Текст книги "Возвращение Ленина в Россию в 1917 году. Почти детективная история"

Как сказал поэт, «каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Легко нам со столетней высоты недоумевать по поводу безнаказанного вредительства Троцкого. Но Ленин в тюрьме и эмиграции, Сталин в тюрьмах и ссылках – это зачастую именно бессилие перед интригами и происками многоопытного противника, не испытывавшего нужды ни в чём. Беспринципным поведение большевистских вождей не назовёшь. За правду они бились, не щадя своих сил. Но невозможность противодействовать некоторым акциям внутрипартийной агентуры мирового капитала была налицо. Требовалось время, нужно было пройти через многие испытания, о чём будет сказано в заключительной главе нашей книги.

…Если бы немцы завербовали Ленина, он бы не просто потакал завербованному сионистами Троцкому, а выполнял бы его указания. Полагаете, это невозможно, потому что у них были бы разные хозяева? Формалистика никогда не являлась преградой для хорошо скоординированного сотрудничества западных спецслужб. Для сионизированных – тем более.

В клоачном мире капиталистического шпионажа свои нравы. Там свои неписаные законы, порой на 180 градусов отличающиеся от правовых норм буржуазных отечеств. Своя подспудная деятельность, порой абсолютно противоположная декларированной политике буржуазных правительств. Даже в периоды межгосударственных конфликтов и столкновений у органов, обслуживающих потребности наднациональных военно-политических сил, имеются интересы и цели, не совпадающие с целями сражающихся на фронте собственных армий.

Тяжелейшая доля ответственности перед народом, когда Ленин, а затем Сталин встали во главе полуразрушенной державы, тоже не способствовала открытости ряда аспектов их противостояния структурам, пустившим щупальца в выстраданное дело всей жизни неподдельных коммунистов.

Пожалуй, это и была подлинная, неудобная, колючая партийная тайна, которую большевики не то, что скрывали, а не афишировали. Они были людьми другого склада, нежели все поколения предшествовавших и последующих поколений политиков. И при Ленине, и при Сталине во главу угла они ставили заботу о чистоте идейных помыслов однопартийцев, о дружбе народов СССР, об интернациональной солидарности, где нет места двурушничеству. Но не зря существует поговорка о клине, вышибаемом клином. Сделать тайное явным, искоренить дефективные постулаты и вещи – для этого по тактическим соображениям бывало необходимым определённое время соблюдать классическую партийную тайну.

Это не отменяло неизменной верности Ленина, исследователей, стоящих на ленинских научных позициях, основополагающим принципам социализма и коммунизма. Они решительно отвергали внеклассовый подход к оценке взаимоотношений между евреями и неевреями. Сталин, прибегая к общепринятой терминологии, говорил: «Антисемитизм выгоден эксплуататорам, как громоотвод, выводящий капитализм из-под удара трудящихся. Антисемитизм опасен для трудящихся, как ложная тропинка, сбивающая их с правильного пути и приводящая их в джунгли. Поэтому коммунисты, как последовательные интернационалисты, не могут не быть непримиримыми и заклятыми врагами антисемитизма». Он пошёл дальше, назвав антисемитизм «крайней формой расового шовинизма и наиболее опасным пережитком каннибализма».

Поэтому вышеперечисленные существенные обстоятельства, вытекающие из идеологической отравы сионо-иудаизма, не должны мешать классовой, интернационалистской, то есть самой надёжной, безошибочной методике исследования проблем философии, истории, политологии, социологии, культурологии. Ведь они демонстрируют нам помимо прочего высокие примеры служения евреев пролетарским идеалам, в том числе на благо советской Родины.

Немного о шпиономании

Уровень подозрительности эквивалентен глубине собственного падения.

Виталий Галашев, современный афорист

Обиходная фраза «документ – главный свидетель прошлого для историка» страдает неполным содержательным соответствием. В подделке исторической документации уличали вавилонских и древнеегипетских писцов. В наши дни, прибегнем к другой обиходной фразе, сфабриковать и распространить лживую информацию проще пареной репы. Разумеется, у источниковеда и архивиста есть много способов просеивания разнообразной документации сквозь сито квалифицированных исследований. Однако и они неполная гарантия от попадания вымыслов в серьёзную работу.

