Текст книги "Леонардо. Жизнь и удивительные приключения великого флорентинца. Книга 1"

Леонардо проснулся. Наступило утро. Он увидел перед собой Тосканелли. Учёный принёс завтрак. Нет, он не был похож на того старца из сна. Леонардо наморщил лоб, пытаясь вспомнить более отчётливо каменного старца, и это не укрылось от внимательного Тосканелли.

– Ах ты, соня! – по-доброму улыбнулся он. – Наверное, долго не мог уснуть, смотрел в подзорную трубу на звёзды и мечтал?..

Леонардо, молча, усмехнулся прозорливости учёного.

– Всё в мире принадлежит мечтателям, мой мальчик!.. Поднимайся, умывайся и садись завтракать, а то остынет… – подстегнул его Тосканелли, чтобы он побыстрее отделался от утренней лени. – Я тоже часто мечтаю, глядя на звёзды, и в это время мне в голову иногда приходят неплохие идеи… Я иду в мастерскую и начинаю воплощать их в дело!.. Так что всё, что создано человеком на земле, – я, конечно же, сужу по себе, – это создано человеком-мечтателем! У тебя есть мечта?

– Да. Я хочу, чтобы человек мог летать, как птица!

На лице Паоло Тосканелли уже в который раз появилось удивлённое выражение, и его глаза в очередной раз остекленели от недоумения.

– Как птица?!.. – почти не дыша, переспросил он.

– Да. Я уже пробовал сделать крылья и взлететь, но у меня ничего не получилось… – просто ответил Леонардо; он снова откинулся на подушку и, раскинув в разные стороны руки, мечтательно произнёс: – Я только что летал на крыльях во сне!.. Как вы думаете, учитель, что это значит?

– Это ты, поэтому морщил лоб, когда проснулся?

– Да.

– Э-э, Леонардо, если б я знал, что это такое… – с сомнением протянул учёный.

– Святые отцы утверждают, что сны – это дьявольское наваждение!..– вздохнул Леонардо.

У Тосканелли уголки губ дёрнулись в усмешке.

– Я знаю, что говорят эти богословы Апостолистической Курии! – с издёвкой рассмеялся он. – Но я скажу то, что всегда говорю в таких случаях: всё, что они утверждают о снах, – это бред и химера!

– Вы рискуете, мессере, инквизиторским преследованием.

– А! – отмахнулся Тосканелли. – Я лучше их знаю, что такое провидение Господне… Правда, я не знаю, что такое сновидение и как его объяснить, но то, что сны не дьявольское наваждение, – это я знаю точно!

– Откуда? – удивился Леонардо.

– Из их же святых книг: из Ветхого и Нового Заветов!

У Леонардо в глазах заиграли лукавые искорки: в очередной раз слова Тосканелли совпадали со словами тётушки Туцци.

– Разве ты не читал в Библии о снах Иосифа, предрёкшего своим братьям, что они поклонятся ему? – спросил Тосканелли.

– Читал, конечно…

– А о том, что он предсказал двум узникам, сидевшим с ним в одной темнице: одному – казнь, другому – помилование?..

– Да.

– И о семи урожайных годах, и о семи годах голода в Египте…

– Я всё это читал!

– И уж, конечно, тебе известно, как Ангел Господень явился во сне к волхвам, пришедшим поклониться младенцу Иисусу, и предупредил их о том, чтобы они не возвращались к царю Ироду, задумавшему избиение младенцев с целью убийства Спасителя! И, как известно, в это же время Ангел Господень пришёл во сне и к Иосифу, отцу Иисуса, и сказал ему: «Встань, возьми Младенца и Матерь Его и беги в Египет, и будь там, доколе не скажу тебе, ибо Ирод хочет искать Младенца, чтобы погубить Его…» Спрашивается: может ли быть дьявольским наваждением то сознание, где является Ангел Господень?.. Ответ прост: конечно, нет!

– Что-то подобное я слышал от тётушки Туцци, – улыбнулся Леонардо, вспомнив, как она с бабушкой Лючией заступалась за него перед сире Антонио, когда он рассказывал им свои сны о прилетавшем к нему коршуне.

– Мудра, значит, твоя тётушка…

– Её все называют ведьмой, но я знаю, что она добрая!

