Текст книги "Пять сердец Сопряжения. Том 1"

Он дернулся и глухо застонал. Его глаза были прикованы к сгорающим документам.

– Я должна быть благодарна тебе за предательство, – произнесла Изабелла, тоже смотря на огонь. – Именно желание мести поддерживало меня все те годы, что я провела в Фартуме…

Беронец снова дернулся.

– Ты… училась… в Фартуме?

– Увы, мой недальновидный учитель, это так! Но моя благодарность не избавляет тебя от обязанности платить по счетам!

Она выдернула нож. Из раны потоком хлынула кровь. Беронец из последних сил пытался зажать ее рукой.

– Мы… можем все… исправить! Я… извинюсь! Сделаю тебя… своей преемницей! Передам… все дела… деньги!

– Великая Сопричастность! Изабелла! – раздался от двери холодный голос.

Белка резко обернулась, выставив клинок перед собой. В дверях застыл Анджей, склонив голову – кальмеранская притолока была для него низковата.

– О, благородный сублим! – прошептал Беронец. – Как вы… вовремя! Арестуйте ее за убийство!

Командор шагнул в комнату и остановился рядом с ним. Изабелла молча ждала продолжения.

– Я мечтал посмотреть тебе в глаза, Сальваорес Кудрай, – опускаясь перед ним на корточки, по-кальмерански произнес Джей. – Давно мечтал…

– Эта женщина… нарушила… закон! – В горле Сальваореса хрипело и хрюкало, но в его взгляде полыхал праведный гнев. – Требую правосудия!

– Правосудия… – задумчиво повторил фон Рок и поднялся.

В его лице промелькнуло нечто, отчего Изабелле стало холодно. Такого Анджея она видела впервые!

Итогом молниеносного движения рук тайшельца стал негромкий хруст шейных позвонков Кудрая.

– Почему ты не сказала мне, куда направляешься? – шагнув к Белке вплотную, спросил Джей.

– Как ты?.. – она отступила назад.

– Отвечай!

Приказу в его голосе нельзя было не подчиниться, и Изабелла опустила глаза.

– Прости. Я решила, что это только мое дело!

– Мы – боевое звено Унии! – голос тайшельца звучал совсем тихо, но каждое слово било, как пушечное ядро. – И это больше чем семья, чем раса, чем народ! Когда одному из нас грозит опасность – другие прикрывают его до последнего! А если бы Беронец оказался быстрее?

– Это невозможно! – рассердилась Белка. – Я – рекурсантка Фартума!

– Лишь на мгновение представь, что ошибаешься, – устало сказал фон Рок, – и твое – не его! – тело сейчас истекает кровью. Как после этого любой из нас сможет смотреть в глаза другому? Я? Уолли? Дэль? Монти, наконец! Ты не подумала даже о нем!

– Я не хотела вмешивать его в это! Не хотела, чтобы он знал!

– Ты клялась мне, что любишь его… – взгляд Джея вынимал из нее душу. – От любимого не скрывают правды, какой бы неприглядной она ни была!

Изабелла бросила взгляд на Беронца. Кровь уже пропитала халат, кресло и стекала на пол тяжелыми густыми каплями. Как объяснить Джею, что Монтегю – первый мужчина, с которым она чувствует себя женщиной: любимой, желанной. Ведь он-то, «благородный сублим», даже не знает, каково это, когда тобой пользуются как вещью! Берут с полки, как щетку для одежды и, не глядя, кидают обратно. А Монти стал для нее новой книгой жизни – увлекательной, с красивыми иллюстрациями, с героями, от которых не ждешь ножа в спину. И она не желала пачкать ее страницы грязными воспоминаниями!

– Идем! – так и не дождавшись ответа, командор взял ее за руку. – Нам опасно здесь оставаться!

Она молча кивнула. Джей тронул ее подбородок теплыми пальцами и мягко добавил:

– Белка, сделай, пожалуйста, выводы из произшедшего! Мне ты можешь рассказывать обо всем, и я всегда пойму тебя. И поддержу. Не как командор. Как друг!

Она вскинула на него полные слез глаза:

– Знаешь, срок моего тюремного заключения на самом деле закончился только сегодня. Здесь.