На конкретные документы, несмотря ни на что, мы ссылаться будем. Как на те, которые «за», так и на те, которые «против» шпиономании, развёрнутой антибольшевиками. Потому что, даже будучи неубедительными, разглагольствования с обвинительным уклоном и общая сатанизация Ленина тоже помогают понять суть рассматриваемых фальсификаций.

Разводя бодягу лжи на тему подкупа Ленина проклятыми германцами, антибольшевики обычно оперируют бумагами, которые даже с натяжкой затруднительно назвать предположительно проверенными и заслуживающими доверия. Сродни им показания, принадлежащие широченному кругу фигурантов. Перечислим только самых заметных: Александр Парвус (Гельфанд), Якуб Ганецкий (Фюрстенберг), Фердинанд Оссендовский, Евгений Семёнов (Коган), Эдгар Сиссон, Эдуард Бернштейн. Плюс целая группа высокопоставленных немецких официальных лиц, куда недрогнувшей рукой разоблачителей вписаны: германский посланник в Копенгагене Ульрих фон Брокдорф-Ранцау, фактический глава генерального штаба Эрих фон Людендорф, статс-секретари (т. е. министры) иностранных дел и канцлеры Германии, а также, неловко подумать, кайзер собственной августейшей особой.

Вся антиленинская шпиономания вращается вокруг этой разнокалиберной шарашки, а также других имён и должностей, некоторые из которых в нашей книге обязательно всплывут. Надо признать, что за кое-кем из них действительно тянется шлейф сотрудничества со спецслужбами либо принадлежности к ним. А учитывая, что у Ленина случался личный контакт с замаранными господами-товарищами, то какой простор для полёта воображения открывается для ненавистников лидера РСДРП(б). Правда, в этом случае, господа-товарищи, примите «явку с повинной» автора этих строк. Лишь укажу предварительно, что моё поведение далеко не оригинально, и ситуация распространённая.

Мне лично в силу журналистской профессии и участия в не бог весть какой заметной, но определённой общественной деятельности, иногда приходилось вступать в контакты с агентами разведки и контрразведки, с сотрудниками и осведомителями охранных ведомств, да не только отечественными. Как правило, они не раскрывались, однако род занятий некоторых из них становился рано или поздно известным, подтверждённый конфиденциальной информацией либо точными фактами. Повторяю, контакты были нечастыми, но они повторялись. Скажу больше – я не избегал их. Не только для того, чтобы «спецпублика» не догадывалась, а потому, прежде всего, что мне она была нужна для работы. Видимо, как и я ей. Мне были безразличны её звания, должности, функции и пр., поскольку во всех подобных случаях делами-то я занимался не противозаконными, не шпионскими.

Очень часто, дабы избежать специфических неприятностей, вполне достаточно было не скрывать своих основных убеждений, не болтать лишнего и не лезть в конспиративную самодеятельность, зная, что за тобой надзирают – прослушивают, просматривают… Совсем нетрудно понять, что ЗНАКОМСТВО не является тождественным СОТРУДНИЧЕСТВУ, равно как элементарная бдительность не тождественна шпионоозабоченности. (Право слово, сексуальная озабоченность и то выглядит приличнее.)

Но шутки в сторону. Ибо, если поставлена задача кого-то скомпрометировать, если выполнена она будет на высоком профессиональном уровне, то поди докажи потом свою невиновность. Надежда лишь на то, что контршпионаж с патологическим уклоном не характерен для нормальных спецслужб. Увы, понятие «нормальности» в данной сфере условно. Что же касается военно-полицейского аппарата дореволюционной России и близких к нему кругов, то здесь адекватностью немногие могли похвастать. Вместе с тем, уверен: самый злостный антиленинец знает, что нашего вождя не надо было учить азам общественно-политической работы, что он не понимал, находясь, прямо скажем, в недружественной Европе, кто и как его «пасёт» и как себя следует вести, дабы не подставиться.

Ещё острее вопросы партийной и личной безопасности встали перед Лениным после начала войны. Он решал их в высшей степени грамотно, осторожно и… компромиссно. Ничего предосудительного в его поступках не таилось.

