача взаимодействующих форматов – не допускать чрезмерного роста силового доминирования какой-либо державы (союза государств) в ущерб общему миру.

В этом «треугольнике» связь форматов и соответствующих институциональных средств довольно изменчива. Степень подвижности этих связей различается в разные периоды времени. Начиная с Вестфальского мира, выстраивались международные отношения, опирающиеся на признание государственного суверенитета, привязку безопасности к балансу сил и ограничению масштаба насилия. Вестфаль признал полицентризм в миропорядке, отделил религиозные вопросы от политики, установил доктрину суверенного равенства, при этом не исключая войны для восстановления баланса сил и притязаний на статус великих держав, но ограничивая масштаб и интенсивность войн.

Венский конгресс 1815 г. путем согласования воль мощных государств устанавливал миропорядок, названный «европейским концертом великих держав» [«Концерт великих держав», 2014, с. 24–25]. При этом Франция после поражения Наполеона была включена в «концерт», поскольку без ее участия европейский порядок был бы менее прочным. Такой порядок дал возможность стабилизации международных отношений почти на 30 лет, а по ряду оценок – и до рубежа столетия. Одна из причин дестабилизации (Крымская война, Франко-прусская война) – стремление Великобритании и Франции найти порядок сдерживания притязаний объединяющейся под эгидой Пруссии Германии [Киссинджер, 2015, с. 27]. Тем не менее Венский порядок делал Великобританию, Россию, Австрию, Францию, Пруссию (Германию) неустранимыми элементами баланса сил. Г. Киссинджер, характеризуя роль России в целом, писал, что она «сумела не допустить установления в Европе единоличного господства какой-то одной страны, выстояв против Карла XII Шведского, Наполеона и Гитлера, тогда как ключевые континентальные элементы баланса сил оказались поверженными» [Киссинджер, 2015, с. 38]. Но для взаимосвязи трех форматов регулирования насилия еще не было достаточных условий: назревала повестка передела мира.

После Первой мировой войны в формате миропорядка возникла «трещина». Суверенитет Германии был девальвирован Версальским договором 1919 г. и результатами Парижской конференции 1919–1920 гг. Из процесса укрепления миропорядка была также исключена РСФСР. На финансово-экономических конференциях Советской России (Брюссель, 1921 г., Генуя и Гаага, 1922 г.) и Германии (Генуя 1922 г.) были предъявлены жесткие требования государств-победителей и их деловых кругов [Шумилов, 2010, с. 38–42].

Г. Киссинджер считает, что западные союзники предопределили подписание Рапалльского договора, «подвергнув остракизму две крупнейшие европейские державы посредством создания пояса малых, враждебных друг другу государств, а также посредством расчленения, как Германии, так и СССР… это создавало максимум побудительных мотивов, как для Германии, так и для СССР, преодолеть идеологическую вражду и сотрудничать в деле подрыва Версаля» [Киссинджер, 1997, с. 235].

Серьезный дефект состоит в том, что Устав Лиги Наций стал составной частью Версальского договора [Рассел, Коэн, 2012]. Так дискриминационная логика Версаля оправдывалась в моральном и международно-правовом планах. Несбалансированный миропорядок повлек за собой искажение принципов международного права и оправдание дискреционных решений держав-победителей. Германия частично выполняла условия договора, достигая новых и новых уступок, однако среди немцев происходил подъем реваншистских настроений. Конференция в Локарно (1925) «была не столько умиротворением Европы, сколько определением поля новых битв» [Киссинджер, 1997, с. 245], так как фиксировала границы, признанные Германией и другими державами (на Западе). В то же время границы на Востоке Германией не признавались.

После Второй мировой войны миропорядок установился в новом качестве, что отразилось в Уставе ООН. Был закреплен принцип уважения государственного суверенитета и целостности, а одновременно и принцип самоопределения. В то же время усилены позиции форматов согласования внешних политик государств и международного права. Мировая политика после Второй мировой войны использовала наследие общей ответственности в борьбе с фашизмом. В относительной устойчивости Ялтинско-Потсдамского миропорядка важную роль играли балансы и доминанты миропорядка (ядерный паритет сверхдержав, разграничение зон влияния и ответственности НАТО и Организации Варшавского договора, право вето постоянных членов Совета Безопасности ООН). Важным было согласование национальных и общих интересов в мировой политике с помощью правовых актов ООН, двухсторонних и многосторонних соглашений государств, что позволяло предотвращать разрывы связей форматов «треугольника».

И тогда шли войны, происходили конфликты, но установившийся баланс сил в миропорядке создавал приемлемую «рамку» для развития международного права. Это вело к совершенствованию всех форматов регулирования насилия. В 1960-е годы разработана теория мирного сосуществования двух мировых систем с разным общественным строем, обоснованная согласованием воли государств [Тункин, 2009]. Формат международного права достиг своего расцвета в 1960–1980-е годы и усилил нормативный характер других форматов международных отношений: политика «разрядки международной напряженности» и «челночной дипломатии» Г. Киссинджера снижала остроту противостояния США – СССР, Израиль – арабские государства.

В 1970 г. принята Декларация ООН «О принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН». В 1972 г. подписаны два договора США и СССР: об ограничении стратегических вооружений и ограничении систем противоракетной обороны. В 1975 г. принят Хельсинкский заключительный акт. В 1982 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию, включившую Манильскую декларацию о мирном разрешении международных споров [Абашидзе, Солнцев, 2012, с. 20–21]. Развивались подотрасли международного права (в том числе права разоружения, права разрешения конфликтов международного характера, права международной безопасности), способствовавшие оптимальной и устойчивой связанности форматов регулирования насилия, усилению нормативного характера миропорядка и мировой политики.