– Я думаю, что её так называют потому, что она знает чуточку больше, чем другие, и её знания непонятны для умственно ограниченных людей, не желающих думать и вникать в суть вещей…

– Неведомое и непонятное сделать доступным и понятным! – мечтательно произнёс Леонардо.

– Это её слова?

– Да.

Тосканелли задумался. Леонардо встал с постели, заправил её, оделся и, умывшись, сел завтракать. Глядя на его юное мечтательное лицо, с каким он уплетал яичницу с сыром, Тосканелли вспомнил себя такого же, одержимого мечтами и планами на будущее, юнца.

– Мечтатели, непознанное, сновидения… По-моему, – это суть одного и того же, – задумчиво сказал он. – Или точнее: братья-близнецы перед великим началом божественного испытания…

– Почему? – не отрываясь от еды, спросил Леонардо.

– Потому что непознанное сначала открывается пророкам – их почитают за святых, но никому в голову не приходит, что пророчества, как правило, они видят в своих снах… Сны объявлены дьявольским наваждением – и это уже испытание для пророка!.. Но перед тем, как объявить их пророками, их сначала обвиняют в ереси, затем зверски умерщвляют, – а кого-то и распинают на Кресте, – а потом, спустя какое-то время, когда сбываются их предсказания, их объявляют пророками!.. Пророки знают непознанное, они же мечтают улучшить человеческую жизнь и избавить людей от несовершенства. Но как неблагодарны к ним их современники!.. Поэтому, Леонардо, я сказал тебе, чтобы ты не торопился радоваться тому, что ты – божественный дар Человечеству! – он вытер вспотевший лоб. – Ты мечтаешь, чтобы человек летал, как птица… Так?

– Да!

– Когда изобретатель создаёт новую вещь, что он с ней должен сделать?

– Должен испытать её…

– Правильно!.. Так вот… Человечество – это создание рук Божьих, и каждый новый человек – это его новое творение, которое он испытывает!.. Ты – бог для своих крыльев. Создав их, ты будешь их испытывать, а Бог в это время будет испытывать тебя… Сию чашу испытания не минует ни один родившийся на свет человек, а гений – тем более! Понял, наконец, что я имел в виду, говоря тебе…

– Я понял, учитель!.. – в глазах Леонардо сверкнула неистовость непримирения. – Я готов к испытаниям!

– Я вижу, как ты упорен и любознателен, и я уверен, что ты сможешь создать не только крылья, но и разгадать тайну снов…

– Я хочу исследовать мозг! – вдруг выпалил Леонардо.

Тосканелли оторопел, в его глазах застыл ужас, и он судорожно отмахнулся:

– Ну, знаешь… – потряс он указательным пальцем и, оправляясь от приступа изумления, глуповато ухмыльнулся. – У тебя такие запросы, что я могу навсегда лишиться этой чудесной божественной тайны сна, обретя вместо неё вечный покой через чистилищный костёр!.. Ты с ума сошёл?!.. Говоришь, что я рискую инквизиторским преследованием… А сам?!.. Голова – вместилище духа! Как учёный я, конечно, сомневаюсь в этом, но так утверждают Святые отцы-инквизиторы, – и она исследованию не подлежит! Они не дают разрешений на её исследование даже своим магистрам, не говоря уже о посторонних… А у тебя, Леонардо, нет и низшей степени бакалавра, чтобы заниматься исследованиями в медицине…

– Я пойду к королю! – резко оборвал его юноша.

У Тосканелли вытянулось лицо, и он побледнел.

– И вы пойдёте со мной, мессере Паоло! – властно заявил Леонардо, бесстрашно взглянув ему в глаза. – И вы поручитесь за меня…

– Леонардо, ты думаешь, что ты говоришь?!

– Прежде, чем сказать то, что я сейчас сказал, – конечно!..

– И что ты надумал?!

– Мы не будем говорить королю о том, что собираемся исследовать голову…

– У нас этого и не получится, – брезгливо скривился Тосканелли. – Перед тем, как Священная Канцелярия поручает трупы казнённых медицинским магистрам, мёртвым телам отрезают голову.