Ввиду имевшей место в 2014 году 100-летней годовщины начала Первой мировой войны, интерес к ней специалистов и читающей общественности заметно вырос. К сожалению, во множестве публикаций по данной проблематике можно было найти всё, что угодно, кроме научного объяснения причин и итогов мировой бойни. Приводятся факты справедливости/несправедливости взаимных претензий стран-участниц, патриотического подъёма в них, геройского либо трусливого поведения солдат и офицеров воюющих армий, шпионских скандалов и прочих облечённых в словесную шелуху обстоятельств, из которых однако нельзя составить цельную картину гигантского тектонического сдвига под названием Первая мировая война.

Наиболее компетентный и исчерпывающий анализ происшедшего дала марксистско-ленинско-сталинская методология исследования истории. Повторять все её выводы не буду, лишь обращу внимание на то, что небывалые количественные и качественные характеристики войне придала столь же небывалая острота межимпериалистических экономических противоречий.

К началу прошлого столетия на международной арене подросли молодые хищники империалистической стаи. Невозможность мирного передела уже освоенных старыми хищниками и служивших основой их благополучия рынков сырья и сбыта, наряду с техническим прогрессом сделало неизбежными войну и её масштаб. В результате рухнули, распались четыре империи, образовался целый ряд новых государств, зашаталась колониальная система, начался первый этап глобального обрушения капиталистического миропорядка. Ибо свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция и на карте появилась единственная пока держава, бросившая вызов всей бесчеловечной, международной системе эксплуатации – Советский Союз.

Россия была втянута в мировую войну на стороне Англии и Франции как член Антанты. Попытки недобросовестных историков представить дело так, будто вступление в войну соответствовало коренным русским интересам, находятся в вопиющем противоречии с фактами. О социал-демократах, возглавлявшихся Лениным и протестовавших против войны вообще (а не только против участия в ней России) мы уже сказали. На этот счёт существуют горы документов. Гораздо хуже известна позиция довольно крупных деятелей царского режима, тоже выступавших против войны с Германией.

Оставим в покое замаскированных германофилов, среди которых была масса настоящих помощников кайзера – разведчиков и соглядатаев. Обратимся к видным царским сановникам вроде бывшего министра внутренних дел П. Н. Дурново.

За несколько месяцев до начала войны он обратился к Николаю II с докладной запиской, в которой довольно объективно указывал на пагубные последствия разрыва «испытанных, если не дружественных, то добрососедских отношений с Германией». Он писал, что «борьба с Германией представляет для нас огромные трудности и потребует неисчислимых жертв», что степень готовности противника к схватке «вероятно, превзойдёт самые преувеличенные наши ожидания». Интересен был его взгляд на экономический аспект сотрудничества с немецкой стороной:

«…Немецкий капитал выгоднее для нас, чем всякий другой… В отличие от английских или французских, германские капиталисты большею частью вместе со своими капиталами сами переезжают в Россию. Этим же свойством в значительной степени и объясняется поражающая нас многочисленность немцев-промышленников, заводчиков и фабрикантов, по сравнению с англичанами и французами. Те сидят себе за границей, до последней копейки выбирая из России вырабатываемые их предприятиями барыши. Напротив того, немцы-предприниматели подолгу проживают в России, а нередко там оседают навсегда. Что бы ни говорили, но немцы, в отличие от других иностранцев, скоро осваиваются в России и быстро русеют. Кто не видал, например, французов и англичан, чуть не всю жизнь проживающих в России и, однако, ни слова по-русски не говорящих?».

Главное предостережение П. Н. Дурново заключалось в том, что война России с Германией может закончиться социальной революцией для обеих империй: «Слишком многочисленны те узы, которыми за много лет мирного сожительства незримо соединены обе страны, чтобы коренные социальные потрясения, разыгравшиеся в одной из них, не отразились бы и в другой. Особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет, конечно, Россия, где народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма».

Ну, чем не германский пособник? Тем более, что сразу после начала войны на страницах российской прессы стал формироваться неприглядный образ беспощадной и коварной немчуры. В сознании обывателя был успешно сформирован образ внутреннего врага, повинного во всех бедах страны. По стране прокатилась волна борьбы против германского присутствия и влияния в промышленности и торговле, выливавшаяся в погромы и убийства. Впрочем, министра Дурново никто не тронул. А в январе 1916-го председателем правительства (с подачи Гришки Распутина) был и вовсе назначен немец – Б. В. Штюрмер.

