Текст книги "Личность и ее формирование в детском возрасте"

Аналогичные высказывания есть и у А. В. Веденова [40], который постоянно призывает заниматься не отдельными психическими процессами и функциями, а раскрывать «субъективный мир» человека, его «нравственные и творческие силы».

Смысл, который видят эти авторы в выдвижении таких общих понятий, заключается, по-видимому, в том, чтобы обратить внимание психологов на необходимость изучения некоторого сложного психологического целого, специфичного только для человека. Поэтому в такого рода заявлениях не было бы ничего дурного, если бы они сопровождались дальнейшим уточнением того конкретного психологического содержания, которое авторы вкладывают в эти понятия. Ведь в том-то и заключается проблема, чтобы теоретически и экспериментально раскрыть, что представляет собой «духовный», или «субъективный», мир человека и в чем заключается специфика его изучения, в отличие от изучения отдельных психических процессов и функций. Употребление же этих понятий без дальнейшего их анализа и уточнения имеет даже отрицательное значение, так как симулирует решение вопроса там, где такого решения, по существу, нет.

Но если в советской психологии нет еще полностью удовлетворительных психологических концепций личности и ее формирования, то все же в настоящее время мы уже обладаем многими интересными аспектами в подходе к ее изучению.

Помимо уже указанных, к таким исследованиям должны быть отнесены работы, например, В. Н. Мясищева и работы, связанные с теорией установки, разрабатывавшейся Д. Н. Узнадзе и разрабатываемой сейчас его последователями и учениками.

В. Н. Мясищеву принадлежит несомненная заслуга внедрения в психологию идеи изучения личности человека в системе ее отношений к действительности [124], [125]. Правда, он не раскрывает, по существу, психологической природы отношений человека и тех психологических особенностей, которые их определяют. Ему также не удалось конкретно-психологически раскрыть процесс становления тех или иных отношений к действительности, их изменение в онтогенезе и т. д. И тем не менее введение в психологическое исследование самого этого понятия, теоретический анализ места и роли отношений в характеристике человеческой личности и в ее формировании, несомненно, сыграло существенную положительную роль в развитии советской психологической науки, особенно в области изучения личности. Кроме того, В. Н. Мясищев показал в своих исследованиях важнейшую регулирующую роль отношений человека в его поведении и деятельности и их влияние на протекание всех его внутренних субъективных процессов – познавательных, волевых и эмоциональных.

Остановимся очень кратко на попытке подойти к исследованию личности с позиции теории установки, выдвинутой Д. Н. Узнадзе и развиваемой сейчас его учениками и последователями.

Д. Н. Узнадзе, экспериментально изучая различного рода иллюзии (иллюзии объема, веса, количества и т. д.), пришел к выводу, что решающую роль в возникновении любой иллюзии играет не то, что специфично для данной иллюзии (например, не сенсорный материал, на котором она возникает), а то, что является общим для всех иллюзий, то, что их объединяет.

В определении этого общего Д. Н. Узнадзе и пришел к понятию установки. Решающим обстоятельством для возникновения иллюзии он считает предварительные экспозиции. В процессе повторного предложения определенного рода экспозиций «…у испытуемого вырабатывается какое-то внутреннее состояние, которое подготавливает его к восприятию дальнейших экспозиций» [179, с. 11]. Это специфическое состояние, согласно утверждению Д. Н. Узнадзе, является «досознательным», но тем не менее вполне реальным фактом, направляющим и определяющим содержание сознания субъекта и его активность. Оно не может быть охарактеризовано как какое-либо «явление сознания», но предваряет появление определенных явлений сознания, предшествует им. Иначе говоря, оно представляет собой своеобразную тенденцию к определенным содержаниям сознания. Это состояние Д. Н. Узнадзе и называет установкой субъекта. Он подчеркивает, что установка – это не изолированное психическое явление, а «некоторое целостное состояние субъекта», «не просто какое-нибудь из содержаний его психической жизни, а момент ее динамической определенности», и, наконец, он подчеркивает, что установка есть целостная направленность субъекта в определенную сторону, на определенную активность.

