Текст книги "Персия. Рождение и крах древней сверхдержавы"

«Так говорил Заратустра»

Наши знания о религиозной жизни Ахеменидов постоянно пополняются. В основном это заслуга ученых, работающих в Восточном институте Чикагского университета и Национальном музее Ирана в Тегеране с корпусом текстов крепостной стены Персеполя. Эти маленькие таблички из высушенной глины трансформируют устоявшиеся представления о религиозном ландшафте древней Персии, и благодаря им мы по-новому оцениваем то, как персы выражали и исповедовали свою веру. Таблички сообщают о поклонении древним эламским богам наряду с иранскими божествами, упоминая различные категории жрецов и виды ритуалов, которые они совершали. Если некогда в получении сведений о персидской религии ученые полностью зависели от греческих источников, сегодня мы можем узнать о персидском опыте из первых уст и сильнее приблизиться к пониманию истоков ахеменидской религиозной традиции и ее ритуальных практик.

Полагая, что наблюдения Геродота об ахеменидских реалиях точны и детальны, одно время ученые полностью доверяли тому, что сообщал о персидской религии Отец истории. «Об обычаях, которые практикуют персы, я знаю следующее: у них нет ни изображений богов, ни храмов, ни алтарей, и они считают обращение к таковым признаком глупости», – категорично утверждал он. Теперь, когда мы можем прочесть и проанализировать тексты, оставленные самими персами, мы можем столь же категорично заявить, что Геродот оказался неправ в каждом из своих «наблюдений». Таблички Персеполя содержат свидетельства того, что в действительности, поклоняясь богам, персы обращались и к культовым изображениям, и к храмам, и к алтарям.

В своей «Истории», как мы уже отмечали, Геродот стремился изобразить Персию перевернутым миром, антитезой греческой цивилизации.

Поскольку сами греки, как правило, обращались к храмам, алтарям и изображениям богов в отправлении культов, чтобы представить персов как полную противоположность грекам, Геродот описал религиозный мир, лишенный основ «цивилизованного» почитания божеств. Однако персепольские тексты вносят коррективы в весьма убедительные рассказы Геродота о чуждой ему персидской религии.

В текстах Персеполя мы встречаем общеупотребительное эламское слово «зийан» («зийян», «сийян»). Буквально означая «место видения», оно использовалось применительно к храмам, святилищам и другим культовым сооружениям. Термином «зийан» именовали место божественного присутствия, пространство, где человек видит божество или ощущает его близость. Эламиты веками использовали это слово для обозначения различных религиозных комплексов. Позднее его стали употреблять и персидские администраторы. В табличках Персеполя термин встречается регулярно – например, партия вина отправляется в зийан в местечко под названием Харкуртуш, а партия уксуса – в зийан города Зарнамия. В поисках упоминаний о культовых сооружениях мы также можем заглянуть за пределы эламского языка, поскольку те фигурируют в царской эпиграфике на древнеперсидском. В Бехистунской надписи Дарий с гордостью заявляет, что он восстановил те «айаданы» (древнеперс. «места поклонения»), которые были разрушены узурпатором Гауматой. В аккадской и эламской версиях текста используется термин «дома богов», что дает нам представление о том, что, говоря об айадане, Дарий имел в виду некое рукотворное сооружение, храм или святилище.

Эламиты строили религиозные сооружения в своих владениях на протяжении тысячелетий. Как следствие, в сердце Персидской империи располагалось множество древних эламских святилищ. Горные вершины, скалы и склоны холмов служили священными местами – эламиты издавна отдавали им предпочтение при основании храмов или святилищ. В свою очередь, Ахемениды тяготели к тем же старинным культовым центрам и проводили там собственные религиозные обряды. Геродот писал, что персы имели обычай «подниматься на вершины самых высоких гор и возносить там жертвы». Подобное описание вызывает в воображении образ монахов сродни тибетцам, совершающим свои уединенные ритуалы на высоких заснеженных утесах. Но в реальности дело обстояло иначе: теперь мы знаем, что персы отправляли свои религиозные обряды в замкнутых пространствах небольших храмов и святилищ, которые усеивали горы и холмы.

