Текст книги "Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции"

Эти пророческие слова великого русского философа перечёркивают и его наивное мессианство, и многие другие утопические верования. Основанием для мессианских ожиданий Бердяева является представление о способности России стать связующим звеном между культурами Востока и Запада. Даже очевидные заблуждения Бердяева показывают глубокое понимание им трагизма истории XX века, когда выход на арену истории больших масс людей приводил к чудовищным потрясениям и глобальному кризису культуры. В понимании этих процессов критический антиэволюционизм Бердяева спонтанно и незаметно для него самого переходит в исторический эволюционизм.

Насаждение демократии сверху в России в очередной раз провалилось. В начале XXI века Россия снова вернулась к традиционному бюрократизму и псевдопатриотическому самодержавному деспотизму. Однако в России через все препоны продолжается формирование среднего класса и той самой «буржуазной» культуры, которую отвергал Бердяев, но которая способна преодолеть те крайности российского менталитета, об опасности которых для будущности России он пророчески предупреждал. Как и Бердяев, мы тоже верим в будущее России, в творческую мощь её интеллигенции, в способность создавать высокую культуру и в то, что Россия обретёт наконец долгожданную и выстраданную ею свободу. Реальную свободу и способность создавать достойную человека жизнь в реальном, материальном, эволюционирующем мире, а не вымышленную, чудотворную, утопическую псевдосвободу, служащую идеологическим обоснованием всевластия государства и прискорбного бессилия его граждан.

Философское свободомыслие Николая Бердяева и его новое религиозное мировоззрение, несмотря на его предвзятое отношение к научности и эволюционизму, проникнуто историзмом, верой в свободу и творческую активность человека, в его способность к творческому усовершенствованию мира и самого человека. Поэтому оно может рассматриваться в качестве предшественницы научной веры, а сам Бердяев – в качестве её предтечи.

Теологический эволюционизм Тейяра де Шардена явился последней в XX веке крупномасштабной попыткой совместить несовместимое – теологию с научно-ориентированной философией, традиционную религию с результатами инновационных научных исследований, идеологию традиционного общества с развивающимся научным познанием, мифологическое мышление с реалистическим постижением мира, библейский креационизм с современным эволюционизмом. Такая попытка была продиктована прежде всего тем, что Тейяр в своей личной жизни и профессиональной деятельности сочетал активное осуществление роли служителя церкви и крупного учёного.

Член Ордена иезуитов с 1899 г., католический священник с 1911 г., он одновременно был выдающимся палеонтологом, археологом, антропологом и философом-гуманистом. Он внёс весьма значительный вклад в изучение происхождения человека, став одним из участников великого археологического открытия XX века – обнаружения останков синантропа, позволившего проследить один из путей антропогенеза и убедительно доказать существование одного из промежуточных звеньев эволюции приматов от обезьяны к человеку.

Это открытие сильно повлияло на мировоззрение Тейяра, заставило его отказаться от традиционного креационизма, освящённого авторитетом Библии. Нужно было изобрести какой-то новый креационизм, не так явно противоречащий столь наглядно подтверждающему эволюционному учению. Можно было, конечно, тупо отрицать очевидное, пытаясь найти поводы для дискредитации научной истины, как это делали и продолжают делать так называемые «научные креационисты». Тейяр же, будучи одновременно честным учённым и верующим христианином, пошёл по другому пути. Вслед за Бергсоном он поставил перед собой задачу эволюционного обоснования креационистского мировоззрения, научного доказательства правоты религиозных убеждений.

Взгляды Тейяра в начальный период его научной деятельности формировались под сильным влиянием теории биосферы русского учёного и философа-космиста В. Вернадского. В курсе лекций по геохимии, прочитанных в Сорбонне в 1922–1923 годах Вернадский во всех подробностях изложил свою идею эволюционного преобразования биосферы в ноосферу. Ноосфера (сфера разума, от греч. «ноос» или «нус» – разум, ум, интеллект) рассматривалась Вернадским как новая геологическая оболочка Земли, развивающаяся в биосфере под действием разумной деятельности людей и материализованных результатов реализации научных идей. Мысль Вернадского о ноосфере как высшей и последней стадии эволюции биосферы стала впоследствии одним из краеугольных камней философии Тейяра.

