Текст книги "Разыскания к изначальной Руси. А почему не обязательно так"

Следует взглянуть на эту дилемму с другой более высокой позиции: движение из центра Германии приводило в возбуждение, электризовало весь германский мир, вовлекало ближних и дальних, врагов и друзей – экспансия сторонней силы в протяжку по окраине Германии, тех же скандинавских готов по погранично – спорной Висле, вряд ли вызывала общую консолидацию «за» или «против», оставалась преимущественно частным делом. Между тем мы наблюдаем совершенно другую картину: как по мановению волшебной палочки смыкаются в общий с ними строй злейшие враги готов руги и вандалы, ненавидящие друг друга лангобарды и геты …бросаются на Римский мир и Мировую конфедерацию сармат.

Кто мог в 200 году уничтожить Сарматскую державу от Вислы до Урала, сбросить римские легионы с линии Карпат за Дунай: Германский мир, только что, подобно Великой империи парфян в Азии, остановивший римскую экспансию в Европе на линии Рейна – или римский лимес дрогнул и поджался перед 3 челноками вшивых поедателей рыбы, коснеющих скандинавских наследников культуры «кьёккомедингов» (мусорных куч), ссадившихся в болоте устья Вислы?

Я не случайно употребляю это уничижительное название «чёлн», именно так Тацит описывает известный ему тип балтийских судов: двухштевневая лодка без палубы, мачты и парусов, с вёслами на уключинах по верху борта, т.е. низкобортная и маломореходная, приспособленная преимущественно к плаванию в узостях рек – и Тацит хвалит её способность одинаково плыть вперёд и назад – и в протяжку морского берега, не сверх того… Вы что-то слыхали об «Античных викингах»? Я нет! – Лишь с изобретением частично палубных в носу и корме судов с центральной мачтой, оснащённой простым прямым парусом, скандинавы приобрели средство большой морской экспансии и открыли эпоху викингов, но это случилось только к 8 веку. Можно прямо сказать, до этого большое европейское мореплавание было представлено финикийцами, греками, римлянами и… венедами (хотя бы бретонскими), о которых мы только гадаем.

Можно полагать, что оформившиеся в Центральной Европе и Западном Поморье/Померании готоны, руги и лемовии с развитым институтом наследственного династического вождества,,описанного Тацитом, и вероятно уже со сложившейся традицией статусного имясловия (Филимер, Витимир,..) развивающуюся в направлении имён – титулов (Германарих, Аларих, Гейзерих, Ардарих,…); уже коснеющего в отчуждённую от общества машину протогосударства – они и явились теми готами, что начинают сминать античную Европу обрушившейся вовне энергетикой социального напряжения. Но строго следуя Тациту, вандал Иордана можно в наибольшей степени сопоставить с «венетами» Тацитова списка, т.е. с пограничным элементом где-то на Висле, и что особенно важно, по указанию Клавдия Птолемея в соседстве с готонами/гутонами. Это вполне совпадает с направлением германской экспансии на Юг и Юго – Восток, пресекаемой на западе неприступным в 1—3 веках Рейнским лимесом, где их вторжению сплочённо противостояли и Рим и Галлы, объективно одинаковые жертвы германского варварства. Совершенно иную картину являла обезлюдевшая после Траянова нашествия Дакия, и слабеющая рознью разноязычных и разнокультурных этносов Сарматия – и куда теперь ударил пар раскипевшегося германского котла.

А нет ли возможности привязать к сухим Тацитовым известиям полумифические Иордановы описания начал Готской Истории?

