Текст книги "Разыскания к изначальной Руси. А почему не обязательно так"

Странные вещи начинаются в этом пункте с академиком – он вдруг впадает как бы в студенческий испуг на экзамене от наговорённого, и начинает сбивчиво доказывать, что тем не менее хазары как-то – вероятно, походами своих крепостей – разгромили Русский Каганат, так что в 882 году Олегу пришлось его освобождать… А поход 860 года мог состояться только из Киева. Прямая цитата: «Определить, где была столица Русского Каганата, пока не представляется возможным. Не исключено, что таковая в этом зарождающемся государстве ещё не сформировалась, подобно тому как не было столицы в раннем Франкском государстве, где резиденции властителей были разбросаны по его территории. Но если единый административный центр в Русском каганате всё же имелся, то он мог быть только в Киеве. Древнейшее городище его, расположенное на Старокиевской горе, имеет культурные отложения 8—9 веков.»

Право, об «отсутствии столицы» неудобно даже упоминать: академик за 60 лет своих штудий так и не исполнился духом Русской государственности, которая вырастала из Убежища – Обороны – Князя-Охранителя и лепилась вокруг Ставки – Столицы; и «перековался» на западный лад, где государство развивалось из Домовладения и Хозяина – Мажордома, разъезжавшего по своим домам.

О «киевской древности»…Вот скромное признание П. Толочко, копавшего всю жизнь поднесь Киев: «по настоящее время в Киеве не обнаружено зданий, датируемых ранее 887 года»… Создание «Русского каганата» Г. Вернадский – как обычно для него переписав на «норманнов» – относит к 825 году: В. Седов не возражает, но приканчивает каганат задолго 882-го при том, что герой 860 года Осколд принимает изменническую смерть в Киеве в 882 году…

Зацикленность последнего мэтра советской исторической науки на Киеве совершенно расходится с подтверждаемой практикой летописной традицией, всегда связывавшей «северу» не с Киевом, а с Черниговом, к которому выразительно тянулось и Поочье с Рязанью, и Степь до Азовского моря и Тьмутаракани, т.е. всё Левобережье, доминирование которого он так выразительно раскрыл… Есть и прямые конкуренты, например Битицкое городище на Псёле 8 века, «по масштабу своего влияния сопоставимое с Киевом». И как тут не привести свидетельство Наджиба Хамадани, персидского энциклопедиста 12 века, благодаря индоиранскому фарси имеющего куда – как большую возможность точно воспроизвести огласовку древнерусских топонимов: «Русы многочисленный народ… Большие города там: Кийава, Черниг, Харка и Сарук», в которых видят Киев – Чернигов – Харьков – [Новгород-] Северский. Сразу привлекает внимание, что сторонний глаз из далёка видит из 4 крупнейших русских городов 3 именно в СЕВЕРСКОЙ РУСИ… Между прочим, топоним «Харьк [а] [ов]» на Востоке связывают с именем мифической сестры Атиллы Харьки/Лебедь, которой он построил город в Степи…

Седов уклонился от рассмотрения наблюдения Б. Рыбакова, связывавшего имя последнего дорюрикова князя Южной Руси с топонимическим рядом Ворскла, Оскол, т.е. с коренными землями северы – РУССКОЙ ЗЕМЛИ В «УЗКОМ СМЫСЛЕ» – но вряд ли стоило игнорировать строки летописи, что Олег – «Освободитель» наложил на северян «дань лёгкую», что свидетельствует об её особом положении; и это выразительно повторилось по подведении итогов Гражданской войны 1015—1026 годов, когда победители разделили Русь на 2 удела: Ярославово Мудрое Правобережье и Мстиславово Храброе Левобережье, подтверждая Двусторонность Руси по Киев – Чернигов.

…Итак, в конце мая 860 года 360 кораблей русского флота кагана Осколда отправляются проучить и примучить к миру и ладу Константинополь…

Откуда?