Глава МИД России С.В. Лавров писал: «…Сорок лет после Второй мировой войны стали удивительно благоприятным периодом для развития Западной Европы, которая была избавлена от необходимости принятия собственных крупных решений и под своего рода “зонтиком” американо-советского противостояния получила уникальные возможности спокойного развития» [Лавров, 2016].

Обращаясь к концептуальному аспекту, отметим, что весомым дополнением общей теории миропорядка становится положение Г. Киссинджера, что жизнеспособность миропорядка отражается в «равновесии между легитимностью и властью при достаточном внимании каждому элементу» [Киссинджер, 2015]. Он связал такое равновесие с механизмами мобилизации ресурсов: «Вместе эти элементы создают условия, чтобы изменения происходили эволюционно. Если равновесие власти и легитимности достигается должным образом, приобретается определенная степень спонтанности в действиях. Проявления власти становятся периферическими и в значительной мере символическими; поскольку конфигурация сил складывается в результате общего понимания, ни одна из сторон не испытывает необходимости в мобилизации резервов. Когда же равновесие нарушается, ограничения исчезают и появляются возможности для реализации агрессивных устремлений и выступлений непримиримых “актеров”; хаос длится, пока не установится новая система порядка» [Киссинджер, 2015, с. 49–50].

От идеализма к новой империи

В начале ХХ в. бывший президент США Т. Рузвельт критиковал принципы В. Вильсона за их идеализм и отрыв легитимности от власти (силы) [Киссинджер, 2015]. В последние десятилетия ХХ в. подтвердилась справедливость этой критики. Из-за односторонних дискреционных решений сверхдержав был нарушен формат миропорядка. В 1979 г. СССР ввел войска в Афганистан. США поддержали силы, противостоявшие СССР. В 1986 г. США бомбардировали города Ливии без санкций Совета Безопасности ООН (СБ ООН). Госсекретарь США Дж. Шульц провозгласил доктрину «упреждающей самообороны», которую подтвердил и президент США [Reagan, 1986]. Подобные акты вели к обесцениванию полномочий СБ ООН, были чреваты изменением миропорядка как формата регулирования насилия [Боуринг, 2011].

Тем не менее во второй половине 1980-х годов возобладали иллюзии, что мир близок к идеализированному кантианскому (вильсонианскому) порядку, основанному на общечеловеческих ценностях [Doyle, 1983, p. 205–235]. Были надежды, что противостояние НАТО и ОВД заменят механизмы согласования коллективной безопасности в СБСЕ (ОБСЕ). В 1985 г. началась перестройка в СССР, его руководство поставило общечеловеческие ценности выше национальных интересов, пойдя на ряд беспрецедентных уступок. Новый миропорядок соотносили с универсалист-скими ценностями и движением к «глобальному праву», символами которых представлялись вывод советских войск из Афганистана (1989), падение Берлинской стены и другие события.

В начале 1990-х годов широко распространилось мнение, что проблем с «переходом» постсоветских стран к демократии не будет, так как западные страны уже имеют опыт создания демократических форматов регулирования насилия [Rethinking the Rule of Law, 2005, p. 5]. Некоторые ученые писали о «глобальном праве», от имени которого в войне в Персидском заливе в 1991 г. выступила нарождающаяся империя [Hardt, Negri, 2000, p. 180].

Но были и сигналы о дисбалансах, препятствующих нормальному регулированию насилия. Секретный документ 1992 г. «Рекомендации для оборонного планирования» оценил США «как признанного гегемона», способного «не позволить какому-либо государству в Западной Европе, Восточной Азии, на постсоветском пространстве или в Юго-Восточной Азии подняться до положения регионального лидера, способного контролировать регион, где у Америки и ее союзников есть интересы…» [цит. по: Шаклеина, 2012, с. 135].

Отношения США и России оформились Кэмп-Дэвидским соглашением от 1 февраля 1992 г. как «дружба и партнерство». Но уже шла разработка концепции внешней политики администрации Б. Клинтона, отраженной в документе Совета национальной безопасности «Стратегия национальной безопасности вовлеченности и расширения» (1994), а затем «Стратегии национальной безопасности в новом столетии» (1997), нацеленной на мировую гегемонию.

Распад СССР, самоликвидация ОВД и СЭВ привели к исчезновению биполярного миропорядка. Но вопреки заявленным принципам «неделимой и равной безопасности», «широкого сотрудничества без разделительных линий», США и их союзники сохранили НАТО и стали расширять его состав. Роль ОБСЕ (СБСЕ) была сведена к фиксации нарушений прав человека.

Возникли и концепции демократической империи, оправдывающие такой дисбаланс сил. М. Хардт и А. Негри писали о новом миропорядке: «Наряду с глобальным рынком и глобальным перемещением продукции возник глобальный порядок, новая логика и структура правления, т.е. новая форма суверенитета. Империя есть политический субъект, который регулирует эти глобальные обмены, суверенная власть, которая правит миром» [Hardt, Negri, 2000, p. xi]. Имперские форматы США были представлены как основные для регулирования насилия. С. Хантингтон резюмировал, что США, с одной стороны, требуют от других ограничения суверенитета, а с другой – сами не готовы к такому ограничению, из-за чего их действия «выглядят как диктат (гегемония)» [Hantington, 2004].