Текст книги "Сборник произведений. 2015 год"

Ужаснуться. Сказка для взрослых

Перед сном не читать!

Автор

«Заинтересовавшись процессом жизни, мы теряем, теряем… Ну как тебе передать… Вот колокол отзвонил, звуки певучие улетели – и уж их не вернуть, а в них вся музыка» (А. Солженицын «В круге первом»)

…Инженер Арсений Одуорб ощутил движение лифта, боль в сердце и легкое головокружение.

«Однако-ж, и сны мне стали сниться в последнее время», подумал он. Арсений прекрасно помнил, что в прошлую ночь ему приснилось детство, когда он лежал в родном Минске в изоляторе городской больницы с желтухой». Ему тогда было четыре года, от слабости Арсик не мог даже привстать. В стеклянную дверь изолятора смотрели глаза отца, которому врачи сообщили, что могут потерять ребенка… «Надо просыпаться», – подумал Арсений Борисович, находясь больше во сне, чем наяву.

…«Движение лифта» закончилось, и Арсений ощутил не испытанную никогда ранее легкость. Открыв глаза, Арсений увидел удивительную картину: не было ничего– ни земли, ни неба. Почему-то Арсений не испугался. Сам он стоял на чем-то прозрачном, причем под этим прозрачным тоже ничего не было…

Вдруг Арсений увидел мужчину, который шел к нему. С удивлением Арсений понял, что не может определить, как одет этот мужчина, видел он его когда-нибудь.

Когда мужчина подошел и остановился около него, Арсений сказал незнакомцу: «Здравствуйте, уважаемый! Вы можете сказать мне, где я сейчас нахожусь?».

«Здравствуйте, Арсений! Вы находитесь там, где находятся все родившиеся на Земле», – ответил мужчина.

Что удивительно, для того, чтобы передать эти слова мужчине не приходилось открывать рот, мимика лица не изменялась, и никаких звуков издано не было. Но Арсений все прекрасно услышал, и наконец до него начало доходить.

Почему-то ужаса он не почувствовал, и просто спросил: «Почему я здесь, ведь мне всего 47 лет?»

«Сегодня ночью у Вас случился разрыв сердца, поэтому Вы здесь,» -ответил мужчина. «Ваше тело сейчас везут в городской морг, но к Вам это теперь никакого отношения не имеет….»

«А как же моя Люда, сын Саша, внук Федечка?»

«Все в порядке. Плачут» -последовал ответ.

Тут Арсений Борисович почувствовал, что сейчас сам заплачет, но слезы не полились.

«Михаил», представился мужчина.

«Арсений», сказал Арсений, и уставился в прозрачный пол, под которым так ничего и не появилось…

Михаил сказал, что тяжело на душе будет только сорок дней. На сорок первый день новичок успокаивается, и начинает получать удовольствие от общения с теми, кто переехал с Земли. Бывают очень интересные встречи. Но с родными, которые на Земле называют близкими родственниками, человек сможет встретится, только если УЖАСНЕТСЯ.

«Как это УЖАСНЕТСЯ?» -спросил Арсений.

«Когда человек УЖАСНЕТСЯ по —настоящему, близкие ему люди сами сразу предстанут перед УЖАСНУВШИМСЯ» -ответил Михаил. И быстро ушел…

Арсению ничего не осталось, как грустно побрести в неопределенном направлении. Через какое-то время он почувствовал, что идет сквозь огромную, с невидимыми границами необъятную толпу. Причем никто не расступался, он входил как бы насквозь в ее пространство… Вспомнив слова Михаила, Арсений поинтересовался у собравшихся, «что за собрание», и узнал от них (от кого конкретно не смог определить), что здесь собрались все, кто погиб из-за езды на автомобилях. Вместе, кто был за рулем, и переходил дорогу. Большинство спорили о том, надо ли на Земле разрешать ездить за рулем и ходить по дорогам тем, у кого IQ менее ста. Собравшиеся утверждали друг другу, что это бы снизило смертность на дорогах тоже в сто раз, в том числе и потому, что количество машин и пешеходов уменьшилось бы в эти же 100 раз…

Заодно окончательно решился бы транспортный вопрос в перенаселенных городах, подумал Арсений. Он почувствовал некое любопытство и спросил у 10—12– летнего ребенка из этой толпы, как его зовут.