Основная мысль этой философии заключается в том, что эволюция материи, доступная научному изучению извне, через человеческое восприятие и опыт, сопровождается и направляется развитием Божественного сознания внутри всех материальных образований, причём развитие Сознания, пронизывающее эти образования, направлено от бесчувствия косной материи к простейшей раздражимости при возникновении жизни, от неё – к психике и далее к разуму, венчающему эволюцию материи и образующему феномен человека. Вернадский (и вслед за ним Тейяр) рассматривал биосферу как космическую силу, ставшую итогом эволюции окружающей части Вселенной и закономерно приводящей к возникновению и развитию ноосферы. Он показал, что живые организмы в процессах своей жизнедеятельности совершают грандиозную химическую работу по переработке косной материи и создании условий для распространения живого вещества. Тем самым он фактически впервые обосновал концепцию эволюционной работы и её частного проявления, биологической работы, не называя, однако, самих этих терминов и не возводя их на уровень философских категорий.

Тейяр же поставил вопрос о том, что движет этой активностью, что или кто направляет эту работу. И, в отличие от Вернадского, пришёл к выводу, что сами живые существа представляют собой лишь своего рода «рабочие органы» той Силы, которая, сама эволюционируя, совершает работу по преобразованию Космоса в направлении разума. Именно с этой точки зрения эволюция предстала как творение Бога.

Пытаясь распространять подобные взгляды, Тейяр столкнулся с резким неприятием ортодоксальной церкви. Уже в 1926 г. ему было запрещено преподавание теологических дисциплин, вследствие чего он уходит из Католического института. Ему также запрещалось публиковать труды по теологии. Сам Тейяр рассматривал свою теорию эволюции лишь как развитие и обогащение философского и теологического арсенала католической веры путём его существенной модернизации и одновременно научного подтверждения и обоснования. Он осознавал устарелость канонизированной католической церковью философии Фомы Аквинского, опиравшейся на буквальное прочтение Библии. Выбиваясь из официального томизма, в русле которого должен был мыслить ортодоксальный католический философ и теолог, Тейяр проповедовал аллегорическое прочтение Библии, чтобы приспособить религиозную философию к научному мировоззрению и ввести в неё теорию эволюции, соответствующим образом переосмысленную и препарированную. Томизм своей теорией двойственной истины жёстко разделял научное знание и религиозную истину, Тейяр же намеревался их соединить. Фома как основатель томизма основывался на событийном описании истории творения мира и человека за шесть дней, тогда как Тейяр отвергал прямое истолкование библейских текстов, требовал приведения креационизма в соответствие с научным знанием и описания творения мира и человека в качестве длительного исторического процесса на основе теории эволюции.

Главным грехом Тейяра, его еретическим выступлением против основ традиционной христианской веры было отрицание личностной природы Творца, Его антропоморфного образа. Мыслить так – значило ревизовать всю многотысячелетнюю религиозную культуру, основанную на Библии, подвергать сомнению христианские ценности, ставить в зависимость от непрерывно изменяющихся научных теорий сам символ христианской веры. Принятие такого подхода означало бы введение плюрализма, растаптывающего святость христианского вероучения, чреватого расколами в среде верующих и новым протестантизмом, падением веры в незыблемость и боговдохновенность религиозного мировоззрения, а не просто одобрение новой более современной философской доктрины, приходящей на смену прежней устаревшей. В своей безграничной наивности Тейяр и его последователи – модернизаторы церковного вероучения совершенно не осознавали последствий одобрения церковью их идей, того вреда, который они наносили церковной организации, оставаясь в её лоне. Отказываться от красоты и драматизма библейской мифологии, чтобы заменить их сухими научными теориями и их совершенно неадекватной спиритуалистической трансформацией – значило подорвать массовую базу религии, оставить пастырей без паствы, а церковь без экономической поддержки верующих, лишить её наработанного веками культурно-мобилизационного потенциала. Ибо онаучить религию так же невозможно, как дополнить мифами современную науку.