В архивах, а также в мемуарах ряда западных авторов содержатся упоминания о попытках договориться с немцами о сепаратном мире, которые исходили на фронте от русских офицеров, а в третьих странах – от посланцев российских кругов, близких к Временному правительству. Согласно традиционному политическому раскладу они представляли собой правый фланг общества. Наверное, поэтому ни штюрмеров, ни разных лиц, зондировавших возможности выхода России из войны с Германией, нынешние поклонники царизма и капитализма почему-то не считают предателями.

Полезно напомнить, что на левом фланге не только Ленин, но многие видные эсеры и меньшевики, другие полубуржуазные общественные деятели выступали за скорейший мир с немцами без аннексий и контрибуций, протестовали против наступательных действий русских войск. Они не появлялись на территории воюющей Германии, но их же могли завербовать и в Петрограде. Почему же никто не копался в их политическом белье, не подозревал в шпионаже?

Потому что все они по большому счёту были СВОИМИ для мира капитала и лишь Ленин являлся его заклятым врагом.

Он стремился к свержению всех европейских режимов, а не только Российского самодержавия. Его, хотевшего искоренить монархию, как институт правления, ликвидировать капитализм, как систему политико-экономических отношений, и сделать это в мировом масштабе, записывают во враги России скоропалительно и безоговорочно. Вам не кажется, что это – абсурдное восприятие его мыслей, слов и поступков, существующих в цельной совокупности? Может быть, всё-таки верным будет записать его во враги царя? А также – кайзера. А также – императора Австро-Венгрии. А также – турецкого султана. А также – английского короля. А также – президента Франции. И так далее. Это не вопрос, это утверждение.

Изучая ситуацию того периода, невольно приходишь к выводу, что большевики были просто обречены стать «германскими шпионами». И это при том, что они представляли собой для германской разведки наименее интересный контингент для разработки, поскольку при царизме находились в глубоком подполье.

По доносам и обвинениям в германофильстве у царской контрразведки под подозрением в шпионаже оказались десятки тысяч людей. В их числе были депутаты, директора заводов, генералы, инженеры, присяжные поверенные, артисты, журналисты, мастеровые, студенты, люди неопределённых профессий. Национальный состав подозреваемых тоже был пёстрым: великороссы, малороссы, татары, эстонцы, латыши, китайцы, само собой немцы, ну и куда деться от евреев… Один из сотрудников контрразведки позднее свидетельствовал: «Для 9/10 этой публики не было абсолютно никаких причин к занесению их в списки германофилов, но для высшего начальства величина списков служила признаком продуктивности работы…».

О них сейчас никто из хулителей большевизма не вспоминает. Всё их внимание сосредоточено на Ленине, все силы брошены на экспрессивное и малосодержательное порицание столь ужасной для буржуазного образа жизни персоны, столь ненавистного явления. А ведь беспокойство общественности и охранных структур России по поводу иностранных лазутчиков имело под собой основания. Опишем картину вкратце.

На другой день после объявления войны фирмы и предприятия, в которых сидела немецкая агентура, организовали саботаж военных заказов и резко сократили выпуск продукции, необходимой для фронта. В августе 1914 г. на резиновых производствах Петрограда случилось массовое отравление работниц – результат операции немецких лазутчиков. Вскоре появились признаки отравления и среди солдат действующей армии. Расследование показало, что винные склады братьев Ферер в Елизаветполе (нынешний азербайджанский город Гянджа) снабжали армию виноградным вином с примесью яда. В Прибалтике начался массовый падёж лошадей от сибирской язвы. Во Владивостоке диверсанты, прикрывавшиеся вывеской фирмы «Гергард и Гей», организовали 15 пожаров и взрывов военных складов. На Белом море взлетели на воздух пароходы «Барон Дризен», «Урания», «Семён Челюскин» с ценными военными грузами, получили колоссальные разрушения порты Бакарица и Экономия.

Отдельная история, вошедшая не только в документальные исследования, но и в художественные произведения (книги, кинофильмы) – уничтожение линкора «Императрица Мария» в Севастополе. Этот крупнейший и новейший корабль, превосходивший германские по большинству тактико-технических параметров, вошёл в состав Черноморского флота в августе 1915 г. Контрразведка получила сообщение о готовящейся диверсии немцев, но сочла опасность преувеличенной. В октябре 1916 года «Императрицу Марию» взорвали. Итог: 225 погибших, около сотни тяжелораненых. Официальное расследование ничего толком не установило и многие русские офицеры считали, что дело спустили на тормозах. Упорные слухи и не только на флоте связывали организацию этой и ряда других диверсий с именем великой княгини Марии Павловны.

