Текст книги "Мудрец"

– Подлая зверюга! – прорычал Кьюлаэра, подошел ближе, чтобы пнуть в то место, где полагалось находиться паху, но его ногу обхватила Луа, крича:

– Нет, Кьюлаэра! Не надо мстить! Ты победил его, этого достаточно!

Он потряс ногой, порычал, но не сумел отбросить Луа. Подошла Китишейн и обняла его:

– Да, более чем достаточно, о храбрец. Бедняга без чувств; пощади его бессмысленную жизнь! Давай побыстрее пройдем мимо, и все.

Кьюлаэра изумленно смотрел на девушку и видел сначала лишь ее глаза, большие, карие, глядящие на него. Потом, через мгновение, появилось все ее лицо – маленькое, хрупкое, с небольшим подбородком, высоким лбом, трогательным носом, который ему вдруг до боли захотелось поцеловать, даже сильнее, чем влажные, пухлые губы.

Она заметила, как Кьюлаэра смотрит на нее, улыбнулась и отошла в сторону.

– Ну пойдем!

Она протянула Кьюлаэре руку, шагая мимо фучана.

Китишейн не видела выражения лица Луа – странной смеси печали и нежности, радости при виде начинающейся любви и тоски оттого, что некогда любимый нашел другую.

А вот Йокот это заметил, и его взгляд потяжелел, исполнился безразличием, когда он почувствовал, словно удар, что Луа любит другого, но его любовь к ней была сильнее обиды. Он подошел к ней и тихо сказал:

– Не говори им ничего, Луа, иначе они скажут, что ты не права, и примутся драться, чтобы это доказать!

Луа удивленно обернулась, но, несмотря на то, что глаза ее наполнились слезами, ей удалось засмеяться.

– О Йокот! Ты, должно быть, уже все в жизни изведал?

На мгновение желание отразилось в его глазах, он коснулся ее руки:

– Все, что смог, лишь самая желанная меня отвергла.

Луа изумилась, покраснела и отвернулась. Йокот некоторое время грустно глядел на нее, потом опустил на глаза очки и зашагал вперед.

Они прошли мимо поверженного фучана, теперь бездыханного и потому безвредного. Луа чуть было не задержалась, чтобы помочь чудищу, но Миротворец протянул к ней руку и поторопил. Когда они прошли футов сто по проходу, он позволил Луа остановиться и посмотреть назад.

Китишейн тоже обернулась и поежилась:

– С виду такой беспомощный, а ведь смертельно опасен! Как это славно, что ты его победил, Кьюлаэра.

– Только благодаря поданному тобой примеру. – Не отобрать всю славу себе было непросто, но именно так повел бы себя тот охотник, его двойник, поэтому Кьюлаэра сдержался – У тебя было озарение, самое настоящее.

Китишейн удивленно уставилась на него в изумлении, но он этого не заметил, поскольку уже повернулся к Йокоту.

– Ты оказался прав, гном, – сказал он неохотно. – Одной лишь силой победить его мы не могли.

Йокот одарил Кьюлаэру изумленным взором, а Миротворец кивнул, улыбаясь в бороду.

– Хорошо сказано, и очень точно, Кьюлаэра! В одиночку ни один из вас не справился бы со зверюгой, а вместе вы легко его одолели.

Кьюлаэра почувствовал себя как-то неуютно от его похвалы Он раздраженно обернулся к старику:

– Почему ты не помог нам, Миротворец?

– Потому что, – ответил мудрец, – в том не было нужды.

Кьюлаэра удивленно глянул на него, потом развернулся, посмотрел на остальных и увидел, что все смотрят на него.

Миротворец избавил всех от смущения.

– Он зашевелился, он просыпается! Скорее, он не должен нас заметить, иначе бросится в погоню!

Этого, конечно, не хотел никто. Они поспешили. Кьюлаэра еще минуту постоял, борясь с непонятными ощущениями, а потом понял, что Китишейн свой меч подобрала, а его нож Миротворец оставил лежать на дороге. Кьюлаэра поднял нож, испытывая чувство победы и огромного облегчения, заткнул за пояс и поспешил за остальными. На то, чтобы сделать новые ножны, времени хватит.

Когда он поравнялся с ними, Китишейн спросила у старика:

– Ты назвал его «несчастным зверем», Миротворец?