Конечно, подлинная история природы, открываемая наукой, не менее красива и драматична, чем библейская «священная история». Она ещё больше порожает человеческое воображение и пробуждает мобилизацию интереса. Но для того, чтобы она стала основой человеческого мировоззрения, нужны другие книги и другая вера, базирующаяся не на мифологии, а на реальной системе знаний. Тейяр же опирается на систему знаний, не только весьма невнятно её излагая, но и стремясь обосновать ею новую мифологию, которая ничуть не более научна, чем старая, и должна, по замыслу её автора, подкреплять научными знаниями и философским эволюционизмом основания традиционной веры. Кроме смуты в сознание верующих такой подход ничего не может внести. Это ещё раз показывает, что нельзя быть двоеверцем, необходимо сделать свободный выбор: или мы верим в возможность гуманного преобразования природы и человека, или признаём утопию жизни вне материи, души вне тела.

Тейяр полностью предан второму пути, он лишь использует научные открытия для обоснования ненаучного, религиозно-утопического мировоззрения. Будучи честным учёным, он не может признать устоявшиеся веками фантастические представления о создании природы и человека. Но он «дополняет» науку, а в конечном счёте пытается опровергнуть её мировоззренческие следствия не менее фантастическими представлениями о «внутренней» психологической эволюции, которая у него выступает мобилизационным фактором «внешней» эволюции материи. Удел науки, стало быть, познавать лишь внешнее в вещах, познание же внутреннего рассматривается как монополия традиционной религии. Но тем самым, пытаясь уйти от теории «двойственной истины» святого Фомы Аквинского, он вновь приходит к ней, пройдя целый лабиринт религиозно окрашенного эволюционизма. Ибо мобилизационный фактор, коренящийся в движении материи и являющийся двигателем её непрерывной эволюции, отрывается от самой материи и погружается им в недоступную никакому опыту «божественную среду». «Божественная среда» – так называется один из главных теологических трактатов Тейяра, в котором космогенез рассматривается как христогенез, т. е. непрерывная устремлённость природы и человека к реализации в процессе эволюции своей божественной сущности, к слиянию с божественной средой, воплощённой в образе Христа.

Главным же философским произведением Тейяра, принесшим ему всемирную славу, является «Феномен человека». В этом произведении в наивысшей степени проявилась именно двойственность Тейяра как выдающегося учёного-эволюциониста и философа-креациониста. Стараясь сплавить эти несовместимые сушности, он совершает и великий грех против традиционной религии, и великое заблуждение в сфере научного мировоззрения. Но если великие грехи противны духу ортодоксальной церкви, то великие заблуждения необходимы научному мировоззрению, они суть лишь отрицательный потенциал той энергии, которая нужна ему для его прогрессивной эволюции. Философия Тейяра и его «Феномен человека» – один их тех грандиозных феноменов, которые создают почву для диалога между верующими в Бога и верующими в эволюционный потенциал человека, между гуманизмом религиозной веры и гуманизмом научно-эволюционного мировоззрения. Этот диалог не может не быть дискуссией, которая чрезвычайно полезна и для развития веры, и для распространения научного мировоззрения.

Свой главный философский труд Тейяр начинает с призыва видеть. Видеть больше и лучше, чем видят наши глаза, заглядывать дальше того, что показывает нам опыт. Видеть природу не через призму косной материи, а через феномен человека. Это положение Тейяра отражает взгляд естествоиспытателя, осознавшего ограниченность редукционизма, т. е. объяснения жизненных и социальных процессов, исходя их физико-химического строения материи. Он стремится объяснить историю природы, исходя из истории человека как высшего уровня её эволюции. Такой подход близок методологии эволютики. Однако Тейяр очень далёк от научно-эволюционного объяснения истории общества. Постулируя в качестве движущей силы развития общества Божественное сознание, он, по существу, само сознание низводит до уровня физико-биологического процесса, который надлежит «видеть» не материальными глазами, а «духовным» зрением. К сожалению, это уж очень напоминает образ учёного у Джонатана Свифта, один глаз которого видел внешний мир, а другой был обращён вовнутрь. Как известно, этим образом Свифт выразил свой иронический взгляд на умозрительную метафизику. Стремясь уйти как можно дальше от абсолютизированного редукционизма, Тейяр вновь возвращается к нему, поскольку он само эволюционирующее сознание, рассматриваемое им как движущая сила развития природы, он выстраивает по образу и подобию материального процесса, совершенно не замечая этого.