– Догадываюсь, – коротко кивнул он. – Рекурсируем на базу!

* * *

– Вот это новости! – воскликнул Уоллер, откидываясь на спинку стула. – И ты только сейчас мне об этом рассказываешь?

– Извини, – покачала головой Изабелла. – Убить Беронца оказалось проще всего, а все остальное для меня… непросто.

– А как Джей нашел тебя на Кальмеране?

– Когда я получила увольнительную и никому не сказала, как я ее проведу, он проверил мои поисковые запросы. Ты знаешь, у командоров есть такое право. Поскольку я искала лишь одного человека в конкретном мире…

– Да-а-а, – протянул Виллерфоллер, – иногда я удивляюсь, отчего он не родился тайерхогом? В отношении тебя у него просто звериная интуиция!

– Ты преувеличиваешь! – рассмеялась Белка, и сама поморщилась от фальши, прозвучавшей в смехе.

Анджей действительно приходил на помощь в самые неожиданные моменты. И именно тогда, когда она отчаянно в этой самой помощи нуждалась! Почему, ну почему она не любила его? Нет, любила, но не так, как Монти. Не мечтала принадлежать ему, отдавая себя без остатка. Отдавая добровольно…

Она поднялась.

– Уолли, мне, пожалуй, пора! Филипп Говард убьет меня за отсутствие в офисе целый день, и это будет убийство с отягощающими обстоятельствами!

– Ох, и фрукт этот твой секретарь! – хмыкнул оборотень. – Ты не боишься, что однажды он тебя отравит, а потом надругается над беспомощным трупом?

– Увидимся перед отправлением на Фримм! – улыбнулась Белка и пошла в прихожую, за оставленной там курткой.

Через мгновение она уже склонялась над своим рабочим столом, подключая трансир к базовому инфопорталу.

Дверь в кабинет бесшумно открылась. На пороге стоял секретарь с обиженно поджатыми губами.

– Филипп Говард, я вернулась! – ослепительно улыбнулась ему Изабелла. – Есть ли что-нибудь срочное?

– Герцогиня фон Рок прислала контакты владельцев картин Роуза, с которыми можно оговорить участие в выставке, и рекомендации по срокам ее проведения, – оскорбленно сообщил секретарь. – Ноэль хочет кофе?

– Ноэль хочет кофе! – сообщила Белка. – Ноэль знает, что хотя Филипп Говард терпеть не может земной напиток, варит он его лучше, чем любой землянин! Да! И коньяк – отдельно!

В синих глазах секретаря сверкнули довольные искры. Однако он молча развернулся и вышел.

Ожидая кофе, Изабелла просмотрела предложенные Франсуазой сроки, сверила их с планом проведения выставок, выбрала два временных периода и отправила герцогине на согласование. Получив подтверждение, начала составлять и рассылать приглашения владельцам картин, но к ее удивлению в контактах Франсуазы не оказалось информации о хозяине картины «Вечная царица и мать Белой точки». Она как раз общалась с герцогиней по этому поводу, когда кофе был подан. Рядом с любимой чашкой стоял пузатый бокал с янтарной жидкостью, а на белоснежном блюдце лежало пирожное, больше похожее на произведение искусства.

– Филипп Говард, обожаю тебя! – одними губами сказала Изабелла, и вернулась к разговору.

– Странно… – призрачный образ герцогини фон Рок сжал тонкими пальцами виски. – Я же помню, что примерно десять лет назад картина участвовала в различных выставках и пользовалась бешеной популярностью… Но в последнее время ее, действительно, нигде не выставляли, что, скорее всего, указывает на смену владельца и попадание в закрытую коллекцию…

– Я нашла ее изображения в Сети, Ваша Светлость… Вещь, действительно, грандиозная! – произнесла Изабелла. – Мы, конечно, можем сделать гвоздем программы «Чернильную вечность», ведь именно в ней кроется главная интрига, связанная с исчезновением Роуза. Но, боюсь, без Белой точки концепция выставки не будет завершенной!

– Ты права, дорогая! – воскликнула Франсуаза. – Но я буду не я, если не найду ее!