По данным, периодически выплёскивавшимся на страницы буржуазной, в том числе белогвардейской печати, двор Романовых кишел германофилами. А значит – был питательной средой для агентурной работы в пользу противной стороны. Выяснилось, что немцам удалось подкупить великих князей Сергея Михайловича и Николая Николаевича. Следы германской разведдеятельности обнаруживались и в окружении небезызвестного Гришки Распутина – не загадочной, как пишут любители мистики и политических диковинок, а зловещей фигуры того периода. Поговаривают, что за его убийством стояли англичане, которые таким способом решили пресечь то ли реальные, то ли возможные прогерманские настроения Распутина, имевшего колоссальное влияние на царскую семейку.

Непостижимо, но засвидетельствовано многими историками: до войны германофильские настроения были особенно сильны в черносотенном лагере. Тот усматривал в «старинных отношениях с Германией могучий оплот монархического принципа среди кругом бушующего моря революций» и гласно либо негласно охотно сотрудничал с немецкими предпринимателями, дипломатами, журналистами и т. д. Сколько среди последних было шпионов, остаётся лишь гадать.

Выражаясь библейским языком, давно стала притчей во языцех беспринципность правого фланга политической жизни в любой стране. Поэтому неудивительно, что с началом войны черносотенцы совершили стремительный политический пируэт и оказали полную поддержку правительственному курсу на ликвидацию в России «засилья неметчины». Об их любимой агитационной игрушке – «засилье еврейства» – эти господа мигом позабыли. Или, что вернее, теперь своими антииудейскими выходками они рисковали вызвать немилость у союзников царского режима, который в этой войне опирался на зарубежные кредиты, происходившие из еврейских источников. Чтобы избежать сего риска, Чёрная сотня приглушила свой традиционный антисемитизм.[11]11
  Чёрная сотня  – обобщённое название нескольких крупных и мелких монархических организаций: «Союз русского народа», «Союз Михаила Архангела», «Русская монархическая партия», «Союз русских людей», «Союз борьбы с крамолой», «Совет объединённого дворянства», «Русское собрание» и др.


[Закрыть]

Прибегали соответствующие немецкие службы и к вербовке левых российских элементов. Так, в германской контрразведке служили агентами социалисты Цивин и Кескюла. Они специализировались на поставке немцам сведений о российских эмигрантах. В особенности – о Ленине, перехватывая отчёты о ситуации в России, которые окольными путями присылали вождю большевиков его доверенные представители. На этом основании находятся недобросовестные историки, которые делают из Цивина и Кескюлы чуть ли не ближайших соратников Ленина, что является выдумкой.

Современники вспоминали, что в контрразведку и полицию поступала лавина доносов на подозрительных лиц, что «фантазия обывателей работала невероятно», что «почти всякий грамотный человек почитал своим долгом сообщать, кого он считает шпионом или германофилом…». Большая часть информаторов была жертвой гипертрофированной шпионобоязни и паниковала зря. Как тут не вспомнить постсоветских «демократических» авторов, изощряющихся по поводу доносительства, якобы процветавшего в СССР, поливающих грязью элементарную бдительность советских людей, в ленинско-сталинскую эпоху – весьма необходимую и эффективную. Их бы окунуть в атмосферу повального надзора и слежки, царивших в дореволюционной России, да на своей шкуре испытать маниакальность обывателя и охранки, доходившую до психоза!

Шпиономания была напрямую связана с поражениями русской армии. Командованию было выгодно сваливать собственные неудачи на немецкую агентуру. Отличный тому пример судебные процессы, состоявшиеся в 1915 г. над военным министром В. А. Сухомлиновым и полковником С. Н. Мясоедовым. Кстати, именно дело Мясоедова позволило установить подкуп немцами великих князей – членов царствующего дома.

Самое смешное (или трагическое), что дело об измене было возбуждено против Мясоедова ещё до войны, но тогда он был оправдан. А тут в декабре 1914-го в Россию вернулся попавший к немцам в плен некий подпоручик, который для того, чтобы выбраться из плена, предложил свои услуги в качестве шпиона. По прибытии на родину подпоручик сдался властям и дал подробные показания. В качестве главного задания ему было приказано убить Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича (младшего). Вознаграждение – 1 миллион рублей. Среди прочего подпоручик сообщил, что германский генеральный штаб давно пользуется шпионскими услугами Мясоедова, который служил адъютантом военного министра Сухомлинова.

