Текст книги "Чревовещатель"

– Почему?

– Потому что негодяй унес бы все разом! Триста пятьдесят тысяч билетами французского банка составляют не слишком толстую пачку, но полтораста тысяч франков золотом – тяжелая ноша. Человек, который взял бы монеты с собой в день преступления, непременно привлек бы внимание. Искусный мошенник не сделал бы этого. Стало быть, полтораста тысяч франков еще находятся в окрестностях Рошвильского замка, где-нибудь спрятанные. Когда убийца решит, что ему уже нечего опасаться, он вернется за деньгами, на это-то я и рассчитываю.

– Но вы не знаете этого убийцу. Кто вам укажет на него?

– Хотя я никогда его не видел, но узнать его не составит труда. Убийца, кто бы он ни был, мошенник высшего класса. Он работает в Париже, потому что портфель лейтенанта был украден в Париже. Вы понимаете, что такой человек не сможет стать полностью похожим на нормандских крестьян. Всякий посторонний человек, который появится без повода у Рошвильского замка, вызовет у меня подозрение.

Уверенность Жобена была так велика, что непроизвольно передалась и Домера, и добрый старик немного успокоился. Сыщик простился с судовладельцем и вернулся в скромную гостиницу, где назначил свидание чревовещателю.

LXI

Сиди-Коко снял очень скромную комнату на третьем этаже маленькой гостиницы возле железной дороги, где и ждал с нетерпением сыщика.

– Дадите вы мне, наконец, дело? – спросил он, пожимая ему руку. – Мне нужно действовать, иначе я сойду с ума.

– Будьте спокойны. Итак, вы состояли в цирковой труппе, а всякий циркач немного актер.

– Вы хотите дать мне роль? Постарайтесь, чтобы она была мне по силам.

– Вы исполните ее легко. Надо только изменить внешность до неузнаваемости.

Жобен несколько секунд рассматривал чревовещателя, будто намеревался писать портрет по памяти.

– Теперь знаю, – сказал сыщик, – вы станете моряком.

Сыщик вынул из кармана футляр с бритвами, ножницами, мыло, пастельные карандаши и множество других предметов.

– Садитесь, – указал он на стул. – Начнем превращение.

Сыщик взбил в стакане мыло в пену и намазал ею черные усы отставного зуава.

– Уж не сбрить ли их вы собираетесь? – вскрикнул Сиди-Коко с явным беспокойством.

– Это необходимо. Моряки не носят усов. Бакенбарды – это можно.

Жобен вынул бакенбарды черного цвета, длинные, густые, приклеил их к щекам чревовещателя, расчесал их, взъерошил, потом улыбнулся своему произведению.

– Посмотрите на себя, – сказал он.

Сиди-Коко встал, посмотрелся в зеркало над камином и удивился результату. Он не узнавал себя. Лишившись усов и обзаведясь бакенбардами, он обрел облик настоящего моряка.

– Это удивительно!

– Будет еще удивительнее, когда вы наденете нужный костюм. Подождите, я вернусь через полчаса.

Вскоре Жобен вернулся с костюмом. Сиди-Коко оделся в один миг, и превращение оказалось вполне законченным.

– В таком виде, – продолжал Жобен, – любой капитан, не колеблясь, внесет вас в свой корабельный список. Вы настоящий моряк.

– Что же дальше? – спросил чревовещатель.

– Вы мне сказали в Рошвиле, что у вас есть деньги. Итак, вы поедете первым же поездом, выйдете в Малоне и остановитесь в гостинице, ближайшей к железной дороге. Хозяину скажете, что ждете родственника, желающего купить имение в этих краях, но не знаете, когда он приедет, и это послужит вам предлогом наблюдать за прибытием каждого поезда. Конечно, в Малоне выходят немногие, но это облегчит ваши наблюдения. У вас зоркие глаза и хорошее чутье. Как только кого-нибудь заподозрите, телеграфируйте мне одно слово: «Приезжайте» и не упускайте добычу из виду.

– Будьте спокойны. Если убийца Мариетты пройдет мимо меня, клянусь всеми святыми, я схвачу его за горло и задушу.

– Хорош план! Поздравляю! Напротив, необходимы чрезвычайное благоразумие и хладнокровие. Убийца приедет, один или с сообщником, за золотом. Его нельзя спугнуть и следует захватить на месте преступления с деньгами в руках. Остальное – дело правосудия. Вы обещаете сохранять спокойствие?