Скорее всего с побережья Азовского моря – прямой путь по Днепру был перехвачен от Дуная до Днепровских порогов Дунайской Болгарией эпохи Великих Ханов и её федератами…

С тем и передаю вам нарождающегося младенца…

****

9.ИТАК – тем, кто что-то не понял; усомнился; поленился пройтись по всему тексту…

Я утверждаю:

А).Становление праславянского и древнейшей формы славяно – русского этноса произошло в Северо – Восточных регионах европейской части России, в Средоточии великих рек Западной Евразии Камы, Волги, Оки, Белой – в период 15 в. д.н.э. —2в.

Б).С 3 в. д.н.э протославяне – россы начинают занимать весь бассейн Волго-Камья, оформляя группу культур европеоидного населения, которые к 4 в. сливаются в т. н. Именьковскую культурно-историческую общность.

В).С 4 по 6 век, следуя в шлейфе гуннского нашествия, они устремляются в Центральную Европу на земли, освободившиеся после избиения кельто – германо – фракийских автохтонов кочевниками, образуя слоёный пирог славянских субстратов, разнящихся сроками и глубиной вхождения на запад; от Днепра до Ютландии, Эльбы, Саксонского Леса,

Баварских Альп, Дуная; с 6 века вселяясь по собственному почину на Балканы, и уже известные сирийскому автору 6 в. как RUZZI…

Г).В 4—6 веках на основе славянского пирога складывается Первая Центрально-Европейская Славянская культурно-этническая общность, Пражско – Корчевская археологическая культура; при широком участии «дулебского» субстрата из Приднепровья.

Д).В 7 веке нашествие новой волны кочевников, охватившее зону Лесо – Степи и Леса до долготы Камы – Белой, и в которой можно предполагать угро – мадьяр, вынуждает Именьковцев сместиться из Среднего Поволжья в полосу лесо – степей от верховьев Дона до Левобережья Среднего Днепра, к 9 веку конституируясь здесь как «„русь“ в „Русской земле“».

Е). Славяно-русское население северного Волго – Камья выходит из-под непосредственного обозрения. Гипотезирую, что им было создано протогосударственное объединение, известная медвежьеобразная «Артания» арабо-армянских известий 8—9 веков, крайне враждебная к степному миру и недоверчивая к иностранцам, идентифицируемая древнерусским Белоозером летописных известий ПВЛ о начале Руси, и связанным с Верхнекамьем по составу поступающих из неё на рынки Волжского Булгара товаров.

Ж).Оставшееся на средней Волге русско-славянское население становится «ас-сакалиба» Волжской Булгарии 8—13 веков, правитель которой Альмош назван посетившим в 922 году страну Ибн-Фадланом «царём сакалиба», в отличие от 3-х прочих соправителей из тюрок и угров. Другая часть русско – славянского населения стала основой «Пуртасовой Руси» мордовского племенного союза 10—13 веков.

З).В начале 9 века «русь» -севера создаёт Первое «Русское» государственное образование «Русский Каганат», в период расцвета в середине века занимавший территорию от верховьев Северского Донца до Киевско – Полянского Правобережья, от Поочья до Азовского моря; ознаменовав своё вступление в Политический Большой Мир серией военно – морских походов и зарубежных посольств 830—860-х годов.

И).Последний и самый известный поход Начальной «Руси», нападение на Константинополь 18 июня 860 года, осуществил и возглавил первый письменно удостоверенный ПВЛ каган-князь Осколд, по успешному завершению военно-политической задачи похода, установлению нормальных равноправных отношений с Византией, по свидетельствам уже византийских источников принявший христианство, т.е. ставший Первокрестителем Руси.

Критика оснований догматической теории русско – славянского этногенеза
/что говорят источники/

Вступая в полемику с устоявшейся традицией цензовый историк безусловно обязан обратиться к тому корпусу материалов-источников, который заложил её основания. Его собственное представление лежит в рамках игры ума, а более точнее, в области предосудительного самовольства, пока он не установил и утвердил хотя бы одно из трёх, или в совокупности, положений, следующих из источников, равно общих ему и предшественникам:

1.наличие иных, нежели принятые в рассмотрение предшественниками, следований из материалов и текстов;

2.объективную неполноту источников, делающую неизбежной зыбкость всех иных предположений за пределами их дословного содержания, в преодолении которого должна быть заявлена методика расширения их круга до определённо однозначного толкования;

3.установление в совокупности повседневно накапливаемых фактов достижения уровня такой полноты, который разрывает ограничения старого основания – впрочем, не снимая, а включая их в новое теоретическое обобщение, убирающее с них умозрения всеобщности.

