Текст книги "Бал виновных"

– Ну ты и бешеный, парень.

Ярость, застилавшая рассудок, уже отступила, и он понял, что натворил. Он опять слетел с катушек, вот что он натворил. И забил человека до потери сознания. Йон ненавидел это свое состояние, потому что в такие моменты его словно и не было в своём теле. Словно появлялся кто-то другой, кто-то абсолютно бесчеловечный и жестокий. А хуже всего было то, что сейчас его таким увидел Иван. Это было, наверное, единственное, что Йон хотел бы скрыть от друга. Не получилось.

А что ты хотел, когда звал его сюда? – сказал он сам себе. – Сам же знаешь, что не всегда все идет по указке Карлоса.

Да, он знал. Он и сам раньше не играл по правилам Карлоса. Не хотел проигрывать. Но когда выигрывал, в награду вместо денег получал лишь сломанные ребра.

Йон, уставший и обессилевший, поплёлся искать свою рубашку.

– Это ищешь? – произнес Карлос, кинув рубашку в Йона. – А это награда за хорошую драку. – Пачку денег хозяин таверны уже отдал ему в руки.

– Это все мне? – удивился он.

– Сегодня мы с тобой сорвали куш. Ты заслужил это.

– Спасибо.

– Кстати, насчет твоего друга. Ты бы хоть предупреждал его о том, что он может тут увидеть. На нем просто лица не было, когда я отдавал ему выигрыш.

– Он давно ушёл?

– Ну, он ушёл ещё тогда, когда ты стенку подпирал.

– Черт! – выругался Йон, рванув в сторону выхода.

– Э! И я жду тебя через неделю! – крикнул вдогонку Карлос, но не был уверен, что Йон его услышал.

Йон выбежал на улицу, на ходу натянув рубашку на покрытое синяками тело, и стал оглядывать черную улицу. Кривое дерево, у которого они с другом договорились встретиться, находилось в нескольких шагах от таверны. Йон боялся не увидеть там Ивана, но его опасения, к счастью, не оправдались – друг стоял там. Причем весь бледный и замученный, словно сам только что дрался в таверне.

– Держи свою половину, – без эмоций произнес Иван, протянув Йону смятые купюры.

– Они все твои. Карлос дал мне хорошую награду за драку.

– Ты отдашь мне столько денег?

– Отдам. Здорово ведь! Я же говорил, что выиграю! – воскликнул Йон, желая сгладить напряжение.

– Нет, друг, это не здорово! Это ужасно! Я первый раз вижу тебя таким. И лучше бы никогда не видел.

– Зато мы при деньгах.

– Если деньги нужно получать таким способом, то я лучше проживу без них.

– Те два раза ты не возмущался, – заметил Йон.

– Те два раза тебя не избивали!

– Просто этот громила не захотел мне проигрывать, и началась настоящая драка.

– Не понял. То есть до этого драки были не настоящими?

– Кто выиграет в драке, обычно решает Карлос. Я попросил за себя. И этот громила, видимо, не был согласен с таким развитием событий. Ну, ему же было хуже.

– А ты? Как ты-то вообще? – тут же спохватился Иван.

– На самом деле, ужасно. Я еле на ногах стою.

– Пошли тогда домой. И больше сюда ни ногой! Раньше это казалось действительно весело. Но теперь… Нет, спасибо.

Йон ничего не ответил. Не такого он ожидал от сегодняшнего вечера. Но он все равно будет драться тут, что бы Иван сейчас ни говорил.

Они двинулись по темной улице в сторону отеля. Идти до него около десяти минут, но шли они все двадцать, так как Йон еле переставлял ноги. Иван закинул руку друга себе на плечо, и так они с горем пополам добрались до дома. Однако и там их ждало отнюдь не спокойствие. В кухне, через которую им пришлось идти, стояла Виктория и пила молоко. Увидев избитого Йона, она чуть не выронила кружку из рук.

– Господи, что стряслось?! – воскликнула девушка, подбежав к молодым людям. Она помогла Ивану довести Йона до стула и кинулась к аптечке, что лежала в одном из комодов. – Опять ты ходил драться в эту ужасную таверну?!

– Надеюсь, что это был риторический вопрос, – промямлил Йон.

