Текст книги "Персия. Рождение и крах древней сверхдержавы"

Царицы и наложницы

Для большинства уроженцев Запада «гарем» – слово, которое вызывает в воображении пьянящий образ некоего тщательно охраняемого восточного дворца удовольствий, полного едва одетых юных девственниц, растянувшихся в томном ожидании ночных утех в постели султана. Это мир разбросанных подушек, драгоценного пирсинга, покачивающихся бедер и трепещущих ресниц над полупрозрачными яшмаками (вуалями, скрывающими нижнюю половину лица). Эти клише находят наиболее яркое выражение в картинах ориенталистов XIX в. и в массовом кинематографе. Подобные представления о чувственных излишествах Востока часто приводили ученых к отрицанию самой идеи гарема как западной выдумки, этакого «Сезам, откройся», ведущего в фантастический мир «Тысячи и одной ночи». Если мы хотим использовать термин «гарем» корректно, обращаясь к нему для закрепления некоторых достоверных фактов о царственных женщинах Персидской империи, нам требуется полностью отказаться от ориенталистских клише и понять, что гарем представлял собой с исторической точки зрения.

В исторической перспективе гаремом называли пространство во дворце или доме, принадлежащее домочадцам: женщинам, детям, слугам и мужчинам из числа близких родственников. Гарем также может относиться к женщинам и их родственникам как общему целому, поскольку понятие «гарем» вовсе не обязательно определяет какое – либо помещение. Стены не так важны. «Гарем», по сути, означает «табу». Подразумевается, что это сфера, куда закрыт или ограничен общий доступ и где запрещено присутствие определенных лиц или определенные виды поведения.

Тот факт, что исторически личные покои в доме и, как следствие, его обитательницы женского пола, также назывались гаремом, проистекает из практики ограничения доступа в соответствующие помещения для посторонних лиц, особенно мужчин, не связанных кровным родством с проживающими там женщинами. Таким образом, слово «гарем» являлось уважительной характеристикой, ассоциировавшейся с личной честью. В царской практике «гарем» относится к женщинам царя и ко всем другим лицам, находящимся под его непосредственной защитой, – детям, братьям и сестрам, родственникам жены и рабам. Иными словами, «гаремом» царя были люди, составлявшие его внутренний двор, круг домашних. Таково верное понимание царского гарема в его древнеперсидском смысле (неизвестно, как его называли древние персы, – термин «гарем» применяется здесь из соображений удобства).

Отличительной чертой гарема является его обособленность. Современное персидское слово «андаруни» буквально означает «внутренняя часть». Этот термин употребляется иранцами в отношении изолированных помещений дома и людей, которые в них проживают. Оно используется в противовес понятию «бирун», обозначающему общественное пространство, часть дома, используемую для приема и развлечения гостей. В современном Иране «андаруни» объединяет всех мужчин семьи и их жен, матерей, бабушек и дедушек, а также отпрысков мужского и женского пола, начиная от младенцев и заканчивая подростками.

Важно уяснить одну вещь: царственные женщины Ахеменидской Персии не жили в гнетущей пурде[20]20
  Пурда (перс. «занавес») – совокупность морально-этических норм, суть которых сводится к практике затворничества женщин для «сохранения их чистоты». – Прим. ред.


[Закрыть], укрытые от посторонних глаз. Они также не обитали в мире знойной чувственности. Но они, безусловно, подчинялись строгой иерархической структуре, которая определялась их близостью к царю. Как следствие, женщины разделяли кочевой образ жизни царского двора. Не может быть сомнений в том, что их честь и целомудрие тщательно охранялись, но это не означает, что они были отстранены от взаимодействия с более широкими кругами придворного общества или что им не хватало самостоятельности. Женщины ездили верхом во время царских охот, посещали пиры и занимались спортом, включая стрельбу из лука и метание дротиков. Не стоит думать, что царственные женщины Персии жили в заключении и не выходили за пределы четырех стен.

Однако (и это, пожалуй, самый трудный момент для понимания современной аудитории, ориентирующейся на сегодняшних знаменитостей) для женщин царской семьи престиж и доступ к власти заключались в том, что они находились вдали от пристального внимания общественности.