– А ты разве не была бы несчастна, будучи бесполой, одинокой, если бы вся твоя жизнь проходила в ожидании пытающихся пройти мимо, а может, и ждать некого?

– Откуда же он взялся, этот фучан? – спросил Йокот.

– Я расскажу, когда мы с вами усядемся у костра, но сначала давайте найдем место, где мы могли бы безопасно его разжечь! Быстрее, чудовище цепляется за камни, пытаясь встать!

Кьюлаэра оглянулся, но дорога уже пошла на спуск, и фучан скрылся из глаз. Откуда старик мог знать, чем занимается чудище?

Миротворец разрешил остановиться после того, как они прошли еще с милю. К тому времени стало уже достаточно темно, и вперед всех вели гномы, снявшие очки. Они выбрали широкую плоскую площадку, прикрытую сзади скалой и маленькими деревцами-недоростками, давшими все же достаточное для костра количество сухих шишек. Кьюлаэра, собирая их, поймал себя на размышлениях о том, так уж ли в действительности необходимо Миротворцу дерево для огня.

На такой высоте водилось совсем мало или вообще не водилось дичи; ужинать предстояло вяленым мясом, сваренным для мягкости, и сухарями. Пока они ждали, когда закипит вода, Миротворец объяснял:

– Боленкар, будучи ульгарлом, – получеловек-полуулин и поэтому с рождения наделен магической силой, хотя вовсе не такой могучей, как у его отца Улагана. Человеконенавистник научил всех своих отпрысков, как пользоваться этой силой, и у них предостаточно власти, чтобы нанести огромный вред.

– Но как ему удалось создать столь извращенное создание, как этот фучан? – спросил Йокот.

– Именно так, как ты сказал, – извратив создание Творца. В данном случае он взял еще не родившееся дитя, разделил его пополам, удалил все железы, которые могли бы наделять его желаниями, выветрил все желания, кроме одного – стремления угодить хозяину. Когда чудище выросло, Боленкар научил его драться и поставил стеречь проход, будучи уверенным, что в голове у чудовища единственная мысль – угодить ему, останавливая пытающихся пройти.

– И что он вызовет его неудовольствие, если кому-нибудь удастся пройти? – тихо спросила Луа.

– К сожалению, да, но Боленкар не улин, может и не узнать, что кто-то прошел мимо фучана.

– Если он способен про это узнать, то с нашей стороны было бы милосерднее прикончить фучана, – хмыкнул Кьюлаэра. Луа громко запротестовала, но Китишейн ее не поддержала. Йокот продолжал расспрашивать старика:

– Почему Боленкар не хочет, чтобы кто-либо проходил здесь? Ведь не только затем, чтобы быть уверенным, что они не убегут от ваньяров и прочих разбойников!

– Точно сказать не могу, – неохотно отозвался Миротворец.

– Не можешь? – Кьюлаэра возмущенно вскочил на ноги. – Тогда поделись с нами своими догадками! Мы определенно этого заслужили, а твои догадки столь близки к уверенности, что особой разницы нет! Зачем Боленкар поставил стража у этого перехода?

Но Миротворец молчал, сжав губы, и глядел на пламя костра.

Следующий вопрос задал Йокот.

– Он знал, что мы сюда придем, да?

– Думаю, да, – ответил мудрец. – Думаю, что он догадался.

Вокруг костра, такого крохотного в необъятной горной ночи, воцарилось оцепенение.

В конце концов Луа спросила тонким голоском:

– Какое ему дело до нас?

– Такое, – ответил ей Йокот, – что нас ведет Миротворец.

И ветер обдал их холодом.

Глава 12

В эту ночь им почему-то спалось сладко, так сладко, что когда тревожный крик Миротворца вырвал их из глубочайшего забытья, они все сонно повскакивали, начали в страхе озираться, пытаться стряхнуть пелену с глаз.

– Что стряслось, Миротворец?

– Что за опасность?

– Что?

– На деревья, быстро! Приближается людоед!

Чего-чего, а преследователей им вовсе не было нужно. Луа и Йокот взобрались на ближайший дуб, а Кьюлаэра схватил Китишейн за талию и подсадил ее на нижнюю ветвь вяза. Сам он побежал к большой пихте, крича:

– Останови его своей магией, мудрец!

– Он уже трудится, – крикнул Йокот, – но защита бывает такой же опасной, как и нападение!