Основная цель Тейяра – дать адекватное научному объяснение Творца, которого наука не может ни увидеть, ни объяснить. Поэтому он упрекает учёных, что они видят в человеке только то, что можно заметить извне, в то время как истолкование универсума и человека в нём, даже потизивистское, должно выявлять не только внешнюю, но и внутреннюю сторону вещей. Внутренняя же сторона, по Тейяру, содержит постоянно эволюционирующий дух (Тейяр де Шарден П. Феномен человека – М.: Устойчивый мир, 2001 – 232 с., с. 19).

В рассмотрении эволюции материи Тейяр находится под сильным влиянием Бергсона. Он характеризует исходное для Бергсона понятие длительности как открытие нового измерения, позволившего расширить наши взгляды на материю (Там же, с. 25). С точки зрения концепции длительности мир находится в процессе постоянного преобразования. Каждое материальное образование рождается, существует и умирает, и тем самым переходит из времени в длительность, исчерпывает первоначальный порыв. Собственная неповторимая длительность вещей предполагает их внутреннее существование, которое направляется эволюцией духовного универсума. Как же, не вступая в резкий конфликт с наукой, обосновать подобный панпсихизм, который столь явно противоречит даже обыденному опыту обращения с вещами?

Тейяр обосновывает это тем, что чем выше та или иная система поднимается по лестнице эволюции, тем больше её поведение зависит от её внутреннего состояния. Каждый уровень развития природы Тейяр интерпретирует как ступень в развитии сознания, содержащегося внутри материальных образований. На нижней ступени находятся объекты физики и химии, поведение которых детерминируется внешними воздействиями, так как сознание в них находится в зачаточном, бессознательном, косном состоянии. Сознание как бы дремлет в косной материи, никак себя не проявляя, и лишь с возникновением жизни оно пробуждается и начинает действовать, управлять поведением. Тейяр отрицает, что всё более сложная организация телесных форм определяет всё более высокий уровень отражения и управления поведением. Наоборот, он утверждает, что всё более сложная организация того, что он называет сознанием, приводит к усложнению телесных форм.

Тейяр, таким образом, как и Бергсон, относит мобилизационные источники эволюции материи не к самой материи, а к скрывающимся в её недрах мистически эволюционирующим жизни и сознанию. В картине мира Тейяра «наличие жизни неизбежно предполагает существование до неё беспредельно распространяющейся преджизни» (Там же, с. 33).

Весь огромный Космос, таки образом, представляет собой преджизнь, он только для того и существует, чтобы на крохотной песчинке мироздания, планете Земля возникли жизнь и феномен человека. Он представляет собой преджизнь с непроявляемым вовне состоянием жизни и сознания. Соответственно, во всём Космосе выделяются два вида энергии – материальная, или тангенциальная, и духовная, или радиальная. Радиальная – значит, распространяющаяся по радиусам из единого центра, каковым является Творец Вселенной. Весьма характерно, что, критикуя материалистический эволюционизм за механицизм, креационистический эволюционизм механистически истолковывает самого Бога как источник радиальной энергии – движущей силы эволюции Вселенной.

Эволюционизм Тейяра явно «витает в облаках». Ведь если бы весь Космос представлял собой преджизнь и был «начинен» радиальной энергией, мобилизующей материю на создание жизни и разума, окружающая нас Вселенная была бы гораздо плотнее заселена жизнью и цивилизациями и мы не ощущали столь тягостное одиночество во Вселенной. Увы, окружающий Космос к нам безразличен, он представляет собой не преджизнь, а постоянно эволюционирующую нежизнь, преджизнь же, а на её основе жизнь и в конечном счёте разум возникают лишь на основе весьма специфических условий материального, а не духовного порядка.