Представляется, что к настоящему моменту установление «славяно – русского» характера славкинско – именковских археологических культур Среднего Поволжья 3—7 в., при отсутствии каких-либо основательных идентификаций такого рода в отношении археологических культур Средней Европы ранее конца 6 в., сразу подспудно настораживает в отношении вариаций общей теории славяноского, в том числе и восточно – славянского этногенеза в этом районе; теории, исповедуемой синклитом славистики и русистики от Шафарика до Б. Рыбакова, В. Седова и О. Трубачёва. Представление о значительно более восточном этногенезе ВСЕСЛАВЯНСТВА, чем это представлялось даже сторонникам частичного восточно – славянского автохтонизма на Днепре от М. Ломоносова до М. Гимбутас становится вполне реальным если не заслоняться от факта устойчивого вытеснения культур монголоидных носителей культурами европеоидного субстрата начиная с 3 в. д.н.э. в порядке следования: Пьяноборская – Азелинская – Славкинская – Именковская… И появление европеоидных носителей которых антрополог ак. С. Алексеев установил в районе Северо – Восточного Верхневолжья до 5в. Право, в отношении сконструированного мной 3-го пункта вопрос принимает уже характер оценки меры – достаточно ли?

На основании чего теоретические историки, выступая предтечей археологов, и в чём – то лингвистов, этнологов, антропологов, делают вывод о славянском присутствии в Центральной Европе ранее нашей эры? В сущности, если разложить весь накопившийся ворох материалов по полочкам, он сводится к двум свидетельствам, восходящим к К. Тациту и Иордану; всё прочее вырастает из опосредованных штудий: данные глоттохронологии, относящие выделение славянских языков из индоевропейских во 2 тыс. д.н.э., что считается основанием опрокинуть датировку свидетельства Тацита на 1000 лет в отношении географии этого этногенеза, выразительно яркий тому пример. Впрочем, он ещё «как – то обоснован», хотя бы на уровне «дед любил бузину, в Киеве бузина – дед из Киева», но право, когда выдающийся лингвист О. Трубачёв ищет «славянские корни» гидронимов на «-ва» Центральной Европы (Ондава, Влтава, Морава,..) без всякого обращения внимания на финно – угорскую практику (Пскова, Даугава, Нева, Сылва,…) это очень настораживает, особенно на фоне развиваемой одно время, а потом старательно замалчиваемой теории древнейшего финно – угорского субстрата населения Европы, ныне открываемого вновь как «палеоевропейский».

Логика открытия «славян в Европе» заявлена В. Суровецким (1824) введена в оборот П. Шафариком соединением в один конструкт двух свидетельств:

1.О наличии неких «венедов» в центрально – европейском районе, полагаемых между «феннами», «сарматами», «германцами», «певкинами», на которых они совершают периодические набеги… «Отнести ли певкинов, венедов и феннов к германцам или сарматам, право, не знаю, хотя певкины, которых некоторые называют бастарнами, речью, образом жизни, оседлостью и жилищами повторяют германцев. Неопрятность у всех, праздность и косность среди знати. Из-за смешанных браков их облик становится все безобразнее, и они приобретают черты сарматов. Венеды переняли многое из их нравов, ибо ради грабежа рыщут по лесам и горам, какие только ни существуют между певкинами и феннами. Однако их скорее можно причислить к германцам, потому что они сооружают себе дома, носят щиты и передвигаются пешими, и притом с большой быстротой; все это отмежевывает их от сарматов, проводящих всю жизнь в повозке и на коне (Публий Корнелий Тацит /Годы творчества: 90-е – ок. 120 гг/. О происхождении Германцев и местоположении Германии)».