Есть прямое материальное свидетельство: разгромленные лангобардами в Паннонии ГЕРУЛЫ, явившиеся в Восточной Европе вместе с готами и гепидами, ушли на родину в Ютландию. А тогда, и в полном соответствии со ЗДРАВЫМ СМЫСЛОМ, движение гаутов/готов/готонов из исходной Скандзы (если оно имело место) проходило скачками в Ютландию (2—5-км. через Зунд) – Среднюю Эльбу – Верхнюю Вислу, диагональным маршем вспарывая Европу, и необходимо сметая Островных Ругов Восточно – Датских островов, Венетов/Вандалов долины Вислы и проч., проч., проч.; и поднимая Центрально – Европейские варварства, по внутренним состояниям перекипевших социумов, в которых низы ещё не хотят, а верхи ещё не могут сколотить машины государства, готовых ринуться куда угодно из околотков, где брат режет брата, сосед жжёт соседа – дайте только толчок… Право, Ютландия, Балтийско – Датские острова, междуречье Эльбы – Одры куда как предпочтительней для пресловутого «острова Ойум», которого ищут, и никак не могут найти в Восточной Европе между Вислой и Днепром.

Что же остаётся после этого в осадке?

Вильбарская археологическая культура Повисленья от Данцигской бухты до Бескид, наскоро приколоченная к «готам скандинавским» почему – то вдруг перевесивших в пристрастиях мятущихся «О новизне» кандидудок и докторишек вполне реальных бургундов, что спасаясь гуннов сбежали оттуда в 5 в. на Рону и Марну, оставив по себе нетронутыми ещё более загадочные топонимы, нечитаемые из германских языков…

Нет ничего подходящего под рукой?

А не лучше ли предположить, что это всё то же мерцающее этническим образование, что от «энетов» Геродота до «эстиев» – «венетов» Тацита собирало и собирает, возило и возит янтарь с Балтики в пресыщенное Средиземноморье… Добавлю, в более широком районе – вдруг открывшиеся в 20 веке на Волыни огромные залежи янтаря включают и район Сана – Луги – Западного Буга в этот оборот, сминающий тот или иной набор частной племенной местечковости в общее тесто «новой археологической культуры».

Итак, по рассмотрению материалов Плиния Старшего, Тацита и текстов Иордана, относящихся к 1—2 веку, вместо оснований к мосту на «славянский берег» получается только набор проблем: «венетская», «готская»… И «методологическая»: как от них перебросить «славянскую дощечку», по которой перейти, если она объективно зависает в воздухе без видимой этно – археологической опоры в Центральной Европе ранее 6 века?

Иордан нашёл простейший и как оказалось, самый устойчивый в наличном обороте способ решения методологической проблемы декларацией «после этого – значит, по причине этого». Если славяне (склавины, анты) появились после «венетов» и «где-то там» – значит, они венеты/=произошли от венетов!

Но и это утверждение у него тоже какое-то двойственное: в одном месте своей «АполоГЕТИКИ» он свидетельствует, что склавины и анты это лишь различные наименования венетов, как бы переименованные с западной и восточной точки зрения «венеты» – с другой, что венеты, склавины и анты произошли из одного корня…

Кто-то Четвёртый?

Или всё же сам – третей?

Не будем уличать своемысленного автора в логической ошибке, и в том, что Некие Иные могли вклиниться между 2 и 6 веками в сочление Венеты – Славяне и перехватить Отцовство/Материнство Вторых, но обратим внимание на другое: «венеты – славяне» Иордана мало совпадают географически с венетами античных авторов, которые привязывают их к реке ВИСТУЛЕ, ныне утверждаемой, как Висла – у Иордана «от истока реки Вистулы на огромных пространствах обитаем многочисленное племя венетов. Хотя теперь их названия меняются в зависимости от различных родов и обитания, преимущественно они все же называются славянами и антами. Славяне живут от города Новиетуна [традиционно отождествляется с г. Новиодуном, совр. Исакча, на правом берегу Дуная] и озера, которое называется Мурсианским [?], вплоть до Данастра и на севере до Висклы; болота и леса заменяют им города. Анты же, самые могущественные из них, там, где Понтийское море делает дугу, простираются от Данастра вплоть до Данапра. Эти реки удалены друг от друга на много переходов»…

Вполне очевидно, что для Иордана ВИСТУЛА и ВИСКЛА вполне разные реки; так это, или не так на самом деле, но он вполне очевидно «тексту вопреки, наперекор стихиям» совершает подлог, отождествляя «венетов» и «славян», и понятно, почему: ему очень хочется включить славян в державу Германариха, увеличивая её блеск и мощь, но нет материала – поэтому он вводит их в «венетов», которые несомненно были смяты готским нашествием, проходившим через сердце их территорий на Висле.

