Текст книги "Леонардо. Жизнь и удивительные приключения великого флорентинца. Книга 1"

У Лернардо из рук выпал деревянный валик, на котором он вырезал узоры, и он бросился в объятия дяди.

– Сам Паоло Тосканелли тебя будет учить! – обнимая племянника, продолжал он радостно. – Образумился отшельник, решил-таки передать накопленные знания стоящему человеку!.. Прослышал он про тебя и сам решил просить нас, чтобы мы прислали тебя к нему!

– Вас?!.. – не верил своему счастью Леонардо.

– Нас!.. Меня и твоего отца, конечно…

– Он сейчас у мамы?!

– Нет, Леонардо, он сейчас по делам Синьории выполняет какое-то важное поручение и не смог приехать, – с небольшой долей сожаления ответила за дядю Франческо тётушка Туцци; на её глазах навернулись слёзы. – Он тебя будет ждать во Флоренции!.. А ты сейчас с дядей Франческо заедешь к маме и попрощаешься с ней, – она подала ему уже заранее приготовленную дорожную сумку с вещами и продуктами и, крепко обняв, поцеловала. – Вот и ты меня покидаешь, мой милый Леонардо, как когда-то покинули меня Катарина и Галеотто, – тяжело вздохнула она. – Мне тебя будет очень не хватать… Не забывай меня!

– Ну что вы, тётушка Туцци, – прильнул к её щеке Леонардо и, увидев попавшийся ему на глаза начатый им ткацкий станок, улыбнулся и уверенно произнёс: – Я не только вас не забуду, но и обязательно вернусь, чтобы завершить то, что я начал для вас делать!

Тётушка Туцци ответила ему доброй материнской улыбкой. Она знала, что Леонардо говорит правду и обязательно выполнит своё обещание. Однако, как ни покажется странным, его изобретение, как и многие другие, так и останется, несмотря на то, что за всю жизнь он, помня данное слово, неоднократно будет приниматься за его завершение даже после смерти приёмной кормилицы – судьба распорядится иначе…

Поцеловав на прощание тётушку Туцци, Леонардо покинул её дом и вместе с дядей Франческо поехал в поместье Винчи. Там он, зайдя к матери, тоже попрощался с ней, оставив ей о себе на память изобретённое им приспособление для изготовления костяных пуговиц. Бабушке Лючии он подарил красивый веер из перьев разных птиц. Обе женщины провожали Леонардо со слезами на глазах до самой окраины поместья. Никто из них не знал, что мама разлучится с ним на долгие годы, а с бабушкой Лючией они видятся в последний раз…

Г Л А В А 4.

Флоренция встретила Леонардо неласково. Перед самым въездом в город у экипажа сломалось колесо, и его долго пришлось чинить, потом начался страшный ливень. В город Леонардо и дядя Франческо приехали глубокой ночью, но и на этом их дорожные неприятности не закончились. На площади Сан-Фиренце, где в нанимаемом доме у Микеле Брандолини, синьора, владеющего половиной домов тосканской столицы, располагалась нотариальная контора да Винчи и их место жительства, путь им преградила вооружённая толпа людей. В потёмках она налетела на экипаж и, перерезав подпруги конской упряжи, перевернула его, чуть не затоптав его пассажиров. Леонардо и дяде Франческо чудом удалось увернуться от разъярённой толпы. Пользуясь непроглядной темнотой, они забежали в бондарный переулок и укрылись за кучей разбитых бочек. С площади Сан-Фиренце доносились крики проклятий генуэзским солдатам.

– Пропали кони, пропала коляска! – сокрушался дядя Франческо, выглядывая из-за укрытия и пытаясь в темноте разглядеть остатки разбитого экипажа. – И уже не первый раз… Ночной патруль охраны городской Джустиции даже не в силах справиться с ними…

– А кто они и почему напали на нас? – часто дыша от пробежки, спросил Леонардо.

– Священное воинство монастыря Сан-Марко, – задыхаясь от возбуждения, ответил дядя Франческо. – Последний год их Капитаном стал послушник брат фра Джироламо Савонарола из города Феррары, прибывший во Флоренцию по приглашению короля Лоренцо Медичи. Он ведёт неистовую войну с морским легионом генуэзских солдат, так же приглашённых королём…

– А зачем король пригласил генуэзцев?