– Не всем казнённым отрезают голову, – возразил Леонардо, – а лишь тем, кто был повешен…

– Разумеется!.. Те, кто попал под топор палача…

– Я говорю о приговорённых к смерти детоубийцах и фальшивомонетчиках, – не дал договорить учёному Леонардо. – Они приговариваются к смерти через дробление головы в турецких тисках, или им разбивают голову ударом молота!.. Я видел таких казнённых…

– Но от такой казни их головы превращены в сплошное месиво! – ещё брезгливей сморщился Тосканелли.

– Не беда! Мы разберёмся в этом месиве!

– Ну, уж нет!.. Это без меня! – поднял руки учёный, словно хотел защититься от наваждения. – Разбираться с трупами ты будешь сам… Я пойду к королю, к чёрту в пасть, предоставлю тебе отдельную студиоло, но умоляю: пощади меня от аудиенции с трупами! Это совершенно не моя стихия, и я никогда не находил с ними общего языка!..

– К тому же, если учесть, что многим из них языки вырвали задолго до казни во время пыток… – поддержал Леонардо шутку Тосканелли.

– Вот именно!

– Договорились!

Они по-дружески пожали друг другу руки.

– Но сначала мы подождём, пока не улягутся страсти у Джироламо Савонаролы, – заметил Тосканелли. – И лишь потом пойдём к королю…

– Конечно!

– И от свиданий с дамиджеллой Франческой ты пока воздержись.

У Леонардо щёки вспыхнули ярким румянцем. Потупив взор, он нерешительно спросил:

– А сегодня-то можно?

Тосканелли развёл руками и глубоко вздохнул.

– Я сегодня был в нотариальной конторе твоего отца, чтобы предупредить его о том, что ты временно не будешь появляться дома, – как можно мягче сказал он. – У задворков палаццо Питти Савонаролла оставил двух подростков наблюдать за моей мастерской… Пощади Франческу, Леонардо, ведь она будет подвергаться опасности.

– Вы правы, мессере, – поник влюблённый юноша.

– Заодно и сам побережёшься для неё…

– Гм!..

– Ну что ты скис?! Какой-то месяц-полтора можно ведь потерпеть!.. – и, не выдержав печальной удручённости ученика, учёный сдался. – Ну, хорошо-хорошо, сегодня я тебе разрешаю…

– Учитель!

– Я проведу её через сад замка к тебе в лабораторию… Но только не засиживайтесь, договорились?!

– Мессере Паоло! – от души обнял Леонардо учёного, и тот чуть не испустил дух; у него хрустнули кости, он вскрикнул от боли и обмяк в руках Леонардо. – Что с вами, учитель?!

– И ты ещё спрашиваешь?! – с трудом прохрипел учёный. – Отпусти!

Леонардо выпустил его из рук, и Тосканелли шлёпнулся задом о пол. На этот раз в его глазах царило не удивление, а безумие. С ужасом посмотрев на ученика, он ощупал себя – все ли рёбра на месте – с трудом поднялся с пола и, заковыляв к выходу из обсерватории, пришибленно бросил через плечо:

– Да что для тебя Священное воинство?!.. – и, покачав головой, сердобольно пропыхтел себе под нос: – Бедная дамиджелла Франческа!.. Представить трудно, какой беспомощной кружевной рюшечкой она болтаеся в его объятиях!..

Он ушёл, а Леонардо остался. До прихода Франчески он занимался математикой и геометрией – науками, по выражению Паоло Тосканелли, всех наук. Его увлекала точность этих предметов. За теоремами Пифагора Леонардо провёл весь день и не заметил, как наступил вечер. Тосканелли восхищался его работоспособностью.

Ужинали они в компании Франчески в обсерватории. Увидев огромную подзорную трубу, нацеленную через маленькое ветровое оконце в звёздное небо, девушка пришла в восторг. Её занимало, что встречи с Леонардо сопряжены с опасностями и подкреплены необычным интересом. Поужинав, Тосканелли оставил влюблённых наедине. Как только его шаги смолкли на лестнице, они сразу бросились в объятия друг друга. Помня утреннее недоразумение с учёным, Леонардо осторожно и нежно, как во время их первого поцелуя, обнимал Франческу; камзол с кармашком, в котором лежал хрустальный осколочек, он перед этим снял, оставшись в одной рубахе.

– Франческа, мессере Паоло ради нашей безопасности настаивает, чтобы мы временно прекратили встречаться, – часто дыша после долгого поцелуя, прошептал ей на ухо Леонардо, прижавшись щекой к её белокурым волосам.