– Разве оно того стоит? – спросила Викки, вытащив из аптечки пузырёк с лекарством.

– Я продал душу Карлосу, так что уйти от него никогда не смогу.

– Иногда твои шутки бывают излишне странными, – заметила она и приложила ватку к разбитой губе Йона. Тот зашипел и начал дёргаться, но девушка строго сказала: – Терпи! Половина лекарств отеля уходит на лечение твоих царапин и синяков. Я уже не знаю, что говорить донье Валенсии по этому поводу. Она уже начинает что-то подозревать, потому что странно выходит, что каждый второй клиент, у которого я убираюсь, обо что-то ударяется.

– Что? – переспросил Иван. – Он что, часто приходит таким избитым?

– Да. Ты живешь с ним в одной комнате, разве сам не видел?

– Не видел! – воскликнул Иван и стал корить себя за то, что был так слеп. Иногда у Йона действительно были царапины на лице, но когда Иван спрашивал, откуда они, друг отвечал, что порезался, когда брился, или что ловил бездомную кошку, которая забралась на кухню. Неужели Йон заврался настолько, что стал обманывать и лучшего друга?

– Викки, лучше замолчи, – вмешался Йон.

– Не надо затыкать ее! – рявкнул Иван.

– Слушай, а что ты думал, когда я говорил тебе, что ухожу в таверну? Думал, что я туда потанцевать хожу?

– Мама еще не знает, что творится в этой таверне. А она ведь, как и я, думает, что это спорт. А это не спорт! Там даже правил нет, абсолютно!

– Ты ей не скажешь.

– А если скажу?!

– Тогда снова увидишь меня таким, каким увидел в таверне, – прошипел Йон, многозначительно посмотрев на друга.

Иван опешил. Йон, его лучший друг и брат, сейчас открыто намекнул ему на то, что может избить его так же, как и того человека из таверны. И от этого стало неприятно и обидно. Видимо, он совсем не знал человека, с которым вместе вырос.

Больше этот спор Иван продолжать не желал. Он демонстративно развернулся и удалился из кухни, оставив Йона и Викки одних.

– Лучше бы ты этого не говорил, – сказала девушка. Ей было неприятно такое слышать и быть свидетельницей ссоры двух лучших друзей.

Йон и сам пожалел, что сказал это. Кто тянул его за язык?! У него не так много близких людей, а лучший друг всего один, как же нелепо терять его из-за своей же глупости! А ещё стыдно. Друг ведь переживал за него, а он…

– Я кретин, знаю.

– Но я думаю, он быстро остынет, – попыталась приободрить Викки, прикладывая лед к ушибам на спине Йона. – Уверена, что уже завтра вы с Иваном будете так же дружны, как и обычно.

– Я знаю, он слишком добр, чтобы на кого-то злиться. Но мне все равно очень стыдно перед ним.

– Неужели, кроме меня, никто не знал, что на самом деле творится в этой таверне? – удивилась Викки.

– Кроме тебя и целой толпы незнакомых людей, – отозвался Йон и попытался улыбнуться. Но улыбка вышла горькой.

Глава 3. Это только начало

Подготовка к празднику шла полным ходом. Сеньор Матео, он же кузен Альбы и предполагаемый наследник всего отеля, приехал вчера вечером. Йон видел его за завтраком. Тот важно сидел рядом со своим отцом и сверкал одной единственной медалью, которую ему вручили за отвагу.

Ивана Йон даже не видел с утра – тот проснулся раньше него и убежал. Они лишь пересеклись в кухне за завтраком, но Иван только печально глянул на Йона, а после убежал работать. В течение дня они так и не увиделись, хотя Йон очень хотел с ним поговорить. Казалось, что Иван специально не желал попадаться ему на глаза, и от этого становилось очень грустно. Йон намеревался поскорее закончить с лампочками в ресторане и отыскать друга, чтобы перед ним извиниться. Стоя на лестнице под огромной хрустальной люстрой, Йон размышлял о том, что он скажет Ивану. Но мысли путались, сплетались, как тысячи шипящих змей, и ни за одну он так и не смог ухватиться.

– Вергара, что вы все витаете в облаках! – воскликнул дон Мигель так неожиданно, что Йон чуть не свалился с лестницы. – Лампочки сами себя не поменяют, а вас ждут еще три люстры!