– Ему стало известно, что на границе Ломбардии расположились французские и швейцарские войска, и он боится, что, захватив Ломбардию, а затем и Романью, они войной пойдут на королевство Тоскана… Оттого он вынужден был пригласить генуэзцев, потому что они – лигурийцы и заодно с ломбардийцами являются непримиримыми врагами французов.

– А почему тогда Священное воинство нападает на них? Разве Савонароле неизвестно, что генуэзский легион находится во Флоренции так же как и он по приглашению короля?.. У них, наверное, имеется и дипломатический договор о неприкосновенности… И причём тут мы?! Мы ведь не легионеры…

Дядя Франческо слабо усмехнулся.

– Мы тут действительно ни при чём!.. – тряхнул он головой, освобождая её от дождевой воды. – На нас, скорее всего, напали пьяные мародёры, примкнувшие к Священному воинству, чтобы под их прикрытием надармовщинку поживиться. А что касается Священного Капитана фра Джироламо Савонаролы, ему всё известно!.. Да только последнее время генуэзские легионеры бесчинствуют по ночам: избивают граждан, грабят, насилуют… Священное воинство и ведёт по ночам борьбу с ними… Но, похоже, что мы столкнулись не с воинами брата Савонаролы, а с мародерами, изображающими их, с которыми и ночной патруль охраны городской Джустиции не в состоянии справиться…

– Почему?

– Потому что, когда патруль подходит к ним, они отвечают, что они воины Священного воинства, а как только патруль уходит от них, они снова становятся мародёрами. Они всегда так делают. Иногда вообще не разберёшь, кого больше надо бояться: генуэзцев, Священного воинства или местных разбойников… Мы ведь с тобой пытались их остановить, кричали им…

– Подождите, дядя Франческо! – насторожился Леонардо.

С противоположной стороны площади послышались женские истеричные вопли, ругань и крики о помощи. Приглядевшись получше, Леонардо и дядя Франческо увидели в мерцающем свете масляных ламп девушку и юношу, отбивающихся от окруживших их людей в чёрных плащах.

– Ничего не могу разобрать, темно… – пробормотал себе под нос дядя Франческо. – Похоже, что туго сейчас придётся этой влюблённой парочке! И мы, к сожалению, ничем не сможем им помочь… – осёкся он, потому что в следующее мгновение Леонардо вырвался со скоростью дикой хищной кошки из их укрытия, подлетел к перевёрнутому экипажу, схватил оглобли и, поставив его на колёса с лёгкостью, словно это была плетёная соломенная корзина для продуктов, толкая его впереди себя, погнал на глумившуюся над юношей и девушкой толпу мародёров. Коляска с грохотом пересекла мощёную камнем площадь и с лязгом врезалась в людей, разбросав их в разные стороны. В пылу своего увлечения они не обратили внимания на её приближающийся шум. Прыть племянника так удивила дядю Франческо, что, замерев от изумления, он не сразу пришёл ему на помощь.

А между тем Леонардо, выдернув из коляски оглоблю, сокрушал ей ночных грабителей с таким мастерством, что ему мог бы позавидовать любой королевский кондотьер, – сказались игры в «битвы античных армий» и его самостоятельные тренировки. Перед глазами Леонардо промелькнуло знакомое лицо – он узнал Марио Сантано – оглоблей он угодил ему в нос, и тот с криком истошного ужаса бросился наутёк. За ним рванула вся его братия, в которой нельзя было разобрать, кто есть кто…

Когда дядя Франческо, вооружённый досками от бочек, подоспел на помощь к племяннику, то возле него остались только юноша и девушка.

– Ну, племянничек, – впопыхах протараторил он, – я слышал, что ты чудак, но такого чуда я от тебя, видит Бог, никак не ожидал!.. Ты хоть бы сжалился над дядей, оставил бы ему парочку макушек, по которым я с удовольствием бы съездил вот этими досками!.. – потряс он ими. – Фу, даже как-то неудобно перед тобой и теми болванами, что убежали от нас!..