Миротворец действительно стоял у костра, водил в воздухе руками и что-то неторопливо говорил. Но тут из мрака появился кулак размером с мешок, и Кьюлаэра отлетел к дереву. Он чуть не завопил от злобы, но сумел сдержаться даже тогда, когда чудовище выступило на свет костра, ухмыляясь и пуская слюни. Росту в нем было около десяти футов, ссутуленные плечи являли собою нагромождения мышц, руки – ветви столетнего дуба, ноги – его ствол. Чудовище было могуче и огромно, толстобрюхо и волосато; голова сидела столь низко, что казалось, будто бы она растет прямо из его широкой, волосатой груди. На великане было столько волос, что поначалу Кьюлаэре почудилось, будто он облачен в меховые рубаху и штаны. Но тут отблеск костра озарил изъеденный молью кусок кожи, служивший великану набедренной повязкой, и Кьюлаэра заметил, что он выделяется на фоне собственной шкуры зверя. При виде его Луа издала сдавленный звук, людоед поднял голову вверх. Его голова напоминала огромную дыню с разрезом для рта, гнойного провала с редкими пеньками зубов; нос – пипка с ноздрями, глаза – маленькие, сверкающие злобой, под низким лбом. Даже Кьюлаэре пришлось сдержать дрожь.

Высоко на своем дереве ожесточенно, бешено размахивал руками и бормотал Йокот.

Людоед, похоже, решил, что кричала ночная птица или зверь, не стоящие его внимания, повернулся и вразвалку двинулся к костру. Он выхватил вертел из пламени, лихо снял зубами все, что на нем жарилось. Впихнув себе в утробу эту уйму съестного, он схватил бурдюк и опрокинул его вместе с содержимым себе в рот. Пожевал, проглотил воду, выплюнул кожу. Потом разбросал навесы, расшвырял мешки, разъяренно рыча, поскольку больше ничего съестного ему найти не удавалось. Наконец он собрался уходить, но по пути врезался в вяз, Китишейн тихонько вскрикнула, в ужасе вцепившись в раскачивающуюся ветку. Людоед поднял глаза, увидел девушку и ухмыльнулся от уха до уха. Он потянулся, чтобы сорвать ее с ветки, но Китишейн вцепилась еще сильнее и закричала. Кьюлаэра быстро спустился с пихты, а людоед просто-напросто отломил ветку и сорвал с нее Китишейн, будто листок, и потащил ко рту.

Кьюлаэра прыгнул на землю и взревел:

– Опусти ее, приятель! Это мое лакомство!

Он высоко подпрыгнул и дал чудовищу пинка под зад. Это место у людоеда оказалось чувствительным; людоед взвыл, будто целая стая волков, сразу бросил Китишейн и повернулся к обидчику. Огромные кулаки метнулись к Кьюлаэре, такие огромные, что он бы заметил их приближение и за милю, а потому увернуться было несложно. Он отклонился влево, потом вправо, затем по земле возле него шлепнули руки людоеда, и Кьюлаэра прыгнул на одну из них всем своим весом. Людоед взвыл и попытался прихлопнуть его другой рукой, но Кьюлаэра отпрыгнул в сторону, и людоед взревел, шлепнув по собственной руке. Решив, что ему удалось отвлечь чудище, Кьюлаэра высоко подпрыгнул и вцепился в гигантское ухо. Людоед орал, но все-таки поднял руку и отшвырнул человека прочь, будто бы тот был мошкой.

Кьюлаэра взмыл в воздух, попытался сделать переворот, чтобы приземлиться на ноги; но в итоге упал на спину. Боль навалилась жуткая; он, не в силах вздохнуть, глядел на то, как людоед встает, поворачивается к нему, поднимает ножищу...

Но тут прямо в нос людоеду ударила стрела. Она тут же упала, но заставила людоеда закричать от боли. Он повернулся в ту сторону, откуда прилетела стрела, как раз в тот момент, когда появилась следующая, и угодила ему в лоб. Кьюлаэра похвалил бы такую меткость – последняя мишень не была слишком большой, учитывая размеры лба людоеда, – если бы чудище с залитым кровью из раны глазом не двинулся на лучника. А лучником была Китишейн! Кьюлаэра вскочил на ноги и бросился в сторону гигантского колена.