«Евгений», -ответил мальчик. Арсений спросил, давно ли ты «ЗДЕСЬ»? На что мальчик по-взрослому ответил, что ЗДЕСЬ нет понятия ВРЕМЕНИ, так же как и таких понятий, как ДЕНЬГИ, СВЯЗИ, ЗАВИСТЬ, КОРЫСТЬ и многих других. Ведь те мгновения, когда человек находился в материальной оболочке на Земле, были лишь экспериментом над людьми – смогут ли они жить так вечно. Евгений неожиданно куда-то исчез, а Арсений подумал «Да, судя по тому как мы жили на Земле, убивая, обманывая и издеваясь друг над другом, эксперимент удался…».

Арсений и сам не заметил, что успокоился и перешел в философское настроение.

И пошел дальше.

Вдруг по пути он увидел дерево, а под ним кота с кривым, видно сломанным в детстве хвостом.

«Пушок!?», -с удивлением вскричал Арсений. «Да, – это я, сказал Пушок».

Арсений взял своего любимого восьмилетнего кота на руки и погладил… Он вспомнил, что несколько лет назад жена Люда выпустила Пушка погулять на улицу, но кот так домой и не пришел… Многодневные поиски привели к тому, что Пушка все-таки нашли. С удавкой на шее и удивленными выпученными глазами, в которых было написано: «За что??»… Взрослые всплакнули, похоронили в лесу недалеко от дома. А 10-летний Санька молчал и крепился. Только через два года мы с Людой случайно нашли в его блокноте запись: «Сегодня умер мой друг Пушок.»

«Пушок, а кто это сделал и за что?» -спросил я у Пушка.

«Меня поймал и задушил наш сосед из 32 квартиры Смаковский. Он был недоволен кошачьим запахом в нашем подъезде. Хотя я всегда ходил на улицу или в лоток в нашей квартире».

«Ты обижаешься на Смаковского?», – спросил Арсений.

Пушок, как и мальчик Евгений, назидательно мне сказал: «ЗДЕСЬ» нет обид, а Смаковский давно УЖАСНУЛСЯ, и к нему пришли его папа и мама.

Арсений вспомнил, что когда он со всей семьей уехал на курорт в Сочи, Пушок выскочил на улицу, и его не смогли найти. Почти месяц отдыхали, а когда приехали и подходили с чемоданом к подъезду своего дома, из-под куста им навстречу выбежал кот. Ободранный, жалкий. «Пушок», – закричал Санька. Арсений взял его на руки, и с удивлением почувствовал, что кот почти ничего не весит. Неужели он месяц сидел под кустом и ждал нас с курорта? И никто его не покормил?

Арсению стало стыдно, он наклонился и стал гладить Пушка.

«Давай будем гулять вместе, а то мне страшновато пока. А, Пушок?»

Пушок с довольным мурлыканьем потерся о ноги Арсения, и они пошли дальше вместе. Арсений вдруг вспомнил своего двухлетнего внучка Федечку, и ему стало грустно. Он понял, что больше всего ему хочется взять Федечку на руки и поцеловать. Вдруг Пушок сказал: «Терпи, мой второй папа. 40 дней кончаются уже завтра. Тебе станет спокойно. А там глядишь, и УЖАСНЕШЬСЯ, будешь всегда со своей папой и мамой, спокойно ждать своих».

«Спасибо, Пуня за поддержку… А ты еще не УЖАСНУЛСЯ?»

«Нет пока», – с грустью ответил Пушок.

И они пошли дальше…

Сорок первый день пришел, и действительно Арсений спокойно прогуливался с Пушком.

Во время прогулки он впервые увидел, что люди в очередной собравшейся большой толпе непривычно возбужденно доказывают что-то друг другу. Арсений вошел в центр и спросил у первого попавшегося человека, о чем такой оживленный спор. Оказалось, здесь собрались погибшие за веру.

Арсений узнал у мужчины, назвавшимся Ильей, что вопрос единой ВЕРЫ на Земле решить не получилось. И ЗДЕСЬ к единому мнению прийти не удалось… Все-же большинство собравшихся считает, что ВЕРА – единственное, что остается с каждым человеком, когда он приходит СЮДА, и она у каждого своя.