Рассматривая эволюцию жизни на Земле, Тейяр характеризует биосферу как единый организм, в котором жизнь вообще более реальна, чем бесчисленные конкретные жизни, подверженные смерти. Концепция «радиальной энергии» Тейяра помогает ему найти основания и критерии для выявления магистрального направления эволюции биосферы. Тейяр справедливо критикует биологов за непонимание сути биологического прогресса. Основываясь лишь на приспособленности материального устройства органов живых существ, многие биологи утверждают, что с биологической точки зрения человек не более прогрессивен, чем пчела или роза. Тейяр как учёный связывает магистральную линию эволюции жизни с развитием форм отражения действительности на пути от раздражимости к сознанию человека. Однако как теолог он называет эти формы отражения сознанием и относит к единому сознанию Творца. Он отмечает, что «у живых организмов для действия сознания имеется особое устройство, и достаточно посмотреть внутрь себя, чтобы его обнаружить, – это нервная система» (Там же, с. 97).

Действительно, магистральная линия эволюции живой материи по пути прогресса организации связана с развитием нервной системы как мобилизационной структуры высшего порядка. Но эта линия поддерживается единством биосферы и мобилизацией всего живого на всё более адекватное отражение условий собственного существования, а не неким мистическим единством космического сознания. Вера в такое сознание не более научна и эволюционно обоснована, чем вера в чёрную кошку, которая, перебегая дорогу, может принести несчастье. Подлинный эволюционизм полностью исключает такую цепь событий и освобождает людей от зависимости и привязанности к подобным фантазиям.

Тейяр совершенно правильно связывает с развитием нервной системы явления социализации. Но источником того и другого он полагает общее для всех сознание. Это теоретический фантом. Такое сознание Тейяр рассматривает как пружину жизни, подталкивающие материю жизни к эволюции. Наряду с этим механистическим образом он использует также бергсоновские понятия порыва, волны, творческих комбинаций сверхсознания. Согласно Тейяру, «живой мир образован сознанием, облечённым телом и костьми», что он представляет собой «огромное разветвление психизма, ищущего себя в различных формах» (Там же, с. 102).

Панпсизихм философии Тейяра начинает всё более отличаться от интуитивизма и философии жизни Бергсона, когда Тейяр переходит к изложению происхождения человека и описанию феномена человека. Антропология – главный объект научных интересов Тейяра, в которую он как учёный внёс существенный вклад. Если Бергсон принижает разум, наделяя сверхсознание творческой интуицией и оставляя разуму лишь способность исследовать механику материальных взаимодействий, Тейяр, подобно философам Просвещения и Гегелю, боготворит разум. Он придаёт разуму значение высшей степени космической эволюции, выделяет три периода эволюции – преджизнь, жизнь и мысль. Мысль, разум по Тейяру – основа ноосферы, сферы разума. Подобно Бергсону, Тейяр осознаёт, что мир уж очень непохож на творение разума, но он решает проблему неразумности мира и его непохожести на творение Разума иначе, чем Бергсон. Согласно Тейяру, мир эволюционирует к разуму, направляясь Творцом, от преджизни и через жизнь, и воплощением разума является человек разумный.

Тейяр отмечает, что уже само происхождение человека из биологического отряда приматов связано с относительно небольшими физиологическими изменениями и с колоссальным развитием психики. «Ничтожный морфологический скачок и вместе с тем невероятное потрясение сфер жизни – в этом весь парадокс человека», – подчёркивает Тейяр. В отличие от Бергсона, Тейяр показывает, что инстинкт в животном мире по мере его развития и приближения к человеку постепенно теряет своё значение, а всё большее значение приобретает самообучение и свобода выбора моделей поведения. Ведущее значение инстинктов в поведении насекомых Тейяр объясняет тем, что насекомые слишком малы, высшие же формы психизма физически требуют крупных мозгов (Там же, с. 104). В отличие от них, млекопитающие, не будучи скованы хитиновым панцирем, получают способность эволюционировать в направлении совершенствования психики, преодолеть рабское следование инстинктам, обрести сложную мотивацию поведения.