«Словом, – говорит Д. Н. Узнадзе, – это скорее установка субъекта как целого, чем какое-нибудь из его отдельных переживаний, – его основная, его начальная реакция на воздействие ситуации, в которой ему приходится ставить и разрешать задачи» [179, с. 13].

Установка, согласно концепции Д. Н. Узнадзе, возникает под влиянием специфической для человека «теоретической потребности», то есть потребности как-то объективировать и учесть условия выполняемой задачи, целью которой является удовлетворение «функциональных потребностей» субъекта, то есть его потребностей в активности, в деятельности. Следовательно, установка всегда возникает под влиянием ситуации, ставящей перед человеком определенные задачи, и связана с удовлетворением его потребности решить эту задачу. Такое понимание установки дало основание А. С. Прангишвили считать установку основным понятием личности [139]. Он справедливо возражает против имеющейся в психологии тенденции рассматривать личность как совокупность (или структуру) индивидуальных особенностей человека. И поскольку личность должна быть, по его мнению, раскрыта в общепсихологических понятиях, то установка, выражающая готовность субъекта как некоторого единого целого, к активности, определяющая направленность и избирательность его деятельности, оказывается именно тем понятием, которое наиболее полно выражает основную общепсихологическую характеристику личности. А. С. Прангишвили полагает, что при помощи понятия установки можно преодолеть понимание личности как некоторого конгломерата ее свойств и внести в исследование личности целостный и динамический подход.

Очень важным в разработке установки как личностного понятия является то, что грузинские психологи не ограничиваются лишь теоретическим исследованием этого вопроса. Сама установка, ее роль в активности субъекта стала для некоторых из них предметом экспериментального изучения. Например, в исследованиях В. Г. Норакидзе была сделана попытка использовать фиксированную установку в качестве средства изучения темперамента и характера [130], [131].

Вместе с тем следует признать, что в конкретно психологическом плане понятие установки как личностное понятие еще не уточнено. Оно пока еще не способно дифференцировать явления, специфичные для психологической характеристики личности как таковой. Подобно пониманию личности как совокупности внутренних условий, опосредствующих воздействия среды (С. Л. Рубинштейн), оно настолько расширяет понятие личности, что последнее теряет свою психологическую определенность, что, в свою очередь, позволяет включить в это понятие явления и процессы, с нашей точки зрения, не имеющие прямого отношения к личности.

Подводя итоги проведенному обзору советских психологических исследований личности и связанных с ними взглядов, можно сделать некоторые общие выводы.

Во-первых, до настоящего времени изучение психологии человека как личности, как субъекта деятельности и отношений ведется совершенно недостаточно. А между тем именно такого рода исследования, по нашему глубокому убеждению, должны составлять главную задачу советской психологии.

Во-вторых, приходится констатировать, что у нас пока еще отсутствует сколько-нибудь законченная, целостная психологическая концепция личности, хотя мы и располагаем, с одной стороны, положениями марксистской философии, обеспечивающими правильный методологический подход для разработки такой концепции, а с другой – известной системой добытых в исследованиях фактов.

Нам представляется, что причиной этого является, прежде всего, отсутствие необходимых выводов, которые должны быть сделаны психологией из признания активной роли человеческого сознания.

В нашей психологии есть тенденция понять психику лишь как результат усвоения («присвоения») общественных форм сознания и тех форм психической деятельности, которые кристаллизовались в процессе исторического развития в продуктах человеческого труда, человеческой культуры. С этой точки зрения развитие психики понимается как особая форма обучения. Почему-то в нашей психологии получила признание и разработку лишь одна сторона взаимодействия субъекта с миром, сторона «присвоения», но осталась за бортом другая ее сторона, сторона кристаллизации психической деятельности в тех самых ее продуктах, которые затем становятся источником формирования индивидуальной психологии. А ведь без этого невозможно понять не только историческое развитие психики человека, но и развитие психики в онтогенезе.