Илья еще сказал, что ЗДЕСЬ к погибшим за ВЕРУ особое уважительное отношение. Те же, кто использовал ВЕРУ других людей в своих целях – убивал не защищаясь, запугивал, захватывал чужие территории, ресурсы, женщин – считаются простыми умершими людьми, но и они пользуются правом УЖАСНУТЬСЯ…

«Люди каких национальностей здесь собрались?», спросил Арсений. «Так же, как и ВЕРА, у каждого она своя, но ЗДЕСЬ мы все ВМЕСТЕ навсегда…», – ответил Илья, и пошел к мирно спорящим мужчине средних лет и молодой красивой девушке в национальном платке.

Я наверное, скоро УЖАСНУСЬ, сказал мужчина и грустно опустил голову. Девушка смотрела на него гордо и молчала.

Когда Арсений уже отходил от собравшихся, он вспомнил, что видел этого мужчину по телевизору. Это был известный боевой полковник У. Данов.

Отходя от собравшихся, Арсений подумал: « Интересно, а коммунизм тоже разновидность жесткой религии? В него верили миллионы, он тоже силой, убийствами и террором прививался на своей и чужой территориях. Но почему-то люди были добрее и веселее, чем при демократической религии…».

У Арсения от всех этих мыслей закружилась голова, он осмотрелся в поисках Пушка, и не увидел его.

Неужели убежал тот, кто единственный связывал его тонкой невидимой нитью с теми, кто всегда жил в его ДУШЕ?

Арсений побрел в поисках Пушка. И вышел на лесную полянку. Присел под деревом.

«Не грусти, Арсений!», – раздалось сверху.

Арсений задрал голову кверху, но никого не увидел.

«Это я», – опять услышал Арсений, и понял, что к нему с поддержкой обращается старый клен.

«Клен, ты как попал СЮДА?», – спросил Арсений.

«Меня, и еще несколько миллионов моих родственников убил олигарх– строитель Р. М. Штатников. За мзду главе поселения —своему однокласснику, он получил право убить все живое в вековом лесу, построить там коттеджи для богатеев, продать их, а на полученные деньги опять покупать чиновников и убивать природу», – печально ответил клен, и Арсению показалось, что с кроны на него упало что-то влажное…

«А где сейчас Штатников?», – спросил Арсений

«Он еще на Земле», – прошептали листья клена…

В поисках Пушка Арсений подошел к группе сидящих на корточках людей и прислушался к их разговору.

Это были гастарбайтеры, убитые скинхедами. Они уже почти все УЖАСНУЛИСЬ от проступков некоторых своих соплеменников, но ждали, когда сплоченно, все вместе, встретятся со своими дедушками и бабушками. Потому что их молодые папы и мамы пока живут на Земле, в теплых красивых бедных странах с богатыми правителями, и многие еще не знают, куда пропали их сыновья-кормильцы. А дедушки и бабушки их приласкают, и расскажут, как они принимали во время БОЛЬШОЙ ВОЙНЫ бабушек и дедушек этих скинхедов…

«Пушок, Пушок», – позвал Арсений.

Но Котофей где-то гулял. Свобода!

Мимо прошел знакомый. Это был его бывший начальник цеха Анатолий Ильич Кузин. Умер он давно. Арсений поздоровался.

«А, Арсений Борисович. С прибытием, дорогой мой..», – поприветствовал Ильич (так его звали на производстве).

«Ильич, как ты тут?», -спросил Арсений

«Я —то нормально. А что Вы сделали со страной? Мы Вам перед уходом все передали по-человечески. Заводы, фабрики, совхозы-колхозы работали, свои самолеты – пароходы – спутники летали, не падали. Дети в секции-кружки ходили, футболисты без бразильцев играли. Проституток не было, все нации дружили. Все разграбили да про… ли! Арсений, пока!» – горько махнул рукой старый работяга и быстрыми шагами пошел куда-то…

…«Пушок, Пушок!», -опять позвал Арсений.

