Текст книги "Сборник произведений. 2015 год"

Как же так?

 
Как же так? Между нами – кончено?
Я, от боли хрипя, бунтуя,
Так поставить хотел запятую.
Получается – многоточие…
 
 
Только этого ты не увидела,
Чуть сощурив глаза зелёные —
Словно в душу мне стрелы калёные,
И все лишние точки – вытерла…
 

«Как жизнь напоминает пену…»

 
Как жизнь напоминает пену,
Где каждый – в личном пузыре,
И каждый – царь своей Вселенной
И бог в своём монастыре!
 
 
Мы одиноки без причины…
Но если мало мыльных стен,
Мы создаём себе личины —
И в дополненье, и взамен.
 
 
Друг другу в радужные стены
Глядим – а что там разберёшь?
Увидишь маски в гроздьях пены…
Ни душ, ни лиц – сплошная ложь…
 
 
И Бога молим о спасенье:
Как будто только он один
И может стены тюрем пенных
Развеять, как вчерашний дым.
 

«Лишь только ночь расправит крылья…»

 
Лишь только ночь расправит крылья,
Тайком, робея, не спеша,
Под пеленой её всесилья
На воздух выпорхнет душа.
 
 
Устав от шума городского,
От каждодневной суеты,
Она умчится ввысь и снова
Припомнит все свои мечты.
 
 
И свет прольёт на сны и дрёмы
Невыразимой теплотой.
И вновь покажет путь до дома,
И вновь поманит за собой…
 

Мелодия…

 
Музыка-шёпот… Капли за окнами…
Ветер играет ветками мокрыми…
 
 
Листья беззвучно ложатся на лужи…
Музыка-дождь… И внутри, и снаружи…
 
 
Музыка-ветер… За тучами рваными
Осень сочится небесными ранами…
 
 
Танец Двоих – в полутьме, в полудрёме,
Где всё известно и так незнакомо…
 
 
Музыка-нежность… В касаниях зыбких,
В запахах, взглядах и полуулыбках…
 
 
Музыка Жизни разбудит рассветом,
С музыкой Смерти сплетаясь дуэтом…
 

Мечта

 
Как ты стала теперь далека…
Меры нет у того расстояния.
Но однажды сквозь все века
Я увижу твоё сияние.
 
 
Свет увижу твоей звезды
В вечереющем небе города.
И к тебе из своей пустоты
По дороге осеннего золота
 
 
Я уйду, поднимаясь ввысь,
Как бесплотная тень крылатая.
Сквозь толпу незнакомых лиц
Я уйду прямо в солнце закатное.
 
 
И какой-нибудь астроном,
С кем-то споря в полемике вечной,
Упомянет и нас вдвоём —
Две звезды на Дороге Млечной.
 
 
А пока ещё ты далека —
Мне за жизнь не покрыть расстояния.
Но однажды сквозь все века
Я увижу твоё сияние…
 

Мой мир

 
А мне приснился мой давно забытый мир,
В котором солнце распростёртыми лучами
Всех обнимает, будто тёплыми руками,
В котором нет ни одиночества, ни тьмы.
И кораблями облака в моём окне —
Я распахнул его как яркую открытку,
И заиграло море разноцветных бликов
В огромной комнате на радужной стене…
И голубой простор, пронизанный мечтой,
Меня вернул к себе легко и без усилья,
Наполнив светом вновь подаренные крылья,
Меня поднял над расцветающей землёй…
Мой мир, в котором нет и не было разлук,
Там нет конфликтов, нет побед и поражений,
Любви растоптанной, разбитых отношений,
А есть тепло любимых глаз и нежность рук…
Мой мир остался где-то за порогом сна.
И только радость, как от встречи с другом лучшим,
Согреет будто вновь родившуюся душу.
А за окном опять вовсю шумит весна…
 

7.04.2015

На привале сброшу тело

 
Жизни смерть не захотела —
На добро ли? На беду?
На привале сброшу тело,
Налегке быстрей дойду!
 

На ночь

 
А какие здесь, дома, звёзды,
А какая простёрлась ночь!
И бродить-то уж, вроде, поздно,
Да домой уходить невмочь:
 
 
Воздух пьяный да тёплый ветер,
Да листвы ещё юной вязь;
Месяц в небе тихонько светит,
Птица быстрая пронеслась…
 
 
Я дышу этим полной грудью,
Пью тягучий живой нектар,
И не важно, что было и будет…
Я – живой. Это главный дар.
 

Наколдуй

 
Ты наколдуй лекарство для души,
И чтобы в жизни всё на место встало.
Чтобы любовь, убитая во лжи,
Вновь ясным солнцем в сердце засияла.
 
 
Чтоб люди – те, что, не поняв, ушли —
Всё поняли, простили и вернулись.
Надежды, пусть и в будничной пыли,
Чтоб больше никогда не обманулись.
 