Многие психологи часто, используя известную мысль К. Маркса о том, что «обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства» [1, с. 37], делают упор на первой ее части, забывая о второй. К. Маркс и Ф. Энгельс справедливо упрекали традиционную психологию в бессодержательности и нереальности, так как она не исходила из понятия «действующего человека». А в нашей, советской психологии мы до сих пор не преодолели именно этот недостаток.

В нашей психологии не получило в достаточной мере психологической конкретизации то положение марксизма, что психика человека развивается не столько в меру усвоения, сколько в меру изменения субъектом окружающей его действительности («…разум человека, – говорил Ф. Энгельс, – развивался соответственно тому, как человек научался изменять природу» [2, с. 545]). И в этом отношении, нам думается, прав А. В. Веденов, который постоянно требует от психологии изучения процессов творческой, созидательной деятельности человека [39].

Даже С. Л. Рубинштейн, который так много места уделил вопросу об активности сознания человека, в конкретно-психологическом анализе не признает определяющую роль в человеческом поведении раз возникших психологических образований; фактически он не признает, что психика является той реальностью, которая может влиять на протекание как субъективных, так и объективных процессов. А без этого, как нам кажется, нельзя ни понять, ни изучать психологию личности, так как ее функция во взаимодействии человека с миром как раз и заключается в том, что она не только способствует возникновению у человека устойчивости и независимости от непосредственного влияния окружающей среды, но и делает его в каком-то смысле творцом и себя самого, и того мира, в котором он живет.

Нам представляется также, что для построения целостной психологической концепции личности необходимо рассмотреть с позиции общих, изложенных выше методологических положений конкретный психологический путь формирования личности ребенка. Надо, опираясь на уже имеющиеся и на вновь добываемые в психологии факты, раскрыть особенности взаимодействия детей разных возрастов с окружающей их средой и понять возрастные психологические закономерности формирования личности ребенка. Только такой генетический подход, строящийся на экспериментальном материале, позволит нам понять личность как определенную, возникающую в процессе жизни и деятельности ребенка структуру, а следовательно, раскрыть ее психологическую сущность.

Последующие главы книги и направлены на такого рода анализ.

Раздел II. Социальная ситуация и движущие силы развития ребенка

В настоящее время в психологии принято разделять развитие школьника на три последовательных этапа: младший, средний и старший школьный возраст. Такого рода деление не имеет строго установленной научной основы, оно носит в известной мере эмпирический характер.

Каждый из этих этапов характеризуется особой совокупностью условий жизни и деятельности учащихся и структурой тех психологических особенностей, которые формируются под влиянием этих условий. При этом связь между условиями жизни школьника и его психологическими особенностями носит сложный диалектический характер. С одной стороны, переход к новым условиям жизни подготавливается всем предшествующим ходом развития ребенка и становится возможным только благодаря тем успехам, которые он в этом развитии достигает. С другой стороны, требования, предъявляемые жизнью к ребенку на новом этапе его развития, обусловливают дальнейшее формирование его психики. Следовательно, психическое развитие ребенка представляет собой сложный процесс, понимание которого всегда требует анализа не только тех объективных условий, которые воздействуют на ребенка, но и уже сложившихся особенностей его психики, через которые преломляется влияние этих условий. Об этом приходится специально говорить потому, что до сих пор еще встречаются попытки вывести и возрастные и индивидуальные особенности ребенка непосредственно из анализа внешних обстоятельств его жизни и тех воздействий, которым он подвергается. Иначе говоря, еще и сейчас можно встретить среди психологов и педагогов забвение того несомненного положения, что психическое развитие ребенка имеет свою внутреннюю логику, свои собственные закономерности, а не является пассивным отражением действительности, в условиях которой это развитие совершается.[38]38
  См., например, с этой точки зрения сборник: Обучение и развитие. – М.: Просвещение, 1966.


[Закрыть]

Расчленяя психическое развитие школьника на три последовательных этапа – младший, средний и старший школьный возраст, тем не менее следует указать, что точных возрастных границ каждого из указанных этапов не существует; границы возраста подвижны, они сдвигаются в зависимости от конкретных обстоятельств жизни и деятельности ребенка и требований, предъявляемых к нему окружающими. Последние исследования в области детской и педагогической психологии (см. исследования Д. Б. Эльконина и В. В. Давыдова [202], [42]) показывают, например, что путем определенной организации учебной деятельности ребенка, путем изменения методики и содержания учебного процесса можно добиться уже в младшем школьном возрасте формирования некоторых психологических особенностей мышления, всегда считавшихся характерными только для учащихся средних классов, то есть для подростков.