Но чем, впрочем, отличаются нынешние методики от Иордановой, когда ак. В. Седов или д. и. н. С. Алексеев берут Пшеворскую археологическую культуру, быстренько заявляют её «венедской» и – как бог из машины – извольте, славяне… Правда, вместе с германцами – братики-близняшки наверное.

Итак, что мы имеем ко 2-й половине 4 века: Бургунды на Висле; Бастарны на Пруте; Тайфалы, Герулы, Гепиды, Склиры на Дунае; Грейтунги на Дону; Тервинги на Днестре… В середине продукт непорочного зачатия (Русским Духом – по Аполлону Григорьевичу Кузьмину) – СЛАВЯНЕ!?

Следует добавить ещё одно частное замечание, неглубокое: естественно, что германский мир, с 6 века имевший славянских соседей НА СТАРОЙ ВЕНЕДСКОЙ ОКРАИНЕ, прозвал их «вене»; неудивительно, что 700 лет проседавшие под германским игом балты и финны восприняли немецкий термин вене=славяне…

Ну-с, из кого будем делать славян 1—5 веков?

В 6-м веке они и сами появятся без нашей помощи, как-то и где-то без шума и кривотолков оформившиеся по 2000—летней мерке своего глоттогенеза. И вот появившиеся —совершенно правильно, Аполлон Григорьевич – по именем РУССКИХ на всемирный подиум.

Ра=Кама+Волга+Ока=Русь?

Обозревая лесостепной мир от Карпат до Алтая невольно обращаешь внимание на одно бросающееся в глаза при чтении источников обстоятельство, впрочем, заметное даже и на современной географической карте —или виснущее на слуху, коли на уши не наступил Академический Медведь: от Карпат до Приазовья древнейшая гидронимия, восходящая корнями ко 2—1 тыс. д.н.э. имеет чётко выраженную ирано-скифоидную окраску на «дн…» / «водный поток» по этимологии В. Абаева/ (Дунай, Днестр, Днепр, Дон…) – ситуация достаточно резко меняется с переходом к Заволжью, где гидронимия решительно переменилась к тюркской основе, но господство индо – иранского населения на протяжении 3 тыс. д.н.э. —5в. даёт основание предполагать, что исходно-древнейший пласт гидронимии был также ирано – скифоидным. При этом как западная, скифоидная, так и восточная, тюркоидная, гидронимии достаточно устойчивы и консервативны: гидронимы или сохраняются или вполне объяснимо исторически меняются, как например сакско – иранский Яксарт стал тюркской Сыр-Дарьёй, иранский Окс/Ратха/Аратха обратились в Аму-Дарью с вполне сохранившейся памятью о том, что некогда пребывал и индо-иранским Вахшем, удержав это имя в качестве притока. То же самое Обь (от иранизма «Об» – вода), Иртыш, в котором усматривают контаминацию иранизма «Ир» – стремительный с тюркизмом «тыш» и т. д. и проч. Естественно, я беру лишь те выразительные примеры, которые наиболее полно демонстрируют моё наблюдение, и даже упрощаю их, не раскрывая всего богатства связанных с ними этимологических иллюзий – наличие такой общей подпочвы под разноцветьем местной гидронимии само по себе становится обоснованием к заявленному постулату.