Леонардо добродушно рассмеялся, отбросил оглоблю и, подняв с мостовой масляный светильник, брошенный мародёрами в схватке, поднёс его на уровень лица так, чтобы он освещал спасённых им девушку, и юношу, и его самого. Юноша был одет в форму морского генуэзского легионера; а девушка показалась Лернардо очень знакомой. Её манящая красота притягивала, и капельки дождя на её лице, как переливающийся серебристым перламутром жемчуг, придавал её красоте необыкновенную прелесть. Приглядевшись к ней внимательней, Леонардо ахнул и, отпрянув назад, опустил светильник. Он почувствовал, как в его груди бешено забилось сердце. Через мгновение, подавив в себе приступ волнения, он снова поднял светильник и представился:

– Меня зовут Леонардо!.. – указав жестом на дядю, добавил: – А это мой дядя Франческо!.. А как вас зовут?

– Франческа да Ланфредини! – слегка присела в реверансе девушка. – А это мой знакомый, Кристофер Коломбо! Он юнга с морского генуэзского легиона… У мессере Паоло Тосканелли ему поручено научиться астрономии, космографии и ещё кое-каким наукам…

– Картографии, – добавил юноша. – Мессере Паоло Тосканелли прекрасный картограф и по просьбе адмирала Виласкеса Баррера охотно делится со мной своими знаниями…

– Мессере Паоло Тосканелли? – не удержался от удивлённого возгласа Леонардо и, обернувшись к дяде Франческо, дёрнул головой. – Вот здорово!..

– Действительно, здорово! – поддержал его удивление дядя Франческо и недовольно посмотрел на девушку. – А как вас угораздило гулять в такое время да ещё с генуэзцем?

– Я позирую мессере Паоло Тосканелли для фасадных барельефов и колоннад базилики музея медических садов, и сегодня работа продлилась дольше обычного… – волнуясь от пристального взгляда Леонардо, сбивчиво ответила девушка. – Кристофер Коломбо в это время занимался у мессере Паоло составлением карт звёздного неба… Он и предложил мне сопровождать меня домой… А тут вот на нас напали!.. И если бы не вы… – она запнулась и, больше не выдержав пристального взгляда Леонардо, опустила глаза. – Почему вы так смотрите на меня?

– Вы удивительно похожи на мою мать… – почти шёпотом ответил Леонардо и отвёл взгляд в сторону.

Дядя Франческо, услышав слова племянника, подошёл поближе к девушке и, внимательней вглядевшись в её лицо, неожиданно изумился.

– Действительно… похожа! – воскликнул он.

Франческа да Ланфредини покраснела и стыдливым движением рук прикрыла ладошками выступивший на щеках румянец. Её глаза вновь устремились на Леонардо: высокий, сильный и необыкновенно красивый, с удивительно глубоким и честным взглядом. Он смотрел на неё так преданно, что пронзил её сердце. На вид он был одного возраста с генуэзским юнгой, но на две головы выше него и шире в плечах – настоящий Геркулес, воспетый Гомером в своей знаменитой «Илиаде».

– Я очень благодарен вам, синьоры, – разрядил обстановку генуэзский юнга, учтиво обратившись к ним как к аристократам. – Мне очень хотелось бы вам сделать что-нибудь приятное и думаю, что дамиджелле Франческе тоже этого хочется… – он вопросительно глянул на неё; она ответила ему молчаливым кивком головы. – Вы позволите нам преподнести вам какой-нибудь подарок?

Леонардо и дядя Франческо обменялись взглядами.

– Пожалуй, для моего племянника это было бы совсем не плохо, – понял дядя Франческо желание Леонардо. – Он вас спас, ему и надлежит принимать ваши симпатии!

– Тогда, синьор Леонардо, приходите завтра в боттегу мессере Паоло Тосканелли. Она находится в базилике палаццо Питти. Мы расскажем о вас этому великому учёному, и он очень будет рад с вами познакомиться. Он прекрасный знаток человеческой жизни и любит справедливых, храбрых людей; имеет много знаний и может рассказать много интересного! – генуэзец развёл руками и застенчиво усмехнулся. – Я сам, к сожалению, не интересен и могу лишь сделать приятное для умного человека – это подарить ему знакомство с мудрецом!