Археологи мало-помалу открывают эти храмы. Одно из важнейших святилищ было обнаружено в Дахан-и Гулямане (дословно «Ворота рабов»), столице ахеменидской сатрапии Дрангиана в Восточном Иране. Созданный в первые десятилетия V в. до н. э., храм сложен из сырцового кирпича и имеет квадратную планировку: четыре угловые комнаты и центральный двор с четырьмя портиками, обращенными внутрь. Все эти элементы находят параллели в царской архитектуре Персеполя. В центре внутреннего двора было воздвигнуто три монументальных ступенчатых алтаря (возможно, предназначавшихся для поклонения триаде богов). На них, а также по всему святилищу были обнаружены остатки пепла, смешанного с животным жиром и сожженными костями.

Руины другого храма, датируемого 400 г. до н. э., были раскопаны в Таш-Кирман-Тепе в Хорезме в западной части Центральной Азии (Хорезм занимал часть территорий, сегодня принадлежащих Узбекистану и Туркменистану), к югу от Аральского моря. Храмовый комплекс имел высокий фундамент, небольшой внутренний двор и лабиринтообразный ряд комнат, соединенных коридорами. В некоторых из них был обнаружен толстый слой пепла. На месте раскопок также было найдено несколько алтарей. Точные аналоги планировки этого храма неизвестны, но вполне вероятно, что в эпоху Ахеменидов здесь практиковался некий персидский культ. Археологи утверждали, что обнаруженный ими памятник представляет собой храм огня, место, где жрецы разжигали священное пламя и заботились о нем, но в этом невозможно быть уверенным.

Присущая слову «зийан» многозначность позволяет широко интерпретировать формы и принципы использования персидских религиозных сооружений. Термин могут носить небольшие квадратные в плане храмы, высеченные в скале святилища и даже пещерные святыни. Если словом «зийан» можно обозначить любое культовое здание или святилище, то оно может относиться и к каменным архитектурным сооружениям, известным как Зиндан-и Сулейман и Кааба-и Зардошт, монументальным «башням-близнецам», расположенным в Пасаргадах и комплексе Накш-и Рустам, соответственно.

Эти близкие по происхождению здания представляют собой квадратные строения из блоков белого известняка. Каждая сторона украшена слегка утопленными фальш-окнами из черного известняка. В обоих зданиях когда-то была внутренняя камера, в которую можно было попасть по лестнице. Высказывалось предположение, что башни были храмами огня, но с учетом актуального понимания персидских религиозных практик и того, что оба сооружения могут квалифицироваться как зийан в более широком смысле, возможно, они служили святилищами для других форм поклонения, например царского культа, в рамках которого почитались духи монархов, поклонялись предкам и совершали жертвоприношения. Безусловно, Кааба-и Зардошт в Накш-и Рустаме была окружена множеством других зданий, которые еще предстоит раскопать, и будущие археологические работы на этом месте вполне могут выявить свидетельства того, что эти религиозные сооружения использовались для отправления погребальных культов почивших царей, чьи гробницы доминируют над окружающим пейзажем.

* * *

На рельефе, расположенном на фасаде гробницы Дария, царь вздевает руку в жесте приветствия в адрес человекоподобной фигуры, вздымающейся в крылатом диске. Паря над Дарием, это антропоморфное существо протягивает царю кольцо, символизирующее саму власть. Очевидно, что точно так же, как Дарий и крылатое существо на рельефе близки друг к другу в пространственном отношении, их объединяет и схожая внешность. Великий царь воплощает в себе лучшие физические атрибуты антропоморфной фигуры. Великий царь – это двойник бога. Царь и антропоморфное существо носят идентичные прически и бороды одинаковой формы, одинаковые короны и одежды. Будучи изображена на стенах Персеполя, где она встречается довольно часто, фигура в крылатом круге вступает в связь с другими значимыми символами, такими как цветочные розетки (символ бессмертия), рычащие львы и разъяренные быки (символы космической мощи и борьбы), а также финиковые пальмы (символ богатства и плодовитости).