– Я знаю, Леонардо. Он сказал мне об этом, когда мы шли по саду замка.

– Месяц – полтора…

– Я знаю.

– … пока не уляжется гнев Священного воинства, и они не забудут обо мне.

– Я знаю. Я буду скучать по тебе!

– И я буду скучать!.. А потом мы никогда не расстанемся! – крепче обнял Леонардо возлюбленную.

– Никогда, любимый!

И так они стояли, не в силах разжать своих объятий, забыв про желание Франчески посмотреть в подзорную трубу на ночное звёздное небо. Свечи вокруг них тихо потрескивали, словно украдкой перешёптывались между собой о нежной встрече влюблённых. За окном, в саду замка, заливались трелью сверчки, воздух дышал чудесным ароматом цветов, доносившимся в студиоло через открытое окно обсерватории, а в ушах приятной мелодией звучали слова любви – таким запомнился этот вечер влюблённым…

Г Л А В А 7.

Прошёл месяц со дня той встречи. Леонардо по-прежнему все дни проводил в обсерватории, занимаясь астрономией, физикой, химией, математекой, механикой и изучением книг по медицине. Иногда Паоло Тосканелли приносил ему свои рисунки для архитектурных работ, и они вместе приступали к работе над ними. Франческа не появлялась в мастерской учёного уже больше двух недель. Леонардо тосковал по ней. Тосканели сказал ему, что она приболела. Пару раз к нему наведывался отец, сире Пьеро, но, увидев, что с улицы за боттегой наблюдают соглядатаи Джироламо Савонаролы, приходить перестал. А между тем Капитан Священного воинства, настроенный Марио Сантано против Леонардо, лютовал. У Марио Сантано с лица давно сошли кровоподтёки и даже исчезли последние жёлтые пятна – последствия полученных синяков, без которых он никак не мог отомстить обидчику. Всё дело в том, что по существующему закону Святой Инквизиции для доказательства о нападении разбойников, дьявола или ещё какой-либо колдовской нечисти необходимо было предоставить Святому судилищу живые свидетельства: пятна на теле – отметины, оставленные дьяволом. Но за прошедший месяц с физиономий всех участников Священного воинства, попавших под оглоблю Леонардо, исчезли все следы побоев. Савонарола, Сантано и их воины хватали на улицах города всех без разбору, кто по приметам походил на «дьявола с дубиной», допрашивали и, ничего не добившись, отпускали.

– Ну, вот и пришёл день, когда мы можем с тобой отправиться к королю! – радостно известил Тосканелли Леонардо в солнечное утро, карандашом отмечая на настольном календаре день, как прошёл месяц со дня заточения его ученика. – Я сейчас, возвращаясь с рынка, проходил по переулку и тех двух соглядатаев, что следили за боттегой, не увидел… Очистились прохиндеи от твоей взбучки!

– А наставить друг другу новых синяков для продолжения поиска виновника их побоев у них ума не хватает! – усмехнулся Леонардо.

– У них ведь нет твоей головы… Пошёл бы и подсказал им! – пошутил Тосканелли.

– Ну, уж нет! – рассмеялся вместе с ним Леонардо. – Я лучше пойду к королю!.. Нас король ожидает!

Позавтракав, они покинули мастерскую. Первая прогулка за столь долгое пребывание в четырёх стенах тесной студиоло-обсерватории была для Леонардо как свобода для заключённого. Он в полной мере ощутил, что значит быть затворником.

День стоял великолепный, солнечный, на небе не виднелось ни одного облачка. Солнце, яркими лучами освещая узкие улицы города и серые дома, вызывало у Леонардо улыбку; и он улыбался миру, который встретил его на улице прекрасной погодой. Выйдя из переулка Валетто, где находилась мастерская Тосканелли, и, завернув за угол на улицу Лудильщиков, Леонардо и его учитель лицом к лицу столкнулись со Священным воинством и его Капитаном фра Джироламо Савонаролой. Появление их серых полосатых плащей с изображением на них Св. Марка перед глазами Леонардо и Тосканелли настолько было неожиданным, что они непроизвольно остановились.