– Это слова великого и настоящего мужчины! – не удержался от восторга дядя Франческо, подмигнув Леонардо.

– Я рад, что вы приняли моё предложение, – склонив голову, бесстрастно продолжил генуэзский юнга. – Завтра после вечерней «Аve Маria» на канонике Орсанмикеле мы с дамиджеллой Франческой будем ждать вас в боттеге мастера Тосканелли.

Леонардо усмехнулся, хотел ответить, но не успел. На площади Сан-Фиренце опять появились люди с факелами в руках, и он снова схватился за брошенную оглоблю. Дядя Франческо поднял с мостовой доску от бочки и воспользовался предложенным ему генуэзским юнгой внушительным кинжалом, сам юнга вытащил из ножен абордажную саблю; и все они встали вокруг дамиджеллы Франчески, приготовившись к обороне.

Драться, к счастью для них, не пришлось. Людьми, появившимися на площади, оказались отец Леонардо, Пьеро; сире Антонио и их прислуга. Ещё издали, узнав их по голосам, дядя Франческо шутливо крикнул им, чтобы они не торопились бить тех, кто нуждается в их помощи.

– На сегодня нам приключений достаточно! – сказал он, когда Пьеро, сире Антонио и прислуга поравнялись с ними. – А в такую ночь черти тем белее всех стремятся поссорить, так что давайте будем осторожны!.. Вот, Пьеро, доставил я тебе твоего дорогого мечтателя, чьи мечты, не будь он отличным воякой, чуть было не погибли на этой площади, – показал он на улыбающегося Леонардо и, заметив его устремлённый взгляд, полный восхищения, на дамиджеллу Франческу, оговорился: – Нет, похоже, что на этой площади его мечты стали только значительно больше…

– Вы правы, дядя! – заметил Леонардо.

– На вас напали? – спросил сире Антонио, подойдя вплотную к генуэзскому юнге и дамиджелле Франческе, освещая их лица огнём факела. – Ба-а!.. Да это же наша знакомая… Франческа да Ланфредини!..

– Это на них напали… – ответил Леонардо на его вопрос. – А мы с дядей Франческо просто помогли им отбиться от уличных разбойников… Кажется, я среди них узнал Марио Сантано!

В глазах сире Антонио сверкнул хищнический блеск, а в глазах Пьеро и дяди Франческо промелькнул непритворный страх.

– Если ты узнал Сантано… – запнулся Пьеро и, не зная, как продолжить, спросил: – А он узнал тебя?

– Думаю: да!

– Если ты узнал его, то это ничего… А вот если он тебя, то берегись – это худо!.. Он один из самых беспощадных воинов фра Джироламо Савонаролы и непременно расскажет ему о вашей сегодняшней встрече…

– Да, не успел приехать – и на тебе!.. – сокрушился вместе с братом дядя Франческо.

– Оставьте его, – прервал их разговор сире Антонио. – Завтра всё обсудите… Франческо, возьми Леонардо, и идите отдыхать, с дороги вы уже порядком устали… А мы с Пьеро проводим дамиджеллу Франческу и вот этого молодого человека в генуэзской военной форме морского юнги… Романо! – обратился он к кучеру, стоявшему среди сопровождавшей их прислуги. – Беги на конюшню и чтоб через пару минут был здесь вместе с экипажем!

– Да, хозяин! – кивнул кучер и опрометью бросился исполнять его приказание.

Леонардо попрощался с Франческой да Ланфредини, с Кристофером Коломбо и отправился с дядей Франческо в дом, где располагалась нотариальная контора и где жили его отец и дядя.