 
Чтобы дорога к дому привела,
Где та, что ждёт меня любым и любит.
В пути я свою душу сжёг дотла —
Пускай она тебе в уплату будет…
 

Начало

Пришёл домой. С утра был на взводе. Да что там с утра – со вчерашнего вечера. Голова гудит от мыслей… А работа… Работа такая, что иногда очень хочется спать. Прямо там. И случается – отключаемся. Ненадолго – секунд на пять. Смешно, конечно, но даже за эти пять секунд приходят сны. И сегодня – не исключение.

Мне приснился замок. Древняя цитадель. Не помню уж, кто там её построил и кто в нём жил, зато помню очертания. И его роль: остановить нашествие племени Арков. Кто такие эти Арки и откуда они, непонятно, да и не важно. Важно, что они не прошли. Потом, позднее, после долгих бесплодных попыток преодолеть рубеж, охраняемый цитаделью, они потеряли к ней интерес – видимо, нашли что-то лучше или хотя бы не такое защищённое. Ушли, в общем. А крепость осталась. И так и стоит до сих пор – заброшенная в неизвестных землях, покинутая остатками могучего гарнизона, почти полностью истреблённого штурмами… Арки так и не узнали, что стражей почти не осталось…

Имени стражей я не помню. Могучие воины в кольчугах и островерхих шлемах – как древние русичи. Но – не русичи. Другие.

Так и стоит перед глазами тёмный силуэт: тонкие, изящные, нереально высокие башни, крепкие стены с бойницами, а за стенами, как в тумане, несколько циклопических построек, объединённых в одну. Впечатляющее зрелище. На фоне которого – голос, будто с листа читающий историю крепости, героическую и печальную. Только слов не разобрать…

Не уходи…

 
Не уходи… Когда гроза
Вдруг опрокинется на души,
Когда зальёт огонь в сердцах,
Союз Двоих навек разрушив,
 
 
Не уходи. Останься здесь,
Согрейся в кресле у камина.
И терпеливо чувства взвесь,
В себя вглядевшись, как в картину.
 
 
Отыщешь ты неверный штрих,
Мазок, похожий на ошибку,
И вдруг услышишь, как затих
Гул ветра. И зажжёшь улыбку.
 
 
К душе потянется душа,
Как после длительной разлуки.
И вновь – робея, не спеша —
Найдут друг друга наши руки…
 

«Непокорна славянская воля…»

 
Непокорна славянская воля,
Не сомнут никакие ветра.
За все горя и беды, и боли
Брат, очнись – подниматься пора.
 
 
Мы повязаны общей судьбою,
Нам – очистить Отчизну от тьмы.
Кто ещё, кроме нас, на такое
Может встать, если Русь – это мы?
 

«Но вот и я поднялся над землёю…»

 
Но вот и я поднялся над землёю,
Поймав на крылья песню соловья.
Могучий ветер поманил рукою
С собой – туда, где родина моя.
 
 
Туда, где дом, и рыжие закаты
Играют золотом в берёзовых волнах,
Где травы под ногами не примяты,
И поцелуи тают на губах…
 
 
И я парю над облачною пеной
К заветной тропке с камнем у ручья —
Мой край родной, мой дом в кругу Вселенной
И родина далёкая моя…
 

Ночная сказка

 
Тихо ночь опустилась с небес,
Обнажив утомлённую душу.
Замер в томном безмолвии лес;
Птицей ветер под звёздами кружит.
 
 
Шелестит камышами река,
Завораживая мелодично,
И позванивает слегка,
По камням пробегая привычно.
 
 
С неба звёзды алмазной пыльцой
Льют дремотную, тихую нежность.
Ты останься, останься со мной,
Выпей всю мою сладкую грешность.
 
 
Я тебе подарю эту ночь,
Подарю её томность и негу;
Унесу все сомнения прочь,
Подниму прямо в тёплое небо.
 
 
И на сильных ладонях ветров,
Напоённая юностью лунной,
Наготою прекраснее снов,
Ты окажешься в сказке безумной.
 
 
Я тебя окружу тишиной,
Обниму всей её широтою…
Ты останься, останься со мной,
И с моею воздушной мечтою.
 
 
Смяв постель из цветов полевых,
Положу их тебе в изголовье.
И тебя, скрыв от взоров чужих,
Я укрою своею любовью…
 

Ночь

 
Тихо за окном. Мгла.
Фонари зажгла Ночь.
Ты сквозь сон мой вдаль шла
Прочь от горя. Вдаль – прочь!
 
 
Пронеслась в мечтах-снах
Вся моя печаль. Боль.
Вновь я вижу свой крах.
Вновь не доиграл роль.
 