Из-за ассоциаций с фигурой царя и символами власти некоторые ученые утверждают, что фигура, парящая в крылатом диске, – это сам Ахурамазда, Мудрый Господь, и что его иконография имеет более ранние иноземные прототипы. В Египте крылатый солнечный диск широко использовался как символ божественной природы фараонов. Ассирийцы обращались к нему для визуализации своего верховного бога Ашшура. Он изображался поднимающимся из сияющего ореола, полностью вооруженным и готовым к битве. Возможно, прагматичные персы переняли этот иконографический образ как способ представить Ахурамазду, которого действительно порой запечатляли с луком и стрелами. Однако чаще всего его изображали как безоружного, статичного бога. Иконография гробницы Дария подчеркивает взаимосвязь между царем и богом и перекликается с идеей, озвученной в надписи из Суз, где Дарий уверенно заявляет: «Ахурамазда мой; я – Ахурамазды» (DSk). Очевидно, Дарий полагал, что наслаждается тесными отношениями с божеством. Ксеркс также приписывал свой успех в борьбе за престолонаследие, последовавшей за смертью Дария, божественной милости и небесной поддержке Ахурамазды: «Милостью Ахурамазды я стал царем на троне моего отца» (XPf).

Однако то, что фигура в крылатом диске вообще является Ахурамаздой, не находит всеобщего признания. Некоторые ученые рассматривают ее как отражение древней авестийской (раннеиранской) концепции «хварены» – «блеска», «светоносности» или «великолепия». Связанное с праиндоевропейским корнем, обозначающим солнце («хвар»), «хварена» представлялась своего рода ореолом славы, окружающим харизматичного царя (греческое слово «харис», от которого происходит «харизма», также означает «сияние»). Так выражалась вера в то, что божественная благодать сопровождала правителя, проявлялась в нем и исходила от него. Хварена распространялась на всю династию благодаря священной силе царской крови. Таким образом, хварена визуализировалась как духовное отражение царя. Если царь окажется неспособен действовать в соответствии с Истиной-Артой, то хварена может покинуть его, оставив монарха пустой оболочкой, лишенной божественного света.

Что же тогда представляет собой фигура в крылатом диске? Бога или «славу»? Ответ прост: это и бог, и слава. Нет ничего предосудительного в том, чтобы отстаивать двойственное прочтение иконографии. Фигура – Ахурамазда, бог, который поддерживает царя; царь приобщается к славе бога через дарованную ему божественную хварену. Глядя в лицо бога, царь видит в нем свое отражение.

Не вызывает сомнений то, что, когда Дария изображали благоговеющим перед хвареной, считалось также, что он поклоняется своему создателю и защитнику Ахурамазде, к которому он так часто и с такой страстью обращается в надписях. Самое раннее упоминание об Ахурамазде в действительности встречается в ассирийском тексте VIII в. до н. э., где одно божество из перечня носит имя, зафиксированное как «Ас-са-ра-ма-за-аш». Присутствие этого иранского божества в списке месопотамских богов наводит на мысль, что некое представление об Ахурамазде было принесено на Иранское нагорье еще во время миграций народов, но невозможно узнать, широко ли ему поклонялись по всему Ирану. Кир Великий не упоминал об этом боге, Камбис II тоже. С их стороны не предпринималось никаких попыток распространить культ Ахурамазды среди подвластных народов ранней империи. А ведь, как мы могли убедиться, и Кир, и Камбис пропагандировали и поддерживали божественные культы на местном уровне как в Вавилонии, так и в Египте.