Неоднократно в своих дневниковых записях сире Антонио замечал, что его судьба гораздо чаще делала ему приятные сюрпризы, чем доставляла печальную горечь. Вот и на этот раз он не отказал себе в удовольствии воспользоваться на удивление благоприятным случаем, предоставленным ему судьбой. Предвидя, что Пьеро захочется подольше побыть с дамиджеллой Франческой, чтобы поближе с ней познакомиться, он отдал распоряжение кучеру сначала отвезти в генуэзский гарнизон юнгу, а потом уже доставить девушку домой. Всю дорогу Пьеро вёл себя раскованно – вообще он был весьма обаятельным человеком – забавлял дамиджеллу Франческу смешными жизненными историями, и когда они приехали к дому её отца, то отношения между ними сложились благоприятно дружескими. Чтобы засвидетельствовать своё спасительное ей покровительство, сире Антонио, вместе с Пьеро, лично передал её в руки отца сире Джованни и только после того, как получили от него тираду самых разных отцовских благодарностей и просто тёплых слов за спасение и доставку его любимой дочери, удалились домой. Когда они приехали в нотариальную контору, Леонардо уже спал. Он спал, но даже во сне у него из головы не выходил облик такой милой, похожей на его мать, Франчески да Ланфредини…

**** **** ****

Утром, после завтрака и посещения службы в церкви Св. Франциска, получив от отца все надлежащие указания, Леонардо самостоятельно отправился в мастерскую учёного Паоло Тосканелли. Погода, не радовавшая всю ночь проливным дождём, немного преобразилась. Облака ещё закрывали небо, но кое-где в прорывах уже начинали появляться клочки синих разрывов. Настроение у юноши Леонардо было прекрасным. Он чувствовал себя как человек, переступающий грань из безжизненного бытия в живое пространство познания Вселенной и собственного в нём Великого «Я»! Отыскав пристройку-базилику у палаццо Питти, где находилась боттега великого мастера, Леонардо постучал в дверь. Паоло Тосканелли открыл ему сам и равнодушно осведомился, чем может быть полезен незваному гостю.

– Я Леонардо да Винчи, – скромно представился юноша.

Тосканелли в недоумении дёрнул бровями и, смерив пришельца с головы до ног, усмехнулся.

– Мне вы представлялись мальчиком, а тут я вижу… Вам сколько лет? – у Тосканелли непроизвольно поползли брови на лоб.

– У меня высокий рост от моего отца! – оставив его вопрос без внимания, понял его изумление Леонардо, ещё больше чувствуя застенчивость перед великим учёным.

– А мне думается, что вы давно превзошли в росте своего отца!.. – выразительно покачал он головой. – О вас я наслышан, что вы чрезвычайно прилежны и способны…

– Я старательный.

– А это мы посмотрим!.. Посмотрим, насколько ваши внутренние способности отвечают вашему внешнему физическому росту!.. И если они совпадают, то даю слово: я буду учить вас бесплатно! – Тосканелли отступил назад и жестом предложил Леонардо войти в мастерскую.

Леонардо вошёл. После такого неожиданного приёма учёного по его телу гуляла дрожь. В голову лезли самые нелепые мысли. У него было ощущение, что уже в следующую минуту его отсюда с треском вытурят. Обернувшись на Паоло Тосканелли, Леонардо увидел, что тот совершенно к нему равнодушен и не обращает внимания, словно здесь его вовсе нет. В мастерской царил полумрак, и, войдя с яркого уличного света, он едва различал предметы. Леонардо увидел перед собой зачехлённую морскую подзорную трубу на треножной подставке, рядом покрытый полотном леджо, на котором, видимо, стояла картина; и вокруг столы с разбросанными на них различными предметами. Некоторые из них он видел впервые. На одном из столов лежал огромный пергаментный лист с нарисованным на нём каким-то зданием. Паоло Тосканелли подошёл к чертежу и подозвал к себе Леонардо.

– Ты знаешь, юноша, что это такое? – указал он на изображённый предмет.

– Священные клятвенные чаши-братафы времён античной архитектуры, – просто ответил Леонардо.

– Хм!.. Гляди-ка, знаком… А вот это что?

– Колонны-кариатиды.

– И это знаешь. А вот…

– Я это всё изучил у мессере Биаджо да Равенна, – опередил дальнейший вопрос учёного Леонардо. – Всё, что здесь изображено, называется базиликой Александрийских садов царицы Клеопатры… Мессере Биаджо тоже пытался их восстановить, но у него ничего не вышло!

Постоянные навыкате глаза Тосканелли ещё больше выдались вперёд. Он опустился на стул и молча с изумлением, стал смотреть на новоявленного ученика.

– А дамиджелла Франческа на кариатидах здорово получилась! – совсем привыкнув к полумраку, разглядел Леонардо внешность знакомой девушки на нарисованной колонне чертежа здания.

