Текст книги "Психическая саморегуляция функционального состояния человека (системно-деятельный подход)"

Глава 5
Личность и адаптация к экстремальным условиям деятельности

На следующем этапе наших исследований решалась задача по определению системы детерминант, ответственных за стратегию и тактику адаптации субъекта к экстремальным условиям деятельности. Как показали предыдущие исследования, ядро адаптации как системы и как процесса составляет психическая саморегуляция, эффективность которой обеспечивается взаимодействием регуляторных механизмов в триаде личность – состояние – деятельность. Согласно этому положению, динамика адаптации обеспечивается устойчивостью взаимодействия выделенных видов деятельности (профессиональной и по саморегуляции ФС), определяемой взаимовлиянием индивидуальнопсихологических и личностных детерминант субъекта деятельности. Поэтому в работе была поставлена задача по выявлению тех детерминант, которые обеспечивают взаимодействие регуляторных механизмов на разных уровнях: когнитивном, эмоциональном, активационном, личностном.

Мы предположили также, что в процессе адаптации происходит смена ведущих детерминант, которые влияют на выбор субъектом основного объекта саморегуляции – деятельности или состояния.

5.1. Мотивационно-волевые детерминанты взаимодействия регуляторных систем в триаде деятельность – личность – состояние

Анализ имеющихся в литературе данных показал, что основным в изучении детерминации психической деятельности является вопрос о мере в соотношении различных причин, факторов и ус – ловий, ее обуславливающих, а также в выявлении на этой основе стабилизирующей детерминации, то есть такой комбинации внутренних и внешних детерминант, которая обеспечивает устойчивость и относительную автономность любой системы Это положение системного подхода, данное Б. Ф. Ломовым, легло в основу наших исследований [37, 170]. Еще лучше организует задачу выбора детерминант саморегуляции как любого психического явления следование принципу полисистемности, который предназначен для анализа сложных многомерных и многокачественных психических явлений [69, 70, 100]. Следование этому принципу уже на предыдущем этапе анализа позволило выявить некоторые биологические, индивидуально-психологические и личностные детерминанты, определяющие эффективность различных способов саморегуляции ПФС и индивидуальный стиль саморегуляции как самостоятельной деятельности. Разработанные Ю. Я. Голиковым и А. Н. Костиным принципы межсистемного взаимодействия [69,70] позволили нам не только целенаправленно осуществить выбор детерминант, которые относятся к разным взаимодействующим системам, но и определить формы взаимодействия самих детерминант в процессе адаптации к деятельности. в условиях РНД и 72-часовой депривации сна.

Мы также полагали, что взаимодействие детерминант, относящихся к разным видам деятельности, может принимать разные формы: от интеграции и взаимного усиления до дезорганизации и полного нивелирования влияния той или иной детерминанты на определенный процесс или деятельность. Исследование межсистемного взаимодействия когнитивных и активационно-энергетических детерминант саморегуляции ПФС состояния в профессиональной деятельности показало, что для прогнозирования работоспособности этих характеристик недостаточно, так как они не объясняют все индивидуальные различия в деятельности человека. Поэтому отсутствовали данные о системе факторов, детерминирующих эти различия.

В процессе наших исследований отдельных способов и форм саморегуляции – БОС, ДОС, йоги, а также эмоциональной, произвольной и волевой – нами было выявлено влияние некоторых личностных особенностей на их эффективность. Однако и эти личностные особенности не позволяли объяснить и предвидеть динамику адаптации. В исследованиях индивидуального стиля саморегуляции ФС нами также была выявлена роль психо динамических свойств индивида, включая характеристики психической вариабельности личности [92, 319, 366], но и эти данные не смогли объяснить выбор субъектом в процессе адаптации в качестве объекта саморегуляции ФС или деятельности. Как показали наши данные, у каждого человека в процессе деятельности формируется «поле возможностей» по осознанному выбору способов саморегуляции своего психофизиологического состояния. Но сама ситуация выбора обуславливается доминированием тех или иных потребностей, взаимодействием ведущих мотивов и целей деятельности по саморегуляции и профессиональной деятельности или любой другой активности, а также взаимовлиянием ведущих в каждом виде деятельности индивидуально-психологических и личностных детерминант.