Джироламо Савонарола и Марио Сантано сразу же обратили на них внимание. Леонардо, к своему несчастью, был одет в ту же одежду, в которой он приехал во Флоренцию в тот злополучный вечер, когда ему пришлось столкнуться в драке со Священным воинством. Сделав над собой усилие и поборов волнение, он опёрся на плечо побледневшего Паоло Тосканелли и, стянув с правой ноги башмак, стал делать вид, что вытряхивает попавший в него сор. Савонарола и Сантано не сводили с Леонардо глаз. За те пять лет, что он не виделся с воспитанником фра Марко Черризи, они сильно изменились, поэтому Марио Сантано той ночью не узнал повзрослевшего и окрепшего Леонардо, перегнавшего его в росте на две головы. Словно хищник, почуявший добычу, он вытянул вперёд голову, его острая, выдающаяся вперёд редкая бородка задрожала, на губах заиграла злорадная ухмылочка; глаза сузились, сверкнув ненавистью, и он неторопливо направился к нему. За ним следом двинулся Джироламо Савонарола. Леонардо, вытряхивая башмак, уже полностью оправился от волнения и снова был невозмутим, как и прежде. Глядя на то, как он быстро справился с дрожью, пришёл в себя и Тосканелли.

– Кажется, дошутились мы с тобой по поводу новых синяков! – с досадой заметил он, украдкой наблюдая за приближением Сантано и Савонаролы.

– Не обращайте на него внимания, мессере Паоло! – таким холодным и волевым тоном произнёс Леонардо, что Тосканелли стало не по себе; он вдруг понял, что за такого ученика ему бояться нечего.

Леонардо надел башмак, выпрямился и, как ни в чём не бывало, пошёл вперёд, не обращая внимания на поравнявшегося с ним Марио Сантано и Капитана Священного воинства. Тосканелли поспешил за ним. Как только они отошли на несколько шагов, позади них раздался голос:

– Я узнал тебя!

На Тосканелли это подействовало, как натянутые вожжи на разогнавшуюся лошадь: он остановился и от страха втянул голову в плечи. Леонардо же невозмутимо продолжал идти.

– И я тебя узнал, – обернувшись в четверть оборота, небрежно бросил он.

– Стоять!

Леонардо неохотно подчинился. Лениво повернувшись, он безмятежно улыбнулся.

– Ну что ещё?..

– Я узнал тебя!.. Это ты нас побил тогда…

– У тебя прекрасная память, брат Марио Сантано! Всё никак не можешь забыть школу Св. Петрониллы и события пятилетней давности, когда мы с тобой разрешили спор о жизни горного сурка в его и мою пользу! Это похвально! Ты следуешь заповеди нашей Святой матери Церкви и напоминаешь мне о её всепрощении…

– Я не о том… – растерялся Сантано.

– Как?!.. – Леонардо изобразил на лице неподдельное изумление. – Неужто ты так истосковался по мордобитию?! Ну, так знай: я отныне строго соблюдаю заповедь: «Возлюби ближнего своего…» Или ты так злопамятен, и заповедь нашей Святой матери Церкви о её всепрощении тебя не касается?

Тосканелли, видя, как Марио Сантано напрягся и покраснел от натуги найти подходящие слова для ответа, стал забавляться зрелищем, превратившимся за считанные мгновения из опасного в комическое.

– Я не о том… – совсем уже потерянно повторил Сантано. – Я о той ночи, когда мы Священным патрулём обходили улицы города …

– Святой брат Марио, ты забыл, чему нас учил Святой отец фра Бернардо в школе Св. Петрониллы? – бесцеремонно перебил его Леонардо с мальчишеским задором. – Уверен, что в монастырской обители Сан-Марко тебя учат тому же самому… И это правило ты каждый раз повторяешь перед тем, как выйти на Священное патрулирование…

Сантано покраснел, став багровым.

– … «Воин Святого патруля должен быть бдительным и следить за тем, чтобы дьявол не проник в его душу между слов молитвы, не осквернил её и не напустил бы в его глаза наваждение, которое уподобит его преступнику…» – с лёгкой иронией продолжал Леонардо. – Я как вижу: ты, Святой брат, перед Священным патрулированием забыл после каждого слова «Отче наш» трижды сплюнуть, и дьявол не замедлил воспользоваться твоим попустительством, введя тебя в искушение и напустив в твои глаза призраков, принимающих, как ты знаешь, иногда весьма причудливые формы и образы!..