– Да, дон Мигель, – согласился юноша, чтобы дворецкий больше к нему не приставал.

Но это не подействовало. Дон Мигель посчитал своей обязанностью отчитать Йона, а за что, дворецкий, наверное, и сам не придумал.

– Что «да», Вергара? Работайте.

– А я что, по-вашему, делаю?

– Вы, как обычно, прохлаждаетесь. Надеюсь, что вы хотя бы осознаете, что если что-то пойдет не так на этом празднике, то нас всех выгонят на улицу?

– Я и так делаю все, что в моих силах! – вспылил Йон.

– От вас требуется больше!

– Кто требует? Вы?! – молодой человек неожиданно спрыгнул с лестницы и остановился перед доном Мигелем. – Вы постоянно даете мне работы больше, чем остальным! Это несправедливо!

– Вергара, заберитесь обратно на лестницу и вкручивайте лампочки!

– А иначе что?!

– Разговаривать так будете в своей таверне! Но я не позволю вам вести себя подобным образом в отеле! – кричал дон Мигель, словно получая удовольствие от очередной ссоры с Йоном.

– А вы не давайте мне поводов, я и не буду так себя вести!

– Поздравляю, Вергара, вы добились того, что на протяжении трёх месяцев работа с лампочками будет лежать только на вас.

– Вот где я видел ваши лампочки! – воскликнул Йон, кинув одну из них на пол и с размаху наступив на нее ногой. Лампочка лопнула под подошвой начищенного до блеска ботинка и захрустела крошками стекла.

– Вы что себе позволяете?! – возмутился дворецкий, покраснев от негодования. Он явно не ожидал, что Йон может вытворить нечто подобное. – Я сейчас же доложу об этом дону Игнасио, и пусть он решает, что делать с таким безответственным официантом!

– Мигель! – раздался голос дона Хавьера, дяди Альбы. – Что ты привязался к этому юноше!

– Этот официант недобросовестно выполняет свою работу!

– Этот официант спокойно выполнял свою работу, пока ты не начал на него кричать. Я не позволю тебе злоупотреблять своим положением. Еще раз увижу, как ты кричишь на Вергару, и тебе придётся покинуть этот отель!

Дон Мигель был явно ошарашен таким заявлением, но он не посмел идти против слов дона Хавьера Гарсиа, поэтому пристыженно опустил голову и выдавил из себя:

– Слушаюсь, дон Хавьер.

– Теперь иди и дай Вергаре спокойно закончить свою работу.

Дворецкий с поклоном удалился, а Йон, не менее ошарашенный, вопросительно взглянул на дона Хавьера.

– Я все слышал, – произнес дядя Альбы. – На твоем месте я бы тоже вышел из себя.

– Вы даже не отчитаете меня за разбитую лампочку? – удивился Йон.

– Нет. Но все же постарайся себя контролировать. Если в следующий раз дворецкий снова будет несправедливо тебя обвинять, то сообщи мне.

– Да, дон Хавьер, спасибо, – ответил ничего не понимающий Йон. Вот это да – сеньор Гарсиа за него заступился, что еще неожиданного преподнесет этот день?

А этот день готовил для Йона ещё много чего неожиданного.

***

Работа в ресторане была завершена, и Йон, полностью обессилевший, упал на стул в кухне. Рядом с ним села Викки и тут же начала сыпать вопросы:

– Ну что, Йон, как ты после вчерашнего? Как у вас дела с Иваном? Вы помирились?

– Я хотел с ним помириться, но даже не видел его сегодня. Такое чувство, что он меня избегает, – тяжело произнес Йон.

Девушка наклонилась к нему и тихо сказала, указывая рукой куда-то за его спину:

– У тебя есть возможность сделать это прямо сейчас.

Йон развернулся и увидел, что в сторону кухни движется фигура друга. Усталость сняло как рукой, он соскочил со стула и выпрыгнул в коридор, чуть не сбив там Ивана.

– Друг, весь день хотел тебя увидеть и извиниться за то, что произошло вчера! – выпалил Йон. – Прости за то, что наговорил и что скрыл часть правды, я ведь думал, что так будет лучше.

– Я рад, что ты это сказал.

– Значит, ты меня прощаешь?

– Я и не злился на тебя. Ну, разве что, совсем чуть-чуть, – ответил с улыбкой Иван.

Йон неожиданно налетел на него и обнял, чем вызвал у друга удивление.

– Я сегодня весь день о многом думал и понял, что ты и мама – самые близкие люди, что у меня есть. Вы моя семья. А я только и делаю, что разочаровываю вас, – скороговоркой проговорил Йон.

Иван возмутился от этих слов, схватил друга за плечи и, глядя ему прямо в глаза, сказал:

– Йон, это не так. Ты никого не разочаровываешь. Мы любим тебя таким, какой ты есть. Просто не забывай, что семья всегда рядом и всегда готова помочь. Я понимаю, что после приезда сеньориты Гарсиа ты сам не свой…

– Да мне все равно, – перебил Йон.

– Ты никогда не рассказывал мне, но я знаю, что ты влюблён в неё…

– Тише! – шикнул Йон и оттащил друга под лестницу. – Откуда ты знаешь? Тебе мама сказала?

– Ты рассказал об этом маме? – удивился Иван.

– Нет, она сама поняла.

– Я тоже сам понял. Вот видишь, кто, как не семья, может все увидеть и все понять.

– Насчёт увидеть – да, насчёт понять – не уверен.

– О чем ты говоришь? – не понял Иван.

– Мама сказала, чтобы я забыл об Альбе и переключился на Викки, но я не могу этого сделать. Мне нравится Викки, я не хочу её обижать, но я просто не могу быть с ней, если люблю другую. Вот ты мне скажи, как забыть девушку, если она каждый день попадется тебе на глаза. Как ты забыл Кармен?

– У нас с Кармен и так все было не гладко… – замялся Иван.

– Но ты же забыл о ней?

– Забыл. Но я её и не любил.

– Значит, я серьезно попал, – заключил Йон, решив найти своё спасение в самоиронии.

– Послушай, сеньорита Альба наша подруга с самого детства, но ничего большего с ней не может быть. Я уверен, что в ближайшем будущем её выдадут замуж за какого-нибудь титулованного человека, и она станет маркизой или ещё кем. Тебе просто нужно себя пересилить и переключиться на Викки, потому что так будет лучше в частности для тебя. Рано или поздно все пройдёт. И я не думаю, что мама тебя не понимает, она просто не хочет, чтобы ты страдал. И помни, что никто не осуждает тебя за твои чувства, но дело вовсе не в них, дело в том, что ты обслуга, а она сеньорита. У вас изначально все было обречено.

– А знаешь, я сейчас кое-что понял. Я их ненавижу. В смысле не кого-то конкретного, а все это высшее общество в целом. Они купаются в богатстве и роскоши, а мы в это же самое время обслуживаем их и убираем за ними дерьмо. Разве хотя бы половина из них заслужила то, что имеет? Им просто повезло родиться в богатой семье, и они отчего-то решили, что они лучше тех, кому повезло меньше. То есть нас. Хотя ни черта они не лучше! Они такие же люди как мы. Абсолютно такие же.

– Боже мой, мальчики, что я слышу! – раздался грозный голос доньи Валенсии. – Ваша мама ещё не слышала то, что вы тут обсуждаете! Оставьте революцию французам, а сами лучше идите на кухню, иначе можете лишиться даже того, что имеете сейчас.

– Да, донья Валенсия, – произнес Иван и, взяв Йона за локоть, потащил его в сторону кухни. – Ты издеваешься? – прошипел он, отойдя на безопасное расстояние. – Из-за твоих речей мы можем оказаться на улице. Мы на самом деле не имеем ничего, но благодаря этому высшему обществу у нас есть крыша над головой, еда да еще и жалованье!

Йон ничего не ответил. Он понимал, что каждый все равно останется при своём мнении, поэтому спорить в этой ситуации было бессмысленно. Не то чтобы он был не рад тому, что имел (а имел он замечательную семью и – что уж кривить душой – какие-никакие деньги), просто не будь этого высшего общества, их семья была бы гораздо свободнее и счастливее. А сам Йон мог бы получить образование, стать архитектором, выйти в люди и остаться в истории. Его жизнь имела бы хоть какой-то смысл для этого мира. А так – он просто прислуга, живущая в широкой тени богачей, причём такой темной, что из-за неё его совсем не было видно. Его замечают только тогда, когда нужно что-то принести или унести. В нем видят только безликого официанта. А как бы хотелось, чтобы в нем видели ещё и личность, способную на нечто большее, чем тупое прислуживание. Йон мечтал заняться чем-то другим, мечтал получить образование, мечтал стать значимым для мира, но понимал, что мечты эти несбыточны. И от этого понимания в его душе зрела ненависть.

– А давайте попьем чаю, пока не начался праздник, – предложил Йон, когда они с Иваном сели за стол рядом с Викки. Он, конечно же, не злился на Ивана за то, что тот не поддержал его слова. Как личность, он уважал чужую личность и понимал, что нельзя злиться на человека, который видит мир по-другому.

– Ребята, я рада, что вы помирились! – воскликнула Викки.

– А как же иначе, – произнес Иван, слегка улыбнувшись.

Викки тоже улыбалась. Она знала, что эти двое помирятся, ведь они лучше друзья уже целых двадцать два года, разве такая дружба может так просто разрушиться?

– Давайте на самом деле попьем чай, – согласилась девушка. – Скоро начнется праздник, и у нас с вами работы будет просто невпроворот.

– Это верно, – кивнули молодые люди.

Они приготовили себе чай и снова уселись за стол, принимаясь обсуждать сегодняшний день и предстоящий праздник.

– За этот день отель принял больше клиентов, чем за последние две недели, – произнесла Викки. – Мы с девочками замучились готовить комнаты.

– Да, а мы с парнями замучилось развозить обеды да перекусы, – подтвердил Иван. – Им просто непрерывно хотелось есть! На обед-то в ресторан не пускали.

– Потому что мы там замучилось все украшать, – добавил Йон.

– Кстати, они ещё возмущались из-за отключенного электричества, звонили и просили «разобраться с этим недоразумением». И никак им не объяснишь, что электричество отключено, потому что в отеле меняют лампочки! – воскликнул Иван.

– А зачем им электричество днём? – нахмурился Йон.

– Оно всем так полюбилось, что никто теперь и жизни без него не представляет, – рассмеялась Виктория.

– Мама, наоборот, его не любит. Говорит, что при свечах было комфортнее, – произнес Йон. – Хотя зажигать эти свечи на люстрах – это сущий ад.

– А ещё сущий ад – это отмывать подсвечники от расплавленного воска, – поддержала Викки.

– Но не маме же приходилось это делать, – улыбнулся Иван, но неожиданно его улыбка погасла. Он замер, как истукан, и уставился на что-то позади Йона.

– Ты чего? – Йон развернулся. В дверях стоял дон Мигель, который, наверное, с минуту яростно глядел на двух официантов и горничную, что гоняли чаи на кухне, но сказать ничего не посмел. Дон Хавьер дал ему ясно понять, что у него особое отношение к Йону. Хотя было и не понятно, чем этот наглый, бездарный юноша его заслужил. Дон Мигель смог поругаться только про себя, а после поспешил удалиться, чтобы эта компания больше не мозолила ему глаза.

– Это чего он? – не понял Иван. – Я думал, он сейчас на нас наорет.

– Ты не представляешь, что сегодня произошло, – сказал Йон. И пересказал друзьям утреннее происшествие с доном Мигелем и доном Хавьером.

– Ну, дон Хавьер следующий хозяин отеля, наверное, он хочет, чтобы среди персонала все было хорошо, ведь именно от этого зависит вся работа отеля, – предположил Иван.

– Да, именно на нас весь отель и держится. Жаль, что многие из высшего общества этого не понимают, – произнес Йон, которого так и не покинул враждебный настрой по отношению к богатым сеньорам.

– И почему дон Мигель такой злобный и саркастичный постоянно? – перевел тему Иван, чтобы Йон опять не стал говорить о том, как он всех ненавидит.

– Мне кажется, я знаю почему, – сказала Викки. Молодые люди вопросительно на неё уставились, но та нарочно не торопилась говорить, как бы подогревая их интерес.

– Ну, Викки, почему? – не выдержал Иван.

– Думаю, что дон Мигель влюблён в донью Валенсию! – заявила она, чем очень шокировала ребят. – Но вы видели, как донья Валенсия к нему относится? Она его в упор не видит, и от этого он злится и вымещает свою злобу на вас.

– Вот я буду смеяться, если это окажется действительно так, – хохотнул Иван.

– А что такого? – не поняла девушка.

– Ну, им сколько лет-то? Уже же под семьдесят!

– Ну знаешь, для любви не бывает поздно.

***

В комнату дона Хавьера постучали. Он взволнованно поднялся и открыл дверь, пропуская внутрь своего сына Матео.

– Отец, вы хотели меня видеть? – спросил молодой человек.

– Да, сынок, присаживайся. – Дон Хавьер указал на ажурную софу, которая была в семье, наверное, со времён эпохи рококо, а сам опустился рядом на похожий ажурный стул.

Матео, немного взволнованный от волнения отца, терпеливо ждал, когда тот заговорит. В этот момент можно было увидеть, насколько Матео и дон Хавьер были разными. Темноволосый и кареглазый, как и все другие Гарсиа, дон Хавьер сидел, сгорбившись, на стуле и курил, а его сын с волосами цвета пшеничного поля и слегка поблескивающими янтарём глазами держался прямо и ровно, чуть заметно морщась от запаха табака. Матео, надо сказать, выделялся на фоне других Гарсиа, а порой даже не ощущал себя членом этой семьи.

Но отличался он не только внешностью, которая досталась ему от матери, доньи Беатрис Армас де Гарсиа, но и своим отношением к этой жизни. Как человек военный, он знал, что такое честь и справедливость. Он не любил лгать и унижать, а главной ценностью считал вовсе не богатство, а жизнь.

Вообще, сколько Матео себя помнил, в семье была вражда между его отцом и доном Хоакином, которые боролись за наследство, иными словами, за богатство. Как, опять же, человек военный он беспрекословно выполнял приказы и был предан родине в лице отца. Он боролся за него, даже не понимая этой бессмысленной вражды между родными братьями. Во всяком случае, в войне с берберами он тоже не видел смысла, но по приказу верхушек все равно воевал.

В жизни как на войне или на войне как в жизни – вот это правило, которое он усвоил за свои двадцать девять лет жизни.

– Я хотел поговорить с тобой насчёт наследования, – произнес дон Хавьер после недолгого молчания. – Твой дедушка уже собирается писать завещание.

Ни для кого не было секретом, что дон Игнасио слишком стар и что смерть уже крадется по его пятам. Это он и сам понимал, а потому пытался выбрать, кто из его сыновей – Хоакин или Хавьер – станет наследником всего отеля. Из-за этого жизнь семьи была насквозь пропитана ложью и интригами.

– Отец, я уверен, что хозяином отеля будете вы. Вы все же первенец, – попытался подбодрить отца Матео.

– В том-то и дело, что он сомневается насчёт меня. Говорит, что из-за того, что ты в действующей армии, ты можешь в любой момент погибнуть, а значит, у меня не будет наследника. Он хочет передать отель Хоакину, потому что Лукас никуда никогда не уезжает и его жизнь находится в безопасности.

– Но он же не может так с вами поступить, когда уже дал слово, что отель передаст вам!

– Он все может, – горько произнес дон Хавьер.

– Вы знаете, что нужно делать, отец. Даже если не будет меня, у вас все равно будет шанс получить отель. Это нужно было сделать ещё давно, просто скажите дедушке правду.

– Я понимаю. Но эта правда может погубить наш с твоей матерью брак, поэтому я не тороплюсь её открывать. От точного решения твоего деда будет зависеть, откроется ли эта правда или нет. Помоги мне составить письмо, в случае, если твой дед на семейном собрании заявит, что принял точное решение передать отель Хоакину, то я зачитаю это письмо. Надеюсь, что Беатрис меня простит.

Этот разговор, казалось, был только для двоих человек – для отца и сына, которые вот-вот могут раскрыть один из своих секретов. Но это только казалось. В глубине шкафа прятался третий человек, который все прекрасно слышал и желал узнать, что же за секрет скрывают эти двое. И, когда дон Хавьер и Матео покинули комнату, он прочел письмо, что было небрежно брошено на столике, и кое-что понял.

А понял он, что этот секрет ни в коем случае не должен быть раскрыт. Даже если ради этого придется кого-то убить.

***

В ресторане было оживление. Лилась приятная живая музыка, всюду были слышны светские вежливые разговоры, серебро и фарфор дорого звенели, сеньориты шуршали юбками нарядных платьев, – словом, все опять было наполнено богатством и роскошью.

Только теперь Йон не был частью этого богатства, он чувствовал себя, скорее, мебелью или одним из украшений зала, как те, что он собственноручно сегодня развешивал. Какой же был яркий контраст между праздниками хозяев отеля и праздниками обслуги! Последний раз обслуга отмечала только Новый год и то после того, как его отметили хозяева. Хозяева же могли устроить праздник по любому поводу, ведь подобные мероприятия очень привлекали клиентов. А клиенты – это деньги, вот только жалованье в праздники у обслуги не увеличивалось, хоть им и приходилось работать в два раза больше.

Йон обслуживал стол семьи Гарсиа, стоя рядом со злополучным комнатным деревом и словно дополняя его. Ивана он не видел, но знал, что тот должен был быть в другом зале ресторана и обслуживать стол одной знатной семьи.

Однако о друге он не особо вспоминал в тот вечер, так как все его внимание было отдано Альбе. Она была в нарядном платье золотого цвета, собранном на талии широким черным поясом, а на шее её громоздилось колье из крупных чёрных камней, что поблёскивали золотом от света электрических люстр. После вчерашнего представления, которое Йон ей устроил, они так и не виделись. Сейчас же, когда Альба была рядом, молодому человеку захотелось перед ней тотчас извиниться. Казалось, и девушка хотела что-то сказать, но не могла этого сделать при своей семье, а потому лишь беспокойно крутилась и посылала Йону взгляды, которые он так и не смог расшифровать.

Среди Гарсиа Йон приметил две незнакомых личности. Это были молодой человек с черной щетиной и такими же черными глазами и девушка, тоже темноглазая, но с волосами тициановского рыжего цвета. Они в основном общались только друг с другом, но изредка их внимание обращалось на сеньора Лукаса. Кто эти двое, Йон так и не смог понять, и на протяжении всего ужина его терзало любопытство.

Сегодня все мужчины были одеты примерно одинаково – черные фраки, белые жилеты под ними и светлые бабочки. Все, кроме, разумеется, официантов. Хотя и они вполне могли сойти за сеньоров, если бы сменили черные бабочки на белые и избавились бы от пуговиц металлического цвета. Эта идея хорошо прижилась в голове Йона, и он решил, что когда закончится ужин и начнутся танцы, то он обязательно так и сделает. Ну, по крайней мере, просто сменит бабочку, пуговицы он трогать не станет, иначе за порчу униформы ему серьезно попадет.

К самому концу ужина Альба неожиданно произнесла:

– Официант!

За весь вечер она ничего не попросила, ела только то, что было предусмотрено основным меню, в отличие от своего брата Лукаса, который, словно в насмешку, заказывал что-то каждую минуту.

– Сеньорита чего-то желает? – учтиво спросил Йон и зачем-то взглянул в сторону дона Хавьера. Тот выглядел обеспокоенным и бледным, но неожиданно улыбнулся Йону и отвел взгляд. Йон ничего не понял, но предпочел сделать вид, что ничего не произошло. Главное правило официантов – не смотреть клиентам в глаза. Йон это правило благополучно нарушал с того момента, как стал официантом, и от этого повидал много странного, вроде того, что было сейчас.

– Да, поменяйте мне салфетку. – Альба протянула смятую шелковую салфетку юноше и повернулась к семье, старательно делая вид, что Йон для нее безразличен.

Йон кивнул и послушано пошел на кухню за новой салфеткой. У дверей он встретил Ивана, который нес на серебряном подносе несколько бокалов шампанского.

– Как продвигается работа? – иронично поинтересовался Йон.

– Отлично. Какое-то прожорливое семейство, ни минуты покоя.

– Думаю, Гарсиа им не переплюнуть, в особенности сеньора Лукаса, – усмехнулся Йон. – У тебя бабочка кривая, – заметил молодой человек и поправил другу бабочку.

– Спасибо, застежка там совсем плоха, ну да ладно, главное, чтобы она продержалась до конца вечера. Кстати, о сеньоре Лукасе, ты видел его друзей?

– Это тот сеньор со щетиной и сеньорита с рыжими волосами?

– Да.

– Ты знаешь, кто они?

– Услышал, как донья Валенсия приказывала Виктории приготовить им номера. Они приехали сегодня. Это сеньор Рафаэль Фернандес и сеньорита Эухения Фернандес.

– Семейная пара и живут в разных номерах? – удивился Йон. Весь вечер он хотел узнать, что это за люди и почему они сидят вместе с семьей Гарсиа. Как же повезло, что Иван очень любопытный и слышит каждое слово, что произносят экономка и дворецкий.

– Нет, это брат и сестра.

– Они совсем не похожи.

– Сводные.

– А, тогда понятно.

– Сеньорита Эухения прекрасная, не правда ли?

– Друг, ты что положил глаз на сеньориту? – хохотнул Йон.

– Почему тебе можно, а мне нельзя?! К тому же я-то понимаю, что мне ничего не светит.

– Господи, Эррера, только этого нам не хватало! – воскликнул появившийся из ниоткуда дон Мигель. – Лучше разносите ужины, а не заглядывайтесь на сеньорит!

– Извините, дон Мигель, – смутился Иван, покраснев до ушей, и тут же поспешил уйти, пока дворецкий еще чего-нибудь такого не сказал, отчего ему бы стало стыдно и неловко.

– А мне, дон Мигель, ничего не хотите сказать? – с вызовом сказал Йон.

– Послушайте, Вергара, я бы не советовал вам становиться еще наглее, чем вы есть. Если дон Хавьер заступился за вас сегодня, это не значит, что вы теперь имеете право отлынивать от работы. Так что идите выполнять заказ.

– Уже бегу, – произнес Йон и не спеша скрылся в кухне.

По дороге в прачечную Йон заметил, что в салфетку завернут небольшой лист бумаги. Он вытащил его и развернул. Там оказался текст, написанный ровным и красивым почерком Альбы.

«Выйди на балкон, пожалуйста. Надо поговорить».

Йон вскинул от удивления брови и стал оглядываться, судорожно придумывая, что можно сделать, чтобы уйти со своего поста официанта.

– Мартин! – радостно воскликнул юноша, завидев его на кухне. – Ты сейчас что делаешь?

– Работаю. В отличие от тебя.

– Мартин, можешь взять ненадолго стол семьи Гарсиа? Все равно ужин уже почти закончился, и скоро начнутся танцы. Вряд ли будет много заказов. Пожалуйста! Мне очень нужно отлучиться.

– Зачем? Опять собираешься бездельничать?

– Ну, Мартин, соображай, – сказал Йон, выжидающе смотря на официанта, но тот лишь хмурил брови. – Мне надо отлучиться в уборную, – пояснил Йон.

– Понял, – смутился Мартин. – Ладно, иди. Если ты недолго.

– Постараюсь побыстрее.

Йон побежал по коридору в сторону служебных помещений, но спешил он отнюдь не в уборную, а в прачечную, где наверняка должны были быть белые бабочки. Ему повезло, потому что в прачечной на вешалке висел целый костюм, но одалживать его он все же не решился. Бабочки было бы вполне достаточно. Во время танцев свет приглушат, а ему нужно будет всего лишь проскочить через зал в сторону балкона. Йон сменил бабочку, и, как партизан на оккупированной противником территории, проскочил через кухню в ресторан. Сейчас самым главным было не попасться на глаза дону Мигелю, официантам и семье Гарсиа – словом, всем, кто его знал, а это примерно четверть находящихся в зале людей.

Однако сегодня ему на удивление везло. Он подобрался к балкону незамеченным никем из знакомых и таким же незамеченным прошмыгнул через дверь.

Балкон представлял собой огромную пристройку из камня с двумя широкими лестницами с каждого бока. Такое сооружение правильнее было бы называть террасой, но все привыкли звать это балконом, потому что, видимо, архитектор отеля таковым его и задумывал, но спустя время кто-то посчитал нужным его увеличить и построить лестницы.