Однако подвижность возрастных границ отнюдь не свидетельствует об отсутствии качественно своеобразных этапов детского развития, характеризующихся всегда не простой совокупностью отдельных психологических особенностей, а своеобразием некоторой целостной структуры личности ребенка и наличием специфических для данного этапа тенденций развития. Более того, можно даже предположить, что искусственное ускорение развития какой-либо одной функции может нарушить гармоническую структуру возрастного развития ребенка. Для иллюстрации этой мысли представим себе раннее развитие абстрактных форм мышления ребенка. Можно, конечно, научить младшего школьника относительно сложным формам мышления, которыми он будет даже спонтанно пользоваться. Но ведь конкретность детского мышления не случайна: она связана с его общей направленностью на окружающий мир, с его потребностью как можно шире и полнее ознакомиться с явлениями действительности, приобрести достаточное количество фактических знаний и навыков. Лишив ребенка всего этого, мы создаем условия, при которых абстрактное мышление приобретет у него бессодержательный и схоластический характер. Несвоевременно и искусственно ускоряя развитие абстрактного мышления, мы нарушаем закономерный ход психического развития ребенка, качественно своеобразную структуру его возрастных особенностей.

Таким образом, каждый из школьных возрастов – младший, средний и старший – отличается друг от друга качественно своеобразной структурой своих особенностей, а переход от одного возрастного этапа к другому представляет собой не эволюционный процесс, а диалектический скачок к новому качеству. В свое время Л. С. Выготский, желая подчеркнуть эту мысль, сравнивал процесс детского развития с метаморфозами, имеющими место, когда гусеница превращается в куколку, а куколка в бабочку. Развитие ребенка, подчеркивал он, заключается не в простом количественном увеличении того, что было дано с самого начала, а в качественном превращении одной формы в другую.

Есть много попыток дать психологическую характеристику отдельных возрастов, однако нельзя сказать, чтобы данный вопрос был удовлетворительно решен современной психологией. В этой области, как и в во многих других областях, еще очень сильно влияние ассоциативной психологии, препятствующей как целостному изучению ребенка, так и синтетической характеристике его возрастного психологического облика.

Характерными в этом отношении являются последние издания по возрастной психологии: «Психология младшего школьника», вышедшая в 1960 году под редакцией Е. И. Игнатьева [72], и «Психология дошкольного возраста», вышедшая в 1964 году под редакцией А. В. Запорожца и Д. Б. Эльконина [146]. И в той и в другой книге дается изложение возрастных особенностей отдельных психических процессов и функций, но полностью отсутствует попытка характеризовать их специфическую структуру и их связь с особенностями личности детей соответствующего возраста.

Следует учесть, конечно, что книга под редакцией А. В. Запорожца и Д. Б. Эльконина [146] является лишь первой частью задуманной монографии и что во второй ее части предполагается дать характеристику различных видов деятельности дошкольника, в том числе и игры, которая, по мысли авторов, конституирует особенности личности детей этого возраста. Кроме того, надо отметить, что при анализе возрастных особенностей тех или иных психических процессов авторы стремились показать зависимость этих процессов от общего характера деятельности ребенка, в которую они включены, и от той ориентирующей функции, которую они в ней выполняют. Это делает указанную книгу принципиально отличной от традиционных работ по детской психологии, в том числе и от книги под редакцией Е. И. Игнатьева. Однако указанный подход все же не вносит радикального изменения в анализ и изложение экспериментального материала: личность ребенка в разбираемой книге все же остается за бортом, в ней отсутствует попытка дать характеристику структуры сознания дошкольника, а система потребностей и мотивов, без учета которых не могут быть поняты, с нашей точки зрения, никакие возрастные особенности психики ребенка, не нашла в книге своего места.