2.Утверждение тождества венетов и славян в книге «О происхождении и деяниях готов» готского историка Иордана (первая половина VI в.),широко пользовавшегося материалами придворного историографа готских королей Италии Теодориха Великого и Аталариха Кассиодора, «История готов в 12 книгах» которого не сохранилась. Иордан дважды упоминает славян:

…«В этой Скифии первыми с запада пребывает народ гепидов, который окружен великими и славнейшими реками. Ведь по северу и по его области растекается Тисия (совр. Тиса) с юга же [его] отсекает сам великий Данувий, с востока – Флутавсий, который, будучи стремительным и изобилующим водоворотами, неистовствуя, катится в воды Истра. В их [т.е. рек] окружении лежит Дакия, укрепленная [расположенными] наподобие венца крутыми Альпами. У их левой стороны, которая склоняется к северу, от истока реки Вистулы на огромных пространствах обитаем многочисленное племя венетов. Хотя теперь их названия меняются в зависимости от различных родов и обитания, преимущественно они все же называются славянами и антами. Славяне живут от города Новиетуна [традиционно отождествляется с г. Новиодуном, совр. Исакча, на правом берегу Дуная] и озера, которое называется Мурсианским [?], вплоть до Данастра и на севере до Висклы; болота и леса заменяют им города. Анты же, самые могущественные из них, там, где Понтийское море делает дугу, простираются от Данастра вплоть до Данапра. Эти реки удалены друг от друга на много переходов».

…«После избиения герулов (германские племена, потерпевшие в 512 г., поражение от гепидов и лангобардов и ушедшие из Среднего Подунавья на свою историческую родину, в Ютландию) Германарих также двинул войско на венетов, которые, хотя и достойные презрения из-за их [плохого] вооружения, но могучие численностью, с начала попробовали сопротивляться. Но ничего не значит множество негодных для войны, особенно когда с попущения Господня наступает многочисленное [хорошо] вооруженное войско. Они же, как мы сказали в начале нашего изложения или в каталоге народов, произойдя из одного корня, породили три народа, то есть венетов, антов и славян, которые, хотя теперь свирепствуют всюду, по грехам нашим, тогда, однако, все подчинились власти Германариха».

В. Суровецкий соединил эти известия ещё с одним наблюдением: в финских и германских языках распостранён этноним «вене» в отношении славян, что достаточно обосновывало предположение на уровне состояния источников на протяжении всего 19-го и первой половины 20-го века. Возражения А. Шахматова были просто неприличны по своей «западнической» пристрастностью. Обосновать разумной контр – парадигмы протославянской основе устойчивой группировке этнонимов венды-венеты-вандалы в Центральной Европе он не смог. Логическую основательность конструкта подтверждало то, что в Иоакимовском списке в родословии легендарных правителей Словенска/Новгорода упоминается «Вандал, дед Буривоя», а устойчивость, что в настоящее время даже ряд немецких авторов склоняются к мнению о славянском содержании племенного союза вандал, постоянных противников готов.

Вердикт о соответствию теории бытию вынесло только дальнейшее развитие исторической науки, т.е. он возникает из историографии, разрешилось ли умозрение плодотворным результатом или опровергнуто… ИЛИ? Вывод возникал из мучительного непреходящего ИЛИ?

Первоначально на положениях Суровецкого – Шафарика стал выстраиваться замечательно вдохновляющий ряд: к венетам Тацита – Иордана (1—6 в.) естественно и немедленно привязывались «энеты» Геродота (6 в. д.н.э.), поставщики янтаря с Балтики в бассейн Средиземного моря на северное побережье Адриатики (район современной Венеции), выведенные туда по легендарной традиции героем Агенором из Трои (12—11 в. д.н.э.) … Это как – то смущало, было чрезмерно расширительно – Егор (Георг) Классен не смутился. Но венеты Бретани Цезаревых Записок о Галльской войне обжигали, в этом было что – то чрезмерное; академическая наука остановилась в немом подозрении – аутсайдеры ярились дальше и уже и этруски Северной и Центральной Италии вводились Е. Классеном в состав «протославян». В целом академическое сообщество боязливо устранилось от задания прямого вопроса: являются ли Агеноровы «энеты» 12 века д. н. э. каким – то древним субстратом-предшественником Геродотовых «энетов» 6 века д. н. э.,а те прародителями южно-балтийских «венетов» Плиния – Тацита 1—2 в., в которых в 6 в. Кассиодор и Иордан открыли «славянское начало»? И в каком отношении они пребывают с вполне материальными западными венетами Бретани, которых истреблял Цезарь, и с восточными «венетами», которые заплывали к римскому побережью на северо-западе Галлии при Ливии Друзе…?