И герцогиня прервала связь.

Изабелла, закрыв глаза, наслаждалась вкусом и ароматом обжигающего напитка, который Монти пил по утрам едва продрав глаза, натощак, неодетый… А потом будил Белку, целуя теплыми, мягкими и требовательными губами, пахнущими кофе. Это ощущение было самым лучшим в ее жизни. Монтегю бросил ее, а кофе остался верен, несмотря на всю свою горечь…

Она решительно отставила чашку, одним глотком вылила в себя коньяк и набрала код вызова.

– Я занят, – раздался его голос, – если ты, конечно, не хочешь извиниться!

Изображение снова заблокировал, сукин сын! Жаль, что она не Уоллер, который может отращивать когти, когда пожелает! Ох, как ей бы это пригодилось, доведись им еще раз встретиться!

Изабелла глубоко вдохнула, выдохнула и сказала:

– Прости! Я была слишком резка с тем, кто просил помощи…

– Я не просил помощи, – буркнул он. – Я просил совета!

– Это неважно! Если хочешь, мы можем встретиться снова. Ты, я и Уоллер.

Наступившая пауза зазвенела как натянутая струна.

– Почему он? – спустя несколько мгновений поинтересовался Монтегю. – Постой, дай догадаюсь! Виллерфоллер тоже получил подарок?

– Именно, – лаконично ответила Изабелла.

– Не очень хорошая идея, – в его голосе звучала какая-то злая радость. – Во время нашего последнего разговора он обещал вырвать мне глотку.

– Возможно, перед этим вы все-таки успеете обменяться опытом, – мурлыкнула Изабелла. Все-таки приятно, когда друзья за тебя горой, точнее, всеми клыками! – Или ты его боишься?

Темный экран издал такой звук, будто подавился. Настроение Белки улучшалось с каждой минутой. Хватит уже чувствовать себя жертвой прошлых страстей! Она ведь успешная и самодостаточная владелица одной из самых популярных галерей Тайшела! И почему приходится каждый раз напоминать себе об этом?

– Ты пока подумай о встрече, Монти, – ослепительно улыбнулась она, представляя за черным оком трансира его зеленющие глаза, горящие гневом, – а мы скатаемся на Фримм, полюбуемся тамошними красотами. Если надумаешь – увидимся после того, как вернемся.

– Когда?

Голос был хриплым, будто со сна. В прошлом его пахнущие кофе губы шептали ей: «Сладкая… Моя нежная, моя маленькая!» И она плавилась от одних только слов.

– Когда – что? – деловито уточнила Изабелла.

В настоящем, в этом кабинете с дорогой дизайнерской обстановкой, для страсти не было места, как не осталось его в жизни самой Изабеллы Лакрими.

– Когда вы отбываете на Фримм?

– Послезавтра, дня на два.

– Хорошо, я подумаю насчет встречи.

И он отключился.

Глядя на темный экран, Изабелла задышала, как выброшенная не берег рыба. Он снова вытер об нее ноги! Мерзавец!

Ублюдок!

Подонок!

Негодяй!

Сволочь!

Опасно завибрировала чашечка на блюдце.

Белка покосилась на нее, и прикрыла веки. Практики самоконтроля, изученные в Фартуме, всегда помогали. Спустя несколько минут правильного дыхания и сосредоточения, она открыла глаза и с удовольствием съела пирожное. Стоило признать, что без Демпси Монтегю жизнь была скучна, как любой званый ужин. А пока… Пока она пройдется по магазинам! Не в боевом же костюме отправляться в такой изысканный и полный красавиц и красавцев мир, как Фримм?

* * *

Изабелла прибыла после Анджея: у тайшельца была отвратительная привычка появляться на встречах за долю секунды до обозначенного времени.

– Ух, ты! – засмеялась она, подходя к нему в холле отеля «Берилловая армилла», где они забронировали номера. – Я уже и забыла, как выглядит мой командор без формы!

Фон Рок, одетый в черные брюки с множеством карманов, заправленные в высокие ботинки, и ослепительно белую футболку, смотрелся потрясающе, хотя больше походил на землянина – бойца какого-то спецподразделения в увольнительной, чем на тайшельского аристократа.

