Текст книги "Мудрец"

Глава 11

Кьюлаэра бежал по лесу, бранясь. Как посмел этот наглец у него красть! Мало того, как посмел он набиваться в союзники и подбивать его на достижение сокровенного желания, с самого начала просто отвлекая его чтобы потом обворовать! Слава богам, думал Кьюлаэра, что он не попытался убить Миротворца, рассчитывая на помощь этого человека!

Было уже темно, но кое-где лунный свет пробивался сквозь листву. Кьюлаэра бежал, спотыкаясь, к той опушке, где они встретились с охотником. Она была залита лунным светом; он торопливо отыскал следы незнакомца и бросился по ним в чащу.

По пути он немного поостыл и решил, что не стоит так шуметь. Он перешел на шаг и стал ступать более осторожно, а затем пошел быстрее, не теряя следов охотника. Странно, но, похоже, человек и не пытался прятаться.

Там, за деревьями, свет костра! Кьюлаэра пошел еще медленнее, очень осторожно, но сердце его, когда он выходил на опушку, горело жаждой убийства.

Он не был достаточно осторожен! Незнакомец обернулся и ухмыльнулся:

– А, лесной житель! Не смог меня дождаться!

– Никто бы не смог ждать так долго, – ответил Кьюлаэра, – потому что ты не пришел бы никогда. – Он протянул руку. – Мой амулет. Отдай его.

Амулет блестел на шее у незнакомца.

– Подойди и возьми, – рассмеялся тот. Кьюлаэра подошел ближе, прыгнул и ударил. Незнакомец увернулся, попытался схватить Кьюлаэру за ногу, но промахнулся. Он прыгнул в тот момент, когда Кьюлаэра приземлялся, попал тому кулаком под ложечку, потом в лицо, потом в бок, но Кьюлаэра уже выучил любимые приемы охотника, все три удара отбил и вернул резким прямым. Незнакомец отразил его и двинул Кьюлаэре в челюсть. В глазах у него поплыло, он схватил незнакомца, когда тот попятился, чуть не упал, и охотник с глухим стуком рухнул на землю. Кьюлаэра отошел, встряхнулся и увидел, что незнакомец поднимается, закрываясь кулаками. Это он сделал зря. Кьюлаэра скакнул в сторону и заехал незнакомцу по голове. Охотник злобно завопил, но, падая, попытался ударить Кьюлаэру. И застал врасплох, попал ему в живот, тот согнулся от боли, быстро отступая. А незнакомец успел встать на ноги, прийти в себя и что было сил броситься на Кьюлаэру.

Так повторялось раз за разом, и казалось, что это тянулось несколько часов, большую часть ударов они оба отражали, но некоторые оказывались меткими. Соперники увертывались, отпрыгивали, били, получали удары, пока в конце концов не встали на расстоянии вытянутой руки друг от друга на полусогнутых ногах, ссутулившиеся, задыхающиеся, измотанные, шатающиеся.

– По-моему, ты все-таки пришел бы в конце концов в наш лагерь, – прохрипел Кьюлаэра, – но не для того, чтобы убить Миротворца, а чтобы убить меня!

– Ты так думаешь?

Вдруг лицо охотника как бы размягчилось, стало таять, будто свечка на солнце, а потом странно расплылось. И вновь стало прежним, но при этом осунулось. Темные волосы превратились в светлые, и Кьюлаэра обнаружил, что видит перед собой собственное лицо!

Он разинул рот, как вытащенная на сушу рыба.

– О да, я – Кьюлаэра, я – это ты! Тебе не убежать от меня, лесной житель, волчья башка, ибо кто еще может сравниться с тобой! Тебе не убежать от меня, не улететь, не убить меня, не убив себя, ведь я – это ты, и я – в тебе и всегда буду в тебе, потому что я в самом деле – ты, и никто иной!

Он запрокинул голову и громко захохотал. Кьюлаэра выругался, а незнакомец захохотал еще громче и начал растворяться, сквозь него стало видно луну, потом костер, деревья, потом остались только очертания, наполненные дымкой, теряющие форму. Ночной ветерок нес туманную фигуру прямо на Кьюлаэру. Тот попытался увернуться, ругаясь и крича, но призрак ударил его в грудь, живот, пах – и исчез.