 
Звёзды тихо – след в след —
Покидают Ночь – вниз.
И сквозь сонм былых бед
Вижу я свою жизнь.
 
 
Тихий сквозь года стон
Болью окропил снег.
Звёздный поднялся звон,
Провожая мой век.
 
 
Я вернусь в него – вновь.
Там любовь поёт – мне.
Там, среди других снов,
Ты живёшь в моем сне.
 

Осенняя сказка

 
Осенняя сказка… И падают листья,
И рельсы блестят от росы;
Знамёна рябин, их парадные кисти;
Кукушка считает часы…
 
 
Над стылой землёю повис непогожий
Промозглый октябрьский денёк.
И в дне этом я – одинокий прохожий,
Застрявший в развилке дорог.
 
 
Два рельса, покрытые ржавчиной давней,
Не помнят уже поездов.
Но мне в целом мире дороги желанней
Никто показать не готов!
 
 
Ведь путь этот старый, почти позабытый,
Сквозь сердце, сквозь душу мою,
К тебе, словно тихой последней молитвой,
Свою протянул колею.
 
 
И верю я – где-то, в конечном итоге,
Быть может, весь мир обогнув,
Мы встретимся, и обе наши дороги
На стрелке сольются в одну…
 

После жизни…

 
На подушке след от помады.
Или может, привиделось?
Я полночи как в омут падал
В волны светлых твоих волос.
 
 
Я полночи парил словно птица
В небесах твоих серых глаз…
Сердце залпами в клетку стучится —
Тяжело без тебя мне сейчас!..
 
 
Но не лезет ни хлеб, ни водка —
В горле ком поперёк стоит:
Ты поманишь ещё кого-то,
И он так же, как я, полетит.
 
 
И вот так же, как я, наутро
Он почувствует боль в груди,
Но потом, посмотревши хмуро,
Тихо скажет тебе: «Уходи…»
 
 
Вновь растреплет причёску ветер,
Опьянит как бокал вина,
И на всём этом белом свете,
Как и он, ты всегда одна…
 
 
Только годы разум очистят,
Сердце тихо возьмёт своё,
И тебя после долгой жизни
Встречу я на пороге моём.
 
 
Ты промолвишь мне тихо: «Здравствуй», —
Обовьёшь, как тогда, рукой,
И тепло всех на свете счастий
Снова мы обретём с тобой.
 

30. 11. 1998 год

Почти сон

 
Гулкий простор обезлюдевших улиц…
Взглядом глотаю небес синеву.
Умерли все будто… Или проснулись,
Выйдя отсюда в свои «наяву»?
 
 
Я нахожусь по ту сторону Были…
Только какая за мною вина,
Чтобы меня, как котёнка, закрыли
В вечных границах пустынного сна?!
 
 
А под ногами белеют страницы,
Маски яичной хрустят скорлупой:
В странных гримасах застывшие лица…
Всё это в Были является мной?!
 
 
Вновь по вселенной полночной квартиры
В поисках двери бреду наугад.
Масок глазницы, как чёрные дыры,
Смотрят за мной…
Сколько жизней подряд?..
 

26 – 27.02.2006

«Протяни ожидания руку…»

 
Протяни ожидания руку,
Зовом к сердцу скорей прикоснись.
Нашу чёрную птицу-разлуку
Прогони – и со мною проснись.
 
 
Через горы и годы тропою,
По снегам, по росе – босиком, —
Я бреду к этой встрече с тобою,
Шаг за шагом иду, день за днём.
 
 
Сколько вёсен ты в небо смотрела,
Отражая холодную высь?
Сны и взгляды, как синие стрелы,
Как мечты, что ещё не сбылись…
 
 
Вновь под крыльями пенится воздух,
Облака выстилая ковром,
И дождём осыпаются звёзды,
Растворяются в небе ночном.
 
 
И, свободно паря над рассветом
В мире, где я грустил о тебе,
Вдруг уловишь дыхание ветра
И увидишь мой след на тропе…
 

Эхо юности

 
Пусть эхо юности разбега
Сошло на нет давным-давно,
Но запах тающего снега
Туманит разум, как вино.
 
 
И птиц весенних щебетанье,
И шелест молодой листвы
Вновь прочат сладкое терзанье
От мук несбывшейся любви.
 
 
Но сон под утро станет чутким,
Укрыв прозрачной пеленой,
И я пойму, что это шутка:
Смеётся Память надо мной…
 

«Разбудила ночная тревога…»

 
Разбудила ночная тревога,
Словно гром, прогремела вдали,
И тропинкой легла от порога
До туманного края земли.
 
 
Ни пройти по ней мочи не стало,
Ни остаться – зовёт за собой.
Ведь тропинка, ни много ни мало,
Жизнь мою охватила петлёй.
 