Особенно охотно с показаниями подпоручика согласился сам великий князь Николай Николаевич, коему стало очень лестно, что за его голову немцы обещали целый миллион. Мясоедова арестовали, судили и после долгих колебаний приговорили к смертной казни через повешение. Командующий фронтом, ввиду разногласия судей, не утвердил приговор, однако участь Мясоедова решила резолюция Верховного главнокомандующего: «Всё равно повесить!».

Затем пришёл черёд министра В. А. Сухомлинова, которого приговорили к пожизненной каторге. Его сделали основным виновником бедственного положения русской армии, хотя гораздо большая вина лежала на великом князе – знатоке псовой охоты и совершенно бездарном военачальнике, имевшем в войсках клички, из коих самая невинная «Лукавый». Общественное мнение, настроенное на борьбу с германизмом, было на некоторое время удовлетворено. Удовлетворён был и великий князь, который, с азартом участвуя в интригах и склоках в высшем военном руководстве страны, столь же азартно ненавидел Сухомлинова.

Разумеется, революционные организации в своей агитационной деятельности в полной мере использовали неудачи и отступления русской армии, а также поимку, как реальных, так и вымышленных немецких лазутчиков. Так, в одной из большевистских листовок, распространявшихся в Петрограде, говорилось:

«Правительства воюющих стран никогда не прерывали дружеских отношений между собою, и в случае революции в одной из них, они всегда соединятся для подавления рабочего класса и трудового крестьянства. Это подтверждает громкое дело… 40 офицеров генерального штаба, продававших русскую армию немецкому правительству. Пусть каждый рабочий подумает, где нужно искать наших врагов: среди австрийских и германских солдат или среди русского и германского правительств».

Отчасти повторяясь, скажу: логика, вытекающая из поисков шпионского компромата на социал-демократов, диктует поставить клеймо германской агентуры на весь список пассажиров пломбированного вагона – 52 человека. Правда, есть недоразумение: к большевикам принадлежали лишь 19 пассажиров. Но бумага с антибольшевистскими обвинениями всё стерпит, хотя куда как более «подозрительных» лиц, чем Ленин, в том вагоне хватало.

Например, эсер Борис Савинков – записной террорист, несколько лет спустя сотрудничавший с французской, британской, германской и польской спецслужбами практически открыто. Европейская историография не записывает его в презренные шпионы. Ларчик открывается просто: этот господин готовил покушение на Ленина, воевал на стороне белых против красных. После образования СССР являлся активным и ценным для Запада главарём бандподполья на территории нашей страны. Савинковцы, устраивавшие вооружённые набеги на советское приграничье, отнесены к «хорошим парням» в тенденциозной терминологии западных исследователей. Следовательно, чекисты и красноармейцы, которые их громили, были «плохими парнями». Поэтому хорошо оплачиваемые, писучие авторы, все как на подбор «демократы», будут петь дифирамбы подлинному шпиону Савинкову, понося мнимого шпиона Ленина на чём свет стоит.

Или ещё один субъект – Карл Радек (Собельсон). Тот в злополучном вагоне не просто ехал, а прятался, так как его не внесли в список отъезжающих. Являясь подданным Австро-Венгрии, он формально не имел отношения к российским политэмигрантам. Ещё до войны он отметился в нескольких социалистических партиях Европы, потом вступил в РСДРП. Вскоре после Октябрьской революции Радек стал членом ЦК большевистской партии. С 1920 года – ответственный работник Коминтерна, сотрудник ведущих органов партсовпечати. Жил в Кремле рядом с Лениным и Сталиным. Короче, занимал престижное положение. Вот только одна незадача: он был теснейшим образом связан с Троцким и участвовал во вредительских действиях нелегальных троцкистских структур. Как было установлено на Московских процессах тридцатых годов, где Радека полностью изобличили, эта деятельность включала шпионские связи с Германией. На тех же процессах выяснилось, что сам Троцкий был связан с немецкой разведкой аж с 1921 года. Может, потому и удалось Радеку в 1917-м незаконно прошмыгнуть по железной дороге через территорию Германии, что он стал своим для немцев раньше.