Ночь была спокойной, если не считать дуновения ветра в ветвях деревьев и хриплого дыхания Кьюлаэры, стоящего на коленях, дрожащего, бранящегося и взмокшего от пота.

– Успокойся, Кьюлаэра.

Кьюлаэра резко поднял голову, посмотрел вверх, объятый ужасом, увидел Миротворца и облегченно обмяк.

Потом до Кьюлаэры дошло, что мудрец мог знать о его сговоре с охотником, и он снова напрягся. Чтобы скрыть страх, он грубо сказал:

– «Успокойся!» Как я могу успокоиться, если я такой вероломный и подлый змей?

– Ты не весь такой, – возразил Миротворец, – и это не твоя сущность – это лишь кожура, не сам орех, не ядро. Он – твоя кожура, ты можешь содрать ее, избавиться от нее, если хочешь.

В глазах Кьюлаэры блеснула надежда, он схватил мудреца за рубаху:

– Как?!

– Подумай, – сказал Миротворец, – действительно ли он твой двойник?

Кьюлаэра опустил глаза, сдвинул брови, задумавшись о словах и поступках незнакомца. Наконец он скривился от презрения к себе.

– Он не сделал ничего такого, чего не делал я или не сделал бы, дай мне волю.

– Ты не заметил чего-нибудь не правильного в его словах?

Кьюлаэра вспомнил и нахмурился.

– Ты усомнился хоть раз в верности того, к чему он тебя подстрекал?

– Да, – ответил Кьюлаэра, ненавидя себя, – я испытывал отвращение, колебался. Но списал это на страх.

Мудрец не стал спрашивать, что его испугало.

– Тебе не показалось, что в тебе заговорило чувство справедливости?

– Никогда не верил в такие проповеди! – рявкнул Кьюлаэра.

– Возможно, – кивнул Миротворец, – но это не значит, что у тебя нет чувства правды, справедливости. Это значит лишь, то, что люди называли правильным, шло вразрез с твоим внутренним пониманием этого слова.

Кьюлаэра сидел тихо, хмуро уставившись в землю.

– Ты не согласился со своим шаманом, со своим вождем, со своими старейшинами, – сказал Миротворец, – и решил, что ты не прав. Хуже того, ты решил, что ты плохой, и раз уж ты плохой, то ты решил быть самым плохим.

– Откуда ты знаешь?! – Кьюлаэра злобно посмотрел на старика.

– Потому что ты не первый из молодых людей, позволяющих другим творить себя, – ответил Миротворец.

Кьюлаэру возмутила мысль о том, что он позволил кому-то так управлять собой.

– Ты знал и других таких же, как я? – спросил он.

– Что, если я тебе скажу, что первым был Лукойо?

Кьюлаэра с минуту разглядывал старика, а потом с ехидцей проговорил:

– Ага! А ты, значит, полубог Огерн? – И рассмеялся. – Еще бы, такой старый! – И снова стал серьезным. – Понял. Ты хотел сказать, что Лукойо – пример того, кто нарочно стал плохим. Но он изменился!

– Или его изменили доверие и дружба Огерна и его людей, – поправил Миротворец. – И еще ему помогла любовь его жены.

– Можно было бы посмеяться, – хмыкнул Кьюлаэра.

– Так что же ты не смеешься?

– Потому что я себе не верю, – признался Кьюлаэра, потом помолчал, глядя как бы внутрь себя. – Я сильно изменился, верно?

– Внутри – да, – подтвердил старик, – но пока доверяешься себе, внешнему.

– Я больше не доверюсь ему!

– Надеюсь, – сказал Миротворец, – но это будет непросто, Кьюлаэра. Ты очень долго верил ему.

– Не теперь, после того, как увидел его таким, каким его видят другие! Клянусь, что никогда больше не буду такой мерзкой вошью и подлым змеем, как этот вероломный охотник! – Его лицо стало задумчивым. – Но как мне стать лучше, Миротворец? Я такой, какой есть, и этого не изменить.

– Да, но у тебя есть маска, – возразил Миротворец, – она – дело твоих рук. Этот охотник – твоя маска. Не нужно изменять себя, Кьюлаэра, – себя нужно найти.

– Что же я тогда?

Молодой человек заглядывал в глаза старику с невероятной страстью.

– Ты – хороший человек, честный, – просто ответил мудрец. – Ты – сильный человек, который может стать могучим воином, ты – смельчак, и из тебя может выйти настоящий герой.