 
И до века теперь – по дорогам,
По следам вездесущей молвы:
Разбудила ночная тревога
Бесконечной тропинкой любви…
 

«Раствориться б в осенней свежести…»

 
Раствориться б в осенней свежести,
Закружиться листвой на ветру,
Задохнуться в последней нежности
И туманом уплыть поутру!..
 
 
Над рекою, над полем распаханным
С облаками по небу проплыть,
И широкими, щедрыми взмахами
Серый ливень в листву уронить!
 
 
А под вечер из туч на прощание
Бледным солнцем на мир посмотреть,
И лучами согреть, как признанием,
Полюбить. А потом умереть…
 

Рифмы…

 
Лишь полумрак. И тишь. И наши взгляды,
Как будто руки – обняли сердца.
Над нами ночь вершит свои обряды,
Вершит любовь – как сказку без конца.
 
 
А после, утром, лишь погаснут свечи,
Заря осветит дальний окоём.
…Сквозь бурный день мы ждём вечерней встречи,
Где полумрак и жажда быть вдвоём
 

Сын

 
Так, без усилья отворяя двери,
Ко мне пришёл Вселенной Властелин.
И я смотрю и до конца не верю:
В кроватке детской сладко спит мой сын…
 

Валентине

 
Ты уйдёшь, а я останусь
Одиноким сиротой.
Под окном скребётся старость —
Просочиться на постой.
 
 
И тревога не отстала —
Неизбежность давит грудь.
Знаю я, что ты устала
От «не так» и «как-нибудь».
 
 
В синем небе с облаками
Резво носятся стрижи.
Что бы ни случилось с нами —
Будь, пожалуйста. Дыши.
 

Утренний ангел

 
Из ничего, из ниоткуда,
Из хаоса, из пустоты
Ты возникаешь, словно чудо
Из детской трепетной мечты.
 
 
Подобно солнцу в колеснице
В волнах лазоревой тиши,
Ты пролетаешь, словно птица
Над полотном моей души.
 
 
И в свете радуг преклоненных,
Сквозь пыль блистающих снегов,
Я вижу контур крыльев пенных
Над лёгким шелестом шагов.
 
 
Паря над утренними снами,
Ты, серебро дождинок взяв,
Из них волшебными перстами
Не сон плетёшь – сплетаешь явь.
 
 
Рассеются туманов клочья
Под светом нежной красоты,
Растает мрак, рождённый ночью,
И вновь на землю ступишь ты…
 

Фантазия

 
Я пред тобой стою несмело:
Ты – Человек, мой враг и друг.
Ты этой встречи так хотела —
Мне непонятен твой испуг.
 
 
Теплом ладоней согревая,
Коснись меня между ушей —
И ты поймёшь, что отличает
Меня от прочих лошадей.
 
 
Я здесь – пришелец одинокий,
Оставшийся в живых изгой
Страны своей, такой далёкой —
Страны, зовущейся Мечтой.
 
 
Но пусть душа в пыли дорожной,
И далеко родной порог —
Я доберусь! Ведь всё возможно,
Пока живёт Единорог!
 

18.06.04

Феникс

 
Мне снилось, что я оживаю.
Мне снилось: тугие дожди
Живою водою смывают
Свалявшийся пепел в груди.
 
 
Мне снилось, что я оживаю,
Что солнце над миром взошло,
Что в небо я снова взмываю
И ветер ловлю на крыло!
 
 
И полною грудью рождаю
Ликующий радостный крик!
Мне снилось, что я оживаю.
Мне снилось…
 

Холодно

Холодно… Домой, скорей бы. Руки трясутся, и никак не попадёшь ключом в скважину… Шаги за дверью, щелчок, и ты замер с ключом – она открыла сама… Ты, как всегда, хотел пройти мимо, но зацепился взглядом за её лицо, за её глаза. Глаза… Усталые… Почти седые… В них ещё есть надежда… Ты не донёс руки до пуговицы, ты взял за руку её, притянул к себе и обнял, а потом, поцеловав в макушку, вышел вон и побежал.

На улице снег, почти зима. Ты вспомнил, что не взял перчаток, но почему-то это было неважно. Ты замедлил шаг, и снег большими хлопьями стал облеплять тебя, стремясь сесть на лицо и остаться там талыми каплями.

Лес, наполненный тишиной. И ты шёл через этот лес, через хрустальную сказку синих фонарей, и чувствовал назревающее в душе Нечто. Странное… Большое… Тёплое…

Магазин. Купил сладкого и свечи. А ещё цветок. Один всего, но больше, наверное, и не нужно…

И долго-долго бежал домой. Целую вечность. Как на крыльях, но почему-то долго.