– Боюсь, мне надо было надеть что-нибудь посолиднее, – рассмеялся он, оглядев Белку и поцеловав в подставленную щеку.

Изабелла, миниатюрная, яркая, в салатовом платье с лимонной вышивкой и таких же лодочках, выглядела бы настоящей фриммкой, если бы не рыжие волосы и ушки обычной формы, сейчас скрытые распущенными локонами.

– Зачем посолиднее?

К ним подходили только что рекурсировавшие Уоллер и Рианон. От вида Уолли в ярко-оранжевой с голубым гавайской рубахе и зеленых шортах хотелось зажмуриться. Чернокожий фриммец был одет в традиционные белые брюки и белое с красной каймой одеяние, напоминающее бесформенную тунику до колена.

– Надо ходить в том, в чем удобно! И вообще, у нас отпуск! На целых два дня! – воскликнул тайерхог.

Анджей только покачал головой и мельком взглянул на простой с виду металлический браслет на левом запястье – аналог перстня-планера Изабеллы.

Они, как обычные туристы, сдали багаж чернокожему фриммскому парнишке и направились к лифту, ведущему из холла вниз, причем Риан весьма умело изображал гида.

Этот мир был крайне привлекателен с точки зрения межмировых турне для состоятельной клиентуры, поскольку славился уникальной природой, комфортным климатом и обилием отлично оборудованных курортов. Да и вообще, здесь было на что посмотреть, начиная от своеобразной архитектуры и заканчивая собственно жителями. Высокородные фриммцы, а особенно фриммки, обожали изысканные украшения, отчего сами становились похожими на произведения ювелирного искусства. Самодвижущиеся экипажи на экологичном топливе выглядели как роскошные кареты, были декорированы дорогими тканями, редкими сортами дерева и даже самоцветными камнями, ездили бесшумно, аккуратно и никуда не торопились. Причудливые здания «природных» форм притягивали взгляды. Ходили слухи, что знаменитый земной архитектор Гауди на заре Эры Сопряжения случайно провалился в стихийный мегапорт, ведущий на Фримм, и именно отсюда вынес идеи архитектурных форм, которыми и до сих пор восхищалось население Земли.

Фримм любил жизнь во всех проявлениях, а его обитатели любили жизнью наслаждаться. Самые вкусные десерты, отведанные Изабеллой, были с Фримма. На самые чистые пляжи с разноцветным песком, который считался одним из чудес Унии, накатывали прозрачные волны такой комфортной температуры, что хотелось провести в них вечность. Если здесь шел дождь – ты плакал вместе с ним, но это были бы слезы светлой грусти, а не отчаяния. Однако солнце здесь светило чаще, порождая абсолютно нелогичное ощущение постоянной радости. Ученые утверждали, будто местный свет имеет особый спектр, который благоприятно воздействует на нервную систему живых существ.

«Берилловая армилла» неспроста носила такое название. Подвесной мост-отель между берегами лазоревой реки, делящей столицу Фримма – Квазимон – на две неравные части, издали выглядел, как наборный браслет из изумрудных бусин, оброненный красавицей-великаншей. Каждая бусина представляла собой отдельные апартаменты, в центральном «кабошоне» располагались ресторан, СПА-комплекс и офисы администрации. Холлы и стойки информации были размещены в «застежках».

Компания вышла на улицу, щурясь на яркий свет. Несмотря на предшествующие события, в душе Изабеллы веселым щенком скакала легкость бытия, вообще-то ей не свойственная. Это чувство впервые появилось в Фартуме, когда она ощутила Прорыв и поняла, что действительно может носить гордое звание рекурсантки. Позже она сблизилась с Монти, и это чувство окрепло, питаемое вниманием и нежностью землянина. И вот, спустя долгое время, появилось снова. Ей хотелось смеяться без причины, заходить во все встречные магазины, говорить глупости и ослепительно улыбаться спутникам. Опасное состояние для того, кто в любой момент может получить письмо со словами: «Ты за все ответишь!»