– А иной раз они даже принимают человеческие облики, дабы отвести от себя подозрение и свалить вину насовсем безвинных людей! – добавил Тосканелли.

– Вот! – описав в воздухе пируэт указательным пальцем, Леонардо словно поставил точку в разговоре.

Сантано пыхтел, тужился, продолжал краснеть, но ничего вразумительного противопоставить его доводам не мог. Окончательно его добил подошедший к нему фра Джироламо Савонарола.

– Святой брат Марио, очнитесь, – тихо, почти украдкой, проговорил он, склоняясь к уху Сантано через его спину, как будто прятался за ним. – Скольких ваших предшественников уже предали Святому судилищу Инквизиции из-за того, что они подверглись дьявольскому наваждению, но вовремя этого не осознали… Что гласит догмат Св. Иеронима?! – преступник суть бешеная собака!.. А вдруг в ту ночь на вас нашло наваждение?.. Не хотите же вы быть причислены к преступникам из-за дьявольского тумана в глазах!..

– И ещё напомню тебе, брат Марио, – слыша этот разговор, жёстко отчеканил Леонардо. – Милосердие нашей Святой матери Церкви не касается предупреждённых о наваждениях, ибо, как бы они ни были отягощены дьявольскими соблазнами и искушениями, они – как гласят постулаты наших богословов – добровольно отказываются от законов законопослушных граждан, что делает их вне всяких законов милосердия!.. Как правильно фра Джироламо Савонарола привёл тебе слова Св. Иеронима: «Закон общества – закон Божий; кто добровольно от него отказывается и попирает его – тот слуга дьявола, а закон милосердия на дьявола и его слуг не распространяется…»

Марио Сантано скрипел зубами. Он и не подозревал, насколько глубоко Леонардо знал свод законов Священного воинства, ограничивающий их права к задержанию граждан и их ответственность за незаконное задержание перед Священной Канцелярией. Его глаза излучали такую ненависть, что казалось: посмотри он не на Леонардо, на лице которого от его ненависти железным щитом лежала лёгкая ирония, а на что-то другое, то это «что-то» непременно бы вспыхнуло огнём.

– Хорошо, мы ещё увидимся! – проскрипел он зубами.

– Не думаю, что от этого тебе будет хорошо, – не выказывая ни тени страха, усмехнулся Леонардо. – И вообще, брат Марио, я советую тебе избегать встреч со мной… И Боже тебя упаси вставать на моём пути, как ты это необдуманно сделал сейчас!.. – сверкнул он ответной ненавистью.

От этих слов Сантано посинел как утопленник, вынырнувший из родникового омута, зато вместо него преобразился фра Джироламо Савонарола. Его нижняя, выдающаяся вперёд челюсть с висящей губой затряслась злорадной ухмылочкой; брови взметнулись вверх, глаза заметали искры затаённого коварства. Тосканелли снова сжался от предчувствия надвигающейся беды.

– Ты что такое мелешь, Леонардо?!.. – вполголоса бросил он ученику. – Ты с ума сошёл? Мы так с тобой не дойдём до королевского дворца…

– Это угроза?! – перебил его Савонарола, вплотную подойдя к Леонардо и впившись в его глаза своим немигающим взглядом.

– А я и не подозревал, насколько ты глуп, Капитан фра Джироламо, чтобы тебе объяснять, что это такое, – в ответ вызывающе процедил сквозь зубы Леонардо. – Но если твой разум настолько ограничен, что не в состоянии сообразить, что значат мои слова, то я поясню тебе: да – это угроза!

– Леонардо! – в ужасе воскликнул Тосканелли.

– Что, мессере?!..

– Ты в своём уме?

– Разумеется!

– Этот проповедник…

– Этот проповедник, мессере, – недотёпа! – огрызнулся Леонардо, предвидя, какое нравоучение сейчас последует от Тосканелли. – Он полагает, что, приведя нас к приставам Священной Канцелярии, он сможет обвинить меня в страшном покушении на его жизнь, тогда как я только говорил о его мозолях на его натруженных ногах; на ногах, которые помогают ему день и ночь охотиться за настоящими преступниками – антиподами нашей Святой матери Церкви…

– Не понял! – непроизвольно вырвалось у Савонаролы.