И снова её глаза. Усталые. Седые. С укоризной. Но ты любуешься ими, ты так спешил к ним, ты так скучал по ним после стольких лет и этой вечности! Сколько ты не видел их, живя рядом? Смотрел – и не видел? Ты даришь им цветок и смотришь, как рождается в них недоумение, удивление, подозрение и, наконец, прозрение.

Ты захотел рассказать ей про снег, но понял, что слов не хватит. Что-то случилось – больше, чем снег, и слов не хватит! Какой сегодня день? Кажется, понедельник, или среда… Но это не важно, потому что этот день – Первый! Ты ещё не понял, почему именно, но уже начал это объяснять – молча, руками, губами, нежностью… И недоумение в её глазах сменилось ожиданием и желанием. Она откликнулась на твою просьбу и подалась навстречу – всей душой, всем телом – к твоей душе и твоему телу.

И ты вспоминал этот замёрзший лес, эту его синюю хрустальную сказку, и хотел стать для любимой всем миром, который за мгновение до того вобрал в себя сам. Ты так захотел её помолодевших глаз, её удивительных волос, её нежных рук, её волнующего тела!..

Ты вдруг понял, что столько лет не замечал этого человека, столько лет был глух и слеп… И в каждое мгновение ты вкладывал всю свою нежность, всю вновь обретённую любовь – как будто стремился догнать убежавшее время…

А по её щекам вдруг потекли слёзы. Она прижалась к тебе, и ты сам ощутил влагу на глазах. Ты чувствовал, как колотится её сердце, как она трепещет в твоих объятиях, и ты любил её – всем своим существом, любил так, как никто и никогда в этом мире. Она это знала. Она поняла всё, что ты хотел ей рассказать. В этот вечер слова не потребовались, но ты понял, что он действительно Первый – потому, что всё изменилось. Потому, что ты понял, что поднялось из глубин твоей души там, в холодном лесу – то тёплое и большое Нечто, непонятное и странное, но такое нужное и желанное…

Наверное, ты просто понял, что значит – любить, и что значит – быть любимым. Ты понял, что значит – БЫТЬ…

«Что же снова внутри всё мается…»

 
Что же снова внутри всё мается
Да мечтается невпопад,
Хоть давно уже мне не летается —
Только пишется наугад.
 
 
Мысли пылью дорог перемешаны,
Растеряли все краски уже.
Драгоценная ты моя женщина,
Не случился наш рай в шалаше —
 
 
Чтобы души скрепились намертво
До скончания всех веков,
Чтобы к нам всех несчастий зарево
Не тянуло своих языков.
 
 
Чтоб зимою – лыжня и метелица,
Летом – длинные юбки «в пол».
Ждала, не уставая надеяться,
Чтобы я, наконец, пришёл.
 
 
Чтобы жизнь, наконец, дала трещину,
И от прошлого – вместе плыть.
Драгоценная ты моя женщина,
Где найти тебя, чтобы – быть?..
 

22.04.2014

«Что такое настроение?»

 
Что такое настроение?
Это звёздочки в тиши,
Это солнышко весеннее,
Это бабочки души.
 
 
Это – полоса закатная
На подушках облаков.
А в углу – фуфайка ватная,
И на ней – возня щенков.
 
 
Что такое настроение?
Среди лиц папье-маше
Лёгкое прикосновение
Непосредственно к душе.
 

15.04.2015

Шагает ночь

 
Шагает ночь, окутав город снами,
И мысли о тебе приходят сами…
 

«Я всё шью, а оно расползается…»

 
Я всё шью, а оно расползается.
Нитки – белые, шов не сходится.
Мне о странном порой мечтается,
А со странными – кто же водится?
 
 
И отваливаются чешуйками
Те, что были самыми-самыми,
Тают дыма седыми струйками
Не желавшие быть желанными.
 
 
Ночь пятном чернильным размазана.
Тучи, кляксами в небо влипшие.
Одиночество – вещь заразная.
Исцеление? Роскошь. Лишнее.
 

23.03.2015

Я жду

Я жду, когда змея сегодяшнего дня, наконец, укусит собственный хвост, и мир обнимет густеющий полумрак сумерек.

И тогда разделяющие нас километры под напором двух встречных желаний сожмутся в горошину и упадут в карман мягко ступающего вечера.

И останется только свет твоих глаз двумя слезинками по щекам, торопливое горячее дыхание на твоих губах, дурманящий аромат твоих волос и бархат твоей кожи…

И внезапно весь мир станет одной маленькой точкой между нами, и заглянувшая в окна ночь смущённо отвернётся, чтобы не видеть тайны…

Я жду тебя…

«Я хочу попрощаться летом…»

 
Я хочу попрощаться летом
На лугу среди сочных трав,
Тёплым солнцем июньским согретый,
В их душистые волны упав.
 