Несколько месяцев назад Кьюлаэра рассмеялся бы старику в глаза и сплюнул. Теперь же он медленно проговорил:

– Не уверен, что хочу этого.

– В конечном счете, – сказал Миротворец, – дело не в том, кем ты хочешь быть, а в том, что ты есть, и в том, чтобы стать тем, каким ты можешь стать.

– Как я могу сделать это?

– Ты вернул свой амулет. – Мудрец указал Кьюлаэре на шею, тот притронулся к ней – ошейник был на месте! – Пользуйся им правильно, закаляй свой дух, как закалили твое тело месяцы труда и упражнений.

Кьюлаэра провел пальцем по замку – и он раскрылся. Пораженный, он посмотрел на амулет:

– Что это, Миротворец?

– Просто кусок железа, – сказал старик, – но внутри находится обломок стрелы, выкованной самим Ломаллином, выкованной, чтобы лететь прямо и истинно при помощи магии улинов, и, если спросить у него о добре и зле, он всегда будет указывать только на истину, и ты почувствуешь ответ внутри себя.

– Но все, что я чувствовал до сих пор, лишь холод!

– Ты не был открыт для внутреннего чувства, – возразил мудрец. – А теперь, может быть, уже открыт, а может быть, тебе придется положиться на то, что амулет становится холоднее, пока ты прислушиваешься к своему сердцу. Но со временем ты начнешь сам нащупывать ответ, а через месяцы он станет тебе хорошо понятен. – Он похлопал верзилу по плечу. – Ну давай застегивай его и пойдем к остальным.

Кьюлаэра застегнул замок амулета и встал, чтобы идти. На полпути назад он резко остановился и посмотрел на Миротворца.

Мудрец кивнул:

– Ты только что понял, откуда взялся тот охотник, да?

– Как ты сотворил его?

– Я же указал тебе, – ответил Миротворец, – по твоему образу и подобию.

– Мне нужно спрашивать зачем?

– Нужно ли? – ответил мудрец вопросом на вопрос.

– Чтобы показать мне меня, чтобы мне стало мерзко.

– Конечно. – Мудрец положил ему руку на плечо. – И помни, Кьюлаэра, я лишь показал тебе тебя таким, каким тебя видит мир. Остальное вы сделали сами, вместе.

Даже теперь Кьюлаэра содрогнулся, но сейчас он чувствовал, что осознание собственного вероломства и себялюбия более не опустошает его: он помнил, что Миротворец сказал, что внутри него живет человек более хороший.

Засыпая в эту ночь, Кьюлаэра думал о том, что Миротворец, несомненно, зная о его злокозненных замыслах, не наказал его за них и даже о них не упомянул. И самым унизительным из всего, что он понял, было то, что мудрец, зная, что его намеревались убить, не сопротивлялся этому.

Откуда старик мог знать, что у него душа героя?

Миротворец еще более замедлил странствие. Целые дни он отводил для уроков борьбы и магии, для рассказов об улинах у вечернего костра.

Наконец они научились драться, почти не задумываясь о своих движениях, выполняя их непроизвольно. Миротворец их хвалил, объясняя, что эта непроизвольность родилась из послушания и старания.

Как-то ночью он снова сказал им, что улины не были богами, а лишь более древней и могущественной расой, чем другие народы.

– А кто же тогда сотворил улинов? – спросил Йокот. Миротворец улыбнулся, обрадованный тем, что этот вопрос наконец задан.

– Бог, который был всегда и всегда пребудет, – Бог Дариада и его народа.

Кьюлаэра нахмурился:

– А как он выглядит?

– Никто не знает, – ответил ему мудрец. – У Него нет ни лица, ни формы, и Он может появиться в виде пламени, или дыма, или под маской человека. На самом деле Он, вероятно, не является ни мужчиной, ни женщиной, а кем-то неопределенным.

– Ты хочешь сказать, что этот Бог бесполый? – с неприкрытой издевкой спросил Кьюлаэра, а Китишейн и Луа изумленно уставились на старика.

А Йокот лишь посерьезнел и кивнул:

– Что еще известно об этом Первом Боге?

– Еще кое-что, – сказал Миротворец. – Он создал все сущее из Себя, и все существует в Нем.

– Если он не мужчина и не женщина, почему ты говоришь о Нем «Он»? – спросила Китишейн.