Подобно камню, он врезался в него. Людоед закричал от неожиданности и испуга, когда ноги подкосились под ним. Он осел, и на мгновение Кьюлаэру так сильно придавило, что ему показалось, что его голова сейчас треснет, но людоед упал на бок, давление ослабло, и Кьюлаэра смог выбраться на свободу.

Ошеломленный людоед бешено орал, поднимаясь на ноги, отбиваясь от летящих в него стрел. Кьюлаэра удивился, когда заметил, что часть из них в два раза короче других, а после понял, что они летят с двух сторон. Одному из гномов удалось где-то раздобыть второй лук!

Но ни одна из стрел не достигла главной цели: у людоеда были такие маленькие глазки, что стрела могла бы попасть в них лишь чудом, к тому же большую часть стрел великан отбивал мозолистыми руками. Однако некоторым удалось существенно его поранить; он заревел как от боли, так и от злобы и кинулся на большего из лучников Кьюлаэра не мог позволить чудовищу добраться до Китишейн! Он бросился к нему и с лета ударил в колено. Удар пришелся сбоку, Кьюлаэра отскочил назад, сустав согнулся, людоед яростно заголосил и в падении развернулся, чтобы поймать человека.

Земля ушла из-под его ног – он провалился в яму.

– Отлично, Йокот! – закричал Кьюлаэра. Огромная лапа появилась из ямы, за ней последовала гигантская голова...

Кьюлаэра с разворота врезал ногой людоеду прямо в глаз. Людоед опять завыл, но вытащил-таки вторую лапу, схватил ею Кьюлаэру и, падая, потащил его себе в рот. Сбоку прилетела стрела и попала монстру в брюхо. Он закричал от боли, выронил Кьюлаэру, тот подпрыгнул и ударил людоеда в нос, после чего развернулся и отбежал на десять шагов. Но людоед уже выбрался из ямы. Он размахивал огромными кулаками, намереваясь размозжить человека, Кьюлаэра отпрыгнул, но недостаточно быстро; скользящий удар пришелся ему в бок и по руке, и Кьюлаэра, шатаясь, отлетел в сторону. Рука и плечо пылали от боли, но на ногах ему устоять удалось, удалось и повернуться лицом к врагу, и он увидел Йокота, продолжавшего размахивать руками на дереве, и Китишейн, стоящую с натянутым луком.

Ему хотелось верить, что сегодня он им нравится. Людоед развернулся, кулак его рубанул воздух, как крыло мельницы, но Кьюлаэра легко увернулся, выхватил меч и успел выставить острие в тот момент, когда огромная нога летела ему в живот. Пронзив ногу людоеда, Кьюлаэра шагнул в сторону. Дикий рев огласил лес, людоед пометался по лагерю и снова отыскал свирепыми глазами Кьюлаэру. Он направился к нему, намереваясь схватить лапами, потом отпрыгнул в сторону, сжал кулаки и нанес по дереву удар, от которого Китишейн взлетела в воздух. Кьюлаэра заорал от злобы и бросился на врага, держа перед собой меч, позабыв про всякие приемы. Монстр повернулся, осклабясь, и направил в цель гигантский шар кулака, но по лагерю неожиданно пронеслось ревущее пламя, опалившее чудовищу ногу и бедро. Людоед закричал от боли, бросился бежать, но обернулся и угрожающе посмотрел. Он шарил взглядом по деревьям...

Догадавшись, что он там ищет, Кьюлаэра побежал, держа меч наготове, чтобы отвлечь чудовище на себя, но слишком поздно – тот заметил Йокота и сшиб его с ветки, будто бы тот был мухой. Гном вскрикнул и, кувыркаясь, пролетел дюжину футов по воздуху, приземлившись в кустах.

– Ладно, Миротворец! – крикнул Кьюлаэра, ненавидя себя за промашку. – Нам не справиться с людоедом! Может, теперь ты поможешь нам?

Тут ему пришлось отскочить, потому что людоед развернулся и бросился на него.

На самом деле это было несправедливо: мудрец в это время старался встать на ноги. А после бесстрашно зашагал в сторону людоеда. Взвился посох, и людоед согнулся пополам, схватившись за живот. Посох взвился снова, попал чудовищу за ухо. Людоед споткнулся и упал ничком, потом поднялся, мыча и тряся головой.

Йокот выбрался из кустов, шатаясь, встал на ноги и принялся водить руками и бормотать. Миротворец обернулся, увидел гнома и стал повторять вслед за ним жесты и слова.