 
И, с землёю обнявшись неистово,
Как с любимой в конце пути,
Смыть печали слезами чистыми —
И с улыбкой легко уйти…
 

23.04.2014

Ясным вечером

 
Ясным вечером выйдя из дома,
К тёплым брёвнам избы прислонясь,
Постою. Синевою бездонной
Надо мной высота налилась.
 
 
Солнце медленно падает с неба,
Вызолачивая окоём.
И туда, как голодный за хлебом,
Я бы взмыл, будь крылатым рождён…
 
 
Но чужою мечтой воплощённой
Дом стоит, вьётся дым над трубой.
По земле я ходить обречённый,
На крылатых взирая с тоской.
 
 
Но однажды и в эти вот окна
Постучится Пришедший за мной,
И, вдохнув полной грудью, свободно,
Два крыла обрету за спиной.
 

Последняя сказка Волшебника

– Расскажи сказку, дед, – Серёжка сел, закутавшись в одеяло, и шмыгнул конопатым носом.

– Сказку, значит, – Май опустился на кровать рядом с мальчиком. – Уж восемь лет на свете живёшь, а всё в сказки веришь, – он взъерошил рыжие Серёжкины кудри и на мгновение замер, будто вспоминая что-то, нахмурив брови и медленно поглаживая седую бороду. – Я расскажу тебе историю, которая произошла когда-то с одним человеком. Только чур не перебивать и вопросами не сыпать, договорились?

Серёжка энергично кивнул, устроился поудобнее и приготовился слушать…

* * *

Маленький Тимка почти не помнил своего отца. Мать, вскоре после его исчезновения выйдя замуж, всё меньше времени уделяла мальчику, перепоручив его воспитание няне, старой и бесконечно доброй женщине. На все Тимкины расспросы об отце она отвечала коротко и сухо, словно вовсе не желая говорить об этом. А няня, стараясь отвлечь внимание мальчика от «опасной темы», вовсю потчевала его всяческими историями и сказками собственного сочинения. Вскоре Тимка и сам стал придумывать сказочные персонажи и всевозможные приключения с ними. Поначалу это сильно походило на нянины выдумки, но прошло немного времени, и Тимка решился показать всем свою первую настоящую сказку. Что было вслед за этим, на сказку похоже мало: няню уволили, мотивируя дурным влиянием; Тимке крепко досталось от матери и отчима. Вдобавок ему под страхом наказания запретили даже думать о том, чтобы ещё что-нибудь сочинить. Он не понимал, почему с ним так обошлись, ведь он всего лишь помечтал о том, как однажды отыщет своего отца, которого он почти придумал в своей сказке. Он искренне хотел этого, и, наверное, именно это так взбесило отчима: мальчик никак не желал называть его папой.

Тимкиной обиде не было предела. Он так переживал, что однажды даже решил удрать из дома. Правда, вернулся в тот же день к ужину, и всё рассказал матери. Отчим, сидевший в это время рядом, читая газету, сказал, что из парня с такими помыслами никогда не получится настоящего мужика, и что он вышибет из Тимки эту дурь, если тот по-хорошему не понимает. Словом, опять была выволочка, и опять Тимка почувствовал себя самым несчастным человеком на свете. И самым обидным и страшным было то, что даже мать теперь никак его не поддерживала. Напротив, она во всём, что касалось воспитания сына, соглашалась с мужем, словно став его безвольной тенью.

…В тот вечер случилась сильная гроза. Тимка сидел у окна в своей комнате, и потихоньку мечтал, когда сквозь грохот непогоды услышал стук в дверь и негромкий разговор. Он прислушался и понял, что кто-то просится переночевать у них, отчим сопротивляется, но мама, от природы добрая и очень щедрая и гостеприимная, уговаривает его впустить незнакомца. Тимка скользнул к двери и, чуть приоткрыв её, стал наблюдать. Мимо него в сопровождении матери прошёл их случайный гость в плаще с огромным капюшоном, скрывшим от взора лицо. У Тимки ёкнуло в груди: что-то в этом человеке было такое, что манило к себе с неодолимой силой, что-то родное и забытое, почти неизвестное. Тимка закрыл дверь и на миг задумался, вспомнив скандал из-за своей сказки и пытаясь почему-то представить этого человека на месте отчима. Ему казалось, что незнакомец поймёт его. Он не смог бы этого объяснить даже самому себе – просто ему хотелось, чтобы его понял хоть кто-нибудь.

Ложась спать, Тимка всё думал о незнакомце. Кто он? Откуда? И почему Тимку так потянуло к нему, словно это был самый родной человек на свете? К мыслям примешалось странное чувство ожидания чего-то необычного, непонятного и чудесного. Сон скоро сморил его, и во сне Тимка увидел отца. Нет, человек из сна был ему не знаком, но Тимка был уверен, что это именно он, его отец, и мальчику так захотелось прикоснуться к нему, почувствовать родное тепло, что он рванулся навстречу видению и… проснулся оттого, что кто-то потрепал его по плечу. Тимка разлепил глаза, осмотрелся и в темноте рядом с кроватью различил силуэт человека в плаще.