– Потому что я – мужчина и мною движет власть самообмана. Мне кажется, что я лучше смогу Его понять, если Он тоже мужчина, – откровенно признался Миротворец. – Он властвует над всем сущим. Он помогает нуждающимся в помощи и взывающим к Нему, если эта помощь поспособствует их душам в возращении к Нему после смерти. Прогневавшие Его никогда не вернутся к Нему...

– И скорее всего сами не захотят, – кисло буркнул Кьюлаэра.

Разговоры о высшем Боге как-то странно тревожили его.

– Он – начало и конец всей жизни, и нет непреходящего счастья вне Его, – заключил Миротворец. Кьюлаэра хрипло, коротко хохотнул:

– Я знавал многих, кто был вполне счастлив.

– Значит, они жили в Нем, по Его законам, знали они об этом или нет, – сказал Миротворец.

– Коли так, странные у Него законы! Я говорил о людях, что воровали и обманывали тех, кто слабее их, и силой заставляли их подчиняться, если те отказывались!

– Если они были по-настоящему счастливы, – возразил мудрец, – почему все время стремились заполучить все больше богатства и власти?

Кьюлаэра озадаченно замолчал.

– Потому что им нравилось приобретать так же, как и обладать, – медленно проговорил Йокот. Миротворец кивнул:

– Но если они все время алкали удовольствий вне себя, значит, не было удовлетворения у них внутри, в душе их не жило непреходящее чувство радости, которое не нуждается в непрерывном пополнении из внешних источников.

– Ты говоришь, что те, кто поклоняется этому твоему Создателю, не нуждаются в постоянном пополнении того, что имеют? – Издевка Кьюлаэры граничила с яростью.

– Нуждаются, но они получают все от Него, – объяснил ему Миротворец. – Они черпают из неоскудеющего источника и счастливы не только после смерти, но и при жизни.

Луа и Китишейн не отрывали от старика широко раскрытых, задумчивых глаз, а Кьюлаэра резко заявил:

– Не поверю!

– «Не поверю», – заметил Миротворец, – не означает «не смогу поверить».

– Не поверю, не смогу поверить – какая разница? – Кьюлаэра опять начал злиться. – Говоришь, что улины не боги, но могут убивать нас по собственной прихоти, могут стирать горы в песок, могут сражаться в небесах! Назови их сверхчеловеками, назови божками – все одно, они то, что они есть, и если они не боги, то уж точно настолько к тому близки, что остальное все равно! Они обладают божественной властью – значит, они боги!

– Они мертвы, – сказал Миротворец, – почти все. В живых осталось лишь несколько из них.

– Это ты так говоришь! – Кьюлаэра вскочил и ткнул в старика пальцем. – Ты так говоришь, но никто никогда не видел улина более одного раза за целую жизнь, а большинство не видели ни разу, так откуда мы можем знать, мертвы они или нет? Что до меня, то я отказываюсь верить и тому, что они не боги, и тому, что они почти все умерли!

– А я верю. – Глаза Йокота блестели. – Я верю, что они просто более старая раса гигантов, наделенных магическими силами, созданных тем же Творцом, который создал и нас, молодые расы.

– Веришь в эти старушечьи сказки? – Кьюлаэра повернулся и зыркнул на Йокота.

– Да, – подтвердил гном, – потому что в магии намного больше смысла, если ее силы исходят из единого Источника.

– Единого? – ощерился Кьюлаэра. – А черная магия, а? А поклонение мертвецам, а вызывание злых духов?

– Любое добро может быть превращено во зло, когда попадает в руки злых людей, – ответил невозмутимый гном. – Все равно изначально было добро. – Он кивнул. – Да, это даже проясняет, как можно одолеть черную магию, как ее преобразить, чтобы победить.

– И заодно усилить свою собственную магию, – не отступался Кьюлаэра, но в душе содрогнулся от такой мысли.

А Йокот только равнодушно кивнул:

– Любые лишние знания пойдут на пользу моим шаманским способностям, ты прав.

– Значит, ты веришь Миротворцу, – с отвращением подытожил Кьюлаэра и повернулся к мудрецу, исполненный ехидства. – Есть хоть что-нибудь, чего ты не знаешь?

– Слишком много, – вздохнул старик, – куда как много. – И эти его слова прозвучали плачем, эхом, пронесшимся сквозь века, повторенные устами многих и многих ученых мужей.