Кальмеранка упрямо махнула рыжими локонами, словно вытряхивала из головы легкомыслие, и кинула испытующий взгляд на тайерхога. Тот успокаивающе улыбнулся, мол, отдыхай, у меня все под контролем. Она не сомневалась, что под рубашкой на размер больше у него спрятано оружие, а планер работает в режиме «выявление потенциальной опасности».

– Национальная галерея откроется через два часа, так что предлагаю прогуляться по городу, позавтракать и потом отправиться туда, – произнес Рианон. – Если вам интересно, я буду рассказывать о достопримечательностях.

– Нам интересно! – расшалившаяся Белка подскочила к нему и взяла под руку. – Веди!

– Вам, ноэль, лучше взять под руку кого-то из ребят, – наклонившись к ней, прошептал Риан, – иначе на нас будут коситься.

– Если ты не перестанешь обращаться ко мне на вы, я тебя еще и поцелую на глазах у всех! – рассердилась Изабелла, но руку убрала, ругая саму себя: расслабилась до такой степени, что забыла о строгих правилах этого мира, продиктованных сосуществованием двух рас, больше похожим на скрытую войну.

– Вот ведь бред! – воскликнул Уоллер, которому звериный слух позволял прекрасно распознавать даже самый тихий шепот.

Фриммец спокойно улыбнулся и прижал палец к губам.

– Тш-ш-ш, не надо быть таким экспрессивным, мой друг! Таков этот мир, таковы его законы!

Тайерхог передернул плечами. На Тэльфоллере аборигены-властители относились к колонистам из других миров требовательно, но справедливо. Унижение любого разумного существа каралось по всей строгости закона, вплоть до изгнания из мира. Наверное, поэтому хитросплетения местной социальной этики сводили Виллерфоллера с ума, и Фримм, несмотря на свою природную красоту, вызывал у него ассоциацию с прекрасным спелым яблоком, изуродованным червоточинами.

Наблюдающий за ними Анджей, не говоря ни слова, переставил Изабеллу к Уоллеру, словно она была табуреткой, а сам занял место рядом с Рианом и принялся задавать вопросы по истории и архитектуре.

Тайерхог и кальмеранка переглянулись и одинаково надулись, как школьники, сурово наказанные за невинную шалость. Впрочем, магия Фримма скоро подняла им настроение. Солнце светило, каждый проезжающий экипаж вызывал бурю восторга, Уоллер пускал слюни на проходящих мимо фриммок, которые были одна красивее другой, но не забывал поглядывать по сторонам, преследуя совершенно иные цели.

Изабелла, уже позабыв о разговоре с Рианом, просто наслаждалась прогулкой. Из пятого сувенирного магазина ее выводил Уолли, из десятого – он, но уже вместе с Анджеем, а в пятнадцатый не пустил ТаТерон, вставший в дверях, раскинув руки крестом, и заявивший, что галерея, в которую благородные господа так стремились, уже час как открылась, а они не прошли даже половины пути!

Изабелла посещала Национальную галерею Фримма один раз, вместе с Монтегю. Тогда ей, влюбленной по самые уши, было не до картин, а до полотен Роуза они вообще не добралась. В воспоминаниях остались огромные белые купола выставочных павильонов, покрытые живым растительным ковром из пушистых травинок, напомнивших Белке одуванчики – цветы, которые, кажется, поработили Землю, поскольку росли там повсюду! – и хаотичные мазки на холстах, слившиеся в один гигантский калейдоскоп.

Территорию вокруг галереи украшали розы, источающие дивный аромат. Над ними порхали бабочки, так любимые фриммцами: изумрудные, бирюзовые, оранжевые. И тем более странным был контраст природной пасторали со строгими круглыми павильонами, словно укрытыми пуховыми платками. Под картины Наймиса Роуза был целиком выделен самый маленький из них. Поскольку во времени друзья были ограничены, ТаТерон сразу привел их сюда, оставив бо́льшую часть композиции на потом.

На входе, перед порталом, позволявшим миновать защитное поле, располагался дополнительный пост охраны. От белизны мундиров охранников ломило зубы.