…Арсений пошел дальше. Он спросил себя, что кроме ВЕРЫ у него осталось. И он понял —ЛЮБОВЬ.

Вокруг было тихо и безлюдно…

1.Арсений проснулся и УЖАСНУЛСЯ.

2.Арсений остановился и решил вспомнить все, что он услышал ЗДЕСЬ, и УЖАСНУЛСЯ.

Какой из двух окончаний этого повествования оставить -решай сам, мой дорогой читатель.

60 лет. Монолог юбиляра. Стихотворение в прозе

 
Проснулся как всегда, в последний день июля,
Из окон солнце (как всегда), но что то на душе щипнуло
Да и на кухне рановато гремит Любашина кастрюля,
А, вспомнил! Старость по закону меня сегодня пнула!
 
 
Сегодня из неё, кастрюли, будет праздничный салат,
Разложен аккуратно по тарелкам, и пару куриц попадут,
На юбилейный стол, вот их петух в курятне будет рад,
Что так почётно его жёны вкусные вдруг оказались тут.
 
 
И лёжа на кровати, у юбиляра в голове промчались годы
Папа, мама, Минск, Уручье, тётя Женя, казарма, расставанье
Чемодан в руках, платформа Трудовая, служба, радости, невзгоды,
Любовь, сынок, капут стране, день-ночь аэропорт, короче-выживанье.
 
 
Пожил при социализме, потом при капитале, если короче– при развале,
Пожил военным, пожил гражданским, был и рабочим, инженером штатским,
Был и метрологом, и охранником, и ракетчиком, и писателем в реале,
Узнал я много прекрасных людей, но и немало, к сожаленью, гадских.
 
 
Солнце лежащему юбиляру ослепило глаза, как бы тонко напоминая,
Надо идти в магазин за тортом, за соком, за водкой и хлебом,
Как люблю я вас всех, кто сядет за стол, меня перед ним обнимая,
Ведь с утра мне минуло десятков аж шесть, это близко и к солнцу, и к небу…
 
 
На свой юбилей, отбросив хандру, понял, что счастлив я очень,
Я главное сделал – создал семью, где каждый любит друг друга,
Любимые внуки прекрасны, похожи на нас, они скрасили старости осень,
Так поднимем бокалы за всех за нас, за любовь и жизнь-без недуга!
 

Взоров Борис Константинович (почётный член клуба)

Рассказ жены поэта – Клары Васильевны Взоровой, учителя Черновской СШ, жены поэта:

Взоров Борис Константинович родился в 1932 году в г. Калинине (ныне Тверь).

Родители: Отец – Взоров Константин Николаевич был председателем одного из Райсоветов (так сейчас называют Главу района) в г. Калинине и погиб в ополчении при защите своего города во время ВОВ.

Мать – Взорова Екатерина Ивановна работала школьным учителем, затем в РОНО.

Борис Константинович Взоров хорошо учился в школе, мечтал о профессии моряка, но по просьбе матери, которой было тяжело поднимать двоих детей после гибели мужа, поступил в Московское Артиллерийское подготовительное училище (у нас в городке Трудовая там учился и блокадник полковник Гавриков Александр Иванович, будущий главный инженер нашей в/ч 52147), закончил его с золотой медалью и был направлен курсантом в училище г. Ленинграда (ныне С.-Петербург) в сентябре 1951 года.

В этот период в г. Ростове-на-Дону было создано Ростовское Высшее Артиллерийское Инженерное Училище (ракетно – артиллерийского профиля), которое комплектовали курсантами с хорошей и отличной подготовкой. Сюда и был направлен Борис Константинович (там у же учился и А. И. Гавриков).

После окончания РВАИУ в 1955 году Борис Константинович получил назначение в Московский Округ ПВО, отдав 30 лет служению отечеству. Борис Константинович был знающим и талантливым человеком. За время службы им было подано множество рационализаторских предложений, которые были внедрены в военное производство.

Одним из увлечений Бориса Константиновича была поэзия. Любил и прекрасно декламировал стихи Есенина, Блока, Высоцкого. И писал сам – посвящал стихи своим родным, близким и друзьям, вкладывал в них своё душевное состояние, свои мысли, своё настроение…

Жаль только, что свои стихи он дарил, не оставляя себе копии, и поэтому сохранилось очень – очень мало. Почитайте их.