* * *

Они шли на север, осень становилась холоднее, а горы – все выше. По вечерам Китишейн доставала собранные ею звериные шкуры и показывала всем, как шить из них накидки. Миротворец рассказал, что люди, живущие в северных странах, пришивают к вороту накидок меховые колпаки, подобно тому как на юге люди носят одежду с легкими колпаками для защиты от солнца.

– Ночи не становятся длиннее, Миротворец, – заметил как-то Йокот. – Как так может быть? Осень в разгаре!

– Да, но мы ведь движемся на север, – объяснил Миротворец. – Чем севернее уходишь – тем длиннее день, здесь осень длиннее, но не дни.

Для Кьюлаэры это были пустые слова, а Йокот вроде бы все понял, кивнул и довольно улыбнулся. Ненависть верзилы к гному успела ослабеть, но тут снова вспыхнула с прежней силой.

Земля уходила вверх; через два пути они оглянулись и увидели раскинувшуюся внизу равнину и деревья, такие маленькие, что отсюда походили на кривые ряды сорняков. Устремив взоры вперед, они увидели горы, вздымающиеся до небес.

– Нам на них взбираться придется? – с испугом спросил Йокот.

– Когда-нибудь ты научишься, сидя со скрещенными ногами, подниматься над землей в шаманском трансе, Йокот, – сказал ему Миротворец. – Потом научишься летать над такими вот горами. А сейчас придется взбираться, да.

Луа вздрогнула:

– Мы попадаем вниз!

– Нет, не бойся, пройдем, – успокоил ее Миротворец, – потому что между вершинами есть проход. Путь как путь, но неблизкий.

Кьюлаэра чуть не спросил, откуда старик это знает, но одумался и промолчал.

И они начали восхождение, и оно было тяжелым, изнуряющим. Небо все чаще хмурилось, погожие дни выдавались редко, и в тени гор света было совсем немного, но гномы все равно надевали свои очки, пока не повстречали незнакомца.

Вышло это так: у Луа появилась привычка время от времени останавливаться и подбирать круглые камешки. Некоторые из них она сохраняла. Йокот мрачно наблюдал за ней, но молчал. Все жутко удивились, когда один из камешков сказал:

– Ух!

Луа отпрыгнула, вытаращила глаза, а Йокот в одно мгновение оказался подле нее. Все остановились, насторожились. Кьюлаэра и Китишейн ничего, кроме камешка, не видели.

– Прости, старик, – запинаясь, пробормотала Луа. – Я не заметила, что это твой палец.

– Слепая, что ли? – сказал каменно-скрипучий голос, и тут некоторые камни зашевелились.

Китишейн открыла рот от удивления: двигалось что-то вроде человеческого тела!

Правда, не совсем. Ростом вполовину меньше, цветом как камни вокруг, а кожа ну точно каменная, – но плечи, руки и голова были размерами как у взрослого и очень сильного человека. Туловище короткое, а ноги еще короче.

Это был дверг.

– Конечно, вы слепые, – сам себе ответил карлик. – Вы гномы, да на вас еще и маски, из-за которых вы почти ничего не видите!

Луа переместила очки на лоб и зажмурилась от неожиданно яркого света.

– Да, теперь я тебя вижу, день сегодня пасмурный и свет не режет глаза. Глупая я, что не сняла очки раньше.

– Глупая, это точно, – проскрипел дверг. – А что общего у гномов с людьми?

– Мы учимся у мудреца, – ответил Йокот, приподнимая очки. – Что ты делаешь вдали от дома средь бела дня? Я знаю, что дверги все время собирают камни на поверхности земли, но только по ночам!

– Наши-то глаза переносят дневной свет, – пробурчал дверг. – Теперь убирайтесь. Хотя, будь вы поумнее, якшались бы с себе подобными, а не с людьми.

Лицо Йокота потемнело, он готовил резкий ответ.

Миротворец его опередил:

– Он готов огрызаться сколько угодно, но не попросит помощи.

– Помощи? – Луа оглядела дверга с ног до головы и воскликнула:

– Ему ногу валуном прищемило!

Кьюлаэра посмотрел и изумился:

– Странно еще, как ее не расплющило!

– Ты не знаешь, насколько крепки дверги, – огрызнулся незнакомец, но, глянув на Миротворца, совершенно спокойно сказал:

– Так ты проснулся, да? Видно, дела в мире пошли хуже, чем кажется!