– Обещаю, раз это необходимо. Но я боюсь, как бы однажды утром жандарм, присланный мэром или комиссаром, не явился потребовать от меня бумаг.

– Все предусмотрено, – возразил Жобен.

Он раскрыл свой бумажник, вынул треугольную карточку с печатью и подписью и подал чревовещателю.

– Я потребовал это для вас в префектуре полиции, – продолжал он, – с этой карточкой жандармы не только вас не арестуют, но в случае надобности станут еще и помогать.

– Хорошо, – сказал чревовещатель, взяв карточку.

– Возьмите эту игрушку, – добавил сыщик, подавая отставному зуаву шестиствольный револьвер. – Надеюсь, он вам не понадобится.

– Благодарю, – ответил Кокле, сунув револьвер в карман блузы.

– Он с шестью зарядами, а в рукояти есть еще полдюжины патронов, – продолжал Жобен. – Итак, мы условились. Поезд уходит через полчаса..

Спустя полтора часа прибыв на место, отставной зуав рассказал хозяину гостиницы свою легенду и оказался в центре внимания, как жилец, богатый родственник которого намеревается купить имение в окрестностях. Всю ночь Сиди-Коко не смыкал глаз. Слишком близко было рошвильское кладбище, где покоились Мариетта и ее отец, взывая о мести.

С тех пор как Поль Абади стал судебным следователем, он редко встречал такое необычное дело, как двойное убийство в Рошвиле. Следовательно, ему очень хотелось посмотреть на героя этой страшной драмы. Он уже составил себе мнение о нем. Поль Абади не сомневался, что, захватив лейтенанта, он задержал истинного убийцу. В ту минуту, когда молодой человек вошел в его кабинет, следователь быстро взглянул на него и испытал невольное удивление. Облик Жоржа не вязался с мыслью о страшном преступлении. Прадель поклонился с достоинством. Судебный следователь не ответил на его поклон, и бледное лицо молодого человека вспыхнуло.

– Садитесь, – сказал Поль Абади, указывая на стул.

Лейтенант повиновался. Судебный следователь устремил на него проницательный взгляд. Письмоводитель, склонившись над столиком, приготовился писать.

– Господин судебный следователь, – воскликнул Жорж, – полицейский сыщик, исполнявший ваш приказ о моем аресте, сказал, что меня обвиняют в двойном убийстве. Обвинение это нелепо, однако я желал бы знать, на чем оно основывается.

– Вы здесь затем, чтобы отвечать мне, а не меня расспрашивать, – сухо перебил Поль Абади. – Письмоводитель, пишите.

Сначала шли обычные вопросы, потом судебный следователь, пристально глядя в лицо Жоржа, вдруг сказал:

– Вас обвиняют в том, что в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое число вы убили Жака Ландри и его дочь Мариетту и украли триста пятьдесят тысяч, отданные на хранение вашим дядей, Филиппом Домера, управляющему Рошвильским замком.

Молодой человек вздрогнул, глаза его расширились, губы задрожали.

– Итак, – пролепетал он, – по-вашему, я не только убийца, я сделал проступок еще более низкий и подлый. Я убил, чтобы обокрасть!

– Отвечайте.

– Что прикажете отвечать? Разве это стоит опровергать? Нет, сто раз нет! Я могу сказать только одно. Я не виновен, и вы это знаете так же хорошо, как и я.

– Обвиняемый, помните об уважении, которое следует проявлять к суду.

– Сохрани меня Бог забыть об этом! Но правосудие не имеет права оскорблять честного человека, обращаясь с ним как с разбойником, вырвавшимся из острога!

– Остерегайтесь! Если вы сейчас не успокоитесь, я велю отвести вас в тюрьму и отложу допрос! – вскрикнул судебный следователь.

Жорж сделал над собой геройское усилие. Ему удалось преодолеть негодование и гнев, и умоляющим голосом он прошептал:

– Я спокоен. Допросите меня, и я отвечу как умею.

– Итак, вы не признаете, что совершили преступление?

– Не признаю и решительно отрицаю обвинение.

– Свидетель видел, как вы приехали в Рошвиль. Он служил вам проводником, вы говорили с ним, он получил от вас сигару. При нем вы заговорили с Жаком Ландри. Он честный малый, у которого нет причин лгать. Притом против вас есть и другие доказательства. Вы оставили в Рошвиле вещественные следы своего преступления.