Изабелла зашла в павильон, затаив дыхание. Отчего-то он казался ей несущим не менее сакральный смысл, чем храмы Спасителя на родине. Внутреннее, поделенное на сектора пространство подсвечивали висящие в воздухе овальные светильники. Здесь свет сам по себе представлял искусство, поскольку сплетение его лучей и пятен, в конце концов, приводило смотрящего на них к полной дезориентации. Спустя несколько мгновений посетители переставали ощущать направление, и двигались хаотично, застывая то у одного, то у другого полотна, и едва не сталкиваясь. Однако Риан, похоже, отлично ориентировался в этих художественных джунглях, потому что поинтересовался у сопровождающих:

– Что вы хотите увидеть в первую очередь?

И получив неожиданный и лаконичный ответ Джея: «Собаку!», развернулся и уверенно двинулся в левое крыло.

– Эта часть посвящена раннему Роузу, – заговорил он негромко, когда они шагнули в ярко освещенную сферу, образованную световыми столбами, внутри которых находились картины, как оригиналы, так и репродукции. – Он всерьез увлекся рисованием лет в двенадцать. Его угольных и графитовых набросков на этой выставке нет. Большинство, кроме тех, что находятся в частных коллекциях, хранится в его Доме-музее, куда мы заглянем позже. А здесь представлены работы, написанные им в возрасте примерно от пятнадцати до двадцати шести лет, когда он только начинал изобретать свойственную лишь ему манеру письма – без четких контуров объектов, с использованием непрозрачных красок. Наносимые рядом друг с другом, они дают удивительный эффект свечения, явно заметный в его более поздних работах. Обратите внимание, картины заключены в силовые сферы, которые не позволяют приблизиться. И это не только мера безопасности! Граница сферы обозначает то расстояние, с которого следует рассматривать полотна, дабы их содержимое не превратилось в размытое разноцветное пятно. Дальше можете отходить сколько угодно, но ближе – не стоит. Вы не увидите того Роуза, которого намеревались…

Изабелла обратила внимание, что посетители галереи, привлеченные приятным голосом Рианона, начали потихоньку собираться вокруг и прислушиваться.

– Наиболее известные работы раннего периода, – продолжал фриммец, довольно жмуря красные глаза, – «Рыбацкая лодка, входящая в Большой канал», «Птичий рынок»…

– Самая знаменитая – «Собака, гуляющая по берегу реки в солнечный день»! – раздался из толпы недовольный голос. – Ее знают во всех пяти мирах, в отличие, к сожалению, от тех, что вы называете, низкородный.

Изабелла развернулась, ища глазами обладателя голоса, который стоял позади всех за чертой светового круга.

На лице Рианона не дрогнул ни один мускул.

– Ваша правда, высокородный, – спокойно ответил он, – но мне бы хотелось донести до гостей из иных миров ценность и других картин великого мастера. Поэтому я продолжу! Итак, «Птичий рынок», «Малый Млечный путь»…

Высокородный фыркнул и отступил. Когда он поворачивался, Изабелла успела заметить холеное лицо, блестящие черные волосы, собранные в низкий хвост, высокие залысины и брезгливо поджатые губы.

– Разглядывая эти картины, мы понимаем, что Наймис активно экспериментирует со светотенью, подбирая именно ту плотность красок, которая его бы устроила, – между тем, продолжал ТаТерон. – Мазки еще не так филигранны, и в некоторых работах можно встретить неудачное сочетание цветов. Однако Роуз неуклонно оттачивает технику. Вершиной этого этапа становления художника, как верно заметил высокородный, является картина с названием «Собака, гуляющая по берегу реки в солнечный день». Ее по праву можно считать первой из «Солнечной эпохи Роуза», куда вошли многие его известные работы, например, полотно «Черное облако розового заката», изображающее Тайшельский дворец во время захода солнца. Сейчас оно хранится в личной коллекции императора Парфилия.

Рианон замолчал, ловя заинтересованные взгляды, и улыбнулся.

– С работами последующей эпохи Роуза, известной под названием «Сумеречной» мы ознакомимся позднее, а пока предлагаю вам, благородные господа, просто полюбоваться шедеврами мастера!