Людоед со злобным ревом встал на ноги, сделал шаг в сторону двух колдунов, сделал второй... ноги отказали ему, и он со страдальческими криками провалился под землю.

Луа, нежная Луа, стремительно взмахнула одной из стрел Китишейн, словно копьем, и вонзила ее людоеду глубоко в глаз, пронзив глазное яблоко насквозь. Крик чудовища резко стих; тело один раз дернулось, и людоед затих.

Луа рухнула на землю, обхватила голову руками, зарыдала.

Йокот бросился к ней, обнял за плечи, рядом присела Китишейн.

– Не печалься, малышка, не бойся, – успокаивающим голосом говорил гном. – Бедняжка, ты поступила именно так, как было нужно!

– Мне пришлось! – всхлипнула Луа. – Ему было так больно!

Кьюлаэра, опешив, смотрел на девушку-гнома.

– А я даже не попыталась его вылечить, – причитала Луа, – потому что он мог бы убить всех нас!

– Да, мы знаем, знаем, отважная девочка, – говорил Йокот ласковым голосом. – Ты нам очень помогла. Ты не могла поступить иначе.

– Порой добрее тот, кто причинит наименьшую боль, сестра, – сказала Китишейн успокаивающе. – Ты спасла нас всех.

– Да, спасла, – выговорил потрясенный Кьюлаэра, – но самое страшное то, что ты спасла меня! – Волна облегчения пронеслась по нему и вынесла на берег слова:

– Спасибо! Спасибо тебе от самого сердца, которое осталось невредимым только благодаря тебе! Но ведь ты не должна была спасать меня, Луа, – если ты и должна была мне что-то, так это ответить ударом на удар!

Луа в ужасе глянула на него.

– Как все вы. – Кьюлаэра переводил взгляд с одного на другого, не в силах поверить в случившееся. – Вы же бились, чтобы спасти меня, и я благодарю вас от всей души, ибо без вас чудовище убило бы меня! А я бил вас, унижал, оскорблял и... – Он посмотрел на Китишейн, покраснел и отвернулся. – Не вмешайся Миротворец, я бы совершил нечто еще более ужасное. Так зачем же вы спасали меня сейчас? Зачем?

Китишейн, Луа и Йокот переглянулись, и по выражениям их лиц Кьюлаэра читал мысли: «Он говорит правду. Зачем мы ему помогли?»

Первым ответить попытался Йокот:

– Скорее всего потому, что и ты сражался, чтобы спасти всех нас, Кьюлаэра, или хотя бы Китишейн. Зачем ты это делал?

Но Кьюлаэра махнул рукой, отказываясь от любой благодарности.

– Меня хвалить не за что, потому что я сражался за то, что считал своим!

– Мы, вероятно, тоже, – сказала Китишейн, и гномы удивленно посмотрели на нее. Кьюлаэра опешил:

– Не скажешь же ты, что считаешь меня своей собственностью!

– Не собственностью, нет, – сказала Луа, – но мне кажется, я понимаю, что хотела сказать моя сестра. Речь не об обладании, а о чувстве родства.

Ошарашенное лицо Кьюлаэры говорило лучше всяких слов.

– Да, родства, – подтвердил Йокот с твердой убежденностью. – Это значит не то, что ты наш, Кьюлаэра, а то, что ты с нами.

– Да, – облегченно согласилась Китешейн. – Мы делим трудности, Кьюлаэра, мы сообща одолели фучана. Нравимся мы друг другу или нет, это уже не так важно.

В душе у Кьюлаэры боролись противоречивые чувства, и лицо его стало безразличным.

Луа, заметив это, быстро добавила.

– Это не значит, что ты нам не нравишься.

– У вас хватает причин, чтобы ненавидеть меня!

Йокот задумчиво покачал головой:

– Странно, но я больше не нахожу в себе ненависти, Кьюлаэра.

– Ведь ты помог всем нам слезть с отвесного утеса и справиться с фучаном, – напомнила Китишейн.

– А ты? – Он выразительно посмотрел на нее. – Ты тоже больше не ненавидишь меня?

Девушка зарделась, отвернулась и пробормотала:

– Конечно нет.

Его взгляд задержался на ней, потом обратился к Луа.

– А ты, девушка-гном? У тебя больше всех причин, чтобы возненавидеть меня!