– Откуда ж тебе понять, что я забочусь о тебе и твоих подопечных?!.. – скривился в язвительной усмешке Леонардо. – Говоря об угрозе, чтобы вы не становились на моём пути, я имел в виду, что у меня слабое зрение и впопыхах, не заметив малого роста вашего воинства, я попросту отдавил бы вам ноги!

Тосканелли, не сдержавшись, прыснул от смеха. Искоса глянув на него, Леонардо покачал головой, не меняя язвительного тона.

– Ей-Богу, брат фра Джироламо, ты так недальновиден, что не можешь уразуметь этой простой и малой истины!.. Не могу вообразить, как Святые отцы Священной Канцелярии и буономини Святого судилища Инквизиции поднимут тебя на смех! А уж очень хочется взглянуть на это зрелище… – он похлопал Святого Капитана по плечу. – Так что, божественный блюститель, арестовывай и веди нас… Посмотрим, как потом над тобой будет потешаться вся Флоренция!

– Нет!.. – по телу Савонаролы прошла судорога, будто сквозь него прошла молния. – Нет!.. Я отпускаю тебя!

– Да как же?! – в удивлении сделал шаг назад Леонардо и удручённо покачал головой. – Ты немилосерден, Святой Капитан! Твой отказ хуже казни, ибо ты лишил нас гораздо большего, чем райского наслаждения! Я теперь потеряю и покой, и сон, и аппетит… А как вы, учитель?

Тосканелли пожал плечами.

– Думаю, что его отказ и из моих глаз выжмет далеко не тощую слезу!..

– Одно слово: не милосерден! – подытожил Леонардо. – Пойдёмте, мессере Паоло, нам здесь больше делать нечего!

И они не торопясь направились по улице, оставив позади себя изнывающего от злобы Савонаролу и его Священное воинство. Позади них, словно рык хищного зверя, раздался его хриплый голос:

– Я всем расскажу, что ты, Леонардо из Винчи, незаконнорождённый сын нотариуса и безродной контандины – выкормыш чёрной козы ведьмы Пресциллы! – от бессилия и ненависти выпалил он.

– Дурень, не становись у меня на пути! – мгновенно отреагировал Леонардо, презрительно бросив ему через плечо.

К хриплому стону Савонаролы прибавился возглас негодования Сантано и взрыв возмущённо взревевшего Священного воинства, раздались угрожающие оскорбительные возгласы вслед уходящим. Леонардо и Тосканелли шли, не оборачиваясь. Выйдя на площадь Сеньории, они остановились у бронзового льва «Марцокко», герба Флоренции, и только тогда перевели дух.

– Ты не перестаёшь меня удивлять, Леонардо! – развязывая плащ и снимая его, так как ему было жарко, не без восхищения улыбнулся Тосканелли. – В твои ранние годы ты имеешь такие знания и такую физическую силу, что они поражают… Но сейчас ты меня поразил настолько, что признаюсь: я, умудрённый, струхнул так, как ещё никогда в своей жизни не пугался!.. Ты страшный человек, Леонардо!

– Чем же я страшен? – вытирая рукавом со лба выступивший пот, спросил ученик.

– У тебя потрясающее чутьё, позволяющее тебе исключительно чувствовать обстановку, а твоё владение словом выше всяких похвал: любой дипломат дорого бы заплатил за то, чтобы иметь хоть частицу твоей словесной утончённости!.. Для учёного – это, конечно же, преимущество, а вот для уличного задаваки, каким ты сейчас себя показал, – это гибельный путь…

– Почему?!

– Потому что однажды ты можешь нарваться на глухонемого! – кратко заметил Тосканелли.

У Леонардо готовые сорваться с губ слова в свою защиту застряли в горле. Он поперхнулся и закашлялся.

– А это правда, что крикнул тебе вдогонку Савонарола? – осторожно поинтересовался у него Тосканелли.

– Вы о чём?

– О чёрной козе ведьмы Пресциллы, якобы молоком которой…

– Правда, – кивнул Леонардо, с трудом справляясь с кашлем. – Этот мерзавец Сантано, видимо, ему обо всём рассказал…

В глазах учёного появилась досада.