Характер взаимодействия регуляторных систем, обеспечивающих эффективность деятельности и оптимальность ФС в процессе адаптации, как известно, определяется целью, которую субъект осознанно ставит перед собой в процессе деятельности, а также его индивидуально-психологическими и личностными особенностями, свойствами его мотивационно-волевой сферы [5, 6, 16, 19, 71, 102, 171, 260, 322, 364]. В то же время, в соответствии с основным положением индивидуальной психологии, для человека характерно внутреннее стремление к цели, чаще всего неосознаваемое, например, мотив к достижению, мотив к гармонии, мотив к балансу сил, мотив к профессиональным достижениям и др. [18, 111, 169, 174, 279, 301, 315, 330, 351, 352, 365].

Внешние факторы воздействуют на человека, преломляясь через его отношение к своей деятельности, рефлексию, личностные черты, включая мотивационно-ценностную сферу. Этим объясняется отставленный по времени эффект ПСР, ее успешность или неадекватность, и стратегия адаптации в целом. На основе субъектно-деятельностного подхода, который, по утверждению А. В. Брушлинского, объясняет необходимость более глубокого изучения закономерностей саморегуляции субъекта во всех видах его активности – деятельности, общения, поведения и т. д., – был исследован вклад в процессы саморегуляции детерминант на качественно разных уровнях: физиологическом, психологическом, личностном.

Проведенный в обзоре анализ позволил нам выделить следующие группы детерминант:

Мотивационно-волевые — влияют на процессы информационного взаимодействия человека со средой, осознание нарушения соотношения «человек – среда», на разработку соответствующих когнитивных стратегий, направленных на оптимизацию выполнения деятельности, на формирование стратегии адаптации (выбор из различных альтернатив наиболее приемлемого способа действий), а также процессы контроля и коррекции этой стратегии в ходе ее реализации.

Эмоционально-оценочные — участвуют в процессах субъективной оценки ФС, которая отражает соотношение реально достигнутого этапа в адаптации и его психофизиологической «цены» в контексте реализуемой стратегии.

Активационно-энергетические—влияют на процессы расходования, восстановления и перераспределения психофизиологических ресурсов в соответствии с условиями деятельности и принятой стратегией адаптации.

Все эти детерминанты выполняют разные функции, вследствие чего их взаимодействие на разных этапах адаптации может отличаться высоким или низким уровнем синергии. Относительно операторской деятельности и деятельности по саморегуляции состояния влияние детерминант может быть однонаправленным, когда они дополняют друг друга или противоположным по воздействию.

В качестве теоретического основания изучения роли мотивации в процессе адаптации в нашем совместном с С. А. Шапкиным и А. М. Боковиковым исследовании [38, 39, 91, 315, 316] мы остановились на процессуальном подходе к мотивации, наиболее последовательно реализованном в теории мотивации достижения X. Хеккаузена [301, 351, 352]. Эта теория достаточно достоверно объясняет различия в продуктивности лиц, мотивированных на успех (преобладание мотива достижения и предпочтение задач повышенной сложности, требующих усилий и быстроты), или на экономию своих сил и предпочтение более легкой деятельности (мотив избегания).

Эти особенности мотивации задают общую направленность активности субъекта независимо от того, какую деятельность он выполняет или намерен выполнять. Поэтому для объяснения предпочтений при выборе объекта саморегуляции и внутренних конфликтов, которые при этом возникают, что и определяет индивидуальные стратегии адаптации, мы основывались на представлениях теории метаконтроля Ю. Куля [359]. Теория Куля («контроля за действием», то есть за реализацией действия) обосновывает различия между лицами, ориентированными на деятельность или состояние. По многим данным, лица, ориентированные на деятельность (ОД-испытуемые) успешнее справляются с задачами в стрессогенных условиях (индуцирование неуспеха), чем испытуемые, ориентированные на состояние (ОС-испытуемые).

