Текст книги "Мудрец"

Глава 22

– Ну, герой, тебе все-таки надо немного поесть. – Китишейн поднесла ложку с бульоном к губам Кьюлаэры. – Как ты сможешь сразить Боленкара, если умрешь от голода еще до того, как повстречаешь его?

Кьюлаэра посмотрел на нее, нахмурился и заморгал, пытаясь понять смысл ее слов. Весь мир потемнел для него и уже не один день оставался мрачным, с тех пор как они покинули могилу Миротворца. Звуки почти не доходили до него, будто поглощаемые снежным сугробом. Но через несколько мгновений ему удалось вспомнить то, что сказала ему Китишейн, и понять смысл ее слов. Он кивнул, взял у нее котелок и сделал глоток. Она вознаградила его лучистой улыбкой и была разочарована тем, что не получила такой же в ответ.

Она и в самом деле была разочарована. Вздохнув, она вернулась к костру и сказала Луа:

– Он не может любить меня, если моя улыбка не способна вытащить его из трясины жалости к себе, в которой он барахтается.

Луа кивнула:

– Как будто ему больше нравится его печаль, чем ты.

Но Йокот покачал головой:

– Это не жалость к себе, госпожи, а лишь горе, и очень глубокое.

Китишейн нахмурилась:

– Мы никакие не госпожи, Йокот, а обыкновенные женщины.

– Больше нет, – не согласился Йокот. – В тот миг, когда Миротворец выбрал вас в спутницы Кьюлаэры, вы перестали быть обыкновенными.

– Выбрал нас? – уставилась на него Китишейн.

– Ну, возможно, вас выбрала Рахани, – предположил Йокот, – но неужели вы действительно думаете, что повстречались с Кьюлаэрой случайно? Я не верю в подобные случайности, госпожи. Шаман учится тому, что случайности только кажутся случайностями. Да, вы – госпожи, потому что стали выше будничной жизни либо станете выше.

Китишейн нахмурилась:

– Я не чувствую себя ни особенной, ни возвышенной!

– Тогда ты действительно выдающаяся женщина, – кисло сказал Йокот, – каждая чувствует себя совершенно особенной или должна бы чувствовать, потому что те, кто этого не чувствует, либо не знают себя, либо лгут себе.

Луа нахмурилась:

– Ты сегодня злой, мой шаман.

– Так я выказываю печаль, – ответил Йокот, – поэтому я немедленно прошу у вас прощения, если какие-нибудь мои замечания были колкими, и резкими, и оскорбительными. Теперь я буду изо всех сил стараться, чтобы это не повторилось, но сильные чувства как-то надо выказывать.

– Это простительно, – нежно сказала Китишейн. – Поверь мне, я тоже опечалена.

– И я, – пробормотала Луа.

– Не сомневаюсь, что вы опечалены, – сказал Йокот, – но еще я подозреваю, что в душе вы подавляете самые тяжелые чувства, потому что не можете дать им волю до тех пор, пока Кьюлаэра так страдает.

Китишейн уставилась на гнома и перевела взгляд на пламя.

– Может, и так.

Йокот кивнул:

– Когда окружающая его тьма рассеется, настанет ваша очередь согнуться от горя.

– Не хочу спорить с тобой, – медленно проговорила Китишейн, – но я не сказала бы, что Миротворец значит для меня столь же много, сколько он значит для Кьюлаэры.

– Неудивительно, что ты в этом не уверена, – Кьюлаэра вообще не понимал этого, пока старик был жив.

– В этом есть доля правды, – признала Китишейн, – но я – женщина, поэтому мне не так сильно хотелось стать такой же, как Миротворец. Кьюлаэре хотелось.

– Мудро и тонко подмечено, – сказал Йокот. – Он был твоим защитником и учителем, да, но он научил тебя лишь драться и прощать. Меня он научил быть не только шаманом, но и человеком; он научил меня, как быть таким, какой я есть, но начал я с того, что пытался стать таким же, как он.

– Значит, теперь ты понимаешь это? – Луа пристально смотрела на него.

– Теперь да, – согласился Йокот, – хотя я не понимал этого, пока он не начал говорить мне, что я становлюсь таким, каким он никогда не был и не мог быть, потому что он не гном. Все-таки для всех нас он был просто учителем. Он обучил нас своему мастерству, помог нам стать самими собой, вывел нас на путь становления всем, чем мы способны стать, – но ему не нужно было переделывать нас.