Тейяр отмечает, что преимущественное развитие психики по сравнению с развитием материальных органов тела наблюдается уже в отряде приматов, от которого произошёл и к которому морфологически принадлежит человек. «В течение третичного периода, – констатирует Тейяр, – копытные радикально изменили строение своих конечностей, хищники уменьшили и отточили свои зубы, китообразные снова приняли обтекаемую форму, как рыбы; хоботные чудовищно усложнили свои резцы и коренные зубы… Лошадь, олень, тигр одновременно с подъёмом своего психизма частично стали, как насекомые, пленниками орудий бега и добычи, в которые превратились их члены… А между тем приматы целиком сохранили свою локтевую кость и малую берцовую; они ревниво сберегли свои пять пальцев… у приматов эволюция, пренебрегая всем остальным и, следовательно, оставляя его пластичным, затронула непосредственно мозг» (Там же, с. 107, 108). Здесь Тейяр как учёный выявляет чрезвычайно важный аспект в возникновении предпосылок для перехода от животных к человеку. Признавая и доказывая происхождение человека от обезьяноподобных предков, Тейяр как учёный вступает в резкое противоречие с библейской космологией и официальным креационизмом церкви, к которой он принадлежит как теолог. Он пытается снять это противоречие и примирить науку с ненаучной верой тем, что весьма тенденциозно трактует происхождение человека как результат эволюции сознания, существующего до и помимо человека. Но тем самым он приходит в неразрешимое противоречие с наукой. Возникновение мыслящего мозга было связано с полным преобразованием черепа, гортани, ротовой полости, челюстного аппарата, всего тела предков человека, о чем Тейяр как антрополог не может не знать.

Главное свойство, отличающее человека от животных – это, согласно, Тейяру, рефлексия, т. е. «приобретённая сознанием способность сосредоточиться на самом себе и овладеть собой как предметом…, способность уже не просто знать, а знать, что знаешь» (Там же, с. 110). Пройдя стадии преджизни и жизни, внутреннее сознание всех природных тел, транслируемое из единого центра – Творца Вселенной, обретает в человеке способность рефлектировать, т. е. познавать сознание в самом себе и через себя. Пройдя по пути Бергсона, сознание мира переходит на путь Гегеля, проникая своей диалектикой, по Тейяру, «под феноменалистическое покрывало» (Там же, с. 113) и обретая способность самосознания.

С обретением рефлексии сознание универсума через человека начинает движение к индивидуализации, к персонализации, развитию целостной и отделённой от других личности. Ход истории, как природной, так и социальной, определяется, по Тейяру, подъёмом универсального сознания. Ход же человеческой истории и истории человеческой культуры характеризуется подъёмом рефлектирующего сознания, которое из года в год развивается через рефлексию каждой личности, вследствие чего обретается преемственность исторического процесса, способность «получить, сохранить и, если возможно, приобрести, воспроизвести и передать» (Там же, с. 116).

Теологически ориентированы и размышления Тейяра о передаче эволюционно накопленных признаков. Тейяр отмечает, что вопрос об эволюционном значении и эволюционной передаче приобретенных в процессе жизнедеятельности признаков продолжает стоять перед естествознанием и вызывает ожесточённые споры между неодарвинистами и неоламаркистами. Он готов согласиться с неодарвинистами в том, что материальные признаки не передаются. Но инстинкты ведь явно наследуются, а они суть не что иное как тоже признаки, но нематериальные. На уровне феномена человека, наделенного рефлексией, реальность существования эволюционно значимых признаков становится не только очевидной, но и преобладающей (Там же, с. 120). Она выражается в наследуемом коллективном потоке рефлексии, имеющем уже небиологический, социально организованный характер. Всё это, по Тейяру, должно подкрепить его основное положение о том, что первоисточником эволюции является не материя, а творящее мир сознание.