Тем не менее в надписях более поздних ахеменидских царей содержатся многочисленные упоминания об Ахурамазде – особенно в надписях Дария Великого, который восхвалял того как верховного бога-творца: «Великий бог Ахурамазда, который создал эту землю, который создал небо, который создал человека, который создал счастье для человека» (DV). Иными словами, Дарий рассматривал Мудрого Господа как творца всего благого. Он раз за разом выражал свою веру в Ахурамазду и в то, что служит богу как инструмент для установления порядка и справедливости на земле: «Когда Ахурамазда увидел эту землю в беспорядке, он дал ее мне… По милости Ахурамазды я восстановил порядок… Когда Ахурамазда дал мне царство, я сделал то, что было угодно Ахурамазде» (DNa). Складывается впечатление, что эти надписи были сделаны лично для царя. Придворные писцы и поэты создали для Дария неповторимый образ героического и благочестивого царя. Тексты представляли Дария таким, каким он желал себя видеть. В царских надписях отношения между Ахурамаздой и Ахеменидами изображаются как отношения взаимного долга между богом и его почитателями. Ахурамазда, в обмен на поклонение и жертвоприношения, помогает царю поддерживать в его земле мир и стабильность.

Ахурамазда был отцом всего сущего, создателем, который установил движение солнца, луны и звезд и который поддерживал землю. Именно он отделил землю от небес, сотворил свет и тьму, мужчину, женщину, растения и животных – и все это силой мысли. О нем часто повествовали в натуралистических терминах. Он носил мантию из звезд и «быстроконное солнце», как утверждалось, было его оком. Его трон был установлен на высочайшем из небес, залитом небесным светом. Там Ахурамазда вершил суд, и духи-помощники исполняли его приказы. Если все это звучит несколько «по-библейски», то это неслучайно. Когда еврейские писцы и священнослужители, иные из которых работали в Вавилонии и Персии, редактировали священные писания евреев, на образ еврейского Бога заметно повлиял незримый персидский творец Ахурамазда, и тот, как и Ахурамазда, стал мыслиться воплощением высшего блага.

Чтобы защитить свое великое творение, посредством божественной воли Ахурамазда создал шестерых Амеша Спента, «Святых бессмертных» (с учетом самого Ахурамазды мы вновь встречаем Семерых). В их число вошли Воху Мано (Благой помысел), Аша Вахишта (Наилучшая истина), Спента Армаити (Святое благочестие), Хшатра Ваирья (Желанная власть), Хаурватат (Целостность) и Амеретат (Бессмертие). Святые бессмертные были призваны сообща оберегать творение Ахурамазды от сил зла, возглавляемых темной сущностью, известной как Ангра-Майнью, или Ахриман, предводителем демонических орд. Персы придавали большое значение концепции дуализма, веря, что добру противостоит зло, правде – неправда, Истине – Ложь. Считалось, что Ангра-Майнью, враг Ахурамазды, злой дух, произвел «не-жизнь», то есть форму существования, полностью противоположную всему благому. Ангра-Майнью также помогали духи – Ярость и Злой помысел, – с которыми он обитал в бездне бесконечной тьмы. Будучи высшим злом, Ангра-Майнью не принимал собственной материальной формы. Вместо этого он обитал, подобно паразиту, в телах людей и животных.

По мнению персов, не было большего греха, чем отождествлять Ахурамазду со злом. Добро и зло, Истина и Ложь так же отличны друг от друга, как тьма и свет, жизнь и смерть. Персидские представления о загробной жизни подкрепляли эту точку зрения, предполагая неотвратимость посмертного суда, который совершался на мифическом мосту Чинват, соединяющем мир живых и мертвых. Умерший, который шел путем Истины, обретал рай в Доме Песни; того же, кто следовал Ангра-Майнью, ждал ад, известный как Дом Лжи.