На этом фоне становится интригующе интересным выразительное зияние, рассекающее пополам это единое поле: иранская подоснова гидронимии разом прерывается в районе, где она должна быть наиболее представительной по логике, географии, истории, в самом центре степного мира в районе дороги народов между Уралом и Каспием, центральной артерией которого является Волга. Можно сразу и решительно утверждать, что всё навязываемое ей обнимающим иранским этимологическим полем в голове у филолога и историка является во всяком случае сомнительным – уже древнейшие свидетельства такого рода у Геродота, Плиния Старшего, Аммиана Марцеллина, записанные в самый разлив ирано – скифоитного моря по южно-русским степям прямо выгораживают этот регион из зоны общего влияния.

Древнейшее из известных исторически достоверных названий современной Волги «Ра», документированное в этом виде античными авторами и сохранившееся в форме «Ра (ва)» в мордовском языке. По обычному для восточных финно – угорских наречий обозначению текущих вод прибавлением служебной частицы «ва» следует признать полное совпадение исторического и текущего названий объекта. Знаменательно, что обычно так разноречивые филологи в данном случае довольно единодушно усматривают в этом гидрониме отпечаток не иранского а индо-арийского диалекта расходящейся прото – индоевропейской языковой семьи, т.е. утверждают не скифский, но индоевропейский характер древнейшего субстрата носителей ямно – катакомбно – срубного комплекса археологических культур в этом регионе. Было бы по меньшей мере преждевременно привязывать Ра к священной реке санскрита Ранхе, особенно помятуя, что авестийские тексты отождествляют последнюю с Аму – Дарьёй/Оксом/Аранхой; но в то же время наличие и в исторические времена поблизости с этим регионом индо – арийских синдо – меотов Восточного Приазовья (языковая идентификация О. Трубачёва) никак нельзя игнорировать.

Небесполезным является ещё одно замечание, которое я бы назвал феноменом «Амазонки с притоком Укаяли»: следуя логике, назначая название реке, её истоком следует брать исходный пункт самого протяжённого из её притоков, слиянием которых она и оформляется как итоговый результат – и если бы открытие Амазонки происходило не исторически, а логически и юридически, то она бы называлась Укаяли, а Амазонка только пребывала в составе её малознаемых притоков. Но познание Амазонки началось именно исторически, т.е. с того, что попало ранее в общественный оборот, с Амазонки, и от того она и разворачивалась, оказавшись по итогу двухголовым змеем «Амазонкой с притоком Укаяли»; как и «Миссисипи с притоком Миссури», или даже 3-головым, как «Обь с притоком Бией/Катунью/Иртышом», которую числят от слияния Зеи и Катуни…

Этот феномен часто повторяется в указанном нами районе между Волгой и Алтаем. Так, если следовать логике (и юриспруденции), то Обь следовало бы переименовать в Иртыш, который к моменту впадения в неё уже набирает двукратно превосходящую длину, нежели вся Обь.

Для историка это наблюдение разворачивается целым букетом следствий:

1.Обь, Бия, Катунь, Иртыш изначально не входили в обозрение некой социальной общности, вырастали из обозрений отдельных социумов – народцев;

2.Та общность, которая открывала великую реку как свою «Обь», возобладала в её целостном постижении, но восходя вверх по течению реки, соединила её в общее представление с постижениями других общностей, автономно осваивавшими её как «Бия» и «Катунь»;

3.Обь в целом, т.е. с Бией и Катунью, осознана общим комплексом ранее, нежели в него включился Иртыш;

Т.о. определяющий пункт её географической социализации, как и ведущий социум этого процесса, находился на верхнем течении Оби ниже по течению места слияния Бии и Катуни, и выше устья Иртыша.

4.С переходом в лесную зону, т.е. ниже впадения Иртыша, множественность регионально – этнических названий реки свидетельствует, что полного её освоения до прихода русских переселенцев в 16—17вв. не произошло – бассейн как целое осваивался не в меридиональном, а в широтном направлении в точно фиксированном природном ландшафте степи и лесостепи.