– Как Кьюлаэру, – тихо сказала Китишейн, и Йокот кивнул:

– За эти несколько месяцев он стал Кьюлаэре отцом в той же степени, что и человек, породивший его.

– Значит, Кьюлаэра оплакивает не только Миротворца, – сказала Китишейн, – но и себя.

Йокот вздрогнул, посмотрел на нее и медленно вымолвил:

– Думаю, ты права, девица. Но как мы докажем ему, что он жив?

– Я думала, что смогу добиться этого только тем, что буду с ним рядом, – сказала Китишейн с горькой усмешкой, – но у меня не получилось, а другого мне не хочется.

– Понятно. Могу себе представить, как бы ты страдала, если бы и это не помогло, – кивнул Йокот. – Нет, мы должны разбудить и оживить его, прежде чем снова бросать его в объятия жизни.

– Но как мы сделаем это?

– Месть, – абсолютно убежденным тоном сказала Луа.

– Месть? – не согласился Йокот. – Как он может отомстить Звездному Камню, который уже не существует? Ведь именно он убил нашего Миротворца!

– Нет, – сказала Луа. – Его убила мерзость и зло Улагана, жившая в Камне, а следы того же зла существуют поныне в сознании Боленкара.

– И через Боленкара во всем и вся, что он испоганил, – задумчиво проговорил Йокот. – Да, думаю, ты права, Луа. Как я мог не понять этого?

– Значит, нам нужно найти какого-нибудь посланца Боленкара, чтобы Кьюлаэра сразился с ним, – заключила Китишейн.

– Где же нам его искать? – задумалась Луа.

– О, я бы не стала об этом тревожиться, сестрица. Не думаю, что это будет очень трудно.

Они спустились с гор в предгорья. Там переночевали, а на рассвете двинулись дальше. Поднявшись на холм, они увидели, как в чистое голубое небо поднимается столб дыма.

– Если это не походный костер, – хмуро сказал Йокот, – то очень сильный пожар.

– Не люблю я сильные пожары, – сказала помрачневшая Китишейн. – Может быть, горит лес, а может, и того хуже. Пойдемте скорее посмотрим.

Она схватила Кьюлаэру за руку и потащила его вперед. Он, ничего не понимая, поплелся за ней.

К полудню они увидели деревню, вернее, то, что от нее осталось. Деревня стояла в небольшой долине, каждая изба превратилась в гору пепла и обгоревших бревен. Луа горестно застонала, а Китишейн воскликнула:

– Что тут произошло?

– Сомневаться не приходится, – громко произнес Йокот, – деревню сожгли кочевники. Думаю, что ты нашла посланцев зла, Китишейн.

– Идем вниз! Надо посмотреть, не остался ли кто в живых! – закричала девушка, схватила Кьюлаэру за руку и пустилась вниз по склону бегом.

Он вздрогнул и побежал за ней, озираясь вокруг, как будто пытаясь сообразить, где находится и как тут оказался.

Китишейн остановилась там, где когда-то находилась зеленая лужайка для деревенских собраний, а теперь осталась лишь лужа грязной жижи.

– Остался здесь кто-нибудь живой? Посмотрите вокруг!

Они огляделись, но вокруг лежали лишь трупы – тела мертвых мужчин, некоторые – совсем мальчики, а некоторые с седыми висками.

– Все мужчины убиты? – прошептала Луа.

– Да. – Лицо Китишейн окаменело. – Но ни одной женщины и ни одного ребенка.

Луа посмотрела на нее, широко раскрыв глаза под маской.

– Почему?

– Представь себе самое худшее, сестра, – резко ответила Китишейн. – Как можно было вот так вытоптать лужайку, Йокот?

– Какие-то копытные животные, – ответил маленький шаман. – Видишь острые края? Здесь, и здесь вот целые следы. – Он подошел ближе. – Это следы копыт. Тут были лошади.

– Может, они согнали сюда домашний скот? – предположила Луа.

– Либо так, либо кочевники согнали сюда табун лошадей, чтобы затоптать сельчан. – Лицо Китишейн стало мертвенно-бледным. – Мозгляки, трусы! Всего лишь мирные деревенские жители, а эти подонки побоялись сразиться с ними без помощи стада лошадей и вдвое большего числа людей!