В том, чтобы быть на виду, не было чести. В древности престиж давала невидимость. И все же невидимость женщин персидской элиты не приравнивалась к отсутствию свободы или власти. Матери, супруги и другие женщины, находившиеся в окружении великого царя, обладали реальным влиянием. Интимная близость с царем давала его избранницам возможность получить доступ к подлинной власти. Царский гарем был жизненно важным компонентом персидской культуры. Он имел огромное политическое значение. Непосредственно через гарем осуществлялось укрепление династии, поскольку женщины рожали будущих наследников и бдительно – порой свирепо – охраняли свои позиции в постоянно меняющейся структуре придворной иерархии. Мы отмечали, что держава Ахеменидов, по сути, была семейным предприятием. В центре его деятельности находился гарем.

Ахеменидские цари придерживались полигинии, то есть вступали в интимную связь со многими женщинами: своими супругами, наложницами и даже рабынями. Женщины собирались вместе в своего рода внутренний круг для выполнения значимых социальных, культурных и ритуальных ролей и (как многие надеялись) материнских функций, обеспечения династической преемственности. Присутствие большого количества женщин означало комплексную иерархию гарема. В сущности, его возглавляла мать царя или, в ее отсутствие, его наиболее любимая (или влиятельная) жена, которая собирала вокруг себя остальных женщин царя и благородных дам – младших жен, сестер, дочерей царя и других представительниц женского пола.

Рис. 10. Оттиск цилиндрической печати с изображением сцены женской аудиенции. Предположительно происходит из Суз, около 490 г. до н. э.

Некий иерархический порядок, по – видимому, демонстрирует сцена на цилиндрической печати, дошедшая, вероятно, из Суз. В сцене участвует исключительно женская аудитория: дама, восседающая на троне с высокой спинкой, в короне и покрывале на голове, получает голубя от девушки с заплетенными в косу волосами в присутствии еще одной женщины в короне и короткой вуали. Возможно, здесь изображено три поколения женщин царского рода: мать царя, занимающая почетное положение, юная царевна (возможно, ее внучка) и коронованная супруга, демонстрирующая свое почтение женщине – матриарху.

Ниже привилегированных женщин, составлявших царскую семью как таковую, стояли наложницы, женский административный персонал и, на самой низкой ступени, рабыни. Однако иерархия гарема, должно быть, претерпевала постоянные изменения: так, к примеру, царская супруга могла родить сына, приобретая тем самым определенный иерархический статус, или же наложница внезапно становилась любимой спутницей великого царя и получала более высокий ранг. Согласно табличкам Персеполя, высокопоставленные женщины царского дома удостаивались древнеперсидского титула духтри (буквально – «дочь»), который передается в эламской транскрипции как «дукшиш» (во множественном числе – «дукшишпе»), что можно перевести как «царевна» или «царственная дама». Дукшишпе было собирательным термином для обозначения царственных женщин династии Ахеменидов, но их индивидуальный статус определялся их личным отношением к великому царю.

Секс для ахеменидского царя, как и для любого абсолютного наследственного монарха, никогда не служил одним только источником удовольствия. Интимные отношения имели важное политическое значение и несли конкретные последствия – приумножение потомства. Секс влиял на наследование трона, на сохранение самой династии, и потому персидский царь едва ли вступал в интимные связи спонтанно. Половые отношения между правителем и избранными женщинами гарема были частью сложной политики продолжения династии. Любое опошление царского гарема, его характеристика как дворца удовольствий сродни борделю, не отдает должного центральной роли гарема в политической среде двора и, по сути, в империи в целом. Сексуальные желания царя никогда не являлись единственным объяснением царской полигинии.

Как льву свойственно охранять свой прайд львиц и детенышей от посягательств других самцов или его водному собрату, морскому льву, – яростно стеречь самок и потомство, так и в поведении мужчин можно наблюдать тенденцию к репродуктивному контролю. Чарлз Дарвин отмечал, что в природе агрессивная опека самцов над самками, часто сбивающимися в группы, представляется обычным явлением. Он назвал инстинктивно формирующийся круг самок «защитной полигинией». Дарвин заметил, что в животном мире самец толкает на объединение самок своего вида, поскольку может легко завладеть ими в сексуальном плане. Почти то же самое можно сказать и о половых отношениях между людьми в историческом контексте. Дарвиновский взгляд на вопросы репродукции и империализма позволяет проследить, что стремление заполучить множество женщин для репродуктивных целей было характерной чертой многих обществ на протяжении всей истории человечества. Абсолютные монархии извлекали из этой склонности наибольшую выгоду. В действительности именно завоевание, опека и сексуальная монополия в отношении многочисленных женщин часто стоят за агрессивной конкуренцией мужчин, облеченных властью, о чем свидетельствуют войны, борьба за престолонаследие и политические авантюры. Как мы видели, для персов военный успех выражался в территориальных и экономических приобретениях, и, как следствие, расширение власти, которой обладали ахеменидские цари, неизменно приводило к увеличению размеров их гаремов.