По совокупности этих замечаний следует признать, что Обь в целом, «Обь с притоком Иртышом», была открыта движением степных социумов, державшихся одной ландшафтной зоны, определённо благоприятствующей скотоводству, ДВИЖЕНИЮ, НАПРАВЛЕННОМУ С ВОСТОКА НА ЗАПАД в главном направлении, и с равнин в горы при устоявшихся условиях.

Без особого ухищрения можно приписать этот маршрутный лист миграциям европеоидных иранцев – скотоводов, заинтересованных в реке более как в водопое, нежели ареале комплексного освоения ресурсов речных долин, по их богатству и стабильности воспроизводства создающих условия перехода к оседлости (рыба, самовосстанавливающийся плодородный лёсс).

В то же время было бы неразумно исключить пусть и не возобладавшие подвижки такого рода, и Сейминско – Турбинской культурно-исторический феномен, стартовавший именно от Алтая во 2 тыс. д.н.э., при этом В СЕВЕРО – ЗАПАДНОМ НАПРАВЛЕНИИ по течению Оби, и выявленные к настоящему времени основные памятники которого тесно привязаны к узловым пунктам долин Оби, Чусовой, Камы, Оки прямо к тому настораживают: в этом случае вполне очевидно представление, что спускаясь по доступным пространствам Оби от предгорий Алтая к малым рекам – волокам Зауралья – Приуралья, эти загадочные первооткрыватели, на одном дыхании перелетевшие пространство от Алтая до Ботнического залива, в такой же последовательности формировали и представление об Оби: недоступные (и ненужные) Бия и Катунь – Обь – устье Иртыша – Обь… Правда на их великолепном бронзовом оружие, единственном свидетельстве о них, среди массы изображений нет ни одного челна – только лошади, но все их могильники найдены на мысах рек. Вся же культура в целом после бесплодных попыток её к чему – то привязать постулирована как «культурно-исторический феномен» – в рамках же «феноменологии» возможно всё.

Эти прикидки могут оказаться полезными для прояснения возможных ситуаций в дальнейшем изложении…

Возвращаясь к гидронимии Поволжья следует сразу отметить, что сама Волга имеет несколько этно – исторических названий, частично бытующих по настоящее время, т.е. сохраняет следы многократного, где смежного, где перекрывающегося своего открытия мёртвыми и живыми этносами, со следами заимствований, географических экспансий и контр – экспансий, переводных формул, нечитаемых клише… Это индоарийская Ра, тюркская Итиль, финно-арийская Рава русская Волга, не будем вдаваться в уводящие частности только для иллюстрации в общем очевидного.

Но пример с «русской Волгой» требует особого прояснения. Устойчивые попытки – увы, восторжествовавшие к середине 20-го века – привязали гидроним к финно – угорскому кругу языков. Но уже М. Фасмер, в нарушение обычной своей склонности выводить топонимику Русской Равнины по возможности от кого угодно, только не от русских (и в этом смысле надо ему отдавать должное, как ОБЪЕКТИВНОМУ КРИТИКУ позвоночно – слепого русочванства), вынужден был признать, что ни тюркские, ни финно – угорские источники ничего убедительного не дают; в то же время не рассмотренное Фасмером наличие корневой основы «волг» в языке западных славян (польская «вилга», чешская «велга») в значении «вода» (и прямой тюркский дериват «Итиль» – «Большая Вода») победительно толкают к протославянской лексике гидронима с основой на «волог/волг»: нечто «волглое»/жидкое/влажное. Очень выразительны в этой связи такие гидронимы Верхневолжья, как реки Волога, Воложка, Вологда и пр.

На таком широком поле обоснованной становится возможность построить некоторую достаточно огрублённую хронологически ранжированную схему смены этих названий и по смене гидронимов отчасти приоткрыть движение и смену этносов в регионе, в теоретическом плане более достоверную, нежели извлечение народов – «язык» из безгласия археологических культур.