Это чистейшее заблуждение, продиктованное давлением религиозной идеологии. Наследуемость и преемственность передаются конкретной информацией, зафиксированной на материальных носителях. Это могут быть структуры ДНК, звуки языков, письмена, компьютерные файлы или произведения культуры. Развитие психики, разумеется, играет колоссальную роль в эволюции жизни, но лишь постольку, поскольку усложнение материальной деятельности, биологической работы приводит к совершенствованию структур материального органа – мозга. Сознание без мозга – такой же фантом, как душа без тела, мифологический сюжет. Инстинкты у животных передаются по наследству лишь потому, что наследственно формируются мобилизационные структуры в виде нервных волокон и центров управления в мозгу. Но наследуется лишь телесно обусловленная предрасположенность к определённому типу поведения, которая уже с первых дней жизни корректируется научением, материальными, потребностями и обстоятельствами, предрасполагая к действиям методом проб и ошибок. Причём за ошибки со стороны материальных обстоятельств следуют наказания, а за успешные действия – поощрения. Что касается сознания человека, то оно вообще не наследуется, наследуются лишь телесные предпосылки к его возникновению и чисто животные инстинкты и потребности, которые продиктованы устройством тела. Сознание вырабатывается в процессе материальной деятельности, социально организованной эволюционной работы. Без этой работы, без усвоения языка, без обучения, без заботы о приходящем в мир совершенно беспомощным младенце не может возникнуть ни сознания, ни рефлексии, ни преемственности культуры. Сознание есть результат длительной эволюции материи, форма развития мобилизационных структур.

Как учёный-антрополог, не понаслышке занимавшийся исследованием останков обезьянолюдей, Тейяр не может согласиться с наивной библейской историей, мифологически объясняющей происхождение человека. Согласно Тейяру, «первым человеком является и может быть только множество людей и его юность насчитывает тысячи и тысячи лет» (Там же, с. 126). Это зачаток научно-исторического видения происхождения человека, но и оно у Тейяра приобретает религиозную окраску. Доктрина Тейяра предполагает религиозное сознание в качестве движущей силы исторического процесса. По мнению Тейяра, именно «таинственный иудео-христианский фермент дал Европе её духовную форму» (Там же, с. 144). Это исключительно благодаря ему западная цивилизация обогнала и продолжает обгонять другие цивилизации в научно-технической и экономической сферах, в развитии демократии, свободы и прав человека, так что «от одного края Земли до другого все народы, чтобы остаться человечными или стать таковыми ещё больше, ставят перед собой упования и проблемы современной Земли в тех же самых терминах, в которых их сумел сформулировать Запад» (Там же).

Другие верования, по Тейяру, при всей своей мистической энергии, содержали в себе ошибочность представлений об универсальном сознании, и поэтому не могли «вдохновить и направить человеческую эволюцию» (Там же). Как и в цивилизационном подходе, в доктрине Тейяра основой эволюции цивилизаций видится принятие той или иной локальной цивилизацией определённой формы религиозного мировоззрения. Таким образом, именно оно рассматривается в качестве мобилизационного источника развития. Такая точка зрения совершенно несостоятельна и противоречит фактам истории. Всё наоборот. Не религия определяет характер цивилизации, а характер и материальная жизнь цивилизации определяет выбор религии. Мобилизационные структуры развития цивилизации и её хозяйственная жизнь материальны, хотя и включают в себя деятельность обладающих сознанием людей в определённых материальных обстоятельствах. Тейяр умалчивает о том, что западная цивилизация оказалась и самой атеистической, самой свободомыслящей, и именно свободомыслие породило господствующую в ней идеологию при переходе от тьмы Средневековья, наполненного религиозным изуверством, к Новому времени, в ходе которого её развитие столь ускорилось и обогнало другие народы.

Нельзя, конечно, и отрицать огромную роль вероисповедания в мобилизации сознания и культуры. В этом отношении христианство с присущим ему радикальным гуманизмом сыграло и продолжает играть немалую роль. Но и гуманистическое содержание других религий подготавливает исповедующие их народы к переходу от традиционных устройств общества и жёстких механических мобилизационных структур, порождающих деспотизм и тормозящих развитие, к современным формам демократии и свободного предпринимательства. В современном мире назрела, эволюционно подготовлена необходимость всемирного перехода к новому научному вероисповеданию, сущностью которого как раз и является свободомыслие. Эта вера, лишённая мифологических предрассудков, способна мобилизовать миллионы людей на самосовершенствование во имя человечности и оздоровить общества, погрязшие в кризисе культуры, болезнях, милитаристском психозе, терроризме, преступности, отчуждении человека от человека, бесчисленных угрозах человеческому существованию и свободе.