Империализм явно отражался на масштабах репродуктивного успеха. Здесь персидская царская полигиния шла по стопам других ближневосточных держав. Так, если у царя Мари (современная Сирия) по имени Ясмах – Адду во дворце проживало 44 женщины (и их прислуга), то гарем его преемника Зимри – Лима насчитывал уже 232 женщины. Таким значительным их количеством он был во многом обязан военным победам над соседними правителями. Царькам гораздо менее могущественного царства Аррапха приходилось довольствоваться несколькими десятками женщин. Самый плодовитый египетский фараон Рамзес II правил во времена едва ли не беспрецедентной экспансии империи. Считается, что он был отцом порядка 99 сыновей и 120 дочерей. Он взял в жены по меньшей мере четырех дочерей, которые также родили ему детей. Число жен израильских царей увеличилось с семи при царе Давиде до 700 при Соломоне на пике его царской славы и снова сократилось до 18 после раздела царства в правление его сына Ровоама.

Нижеследующий перечень невольниц, привезенных в Ниневию на исходе правления ассирийского царя Асархаддона, представляет собой примечательный источник, поскольку в нем четко прослеживается связь между военной доблестью и репродуктивным потенциалом:

«36 арамейских женщин; 15 кушитских женщин; 7 ассирийских женщин; 3 тирские женщины; касситские женщины; женщины-жрицы; 3 женщины из Арпада; 1 замена; 1 женщина из Ашдода; 2 хеттские женщины: всего 94 женщины и 36 их прислужниц.

В совокупности у отца наследного принца 140 женщин всего.

Кроме того, 8 женщин – главных музыкантов; 3 арамейские женщины; 11 хеттских женщин; 13 тирских женщин; 13 женщин-жриц; 4 женщины из Сах <…>; 9 касситских женщин: всего 61 женщина-музыкант».

Великий царь из дома Ахеменидов был первым мужчиной Персии, главой многочисленных полигинных союзов, отцом многочисленных детей. Именно наличие гарема подтверждало статус царя как опоры династии.

* * *

У великого царя могло быть много жен и еще больше наложниц, но у него была только одна биологическая мать. Мать царя занимала высочайшее положение среди всех женщин царства. Этот факт нашел отражение даже в придворном протоколе. «Никто не принимал участия в трапезе персидского царя, – писал Плутарх, – кроме его матери или супруги, и первая из них сидела выше царя, а вторая – ниже». Не менее престижной, чем статус биологической матери монарха, была ее роль в укреплении связей между двумя поколениями правителей: отцом и сыном, царем и наследником. Хотя и не предполагалось, что мать царя будет напрямую использовать свою власть, она могла приобрести политическое влияние благодаря тесным отношениям, которые поддерживала с сыном. Иными словами, власть матери царя была косвенной, но сильной, и при желании она могла влиять на сына в политических делах. Тем не менее влияние, которым та могла обладать, ограничивалось ее полом, и она действовала только с согласия сына.

В домашнем окружении, в гареме, сын, вероятно, давал ей карт – бланш на принятие решений от его имени. Греческий врач Ктесий, который почти два десятилетия был вовлечен в жизнь персидского внутреннего двора, делает вывод, что мать царя имела абсолютный контроль над гаремом, следя за его нравами и наказывая членов семьи, евнухов, придворных врачей, слуг и другой персонал за вероломные поступки.