– Пойдём, – незнакомец протянул мальчику руку, тот, не совсем понимая, что делает и куда его зовут, ухватился за неё и… провалился в беспамятство.

* * *

…Это был очень странный дом. По меньшей мере, необычный. Стены и крышу в нём заменяли стволы и кроны огромных деревьев, мебелью служили корни и глубокие дупла. Тимка лежал на развилке двух стволов, выстеленной мхом и листвой. Посреди небольшого помещения горел костёр, над ним висел котелок, в котором что-то кипело. Увидев котелок, Тимка почувствовал голод. Он встал, хотя сделать это оказалось непросто, и направился, было, к костру, но в эту минуту вошёл незнакомец, весь, как гирляндами, увешанный пучками разных трав. Увидев Тимку, он явно обрадовался.

– Оклемался? Хорошо, теперь быстро на поправку пойдёшь, – он скинул капюшон, и Тимка вскрикнул от удивления: это был тот самый человек, из сна. – Ты чего? – незнакомец был несколько озадачен реакцией мальчика. Вместо ответа тот снова свалился без чувств.

Когда Тимка очнулся, незнакомец сидел рядом, держа в руках деревянную чашку с какой-то жидкостью.

– На, выпей, – он протянул мальчику напиток. – Это придаст тебе сил. Не компот, конечно, но вполне съедобно.

– Где я? – Тимка всё никак не мог освоиться с обстановкой. Морщась, он осушил чашку и посмотрел на своего похитителя. – Где я? Где мама?

Незнакомец не ответил. Молча он достал из-под корня небольшую доску из полированного металла, провёл по ней ладонью, словно очищая от невидимой пыли, и Тимка увидел заплаканное лицо матери, что-то говорившей мрачному как туча отчиму, потом картинка сменилась, и пред Тимкиным взором предстал камень с высеченными на нём именем, фамилией, датой рождения и смерти и некрологом в три слова.

От страшной новости у Тимки пересохло во рту и застучало в висках.

– Я… – у него не хватало смелости произнести это слово. На помощь пришёл незнакомец:

– Нет, ты не умер. Но Тимки больше нет. Впрочем, его и не было никогда – это выдумка твоей мачехи.

– Вы хотели сказать – мамы? – Тимка смотрел на незнакомца широко раскрытыми глазами, грозившими прорваться дождём слёз: он не хотел верить этому человеку, искренне считая, что тот его просто обманывает.

– Нет, мой друг, мачехи. Твоя настоящая мать покинула тебя, считая, что ты слаб и не выживешь. Её сурово наказали, а опекунство передали этой женщине, которую ты зовёшь матерью. Она же и дала тебе имя, хотя при рождении тебя назвали совсем иначе.

В глазах мальчика появилось любопытство.

– Как?

– Твоё настоящее имя – Май. В честь последнего месяца весны, когда природа окончательно просыпается после зимней спячки и набирается сил для своего продолжения.

Тимка всё ещё сомневался в правдивости слов незнакомца, но имя ему понравилось. Он быстро привык к нему, привык к незнакомцу, к новому окружению, большую часть которого составляли лесные обитатели.

С этого дня началась другая жизнь. Человек в плаще знакомил мальчика с лесом, который мало походил на обычный лес: деревья в нём извивались, точно змеи, переплетаясь ветвями и раскачиваясь в разные стороны, словно танцуя. Животные попадались редко, стараясь избежать встреч с новым обитателем. Лишь многочисленные огоньки глаз из лесной тьмы выдавали их присутствие. Поначалу Май их боялся, но потом привык и даже стал делать попытки познакомиться поближе. Это ни к чему не привело, и мальчик просто перестал обращать на них внимание.

Постепенно, день за днём Май осваивал науку, которую до сей поры считал вымыслом: незнакомец учил его всяким тонкостям и премудростям магии и колдовства. Май научился менять облик, принимая форму рыбы, птицы или какого-нибудь зверя. Научился становиться невидимым, проходить сквозь препятствия, не повреждая их, и ещё многим вещам, которые до этого в избытке придумывал сам. Единственное условие, поставленное таинственным учителем, заключалось в том, что Маю запрещено было сочинять его сказки. Во всяком случае до того времени, пока он не закончит своего обучения. Учитель не разрешал даже спрашивать о причинах этого запрета, сказав однажды, что со временем Май узнает всё, что его так сейчас интересует.