Хотя эта теория была разработана в лабораторных и относительно непродолжительных экспериментах (в которых процесс адаптации как таковой практически не изучался, а напряженность моделировалась только введением негативной обратной связи), мы предположили, что различия в направленности контроля за действием или состоянием наиболее отчетливо будут проявляться в эмоционально напряженных ситуациях, вызванных экстремальными условиями РНД. В пользу использования модели Ю. Куля при анализе механизмов регуляции деятельности в особых условиях говорит возможность определения индивидуальных различий в контроле за действием, которые могут быть эксплицированы как ориентация на деятельность либо на саморегуляцию состояния. По его данным, последний тип контроля является менее эффективным в плане адаптации к деятельности в особых условиях. Поэтому для того, чтобы выявить, почему в экстремальных ситуациях или при снижении психофизиологических ресурсов, когда возможен контроль за выполнением только одной деятельностью, испытуемые отдают предпочтение той или иной деятельности, С. А. Шапкин в комплексных экспериментах определял у испытуемых наряду с мотивационной направленностью и эти личностные диспозиции – ориентацию на деятельность или состояние [315, 316].

Методика. Выбор конкретных методик для оценки этих процессов основывался на нескольких критериях. Во-первых, они должны были отражать разделение мотивационных и волевых процессов; во-вторых, конструкты, измеряемые опросником, должны принадлежать к одному уровню, а именно к уровню личностной регуляции, и иметь примерно одинаковую степень обобщенности; в-третьих, по требованиям эксперимента число опросников необходимо было сократить до минимума, охватив, однако, ключевые стороны изучаемых конструктов.

Поэтому в экспериментах для оценки мотивов достижения были применены: опросник Мехрабяна в адаптации М. Ш. Магомед-Эминова [174], опросник оценки склонности к риску, опросник Шмелева [315]. Мотивационная значимость ситуации оценивалась в эмоциональной форме в виде переживания привлекательности – непривлекательности данной ситуации и целевого объекта. Для этой цели С. А. Шапкиным была разработана шкала типа «градусник», на которой испытуемый должен был по 11-балльной системе оценить степень привлекательности для него на данный момент решения операторских задач по обнаружению сигнала [315].

Для оценки волевых особенностей в комплекс методик были включены опросник Куля [359], точнее, две его субшкалы (контроль за действием при планировании и контроль за действием при неудаче) и опросник «волевого самоконтроля» Зверкова и Эйдмана [322]. В этом опроснике по двум субшкалам определялись показатель «настойчивость», отражающий «доступный сознательной мобилизации энергетический потенциал завершения действия», и показатель «самообладание», определяющий «уровень произвольного контроля эмоциональных реакций и состояний». Если опросник Куля измеряет выраженность неосознаваемых диспозиций, то опросник «волевого самоконтроля» делает акцент на произвольном, осознаваемом аспекте волевой регуляции. По этой причине оба опросника казались нам взаимодополняющими.

В итоге оценивались следующие характеристики мотивационно-волевого компонента саморегуляции (МВ): индекс мотива достижения, склонность к риску, оценка привлекательности деятельности, контроль за действием (при неудаче), контроль за действием (в области планирования), волевой самоконтроль (шкалы «Настойчивость» и «Самообладание»).

Анализ целевых структур испытуемых на разных этапах адаптации был проведен с помощью методики мотивационной индукции Ж. Нюттена [368]. Были отобраны 19 предложений-индукторов, выражающих мысли и желания субъекта (я хотел бы…, я пытаюсь… и т. п.), которые испытуемые должны были завершить. Анализ этих завершений проводился по отношению к трем основным категориям: 1) направленность на регуляцию деятельности; 2) регуляцию ФС; 3) иррелевантные, то есть связанные с внешней по отношению к эксперименту ситуацией.