Достоверные свидетельства высокого статуса царских матерей приводят и собственно персидские источники. В частности, в табличках крепостной стены и сокровищницы примерно семьдесят пять раз упоминается чрезвычайно богатая и влиятельная женщина – землевладелица с обширными поместьями в окрестностях Фарса. Ее звали Ирдабама. Недавние исследования позволили предположить, что, по всей вероятности, она была матерью Дария I, являясь, таким образом, самой важной и могущественной женщиной империи. Она происходила из эламских правящих элит, чьим политическим центром были Сузы, где, вероятно, родился Дарий. Проявляющая немалую хозяйственную активность и обладающая полномочиями отдавать приказы администрации Персеполя, Ирдабама занимает заметное место в текстах Персеполя. Тексты сообщают, что она присматривала за своими обширными личными владениями, получала и распределяла запасы продовольствия, командовала группами «пуху» («слуг», «пажей») и примерно 480 курташами (включая бригады ликийцев) в Тираззише (близ современного Шираза) и других областях. До нас дошли сведения о пребывании Ирдабамы в церемониальных городах Персеполе и Сузах и даже в такой далекой от персидских земель точке, как Борсиппа в Вавилонии. Она находилась в постоянных разъездах по центральному Ирану и Месопотамии с собственной свитой независимо от великого царя. В этом отношении поведение матери царя повторяет поведение ее сына, в чьи обязанности монарха, как мы уже отмечали, входили поездки по стране. В определенной мере Ирдабама (и, без сомнения, другие важные женщины царской семьи) могла представлять интересы царя в его отсутствие. Европейские монархии Средневековья во многом держались той же традиции: европейские королевы часто путешествовали со своими домочадцами, порой устраивая свой двор в отдалении от двора короля, но всегда присоединяясь к его двору во время религиозных праздников или государственных церемоний.

Рис. 11. Оттиск печати принадлежавшей Рашде, главному управителю дома Ирдабамы, матери Дария Великого

Ирдабаме преданно служил трудолюбивый человек по имени Рашда, главный управитель ее хозяйства. Его имя часто встречается в текстах Персеполя. Его обязанности включали в себя заботу об огромной рабочей силе Ирдабамы. Он следил за фруктовыми садами Ирдабамы в Нупишташе, ее многочисленными зернохранилищами, рационами работников различных нутаннуяш (животноводческих ферм), занимался транспортировкой ее имущества и заботой о питании ее лошадей. На табличках Персеполя Рашду можно легко узнать по уникальной личной печати, эламской реликвии, представляющей сцену аудиенции, где мужчина стоит перед дамой, восседающей на троне. Выбор образа неслучаен, учитывая высокий статус Ирдабамы, – разумно предположить, что она проводила аудиенции подобно самому великому царю. Учитывая иконографическое послание печати о женской власти, возникает вопрос, выбрал ли Рашда свою печать самостоятельно или получил ее в дар от Ирдабамы.

Как мать царя Ирдабама пользовалась привилегией править собственным двором и отвечала за его содержание, особенно за обеспечение своих слуг питанием. Количество зерна, мяса, вина и пива, потребляемых и распределяемых «перед Ирдабамой», как сказано в табличках Персеполя, весьма значительно, составляя примерно одну десятую от количества, потребляемого при дворе самого царя. Таблички Персеполя и изображения печатей на них имеют существенное значение для расширения наших представлений об обязанностях, привилегиях и власти женщин царской семьи Ахеменидов.

Хотя предполагается, что женщины высшего ранга пользовались в персидском обществе исключительной самостоятельностью, мы не должны ожидать того же уровня независимости от всех женщин гарема. Экономическое влияние способствовало влиянию политическому, но доступ к огромному состоянию, подобному тому, которым пользовалась Ирдабама, был лишь у немногих. Несмотря на возможность путешествовать независимо от царя, его мать все же входила в состав царского гарема и играла свою роль в его иерархии, где бы ни находилась. Вне всякого сомнения, Ирдабама была богатейшей женщиной своего времени, имела значительное влияние при царском дворе и представляла немалую экономическую силу. Тем удивительнее, что Ирдабама совершенно неизвестна греческим источникам.

* * *

Ахеменидские цари могли состоять в браке с несколькими женщинами одновременно. Как правило, они брали в жены только персиянок, воздерживаясь от женитьбы на чужеземках. Хотя при Кире Великом засвидетельствованы дипломатические браки и с женщинами неперсидского происхождения, цари из династии Ахеменидов чаще заключали брачные союзы с представительницами персидских знатных семей или находили жен внутри своего же клана, беря в супруги двоюродных сестер, племянниц, родных и единокровных сестер. Трудно сказать, выбирал ли царь «главную» жену самостоятельно в духе обычая египетских фараонов назначать великую царскую супругу, которая занимала более высокое положение, чем другие царские жены, или же старшинство в иерархии гарема определялось на ситуативной основе. По – видимому, официального персидского титула для «главной» или «старшей» жены не существовало, что наводит на мысль о том, что это не было общепризнанной придворной должностью.

Сведения об именах супруг ахеменидских царей мы черпаем преимущественно из греческих источников. Обычно в них приводится имя только одной жены для каждого великого царя. Опора на греческие источники повлекла бы за собой предположение, что персидские монархи были моногамны. Эта особенность в повествовании, вероятно, является результатом двух факторов. Во – первых, греки были озабочены «нормой» моногамии и не были готовы принять другой культурный менталитет. Они предпочитали думать о персидском царе как о моногамном мужчине (во всяком случае, когда дело касалось законной жены; против бесчисленных наложниц они ничего не имели). Во – вторых, греки мало что знали об устройстве гарема великого царя. У них просто не было доступа к таким подробностям, как имена жен царя. Греческое представление о персидской царской моногамии, безусловно, неверно. Великие цари брали по несколько жен, чтобы иметь множество наследников.

Ближневосточные источники подчеркивают важность многочисленного потомства – особенно сыновей – для успешного правления царя. Династическим долгом царя было брать жен и производить на свет детей. Старинная вавилонская пословица подчеркивала эту установку, заклиная богов о сильном потомстве от цветущей супруги:

 
Пусть Иштар одарит тебя здоровой женой!
Пусть она принесет тебе крепких сыновей!
Пусть она найдет для тебя место счастья.
Жениться – дело человека.
Завести дитя – дело богов.
 

Цари испытывали на себе огромное давление общества, ожидающего от них множества потомков. Рождение здоровых сыновей подкрепляло их достижения и славу могущественного монарха. В клинописных источниках можно обнаружить немало сердечных обращений царей к богам. В одном из них, адресованном богу Шамашу, бездетный месопотамский царь Этана умоляет бога «снять с него позор и дать ему наследника». Схожим образом Кирта, бездетный царь Угарита, обратился к своим богам с отчаянным воззванием о даровании наследников. В молитве, которую он посвятил своим богам, слышен его крик о помощи:

 
На что мне серебро и золото,
Земля и верные рабы?
На что мне лошади и колесницы
Из конюшни, что держит сын рабыни?
Дай мне произвести на свет сыновей!
Позволь оставить потомство!
 

От супруг великих царей ожидалось, что те окажутся плодовитыми. Жены были ответственны за продолжение династии Ахеменидов: через их утробы передавалась царская власть. Дарий Великий был женат по меньшей мере на шести женщинах, и мы видели, с кем именно он заключал брачные союзы, чтобы подтвердить свою легитимность в качестве монарха Персии. Его женитьба на дочери Гобрия до того, как он стал царем, связала воедино два важных персидских дома; от нее у него родилось трое сыновей. После своего восшествия на престол он женился на Атоссе, дочери Кира, которая ранее была женой Камбиса и Бардии и которая родила Дарию четырех сыновей. Он также был женат на Артистоне, другой дочери Кира, которая подарила ему как минимум одного сына. Следом он взял в жены Пармис, дочь Бардии, а затем Файдиму, дочь вождя Отаны, ранее приходившуюся женой Бардии. Еще одна его супруга Фратагуна, дочь хана Артана, родила ему еще двух сыновей. Таким образом, у Дария было шесть жен единовременно. Две из них, Атосса и ее сестра Артистона, особенно выделяются в источниках.

Согласно Геродоту, именно младшая из дочерей Кира Артистона была любимой супругой Дария. Предполагается, что царь даже заказал ее статую, сделанную из чеканного золота. За пределами греческих представлений роль Артистоны в придворной иерархии подтверждается текстами крепостной стены Персеполя, которые свидетельствуют, что она имела большое личное богатство и значительную власть. Она появляется в табличках более тридцати раз под своим персидским именем Ирташтуна. Ирташтуна владела по меньшей мере тремя поместьями, вверенными управляющим и обслуживаемыми многочисленными курташами.

Она также проводила много времени в дороге, путешествуя через всю империю, иногда со своей свекровью Ирдабамой, а иногда в компании сына, царевича Аршамы. На восьми табличках с приказами и девяти документах с перечнем продуктов питания, доставленных для обеспечения ее поместий, можно увидеть личную печать Ирташтуны, родовую реликвию. Некоторые тексты отражают заботу, которую проявлял к жене Дарий. В одном из них Дарий приказывает Парнакке, главному управляющему хозяйством Персеполя, позаботиться о том, чтобы у царицы было хорошее вино:

Рис. 12. Оттиск печати, принадлежавшей Артистоне

«Скажи Ямакшедде, виночерпию, что Парнакка сказал так: „200 марриш вина должны быть выданы дукшиш Ирташтуне. Так приказал царь“. 1-й месяц, 9-й год. Ансукка написал [текст]; Мараза передал содержание» (PF 0723).

В другом тексте сообщается, что царь велел отобрать 100 овец из своего личного стада и отправить их жене в ее поместье:

«Скажи Харрене, надсмотрщику за домашним скотом, что Парнакка сказал так: „Царь Дарий приказал мне: 100 овец из моего поместья должны быть переданы дукшиш Ирташтуне“. Ныне Парнакка говорит: „Как приказал мне царь, так и я приказываю тебе. Теперь по повелению царя ты должен выдать 100 овец дукшиш Ирташтуне“. 1-й месяц, 19-й год. Ансукка написал [текст]; Мараза передал содержание» (PF 6764).

Что еще более важно, персепольские тексты фактически донесли до нас собственный «голос» царицы, поскольку некоторые из клинописных табличек представляют собой приказы, отданные ею самой:

«Скажи Датукке, что Ирташтуна сказала так: „100 литров вина для Анканны; доставьте их из моего поместья в Миранду… и из моего поместья в Кукаке“» (PF 1835).

Царица диктовала свои послания писцам, которые старательно фиксировали их на влажной глине. Она часто писала одному из своих доверенных слуг, семиту по имени Шаламана, главному камергеру. Ее указания ему всегда были краткими и по существу:

«Скажи Шаламане, что Ирташтуна сказала так: „200 литров вина должны быть выданы Дарице“.

Скажи Шаламане, что Ирташтуна сказала так: „500 литров вина должны быть выданы Митранке и его товарищам“» (PF 1837).

Теперь нам известно, как выглядела личная печать бедняги Шаламаны, и ее оттиск многое говорит о нем. На печати восседающая на троне женщина держит в одной руке огромный цветок граната, а другой подносит ко рту чашу. Перед ней на маленьком сервировочном столике стоит элегантный сосуд в форме газели и курильница для благовоний, используемая для ароматизации воздуха. Бородатый слуга с готовностью протягивает кувшин с вином одной рукой, а в другой держит половник – сито: очевидно, он налил вино в сосуд на столике и затем – через сито – наполнил чашу женщины. Конечно, это изображение нельзя воспринимать, как портрет Шаламаны и его царственной госпожи, но на нем совершенно точно запечатлена его профессия, и потому он избрал его для своей личной печати. Оно отражает социальный контекст жизни Шаламаны и его место в ахеменидском обществе.

Ни одна из прочих жен Дария не упоминается в источниках так часто, как Артистона/Ирташтуна. В период, охватываемый табличками крепостной стены, именно она и ее сын наиболее заметны из всех жен и детей Дария, что позволяет предположить, что, вероятно, Геродот был прав, называя ее любимой женой Дария. По сравнению с Артистоной ее сестра Атосса редко упоминается в текстах Персеполя. Ее имя встречается не более шести раз.

Рис. 13. Оттиск печати, принадлежавшей Шаламане, главному управляющему Артистоны

В двух текстах из Персеполя, датированных 22-м годом правления Дария (500/499 гг. до н. э.), сообщается, что Удусана (персидское имя Атоссы) получала зерно из центральных хранилищ, а в другой табличке записано, что ей выдали 11 368 кварт[21]21
  Около 12 920 л. – Прим. ред.


[Закрыть] вина. Объем полученного зерна и вина подразумевает, что Атосса содержала огромный штат прислуги, сравнимый со свитой ее сестры, и что ее экономическое положение было более или менее сопоставимо с положением Артистоны и Ирдабамы. Атосса владела землями и курташами близ Персеполя и общалась с персепольской администрацией, чтобы обеспечивать их всем необходимым, а также снабжать свое личное, весьма обширное, хозяйство. Государственная экономика позволяла поддерживать ее состояние, достойное дочери Кира, трижды сочетавшейся браком с царями.

* * *

Чтобы обеспечить себя многочисленным потомством, персидские правители имели несколько жен и еще больше наложниц. Наложницами становились девушки, привезенные в Персию в качестве рабынь, полученные великим царем в качестве дани от сатрапов или захваченные во время восстаний. Несмотря на ориенталистский миф о сексуальной жизни в гареме и привлекательность сопутствующей мифу эротической экзотики, наложницы не были живыми секс – игрушками. Как и супруги царя, они должны были действовать во благо правящей династии и рожать как можно больше здоровых детей. В своем стремлении к многочисленности потомства цари древней Персии не довольствовались детородными способностями своих супруг, но активно стремились к продолжению рода с наложницами, которые всецело им принадлежали.

Захват женщин в качестве военной добычи был главным способом пополнения ближневосточных гаремов. Бездетный царь Угарита Кирта, с которым мы встречались ранее, предполагал, что у него тотчас же появится целый выводок сыновей, стоит только захватить знатную наложницу. С этой целью он собрал армию и двинулся походом на царство Удум, требуя от его царя послать ему старшую дочь:

 
То, чего нет в моем доме, ты должен отдать мне:
Ты должен отдать мне госпожу Хурайю,
Прекрасную, твоего первенца,
Что прекрасна, как богиня Анат,
Что пригожа, как богиня Астарта,
Что родит дитя для Кирты.
 

Царь Кирта положил глаз аж на царевну Хурайю из Удума, но едва ли всякая наложница происходила из столь знатного рода. Как упоминал Ктесий Книдский, «Когда Камбис узнал, что египетские женщины превосходят других в том, что касается искусства любви, он послал к египетскому царю Амасису с просьбой выдать за него одну из его дочерей. Но царь не дал ему ни одной из них, так как подозревал, что та будет иметь статус не жены, а наложницы».

Большинство девушек, приобретенных для гаремов великих царей, имели скромное происхождение. Например, после того как Дарий подавил Ионийское восстание, самых красивых местных девушек отлучили от семей и отправили к его двору. Не всех плененных женщин ожидали привилегии царского гарема. Основная их часть растворилась в огромном штате челяди, работавшей во дворцах и известной как «арад шарри» (по – аккадски «царские рабы») и «арад экалли» («дворцовые рабы»). Древнеперсидский термин для обозначения наложницы до сих пор неизвестен, однако филологи реконструируют древнеиранскую форму «харчи-», производную от армянского «харч», со значением «младшая жена» или «наложница». Маловероятно, что наложницам присваивался титул «дукшиш», поскольку в строгой иерархии двора чужеземки всегда находились на более низкой ступени, чем царские супруги.

Это может показаться удивительным, но одним из ценнейших источников сведений о практике внебрачных связей в Ахеменидском Иране считается Ветхий Завет. Библейская книга Есфири была создана неизвестным еврейским автором, вероятно, жившим в Сузах (в этих краях обосновалась большая еврейская диаспора) в IV в. до н. э. Кем бы он ни был, он прекрасно разбирался в сокровенных делах персидского двора и в том, что представлял собой быт царских жен, наложниц и дворцовых рабынь.

Опираясь на свои знания, он сложил безупречную повесть о возвышении еврейской девочки – сироты до царицы. Конечно, содержание «Есфири» ближе к сказке, чем к историческим реалиям, поскольку, как мы уже отмечали, монархи династии Ахеменидов не брали в жены чужеземок. Шансы еврейской девушки, какой бы красивой она ни считалась, стать царской женой были ничтожны. Тем не менее эта трогательная история, которая на протяжении веков служила весомой духовной и культурной поддержкой еврейскому народу, действительно многое сообщает о жизни ахеменидских наложниц. Повествование начинается с царского поручения пополнить царский гарем молодыми привлекательными девушками:

«И сказали отроки царя, служившие при нем: пусть бы поискали царю молодых красивых девиц, и пусть бы назначил царь наблюдателей во все области своего царства, которые собрали бы всех молодых девиц, красивых видом, в престольный город Сузы, в дом жен под надзор Гегая, царского евнуха, стража жен, и пусть бы выдавали им притиранья… Когда объявлено было повеление царя и указ его и когда собраны были многие девицы в престольный город Сузы под надзор Гегая, тогда взята была и Есфирь в царский дом под надзор Гегая, стража жен».

Напоминая вступление к «Сказкам тысячи и одной ночи», книга Есфири описывает подлинную царскую практику, согласно которой по всей империи рассылались осведомители и агенты с целью привезти ко двору миловидных девушек, которые могли бы, обучившись искусству музыки, поэзии и ухода за собой, стать царскими наложницами. Аналогичная практика имела место при дворе османских султанов, правителей Великих Моголов и императоров династий Мин и Цин в Китае. Это был эффективный способ пополнить гарем и внести новые гены в царскую родословную.