Из современных носителей языка автохтонными и древнейшими признаются финно – угорские народы, а среди них первенствующей современная мордва, оформлявшаяся как языковая общность в первых веках нашей эры в междуречье Волги и Оки на общем поле т. н. Городецкой археологической культуры, из которой выводят кроме того исторических мещёру, мурому, мари, мери… Но существенно, что главные гидронимы в мордовском языке Ра (Вогга) и Ока не финно-угорские, а заимствованы: первый из какого-то древнего индоевропейского языка, при этом не иранского скифоидного, а индо – санскритского круга; второй извлекают из «балтских», а в последнее десятилетие и прямо из индо-арийских (этимология на основе индоевропейской АКВЫ/вода). Т.е. вопреки автохтонному посылу заимствованная от БОЛЕЕ ДРЕВНЕГО ИНДО – САНСКРИТСКОГО ИЛИ АРИЙСКОГО НАСЕЛЕНИЯ, о наличии которого свидетельствует широкое распостранение топонима ИЗВАРА (санс. «святилище»/ «место встречи богов») как на всей территории Городецкой культуры, так и на север и северо – восток от неё и ставит под сомнение «балтские корни» индо – санскритских гидронимов верховья Оки. «Балтизмы» такого рода ещё более обесценились после того, как данными ДНК – генеалогии было установлено генетическое родство т.н. «балтов» с финно – уграми, т.е. в целом «балты» оказались «ариизированными» финно – уграми, отличающимися от них только наличием локуса L550 митохондриальной ДНК. Т.е. доводя до конца – они результат культурно – языковой ассимиляции уральских народцев некими древними индоевропейцами санскритского языкового типа, при этом более ранними насельниками на этих территориях, о чём свидетельствует сохранение древнейшей из опознанных на данной территории САНСКРИТСКОЙ ТОПОНИМИКИ.

Здесь возникает одно очень любопытное обстоятельство, постоянно путаещееся у разных авторов, но как-то ускользающее от серьёзного разбора. В «Гетике» Иордана в числе народов, подвластных готской державе Германариха 4 в. указаны некие «морденс», которых по месту в перечислении среди расшифрованных достоверных соседей отождествляют с мордвой. Свидетельство о размере державы в описании Иордана давно признано апологетически преувеличенным и недостоверным; полагают, что итальянский гот, писавший через полтора века после крушения Готской державы в Причерноморье, использовал какое-то географическое описание Балтийско – Каспийского региона с перечнем обитающих там народов.

Но исторически «мордва» как единое целое не существовала вплоть до 20-го века, лишь в 1930 году соединившая в рамках автономной государственности этно – племенные народцы «эрдзя» и «мокша»; и тем более в момент исхода из тени Городецкой культуры в составе целого букета мери, мари, муромы, мещёры, полного числа которых мы даже и не знаем: данные цветы известны лишь потому, что легли и засохли в русских летописях. И например, арабские путешественники 8—9 века, посещавшие Булгарское ханство, описывают «эрдзю» и «мокшу» как совершенно разные народы – и лишь авторы ПВЛ 11 века фиксируют «мордву» как обобщение в том составе, в котором она утвердится в 1930-м году.

Вполне естественно задаться вопросом, как Иордан в 6 веке узнал то, что не знали, потому что этого не видели, не было, арабские авторы 9 века? И тем не менее на том же составе материала усматривали русские 11 века, непосредственно соседившиеся с мордвой так, что в союзе с эрдзянским князем Пургешем вели 40-летнюю войну с мокшанским Пургасом, за которым стояло Булгарское ханство…?