Правда, не во всех книгах по детской и педагогической психологии, вышедших у нас в последнее время, отсутствует характеристика возрастных особенностей личности ребенка. Так, например, Н. Д. Левитов сделал попытку наряду с характеристикой отдельных психических процессов и функций дать также характеристику и личности детей разных возрастов [101]. Однако нельзя считать эту попытку достаточно научно состоятельной. Характеристика возрастных психологических особенностей личности в книгах Н. Д. Левитова не опирается на данные научного исследования, она дается описательно, без раскрытия причин, обусловивших своеобразие каждого возраста, и без указания источников этого своеобразия. Отсюда ясно, что в такой характеристике отсутствует анализ движущих сил развития личности ребенка и закономерностей перехода от одного этапа возрастного развития к другому.

Кроме того, возрастная характеристика личности дается у Н. Д. Левитова (как и во всех других книгах и учебниках) после характеристики возрастных особенностей отдельных психологических процессов и функции, а между тем последние могут быть поняты только при рассмотрении их в аспекте возрастных особенностей. Личность же, в свою очередь, в характеристике Н. Д. Левитова, оказалась распавшейся на отдельные ее свойства – направленность, интересы, волю и пр.

Таким образом, даже в тех книгах, где сделана попытка дать возрастные особенности личности школьника, отсутствует характеристика структуры детской личности, не выделяется центральное для данного возраста новообразование, не анализируются его источники и влияние происшедшего в личности ребенка сдвига на другие психологические особенности возраста.

Иную, но далеко не лучшую картину представляет собой изложение возрастных особенностей в зарубежной психологии.

Правда, здесь, как правило, отсутствует традиционное описание возраста как совокупности определенного уровня развития отдельных психических процессов и функций. Но при целостной возрастной характеристике ребенка часто совершенно сознательно допускается эклектический и прагматический подход.

В современной зарубежной литературе этапы психического развития чаще всего рассматриваются с точки зрения тех естественных жизненных проявлений, которые типичны для детей данного возраста и которые ставят перед взрослыми специфические для этого возраста воспитательные проблемы.[39]39
  См., например, типичную в этом отношении монографию по детской и педагогической психологии американских психологов П. Массена, Дж. Конжера и Дж. Кагана [227]. Эта книга переиздавалась 6 раз (последнее издание 1964 года) и служит основным пособием при прохождении соответствующих курсов в высших учебных заведениях США.


[Закрыть]

Так, например, ранний возраст чаще всего рассматривается в аспекте основных биологических потребностей ребенка, его взаимоотношений с матерью и роли матери в формировании его психики. Рассматривается также проблема обучения в широком смысле слова: формирование у детей различных навыков, умений, приучение к опрятности, обучение ходьбе, языку и пр.

При изложении возрастных особенностей младшего школьника на первый план выдвигаются новые проблемы; в первую очередь это проблемы поведения ребенка в школе, его успеваемости в учении, словом, как говорят за рубежом, проблемы, связанные с его «школьной адаптированностью».

Подростковый возраст опять-таки выдвигает свои специфические проблемы, анализ и изложение которых заполняет содержание разделов, посвященных характеристике этого периода детского развития. Это, прежде всего, проблемы конфликтов подросткового возраста, их источников, содержания, мер преодоления; это проблемы сексуального развития подростка, проблемы взаимоотношений в группе, формирования самооценки и пр.

Такого рода подход, несомненно, является более целостным и жизненным, чем традиционный подход ассоциативной психологии. Однако он вовсе не свидетельствует о более высоком теоретическом уровне современной зарубежной психологии. Характер изложения здесь определяется чисто прагматическим подходом к научным психологическим данным. Из всех разработанных до настоящего времени психологических концепций для решения той или иной конкретной проблемы возраста избирается та концепция, которая, как думают авторы, может лучше объяснить соответствующее явление или весь ход психического развития ребенка. Так, например, для того, чтобы объяснить явление фрустрации, особенно характерное для подросткового возраста, патологическое развитие характера или наличие «социальной неадаптированности» ребенка, чаще всего используется психоанализ во всех его видах и разновидностях; для того, чтобы объяснить процесс овладения навыками и умениями, процесс развития интеллектуальной сферы ребенка и пр., используются теории обучения, а для того, чтобы понять социальное развитие ребенка – взаимоотношения в группе, усвоение им норм и правил общественной морали, на помощь призывается социальная психология – социометрия, теория роли и пр. При этом авторов, как правило, не смущает этот эклектизм, напротив, он провозглашается как норма научного мышления, как принцип.