Каждый был свободен выбирать, каким путем идти по жизни. В своих надписях Дарий предельно ясно обозначает свой выбор. Путь, которому он следовал, вел к Ахурамазде и к Истине. Его утверждения часто вводятся формулой «говорит Дарий-царь» или «так говорит царь Дарий» с использованием древнеперсидского глагола thātiy – «провозглашать». Заявления Дария сводились к восхвалению Ахурамазды и его творения, а также разоблачению Лжи. Они служили поддержанию порядка в стране. Дарий подчеркивал, чью сторону он принимает в космической битве и как именно он борется со злом, восхваляя и прославляя Ахурамазду. Объявив свое имя, свою родословную и свою приверженность Ахурамазде, который даровал ему царскую власть, Дарий демонстрировал, что противостоит силам Лжи, подкрепляя усилия Ахурамазды в небесном царстве. Тем самым Дарий, а затем и его преемники из числа Ахеменидов поддерживали счастье, установленное для человечества Ахурамаздой.

* * *

Каждому богу нужен свой пророк, и Ахурамазда нашел его в лице Заратустры, или Заратуштры. Греки знали его как Зороастра; на современном персидском он носит имя Зардошт. Заратуштра был погонщиком верблюдов с территории нынешнего Афганистана или, возможно, Азербайджана – существуют различные точки зрения. В молодости он служил жрецом, почитавшим ряд божеств меньшего ранга, пока не услышал голос истинного бога, зовущий его. По сравнению с Мухаммедом, Иисусом, Буддой или даже Моисеем Заратуштра – более загадочная фигура, время и место его жизни трудно определить.

Тем не менее личность Заратуштры как ключевой фигуры в истории религиозной мысли столь же значима, как и личности иных пророков. В наши дни на настенных плакатах и в иллюстрированных молитвенниках его последователи-зороастрийцы (зороастризмом называется вера, которую он развил) изображают его в духе портретов Иисуса Христа викторианской эпохи: с опрятной бородой, в развевающихся белых одеждах и с ослепительным нимбом, хотя это парадное изображение противоречит тому, как мог бы выглядеть человек родом из сурового горного края. Подробности его жизни неясны, а то, что мы имеем, представляет скорее домыслы, чем факты. Так, одна из легенд гласит, что в минуту своего рождения Заратуштра не плакал, а смеялся, радуясь удаче быть частью великого творения Ахурамазды. Современная зороастрийская традиция относит время его рождения к 600 г. до н. э., а также связывает это событие с именем персидского князя Гистаспа, отца Дария Великого. То же имя носил легендарный государь-покровитель Заратуштры. Ученые склонны справедливо отодвигать дату рождения Заратуштры к 1200 или 1000 гг. до н. э., ориентируясь на эпоху миграции иранских племен или последующие годы.

Обоснование более ранней даты опирается на язык и образы, содержащиеся в серии религиозных текстов, известных как Гаты, – цикле гимнов, сочиненных и исполненных самим Заратуштрой. Они отражают кочевой образ жизни ранних иранцев, но в них отсутствуют какие-либо упоминания о мидянах или персах, об известных нам правителях или других исторических народах. К сожалению, гимны Заратуштры и прочие зороастрийские священные тексты, известные как Авеста, были впервые записаны более чем через тысячу лет после смерти пророка и в основном датируются VI в. н. э. Это затрудняет отделение сюжетов времен Заратуштры от более поздних дополнений.

Гаты содержат фрагментарные эпизоды из жизни Заратуштры и сообщают, что, когда тому было около сорока лет, он получил от Ахурамазды призыв пророчествовать. В начале своего служения в Центральной Азии Заратуштра, по-видимому, нажил серьезных врагов. Гаты утверждают, что среди его видных недоброжелателей оказались могущественные карапаны (жрецы) и кавии (местные правители), которые, с точки зрения Заратуштры, проводили религиозные ритуалы неподобающим, противным посланию Ахурамазды образом. Заратуштра осуждал их как нечестивцев, но они упрямо отказывались принять его учение. Вражда достигла такого накала, что положение Заратуштры в его собственной общине стало очень шатким и вынудило его бежать. Превосходный лирический гимн Ясна 46[22]22
  В оригинале Ясна 46 некорректно названа яштом (о яштах, другом типе авестийских текстов, см. далее). – Прим. ред.


