Текст книги "Персия. Рождение и крах древней сверхдержавы"

В надписях первых ахеменидских царей только Ахурамазда именуется верховным божеством, однако иногда он упоминается наряду со «всеми богами», «другими богами, какие есть» или носит эпитет «величайший из богов». На одной из табличек из Персеполя он фигурирует вместе с «бага» («богами»), что подтверждает факт почитания прочих божеств. Наиболее важными из их числа, без сомнения, были Анахита и Митра, или Митрас. Митра характеризуется в Авесте как «владыка широких пастбищ, тысячеухий, обладающий мириадом очей, могучий и высокий». Он ассоциировался с правосудием и был всевидящим защитником Истины. Он также олицетворял силы плодородия как хранитель скота и урожая и, согласно одному из яштов, был любимым творением Ахурамазды:

«Ахурамазда молвил: Когда я создавал Митру, чьи пастбища просторны, я создал его столь же достойным почитания, столь же достойным молитв, как и я сам, Ахурамазда. Негодяй, что лжет Митре, несет смерть всей стране, причиняя благочестивым столько вреда, сколько могла бы причинить сотня злодеев. Митра, чьи пастбища просторны, дарует быстрых коней тем, кто правдив перед ним».

Митра также был воином, управлявшим колесницей и державшим в руках булаву. Пользовался он и луком, копьем, топором, и кинжалом. Однако в жестоких сражениях в дело вступал его соратник Веретрагна, который в воплощении вепря изничтожал последователей Лжи, сбивая противников с ног, ломая им позвоночники и попирая тела. Тем, кто был верен Истине, Митра даровал дождь и добрый урожай. Иными словами, благополучие человека зависело от степени его нравственности.

Анахита была известна как божество воды. Ей поклонялись как источнику плодородия, она очищала семя мужчин и чрево женщин и заставляла молоко течь из груди, чтобы питать младенцев. Описанная в яштах как обладательница «прекрасных белых рук, мощных, как плечи лошади», она всегда стремилась одарить своих поклонников желанным им добром: колесницами, оружием и предметами домашнего обихода, а также победой в битве и уничтожением врагов. За дары богиня ожидала жертвоприношений:

«Кто меня восславит? Кто почтит меня возлияниями, содержащими молоко и хаому, очищенными и процеженными? За кем мне следовать, кто за мною последует, кто обо мне помыслит, кто почтит меня дарами, кто обо мне позаботится?»

Культ Анахиты, объединявший ее черты божества воды и богини-матери, получил распространение в царствование Артаксеркса II, который был особенно преданным ее поклонником. Благодаря поддержке царя Анахита стала широко почитаема по всей Персии.

Свидетельствуя о почитании «других богов, какие есть», тексты Персеполя демонстрируют, что царская администрация обеспечивала отправление культов многочисленных божеств как иранского, так и эламского происхождения. Помимо Ахурамазды, в персепольских текстах упоминаются другие иранские боги, достойные ритуальных подношений, в том числе Зурван (бог погоды), Миздуши (богиня плодородия), Нарвасанга (божество огня), Хварита (воплощение восходящего солнца) и совокупность божеств, известных как Висаи Бага. Однако, что показательно, большинство текстов Персеполя сообщает о почитании в дворцовом городе и его окрестностях эламских богов, включая таких древних божеств, как Хумбан, Иншушинак, Напириша, Адад и Шимут. В то время как Ахурамазда вездесущ в царских надписях, в табличках крепостной стены его имя встречается всего десять раз, тогда как эламский бог Хумбан, отсутствующий в царских текстах, появляется в двадцати семи документах из Персеполя. Точно так же бог Митра, фигурирующий в теофорных именах множества персов ахеменидской эпохи, ни разу не упоминается в документах Персеполя.