– Только среди живущих, – успокоил его старик и кивнул Кьюлаэре:

– Достань из моего мешка лом, положи его на небольшой камень и подними этот валун, чтобы дверг освободился.

Кьюлаэра подумал, что тут вряд ли можно будет сказать, что дверг освободился, но ему хватило ума смолчать. Он снял мешок, отыскал лом, подпихнул его расплющенный конец под валун, использовал как рычаг камень поменьше, размышляя при этом о том, что ему наконец удалось кое-что понять в людях.

Кьюлаэра надавил на лом изо всех сил. Валун качнулся.

– Заклинание, Йокот, – распорядился Миротворец. Гном заговорил. Дверг изумленно смотрел на него. Кьюлаэра нажал сильнее, и ближний к нему край камня приподнялся на пару дюймов. Дверг выдернул ногу, поднял ее, потер рукой. Звук получился такой, будто терли камнем о камень. Кьюлаэра с облегчением поднял лом.

– Спасибо, – медленно проговорил дверг.

Йокот и Луа вытаращили глаза.

Китишейн поняла, в чем дело, и прошептала мудрецу:

– Миротворец, в сказках говорится, что дверги не умеют благодарить.

– Сказки лгут, – прошептал он в ответ. Луа пришла в себя:

– Рады были помочь тебе, старик.

– Да, правда, очень рады, – согласился Йокот, все еще не оправившись от потрясения. – Правда, Кьюлаэра?

– Еще как рады, – буркнул верзила. Он убрал лом и завязал мешок.

– Я отплачу, – сказал дверг, – или другой дверг. Заходите в Глэксингорок. Дверги всегда возвращают долги.

– Ты ничего нам не должен, – возразила Луа. – Мы сделали то, что должны были сделать, потому что так правильно!

– Должен, – решительно заявил дверг. – Прощайте. – Он шагнул к голой каменной стене и, слившись с ней, исчез.

Люди изумленно смотрели туда, где только что стоял дверг, а Йокот сказал:

– Может быть, он все еще здесь, а нам его не видно.

– Все может быть, – согласился Миротворец. – Вы молодцы, друзья мои.

– Для меня любое дело сгодится, лишь бы сбросить мешок хоть ненадолго. – Кьюлаэра снова, ворча, поднял ношу. – А с этим делом, видать, покончено, верно я говорю, Миротворец?

– Я бы сказал скорее, что оно успешно завершено, – ответил довольный мудрец. – Но ты прав, Кьюлаэра, нам пора идти.

Оставшуюся часть пути по горам гномы проделали без очков. Они понадобились им лишь однажды, когда несколько часов подряд светило солнце.

К счастью, даже теперь Миротворец заставлял их идти только по полдня. Вторую половину дня он упорно посвящал совершенствованию навыков борьбы и разучиванию новых приемов. Большое внимание он уделял обучению своих подопечных тому, как дышать горным воздухом. Поначалу у всех кружилась голова, но потом они привыкли.

– Будьте осторожны, когда начнем спускаться – воздух станет густым, будто похлебка.

Кьюлаэра в раздражении ломал голову, почему Миротворец заставляет их учиться на такой высоте. Он что, думает, что на высокогорном перевале они столкнутся с вражеским войском? Но он придержал язык, решив, что истинный воин должен быть готов к бою в любое время и в любом месте.

Муштра Миротворца пригодилась потом, когда на перевале навстречу им выскочило чудовище и встало на пути.

Женщины отпрянули в ужасе, даже Кьюлаэра издал изумленный возглас.

– Миротворец! Это какой-то получеловек!

Так оно и было – чудовище стояло на одной-единственной здоровущей широкой ноге. Второй не было и в помине: нога переходила в туловище безо всякого там бедра. Голову чудища венчала колючая соломенная шапка волос, единственный глаз торчал посреди лба, вздернутый нос имел только одну ноздрю, широкий рот смыкали тонкие губы. Грудь и живот дыбились мышцами, от грудины росла длинная, толстая, могучая рука. Рука взметнулась и вытянулась вперед ладонью, преграждая путникам дорогу. Тварь разразилась угрожающим утробным лаем, из которого явствовало, что она не намерена отступать. Одежды на ней не было, и было видно, что чудище бесполо. Луа дрожала.