– Я уже боюсь что-либо думать… – слабо пробормотал учёный. – Неужели и она была и у твоего мессере Биаджо?.. Чёрт побери, у меня такое ощущение, что в твоём образе ко мне явилось чудо…

– Нет, мессере Биаджо на кариатидах своего чертежа рисовал совсем другую девушку, – рассмеялся Леонардо таким открытым смехом, что и Тосканелли невольно заулыбался. – А с дамиджеллой Франческой я познакомился только вчера, когда она ночью возвращалась от вас с генуэзским юнгой по имени Кристофер Коломбо… На них напала шайка каких-то уличных бродяг, среди которых был и Священный брат монастыря Сан-Марко Марио Сантано, преданнейший воин самого фра Джироламо Савонаролы. Я и мой дядя Франческо заступились за них, прогнав бродяг…

– Я слышал, что этот негодяй Савонарола днём предводительствует Священным воинством и ведёт непримиримую воину за нравственность, а ночью он и его братия становятся разбойниками! Тебе, Леонардо, надо быть осторожнее! – в голосе Тосканелли прозвучали нотки волнительного переживания. – И никому не рассказывай, что ты видел Марио Сантано среди уличных разбойников, иначе тебе несдобровать… Обещай мне!

Удивлённый резкой переменой интонации голоса, Леонардо поднял глаза на Паоло Тосканелли. У него на лице лежала печать неподдельного предчувствия беды.

– Хорошо, учитель, – тихо и доверительно ответил Леонардо.

– Ну, вот и отлично!.. – выпрямился во весь рост учёный и, похлопав по плечу ученика, довольный, опять склонился над чертежом. – А теперь, Леонардо, давай детально обсудим, что не получилось у твоего бывшего учителя мессере Биажджо да Равенна с восстановлением чертежей базилики Александрийских садов Клеопатры и какие такие места на изображённом перед тобой чертеже, по твоему мнению, являются наиболее достойными внимания…

– На вашем чертеже, учитель, нет отводных каналов от главного акведука, по которым вода орошала бы сады. Вот в этих местах вы предполагаете орошение садов с помощью людей, – не задумываясь, ответил Леонардо. – На чертежах мессере Биаджо да Равенна был тот же недостаток, а, между прочим, я читал, что царица Клеопатра строила свои сады в точном соответствии с библейскими садами Вавилона, но только с небольшим секретом, который, как мне кажется, мне удалось разгадать, – он глубоко вздохнул и, улыбнувшись, с сожалением дёрнул головой. – Жаль, что мессере Биаджо уехал в Болонью по приглашению графа Паоло Арвицца, и я не смогу наведаться к нему, чтобы рассказать, какая догадка меня озарила…

У Паоло Тосканелли рот то открывался, то закрывался в беззвучной ловле воздуха, а взгляд от частичного удивления перешёл в стадию постоянного изумления.

– Ну-ну!.. – поперхнулся он собственной слюной.

– Все кариатиды на базилике имеют одну деталь, – продолжил Леонардо, пользуясь угольным карандашом, как указкой, держа его в левой руке. – Это кувшины в руках женщин-колоннад. Я полагаю, что колонны базилики царицы Клеопатры внутри были пустотелые и к ним под землёй подводились водные каналы от главного акведука, поэтому они, в отличие от месопотамских конструкций, были спрятаны от человеческих глаз, – эту хитрость Клеопатра удалила из своих чертежей, потому что не хотела, чтобы ещё у кого-нибудь из правителей Римской Империи было построено такое чудо!.. Я думаю, что вода орошала сады, выливаясь из кувшинов кариатид, а водонапорная башня, откуда по каналам подавалась к ним вода, стояла в стороне от базилики на каком-нибудь холме и была обустроена каким-нибудь храмом, чтобы и её скрыть от посторонних глаз!.. – в завершение Леонардо взял в правую руку ещё один угольный карандаш и, орудуя ими, стал одновременно рисовать обеими руками, причём на некоторых деталях своего дополнительного чертежа он делал надписи левой рукой, записывая слова в обратном порядке.