Йокот продолжал изучать грязь.

– Все следы людей – это отпечатки сапог... Нет! Вот острые края! И длинные полосы... колеса? Либо захватчиков было немного, либо они приехали на телегах!

– В любом случае они были опытными бойцами, грабителями, живущими отобранным у мирных людей добром! – неистовствовала Китишейн. – О, пусть только окажутся на расстоянии полета стрелы! Самые что ни на есть трусы – воюют с теми, кто хуже вооружен! Грязные развратники, украли всех женщин из деревни! Гады, подонки – увели всех детей! Они жестоки, они подлецы!

– Они – слуги Боленкара, – предположил Йокот. Кьюлаэра резко запрокинул голову, как будто его ударили.

– Это и есть то зло, что распространяет сын Багряного? – спросила Китишейн. – Неудивительно, что Миротворец заклинал нас остановить его! Это не просто гнусность, порожденная жадностью, это жестокость, наслаждающаяся, причиняя боль! – Она повернулась к Кьюлаэре. – Ты, воин! Ты, Несущий Коротровир! Неужели ты позволишь этим грабителям увести невинных? Неужели ты позволишь им безнаказанно глумиться над людьми? Неужели ты не отомстишь?

– Конечно, отомщу!

И тут вдруг Кьюлаэра пришел в себя. Он вытащил из ножен свой огромный меч и подошел к Китишейн.

– Ты верно сказала: этих злодеев необходимо остановить, а невинных – спасти, прежде чем им будет причинено еще более страшное зло. Куда они ушли?

Китишейн удивленно посмотрела на него, потом подбежала к нему и обняла:

– О, как я боялась, что ты никогда не проснешься!

– Я будто вышел из страны туманов и тьмы, – признался Кьюлаэра. Он обнял ее, быстро, но крепко, отошел и сказал:

– Эй! Если кто-то еще остался в живых, выходите! Расскажите, кто здесь бесчинствовал, насколько они сильны и куда ушли!

Деревня хранила молчание. Подломилось и упало с треском горящее бревно.

– Выходите! – еще раз крикнул Кьюлаэра. – Если мы слепо пустимся в погоню, ничего не зная о врагах, то им будет много легче нас одолеть и вы навсегда потеряете своих женщин и детей!

Его голос отзвенел в почерневших, обуглившихся бревнах, и деревня снова погрузилась в молчание.

– Что ж, придется идти, и притом очень осторожно, – разочарованно проговорил Кьюлаэра и уже отвернулся, как вдруг из груды обгоревших бревен вышла старуха.

– Смотрите! – показала Китишейн, и Кьюлаэра обернулся.

Старуха сильно горбилась; одежда на ней была из прочной, но во многих местах продырявленной ткани. По краям висели лохмотья. Она подошла к ним, трясущаяся, со слезящимися, покрасневшими глазами.

– Все мои дорогие! Все мои цыплятки! Вы можете отобрать их у ястребов?

Кьюлаэра застыл и почувствовал, что волосы у него на затылке встают дыбом: старуха потеряла рассудок! Совсем не удивительно – после того, что она пережила, но все-таки он отпрянул.

Китишейн подошла ближе.

– Да хранят тебя боги, бабушка! Что это были за ястребы?

– Ваньяры, – плакала старуха. – Это были ваньяры – мужчины с длинными бородами и усами, в овечьих шкурах, на телегах! Они напали на нас средь бела дня, с криками сбежали с холма вслед за своими лошадьми, размахивая топорами и взывая к Боленкару, чтобы он даровал им победу!

В рыданиях она рухнула на руки Китишейн. Из-за угла горящего дома вышел, кивая, старик.

– Все было так, как говорит Тагаэр. Это были мужчины в расцвете сил. Они ворвались в деревню на своих бесовских колесницах и начали махать своими обоюдоострыми мечами. А наши мужчины схватили палки и лопаты, чтобы обороняться Остальные выбежали со стороны полей с вилами и косами, но на каждого из них пришлось по три разбойника, тем более что те были верхом! Они скакали повсюду, не позволяя нашим людям собраться вместе, и своими мерзкими топорами выбивали жалкое оружие у нас из рук и рассекали нам головы! И все это время они не переставая вопили как скаженные, чтобы свести нас с ума!