[Закрыть] содержит краткое, но увлекательное описание его бегства в изгнание:

 
В какую страну мне бежать? Куда мне податься?
Из моей семьи
и из моего племени меня изгоняют. Община, к которой
я принадлежу, не благосклонна ко мне,
равно как и правители страны! Как мне добиться Твоей благосклонности, о Ахурамазда?
Я знаю причину, по которой
я бессилен, о Ахурамазда:
оттого, что у меня мало скота, оттого, что у меня мало людей. Я взываю к Тебе.
Услышь меня, о Ахурамазда! Оказав поддержку,
которую друг оказал бы другу,
взгляни на силу
Благого Помысла с Истиной!
 

Вдали от своей родины, на окраинах восточного Ирана, Заратуштра пережил еще семь встреч с Ахурамаздой и другими божественными сущностями, окружающими Мудрого Господа. В результате «он принял религию», как утверждается в гимне. Это наводит на мысль, что Заратуштра был призван не столько основать новую религию, сколько реформировать и усовершенствовать уже существующую, которая неверно практиковалась карапанами и кавиями на его родине. Признав, что нет пророка в своем отечестве, Заратуштра понес свое послание в глубину Иранского нагорья.

Благодаря развитию сложной теологии, в которой справедливость и нравственность ставились превыше всего, Заратуштра придал новую форму и новый смысл древней, пошатнувшейся вере. Он подчеркивал дуалистическую природу творения Ахурамазды и призывал последователей веры внести свой вклад в отвержение Лжи и установление божественной Истины. И по сей день зороастрийцы сохраняют приверженность трем основным постулатам: иметь благие мысли, говорить благие слова и совершать благие поступки.

Как и все религии, зороастризм развивался с течением времени, и традиция в том виде, в каком она практикуется сейчас, далека от своей первоначальной формы. Зороастризм претерпел множество изменений. Чтобы выжить, он должен был учитывать особенности других влиятельных, соперничающих между собой религий. Однако подлинные слова Заратуштры все же уцелели, служа опорой верующим, хотя священные книги Авесты написаны на давно вышедшем из употребления языке. В состав Авесты входят Ясна («Почитание») – свод литургических текстов, яшты – хвалебные гимны различным божествам и Видевдат – свод ритуальных предписаний и законов чистоты, обнаруживающих сходство с библейской книгой Левит. В центре Ясны находится серия древнейших текстов, известных как «Ясна Семиглавая» – великолепное прозаическое сочинение, относящееся ко временам самого пророка и включающее в себя пять Гат, сочиненных самим Заратуштрой и представляющих 17 отдельных гимнов. В основе гимнов Заратуштры лежит культ Ахурамазды. Пророк постоянно восхваляет бога и превозносит его щедрость, а также выражает приверженность благим силам абстрактных божеств, исходящих от Мудрого Господа. Заратуштра называл себя одновременно «заотаром», священнослужителем, и «риши», поэтом-пророком. Очевидно, в его представлении Гаты должны были восприниматься верующими на слух. Стихи Гат никогда не предназначались для того, чтобы их шептали в уединении, они были написаны для публичного богослужения, их исполняли громко и радостно. В текстах говорится о том, как Заратуштра провозгласил свое послание, «обращаясь к ревностным в доме песни» с такими словами:

 
Пусть Творец бытия
посредством Благого Помысла способствует
воплощению в жизнь того, что, согласно Его воле,
является наилучшим!
Святым
я мыслю Тебя, о Ахурамазда,
когда я вижу Тебя,
первого в рождении бытия,
затем, что Ты установил
деяния и речи заслуживающими воздаяния:
зло – злому,
благо – благому,
Своим мастерством
на последнем повороте творения.
Об этом я прошу Тебя,
скажи мне правду, о Господь!
Кто тот, чья созидательная сила
впервые породила Истину?
Кто тот, кто предписал
пути солнцу и звездам?
Кто тот, чьей волей луна
то прибывает, то убывает?
Это, о Ахурамазда,
и другое я желаю знать.
 