Уоллер восхищенно хлопнул его по плечу и тут же направился к самому большому из вывешенных в этом секторе зала полотен. Анджей пошел вместе с ним. А Изабелла остановилась у небольшого холста, и не сразу поняла, что именно на нем изображено. Вначале ей показалось, что из черной земли поднимается, закручивается спиралью бледный росток, тянущийся к небу…

Она прищурилась.

– Отступите еще на шаг, парга элья, и все станет ясным! – послышался знакомый голос.

Изабелла обернулась и запрокинула голову – остановившийся рядом фриммец в дорогом черном одеянии был значительно выше. Использованное им словосочетание «парга элья» переводилось на тайшельский как «прекрасная гостья», но, несмотря на кажущуюся вежливость обращения, голубые глаза незнакомца были холодны, как лед. Искусная вышивка, змеящаяся по его удлиненному камзолу, на груди и плечах складывалась в характерные знаки кланового орнамента. Однако высокородных кланов на Фримме обитало так много, что запомнить все гербы попросту было невозможным.

– Благодарю за совет, райни ра! – на чистейшем фриммском ответила Изабелла.

«Райни ра» – тот, кто приходит на помощь.

Незнакомец удивленно изломал тонкую бровь и пробормотал:

– Достоин уважения чужестранец, знающий язык не своей страны!

Кальмеранка улыбнулась. Послушалась совета – отступила на шаг, чтобы снова взглянуть на картину.

На ней не оказалось земли, ибо земля стала небом – черной бесконечностью, в которой раскручивалась звездная спираль, раскидывала мохнатые лапы. Левый отросток жаждал захватить триумвират звезд, правый распадался в едва прозрачную дымку. Как и рассказывал ТаТерон, здесь не имелось четких пределов, все казалось зыбким, струящимся, и в то же время вечным. Края полотна были единственными границами картины, и они не принадлежали кисти художника. Впрочем, Роуз и тут оставался верен себе – чем ближе к ним подбиралась вселенская темнота, тем сильнее таяла, превращаясь в ничто. Наверное, так и должно было выглядеть время…

– Ух ты! – воскликнула Изабелла, позабыв о собеседнике.

– Даже самая лучшая копия не вызовет такого ощущения глубины и объема, как оригинал, – довольно сказал фриммец, указывая на табличку с названием картины.

– «Малый Млечный путь», – прочитала Изабелла. – Тот самый, о котором говорил наш гид?

– Да, и это оригинал. Скажем, пресловутая «Собака» или «Черное облако» представлены в репродукциях. Это очень хорошие репродукции, но…

– Оригинал лучше по умолчанию, – улыбнулась Изабелла, – понимаю вас!

Она жадно вглядывалась в породистое лицо, которое казалось ей знакомым. Чем-то высокородный напоминал Филиппа Говарда. Секретарь иногда являл собой квинтэссенцию гордыни и высокомерия, что не вызывало у Белки никаких отрицательных эмоций, поскольку за маской сноба скрывался юноша с доброй и чувствительной душой. Но гордыня и высокомерие этого мужчины были цельными. Как сказал бы Уолли – «цельнокристаллическими». Это ощущалось в навеки застывших на лице морщинах гримасы презрения, в повелительных жестах красивых рук, в хорошо поставленном голосе, которым хозяин владел полностью, прекрасно передавая полутона и оттенки сказанного.

– Вы прибыли к нам на отдых? – вкрадчиво поинтересовался фриммец.

– Да, – ответила Изабелла, – мне довелось однажды бывать в вашем сказочном мире, но, честно говоря, я тогда была влюблена и плохо помню все, кроме предмета своей страсти.

Мужчина усмехнулся. Жестом опытного искусителя полуобнял ее за талию, подвел к следующей картине.

– Ошибки молодости порой сложно исправить, – заметил он, – надеюсь, вы их не совершили?

– Их количество, к счастью, не достигло критической отметки, – засмеялась она, краем глаза замечая, как Уоллер, чуть обернувшись, коснулся двумя пальцами мочки уха, что означало: «Я вас слушаю». Тайерхог только хмыкнул, когда фриммец спросил:

– Парга элья, могу ли я пригласить вас на ужин?