В качестве метода оценки эмоциональных состояний ФС была применена самооценочная шкала SUPOS-7 [366], которая заполнялась испытуемым перед выполнением задачи обнаружения сигнала. Опросник содержит 28 прилагательных, описывающих различные аспекты состояния. В оригинальном варианте опросник состоит из 7 подшкал: Р – душевный комфорт (стабильное, уравновешенное состояние); А – активность (мобилизованность, готовность к действию); N – импульсивность (спонтанное, нецеленаправленное реагирование; О – беспокойство; S – одиночество; D – депрессия (психическое и физическое истощение). Эти подшкалы были получены в результате факторизации большого количества прилагательных и отражают, по мнению автора, основные субсиндромы трансформации состояния при различных воздействиях. При обработке результатов рассчитывались три показателя путем суммирования баллов по шкалам А (активность), Р (стабильность) и суммарная оценка по шкалам N, О, U, D, S (шкала негативных состояний), после чего оценки представлялись в процентах.

Полученные результаты были последовательно проанализированы с точки зрения динамики: индивидуальной, отдельных групп и общегрупповой. Кроме того, выявлялась микродинамика показателей в пределах серии (интерпретировались только значимые корреляции).

Статистический анализ проводился с помощью программы «SPSS». Различия показателей оценивались по Т-критерию Стьюдента. Общий эффект влияния независимых переменных оценивался с помощью MANOVA по схеме «Группа испытуемых» (between subject factor) – «День эксперимента» (within subject factor).

В первом цикле экспериментальных исследований, проведенным совместно с А. М. Боковиковым, исследовалась роль мотивационно-волевой диспозиции человека, а именно модуса контроля над деятельностью в тех же условиях, для которых она была разработана Кулем: при предъявлении обратной негативной связи по показателям деятельности типа корректорской (ДОС) и обратной связи по КГР, характеризующему изменения в текущем психофизиологическом состоянии человека. Стрессогенность воздействия негативной ОС была усилена длительной (в течение шести часов) работой по выполнению сенсо-перцептивной деятельности (моделировалась деятельность типа корректорской, редакторской и др.) в режиме монотонии [38, 39, 224].

Результаты эксперимента подтвердили данные Куля и его последователей о том, что в нормальных условиях деятельности работоспособность у ориентированных на деятельность испытуемых в целом выше, чем ориентированных на ситуацию или состояние. Снижение продуктивности деятельности у последних сопровождалось более выраженным, чем у ОД-испытуемых умственным утомлением в связи с направленностью их внимания к ситуации и состоянию и попытке распределения внимания между операторской деятельностью, саморегуляцией состояния и желанием контролировать ситуацию. Поэтому выполнение задания требовало от ОС-испытуемых больших, чем у ОД-испытуемых, усилий, что приводило к росту психического напряжения и, как следствие, к снижению продуктивности. Более высокая продуктивность деятельности ОД-испытуемых, достигнутая ими без значительного психического напряжения, свидетельствовала об их больших потенциальных возможностях по сравнению с ОС-испытуемыми.

В нашей работе было выявлено, что в стрессогенной ситуации модус контроля над деятельностью может не только препятствовать развитию стресса, но и вести к повышению работоспособности за счет мобилизации внутренних ресурсов человека. Это подтвердили данные о росте различий в продуктивности деятельности у ОД– и ОС-испытуемых в ситуации постоянного неуспеха и утраты контроля над своими действиями, которая моделировалась постоянной негативной обратной связью. В этой ситуации у ОД-испытуемых коэффициент полезной деятельности (КПД) возрастал в среднем с 0,30 до 1,07, у ОС-испытуемых, наоборот, снижался с 0,40 до 0,80. Подстегиваемые индикацией «низкий темп работы», и учитывая индикацию «много ошибок», ОД-испытуемые резко повышали скорость прохождения корректурных таблиц, сокращая при этом, что еще более важно, число допускаемых ошибок. В результате возрастал КПД, высокие показатели которого сохранялись на протяжении всего дня. Даже в последних сериях, когда вследствие утомления продуктивность деятельности значительно снижалась, они все же превышали максимальные значения КПД на более раннем (предыдущем) этапе исследования.