Неизвестно, когда умер Заратуштра – конец его жизни также овеян легендами. Согласно одному преданию, он умер естественной смертью в возрасте 77 лет, в постели у себя дома в окружении трех жен, трех сыновей и трех дочерей. В другом предании утверждается, что он был убит карапаном в отместку за низложение старых религиозных порядков. На Западе увлечение Заратуштрой проявлялось еще в античности в трудах Платона и Аристотеля. В эпоху европейского просвещения он стал образцом в глазах Вольтера. Рамо сочинил о нем оперу, очень вольно трактующую древнегреческие рассказы о жизни пророка. Но лишь когда Фридрих Ницше опубликовал четыре части своего романа «Так говорил Заратустра» (1883–1885), древний пророк стал знаменитостью. Менее чем за пять лет после публикации шедевра Ницше в Германии вышло в свет более 30 изданий зороастрийских текстов.

Для Ницше уникальная роль исторического Заратуштры в истории человечества состояла в его метафизической интерпретации морали, особенно в идее о том, что борьба между добром и злом является подлинной движущей силой в устройстве Вселенной. Ницше верил, что Заратуштра был «ближе к правде, чем любой другой мыслитель», но он также был первым, кто осознал свою ошибку и пришел к убеждению, что религия обречена на провал. Поэтому Ницше использовал фигуру Заратуштры, чтобы выразить основную мысль своей философии: «Бог мертв».

* * *

Культ Ахурамазды отправляло жречество, представители которого, известные как «маги», составляли своего рода элитную касту священнослужителей. Слово «магуш» впервые засвидетельствовано в Бехистунской надписи Дария I, где относится к Гаумате, который, по словам Дария, выдавал себя за царя Бардию. Геродот полагал, что маги были мидийским племенем, состоявшим из наследственных жрецов, которые занимали влиятельное положение при мидийском дворе в качестве толкователей снов и прорицателей. Персидские источники не подтверждают его точку зрения. Маги действительно были жрецами, но они не имели монополии на религиозную жизнь Персии. В эламских регионах Юго-Западного Ирана продолжали нести свою службу жрецы древних местных культов. Маги (эламск. «макуш»; древнеперс. «магу-») часто упоминаются в табличках крепостной стены Персеполя – тексты называют их среди получателей ячменя и вина. Что примечательно, в нескольких текстах Магуш фигурирует как имя собственное.

Начиная с правления Дария I, маги были признаны официальными жрецами ахеменидских монархов, они выполняли важные функции при царском дворе и пользовались большим влиянием в центре политической власти. Им было доверено охранять царские гробницы, совершать там необходимые обряды в честь почивших царей, а также проводить ритуал коронации. Они сопровождали акты жертвоприношения хвалебными гимнами богам и совершали возлияния молоком, вином или пивом, стоя перед алтарями огня в тканевых масках и держа в руке барсум – ритуальный пучок прутьев, используемый, чтобы раздувать священное пламя.

Во время проведения ритуалов жрецы готовили священный напиток из растения хаома, растирая его веточки пестиком в ступке. Пасту смешивали с кобыльим молоком. Жрецы, употреблявшие полученный напиток, быстро испытывали на себе его мощное галлюциногенное действие. В наркотическом экстазе жрецы могли общаться с божествами напрямую и слышать их приказы, желания или жалобы. Считалось, что благодаря общению с богами жрецы помогают поддерживать космический порядок. Изображения магов показывают их во время совершения ритуальных действий. К примеру, на рельефе V в. до н. э., найденном в Даскилейоне, столице Фригии в Малой Азии, изображены два мага, стоящие у алтаря огня после совершения жертвоприношения (перед ними лежат в качестве подношений головы закланных овцы и быка); они одеты в штаны и туники и прикрывают носы и уста складками головных уборов, чтобы их дыхание не оскверняло священный огонь.