Наличный материал и в 19-м и в 21-м веке достаточно определённо и, самое главное, объективно свидетельствует о наличии некоего агрегатного этноконструкта 12 в. д.н.э. —6 в., охватывающего своим влиянием всю Западную и Центральную Европу, от Дарданелл до Бретани, от Балтики до Адриатики… А и только ли? А «ваны», просвещавшие «асов» – гаутов/готов в Скандинавии? Увы, адекватного отражения его в историографических умозрениях в форме осознанной постановки «энето/вендо/венетской проблемы в той значимости и полноте, с которой её этноним охватывал Центрально – Западноевропейский регион, не последовало. Венедов расчленили по полочкам субдисциплин: Энеты 12—5 в.д.н.э. стали малопосещаемой окраиной античности; венды/вандалы 1—5 в. поделили славистика с германистикой, но занятно, по диагонали – ближе к 1 в. германцы, поближе к 6 веку славяне; бретонских венетов Цезаря отпустили на сомотёк, в безбрежное море пост-гальштадтских археологических культур, в конечном итоге дрейфующих в галло – кельтов: другое его наблюдение о негерманском характере ост – эльбского населения отнесли к пользе «славянских венетов»…

Отказ от концептуальной целостности решения «венедского вопроса» породил Басенно – Крыловскую ситуацию Лебедя, Рака и Щуки, вполне очевидную, если от неё не заслоняться, уже в 19-м веке; и тот же Е. Классен вполне обоснованно обрушивался на академических коллег за противоестественное топтание на полпути, всецело переводя «венетов» в рамки славянского этногенеза, чем, кстати, устранял главную проблему современной этнологии: соединение этнического материала с датой выделения славянской языковой семьи из общей индоевропейской во 2-м тыс. д.н.э.. Право, «филологическая дыба», которой подверг топонимику Дунайской долины, затоптанную десятками вселений и геноцидов с 5 тыс. д.н.э., О. Трубачёв для «извлечения» западных славян из района Балатона и «восточных» из долины Тисы, куда как сомнительна в этом отношении, и рождает изрядное подозрение, что такими методами можно извлечь «славян» откуда угодно, хоть из долины Нила… В целом для 19 века это представление было наиболее обоснованным, пусть и парой строк свидетельства Иордана – все иные не имели и тех.

Беда скапливалась постепенно, десятилетиями: всё разрастающиеся поиски ничего не добавляли к этим строкам, а успехи германистики неуклонно отжимали «славянскую линию» к более поздним датировкам от 1 в.. В более насторожённых кругах академической славистики, преимущественно российских, озабоченных привязкой Несторовых Варягов к какому-нибудь балтийскому славянству, и не получающих подтверждений по «венетской» линии, начинается дрейф к иному ориентиру: широкое распостранение этнонима «рутени/русии» в раннем средневековье 7—10 в. по восточному пограничью империи Каролингов обращало внимание в сторону Птолемеевых «ругов», упомянутых им в общем перечне этносов Южной Прибалтики вместе с «венетами», материальным памятником которым явился Рюген – Руян, славяно – ободритское население которого в 10-м веке как бы свидетельствовало и о «славянизме» ругов 1 в. т.е. в целом методологическое проецирование теории Суровецкого – Шафарика на более узком пространстве хронологии и камерных целей.