На Паоло Тосканелли жалко было смотреть. Увидев, с каким мастерством Леонардо дополняет его чертёж, владея обеими руками, работавшими независимо друг от друга, он сначала пришёл в ужас, но вдруг, глядя на работу его рук, он осознал, что его ум столь необычен, что перед ним действительно чудо! И Тосканелли от души рассмеялся. Оторвавшись от работы, Леонардо вопросительно посмотрел на него.

– Я столько лет жил в замкнутом, полудиком одиночестве, – ответил Тосканелли ученику на его молчаливый вопрос, – что, по-видимому, Бог сжалился надо мной и послал мне тебя, Леонардо, чтобы я всю оставшуюся жизнь удивлялся!.. Признаюсь: как только ты переступил порог моей боттеги, чувство удивления ещё ни на секунду не покинуло меня!.. Я знаю, в чём твоя привлекательность!..

Теперь пришло время удивиться Леонардо.

– Ты – человек наоборот! – с воодушевлением улыбнулся Тосканелли. – Ты ещё совсем молод, но вложенные в тебя Богом способности видеть, думать и творить иначе, чем другие люди, позволяют тебе с лёгкостью разбираться в тех вещах, которые для человека, не наделённого твоими способностями, являются недоступными… Видеть то, что не видят другие, – это признак гениальности!

– Спасибо, учитель! – стыдливо опустил глаза Леонардо.

– Это не мне спасибо, это Богу спасибо! Это по его воле Свету было явлено твоё рождение…

– Я незаконнорожденный!.. Я не могу быть промыслом божьим, потому что я левша и вообще, как вы сами заметили, всё делаю иначе… Люди говорят, что я от дьявола…

– Чушь! – возмущённо выкрикнул Тосканелли. – Чушь и химера!.. Люди, в особенности те, кто так утверждает, ничего не смыслят ни в божественном промысле, ни в его проведении, ни даже в собственных умозаключениях!.. Порой они сами себе выдумывают бред, в который охотно верят! Они не вдаются в его оценку, и со временем этот бред наделяют такой логической истиной, что диву даёшься, как это могло прийти в голову вполне разумному, – он усмехнулся, – а подчас и солидному человеку!.. Твоё рождение, Леонардо, поверь мне, старику, – это божественный дар Человечеству! А то, что ты незаконнорожденный, – это надуманность, ибо всё, что рождается на Земле, – вспомни первую книгу Бытия и Святое Благовествование от апостола Иоанна: «… Всё через Бога начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть…» – всё от Бога, мой милый мальчик! Только человеческое невежество от темноты незнания приводит людей к тому, что безобидные явления они объявляют дьявольскими!.. Я же утверждаю, что воля Бога воплощается через людей – для самих людей!.. И, как правило, порой вопреки их здравому человеческому рассудку, идя по противоречивому и непонятному никакому учёному разуму пути, но от этого не становится дьявольской!.. Ты незаконнорождённый – значит, это Его воля, ибо высший смысл твоего рождения известен только Ему! – Тосканелли перевёл дыхание, поник и, погладив бороду, грустно продолжил: – Я прожил жизнь, Леонардо; жизнь, не похожую на те жизни, что проживали другие люди. Я видел многое!.. И мои слова подтвердятся в скором времени, и ты сам поймёшь это! Доказательством тому будет свидетельство, что у тебя появится очень много врагов! Да, именно так, Леонардо, и не смотри на меня такими удивлёнными глазами… Именно врагов! Таким, как ты, завидуют не только бездарности, но и, увы, даже талантливые люди. Они хватаются за домыслы невежд, чтобы осквернить яркие способности и назвать их дьявольскими, не понимая, что тем самым унижают себя… Одержимые принизить гений одарённого человека, они умышленно отрекаются от давно известной истины: знания – это божественный промысел, а незнания – это химера и обман, та задача, над которой постоянно трудится превосходный логик, Сатана, чтобы опутать бреднями тёмные умы!.. Я могу долго философствовать, но все мои разглагольствования закончатся одним: твоё рождение, Леонардо, каким бы оно ни было, – я это предвижу – это дар Человечеству!.. – он перевёл дыхание и подытожил: – Но не торопись радоваться – твоя жизнь будет тяжёлой… Да-да, тяжёлой! И скорей всего, как и у меня, одинокой!