– Боюсь, мой график пребывания здесь слишком плотный, – расстроенно ответила Изабелла, делая небольшой шаг ближе к картине и тем самым аккуратно высвобождаясь из объятий, – я ужасно огорчена терять интересного собеседника, каковым вы, высокородный, являетесь безо всякого сомнения! Но, возможно, мне придется побывать здесь снова…

И она замолчала, сделав вид, что полностью поглощена картиной, изображавшей утлую лодчонку на прозрачно-зеленой воде канала. Зачем насиловать свою память, пытаясь вспомнить, где она могла видеть этого мужчину, если можно просто получить его контакты?

– Где вы остановились? – уточнил фриммец.

– В «Берилловой армилле».

– Вам передадут информацию, – кивнул он, оглядывая ладную фигурку Изабеллы с опасным огоньком в глазах, – мне тоже будет приятно пообщаться с чужестранкой, покоренной Роузом!

Перстень на пальце потеплел – включился режим мнемосвязи.

«Покорить приятную чужестранку, общающуюся с Роузом».

Прозвучавший в сознании голос Виллерфоллера переиначил всю фразу, отчего Белка едва не потеряла контроль и не захохотала. Уолли прав, ох, уж эти местечковые ловеласы!

«Бросай флиртовать с кем ни попадя и иди искать собаку! – продолжил беззвучную беседу тайерхог. – Джей утверждает, будто видел ее в детстве, и отказывается признать, что собаки на картине и в помине нет!»

Перед тем, как направиться к ним, Изабелла еще раз посмотрела на воду канала. Такую же зеленую, как глаза Демпси Монтегю. И такую же завораживающую.

Собаки на картине не было. Как владелица художественной галереи Изабелла разбиралась в живописи и могла сказать, что репродукция отличная, просто первоклассная. Но… Репродукция! Да, техника нанесения мазков была той же самой, однако эта кисть не захватывала в плен Вечность, не заставляла нарисованную реальность стать объемной.

– Риан, а ты видишь собаку? Видишь? – горячился Уоллер.

– Не вижу, – широко улыбался чернокожий фриммец, – ее не видит никто из моих родных, друзей и знакомых. Но слухи о том, что она там есть, не утихают с того момента, как к Роузу пришла слава. Может быть, – он повернулся к Изабелле, – ноэль ее разглядит?

«Ноэль» подошла к картине так близко, что едва не уткнулась носом в силовой экран. Атласная лента реки неспешно раскручивалась меж берегов, покрытых травой и полевыми цветами, над которыми порхали бабочки. Картина была полна светом так же, как «Малый Млечный путь» – тьмой. Но если та, оригинальная, тьма дышала, то здесь становилось хорошо на сердце от одних лишь красок – ярких, чистых.

– Хотела бы я увидеть оригинал! – пробормотала Изабелла, зажмуриваясь: разноцветные пятна под веками играли в догонялки. – Но вы правы, собаки я не вижу.

– Великая Сопричастность, я точно помню, что она была! – пожал плечами Анджей. – Взбиралась по пологому склону, вот здесь… И с нее текла вода!

– Здесь не будет собак хотя бы потому, что это Тэльфоллер, где собаки не водятся! – назидательно сказал Уолли.

– Тэльфоллер? – изумилась Белка.

Залитые солнцем берега могли принадлежать и Кальмерану, и Земле, и Фримму. Но только не Тайшелу с его небом цвета юного лотоса!

– Конечно! Взгляни сюда, на мелководье, видишь? Сквозь воду видны белые узоры… Это пресноводные звезды, которые водятся только у нас и больше ни на одном из миров Унии не приживаются.

– А зачем им приживаться в других мирах? – уточнил дотошный тайшелец.

– Они отлично очищают воду, – пояснил тайерхог. – У нас их разводят целыми плантациями и продают владельцам производств, не имеющих замкнутого цикла. Бизнес недорогой. Звезды неприхотливы и быстро размножаются, поэтому при небольших вложениях получается приличная прибыль. Их пытались адаптировать биологи и с Земли, и с Фримма, но пока ни у кого не выходит.

– А остальные миры? – уточнил Анджей.