– Так все и было. – Приковыляла еще одна сгорбленная старуха. – Они убили всех мужчин. Их было пятьдесят или сто, а может, и больше! Они подожгли дома, а когда жители с воплями выбегали оттуда, они хватали женщин и детей. Пожилых женщин они насиловали прямо здесь, на глазах у детей; молодых осыпали унизительной бранью, говорили им, что берегут их для того, чтобы те согревали ночью их постели! Потом они связали их по ногам и рукам, взвалили на спины лошадей и ускакали, хохоча, распевая победные песни и восхваляя своего гнусного бога Боленкара! – рассказывала она, дрожа.

– Я пытался остановить их, – сказал подошедший старик со сломанным посохом в руке. – Они сломали мой посох одним ударом, повалили меня и бросили, не глянув даже, жив я или мертв.

– Им было на нас наплевать! – раздался еще один женский голос.

Поглядев по сторонам, Кьюлаэра увидел, что вокруг них собралось уже множество стариков.

– Мы все пытались помешать им, отобрать своих дочерей или хотя бы внуков, но они отбрасывали нас и говорили, что для малышей это такая честь – стать рабами ваньяров! Девочки вырастут и станут их шлюхами – так они говорили, – а мальчики станут евнухами и будут их охранять!

– Матери и дети так кричали, так жутко кричали! – дрожащим голосом заговорил какой-то старик. – А мы не могли помешать разбойникам, не могли!

– А вот ты можешь! – Другой старец схватил Кьюлаэру за руки. – Ты молод и силен, у тебя есть доспехи и меч! Ты можешь остановить их, юноша! Ты должен!

– Не сомневайтесь, мы остановим их! – Китишейн натянула тетиву на своем луке. – Мы найдем и убьем их всех! Только гнуснейшие твари могли затеять такое бесчинство, глумиться над людьми, причинять такие страдания и находить в этом удовольствие! Мы покажем им, какую боль они причинили! Посмотрим, как они будут умирать, как им понравится самим попасть в плен, сколько удовольствия они найдут в собственных страданиях!

Она устремилась в сторону равнины. Луа, вытирая слезы, побежала за ней.

– Не сомневайтесь, мы сделаем это. Мы сделаем даже больше этого, – пообещал Кьюлаэра старцам. Кровь снова забурлила в его жилах, он радовался возможности действовать; он вернулся к жизни! – Мы вернем вам ваших дочерей и внуков, если они еще живы!

– Они живы – ваньяры не убьют их, предварительно не поиздевавшись, – сказала одна из старух. – Но разыщи их до наступления ночи, юноша, если сумеешь!

– Тогда сократите нам путь! Кто-нибудь видел, куда они поехали?

– Вниз по равнине, туда, куда отправились твои подруги, – сказал старик. – Они, наверное, пойдут вдоль реки, поскольку она течет через холмы, а по ее берегу ведет оленья тропа.

– Спасибо вам, старцы! – Кьюлаэра повернулся, чтобы идти. – Соберите хворост и поддерживайте огонь, чтобы мы видели, куда идти, если будем возвращаться ночью!

И он бросился догонять Китишейн, которая шла довольно быстро. Йокот побежал рядом с ним.

– Прости за то, что иду так быстро, Йокот, – сказал воин, – но я должен нагнать Китишейн, пока она не ушла слишком далеко.

– Думаю, что она уже ушла слишком далеко. – Гном и не думал задыхаться. – О чем она, проклятье, думает – помчалась как угорелая за шайкой из пятидесяти человек на телегах и с топорами!

– Они, наверно, называют свои телеги колесницами, – задумчиво проговорил Кьюлаэра. – Как ты думаешь, твоя магия справится с их топорами, шаман?

– Справится, не волнуйся! – отрезал Йокот. – Все дело в том, успеют ли они убить вас, пока я буду произносить заклинание.

Кьюлаэра пощупал ножны Коротровира и усмехнулся:

– Не бойся, не успеют.

* * *

Когда они догнали Китишейн, Кьюлаэра спросил:

– У тебя есть какой-нибудь замысел? Как будем действовать, когда найдем ваньяров?