Но развитие археологии Центральной Европы, которая скорее закапывает, чем раскапывает «праславян»: установление преимущественно кельтской основы гальштадтских и постгальштадтских археологических культур 10—3 в.д.н.э.;устойчивое развитие «германского мира» на основе генезиса Ясторфской культуры 6 в.д.н.э., вытесняющего и сменяющего «кельтский мир» на этих территориях, по итогу вышедшего на ориентиры Рейна, Дуная, Вислы к 2 в., – необходимо смещало научную, не спекулятивную, славистику к 6—7 веку, к эпохе прямых письменных (Иордан, имп. Маврикий) и материальных (памятники Пражско – Корчевской археологической культуры) свидетельств оформления славянского субстрата в этом регионе.

Как итог, налицо парадоксальная ситуация: мы неоглядно оперируем данными глоттохронологии из лингвистики, свидетельствующими о древнейшем генезисе славянской языковой семьи из неразделённого индоевропейского праязыка (не позднее 2 тыс. д.н.э. – дебатируемые современные представления о большой древности индоевропейского языкового единства 5—3 тыс. д.н.э. ещё более смещают эту дату в глубь) – и практически не заглядываем, кроме теоретических и спекулятивных штудий, ниже 6 века. А коли заглядываем материалистической археологической лопатой – славян там не находим вот уже 2 века!

Объективно же ситуация выглядела совершенно неприглядной:

– к 3 в. Центральная и в значительной мере Восточная Европа были неславянскими: гунны столкнулись с германским миром в 375 году не на Эльбе – Инне, а на Дону (остготы), Днестре (вестготы), Висле (бургунды);

– древнейшая гидронимия Центрально-Европейской равнины от Припяти до Эльбы не этимологизируется из славянских языков, как, впрочем, и из германских; ряд авторов пытаются её извлечь из иллиро-фракийских, но такие топонимы как Висла, Варшава остаются нечитаемыми;

– гидронимия бассейна верхнего Днепра выводится из балтских языков (О. Трубачёв); ДН-гидронимы (Дунай, Днепр, Дон…) черноморского бассейна идентифицированы как индоиранские/скифские (В. Абаев);

– гидронимия Чешского Массива изобилует названиями, ближайшие аналоги которых присутствуют в финно – угорских языках…

…и только идентификация «славянского характера» Славкинско – Именковской культуры Самарского Поволжья 2—7 в. В. Седовым разорвала тучи – С ВОСТОКА СВЕТ!

Обратимся ещё раз к тому, что неприкаянно путало и путалось под ногами зарождаюшейся славистики в 19-м веке.

Венды – их принимали/не принимали в «славян» под разным обличьем, от эпических энетов Агенора до вполне реальных вандалов Гейзериха – что же это такое, указываемые Геродотом на Немане, латинскими авторами в устье По (свидетельством чему Венеция); найденные Цезарем в Бретани; прописанные Иорданом на Висле?

В избирательном выборе увязки адриатических энетов Агенора и прибалтийских венетов Плиния – Тацита с «Янтарным путём» от Данцигской бухты до Адриатического побережья; Аполлоновым циклом ежегодных хождений Светлого Бога с Олимпа в Гиперборею они присутствуют, и даже подозреваются археологически (М.Б.Щукин) отражением «чем-то и как-то в нечто таком» – пишу иронически, собственная практика научила относиться скептически к идентификации этносов по горшкам, да и по носам «эллинского типа». Существенно выразительное отличие «венетов» Тацита, заявляемых им континентальным сухопутным народом, даже полубродячим грабительским народцем, промышляющим на всех соседей, который у Иордана засвидетельствован уже совершенно бродячими примитивными шайками – и приводимыми Плинием свидетельствах о заплываемых в Дальнюю Галлию «венетских» кораблях из Прибалтики. Последнее совершенно совпадает с описанием наблюдения Юлия Цезаря «венетов» Бретани, искусных моряков, корабли которых на исключительно парусной тяге опередили на целое тысячелетие состояние европейских флотов. По значительным подробностям, приводимым в латинских известиях, римские наместники относились настороженно к этим эпизодам, и, кажется, подозревали в них попытки установить/восстановить связи балтийских венетов с атлантическими, м.б. взаимные…