– Это невозможно, – возразил лейтенант, – только из письма дяди я узнал, что он купил это имение для моей сестры.

Судебный следователь взял одну из бумаг, лежавших на столе, и сказал:

– Вот оно. – И продолжил: – Где вы провели двадцать четвертое сентября?

– В Париже.

– Когда вы приехали в этот город?

– Двадцать третьего в четыре часа пополудни, по Лионской железной дороге.

– Расскажите подробно, что вы делали после.

– Я взял экипаж и поехал в Гранд-отель. Господин Домера, мой дядя, в письме назначил мне там свидание.

– Вот в этом, – сказал судебный следователь, показывая Жоржу другую бумагу.

Тот снова вздрогнул и продолжил:

– В отеле меня ждало еще одно письмо, сообщавшее о его внезапном отъезде, в нем дядя просил меня ожидать его в Нормандии…

– Чтобы вместе с Жаком Ландри охранять триста пятьдесят тысяч, – докончил судебный следователь.

– Это правда, я вижу, что вы и это письмо прочли.

– Расскажите, что вы сделали с портсигаром, в котором лежали письма.

– Его у меня украли.

– Украли! – повторил следователь с иронией. – Вы так объясняете его потерю? Хорошо. Продолжайте.

– Я переоделся, вышел, купил сигары в табачной лавке Гранд-отеля, бродил по бульварам, с час читал газеты в кофейне «Гельдер», зашел в меняльную лавку и разменял один билет в тысячу франков.

– Один, вы говорите. Значит, у вас было их несколько?

– Три, присланные дядей. Я положил две тысячи восемьсот франков купюрами в портсигар, десять луидоров в портмоне и пошел обедать к Бребану.

– Что вы делали после обеда?

– Провел вечер в театре, в «Жимназе». Там у меня украли портсигар. Я обнаружил пропажу в антракте.

– И не заявили тотчас полицейскому комиссару?

– Нет. Я знал, что это бесполезно, потому что не мог указать на вора. Я подозревал молодого блондина, который толкнул меня в коридоре, но не мог описать его приметы, к тому же он, наверно, был уже далеко.

LXII

Перо письмоводителя бегало по бумаге. Судебный следователь продолжил допрос:

– Что вы делали после спектакля?

Лейтенант задрожал всем телом. Впервые после ареста он почувствовал страшную опасность. В эту минуту он понял слова Жобена: «Рассчитывайте на меня, когда придется доказывать ваше пребывание в другом месте». Но Жорж был готов ко всему, лишь бы не была затронута честь Леониды. Пока ураган мыслей проносился в уме Жоржа, прошло несколько секунд. Взгляд следователя был прикован к лицу обвиняемого. Поль Абади продолжал:

– Разве вы не слышали моего вопроса? Я должен его повторить?

– Я выкурил две сигары на бульваре, – ответил нерешительно Жорж, – потом вернулся к себе.

– Вы ошибаетесь. Вы отсутствовали три дня, и управляющий Гранд-отелем, изумленный этим неожиданным исчезновением, отдал другим клиентам занимаемые вами комнаты. Это доказано. Но, возможно, вы дадите какое-нибудь объяснение?

– Мне нечего сказать, – прошептал лейтенант.

– Подумайте. В вашем положении молчание означает признание.

– Я не виновен!

– Ваш портсигар, найденный в Красной комнате Рошвильского замка, свидетельствует против вас.

– Против меня! Нет, милостивый государь, против того, кто украл его у меня.

– Пусть так! – продолжал следователь. – Но где были вы в это время?

– Я не могу этого сказать, – пролепетал Жорж.

– Почему?

– По причинам, касающимся меня одного.

– Так я отвечу за вас. Вы хотите убедить меня, что, будучи благородным человеком, молчите из любви к женщине, чтобы сохранить ее честь.

Лейтенант опять вздрогнул. Судебный следователь узрел истину, но принимал ее за ложь.

– С которых пор, – продолжал он, – ваш полк базируется в Алжире?

– С тысяча восемьсот семьдесят первого года, – ответил Жорж.

– Когда вы были во Франции и в Париже в последний раз?

– С тысяча восемьсот семьдесят первого года я не выезжал из Африки.

– Стало быть, в Париже у вас не может быть возлюбленной, репутацию которой стоит беречь ценой своей чести. Если предположить, что любовная интрижка заняла три дня, героиня этого приключения не заслуживает уважения. Говорите же! Перед вами разверзлась бездна.