– О Кьюлаэра, конечно нет! – с чувством воскликнула Луа. Она бросилась, чтобы обнять его, и оступилась, не дотянувшись.

Кьюлаэра поднял ее и с улыбкой снова опустил на землю.

– Нет, ты бы не смогла меня ненавидеть, верно? Ты слишком хорошая.

– Да, слишком хорошая для такого выродка! – Йокот подошел к Луа, на мгновение его лицо исказила боль, но он быстро ее спрятал, посмотрел на Кьюлаэру, ошеломленный собственными чувствами. – Прости, Кьюлаэра.

– Не надо, – успокоил его Кьюлаэра. – Я действительно выродок.

– Был, – поправила Китишейн.

– Нет, не был, а есть, – наконец подал голос Миротворец. – Выродок – это тот, кого обычно считают опасным, поскольку такие не живут по законам стада, а потому могут как наброситься на своих сородичей, так и помочь им.

– И еще могут как спасти их, так и обидеть, – задумчиво произнес Йокот.

– Они непредсказуемы. – Взгляд Китишейн задержался на Кьюлаэре. – Да, я могу сказать это о тебе.

Кьюлаэра смотрел на нее, пока не почувствовал себя неуютно, а потом улыбнулся:

– Это сейчас я непредсказуемый. Еще совсем недавно вы могли не сомневаться в том, что я могу сделать.

Китишейн улыбнулась ему в ответ:

– Да, – бить и издеваться.

Кьюлаэра был потрясен тем, что понял, что теперь это не так. Правда, он не был уверен, что ему это по нраву.

– Плохого, хорошего, привлекательного или отвратительного – мы должны были спасти тебя, чтобы потом, когда-нибудь ты спас нас, – продолжала Китишейн. – Для нас имеет значение лишь то, что ты пытался помочь мне – все равно почему.

– Все равно? – взволнованно спросил Кьюлаэра.

– Потому что причины могли быть как плохими, так и хорошими, – ответил Йокот, – и ни один из нас не скажет наверняка, каковы они – особенно у тебя!

Китишейн радостно улыбнулась.

– Так, значит, мы все задумались об этом. – Она повернулась к Миротворцу – Когда это случилось?

– За последние шесть месяцев, – ответил тот, – но вам не нужно считать себя стадом, скорее вы – очень маленькое войско.

Йокот усмехнулся:

– И вправду очень маленькое! Но почему ты сегодня сразу нам не помог, Миротворец?

– Только не говори, что и на этот раз в этом не было нужды! – потребовал Кьюлаэра. Мудрец покачал головой:

– Сначала я подумал, что, наверное, необходимости нет, что вы справитесь сами. Но и придя вам на помощь, я нанес врагу лишь считанные удары, а потом добавил к заклинанию Йокота собственную магическую силу.

– Это сделал ты! – обвиняющим тоном проговорил Кьюлаэра. – Это ты сплотил нас в свою собственное маленькое войско! Но ради какой битвы?

– Ради спасения человечества, конечно, – беззаботно ответил Миротворец, а потом кивнул в сторону гномов. – И всех прочих молодых рас.

– Не надо смеяться над нами, старик! – рявкнул Кьюлаэра. – С каким врагом мы будем сражаться?

– С Боленкаром, – ответил Миротворец.

Все в ужасе уставились на него, их как будто обдало холодом.

Китишейн медленно проговорила:

– Боленкар на юге. Ты ведешь нас на север.

– Я же не сказал, что вы уже готовы бороться с ним, – ответил Миротворец.

– Куда же в таком случае мы идем? – спросил Кьюлаэра.

– Искать Звездный Камень, – ответил Миротворец.

* * *

В этот вечер у костра он рассказал им о Звездном Камне.

– Я уже рассказывал вам о Ломаллине и Улагане, – сказал он, – и о битве улинов.

– Да, мы часто слышали об этом от наших шаманов, когда были маленькими детишками, – проворчал Кьюлаэра. Китишейн кивнула:

– Ломаллин был воплощением доброты и истины, а Улаган – воплощением зла и лжи.

– Улаган был воплощением зла и лжи, и даже больше этого, – согласился Миротворец, – и именно его намерение уничтожить все молодые расы вынудило Ломаллина повести на него свои войска.

– Все молодые расы? – удивилась Луа. – Но ведь Улагана звали человеконенавистником!

