Текст книги "Возвращение Ленина в Россию в 1917 году. Почти детективная история"

Затронем и такое важное обстоятельство. Ленин по свидетельствам всех современников, во время войны жил более чем экономно, располагая крайне скудными средствами. Н. К. Крупская вспоминала об этом немногословно, но со всей откровенностью: «…О хлебе насущном надо было думать ежедневно». А в письме сестре Ленина – М. И. Ульяновой, посланном в конце 1915 года, поделилась: «У нас скоро прекращаются все старые источники существования, и вопрос о заработке встаёт довольно остро». Ведь для партии было хлопотно и несподручно передавать деньги в Швейцарию через линии фронтов. Окольные пути тоже требовали дополнительных расходов и много времени.

Об этом можно судить по множеству письменных источников, включая письма самого Ленина. В одном из них он, излагая тяжёлую финансовую ситуацию, сетовал, что «дороговизна дьявольская, а жить нечем», и даже употребил глагол «околеть», как возможность того, что может случиться с ним, если срочно не раздобыть денег.

Разумеется, речь идёт о переписке между товарищами по борьбе. Потому что переписки Ленина с предполагаемыми немецкими спонсорами просто не существует. Впрочем, ищейки Временного правительства, отбросив все допущения, были уверены в наличии этих спонсоров. Их придумки о том, что большевики чуть ли не автоматически сразу после начала войны оказались «на содержании немецкого генштаба» – это даже не мифотворчество, а какое-то умопомешательство. Фактическое положение вещей демонстрируют все письма Ленина того периода. И они показывают, что в 1915–1916 гг. финансовое положение партии было нестабильным, временами крайне тяжёлым.

Полагаю, читатель уже заметил, что в книге обильно цитируются очевидные недруги большевиков. Такой подход к критике антиленинианы я соблюдал всегда и буду соблюдать впредь. В связи с чем приведу высказывание автора произведения «Февральская революция», профессора Оксфордского университета и белоэмигранта Г. М. Каткова:

«Бедность Ленина во время его пребывания в Швейцарии не подлежит сомнению, как в отношении его личных средств, так и в отношении финансирования его публикаций».

…Обличители большевиков любят ссылаться на подлинное событие. В середине апреля 1917 г. в распоряжении российской контрразведки оказалось несколько перехваченных анонимных писем, адресованных в Копенгаген Парвусу. Письма содержали фразы, в которых контрразведчики усмотрели подозрительное иносказание: «работа продвигается очень успешно», «мы надеемся скоро достигнуть цели, но необходимы материалы», «присылайте побольше материалов», «будьте архиосторожны в сношениях» и т. д. Графологическая экспертиза определила руку Ленина – возликовали обличители.

Во-первых, не только опытный криминалист, но и студент юридического факультета знает, что выводы графологов всегда приблизительны и их точность редко достигает 70 %, а обычно – гораздо ниже. Во-вторых, верить заказной экспертизе Временного правительства – удел слабоумных. В-третьих, пора сказать чуть подробнее о получившем сомнительную известность Парвусе. Во всей этой истории он вытаскивается антиленинцами и выпячивается ими с жуликоватым постоянством.

Александр Парвус, он же Исраэль Гельфанд – живописный и вертлявый деятель германской и отечественной социал-демократии. Финансовый махинатор, соглядатай еврейских банкиров при революционерах, масон, агент разведок трёх, если не четырёх государств, один из шефов и кредиторов Троцкого, он долго липнул то к меньшевикам, то к большевикам. Распознав эту тёмную личность, большевики, в конце концов, отвадили её. Ленин даже обозвал Парвуса негодяем. Однако на начальном этапе сотрудничество большевиков с Парвусом, к сожалению, было тесным.