Наряду с религиозными обязанностями, которые включали совершение культовых возлияний и принесение в жертву скота, маги выполняли административные и экономические функции. Персепольские таблички указывают на их пребывание не только в самом Персеполе, но и по всему Юго-Западному Ирану, где те получали свою долю зерна, муки, домашнего скота, вина, пива и фруктов из царских хранилищ. Упоминаются имена нескольких получателей рационов: среди них некий Ирдазана, носивший титул «пиррамасда», который предположительно означал «отменно памятливый» (вероятно, это выдает в нем священнослужителя, знавшего религиозные гимны наизусть).

Рис. 15. Два мага с прикрытыми тканью ртами совершают ритуалы у алтаря. В руках у них палочки из бальзамического дерева. Даскилейон, около 450 г. до н. э.

В табличках также упоминается маг Укпиш, обладавший титулом «хатурмакша» и отвечавший за выдачу зерна из царского хранилища для различных целей. Ранг хатурмакша, чье наименование представляло эламскую транскрипцию древнеиранского слова «атар-вахша» («смотрящий за огнем»), был крайне престижным званием, которым награждался жрец, разжигавший священное пламя. Греческий автор Страбон приводит ряд интересных наблюдений об использовании огня в персидском культе, утверждая, что:

«С помощью огня… они возносят жертву, добавляя сухое дерево без коры и покрывая его жиром. Затем они поливают его маслом и поджигают снизу, не раздувая своим дыханием, но размахивая особым приспособлением; те, кто раздувает огонь своим дыханием или кладет в него какую-либо скверну, предаются смерти… Долгое время произносят они свои заклинания, держа в руках пучок тонких миртовых веточек».

Не менее важным, чем отправление культа, было знание магами священных преданий Персии и ее племенного прошлого. Они были хранителями истории, их ученость делала их ценными царскими советниками. Они часто занимали посты при персидском дворе, где их роль можно было бы сравнить со знаменитыми учеными-жрецами, окружавшими ассирийских царей. Маги толковали небесные явления и сны, они читали предзнаменования и инструктировали царя по всем аспектам ритуала, начиная с того, какие гимны в какое время следует исполнять, и заканчивая отбором военных трофеев для посвящения богам. Они могли определить, какие боги в державе царя нуждались в умиротворении, и знали, как их задобрить. В Персидской империи магов считали незаменимыми мудрецами.

* * *

Были ли Ахемениды зороастрийцами? Отсутствие устоявшихся критериев того, что мог бы представлять зороастризм в эпоху их правления, затрудняет возможность утверждать что-либо наверняка. Сам термин «зороастриец» достаточно современный. До XIX в. приверженцы учения Заратуштры не называли себя зороастрийцами как таковыми.

Пока у нас не сформируется четкое понимание того, что требовалось, чтобы считаться зороастрийцем в те времена, мы не сможем идентифицировать Ахеменидов как приверженцев этой религии. К примеру, если критерием принадлежности к зороастризму было следование учению Заратуштры, то Дарий и остальные Ахемениды не могут считаться зороастрийцами, поскольку ни один текст ахеменидской эпохи не содержит упоминаний о пророке. Непохоже, чтобы цари этой династии знали о его существовании. Также остается совершенно неизвестным, были ли целенаправленно внедрены или восходили к древнеиранской традиции те «зороастрийские» элементы, которые мы можем распознать в ахеменидских ритуалах и надписях. Ясно, что верховный бог ахеменидских царей Ахурамазда воспринимался как бог-покровитель царской власти. В царских надписях неоднократно подчеркиваются тесные отношения между божеством и правителем. Но это все еще не превращает ахеменидских царей в зороастрийцев в нашем понимании. Ахурамазда, несомненно, покровительствовал дому Ахеменидов, и великий царь был призван возносить молитвы и совершать ритуалы в его честь при содействии магов. Каждый великий царь был избранником Ахурамазды и действовал как посредник между небом и землей, однако ни один из них не упоминал о пророке или его учении.