– Он ненавидел все молодые расы, люди были просто самыми многочисленными из них, – ответил Миротворец. – Он бы уничтожил и гномов, покончив с людьми, эльфами и карликами.

Йокот тоже был потрясен:

– Значит, шаманы ошибались?

– Все, что они говорили, правда, – ответил Миротворец, – но они не знали всей правды.

– А Ломаллин? Он действительно был человеколюбив? Он действительно был шаманом богов?

– Он любил все молодые расы, как любил всех, даже грешных, – ответил Миротворец. – А что касается шамана – нет. У улинов не было шаманов, и в любом случае знания Ломаллина были обширнее знаний любого шамана. Он был скорее мудрец, нежели воин, хотя мог в случае необходимости и сражаться.

Йокот помрачнел:

– Но он дрался с Багряным богом и сразил его!

– Не при жизни, – сказал Миротворец. – При жизни он встретился с Улаганом-человеконенавистником в каменном кольце, древнем храме, возведенном людьми в честь улинов, и сразился с ним там.

– А наш шаман говорил, что Ломаллин убил Багряного! – воскликнула Луа.

– Это сделал его дух, когда Огерн и Дариад вели безнадежный бой против человеконенавистника, – сказал ей Миротворец. – Когда Багряный почти уже победил их, к Огерну и Улагану явился дух Ломаллина и сразил Багряного. Но дух Улагана устремился к небу и сразился там с духом Ломаллина, выковавшим себе оружие из звезд. Улаган сломал копье Ломаллина, кусок его полетел на север и звездой упал на землю. Но Ломаллин выковал другое оружие и убил дух Улагана, стер его с лица земли.

– Значит, даже духа Улагана не осталось? – спросил Йокот, выпучив глаза.

– Даже духа, но память о нем жива в его получеловеческом сыне Боленкаре, стремящемся завершить дело отца.

– То есть Боленкар на самом деле стремится уничтожить человечество? – спросила Китишейн.

– Да, но ему не хватает силы: он лишь наполовину улин, – поэтому пока занимается тем, что стравливает человеческие племена, роды, семейства между собой. В этом он заручился поддержкой всех прочих порожденных Улаганом ульгарлов, которые занимаются тем, что натравливают гномов на эльфов, а карликов на великанов, все молодые расы друг на друга – и человечество на всех вместе взятых. Его замысел ясен: пускай они все перебьют друг друга в неистовой жажде крови. А потом, если, конечно, к тому времени кто-нибудь останется в живых, он, конечно, приведет ульгарлов и уничтожит уцелевших.

– Но он не может оживить улинов! – воскликнул Йокот. – Он не способен оживлять мертвых!.. Да?

– Да, но пока остались в живых некоторые из улинов, способные рождать себе подобных, – и они будут плодиться, – Боленкар сможет соблазнить их своими замыслами. – Миротворец нахмурился и повторил:

– Сможет или нет – сказать трудно. Намного более вероятно, что он сохранит нескольких женщин для размножения и заставит мужчин улинов производить на свет ульгарлов. Как можно больше, – угрюмо закончил он.

– И не останется больше людей, одни ульгарлы? – воскликнул Кьюлаэра. – Нет, Миротворец! Мы должны помешать этому!

– Это зависит от тебя, – сказал старик, пристально глядя на него.

Кьюлаэра ответил взглядом на взгляд, понимая смысл этих слов, чувствуя холод внутри, но, заглянув в свое сердце, он обнаружил, что оно по-прежнему полно решимости, и на этот раз он был серьезен. Он не уступит мир Боленкару и ему подобным!

– Как я смогу победить этого всемогущего врага? – прошептал он.

– С магическим мечом в руке и с помощью отважных друзей, – ответил мудрец.

– Где я найду магический меч?

– Я выкую его для тебя, поскольку прежде, чем стал мудрецом, и еще раньше – до того как стал шаманом, я был кузнецом.

Йокот вздрогнул и в страхе посмотрел на Кьюлаэру.

– Но чтобы выковать этот меч, нужно добыть магическое железо, – сказал мудрец.

– Звездный Камень, – прошептал Йокот.

– Звездный Камень? – Китишейн посмотрела сначала на гнома, потом на Миротворца. – Это осколок меча Ломаллина, упавший на землю на севере?

– Да, – спокойно ответил Миротворец.