У ОС-испытуемых скорость прохождения матриц также существенно возрастала, однако из-за увеличения числа ошибок КПД не только не повысился, но, наоборот, снизился, особенно в первых двух сериях. Наиболее показательной в этом отношении является все же первая серия. Впервые столкнувшись с информацией о «низком» темпе работы, ОС-испытуемые настолько увеличили скорость, что добились по этому показателю абсолютно лучшего своего результата, догнав даже ОД-испытуемых, которые справлялись с предложенной задачей в целом быстрее. В отличие от ОД-испытуемых, у которых не было отмечено существенных колебаний в значениях КПД, у ОС-испытуемых можно выделить три стадии в динамике работоспособности: 1) резкое снижение значений КПД в начале эксперимента (1 – 2-я серии), связанное с потерей контроля над ситуацией из-за стресса, вызванного негативной обратной связью; 2) повышение КПД до значений чуть ниже средних в середине эксперимента, связанное, по-видимому, с изменением отношения к ситуации и снижением ее стрессогенности; 3) вновь понижение значений КПД, вызванное развитием утомления.

Выявленные различия в динамике работоспособности у лиц с ОД– и ОС-модусом контроля, а также отличие их динамики работоспособности от классической кривой работоспособности, известной из научной литературы и описанной К. К. Платоновым и Э. Крепелином [145, 217], позволяют нам утверждать, что, во-первых, динамика работоспособности имеет индивидуальный характер, и, во-вторых, она определяется особенностями мотивации и модуса контроля, тесно связанными с процессами саморегуляции психофизиологических и функциональных состояний. Это подтверждается тем, что динамика работоспособности по усредненным показателям для обеих групп, независимо от модуса контроля, полностью соответствовала кривой работоспособности, описанной К. К. Платоновым. Это еще раз подтверждает, что нормы, разработанные для некоторых тестов, опросников, достоверно отражают динамику показателей, усредненных для больших групп определенного контингента и для определенных условий.

Введение негативной обратной связи в качестве стрессогенного фактора по-разному отразилось и на показателях психического состояния ОД– и ОС-испытуемых, причем более высокой продуктивности деятельности ОД-испытуемых соответствовало и более оптимальное психическое состояние. В целом, полученные данные свидетельствуют о том, что введение дополнительной задачи, усиливающей требования к распределению внимания и психофизиологическим затратам (введение постоянной негативной обратной связи о результатах выполнения задания), приводит к снижению работоспособности у ОС-испытуемых и развитию у них состояний напряженности, а затем декомпенсаторного утомления и переутомления.

В этой серии исследований (с введением отрицательной ОС) различия в показателях самочувствия, активности и настроения, тревожности, позитивных и негативных эмоций между испытуемыми двух групп стали более выраженными. В отличие от ОД-испытуемых, у которых в структуре эмоционального состояния преобладали позитивные эмоции, у испытуемых, ориентированных на ситуацию, наиболее выраженными оказались отрицательные эмоции – раздражительность, недовольство, ощущение психического дискомфорта, внутренняя напряженность. В самом начале второго цикла состояние ОС-испытуемых можно охарактеризовать даже как состояние стресса, выразившееся в дезорганизации деятельности и значительном психическом напряжении. О росте эмоциональной напряженности ОС-испытуемых свидетельствовали данные о повышении уровня реактивной тревожности до отметок 50,3 и 50,2, значительно превышающих стандартизированную норму для выборки здоровых испытуемых. Можно говорить о фиксации ОС-испытуемых в ситуации утраты контроля над деятельностью на негативных переживаниях. Особенно это относится к первым двум сериям.

В нашем эксперименте антиципация ситуации неуспеха и осознание невозможности контролировать деятельность вызывала у испытуемых реакцию тревоги и даже угрозы их престижу, что приводило у некоторых к оценке ситуации как стрессогенной. И то, и другое наглядно проявилось у ОС-испытуемых, когда после первого предъявления негативной ОС у них значительно повысился уровень реактивной тревожности, сохранявшийся повышенным до тех пор, пока испытуемые не смирялись с неизбежностью получения негативной информации. Согласно представлениям Лазаруса [407], процесс возникновения тревоги инициируется субъективной оценкой объективной ситуации как угрожающей. В нашем эксперименте утрата контроля над ситуацией и своими действиями в случае неверной и негативной ОС вызывала реакцию ситуативной тревожности, интенсивность которой соответствовала степени переживания ее как угрожающей их престижу и которая сохранялась до тех пор, пока интерпретация ситуации не изменялась.