– Убивать, рубить, колоть и калечить! – резко ответила Китишейн. – Что еще нам остается?

Кьюлаэра взглянул на Йокота. Гном пожал плечами, и Кьюлаэра снова повернулся к охваченной жаждой расплаты девушке:

– Может быть, устроим что-нибудь вроде засады?

– Почему бы тогда просто не дать им попробовать взять нас в плен?

– Возможно, – ответил рассудительный Кьюлаэра, – но твоя ярость может не туда завести. Она заставит тебя бросить лук и приняться в раже колоть врагов ножом.

– Здорово! Я точно знаю, куда нужно колоть!

– Смело сказано, – одобрил Кьюлаэра, – но, если ты окажешься так близко к ваньярским топорам, они смогут тебя зарубить, а я буду сильно опечален, если ты лишишься головы.

Китишейн огрызнулась, но не слишком сердито:

– Придумай тогда сам, как быть, если тебе так хочется.

– Я подумаю.

Кьюлаэра глянул на Йокота, гном ему понимающе кивнул.

Четверо друзей добрались до вершины холма и оглядели длинную, петляющую долину.

– Там! – закричала Китишейн.

– Спокойнее! – прошипел Йокот.

– Ты что, боишься, что они услышат меня с такого расстояния?

– Воздух чист, между нами всего миля, – проворчал гном. – Их больше пятидесяти?

Кьюлаэра, удивленный вопросом, оглянулся на Йокота и увидел, что у того на лице маска. Он вспомнил, что гномы обычно видят не дальше чем дюжина ярдов, и начал считать.

Ваньяры все еще распевали победную песню – и, несомненно, во всю глотку, потому что звук ее, хоть и слабый, доносился до наших друзей. Песня звучала злорадно, Кьюлаэра подозревал, что речь в ней идет о смертоубийстве и кровопролитии. Ваньяры выстроили свои колесницы двумя длинными рядами, между которыми ковыляли пленные.

Кьюлаэра кивнул:

– Да. Пятьдесят четыре. По два на колесницу.

– Нападем на них прямо сейчас? – спросила Китишейн. Ее глаза горели.

– Конечно, если ты хочешь, чтобы всех нас убили, – ответил Йокот, – а тобой и Луа позабавились в первую очередь.

Китишейн резко подняла голову и, потрясенная, уставилась на него.

Кьюлаэра нахмурился:

– Я уверен, что смогу убить с десяток, Йокот.

– Да. И я смогу свалить дюжину своей магией, а наши госпожи смогут убить еще дюжину из своих луков, может, даже две – все равно остается еще восемь разбойников. Покончив с тобой, они убьют меня. Нет нужды говорить, что Китишейн и Луа бегают медленнее лошадей. Если мы хотим уничтожить этих убийц, нам придется применить не только силу, но и хитрость.

– Не хочешь же ты сказать, что мы позволим им ехать дальше! – вскричала Китишейн.

– Только до наступления темноты, – сказал Йокот. Луа вздрогнула.

– Что они успеют за это время сделать с девушками?

– Думаю, немного, – ответил ей Йокот. – Мерзко говорить об этом, но мужчины кое-что делают по очереди, и я думаю, что ваньяры прежде захотят поесть и выпить, а потом начнут забавляться своими новыми игрушками, а поскольку они конники, они прежде всего распрягут и накормят своих лошадей. Даже если они полезут к женщинам до ужина, у нас будет время.

– Время на что? – мрачно спросила Китишейн.

– Я расскажу вам по дороге, иначе они ускачут так далеко, что мы уже не сможем их догнать, – объяснил ей Йокот. – Они движутся вдоль реки, – показал он, – а она огибает эти холмы. Если мы пойдем по этому хребту, то наш путь будет более прямым и к закату мы их обгоним.

Китишейн посмотрела, прикинула на глаз расстояние и кивнула:

– Их лошади идут шагом. Мы должны их перегнать, верно.

– Уже перегнали, – ухмыльнулся гном. – Давайте пойдем по этому хребту.

– Не по самой вершине, – сказал Кьюлаэра, – иначе они увидят нас. Пойдемте чуть ниже.

Он нашел бегущую по склону звериную тропу, скрытую кустарником, не уходящую далеко от вершины. Они шли за ваньярами, потом начали их опережать. Как и предполагал Йокот, к закату друзья уже изрядно перегнали разбойников. Они наблюдали за тем, как ваньяры распрягли и начали чистить своих лошадей.

– Если ты немедленно не сделаешь чего-нибудь, шаман, я брошусь на них сама! – пригрозила Китишейн.

– Хорошо.

Йокот начал рисовать на земле круги и линии, бормоча стихи. Его тело напряглось, на лбу выступил пот.

Вдалеке раздался какой-то вой.

– Что это? – встревоженно спросила Китишейн.

– Не волк, – Кьюлаэра потянулся к Коротровиру. – Слишком долго воет, но если это собака, то просто огромная.

Тут снова раздался вой, тоже далеко, но в другом направлении.

Ваньяры тоже услышали этот вой и отнеслись к нему с большой тревогой. Лошади забеспокоились, начали испуганно ржать. Варварам пришлось их успокаивать.

Потом вой донесся еще откуда-то, потом с другой стороны...

Наконец Китишейн догадалась:

– Это ты создаешь эти звуки, шаман!

Йокот кивнул:

– Когда я путешествовал в шаманский мир, другие шаманы предложили мне брать взаймы их тотемных животных, если я разрешу им брать моих, хотя я не понял, зачем им может понадобиться барсук.

Кьюлаэра удивленно посмотрел на гнома и быстро отвернулся, чтобы скрыть улыбку и подавить смех. Китишейн с тревогой посмотрела на него.

– Почему ты кашляешь, воин?

– Поперхнулся, – прохрипел Кьюлаэра, избегая мрачного взгляда Йокота. – Какие же тотемы ты позаимствовал, шаман?

– Огромные и мерзкие, – ответил Йокот. – Не сомневайтесь, они не дадут ваньярам покоя. Давайте теперь подкрадемся к ним поближе, чтобы с наступлением темноты мы могли подобраться к ним вплотную.

– Мы опоздаем, не убережем девушек! – воскликнула Луа.

– О нет, – успокоил ее Йокот. – Если даже этот вой не потревожит ваньяров, он сильно перепугает лошадей. На пленных у них просто не хватит времени – вот увидишь.

Он был прав; единственное, чем заняли ваньяры девушек, так это заставили их готовить для себя ужин. После этого, стоило только кому-нибудь из воинов приблизиться к какой-нибудь из женщин с определенными намерениями, долина оглашалась воем, лошади начинали испуганно ржать и натягивать поводья.

Неудивительно, что у разбойников не хватало времени; завывания теперь раздавались очень часто и доносились со всех сторон; казалось, звери окружают лагерь. Постепенно, очень медленно вой приближался к ваньярской стоянке.

Друзья спрятались на склоне холма, как можно ближе к лагерю. Йокот удовлетворенно кивнул:

– Среди них нет шамана, иначе он бы уже обнаружил мою работу.

Самый рослый ваньяр подошел к огню, запрокинул голову и вознес руки к небу. Он начал петь, и, хоть друзья не могли понять всего, слово «Боленкар» было отчетливо произнесено несколько раз.

– Что он делает, Йокот? – встревоженно спросила Китишейн.

– Молится, – немного напряженно ответил гном, – но он не шаман.

Йокот произнес несколько слов на шаманском языке, сопровождая их жестами, потом кивнул:

– Молитвой он немного увеличил злую силу: Боленкар, наверное, дал этим варварам амулеты, способные призывать его могущество, но мне это никак не помешает. Хотя придаст кое-какую отвагу их воинам.

– Стало быть, мы сможем отнять у них еще и это, – оскалилась Китишейн. – Когда, Йокот?

– Когда лошади убегут.

– Лошади убегут? – Она удивленно посмотрела на него. – Когда они это сделают?

– Очень скоро. – Шаман снова принялся рисовать на земле. – Луа и Китишейн, обходите сбоку, приготовьте луки. Воин, будь готов биться насмерть!

Кьюлаэра достал Коротровир и почувствовал, как сила меча запела в его жилах.

Йокот пропел заклинание, закончив его лаем. Вокруг варваров поднялся жуткий, алчный вой, звуки двинулись к лагерю, все скорее и скорее.

И вот те, кто выл, выскочили из кустов, испуская зловещий свет.