– Осколок меча бога! – даже Кьюлаэра был потрясен. – Боги всемогущие! Получилась бы непобедимая сталь!

– Именно, – согласился Миротворец.

– Поэтому Боленкар и поставил на тропе стража, чтобы не пропустить нас! – воскликнула Китишейн.

– Фучана? – спросила Луа.

– Фучана, – подтвердил Миротворец, – и только что сраженного тобой людоеда. Одна из любимых отвратительных утех Улагана – наблюдать, как растут подобные чудовища. Он порождает их посредством магии, потом уродует их. Его сын научился этой извращенной игре и занимается ей до сих пор; его магия не идет ни в какое сравнение с магией улинов, но на такое он способен, хотя, надеюсь, это дается ему с большим трудом. Расы людоедов не существует, я думаю, что Боленкар породил его, случив гиганта с человеческой женщиной.

– Как смогла женщина пережить такое? – закричала ужаснувшаяся Китишейн.

– Скорее всего не смогла, а зародыш смог. Боленкар поддерживал его рост магией, дал ему родиться, вырастил его уродующими заклинаниями и отправил выслеживать нас.

– Вот почему он напал на нас! – воскликнул Кьюлаэра. – Он был создан для этого!

– И нашел нас! И он не последний. Впереди лежат земли, населенные людьми. Неизвестно, кто там может скрываться под личиной охотника.

– Не только под личиной чудовища? – спросила Китишейн.

– Не только, – подтвердил Миротворец. – Он может иметь своих лазутчиков и среди людей, друзья мои, и в прочих расах. Они будут нам препятствовать, порой неожиданно набрасываться на нас.

Все обменялись беспокойными взглядами, только Луа заметила, что мудрец назвал их своими друзьями.

– Откуда ты все это знаешь, Миротворец? – мрачно спросил Кьюлаэра. – Откуда ты знаешь про осколок меча Ломаллина?

– Я его видел, – ответил мудрец.

– У тебя бывают видения? – спросила Китишейн, а охваченный благоговейным ужасом Йокот молчал.

– Да, – признался старик.

– Но ты не сказал, что это одно из них, – заметил Йокот.

Миротворец повернулся к нему с едва заметной улыбкой и покачал головой:

– Нет, не сказал.

* * *

Два дня спустя они миновали новый перевал и увидели, что впереди больше нет гор.

– Равнина! – прошептала Луа. – Я уже забыла, как они выглядят.

– Ну что ты! – улыбнулся Йокот, подойдя к ней. – Нам ли, выросшим под землей, радоваться такой местности!

Она улыбнулась ему, он ей, но маски скрывали выражения их лиц.

Путники шли по краю обрыва и рассматривали долину. Склон горы под ними переходил в зеленую равнину, разделенную на части тремя реками. Одна стекала с гор позади, другая – с гряды, возвышавшейся вдали, а третья прокладывала путь вдоль долины. Все три встречались далеко на востоке, и в месте слияния теснились какие-то постройки. Между рекой на севере и той, что текла на восток, возвышался замок. Шел сбор урожая, и долина пестрела лоскутами земли разных оттенков. По полям были разбросаны хижины.

Китишейн дрожала – то ли от простуды, то ли от озноба.

– Не нравится мне этот замок, Миротворец.

– Мне тоже, – пробурчал Кьюлаэра, вскидывая поудобнее мешок. – Спустимся и посмотрим, что там к чему.

Он двинулся было по тропе, но Йокот остановил его, схватив за колено:

– Постой, Кьюлаэра, подумай! А вдруг это одна из тех ловушек, о которых нас предостерегал Миротворец?

Воин мрачно покосился на гнома, но догнавший Миротворец подтвердил:

– Все может быть, Йокот. Мысль верная.

– Да, все может быть, – кивнул Кьюлаэра, – но ты, Миротворец, говорил о препятствиях, а не ловушках. Так пойдем и преодолеем это препятствие!

И Кьюлаэра зашагал вперед. Йокот обескураженно посмотрел на Миротворца. Тот лишь пожал плечами.

– Что тут скажешь? Он прав, я говорил: будут препятствия. Мы не можем их обойти, нам придется их преодолевать – да и горы не позволят нам пойти в обход. Вперед.

Гном вздохнул и последовал за мудрецом, а тот – за воином, сгорающим от желания ринуться в бой. Остальные не слишком охотно пошли за ними.