Достаточно подробно закалькированная территория Черняховской археологической культуры, к которой привязывают исторических причерноморских готов, никогда не контактировала с Городецкой; более того, весь комплекс материалов свидетельствует, что восточная граница империи Германариха не могла далеко отрываться от линии Днепра, и разве что спорадическими кампаниями входила в степные пространства, в глубине которых конные ополчения степных народов в целом преобладают над пешим «вооружённым народом» германской военной организации 2—4 веков. Это само по себе снимает предположение о прямом наблюдении готами ситуации в Поволжье – только через опосредованные свидетельства. Но при этом такого рода богатства, что можно прямо утверждать, по сравнению со знаниями Тацитовой эпохи был открыт иной мир – крушение скифо – сарматского господства сняло иранскую завесу на такую глубину обозрений континента, которые сопоставимы со всей европейской географией античности 1 в.

Любопытно, как комментируют наши ДИНы. ситуацию морденс – мордва с русского конца:

1.Это прямое заимствование из Иордана русских книжников, которые уж далее сами «сеют разумное, доброе, вечное», так что рязанский мужичёк 12 века, видящий вокруг себя только мерю, эрдзю, мещёру, мокшу, мурому, чешет в затылке:

– Мордва, так мордва – Не верь глазам своим!…

…Текст «Слова о полку Игореве», где «девы готские поют время Бусово» непреложно свидетельствует, что Былинно – Начальная Лазоревая Русь, та, что вплоть до 12 века полагала символом красоты Синий Цвет, с Иорданом или без Иордана Готские Времена знала.

…Но тут сразу интересная ситуация: заимствование напрямую возможно было только при непосредственном контакте с готами на протяжении 2—4 веков – – после ни спасающемся паническим бегством от гуннов в Европу готам, ни славянам, шевеления которых как бы усмотрели там только в 5 веке необходимости и даже возможности в этом не представлялось.

Вариант, что явившиеся «приблизительно с 8 века» славяне пражско-корчевской археологической культуры, начали осваивать окружающие пространства и народы «по Иордану», и коли чего-то там не находили, следовали тексту 300-летней давности, а не наличному состоянии? Расскажите-ка вы это своему психоаналитику…

2.Русская «мордва» оформилась независимо от готских «морденс» по корневой основе «морд»/человек мордовского языка присоединением славянской обобщающее – собирательной (и зачастую эмоционально окрашенной) частицы «ва». Но такая же корневая основа есть и в языке других финно – угорских народов Поволжья и Прикамья: чувашей, марийцев, удмуртов – почему-то общий хомут надели только на 2 из них, что рождает ситуацию китайской головоломки: было бы понятным, если так переписали один народ или весь состав наличной языковой группы. Тем более, что в практических вопросах Средневековая Русь вела себя так, как будто народов было всё же двое. По очевидной ущербности этого конструкта возникают поползновения переписать в «мордву» одну «эрдзянь», но что тогда делать с русско – финским топонимом «Рязань»/Эрдзянь, в котором вплоть до 1054 года на расстоянии 50 метров друг от друга согласно функционировали православная Троицкая церковь и Святилище 4-ликой богини местных народов.

Интереснее же всего, что сама корневая основа «морд», что в «мордве», что в «морденс» согласно признаётся не финно – угорской, а индоевропейской, по наиболее распостранённому мнению, индоиранской, заимствованием от скифо – сармат. Но тогда что уж скрывать, такая же корневая основа лежит и в древнерусском «с/мерд» и в том же круге понятий смерть-смертный-человек по дихотомии отношений Бессмертный/Смертный, что необыкновенно расширяет область её бытования, вплоть до Франции, где оно завершило свой социальный спуск до «marde»/дерьмо, т.е. то, что произведено «мард»… В нашем случае однако возникает новая проблема, кто же так напитал этой корневой основой например удмуртов: исторические скифы никогда не достигали центра их этногенеза в междуречье Вятки-Чепцы, а та же Городецкая культура ушла из зоны степного индоиранского влияния в 6 в. д.н.э. немедленно по приходу скифов? Не будем пока полемизировать в филологической гуще, какого характера эта корневая основа, индо-иранского или индо-санскритского, или восходит к эпохе неразделённых индоевропейских языков, приписываемые которой памятники Среднего Стога 4 тыс. д.н.э. носят следы интенсивных поисков разрешения проблемы жизнь/смерть (посмертная обрядность, ритуальные изображения сверхъестественного и проч.). Существенно для наших целей другое: если эти господа потчились доказать, что этот корень появился в древнерусском языке из индоиранских, то они немедленно должны согласиться, что протославянское население присутствовало на территории восточнее Карпат и Вислы уже в период 7 в. д.н.э—2 в.,т.е. в период, в котором его в Центральной Европе уже и не ищут.