– Кто это, Миротворец? – спросил, выпучив глаза, Йокот.

– Это фучан, – ответил Миротворец, – и нам его не обойти.

– Что? – изумился Кьюлаэра. – Мы должны стоять и ждать, пока он смилостивится?

Чудовище еще раз сипло и угрожающе рявкнуло, и Миротворец сказал:

– Оно никогда не смилостивится. Это Боленкар поставил его здесь, чтобы никто не мог пройти дальше в горы.

Кьюлаэра нахмурился:

– Зачем? Какая ему разница?

– Когда этот путь закрыт, – ответил Миротворец, – невозможно спастись от орд ваньяров, гонимых им на запад.

Ответ показался Кьюлаэре странным, но времени на размышления не было.

– Давай хоть попробуем, чего она стоит, эта пакость.

Кьюлаэра пошел в сторону, оставаясь лицом к фучану и в боевой стойке. Фучан перескакивал вслед за ним, не спускал с него неморгающего глаза. Кьюлаэра вспрыгнул на камень. Фучан, подражая ему, высоко подпрыгнул, но приземлился около камня, ожидая, очевидно, что Кьюлаэра спрыгнет. Йокот метнулся в освободившийся проход.

Фучан высоко подпрыгнул. Его широкая ступня метила в точности в то место, где по приземлении должен был оказаться гном. Йокот резко свернул, но фучан каким-то немыслимым образом изменил направление и приземлился прямо перед гномом.

В этот миг Кьюлаэра спрыгнул с камня.

Фучан в одно мгновение очутился подле него и выбросил перед собой огромный кулак. Кьюлаэра отлетел назад, заслонившись руками, а фучан развернулся и схватил вновь попытавшегося проскочить Йокота. Широкая ладонь высоко подбросила гнома. Тот завопил от ужаса, но Миротворец подбежал и поймал его.

– Он с умом выбрал место, Йокот. Проход слишком узок для того, чтобы бороться против него более чем вдвоем, а с двумя он управится легко.

– А с одним управится? – Кьюлаэра пошел прямо на фучана, пригнулся и трижды быстро ударил чудище в живот. Это было все равно что молотить кулаком по стволу дуба. Кьюлаэра отпрыгнул, пытаясь за воплем удивления скрыть свою боль. Кулак фучана догнал его, и Кьюлаэра повалился на землю. Луа в мгновение ока оказалась рядом, но он с ревом отпихнул ее, вскочил на ноги и устремил взгляд на фучана.

– Вспомни, чему я тебя учил! – крикнул Миротворец, и Кьюлаэра мгновенно принял боевую стойку. Он понимал, что – задумал это его учитель или нет – ему предстояло испытание.

– Не ожидал, что он окажется таким сильным, – пробормотал он.

– Он достаточно силен, чтобы крошить скалы, если у него камень в руке! Будь осторожен!

Кьюлаэра стал медленно обходить чудище. Фучан, вместо того чтобы просто поворачиваться, принялся, передразнивая Кьюлаэру, скакать на полусогнутых ногах. Кьюлаэра ждал подходящего случая, чтобы ударить, когда фучан будет в воздухе. Он целился туда, где у человека был бы пах, но фучан согнул ногу в колене и отразил удар. Потом его нога резко взметнулась, и Кьюлаэра, крича от боли, полетел назад, к друзьям. Он согнулся пополам, его вырвало – удар пришелся в живот. Луа уже была рядом, гладила его по спине, а у несчастного даже не было сил отшвырнуть ее. Сквозь звон в ушах Кьюлаэра расслышал голос Китишейн:

– Он повторяет все твои движения.

Когда муть в глазах развеялась, он увидел, что Китишейн приближается к чудовищу.

– Нет! – крикнул он в приступе ужаса. – Он убьет тебя!

– Я не буду подходить слишком близко, – успокоила его Китишейн.

И тут она – невероятно! – принялась плясать! Подпрыгнув на левой ноге, правую отвела назад, подскочила, прищелкнув пятками, а фучан, подражая, шагнул в одну сторону, в другую, потом подпрыгнул, присел, повторяя ее движения настолько точно, насколько мог, обладая одной ногой. Китишейн взялась за более сложные движения, танцевала все скорее, и фучан, продолжая подражать ей, начал заваливаться назад. Его лоб наморщился от напряжения, нога скакала с такой скоростью, что он как будто и не успевал приземляться, – он начал отставать от Китишейн, его движения становились все более неуклюжими, потому что он пытался сделать несколько разных шагов сразу.