И, наоборот, высокая продуктивность деятельности и оптимальное психическое состояние ОД-испытуемых на протяжении всего исследования свидетельствуют об их высокой эмоциональной устойчивости. В то же время эти испытуемые, сосредоточив свое внимание на результатах деятельности, не отвлекались на ситуацию и не акцентировали внимание на изменениях в своем состоянии. Преобладание мотива деятельности и отсутствие необходимости совмещать ее с другой активностью позволяло им успешно ее выполнять.

Следует отметить еще один факт неустойчивости ОС-испытуемых: их исходное ПФС состояние еще до начала выполнения задания существенно отличалось от ПФС ОД-испытуемых. Если на второй день перед началом эксперимента у ОД-испытуемых значения показателей самочувствия, активности и настроения повышались, а в структуре эмоционального состояния преобладали позитивные эмоции, то изменения всех этих показателей у ОС-испытуемых свидетельствовали о появлении у них эмоционального дискомфорта. То есть антиципация возможного неуспеха приводила у ОС-испытуемых к росту эмоционального напряжения, а это отражалось в низком уровне синергии во влиянии ориентационных стратегий на ФС и деятельность.

Выявленные особенности поведения ОД– и ОС-испытуемых не являются релевантными исключительно экспериментальной ситуации – вне всякого сомнения, они представляют собой частное выражение некоторых общих устойчивых свойств и диспозиционных переменных мотивационно-личностной сферы. Поэтому неудивительно, по нашему мнению, что особенности модуса контроля связаны и с другими личностными свойствами.

У ОД-испытуемых профиль личности соответствовал нормативным значениям выборки здоровых испытуемых (в пределах 30–50 стенов). Доминирующей чертой личности ОС-испытуемых была высокая тревожность: средний профиль для группы ОС-испытуемых по всем шкалам, кроме шкалы Ма (активности) лежал выше 50 Т-норм и имел выраженные пики по шкалам Р1 (тревожности) и Sс (индивидуалистичности). Высокий уровень тревоги у ОС-испытуемых выявили и данные теста Спилбергера [277]. Отсутствие у них уверенности в себе и высокая чувствительность к неудачам обусловили низкую активность в работе и стремление избегать ситуаций, способных нанести ущерб самооценке. Вынужденно оказавшись в подобных ситуациях, они склонны были реагировать ростом внутренней напряженности, которая не позволяла им разрешать эти ситуации оптимальным образом.

Ориентация на достижение успеха, активность, инициативность, способность к длительному напряжению, уверенность в себе и оптимистическая оценка ситуаций, присущие ОД-испытуемым, стали основой их устойчивости к стрессу и в осуществляемой ими деятельности. У ОС-испытуемых мотивация достижения оказалась даже более выраженной (по данным теста Мехрабяна). Если учесть их пассивную позицию в реальной жизни, это может быть связано с наличием у них внутреннего конфликта между потребностью в самоутверждении и страхом перед ситуациями, в которых это самоутверждение возможно. Обращает на себя внимание то, что полученные профили личности ОД– и ОС-испытуемых, по имеющимся данным, во многом совпадают с профилями личности у пользователей ЭВМ с позитивным и негативным отношением к работе на компьютере [38, 39].

Таким образом, можно утверждать, что модус контроля над деятельностью – как личностная диспозиция в детерминации психического состояния и работоспособности человека – тесно связан с жизненной активностью личности, прежде всего, с личностной тревожностью и мотивацией достижения. Деятельностная ориентация как мотивационная диспозиция личности, по-видимому, служит барьером для появления отрицательных эмоциональных состояний, дезорганизующих деятельность (включая такие, как смущение или подавленность), и одновременно катализатором для возникновения чувств, способствующих ее осуществлению (например, азарта и спортивной злости в отношении неудачи), которые побуждают их прилагать все новые усилия. И, наоборот, при ОС-модусе контроля функциональное нарушение контроля над деятельностью в стрессогенной ситуации усиливается и ведет к возникновению состояния беспомощности, выражающегося в дезорганизации деятельности.

Если бы мы остановились на этом цикле экспериментов, то не могли бы даже ставить вопрос о взаимодействии двух систем деятельности, так как в этих условиях саморегуляция состояния не принимает еще характера самостоятельной деятельности. Поэтому в следующей серии экспериментов, проведенных совместно с С. А. Шапкиным, стрессогенность ситуации была усилена 72-часовой депривации сна, режимом непрерывной работы, сменностью разных видов деятельности.

В этих экспериментах была не только подтверждена ведущая роль мотивационно-волевых детерминант в формировании стратегии адаптации, но и выявлены их взаимосвязи с другими детерминантами как в регуляции деятельности, так и состояния, а также установлено качественное различие системообразующих детерминант на разных этапах адаптации.

Мотивационно-волевые детерминанты, согласно нашей модели, являются системообразующими детерминантами и выполняют направляющую и координирующую функцию по отношению к активационно-энергетическим, когнитивным и эмоциональнооценочным процессам, определяют характер и интенсивность взаимодействий между ними. Системообразующая функция мотивационно-волевых процессов осуществляется субъектом через ментальные репрезентации потребных состояний, целей, средств их достижения, когнитивных и эмоциональных оценок ситуации и эффективности собственных действий.

Выявить ментальное содержание и на его основе дать оценку характера мотивационно-волевых стратегий преодоления стрессогенной ситуации позволил контент-анализ завершения предложений-индукторов по тесту ММИ. Преобладание завершений, релевантных категорий МД (соответственно малое число И-завершений по отношению к другим сторонам жизнедеятельности) было характерно для тех случаев, когда стрессогенная ситуация преодолевалась путем «ухода» в деятельность и резкого сужения мотивационного «ландшафта» до объектов, непосредственно обеспечивающих деятельность Если такая концентрация на деятельности удавалась в полной мере, то происходило автоматическое купирование стрессогенной ситуации через активизацию неосознаваемых механизмов, способствующих переработке неприятных ментальных репрезентаций, связанных прежде всего с дефицитом или нестабильностью ресурсного обеспечения деятельности и деформацией психического состояния (снижение числа Р-завершений) (рисунок 22).

При недостаточности ресурсов для волевой регуляции и реализации мотива «достижения успеха» субъект испытывает трудности в концентрировании на выполняемой им деятельности и в результате создаются предпосылки для «прорыва» негативных эмоциональных переживаний. Увеличивается вероятность срыва деятельности и разрушения системы адаптации в целом (большое количество Р-завершений преимущественно на осознаваемом уровне).

Рис. 22.

При преобладании у субъекта мотивации «избегания неудачи» преодоление стресса происходило путем поиска и углубленного анализа источников актуальных и потенциальных неудач. Это приводило к снижению и последующей недостаточности ресурсов, необходимых для выполнения деятельности и вызывало снижение ее эффективности, вследствие чего деятельность начинала ими восприниматься как источник неудач, угрожающий самооценке, вызывающий снижение ресурсного потенциала и ухудшение психического состояния (наблюдалось преобладание завершений, релевантных категории МН). Если эти негативные репрезентации перерабатывались на сознательном уровне, то наблюдался рост числа завершений, относящихся к Р-категории. Сочетание фиксации на источниках неудач и их переживание на сознательном уровне является наиболее неблагоприятным прогнозом для адаптации, поскольку стимулирует воспроизводство негативных факторов и свидетельствует о близости субъекта к дезадаптации (увеличение количества Н-завершений). При эффективном функционировании механизмов неосознаваемой переработки стрессогенных событий, которое проявляется в уменьшении количества Р-завершений, источникам неудач уделяется значительно меньше внимания. Это ведет к улучшению психического состояния человека и снижению расходования ресурсов, хотя и в ущерб деятельности. Неудачи в деятельности объясняются им ее сложностью или другими экстернальными причинами, что способствует сохранению самооценки. Весьма вероятен в этом случае «выход» из стрессогенной ситуации в область перспективного планирования, мечтаний, приятных воспоминаний и др., что отражается в увеличении И-завершений. И вполне логично С. А. Шапкин делает вывод о том, что мотивационно-волевые детерминаты определяют целевые стратегии адаптации в целом.