– Мне нечего сказать, – повторил молодой человек.

– Итак, вы решили не отвечать на мой последний вопрос? Тогда откровенно признайтесь.

– Я не могу признаться в преступлении, которого не совершал.

Судебный следователь пожал плечами. По окончании допроса Жорж подписал протокол и был отправлен в тюрьму. Когда он вышел из кабинета, Жобен, уже с полчаса ожидавший в коридоре, осторожно постучался в дверь.

– Господин судебный следователь, позвольте спросить, вы довольны?

– Конечно, доволен, – ответил судебный следователь. – Вот протокол.

Сыщик жадно пробежал глазами допрос.

– Ах! – прошептал он. – Господин Домера имел причины опасаться!

– Ну! – спросил Поль Абади. – Что вы думаете?

– Я остаюсь при своем мнении. Я верю в невиновность Жоржа Праделя и сейчас же еду в Париж.

– Что вы будете там делать?

– Искать женщину.

Жобен почтительно поклонился Полю Абади и побежал на железнодорожную станцию. Через полчаса он уже мчался к большому городу. Сыщик, веря в невиновность Жоржа, не подвергал ни малейшему сомнению тот факт, что лейтенант провел в театре вечер двадцать третьего сентября. По всей вероятности, он взял экипаж по выходе из театра и поехал к той, о которой не хотел говорить. Единственный способ добраться до таинственной незнакомки состоял в том, чтобы отыскать этот экипаж.

Начальник сыскной полиции сделал распоряжения и поручил Жобену наблюдать за их исполнением. За ночь и на другой день утром все извозчики, стоявшие двадцать третьего числа вечером около театра, были найдены и допрошены. Один из них объявил, что незадолго до полуночи возил на бульвар Босежур молодого человека, приметы которого совпадали с приметами Жоржа Праделя. Он прибавил, что пассажир следовал за экипажем, в котором сидели две женщины – одна старуха, другая молодая. Возница не помнил номера дома, у которого велел остановиться клиент, но мог найти его с закрытыми глазами.

До отъезда сыщик допросил второго кучера. Тот рассказал, что тем же вечером, в тот же час, высокий господин с черными усами, в серой шляпе, куривший большую сигару, сел в его фиакр и приказал следовать за экипажем, который вез в Пасси молодого блондина.

– И вы следили за тем экипажем до его остановки? – спросил Жобен.

– И да и нет. На Большой улице в Пасси, возле железной дороги, мой ездок велел ехать по бульвару Босежур и у последнего дома крикнул: «Приехали!» Заплатив, он вышел. Я развернулся и через сто шагов встретил тот экипаж.

Жобен, оставшись один, сказал сам себе:

– Конечно, я уверен, что молодой блондин – Жорж Прадель. Но кто такой тот молодец с черными усами и в серой шляпе? Странно!

Сыщик сел в фиакр, и бретонская лошадка помчалась крупной рысью. В конце Большой улицы в Пасси, возле площади, кучер остановился.

– Старушка вышла недалеко отсюда, – сказал он, обернувшись.

– Езжайте дальше, – приказал Жобен.

На бульваре Босежур возница остановился во второй раз, крикнув:

– Приехали!

Полицейский вышел и взглянул на маленький особняк.

– Очень мило, – прошептал он, – должно быть, тут живут люди степенные, семейные. Как туда войти? Необходим предлог. Я представлюсь переписчиком населения шестнадцатого округа, выражу желание поговорить с хозяином. Если он меня примет, продолжу играть роль чиновника из мэрии. Если хозяин отсутствует, настою на встрече с хозяйкой и скажу без обиняков: «Я полицейский, я знаю все. Лейтенант Прадель, обвиняемый в не совершенном им преступлении, погибнет, если вы ему не поможете! Только вы можете его спасти!»

Рассуждая таким образом, Жобен дернул за колокольчик. Никто не явился на его зов. Он позвонил во второй раз, потом в третий, в четвертый, и все без результата. Без сомнения, он продолжал бы звонить, но сторож, работавший за оградой железной дороги, крикнул:

– Напрасно стараетесь! Уже несколько дней в доме никого нет. Супруги, жившие здесь, уехали. Я видел, как они садились в фиакр с багажом. Господин сказал: «На железнодорожную станцию».

– Давно это было?

– Двадцать четвертого утром.