– Ты его запутала! – выдохнула изумленная Луа. Запыхавшаяся Китишейн кивнула, ее глаза загорелись, она вытащила меч. Фучан резко замер, изможденно воззрился на девушку, а Китишейн положила меч на землю и закричала:

– Миротворец, дай мне нож Кьюлаэры!

Старик шагнул к девушке, протянул ей нож. Она схватила его, положила на свой меч так, что они скрестились, и начала легко скакать по четырем образовавшимся площадкам на кончиках пальцев. Ее глаза горели, щеки покраснели, грудь поднималась и опускалась в коротких глубоких вдохах, а завороженный Кьюлаэра наблюдал, позабыв в восхищении ее красотой про свою боль.

Фучан снова принялся подражать ее движениям, подскакивая в ответ прыжкам ее легких ножек, все быстрее и быстрее, заваливаясь назад, путаясь, пытаясь не сбиться.

Китишейн нагнулась, схватила меч и бросилась на него. Кулак фучана взметнулся, отбросил в сторону меч, врезался ей в грудь.

– Китишейн! – закричала Луа, подбегая к падающей на землю подруге, но Кьюлаэра обогнал ее.

Он бережно приподнял голову Китишейн, в его голосе сквозила тревога:

– Китишейн! Ты жива?

Девушка открыла глаза, изумленно воззрилась на него:

– Жива... да. – И тут же обмякла. Луа принялась гладить ее лоб, что-то нашептывая. Кьюлаэра оставил Китишейн на ее попечение и зло глянул на фучана:

– Подлое чудище! Ударить такое нежное, такое хрупкое создание!

Китишейн пришла в себя и догадалась, что на уме у Кьюлаэры.

– Нет, Кьюлаэра!

– Он заслужил то, что получит, – зарычал верзила и пошел на фучана.

– Только не злись! – Китишейн вяло махнула рукой. – Луа... скажи ему...

Девушка-гном отпустила голову подруги и помчалась за Кьюлаэрой. Ее маленькая ручка робко коснулась его огромной ручищи, и она сказала:

– Не мсти, Кьюлаэра, не надо, если... любишь ее. Бейся только ради общего дела.

Любовь! Это слово ошеломило Кьюлаэру, но еще больше его удивило то, что Луа говорила о его любви к другой, без злобы и страха.

– Она права, – сдавленно сказал Йокот. – Мы должны перехитрить эту тварь, ясно, что мы не сможем победить его одной лишь силой оружия.

Это было то, что Кьюлаэре меньше всего хотелось слышать, но он неохотно приостановился, не спуская с чудовища злого взгляда. А оно ждало, бесстрастное, спокойное и готовое к бою.

– Китишейн показала, как надо действовать, – напомнил Йокот.

Глаза Кьюлаэры блеснули, он медленно и неловко начал повторять движения Китишейн. Все быстрее и быстрее его ноги плели замысловатые узоры, все шире и шире становились прыжки. Утомленный фучан принялся ему подражать, исполняя танец, как мог на одной ноге. Кьюлаэра к движениям из стороны в сторону добавил шаги вперед и назад, и всякий раз он оказывался чуть-чуть ближе к фучану.

Йокот стал бить по бедрам и груди в такт танцу Кьюлаэры; Луа присоединилась к нему, засвистела, запела без слов. Все быстрее и быстрее становилась музыка, все быстрее и быстрее плясал Кьюлаэра, все быстрее и быстрее скакал фучан, становясь все более и более неуклюжим в неистовых попытках поспевать за Кьюлаэрой. Кьюлаэра высоко подпрыгнул, фучан тоже высоко подпрыгнул, и Кьюлаэра заехал ему ногой в «бедро».

Это была смелая попытка, но, несмотря на быстроту Кьюлаэры, фучан был еще быстрее. Он отскочил в сторону, высоко выбросил ногу, повторяя движение Кьюлаэры, а Кьюлаэра, приземлившись, поймал его ногу и толкнул вверх. Взметнулась единственная рука, фучан испуганно взвыл, силясь опустить ногу, но Кьюлаэра держал ее высоко и крепко, и чудище шлепнулось на землю. Его голова ударилась о камень, и он перестал двигаться.