И Цезарь, и выдающийся английский военно-морской историк Ф. Джен единодушно свидетельствуют о выразительной слабости кельтов в мореплавании и судостроении, вплоть до того, что островные бритты ещё в 4 в. не выходили за пределы устричных отмелей, пользуясь ивовыми корзинами, обтянутыми кожей; на подобных «кожаных» судах пробавлялись ирландские монахи и в 6 в. Это настораживает против прямого отождествления «венетов» античных авторов с пост-гальштадтскими кельтами, между 8 и 3 в. д.н.э. прошившими своими миграциями из района Чехии – Австрии пространство до Ирландии, Испании, Малой Азии, Волыни. Существенно, что и античные авторы, современники кельтских нашествий, никогда не ставили их в какую-либо связь с полумифическими «энетами»… В целом, как отражение некой европейской этнической общности, рваные куски которой остаточно присутствуют от Литвы и Адриатики до Бреста, кажется более плодотворным обратить внимание именно на «морскую» составляющую «венедской проблемы»: в реальном плане демонстрации конкретным этносом она проступает именно в тесной связи с морским побережьем.

Обратимся к общему этнологическому составу списка Плиния – Тацита народов Центральной Европы от Рейна до Немана и от Дуная до Балтики в его Северо – Восточном регионе; списка, из которого извлекают «исходные славянства» притом, что ни Плиний, ни Тацит ничего славянского там не замечают.

Бросается в глаза, что жившие приблизительно в совпадающее время (22—79 гг.) – (55—120 гг.) они приводят существенно разные его версии: у Плиния восточную часть Южной Прибалтики занимают «эстии…,во всём схожие с германцами», кроме языка, который «…ближе к британскому», т.е. к диалекту кельтского —в Тацитовом списке «эстиев» нет, но появляются некие «фенны», дикие бродячие охотники – собиратели, живущие в шалашах и подобии гнёзд, использующие стрелы с наконечниками из рыбьей и звериной кости; следует сразу отметить, ничего подобного, кроме антропонима, в указанном регионе не было уже более 1000 лет., если учесть, что век металла даже в южной Финляндии начался во 2-й пол. 2 тыс. д.н.э..

Соотнося с современными реалиями, «эстиев» Плиния следует идентифицировать как современных эстонцев – но последние единственный финно – угорский, т.е не индоевропейский по языку, народ Южной Прибалтики, и самый восточный из всех, т.е. скорее всего уже за пределами его обозрений..Родственные им по антропологическому типу более западные пруссы, литовцы, латыши также принадлежат к иной, балтской, языковой семье, пусть и индоевропейской очень древней квази-санскритской характеристики, но, разумеется, не кельтской. Их территориальная дислокация по южно-балтийскому побережью приобрела современный характер по археологической интерпретации очень рано, уже во 2 тыс. д.н.э., но южная граница распостранения по данным гидронимии спускалась в бассейн Припяти – Днепра до линии Десны (О. Трубачёв),при этом именно западно – балтская ветвь. Представляется, что «эстии» Плиния Старшего более предпочтительны как современные балты – но кого имел в виду Тацит под антропонимом «феннов», на которых рыщут «венеты» в районе, где ничего подобного не обнаруживается?

Следует отметить, что население Южной Прибалтики довольно однородно в антропологическом отношении, при этом литовцы и эстонцы ближе друг к другу и несколько отличаются от латышей, сближающихся со средне – днепровским мезокранным типом; и в целом заметно противостоят северо – балтийскис финнам – суоми, сохраняющим слабо выраженную палеоазиатскую монголоидность, столь красноречивую у лапландцев. Тем не менее все вместе они являются носителями одного генотипа N1C1, оформившегося на Алтае в 4 тыс. д.н.э., продвинувшегося в Прибалтику и разделившегося на локусы во 2 тыс. д.н.э. по расхождению носителей по южному и северному побережью (А. А. Клёсов). При этом финны и лапландцы сохранили алтайский локус, южные прибалты, вне зависимости от языков, приобрели общий новый L550.