У Леонардо из груди вырвался тяжёлый вздох. Взглянув на его честный, открытый взгляд чистых от лукавства глаз, Паоло Тосканелли невольно заулыбался.

– А я, признаться, думал, что ты свою незаконнорожденность будешь всячески скрывать, – сказал он как бы, между прочим. – Ты, к счастью, не оправдал моего скверного предположения: оказался честней и храбрей, чем я думал!

Леонардо от смущения не знал, куда себя деть. Ему в какой-то миг показалось, что все эти хорошие слова учёного обращены не к нему, а к кому-то другому, ведь раньше с ним никто так не разговаривал. Да и как уразуметь то, что час назад Тосканелли был холоден, равнодушен и даже циничен, а сейчас подобно заботливому отцу добросердечен и мудр; глубина его слов проникает в самое сердце, а их широкий смысл не охватывает сознание. «Знания – это божественный промысел, – звучало у Леонардо в ушах, – а Незнание – это химера и обман…» Нечто подобное он уже слышал. Ему вспомнилась тётушка Туцци, любившая повторять слова покойного мужа: «… Неизвестное и непонятное до тех пор носит дьявольское клеймо, пока некий человек это неизвестное и непонятное не сделает его для людей доступным и понятным – и тогда оно переходит в разряд божественных истин…» «Ты незаконнорожденный – значит, это Его воля, ибо высший смысл твоего рождения известен только Ему!..» – снова прозвенело у Леонардо в голове. Он вспомнил коршуна, прилетавшего к нему во сне каждую ночь, и обрывок его фразы: «Воля Вселенной – Желание Человечества…» «Коршун не религиозен, – подумал Леонардо, – потому что птицам не нужна религия, и оттого он говорит со мной такими словами, хотя смысл их тот же, что и у Паоло Тосканелли…»

– Ты о чём задумался? – вывел его из раздумий учёный.

– Над вашими словами, мессере.

– Сомневаешься в правоте сказанного мной?.. Так это от молодости!.. Все в молодости убеждены, что старшие заблуждаются…

– Напротив, мессере, ваши слова – Истина! – пылко возразил Леонардо. – Я уже слышал их от других людей, только сказаны они были несколько иначе… Со мной даже птица во сне говорит вашими словами!.. Я догадываюсь: та птица – это Вы!

Тосканелли опять не удержался от того, чтобы не впасть в изумление. Чистая непосредственность Леонардо – он был уверен – осталась неизменной со времени его младенчества, потому что ложь этому человеку совершенно несвойственна.

– Генуэзский юнга, Кристофер Коломбо, отозвался о вас очень здорово! – горячо продолжил Леонардо.

– Да?!.. Ну и как же?

– Он сказал, что вы мудрец!.. И я тоже!..

Тосканелли, глядя на смутившегося Леонардо и понимая, что он хочет ответить ему добрыми словами на его теплоту, рассмеялся.

– Ей-Богу, Леонардо, я всю жизнь был пастырем одиночества и никогда не имел детей, но сейчас, глядя на тебя, я начинаю сожалеть об этом… Позволь, хотя и звучит это очень нелепо, – ты у меня будешь моим первым ребёнком?.. Нет, я понимаю, что у тебя есть отец и, возможно, даже крёстный, но ты незаконнорожденный, следовательно, ещё один крёстный отец, я думаю, не будет тебе в тягость?

– Да, мессере! – запылав щеками, ответил Леонардо.

Дверь мастерской скрипнула, и на пороге появилась дамиджелла Франческа да Ланфредини. Учёный и его ученик прервали беседу и залюбовались милой прелестью гостьи. Дамиджелла Франческа была вся в белом: платье, вуаль, перчатки и кружевной веер придавали ей такую очаровательность, что молодой юноша и его зрелый наставник не могли отвести от неё взгляда. Девушка закрыла за собой дверь мастерской на засов, предварительно оглянувшись и обратив свой взор в глубь узкого переулка, будто чего-то боялась: нет ли за ней погони; потом откинула вуаль – мастер и ученик увидели её взволнованное лицо – и с натянутой улыбкой приветствовала: