Текст книги "Психическая саморегуляция функционального состояния человека (системно-деятельный подход)"

По его данным, одновременно большой вклад в адаптацию вносят стратегии распределения активационных ресурсов и эмоционально-оценочные стратегии.

Анализ соотношения продуктивности решения задач и динамики ЭЭГ-показателей активации, позволил выделить два типа стратегий в перераспределении активационных ресурсов. Стратегия минимизации ресурсов в стрессогенной ситуации проявлялась в перераспределении субъектом активационных ресурсов в пользу регуляции своего психического состояния, что выражалось в снижении уровня активации при стабилизации или улучшении психического состояния по субъективной оценке испытуемого. В условиях дефицита ресурсов такая стратегия приводила к резкому ухудшению показателей деятельности. Стратегия эскалации ресурсов, напротив, характеризовалась компенсацией стрессогенных влияний путем усиления ресурсного обеспечения деятельности: повышение уровня активации и одновременное ухудшение психического состояния. Динамика активации по показателям ЭЭГ отражала в данном случае количество ресурсов, затраченных на повышение продуктивности.

В ряде случаев за счет мобилизации мотивационно-волевых процессов наблюдалось повышение продуктивности обнаружения сигнала в «зачетных» сериях по сравнению с тренировочными сериями, что характеризовало время, в течение которого волевые процессы могут обеспечивать поддержание высокого уровня активации и осуществлять перераспределение ресурсов. Сравнение ЭЭГ-активации в процессе выполнения легких и трудных тренировочных серий выявляло количество ресурсов, имеющихся на данный момент у человека (рисунок 23).

Соотнесение динамики частотного спектра ЭЭГ на микроинтервалах времени с изменениями в показателях продуктивности являлось дополнительным показателем эффективности стратегий, отвечающих за распределение ресурсов, и объясняло для нас причины появления отказов и «провалов» в деятельности испытуемого (рисунок 23 А, Б). Анализ собственных и имеющихся в литературе данных по исследованию деятельности и состояния человека в условиях РНД [78, 162, 246, 290, 299, 339, 343,355, 367, 385], позволил нам выделить «провалы» трех видов.

1. Кратковременные и неосознаваемые испытуемым периоды «невнимания», приводящие к пропускам сигналов, чередующимся с ошибками типа «ложная тревога» и связанные с незначительными изменениями в ЭЭГ (появление альфа-ритма).

2. Конструктивные «провалы» – периоды микросна (с самостоятельным пробуждением), во время которого испытуемый неосознанно выполняет действия, неконтролируемые им; после него иногда наблюдается повышение продуктивности обнаружения сигнала.

3. Деструктивные «провалы», когда продолжение деятельности становится практически невозможным, а для пробуждения требуется постороннее вмешательство.

Первый тип провалов был характерен для нормального состояния и сопровождался снижением уровня концетрации внимания испытуемого на выполняемой им задаче. Конструктивные «провалы» наблюдались в состоянии компенсированного утомления. Их можно рассматривать как особый тип адаптации, связанный с недостаточной и непроизвольной регуляцией уровня бодрствования. Периодам «провалов» соответствовало резкое увеличение мощности медленных волн и уменьшение мощности альфа– и быстрых волн. Следующие за «провалами» периоды эффективного обнаружения сопровождаются резким уменьшением медленных волн и увеличением мощности альфа– и бета-волн. Вероятно, за короткие периоды «микросна» происходит восстановление психофизиологических ресурсов до уровня, необходимого для эффективного продолжения деятельности. Деструктивный «провал» характеризуется увеличением мощности медленных частот спектра ЭЭГ, уменьшением мощности бета-2-ритма и выраженной деформацией психического состояния испытуемого (рисунок 23 В).

Рис. 23. Соотношение изменений в ЭЭГ-активности и показателях деятельности операторов по обнаружению звуковых сигналов в процессе РНД

Обозначения: А – в состоянии функционального комфорта, Б – в состоянии «блочного режима» на вторые сутки РНД, В – в состоянии деструктивных «провалов» в сознании на третьи сутки РНД; 1 – стимулы, 2 – ответы: зубцы вверх – пропуски, вниз – ложные тревоги, горизонтальная линия – правильные ответы, 3 – нажатие на кнопку (на рис. 23 А отсутствует), с 4 по 8 – мощность ритмов ЭЭГ в диапазонах дельта, альфа, бета-1, бета-2

Влияние активационно-ресурсных стратегий на интенсивность эмоциональных процессов неоднозначно: снижение или повышение ЭЭГ-активации не всегда вызывает изменения в эмоциональном состоянии. Например, объективно напряженная (по параметрам ЭЭГ) деятельность коррелирует с функциональными состояниями напряженности или начального утомления, но не всегда сопровождается ухудшением психического настроения по оценке, данной самими испытуемыми. В наших экспериментах оценка субъектом своего эмоционального состояния определялась не только объективными затратами активационных ресурсов на преодоление стрессогенной ситуации, но и неосознаваемыми мотивационно-волевыми процессами, которые инициируют эмоции, способствующие достижению цели и успешной адаптации и одновременно закрывают доступ негативных эмоций к системам регуляции действия. Поэтому эмоционально-оценочные процессы могли быть относительно независимыми от объективных характеристик стрессогенной ситуации и действий субъекта.

В процессе адаптации ведущим фактором эмоционально-оценочной стратегии первого типа является эмоциональная оценка эффективности деятельности, которая является для субъекта значимой: если деятельность успешна, адаптация оценивается как успешная, и деформация психического состояния не проявляется на уровне осознанной оценки. Поэтому взаимосвязь деятельностных и эмоцонально-оценочных показателей была более тесной, чем связь последних с параметрами ЭЭГ.

Второй тип эмоционально-оценочной стратегии связан с ориентацией на накопление или расходование активационных ресурсов. Резкое уменьшение количества активационных ресурсов и/иди чрезмерное повышение затрат на выполнение деятельности является пусковым моментом для активизации процессов саморегуляции Подчеркнем, что именно психофизиологические затраты, а не качественные показатели деятельности являются критичными, информативными для стратегии этого типа. В качестве цели регуляции здесь выступает оптимизация психофизиологического состояния, которая ведет к оптимизации затрат. Эта стратегия проявляется во взаимосвязи эмоционально-оценочных показателей и ЭЭГ, в то время как связь ЭЭГ и поведенческих показателей менее выражена. Поэтому первый тип стратегии можно назвать «деятельностно-ориентированным», а второй – «эмоционально-ориентированным».

В нормальных условиях деятельности, которая обычно не сопровождается переживаниями, эмоциональная саморегуляция у большинства испытуемых не играет большой роли. В этих условиях в результате оценки испытуемым объективных и субъективных условий деятельности и требований самой деятельности у него осознанно формировалось соответствие текущих и нормативных условий, и неосознанно – соответствие между текущим и потребным для деятельности ФС, которое оценивалось им как оптимальное. И только в усложненных условиях деятельности, когда эмоциональная саморегуляция текущего ФС не соответствовала требованиям деятельности, и ФС становилось неоптимальным, могли возникать негативные эмоциональные реакции. Это проявлялось в субъективных переживаниях «затрудненности деятельности», «напряженности труда», «высокой цены деятельности», «негативного отношения к работе», «нежелания работать» и т. п.

В целом по группе обнаружилась тенденция к снижению субъективных показателей активности и стабильности состояния и возрастанию частоты и интенсивности негативных состояний. К третьему дню резко возросло число испытуемых с неблагоприятными состояниями; изменилось соотношение испытуемых с хорошими, средними и низкими показателями деятельности, кроме группы из пяти человек, у которых в течение всего эксперимента деятельность поддерживалась преимущественно на среднем уровне, а в психическом состоянии преобладали положительные эмоции.

Различия в когнитивных стратегиях, выявленных нами по показателям эффективности решения психофизических задач (индекс чувствительности и критерий принятия решения), определялись не в последнюю очередь особенностями распределения физиологических ресурсов, что нашло подтверждение в динамике объективных ЭЭГ-индикаторов активации. Были выделены следующие когнитивные стратегии: гибкая, мобилизационная, компенсаторная и стратегия угадывания (или проб и ошибок). Если гибкая и мобилизационная стратегии реализуются преимущественно при большом объеме ресурсов, то стратегии компенсации и угадывания – при дефиците ресурсов. Наибольшие различия в использовании когнитивных стратегий у испытуемых с разной ориентацией проявились к концу эксперимента: ориентированные на деятельность чаще использовали гибкие и мобилизационные стратегии, а ориентированные на СР состояния предпочитали в своей деятельности стратегии «компенсации» и «угадывания».

Колебания в показателях психофизиологических процессов, усиливающиеся при многосуточной частичной и трехсуточной полной депривации сна, провоцировали условия для пропуска значимого сигнала в период снижения уровня функционирования систем, обеспечивающих деятельность. Деструктивные изменения в деятельности в этот период наблюдались не только на макро-, но и на микроуровне (в пределах одной серии). Соотнесение динамики ЭЭГ на микроинтервалах времени с изменениями в показателях продуктивности может служить хорошим показателем эффективности распределения ресурсов и одновременно объяснять появление отказов и «провалов» («lapses») в деятельности оператора вследствие ухудшения ФС человека. Однако анализ изменений психофизических показателей выявил значительный разброс в динамике этих показателей.

Поэтому на следующем этапе мы попытались рассмотреть взаимодействие мотивационно-волевых, активационно-ресурсных, эмоционально-оценочных и деятельностно-когнитивных детерминант адаптации для всего эксперимента в целом и для каждого этапа в отдельности. Это вызвало необходимость рассмотреть их взаимосвязи с показателями ФС и другими детерминантами.

Мы полагали, что только анализ характера этих взаимосвязей позволит ответить на вопрос, какие регуляторные процессы участвуют в становлении адаптации как процесса и как системы.

Таблица 14

Взаимодействие мотивационно-целевых, деятельностных и активационно-ресурсных стратегий в процессе адаптации

Обозначения: d’ – индекс чувствительности, р – критерий принятия решения

Взаимодействие стратегий разного уровня. Полученные данные подтвердили нашу гипотезу о том, что в процессе адаптации одновременно с ростом стрессогенности ситуации усиливается взаимодействие между личностными детерминантами и регулятивными компонентами психологических систем операторской деятельности и деятельности по саморегуляции ФС.

Личность и адаптация к экстремальным условиям деятельности

В таблицу 14 включены данные С. А. Шапкина о взаимовлиянии мотивационно-волевых особенностей, стратегий саморегуляции ФС и когнитивных стратегий по выполнению психофизических задач в процессе адаптации РНД в условиях 72-часовой депривации сна.

Если значимой является цель достижения высокого результата в деятельности (стратегия «достижения»), то, несмотря на дефицит ресурсов, происходит не только достижение цели, но и используются более продуктивные для деятельности когнитивные стратегии; при этом сохраняется благоприятное эмоциональное состояние и достаточно низкий уровень активации. Если основной целью становится сохранение наиболее комфортного для субъекта ФС, то активно задействуются активационные ресуры саморегуляции и, как следствие, повышается уровень активации, улучшается эмоциональное состояние. Но в деятельности наблюдается переход к менее успешным мобилизационным стратегиям.

Напротив, если значимой становится цель экономии ресурсов даже в ущерб деятельности (стратегия «избегания»), то это приводит не только к неуспеху в достижении целей (стратегия проб и ошибок), к экономии ресурсов, подлежащих использованию (низкий уровень активации), но и, как следствие, к ухудшению психического состояния. Стратегия избегания неудач в деятельности по саморегуляции ФС сопровождается повышенными затратами психофизиологических ресурсов, более высоким уровнем активации при одновременно сниженной оценке эмоционального состояния и экономией энергетических затрат на решение операторских задач (компенсаторные стратегии).

Можно сказать, что в этом взаимодействии именно мотивационно-волевые процессы обеспечивают направленность адаптации в целях достижения значимых для субъекта целей (мотив достижения или избегания) и стратегию саморегуляции ПФС (ориентация на деятельность или состояние). Поэтому одним из основных механизмов, определяющих успешность адаптации, является контроль за переживаниями, связанными с деформацией функционального состояния субъекта.

Таким образом, формирование входе адаптации стратегий саморегуляции состояния или успеха в операторской деятельности во многом зависит от личностных диспозиций, соответственно, мотива достижения мотива избегания неудачи; а эффективность реализации обеих стратегий – от ориентации на действие либо – от ориентации на состояние. Исходя из этих данных, можно сказать, что системообразующими детерминантами этого взаимодействия являются мотивационно-волевые детерминанты, которые на разных этапах адаптации объединяются с другими детерминантами в различные системы. На рисунке 24 графически представлены взаимосвязи этих детерминант на разных этапах адаптации (по данным С. А. Шапкина).

Рис 24. Динамика корреляций между показателями адаптации в фоне и в процессе РНД

Оозначения: Э-О – эмоционально-оценочный компонент, К – когнитивный компонент, А-Э – активационно-эмоциональный компонент, М-В – мотивационно-волевой компонент

Мотивационные процессы, связанные с выбором стратегии адаптации, максимально представлены на начальных этапах адаптации, а волевые во взаимосвязи с активационными процессами обеспечивают контроль за реализацией этой стратегии преимущественно на критическом и завершающем периодах адаптации. Снижение мотивации к продолжению деятельности, максимальная сонливость и резкое ухудшение самочувствия наблюдалось между 42 и 56 часами в ходе 72-часовой депривации сна. Волевые процессы обладают модулирующим влиянием по отношению к мотивационным процессам, отвечающим за выработку стратегий адаптации. В зависимости от того, насколько эффективно функционируют волевые механизмы и осознаваемые процессы переработки стрессогенных репрезентаций, негативные аспекты обеих названных стратегий могут быть либо усилены, либо купированы.

Эмоциональная оценка состояния также имеет тесную взаимосвязь с мотивационно-волевыми особенностями личности, поскольку она зависит не только от объективных условий (гипоксия, депривация сна), но и от активности самого субъекта по контролю за негативными переживаниями. Этот контроль выполняет функцию своеобразного «диспетчера», регулирующего влияние аффективных состояний на когнитивные структуры, которое может осуществляется разными способами в зависимости от устойчивых стилей совладания (coping styles) или, пользуясь термином Ф. Е. Василюка, стилями переживания [51]. Так, в одном случае устойчивость деятельности обеспечивается тем, что объективно эмоциогенная ситуация воспринимается человеком как нейтральная (механизм вытеснения), в другом же – тем, что негативные переживания активно подавляются дополнительным усилием воли (механизм подавления). Представления о наличии метаэмоцио-нального контроля открыли путь к целенаправленному формированию «хороших» состояний, которое, в частности, успешно применяется как одна из техник в так называемой «неокогнитивной» психотерапии. Если субъект осознает, что негативные эмоции связаны с нежелательными мыслями, то, формируя и закрепляя положительные эмоциональные состояния, он получает возможность не только справляться с отрицательными эмоциями, но и с нежелательными мыслями.

Таким образом, только рассмотрение ФС как закономерного результата взаимодействия разных регуляторных систем в процессе преодоления определенных трудностей в реализации деятельности позволило выявить роль процессов мотивационной регуляции деятельности (целеполагание, инициирование действия, формирование намерения и пр.) в определении структуры и динамики адаптации к деятельности в экстремальных условиях.

Можно сказать, что эти личностные диспозиции определяют устойчивость личности к неудачам в поведении и профессиональной деятельности оператора в нормальных условиях, но особенно возрастает их роль в трудных условиях деятельности в изменяющихся функциональных состояниях [71, 83, 171, 279

и др.]. Именно различия в направленности личностного контроля над деятельностью и ситуацией определяют трудности адаптации профессионала к разным видам деятельности, в том числе компьютеризации его деятельности [39].

Сменность личностных детерминант, обуславливающих эффективность саморегуляции психического состояния на разных этапах адаптации, была подтверждена в эмпирическом исследовании психического состояния альпинистов на разных этапах их восхождения, проведенном А. В. Махначем [182–185]. Разделяя тезис о том, что «человеческий индивид и психика изначально и всегда социальны» и что «во всех видах человеческой активности, независимо от степени их общественной полезности, нравственной оценки и значимости, присутствует социальность», автор показал, что и в психической саморегуляции состояния участвуют личностный и социальный уровни регуляции, определяющие психические состояния в изменяющихся природных условиях и среды общения. Проведенный им анализ факторных матриц с акцентом на иерархию компонентов психических состояний позволил не только изучить вклад тех или иных личностных детерминант в специфику саморегуляции психических состояний, но и выявить, какие личностные черты доминируют в ситуациях разной степени стрессогенности. Было показано, например, что такие черты личности, как агрессивность, склонность к лидерству, ригидность и самоконтроль снижают возможности саморегуляции и детерминируют состояния стресса, напряженности, утомления и тревожности.

Сменность детерминант в процессе адаптации подтверждается качественной трансформацией в соотношении личностных детерминант психических состояний альпинистов. При 268 увеличении стрессогенности ситуации детерминантами преимущественно благоприятных психических состояний в целом по группе становятся такие личностные черты, как импульсивность, гиперактивность, адаптивность к окружению, социальный конформизм и разрешающий тип реакций, проявляющийся во фрустрирующих ситуациях. Снижение влияния факторов внешней среды приводило к возрастанию значимости факторов, составленных из показателей, оценивающих преимущественно социально-психологические характеристики личности.

Основной результат этих исследований состоит в том, что удалось показать, что те черты личности, которые определяют стратегию преодоления стресса, активизируются и проявляются только в экстремальных условиях, когда у альпинистов развиваются состояния подъема, радости и исчезают состояния тревожности, депрессии, ипохондрии, характерные для них в повседневной жизни. В то же время в процессе реинтеграции в социум психические состояния альпинистов определяют уже такие черты личности, как ригидность, нейротизм, экстраверсия, тревожность (как черта) и самозащитный тип реакций, также характерный для фрустрирующих ситуаций.

Эти данные говорят о том, что в экстремальных условиях раскрываются потенциальные личностные особенности, которые были у субъекта и в повседневной жизни в имманентном состоянии, и которые, активизируясь в трудных и критических ситуациях, определяют его возможности по преодолению стресса. И если эти особенности, регулирующие его поведение в условиях стресса, вновь не «свернутся», не «заархивируются», по выражению А. В. Махнача, в повседневной жизни, не обеспечив субъекту полноту жизни, можно говорить о развивающем личность влиянии стресса. Иначе человек будет все время стремиться вновь испытать всю палитру благоприятных психических состояний: радость, экстаз, восторг и др.

Эти результаты имеют и практическое значение. Акциональная и ситуационная ориентация личности представляет собой важную для ряда профессий мотивационно-волевую диспозицию личности. Ее необходимо учитывать при прогнозировании успешности деятельности и в профессиональном отборе специалистов для работы в условиях объективной неконтролируемости ситуации и постоянного нервно-эмоционального напряжения.

Таким образом, экспериментально подтверждена обусловленность психических состояний чертами личности и показана сменность личностных детерминант психических состояний на разных этапах адаптации к экстремальным условиям. Можно сделать вывод (теоретически обоснованный и экспериментально подтвержденный), что в процессе адаптации происходит качественная трансформация во взаимодействии регуляторных систем состояния и личности, которая и определяет неравнозначность влияния черт личности на симптомокомплекс психических состояний. Это позволило нам обосновать новую гипотезу. Адаптация как развивающийся творческий процесс может способствовать формированию новых интегративных качеств личности, повышающих адаптивность и стрессоустойчивость человека к экстремальным условиям деятельности, через саморегуляцию состояний.