В целом описания Плиния и Тацита хорошо дополняют друг друга: Плиний даёт снимок более раннего состояния знаний латинского мира о Германии, ведя изложение от границ империи вглубь, всё более расплывчато, и по особенностям римских экспансий, прошивавших Германию от Рейна до Эльбы, Каттегата, Судет преимущественно с запада на восток – Тацит пользуется знаниями, полученными не только в военных кампаниях Друза, Тиберия, Германика, Корбулона, но и в мирных контактах, устойчиво возобладавших со времени Тиберия в 1—2 веке, когда германцы не только широко вступали в римские вспомогательные войска, но нередко вместе с племенными царьками спасались на территории империи от победивших соперников, как например опаснейший поначалу враг римлян Моробод. В обозрениях Плиния реальная Германия присутствует не далее Эльбы и южной части Ютландского полуострова —Тацит более или менее представляет всю Германию от Римского лимеса до Балтики на севере с начатками знаний о Скандинавии, и на восток до Вистулы/Вислы. Плиний, в общем, не имеет представления о соотношении Германии и Сарматского мира – для Тацита оно вполне очевидно, как и о неком средостении между ними, куда он поместил «венетов», отметив значительное влияние на них сармат, приписав этому ухудшение их физического типа, вероятно имея в виду распостранение сарматской практики деформации черепов, наблюдаемых для последних с 3 в. д.н.э., т.е. задолго до гуннов. Этот фрагмент очень близок описанию гуннов 4 в. у Аммиана Марцеллина, и подобно ему облик «венедов», претерпевших такую операцию он оценивает, как безобразный. И Плиний и Тацит в различающихся диспозициях отмечают довольно широкое наличие кельтского субстрата в населении Германии, при чём на всей территории: на Рейне, балтийском побережье; нередко к ним исследователи относят и Тацитовых лугиев Центральной Германии, в этнониме которых полагают присутствие имени кельтского бога Луга – но существенно, что Тацит не относит «венетов» ни к германцам, ни к сарматам и умалчивает об их кельтской принадлежности. В целом он полагает их деградирующим народцем, постепенно утрачивающим свою внешнюю самоидентификацию.

Большой вопрос вызывает отсутствие в перечне народцев Германии готовгаутов, которые по писаниям Иордана должны были уже высадиться в «устье Вистулы», с тем, чтобы при 5-м короле Филибере начать трансевропейский поход от Балтики до Чёрного моря, которого достигнут в 200-230-х годах, а ещё ранее в 215 году выйдут к Дунаю. Следуя дословно сообщению Иордана о готах, которые основали «Готоскандзу» в устье Вислы, потом перешли в основанный Филимером «Ойум», а оттуда устремились в Причерноморье, в 200 году разгромив западных сармат, «Иордановы готы» должны были закрепиться в Германии уже не позднее конца 1 века, но ни Плиний, не Тацит их не знает – есть «гутоны», которых совершенно бессовестно объявляют готами «из Тацита», при этом опуская другую часть его сообщения: гутоны пребывают за лугиями, южнее ругов и лемовиев, дословно «44. За лугиями живут готоны, которыми правят цари, и уже несколько жестче, чем у других народов Германии, однако еще не вполне самовластно. Далее, у самого Океана, – ругии и лемовии…». Независимо от того, являются ли лугии германцами или этимологически перекованными кельтами район их бытования хорошо локализуется современным Лаузицем, нынешним местопребыванием «лужицких сорбов» в междуречьи Эльбы – Заале у Рудных гор, т.е. вкупе с несущим память о ругах балтийских островом Рюген определяющим местопребывание гутонов (и я вполне согласен с теми авторами, которые видят в них «иордановых готов», названных Тацитом в греческой огласовке) не устьем Вислы, а районом Тацитовой Центральной Германии по среднему течению Эльбы – Одры. Только в подобной комбинации столь живописные сцены Иордановых столкновений готов с ругами могли иметь место – на операционной линии Готеланд – Готланд – Висла они просто расходились с ними географически, если только не отворачивали для бессмысленной драчки с юга на запад.