Посвящение городу на Дону

 
В пятьдесят весёлом мчали нас, задорных и отчаянных,
Пропахших дымом сожжённых мостов,
Голодные и дерзкие добрались по «железке» мы,
В далёкий и неведомый Ростов.
 
 
Ростов – город Ростов-Дон,
Синезвёздный небосклон,
Улица Садовая, скамеечка кленовая,
Ростов – город Ростов-Дон.
 
 
Стоял Ростов в развалинах, а мы горой за Сталина,
Ни вчём себя тогда не берегли.
Себе казались Стеньками, гонялись не за деньгами,
Хоть часто и сидели на мели.
 
 
Пустырь перед Училищем был адом и чистилищем,
К трамваю шли – не видели ни зги.
Сквозь грязь и ожидания спешили на свидания,
Газетой обмотавши сапоги.
 
 
Когда на поле выжженном в футбол играли с Жижиным,
На нас во всю девчата клали глаз.
И плакали за шторами, а мы звенели шпорами,
На театральной площади не раз.
 
 
И сами понимаете – всплывают в нашей памяти,
Ночной РИИНСТ, ОДО и «Деловой».
Как «плавали» на сессии и как с друзьями вместе мы,
Несли с улыбкой крест нелёгкий свой.
 
 
На стартах с генералами кострами тлели алыми,
И это факт – уж как ни говори.
Мы до поры безвестные, но гордые и честные
Стояли у космической зари.
 
 
Полста давно отстукало, уже гуляем с внуками,
Но тянет в этот город вновь и вновь.
Пусть маятник качается, но чудо не кончается,
К Ростову наша старая любовь.
 
 
Ростов – город, Ростов —Дон,
Нам до смерти дорог он.
Улица садовая, ах, молодость бедовая,
Ростов – город, Ростов —Дон…
 

Ветеранам Отечественной войны

 
Так часто бывает в обыденной жизни,
За сутолкой дней и минут,
Мы часто не знаем, и просто не видим,
Что рядом герои живут.
 
 
Бросала вас в пекло судьба штормовая,
Виски вам белила война.
Но только однажды, девятого мая,
О прошлом звенят ордена.
 
 
Вы шли через горе, вы шли через муки,
В пути вы теряли друзей,
Живут хорошо ваши дети и внуки,
Их грудью прикрыли своей.
 
 
В родные места и далёкие страны,
Вы ветер свободы несли.
От сердца спасибо, войны ветераны,
Поклон вам до самой земли.
 
 
Пусть мы не хлебнули военного быта,
Но подвиги память хранит.
И мы вам клянёмся – ничто не забыто,
Клянёмся – никто не забыт.
 

Прощание

 
Отгудели в лесах, отгуляли,
Отпалили костры до поры —
Вновь окрестные санные дали
Перестали будить топоры.
 
 
Отстучали своё, отзвенели…
И под крики испуганных птиц,
Молодые красавицы ели,
С тихим стоном не падают ниц.
 
 
Снова вроде покой воцарился,
В нашей северной полуглуши,
Лес от варваров полуотбился,
Снял их пресс, словно камень с души.
 
 
Капли с веток поникшей берёзы,
Влажный след оставляет на пнях.
Только это не капли, а слёзы,
О бездарно растраченных днях.
 
 
Чёрный ворон на голой осине,
Вдруг накаркает чью – то беду…
Я один, весь от холода синий,
Всё с участка уйти не могу.
 
 
Тот участок и боль, и забота,
Но поверьте, совсем не враньё.
Что вот эта «мечта идиота»,
Без натяжек – спасенье моё!
…
Отгуляли в лесах, отгудели,
Погасили костры до весны.
И безвинные, бедные ели
Погрузились в тревожные сны.
 

Россия

 
Люблю я Родину родную,
Нельзя, по-моему, отнять,
У нас огромную, святую,
Любовь к тебе, Россия —мать!
 
 
Россия, мать моя, Россия!
Люблю твой солнечный закат,
Твои поля, дожди косые,
Курантов трепетный набат.
 