После перечисления того, что заявлено по данному вопросу с мало – мальски наличной долей научности позвольте высказать собственное соображение – а почему бы не обратиться собственно к реалиям того, что бесспорно в наличии: собственно к финно – угорским языкам? Признавая/Не признавая заимствование откуда-то корневой основы «морд», сама она по факту присутствия в них является объективно их собственной; и признавая её в этом смысле «финно – угорской», не следует ли так же оценить и конечную «ва», а тогда антропоним становится прозрачно читаемым: «морд»+ «ва»= «человек»+ «река»= «люди реки»/ «речные люди»… Были же такие термины в старорусской антропонимике «черемиса луговая», «черемиса горная»… Народы же в целом были разные: чуваши и марийцы.

Подведём открывшиеся промежуточные итоги:

1.Финно-угорские народы Поволжья и Прикамья уже в момент своего этногенеза испытывали заметное влияние некоего индо-европейского субстрата, утверждаемого за индо – иранский, чему решительно противоречит остаточная индо – санскритская топонимика региона, в большей части не имевшего прямых контактов со Скифо – Сарматским степным миром носителей иранских языков; при решительной изоляции всех центов этногенеза от подобных влияний. Наличие индо-санскритской гидродинамии на территории этих народов свидетельствуют о бытовании здесь предшествующего индо – арийского субстрата, и как пример одной исторически известной линией которого были носители т.н. сейминско – турбинского культурно – исторического феномена 17—16 в. д.н.э.

2.Наличие подобных же «иранизмов» в древнерусском языке свидетельствует об очень широком распостранении этого явления и побуждает обратить сугубое внимание на те гнёзда индо – санскритской гидродинамии, которые некритично приписывают неким «балтам», по современным данным являющимся только давно индоизированными финно – уграми. Даже принимая на веру утверждение об остаточных «иранизмах» древнерусских диалектов следует ОКОНЧАТЕЛЬНО утвердиться о наличии проторусского субстрата на Русской равнине уже до периода ранее 2в.,когда иранские степные державы были окончательно разгромлены готами; учитывая же, что для этой эпохи никаких «славянских» следов в Центральной Европе не найдено, этот субстрат следует признать и протославянским.

3. Во 2 веке происходит 3 важных события в истории Западной Евразии: в Поволжье под ударами неведомого вторжения терпит крушение Городецкая культура, открыв путь этногенезу эрдзи, мокши, мари, мещёры, муромы и мери; и на Самарской Луке появляются поселения Славкинской археологической культуры, признаваемой ныне славянской. В 200 году готы разгромили сармат где-то на правобережье Днепра.

4.Если два народа, утверждают что – то оригинально неповторимое о неком 3-м, чего кроме них другие знающие этносы не повторяют, и один из них непосредственно граничит с этим 3-м,а другой пребывает от того далее за ним, самое естественное предположение, что именно ближний является источником подобных сведений, а дальний только воспринимает их от него – т.е. это протославяне/русь просвещали готов о «мордве», нежели готские писания учили их о «морденс»…

…И всё же почему возник этот искусственный языковой конструкт, обезличивающий два вполне реальных автономных племенных народца? И к ним ли он исходно относился, или к кому – то иному, прежде бывшему? И протославяне ли были его авторами – или это наследие ещё более глубокой индоевропейской общности, перенесённое на субъекты иной исторической эпохи, даже географии?