Очень показательны в этом отношении рассуждения П. Массена, Дж. Конжера и Дж. Кагана, которые они предпосылают в своей книге изложению материала по возрастной психологии. По их словам, в настоящее время нет ни одной исчерпывающей психологической теории, способной охватить всю ту информацию, какая уже собрана детской психологией. Наиболее ценными по широте охвата психологических фактов являются, с точки зрения этих авторов, теории психоанализа и теории обучения. Первые дают научные объяснения проблемам, связанным с эмоциональным развитием ребенка, вторые позволяют понять процесс превращения ребенка из существа беспомощного и зависимого в существо, способное к самостоятельному и независимому поведению. Есть и другие, отмечают они, более узкие, относящиеся к более частным проблемам развития психологические теории (например, теория умственного развития ребенка Ж. Пиаже), которые, по мнению авторов, все же должны быть использованы, так как они также вносят существенную лепту в понимание развития психики ребенка.

Таким образом, авторы считают, что для целей детской психологии, требующей понимания общего хода развития личности ребенка и проблем возраста, необходимо не ограничиваться рамками какой-либо одной теории, а обращаться к тем из них, которые кажутся им способными дать научное объяснение соответствующим явлениям и фактам.

Следовательно, конкретность и жизненность подхода в детской психологии за рубежом достигается не за счет создания новой психологической концепции развития, преодолевающей недостатки старой, ассоциационистической психологии, а за счет отказа от единой психологической теории, способной вобрать в себя основные психологические факты и дать целостную характеристику возрастных особенностей личности ребенка.

Попытку подойти к характеристике качественного своеобразия структуры психологических особенностей детей разных возрастов сделал в свое время Л. С. Выготский.[40]40
  Взгляды Л. С. Выготского на возрастное развитие школьника, так же как и многие другие его положения, касающиеся развития ребенка, излагаются не только по его опубликованным работам, но и по неопубликованным лекциям, которые были им прочитаны (и застенографированы) во 2-м МГУ в 1934 году.


[Закрыть]

Он развил и обосновал ту мысль, что на каждом этапе психического развития ребенка существует не только своеобразие отдельных психических процессов и функций, но и своеобразное их сочетание. Иначе говоря, согласно его точке зрения, при переходе от возраста к возрасту растут и качественно изменяются не только отдельные психические функции, но и их соотношение, их структура. При этом, указывает он, различные психические функции растут и развиваются неравномерно. Для каждой из них существует свой период оптимального развития, и в этот период все другие функции действуют как бы внутри этой функции, через нее. Это и обусловливает своеобразие структуры детского сознания на каждом возрастном этапе развития [49, с. 369–370].

Например, в раннем возрасте, с точки зрения Л. С. Выготского, характерным является доминирующее развитие восприятия. Все другие психические процессы и функции – память, внимание, мышление, эмоции и т. д. – осуществляются только через восприятие: память проявляется в форме узнавания, то есть функционирует в меру деятельности восприятия, мышление носит наглядно действенный характер, то есть осуществляется также лишь в пределах воспринимаемого и т. п.; даже радоваться и огорчаться ребенок раннего возраста может лишь по поводу того, что он непосредственно сейчас воспринимает: он громко плачет, когда уходит мать, но если мать уйдет так, чтобы он этого не видел, то соответствующего эмоционального переживания не наступает.

В отличие от раннего возраста для детей-дошкольников, согласно взглядам Л. С. Выготского, характерна доминирующая роль памяти как средства накопления интенсивно приобретаемого в этот период личного опыта. В этом возрасте все психические функции, их своеобразие и их развитие, оказываются связанными именно с этим фактом. В школьном возрасте постепенно на первый план начинает выдвигаться мышление, а сама память, осуществляясь в связи и на основе мышления, начинает приобретать логический характер. Такой обмен местами между памятью и мышлением, происходящий в ходе детского развития, Л. С. Выготский иллюстрирует следующим простым примером. Если, говорит он, мы попросим ребенка-дошкольника ответить на вопрос, что надо делать, когда человек опоздал на поезд, то ребенок, как правило, решает эту мыслительную задачу при помощи простого воспоминания. Он не станет выяснять все обстоятельства, взвешивать их и на этой основе искать выход из создавшегося положения; он ответит: «Надо сесть на скамейку и ждать другого поезда» или «Надо вернуться домой» и т. п. И тот и другой ответ возникнет в зависимости от того, какой конкретный случай ребенок при этом вспомнит. Напротив, школьник, особенно среднего или старшего школьного возраста, даже в тех случаях, когда перед ним стоит задача что-либо вспомнить, начинает рассуждать, чтобы путем соответствующих умозаключений вызвать нужные воспоминания. Следовательно, в то время как для дошкольника подумать – это значит вспомнить, для школьника вспомнить – это значит подумать.

Итак, согласно взглядам Л. С. Выготского, каждый возрастной период характеризуется особым строением сознания в целом (особой структурой межфункциональных связей и отношений), что, в свою очередь, обусловливает особый характер и особую роль каждой входящей в структуру сознания психической функции.

Этим учением Л. С. Выготский нанес существенный удар традиционному пониманию развития как слагающемуся из развития отдельных психических функций. Однако ранняя смерть не дала ему возможности ни достаточно развить, ни обосновать высказанные положения и не позволила завершить на их основе конкретную психологическую характеристику возрастов.

Л. С. Выготский внес и еще один ценный вклад в проблему психического развития. Он пытался раскрыть не только его внутреннюю логику, но и понять связь психического развития ребенка с воздействиями окружающей среды. При постановке этой проблемы он исходил из положения, что условия жизни сами по себе, то есть прямо, непосредственно, не способны определить психическое развитие ребенка, что в одних и тех же условиях могут формироваться разные особенности психики, и это, прежде всего, будет зависеть от того, в каких взаимоотношениях со средой находится сам ребенок. По существу, это положение является конкретизацией в области психологии известного диалектико-материалистического понимания развития как взаимодействия организма и среды.

В лекциях, прочитанных им в 1934 году для студентов Московского медицинского института, он выдвинул положение о том, что для правильного понимания роли среды в развитии ребенка нужно всегда подходить к ней не с абсолютной, а с относительной меркой. Среду́, говорил он, надо рассматривать не как «обстановку развития», которая в силу заключенных в ней качеств уже тем самым определяет развитие ребенка; воздействия среды, по мысли Л. С. Выготского, сами меняются в зависимости от того, через какие ранее возникшие психологические свойства ребенка они преломляются.

Это положение Л. С. Выготский считал важным не только для понимания процесса возникновения индивидуального своеобразия детей, но и для раскрытия их возрастных особенностей. Любой элемент среды, говорил он, по-разному воздействует на ребенка в зависимости от того, на какой стадии возрастного развития находится сам ребенок. Например, речь окружающих ребенка людей может быть совершенно одна и та же и тогда, когда ребенку 6 месяцев, и тогда, когда ему 3 года и 6 месяцев, но влияние ее в обоих случаях будет разным, так как дети раннего и дошкольного возраста стоят на разном уровне ее понимания. Следовательно, даже в тех случаях, когда воздействия среды остаются в своем объективном содержании неизменными, они по-разному влияют на ребенка в силу тех изменений, которые происходят в нем самом. Таким образом, для того чтобы понять влияние среды на формирование возрастных особенностей ребенка, следует учитывать не только те изменения, которые произошли в среде (например, при переходе из детского сада в школу), но и те изменения, которые произошли в самом ребенке и которые обусловливают характер влияния среды на его дальнейшее психическое развитие.