Так прошло несколько лет. Май вырос, набрался опыта и знаний, и даже стал позволять себе иногда поспорить с учителем. Тот поначалу журил чересчур ретивого ученика, но потом успокоился и передал ему почти всё, что знал сам. Однако даже волшебники не властны над ходом Времени. Учитель всё чаще болел, теряя силы и заставляя Мая тревожиться, отвлекая от занятий. Наконец настал день, когда сильно состарившийся, похудевший и осунувшийся от нескончаемых болезней, он позвал Мая за собой, проведя его тайной тропкой на маленькую поляну, со всех сторон окружённую плотной стеной из вековых деревьев и кустов терновника. При приближении старика деревья расступились, давая дорогу, и только ветка терновника ухватила Мая за полу плаща и держала до тех пор, пока учитель не велел отпустить его.

Выйдя на поляну, старик поставил Мая в её центре, а сам пошёл по кругу, и там, где он проходил, в чаще леса зажигались многочисленные разноцветные огоньки. Закончив свой марш, старик встал напротив Мая и провёл рукой по воздуху, будто смахивая пыль со стола. В тот же миг все огоньки из лесного мрака высыпали на поляну, и замерли, сложившись, как мозаика, в виде каких-то странных знаков. От их сияния поляна окрасилась в синий цвет. Потом на деревьях зажглись оранжевые огоньки, и, продолжая мозаику, сложили причудливые узоры. Старик приказал Маю сесть на колени, сам опустился рядом и закрыл глаза. Юноша, глядя на учителя, решил сделать то же самое, и как только ресницы его сомкнулись, огоньки на поляне пришли в движение, по одному стали подниматься в воздух и, повисев немного перед лицом юноши, таяли у него на лбу, обдавая всё тело серебристым сиянием. Когда на поляне не осталось ни одного огонька, старик открыл глаза и тронул за плечо Мая. Тот тряхнул головой, словно после долгого сна, и поднялся с колен. Учитель снова стал напротив и произнёс:

– Мой час пробил. Я отдаю тебе последние знания и всё, чем я владею. Прошу тебя, не используй это в ущерб себе или кому бы то ни было. А будешь сочинять свои сказки, помни: всё, что ты придумаешь, в сей же час оживёт… Как ожила твоя первая сказка, – последние слова старик произнёс очень тихо, но они прозвучали словно гром. Май упал на колени перед ним, обливаясь слезами.

– Отец, отец, почему ты сразу не сказал, кто ты, почему ты молчал так долго? Почему тебя так долго не было?..

– Ну, вот, началось, – старик за усмешкой старался скрыть виноватый тон и дрожь в голосе. – Вот этого я и боялся. Пойми, если бы я сразу рассказал тебе, кто я, ты бы мне потом покоя не дал, и ничему б не научился. К тому же ты и сам обо всём догадывался. Ладно, хватит на сегодня впечатлений. Встань, до Священного Часа осталось совсем немного, я должен успеть закончить, иначе всё это, – он взглядом указал на огоньки на деревьях, – может обернуться против тебя. Тогда тебя не спасут даже твои познания.

После этих слов старик снова велел Маю закрыть глаза, на сей раз чтобы не ослепнуть. Взмахнув руками, он собрал оставшиеся на деревьях огни в один ослепительный вихрь, плотной стеной отделивший их от всего остального мира. От шума и жара Май на миг потерял ощущение времени. Ему казалось, что прошла целая вечность. Когда всё стихло, и он открыл глаза, старика рядом уже не было. Как, впрочем, не было и поляны, и леса, и вообще ничего, что напоминало бы тот мир, в котором он ещё недавно находился. Лишь изнутри его необъяснимым теплом грело чувство удивительного спокойствия, которое он ощущал всегда, когда рядом был его таинственный учитель.

Место, в котором он оказался, было ни чем иным, как его старым домом, откуда его забрал незнакомец в плаще в ту дождливую ночь. Май прошёл по пустым комнатам, в которых, судя по всему, давно уже никто не живёт, и, не тратя времени на воспоминания о детстве, принялся обновлять своё жилище. Очень скоро дом имел вполне приличный вид, и это не могло остаться не замеченным его соседями. Пошёл слух, будто в доме поселился какой-то колдун, потому как простому человеку, дескать, не под силу в одиночку в столь короткие сроки сделать из рухляди конфетку. Люди стали сторониться Мая, избегая знакомства и встреч с ним. И только бесстрашная детвора частенько заглядывала в его окна по вечерам, наблюдая, как Май что-то пишет в тетради. В конце концов, любопытство оказалось сильнее родительских запретов, и в один прекрасный вечер в дверь Маю постучали. Он удивился, прикидывая, кто бы это мог быть, а когда открыл дверь, удивление сменилось радостью: на пороге стояли несколько мальчишек. В их взглядах помимо смущения и вины за нежданный визит таилось такое любопытство, что Май понял: отвертеться не получится, и этот визит может оказаться далеко не последним.