…Ясно, однако, что имеется другая логика. И она диктует, что для апологетов капитализма главным фигурантом шпионского дела и антикоммунизма не может быть никто, кроме большевика номер один. Для них он и только он был, есть и будет основной, идейной, смертельной, вечной мишенью, пока на планете существует капитализм. Их подозрения и обвинения автоматически распространяются на каждого, кто оставил или оставит след в истории как верный ленинец. Точнее – как верный последователь слитого воедино учения Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина.

Та эпопея шпиономании канула в лету. Однако из-за попыток реанимировать её не помешает поразмышлять об истоках эпопеи.

С приходом в феврале 1917-го к власти Временного правительства беснования в российской общественной жизни по поводу немецкого следа не уменьшились, а усилились. Сообразно росту влияния большевиков росли разнообразные обвинения, которые предъявляли им сторонники Антанты. В июле после известного выступления солдат, матросов и рабочих Петрограда, свирепо подавленного властями, последовал приказ об аресте Ленина и ряда других членов партии – всего 28 человек. Часть их вскоре оказалась в тюрьме.

Следует заметить, что большевики были против июльского выступления, считая его неподготовленным. Во многом оно оказалось стихийным проявлением активности масс, возмущённых ухудшением своего материального положения и намерением правительства продолжать войну. Демонстранты были убеждены, что вышли защищать революцию, которой угрожала опасность справа. На них напали, их расстреливали из пулемётов военные, среди которых пропаганда о «продавшихся немцам большевиках» и о том, что манифестации проводятся в интересах Германии, получила желаемый для правящих кругов отклик. 4 и 5 июля на улицах и площадях Петрограда было убито и ранено по официальным данным около 400 человек, а по сведениям медицинских учреждений это число превысило 700.

Все антиленинские силы, даже на левом политическом фланге, были воодушевлены подавлением, как они считали, мятежа авантюристов-большевиков. Общественное мнение испытало резкий крен вправо. Обвинения против «Ленина-шпиона» вспыхнули с невиданной силой. Добавились новые. Якобы большевистская команда скоординировала свой июльский бунт с германско-австрийским наступлением на фронте. (В действительности, германско-австрийский натиск был результатом сокрушительного июньского провала наступления русской армии, что создало благоприятные предпосылки для успехов противника.) Однако, несмотря на очередной виток антибольшевистского безумия, с этих дней для Временного правительства пошёл обратный отсчёт времени. Лишь немногие видели картину в истинном свете. Один из очевидцев происходившего – из числа «бывших» – вскоре после разгрома июльского выступления уныло, но провидчески записал в дневнике: «Очевидно, большевизм побеждает».

…Партия пребывала в полулегальном положении. Понимая, что Ленин вероятнее всего будет убит ещё до суда, как только его схватят, ЦК партии запретил ему принимать участие в провокационном процессе и надёжно спрятал под Петроградом – в окрестностях станции Разлив.[12]12
  «Офицер, отправляющийся в Териоки с надеждой поймать Ленина, меня спрашивает, желаю ли я получить этого господина в цельном виде или разобранном?»  – так писал в своих мемуарах командующий Петроградским военным округом генерал П. А. Половцев. И тут же без тени смущения продолжал, что он с усмешкой ответил офицеру: «Арестованные часто делают попытки к побегу».


[Закрыть]

В качестве заметки на полях.

Дело было не только в личной реабилитации вождя большевиков, но и всей партии. Весьма симптоматично, что коллектив Металлического завода опубликовал 16 июля 1917 года в «Известиях» призыв к Центральному Комитету РСДРП(б) и Петроградскому городскому комитету сложить полномочия и предстать перед судом, чтобы доказать, что «100 000 рабочих-большевиков не могут быть германскими шпионами».

Ленин разделял это побуждение и первоначально не собирался уклоняться от явки в суд. Есть следующие мемуарные свидетельства. Когда 7 июля он узнал от члена ЦК Е. Д. Стасовой, пришедшей из Таврического дворца, о том, что в коридорах Думы говорят, будто Ленин является провокатором, он был настолько потрясён этой новостью, что решительно заявил о своем желании добровольно явиться для ареста и суда, чтобы опровергнуть гнусную клевету.