Жобен был страшно озадачен. Обитатели особняка оставили Париж двадцать четвертого сентября утром. Следовательно, лейтенант не мог находиться в нем в ночь преступления. Жобен посвятил остаток дня розыскам, которые не привели ни к какому результату, и на другой день отправился в Руан. Он лишился покоя и был готов на любые жертвы, чтобы доказать невиновность лейтенанта.

В смущении Жобен явился к Полю Абади.

– Ну что? – насмешливо спросил последний. – Привезли вы из Парижа необходимые доказательства?

– Увы! – пролепетал сыщик. – Я вернулся с пустыми руками.

– Я предвидел это. Вы ничего не нашли, потому что ничего не было. Господин Домера, которому я позволил навестить племянника, умолял его оправдаться. Юный негодяй ответил, что мог бы, но не станет. Это верх цинизма! Жан Поке на очной ставке узнал его голос. Следствие кончено. Завтра я передаю дело прокурору.

Обвинитель вынес решение о предании Жоржа Праделя суду ассизов департамента Нижней Сены по подозрению в убийстве и краже. Дело было назначено к слушанию на двенадцатое число. Публика с нетерпением ждала начала прений. Никто не сомневался, что этот процесс получит скандальную известность. Почти все парижские газеты послали в Руан своих корреспондентов и обещали подробный отчет о судебных прениях. Уже трое суток в Руан стекалась любопытствующая публика. Защищать Жоржа должен был один из самых знаменитых парижских адвокатов, приглашенный дядей.

– Я убежден в вашей невиновности, – сказал он своему подзащитному, пытаясь сломить его упорное сопротивление, – но вряд ли смогу убедить в этом присяжных. Как вас защищать, если вы сами себя топите?

– Оставьте меня, – возразил Жорж.

– Нет! – настаивал адвокат. – Я обязан это сделать для любящего вас старика. Я буду бороться как умею. Со всем моим мужеством, но без надежды.

Настал великий день. Задолго до восхода солнца площадь перед зданием суда была запружена публикой, но едва ли двадцатая часть этой толпы смогла пробраться в места, отведенные для зрителей. Рядом со скамьей защитников стояли два кресла – для Домера и его племянницы. Судовладелец, бледный, исхудалый, согбенный, за несколько дней, казалось, постарел на десять лет. Девушка плакала, закрыв лицо руками.

Суд открыл заседание в десять часов. Привели Жоржа, и по старинному залу уголовного суда пронесся ропот удивления. Он шел, высоко подняв голову, и его светлый, чистый взор не избегал тысяч взоров, устремленных на него. Твердыми шагами, между двумя жандармами, дошел он до позорной скамьи. Председатель задал подсудимому несколько формальных вопросов для установления его личности. Потом он вызвал присяжных.

Письмоводитель прочел определение обвинителя о предании Жоржа Праделя суду присяжных, потом обвинительный акт, составленный прокурором. Этот документ произвел на слушателей громадное впечатление. Никто более не сомневался в виновности подсудимого. После соблюдения формальностей стали вызывать свидетелей. Их было много. Только председатель приказал вызвать Фовеля, как к Жобену, стоявшему у скамьи адвокатов, подошел пристав и подал депешу с надписью на конверте: «Господину Жобену, чиновнику сыскной полиции, здание суда, Руан».

Лихорадочно сыщик разорвал конверт и развернул телеграмму. Она гласила: «Приезжайте скорее, нельзя терять ни минуты, дичь поднята, иду на охоту. Антим Кокле».

– Черт побери! – пробормотал сыщик. – Дело уже не остановить! В конце концов можно будет прибегнуть к кассации.

Он наклонился к защитнику Жоржа и, сунув ему в руку депешу, вкратце объяснил, в чем дело. Вскоре сыщик, прихватив деньги и револьвер, уже направлялся на железную дорогу. Поезд отправлялся. Полицейский сел в вагон без билета и помчался к Малоне. В это время в суде начинался допрос Жоржа Праделя. Тот же пристав, который подал Жобену телеграмму чревовещателя, подошел к председателю и почтительно подал ему депешу. Председатель пробежал ее глазами, глубокое удивление отразилось на его лице, он взглянул на подсудимого и произнес:

– Заседание прерывается на час.

LXIII

Приводим текст депеши, полученной председателем суда:

«В Руан из Дьеппа, 12 октября, 11 часов утра.