 
Люблю родные перелески,
Где зелень трав ласкает взгляд,
Где чудо – рощи, как невесты,
В фатах берёзовых стоят.
 
 
Люблю, когда восходит солнце,
Встречаясь с трелью соловья.
Люблю я песню, где поётся,
«Россия – Родина моя!»
 
 
Люблю раздолье волжских плёсов,
Высоких сосен аромат.
Люблю смотреть, как листья косит
С деревьев «ветра автомат».
 
 
Люблю Кремля седые стены,
Московских улиц суету.
Московских парков шум весенний,
Москвы простую красоту.
 
 
Люблю суровый строгий город,
С Невой закованный в гранит.
Там символ Эры, там Аврора,
На вечном якоре стоит.
 
 
Мой Ленинград, России слава,
Краса и гордость наших дней,
Всегда спокойно – величавый,
Свидетель юности моей.
 
 
Люблю я снег в горах Кавказа,
Весёлый писк Днепровских волн.
В Днепропетровск, где был два раза,
Я до сих пор ещё влюблён.
 
 
Люблю Сибири ширь и холод,
Над Обью пламенный рассвет.
И вспоминаю боль и голод,
Суровых дней военных лет.
 
 
Когда мальчишкой у вагонов,
Смотрел как грузятся стрелки,
На фронт спешили эшелоны,
В дверях цигарок огоньки…
 
 
Веселье, гогот, шум трёхрядки,
И у соседки слёз каскад…
Не мог понять я боль солдатки,
И грусть весёлую солдат.
 
 
Найти бы мне такое слово,
Чтоб этот подвиг описать.
За эту стойкость в час суровый,
Поклон тебе Россия —мать!
 
 
На свете ты одна такая,
Крепка, раздольна и вольна!
Моя родная, дорогая,
Моя любимая страна.
 

Гимн профессии учителя

Посвящаю всем учителям Черновской школы (пос. Трудовая и пос. Строителей Дмитровский район, Московсая область)

 
Есть много профессий престижных и радужных,
Но есть средь профессий одна,
В которой все силы и сердца, и разума,
Другим отдаются сполна.
 
 
Профессия эта учителем названа,
Злословить… храни меня Бог,
Новсё – таки кто —то, как будто,
Её обозвал «педагог».
 
 
Вас балуют редко хвалой и наградами,
Обходит писателей рать.
А самое время подумать: не надо ли,
Про вас «Тихий Дон» написать!
 
 
Как часто в порыве обиды и горечи,
В сердцах говорили себе,
Что к чёртовой бабушке, к дьяволу бросим,
Проклятый довесок к судьбе…
 
 
Но школу кляня и кляня педагогику,
Что в окнах – единственный свет!
Вы знали уже, что, увы, не на толику,
В словах этих истины нет.
 
 
Без школы давно не живётся, не дышится,
Без этих безмерных забот.
Без школы у вас потеряется ниточка,
Что смело по жизни ведёт…
 
 
Вам стольких приходится нянчить и пестовать,
Эх, жизнь подожди, не беги!
Птенцы ж, оперяясь, улетят в неизвестное,
И вновь замкнутся круги.
 
 
На первых порах, в жизнелюбии песенном,
Поймётся конечно не вдруг.
Что каждый учитель всегда и естественно,
Твой первый наставник и друг!
 
 
Всех ваших достоинств и качеств конечно же,
Пожалуй, не в силах воспеть.
Так сейте ж разумное, доброе, вечное,
В сердцах благодарных и впредь!
 

Памятник на братской могиле

Памяти А. Матросова.

 
Он стоит не статен и не бросок —
Строгий взгляд, сурово сжатый рот.
Может быть, вот так стоял Матросов,
Прежде чем закрыть собою ДОТ.
 
 
Как он смог? Где взял такие силы?
Ведь ему же так хотелось жить…
Что он вспомнил? Может быть могилы,
Где друзей пришлось похоронить?
Может вспомнил дом в далёком детстве,
За деревней глинистый овраг…
Всё, на что хотелось опереться,
Прежде чем последний сделать шаг.
 
 
И склоняясь перед ним в поклоне,
Не стыжусь нежданной капли слёз…
Нет, не смог он поступить иначе!
Я бы тоже, кажется, не смог.