Сначала он был подданным Российской империи. Учился в Германии, где и примкнул к социал-демократической партии. После первой русской революции 1905–1907 гг. он непонятно как сколотил приличное состояние, переехал в Германию и стал её подданным. Много лет спустя ходили слухи, что своим богатством Парвус обязан в том числе сотрудничеству с царской охранкой. Владея бойким пером, он сам себе присвоил звание теоретика-марксизма, которое активно поддерживалось его сторонниками – сплошь соплеменниками. Статья о нём была даже включена в знаменитый Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.

Сбрасывая с этого образа словесную мишуру, остановимся на главном: идейно Ленин расходился с Парвусом. При одной из их последних встреч они крупно повздорили, и Ленин указал ему на дверь. В прошлом, случалось, Ленин мог похвалить Парвуса «за прекрасную статью». Но и подвергал того резкой критике «за тактику мелочных политических сделок», за предпочтение парламентаризма революционной борьбе в пору её подъёма. Чего бы ни сочиняли очернители истории большевизма, близких отношений у него с Парвусом не было никогда. Когда сразу после Октября 1917-го Парвус передал Ленину пожелание вернуться в Россию для сотрудничества с советским правительством, последовал уничижительный ответ: «…Грязные руки не должны касаться дела революции».

В отместку Парвус принялся призывать к свержению советской власти. Вот тебе и «выдающаяся марксистская фигура», как нахваливал своего благодетеля Троцкий! Вот тебе и министр финансов в большевистском правительстве, как, не смущаясь, озвучивал ранее свою наглую мечту сам Парвус! А ведь даже такой матёрый антисоветчик, как С. Г. Пушкарёв, бежавший в 1920 году из Крыма на последнем врангелевском пароходе, утверждал в своих опусах по русской истории, что ещё до войны разбогатевший Парвус «окончательно отошёл от марксизма». Этому можно поверить, учитывая, что Пушкарёв сам был ренегатом, перешедшим с социал-демократических на белогвардейские рельсы и потому неплохо осведомлённый о процессе перерождения.

Почему же дореволюционные контакты партии с подозрительным субъектом, заработавшим кличку «сутенёр империализма», продолжались?

Ведь были сведения о взаимовыгодных сношениях Парвуса (по крайней мере, в предвоенное время) с Сюрте Женераль и Интеллидженс Сервис. Эти сношения были неясны, если исходить из недоступности учётной карточки предполагаемого агента французской и английской разведслужб. Но все они имели явственные признаки шпионажа, чего вполне достаточно для соответствующего вывода. А про его связи с германским генштабом не ведал только совершенный олух. По всей видимости, дело было в том, что в РСДРП считалось возможным для достижения победы наладить отношения с политическим противником. Пусть он шпионил по заданию немцев, но всё-таки был не их кадровым офицером, а коммерсантом с обширными знакомствами в среде социалистов разных стран. С установленным стукачом иметь дело как-то сподручнее, нежели выявлять и разоблачать нового.

Однако основной причиной, почему Парвуса до поры до времени терпели, было то, что шмидтовские деньги, с 1910 года «зависшие» в Германии, стали возвращаться в кассу большевиков именно через него. Это было условие немецких властей и пойти Ленину на выполнение сего условия вовсе не означало предательства.

Параллельно возник комплекс ОДИНАКОВЫХ, но РАЗНОНАПРАВЛЕННЫХ интересов. На первый взгляд, это выглядит несуразно, бессмысленно. Но диалектика политической жизни постоянно демонстрирует нам странные сочетания парадигм и векторов различных сил, участвующих в ней.

У немецкой дипломатии появилась возможность поддержать российскую партию, для которой противником тоже была Антанта, хотя ставилась одномоментная задача не допустить социалистических радикалов к власти, что было бы гибельным для Германии. У радикального Ленина – возможность содрать с империалистов то, что они задолжали, чтобы успешнее противостоять клике Антанты, и как раз придти к власти. У Парвуса-Гельфанда – возможность поучаствовать в большой политике и прокрутить дополнительные капиталы через свою фирму, набивая личную мошну, и опосредованно способствуя победе большевиков, т. е. могильщиков капитализма, что тоже было гибельным для него. С высоты сегодняшнего дня недомыслие и головотяпство немцев и Парвуса видны невооружённым глазом. Равным образом торжествует прозорливость Ленина. (Лишнее подтверждение того, что недооценивать врага опасно, а переоценивать глупо.)

Известен 20-страничный меморандум Парвуса. В 1915 году Александр-Исраэль, находясь в Константинополе, предложил в письменном виде через германского посла в Турции услуги по разжиганию революции в России и развалу неприятельского государства. Несмотря на своё гипертрофированное самомнение, сей добровольный агент кайзера понимал, что его персональную роль в столь всеобъемлющем деле никто не примет всерьёз. Но он уже учуял, что в назревавшем независимо от чьих-либо интриг крушении самодержавия, ударной силой могут стать большевики. И заверял своих патронов в Берлине, что сумеет привлечь эту силу на свою сторону. На осуществление своего плана Парвус отводил 1 год и запросил 5 миллионов золотых марок. План был принят, и Парвусу сразу же было выделено 2 миллиона марок.

Всё это так. Однако дальше мы видим сплошную болтологию буржуазных историков о том, как легко и просто Парвус купил на эти средства руководство большевистской партии. Вот один из примеров сивокобыльего бреда:

«Согласовав фигуру Ленина с германским МИДом и получив аванс, Парвус выехал в Швейцарию, где вступил в переговоры с Лениным. Было достигнуто соглашение о совместной деятельности. Разработаны какие-то общие принципы. Распределены роли. И способы вложения капитала».

Бредом назвать это правомерно потому, что нет ни единого документа, ни даже изустного свидетельства очевидцев, что Ленин одобрил или хотя бы нейтрально отнёсся к плану Парвуса. Зато налицо факт их разрыва именно в тот период. Доподлинно известно следующее.

В мае 1915-го Парвус приехал в Швейцарию, чтобы встретиться с Лениным. О встрече, состоявшейся то ли в Берне, то ли в Цюрихе, мы знаем только от самого Парвуса. Удивительно, но о ней нет упоминания в депешах в Берлин немецкого посланника в Копенгагене Ульриха фон Брокдорф-Ранцау, который «курировал» Парвуса. А ведь, казалось бы, это такой актив в их совместных операциях. Но даже если такая встреча и состоялась, то она, по признанию самого Парвуса, закончилась ничем. Всё остальное, что нагромождено вокруг этой встречи, основано на домыслах. Поэтому только при очень богатом воображении можно усмотреть якобы состоявшийся тогда сговор в той беспощадной характеристике, которую дал Ленин Парвусу в своей статье «У последней черты». Опубликованная 20 ноября 1915 г. в газете «Социал-демократ», она гласила: «Парвус… опустился теперь в издаваемом им журнальчике «Gloke» («Колокол») до последней черты… Он лижет сапоги Гинденбургу, уверяя читателей, что немецкий генеральный штаб выступил за революцию в России…».

Вождь большевиков не позволил бы себе так пройтись по адресу Гинденбурга и немецкого генштаба, если бы уже согласился сотрудничать с ними.[15]15
  П. фон Гинденбург  – командующий германскими войсками на восточном фронте в 1914–1916 гг. Вышеприведённый абзац почти без изменений взят из книги «Русская революция и «немецкое золото» историка Г. Л. Соболева, который в симпатиях к большевизму не замечен.


[Закрыть]

Кто-то возразит: Ленин, мол, маскировался. Отбросить неуклюжее обоснование позволяет подкреплённый письменными свидетельствами аргумент: всем, кому он безусловно доверял, Ленин отныне рекомендовал держаться от Парвуса подальше. При этом в штаб-квартире, основанной Парвусом в Копенгагене, всё же работали некоторые эмигранты-большевики. Среди них и Якуб Ганецкий (Яков Фюрстенберг) – человек близкий к Ленину. О нём поговорим ниже.

А пока зададимся вопросом: не наводит ли это на размышления о партийной разведдеятельности, накрепко увязанной с вопросами контроля за явными и тайными соглядатаями правящих режимов и обеспечения внутренней безопасности? Идеальными и высокопрофессиональными соответствующие меры большевиков не были, но отрицать их эффективность тоже нельзя. Так, накопленный ими опыт в этой области подпольной работы позволил после свержения Временного правительства с предельной оперативностью и знанием дела создать ВЧК – самую действенную спецслужбу в истории всех революций, на равных соперничавшую с разведывательно-контрразведывательными органами ведущих держав. Иначе говоря – соперничавшую со шпионскими учреждениями, имевшими многовековую историю, колоссальный опыт и богатейшую материальную базу.

Сдаётся, Парвус более занимался бизнесом, нежели конкретной революционной работой. Он вообще был нечист на руку. Например, выполняя одно время функции литературного агента М. Горького, утаил огромный гонорар, причитавшийся тому за пьесу «На дне», имевшую в Германии шумный успех. А ведь Горький собирался часть этих денег отдать в партийную кассу социал-демократов. В результате касса не досчиталась 100 000 марок. За это Парвуса исключили из партии и он с позором покинул Германию. После чего след этого афериста обнаружился на Балканах и в Турции.

С чего бы это он завязал прочную дружбу с руководителями младотурок – можно лишь гадать. Ясно лишь, что в составе последних было полно масонов. К их числу, в частности, принадлежал и Кемаль-паша – будущий Ататюрк, выходец из семьи богатых салоникских «дёнме», то есть «оборотней» (так в Турции именуют евреев, скрывающих своё иудейство). Особенно близок Парвус был с лидером партии младотурок Талаат-пашой, завзятым пантюркистом, который помогал ему торговать контрабандным оружием, проворачивать другие сомнительные сделки. Занимаясь прибыльной коммерцией и имея столь высокие покровительства, Парвус умножил своё и без того немалое состояние. Он даже стал советником турецкого правительства и одним из тех, кто содействовал присоединению Турции к блоку Центральных держав.

Между тем, наступил 1916 год, а никаких известий о назначенной Парвусом на это время революции из России не поступало. Немецкому посланнику в Копенгагене Брокдорф-Ранцау, пришлось давать по этому поводу объяснения самому канцлеру. Посланник докладывал, успокаивая берлинское начальство, что сумма на текущие расходы в размере 1 миллиона рублей уже доставлена в Петроград и используется по назначению. Оказывается, Парвус собирался поднять к восстанию в январе. Однако его агенты якобы отсоветовали из-за того, что «за последние два месяца политическая ситуация изменилась… выступать немедленно было бы неразумно». Как позже выяснили немцы, новые политические обстоятельства выдумал сам Парвус, прикарманивший очередной миллионный транш. За отсутствием восстания ему пришлось распространять слухи всего лишь о подготовке такового. Подготовка, как и следовало ожидать, была фикцией.

Постепенно разочаровываясь в деятельности Парвуса, немцы всё более скупо отпускали ему средства на подрывную работу. Ведь ни один из его грандиозных замыслов не был реализован. Рассуждая в более широком смысле, скажем: представляются небесспорными источники, из которых ряд авторов черпал сведения о том, что на революцию в России Германия потратила 100 и более миллионов марок. Безудержная щедрость не совсем вписывается в политтехнологии того времени, хотя траты такого рода были и будут обычной практикой противоборствующих сторон в любую эпоху.

Представляется оригинальной точка зрения советолога Ю. Г. Фельштинского (эмигрировал из СССР в США в 1978 г.): «Германия смотрела на русских революционеров как на подрывной элемент и рассчитывала использовать их для вывода России из войны… Революционеры же смотрели на помощь, предложенную германским правительством, как на средство для организации революции в России и во всей Европе, прежде всего в Германии… Каждая из сторон надеялась переиграть другую. В конечном итоге, в этой игре победила ленинская группа, переигравшая всех, в том числе и Парвуса, родоначальника идеи германо-большевистского сотрудничества».

Как небезосновательно возражают ему отечественные историки, «чтобы принять эту точку зрения, необходимо, по крайней мере, иметь веские доказательства в пользу того, что такая игра имела место на самом деле. А что если в этой игре с самого начала все козыри находились в руках одной стороны, в то время как другая об этом даже и не подозревала?». Конечный результат – победа Ленина в октябре 1917-го, отпор немцам в феврале 1918-го, начатая в том же году поддержка революционеров в Германии – наводит и на другую мысль: он вовсе не надул капиталистов, каким бы лестным ни казалось коммунистам противоположное, поскольку никаких денег в качестве подкупа Берлин ему не давал.

По данным того же Фельштинского Германия в целом потратила на так называемую мирную пропаганду 382 миллиона марок. Говоря о других расходах немцев, припомним, что десятки миллионов марок были потрачены ими на подкуп всего четырёх французских газет. При этом на Румынию или Италию средств было выделено больше, чем на Россию.

Это, между прочим, не помешало итальянцам и румынам присоединиться в разгар войны к лагерю Антанты. Как утверждается в мемуарах министра иностранных дел Австро-Венгрии О. Чернина, сыграло роль то, что Россия стала укреплять своё влияние в Румынии ещё до начала войны. «Она не жалела миллионов для того, чтобы создать настроение в свою пользу, – сокрушался министр. – С первого же дня войны… Румыния была затоплена рублями». Если румыны польстились на рубли, то Италия, судя по всему, – на фунты стерлингов и доллары, как более устойчивое валютное вознаграждение. Немецкая марка, хотя и соответствовала до 1914 г. золотомонетному стандарту, то есть была твёрдой валютой, в ходе войны начала медленно, но неуклонно терять вес. Что ж, на то и война – кто кого. Не только на поле боя, но и в схватке валют, которая не менее зверская, чем рукопашная.

Снова обращаясь к немецким издержкам, связанным особенно с Францией, спросим сами себя: не слишком ли накладны были они для кайзеровской казны? Нет, горячо заверяют любители подсчитывать чужие деньги, ведь Франция и Германия сошлись грудью и Париж был на острие германского удара. Но разве Германия стояла к России задом? Тоже вонзила свой меч в русское тело, отхватив немалый территориальный кус. Получается, она и сюда должна была вкладывать прорву денег. Только вот, кто решил, что основными потребителями сей прорвы были большевики? Кто начал навязывать это как истину в последней инстанции? Возвращаемся к знакомым воплям знакомых вопящих: «Держи вора..!».

Не могу удержаться, чтобы не дать к этому ещё один едкий комментарий историка А. В. Шубина:

«Фантазиям нынешних мифотворцев нет арифметических пределов. Уже встречаются авторы, которые утверждают, что большевики получили от Германии миллиард марок. Я не удивлюсь, если скоро выяснится, что Германия проиграла Первую мировую войну, потому что спустила на большевиков весь свой военный бюджет».

Германия для ведения подрывной работы выделяла средства МНОГИМ российским группам, партиям, движениям, оплачивала услуги отдельных нужных, влиятельных персон, но суммы зачастую были существенно меньшими, чем обнародованные.

Если исходить из исторических фактов, а не слухов, то Февраль 1917-го обошёлся без помощи Парвуса и был совершён силами, далёкими, как от него, так и от «немецкого золота». Эти силы были гораздо ближе к финансам англосаксонским. Тем не менее, Февральский антимонархический переворот явился подарком судьбы для эмигрантов-большевиков, и – к удивлению, беспокойству, негодованию антантоориентированных кругов – ещё большим подарком для политического и военного руководства Германии. Первым он позволил не только вернуться на родину, но и взять власть в октябре того же года, вторым – заключить наконец желанный сепаратный мир на Восточном фронте (уже с советским правительством). Поэтому можно считать, что не мифические либо натуральные деньги, а содействие дипломатических и военных кругов Германии в переезде Ленина в Россию стало их единственной реальной и во многом вынужденной помощью истинным русским революционерам, имеющей документальное подтверждение.

Культурно отчитать клеветников помогает вышедший ещё в середине минувшего столетия в ФРГ сборник «Возвращение Ленина в Россию в 1917 году», где собраны все соответствующие документы кайзеровского МИДа и других западных архивов. В них не содержится и намёка на германские денежные субсидии отъезжавшим эмигрантам. Они оплатили поездку из своего кармана, хотя, как писали клеветники, «предприятие это, сулившее необычайно важные результаты, было богато финансировано золотом и валютой». Данная версия примитивна и востребована лишь теми, кому доказательства не нужны. Во всяком случае, судорожные усилия Ленина достать на поездку денег, где только можно, вылилось среди прочего обращением к Ганецкому-Фюрстенбергу, находившемуся в Копенгагене: «…Выделите две тысячи, лучше три тысячи крон для нашей поездки».

Немного погодя, Ленин обрадовано делился с Инессой Арманд: «Денег на поездку у нас больше, чем я думал, человек на 10–12 хватит, ибо нам здорово помогли товарищи в Стокгольме!».[16]16
  Инесса Арманд, урождённая Элизабет д`Эрбенвилль (1874–1920)  – деятель российского революционного движения. Образованная, красивая, храбрая женщина, она с 1904 г. стала убеждённой большевичкой. В её биографии было всё: аресты, ссылки, побеги, боевое подполье, занятия пропагандой и агитацией. А главное  – Арманд являлась надёжнейшей сподвижницей Ленина. Он доверял ей самые ответственные поручения и тайны. Она тоже ехала в Россию в том самом пломбированном вагоне. Похоронена в Москве, в некрополе у Кремлёвской стены.


[Закрыть] О том, сколько означало это «больше», можно судить по его признанию в другом письме, что фонд на поездку составил примерно тысячу швейцарских франков.

Отметим, что Ленин, одно время опасавшийся, что Швейцария может быть втянута в войну, предполагал передать весь тощий парткошелёк на сохранение Инессе Арманд, о чём писал ей 16 января 1917 года: «Поэтому партийную кассу я думаю сдать Вам (чтобы Вы носили её на себе в мешочке, сшитом для сего, ибо из банка не выдадут во время войны)». Можно ориентировочно предположить, сколько денег могло поместиться в мешочке на теле хрупкой женщины, но ежу понятно, что ни германских, ни иных миллионов там быть не могло.

Дополнительный штрих. В начале 1917 г. касса большевиков в Петрограде насчитывала всего несколько тысяч рублей, что явствует из внутрипартийной переписки и приходно-расходных книг. Но вот вернулся в Россию Ленин, а финансовое положение большевиков продолжало оставаться затруднительным. Для того, чтобы возобновить издание центрального органа печати – газеты «Правда», пришлось занять 20 тысяч рублей в Союзе трактирщиков.

Надо сказать, что затраты на пропаганду были ведущими. Обычно самая расходная статья в деятельности тех, кто замышляет переворот – это закупка оружия для восстания и выплата вознаграждения наёмному военному персоналу. У большевиков подобных проблем не было. В их распоряжении оказались некоторые армейские склады и оружия имелось предостаточно. Отдельные воинские части с артиллерией и броневиками, корабли с экипажами были целиком на их стороне. Да ещё имелись вооружённые отряды Красной гвардии. Официально численность красногвардейцев в столице достигла 18 тысяч человек. Но по некоторым оценочным расчётам в октябрьские дни на фабриках и заводах находилось под ружьём 40–45 тысяч человек. Ни солдаты с матросами, ни красногвардейцы не были наёмниками и выступали за социалистическую революцию добровольно и сознательно.

Положение с пропагандой удалось выправить, обратившись через газету к народу с призывом о материальной поддержке большевистского органа. Только в Петрограде в сборе пожертвований участвовали рабочие и служащие 500 фабрик и заводов, почти сто воинских частей и кораблей. В результате удалось купить за 225 тысяч рублей типографию. Всего же в фонд «Правды» с марта по октябрь 1917 года было собрано около полумиллиона рублей.

Немудрено. С прибытием Ленина численный состав партии непрерывно и быстро рос. Она уже насчитывала более двухсот тысяч членов, имела наилучшую военную организацию, наиболее доходчиво объясняла массам свою политику.

С «Правдой» связан показательный факт. 5 июля 1917 года полицией Временного правительства была разгромлена её редакция, захвачены все документы, включая финансовые. Перед этим усиленно распускались слухи, что газету, дескать, финансируют немцы. Но оказалось, что все произведённые газетой расходы полностью покрывались вполне легальными доходами. Газета даже приносила партии небольшую прибыль.

В связи с утвердившимся в антикоммунистической литературе тезисом о немецком финансировании большевистской печати сложилось расхожее мнение о её доминировании на фронте. Мнение неверно. Из архивных данных явствует, что большевистская пресса не была преобладающей в окопах. Весной-летом 1917 года в России выходило около 170 военных газет, из которых менее 20 были большевистского направления. Зато эсеро-меньшевистскую линию проводили более 100 печатных органов. При этом почему-то никто не задаётся вопросом – на какие деньги издавалось такое огромное количество небольшевистских газет? Может быть потому, что та линия была направлена на поддержку усилий Временного правительства? Тогда почему эта пропагандистская армада не смогла нейтрализовать большевистскую прессу? Ведь она обвиняла последнюю в разложении фронта (хотя на самом деле большевики разоблачали гниль и разложение правящей верхушки). А это всегда действует на тёмных, бездумных потребителей информации словно красная тряпка на быка. По-видимому, энергичная деятельность РСДРП(б) на ниве печатного слова объяснялась не придуманными щедрыми денежными вливаниями, а чем-то более существенным.

Вообще источники финансирования прессы большевиков, включая фронтовую, довольно любопытны. По свидетельству небезызвестного впоследствии белогвардейского генерала А. И. Деникина, командующий Юго-Западным фронтом генерал А. Е. Гутор открыл на эти цели кредит в 100 тысяч рублей. Командующий Северным фронтом генерал В. А. Черемисов тоже выделял казённые средства большевистской газете «Наш путь». Мотивировал он это так: «Если газета и делает ошибки, повторяя большевистские лозунги, то ведь мы знаем, что матросы – самые ярые большевики, а сколько они обнаружили героизма в последних боях».

Многие исследователи отмечают, что мнение о большевистской пропаганде как о причине падения обороноспособности армии, сильно преувеличено. Тот же Деникин говорил: «Позволю себе не согласиться с мнением, что большевизм явился решительной причиной развала армии: он нашёл лишь благодатную почву в систематически разлагаемом и разлагающемся организме». Этот лидер белого движения, вешавший коммунистов, произнёс слова, ещё более удивительные для уха современного россиянина, находящегося в плену антикоммунистических поклёпов:

– Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, я протестую. Это неверно. Армию развалили другие…

Генерал не назвал имён. Поостерёгся, ибо с масонами шутки плохи.

Историки знают, что гибель армии стала необратимой, когда 2 марта 1917 года был издан так называемый приказ № 1, который предусматривал создание в частях выборных комитетов. Приказ содержал положения одно нелепее другого. Например: «Всякого рода оружие… должно находиться в распоряжении… комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам». Приказы командиров обсуждались на собраниях и митингах и выполнялись или не выполнялись в зависимости от итогов голосования. Это было проявлением не долгожданной свободы, но разнузданной анархии. А она, это общеизвестный факт, есть враг революционеров большевистского племени-рода – фундаментальных революционеров с высочайшим уровнем дисциплины и сознательности.

Документ был отпечатан в количестве 9 миллионов экземпляров, и каждый экземпляр был снарядом, выстрелившим по армии. Его автором был Н. Д. Соколов – либеральный деятель, кокетливо именовавший себя «внефракционным социал-демократом», теневой глава петроградского Центрального Исполнительного Комитета рабочих и солдатских депутатов. В ЦИКе большевиков тогда было – кот наплакал. В мае этот приказ фактически продублировал А. Ф. Керенский, ставшим военным министром и издавший «Декларацию прав солдата» – смесь популизма, прогрессивизма и демагогии. «Сладкая парочка» мыслила и работала в едином порыве потому, что и Соколов, и Керенский были в первую очередь руководителями упоминавшегося нами в предыдущей главе Великого Востока народов России, во вторую – именитыми общественными деятелями, в третью – высокопоставленными официальными лицами, но никогда – радетелями отечества.

Злорадство никого не красит, но народное присловье «поделом вору и мука» невольно приходит на ум, когда узнаёшь следующее. Соколов и ряд других представителей Временного правительства прибыли на фронт агитировать за продолжение войны. Как сообщалось, «солдаты набросились на делегацию и зверски избили её». Незадачливый либерал пролежал несколько дней в больнице без сознания и долго ещё потом носил повязку на голове, которую сначала одни замасонили, а потом другие отметелили.

Стоит подчеркнуть то, чего не замечают и не любят вспоминать апологеты буржуазной России и «войны до победного конца». Не мифические, а реальные иностранные деньги участвовали в подготовке отстранения от власти Николая II. Он проявлял неосмотрительную решительность, даже жестокость там, где она была противопоказана, и полную растерянность там, где требовались решительность и строгость. Не зря его раздвоенная натура была наделена народом взаимоисключающими кличками: «Николай Кровавый» и «Царскосельский суслик». Своими глупыми действиями и тем паче бездействиями он наломал столько дров, что правители Англии и Франции пришли к тому же выводу, что и немцы: царя пора сдавать в утиль.

Просто дальнейшее обе стороны видели совершенно по-разному. Но факты, признанные, что очень важно, весьма сведущими английскими историками таковы: агентами, содействовавшими свержению русского самодержца были люди британского посла в Петрограде сэра Джорджа Уильяма Бьюкенена. Французский посол М. Палеолог тоже плёл паутину заговора. Однако контакты Бьюкенена с думской оппозицией были обширнее и, как пишут историки, он в январе 1917-го на последней встрече с Николаем II обратился к тому с высокопарной и одновременно угрожающей речью:

«Увидев, что мой друг идет тёмной ночью пешком по лесной дороге, которая, как мне известно, заканчивается обрывом, не должен ли я буду предостеречь его об опасности? И я тем более считаю своим долгом предупредить Ваше величество о бездне, которая находится впереди вас. Вы подошли к развилке и должны теперь сделать выбор между двумя путями. Один приведёт Вас к победе… другой – к революции и катастрофе. Позвольте мне просить Ваше величество выбрать первый».

Этот размазня при супруге-немке не внял предупреждению, сделанному господином, чьё – цитата – «влияние на внутрироссийские дела достигло наивысшей точки» к тому моменту. Ведь сэр Бьюкенен действовал по указанию самого лорда Альфреда Мильнера, политика и банкира, который потратил на свержение самодержавия в России более 20 000 000 рублей (видимая часть финансового айсберга). Остаётся добавить, что А. Мильнер был едва ли не самым важным членом кабинета министров Англии, где он представлял банкирскую династию Ротшильдов и верхушку британского масонства.