Господин председатель уголовного суда!

Именем Бога, истины и правосудия, не допустите, если еще не поздно, ужасной несправедливости. В эту минуту судят невинного, который одним словом может оправдаться, но не скажет этого слова. О, я хорошо его знаю! Жорж Прадель не виновен в преступлении. Он этого преступления не совершал и не мог совершить. В ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое сентября он был в Париже, неопровержимое доказательство этому я вам доставлю.

Ранее я не сделала этого, потому что ничего не знала. Случай раскрыл мне глаза. Я понимаю мою обязанность и исполню ее до конца. Сейчас идет поезд, я приеду на нем и буду в Руане следом за депешей. Я явлюсь в суд. Дайте распоряжение, умоляю вас, чтобы меня пропустили. Я скажу всю правду, скажу и погибну, но Жорж будет спасен.

Примите, господин председатель, уверения в глубочайшем почтении вашей покорнейшей слуги

Леониды Метцер».

Секунды две председатель размышлял и затем велел прекратить прения на один час. Пристав получил от него приказание привести эту женщину в зал суда.

Мы присутствовали при внезапном отъезде Даниеля Метцера из Парижа. Куда этот гнусный человек вез Леониду? Он сам не знал в ту минуту. Касса была открыта, он взял билеты в Дьепп. Приехав в этот город, он нанял меблированный домик. Там Даниель Метцер дал волю всем дурным инстинктам своей низкой и злой натуры. Он держал несчастную женщину почти в заточении. Раз вечером, оставив ее одну на полчаса, он застал ее в слезах.

– Вы плачете о вашем любовнике! – закричал он. – Вы не увидите его никогда! Слышите? Он умер!

И негодяй рассказал подробно, с бесчисленными мелочами, о том, что совершил в последнюю ночь, проведенную на бульваре Босежур. Госпожа Метцер выслушала все и лишилась чувств. Даниель брызнул ей в лицо водой, а когда она очнулась, сказал грубо:

– В другой раз постыдитесь показывать так явно в моем присутствии вашу страсть к покойному Праделю!

С этого дня и с этого часа у Леониды была только одна мысль, только одно желание, только одна надежда – умереть.

Прошло почти две недели. Двенадцатого октября, утром, служанка пришла с провизией, завернутой в номер газеты «Вести с Нижней Сены». Она развязала сверток, понесла провизию в кухню, а газету забыла на столе в столовой. Госпожа Метцер совершенно машинально взяла измятый номер, взгляд ее упал на текст, и нервный трепет сотряс все ее тело.

Газета посвящала шесть столбцов рошвильскому преступлению. «Дело назначено к слушанию в суде 12-го числа этого месяца, – прибавлял редактор. – Господа присяжные совершат надлежаще правосудие, и мы можем ожидать, что их приговор никого не удивит». Леонида жадно пробежала весь обзор. Ей казалось, что какая-то густая туча скрывает истинный смысл слов, поразивших ее. Эта густая туча скоро рассеялась. Ослепительный свет, подобно молнии, осветил мрак бурной ночи. Госпожа Метцер поняла все, что происходит.

– Он губит себя из-за меня! – прошептала она. – Чтобы не поставить меня в неловкое положение! Во что бы ни стало я его спасу!

Молодая женщина тотчас оделась и украдкой вышла из дома. Первого же прохожего она попросила показать стоянку экипажей. Маленький фиакр привез ее на станцию железной дороги, где она узнала, что в Руан через полчаса отправляется поезд. Она отправилась на телеграф, написала депешу председателю суда, заплатила, вернулась на железную дорогу и села в вагон второго класса, потому что в ее портмоне почти не оставалось денег. Даниель, взбешенный ее отсутствием, разыскивал ее по всему городу.

Час прошел. Судьи заняли свои места, и председатель сказал Жоржу:

– Подсудимый, встаньте.

Молодой человек повиновался. На первые вопросы председателя он отвечал внятно и дал голосом твердым и очень ясно объяснение о своей прошедшей жизни, о своих привычках, переписке с Домера и о том, как проводил время в день приезда в Париж до той минуты, когда кончился спектакль в «Жимназе». Председатель продолжал:

– Что вы делали по выходе из театра?

– Господин председатель, судебный следователь уже спрашивал меня об этом. Я отказался отвечать ему. И вам я тоже отвечать отказываюсь.

– Берегитесь! – произнес председатель. – Понимаете ли вы неизбежные последствия такого упорства?