– Они теперь не дадут тебе прохода, – почесал он затылок. – Говорил я тебе…

– Дадут! – упрямо заявил Леонардо и, глянув на учёного взглядом искромётного оптимизма, пошутил: – Отдавлю Савонароле ноги, тогда и другие посторонятся!

– Ну, знаешь… – только и смог Тосканелли безысходно покачать головой и развести руками…

**** **** ****

В палаццо Медичи в приёмных покоях короля Леонардо и Тосканелли ждал приятный сюрприз. Не успев записаться у секретаря на его аудиенцию, они столкнулись в коридоре с главным королевским архитектором античных раскопок, виконтом Марко Оспелле, давним другом Тосканелли и почитателем его учёной мудрости. Виконт, подвижный человек зрелого возраста, сухощавый и быстрый в движениях, во всём желавший походить на напудренного короля Лоренцо Великолепного, со стороны напоминал напуганного таракана, выбравшегося из благовонной шкатулки. Пробегая по приёмной, он одаривал посетителей таким многообразием ароматов, что многих дурманило; не стал исключением и Леонардо. Привыкший в родовом поместье отца к деревенским трущобам и соответствующим им запахам, он с трудом воспринял великолепие королевского дворца и царивший в нём специфический запах надушенных вельмож. Марко Оспелле, с его жеманным женственным манерничаньем, показался молодому юноше из Винчи отвратительным человеком, и он даже подумал про себя: «Как может такое быть, что в свите короля имеются подобные люди, как этот надушенный таракан? Как же тогда выглядит сам король?!..» Однако этому мнению Леонардо не суждено было долго жить. Виконт, завидев Тосканелли, сразу вывел их из приёмной в коридор и, встав за зелёными бархатными портьерами с изображением фивских пирамид, – подарком египетского султана Каит-бея,– поинтересовался, что привело учёного на приём к королю.

– Возможно, я смогу вам чем-нибудь помочь, почтеннейший мессере, – жеманной учтивостью подытожил он своё обращение к учёному.

Тосканелли, не ожидая такого благоприятного случая, не стал испытывать судьбу. Обняв одной рукой за плечи Леонардо, он с той же учтивостью, что и у виконта, ответил:

– Хочу представить вам, сеньор Оспелле, моего ученика Леонардо! Он совсем ещё юнец, но выглядит гораздо старше своего возраста, а его ум и знания под стать его высокому росту…

– Он не только высок, но и чрезвычайно красив, – высокомерно заметил виконт. – Он сочиняет оды?.. Исполняет оперные стихосложения?.. Рассказывает поэмы? Знает толк в комедиях?

– Он может всё! – не моргнув глазом, ответил Тосканелли.

– Придворным дондзеллам, мадоннам и сеньорам, безусловно, понравился бы ваш ученик, мессере Паоло!.. Я позабочусь о том, чтобы король принял Леонардо без очереди, и постараюсь уговорить его взять вашего ученика на первое время в комедийную труппу карлика Паретто… Да, а как он насчёт любовных сонет?! – вожделенно причмокнул виконт губами, словно желал поцеловать красивого юношу; Леонардо стошнило, он побагровел от стыда.

– Вы меня не так поняли, сеньор Оспелле, – поторопился Тосканелли прояснить заблуждение виконта. – Я пришёл сюда не за тем, чтобы устраивать Леонардо в королевский Двор…

– Вот как?!

– Да!.. Мой ученик желает получить от короля разрешение на анатомическое сечение человеческих тел казнённых, с целью их дальнейшего медицинского изучения на благо короля и королевства Тосканы, ваше Светлость!

С лица виконта Оспелле слетело напыщенное выражение жеманного высокомерия, и он стал, как все нормальные люди, по-человечески простым и обыкновенным.

– А ваш Леонардо гораздо серьёзнее, чем я думал, – вздохнул он без деланной интонации. – Что ж вы, мессере, сразу с этого не начали?

– Простите, ваша Светлость!

– Ладно, – оттянул виконт, плотно облегавший его шею ажурный воротник, чтобы сделать очередной свободный вдох. – Подождите меня в приёмной, я сейчас что-нибудь придумаю… Честно говоря, мы давно ищем такого человека, чтобы утереть нос Священной инквизиторской Курии, которая бахвалится своими достижениями в области анатомирования человеческих тел и их медицинским изучением.