– Да! Я знаю, что мое молчание дает обвинению самое страшное оружие, которым оно уничтожит меня.

– До вашего ареста, – сказал председатель, – вы по крайней мере давали правдоподобное объяснение. Дяде вы сказали: «Я должен молчать, дело идет о чести женщины».

Жорж взглянул на дядю и живо возразил:

– Говоря это, я лгал!

– А если суд знает больше, чем вы думаете, об этом таинственном предмете?

Молодой человек прошептал:

– Это невозможно!

– Господа, – обратился председатель к членам суда и присяжным, – своей властью я приглашаю свидетеля, которого не допрашивали на следствии.

Жорж, побледнев как полотно, затаил дыхание. Кто этот новый свидетель? Что он знает? Что откроет?

Пристав появился через несколько секунд, сопровождая женщину в изящном костюме, с грациозной осан– кой. Жорж, жадно устремив глаза на эту женщину, прижал руки к сердцу и пролепетал:

– Боже мой, сделай так, чтобы это была не она!

– Свидетельница, – приказал председатель, – поднимите вуаль.

Незнакомка открыла лицо – ангельское, бледное, обрамленное белокурыми волосами. Большие голубые глаза, казалось, излучали свет. Раздались восторженные возгласы. Жорж зашатался и вдруг закрыл лицо руками.

– Свидетельница, – начал председатель, – ваше имя?

– Леонида Галлар, жена Даниеля Метцера, – ответила бедная женщина слабым и дрожащим голосом.

– Ваш возраст?

– Двадцать лет.

– Где вы живете?

– В Пасси, бульвар Босежур.

– Вы прислали мне депешу, прося, чтобы вас выслушали для оправдания подсудимого?

– Точно так, господин председатель.

– Эта депеша прислана из Дьеппа?

– Я в Дьеппе уже несколько дней.

– Одна?

– С мужем.

– Снимите перчатку с правой руки, поднимите эту руку к божественному распятию. Клянитесь говорить правду, всю правду, только одну правду.

– Клянусь.

– Хорошо. Что вы знаете и что желаете сказать?

– Я желаю сказать, – отвечала Леонида, – что господин Жорж Прадель не виновен в преступлении, в котором его обвиняют. В ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое сентября, в час ночи, господин Прадель был в моем доме… у меня… – пролепетала Леонида.

– Хорошо! Но это ничего не доказывает, потому что убийства были совершены с двадцать четвертого на двадцать пятое.

– Господин Прадель еще находился в моем доме в ту ночь, – продолжила молодая женщина, – но уже не у меня – он был пленником моего мужа.

– Мы сейчас вернемся к этому странному заявлению. Но прежде скажите, подсудимый – ваш любовник?

Госпожа Метцер сдержанно ответила:

– Господин Прадель был моим другом, моим братом, не более. Я честная женщина.

Эти простые слова глубоко тронули зрителей.

– Где вы познакомились с подсудимым? – спросил председатель.

– В Алжире.

– Давно?

– В декабре прошлого года. Господин Прадель спас мою жизнь и честь. Я платила ему чистой, глубокой нежностью и вечной признательностью.

– Вы не теряли из виду друг друга с того времени?

– Нет, господин председатель, мы не виделись восемь месяцев. Мой муж увез меня во Францию, в Париж. Господин Прадель не знал, что со мной, случай свел нас в театре «Жимназ» вечером двадцать третьего сентября.

– Подсудимый, конечно, говорил с вами в театре?

– Нет, господин председатель, он боялся поставить меня в неловкое положение. Я была с одной дамой, которая его не знала.

– Однако он поехал за вами! И вы приняли его у себя?

– Очень ненадолго. Мой муж отсутствовал. Я не имела мужества отказать господину Праделю в разговоре. Мне нечего было его опасаться. Он уже уходил, когда неожиданно вернулся мой муж.

– Тогда что же случилось?

Леонида рассказала все. Когда женщина закончила свой рассказ, председатель произнес:

– Не мое дело судить о вашем поведении, сударыня. Я считаю, что ваше показание объясняет и оправдывает в некоторой степени его упорное молчание. Притом следует ценить преданность истине, о чем свидетельствует ваша добрая воля, но цель, к которой вы стремитесь, достигнута лишь отчасти.

Госпожа Метцер, дрожа всем телом, с изумлением посмотрела на председателя.