Персепольские таблички раскрывают удивительно разнообразный религиозный ландшафт Персии во времена правления Дария. Например, жертвоприношения скота, известные под термином «лан», веками были частью эламской традиции и с тем же энтузиазмом практиковались при персидском правлении. Долгую историю в Эламе имели и ежедневные приношения богам. На стеле из Суз эламский царь определяет режим ежедневных жертвоприношений богу Иншушинаку: одна овца на рассвете и одна овца на закате. Возможно, овцы доставались исполнителям религиозных гимнов, выступавшим у ворот храма дважды в день, или другим представителям храмового персонала. Эта система была сохранена персами и имела бытование в Персеполе. Таблички Персеполя не только не содержат намеков на какое-либо зороастрийское табу на жертвоприношения животных, но и сообщают о заботе администрации о содержании больших стад овец и коз, задействуемых, среди прочего, для жертвоприношений. Более того, персепольские таблички свидетельствуют о том, что персидские маги не обладали монополией на обеспечение религиозной жизни империи, поскольку другая жреческая группа, носившая эламское наименование «шатин», также участвовала в отправлении религиозных культов.

Что, однако, примечательнее всего, так это ясное указание табличек на то, что шатины служили и приносили жертвы как эламским, так и иранским богам, и что персидские маги следовали той же практике. Эламиты и персы равно участвовали в исполнении ритуалов. Очевидно, что жертвоприношение «лан» было перенесено за пределы своей первоначальной географической и культурной сферы и интегрировано в культовую деятельность Ахеменидов как в центре Персии, так и в отдаленных регионах Парса. Ахемениды спонсировали культы общности богов, некоторые из них были иранскими, а другие – эламскими. Эту совокупность божеств корректнее всего определять как персидский пантеон. Объединение индоевропейских и месопотамских богов и богинь подкрепляет предположение, что Ахемениды стремились к слиянию древнеиранских и древнеэламских религиозных представлений и обрядовых практик.

Часть 3
Расцвет империи

В третьей книге «Законов», написанной около 360 г. до н. э., древнегреческий философ Платон отводит место весьма подробному описанию персидского общества, по большей части посвященному его вырождению и приведшим к нему причинам. «Со времен Ксеркса, чье царствование напоминало царствование злосчастного Камбиса, – пишет он, – едва ли в каком-либо из царей персов было что-то по-настоящему великое, за исключением титула и великолепия двора. Я нахожу тому причиной свойственный им дурной образ жизни». Платон утверждает, что самовластное правление Ксеркса, страдающего манией величия, привело Персию к неизбежному краху и что «персы не смогли остановить эту склонность». Для греков, а также для западных критиков на протяжении многих столетий «деградация» была тем определением, в свете которого виделась персидская история. Упадок Персии как мировой сверхдержавы воспринимался как результат отказа от морали со стороны ее правителей. Это морализаторское, но довольно поверхностное суждение было главным обоснованием, которое историки использовали в своем подходе к позднеахеменидскому периоду. Так Персидская империя оказалась встроена в стандартную схему «взлета и падения», завоевавшую популярность у европейских историков, начиная с Э. Гиббона. Обычно принято считать, что великие персидские цари, подобно римским императорам, пренебрегли своими государственными обязанностями, сложили оружие и предались гедонизму. Приверженцы ориенталистских взглядов еще сильнее критиковали персидских монархов за то, что, как утверждалось, ими манипулировали евнухи и наложницы из гарема.

В действительности после Дария страна вовсе не пришла в упадок. Во время македонского вторжения в Персию в 334 г. до н. э., заставшего персов врасплох, дела в империи шли неплохо. Это было во многом столь же энергичное, процветающее и мощное государство, что и раньше. В третьей части работы мы возвращаемся к хронологическому повествованию и показываем, что, хотя империя все-таки столкнулась с рядом проблем, она с энтузиазмом их преодолела и при двух последних царях-воинах, Артаксерксе III и Дарии III, пережила нечто вроде всплеска могущества. Уже по одной этой причине этот период можно назвать расцветом: это была эпоха, когда персы пользовалась плодами развития своей империи. Однако мы увидим, как семейные распри поставили под угрозу стабильность династии, хотя, в конечном счете, империя устояла перед лицом цареубийства и братоубийственной войны. Теперь подробнее рассмотрим историю Персии в течение долгого столетия, последовавшего за смертью Дария Великого.

Уход Дария

Примерно в 490 г. до н. э., когда Дарий состарился и его некогда крепкое тело стало дряхлеть, его мысли обратились к престолонаследию. Кто из его многочисленных сыновей должен воссесть вслед за ним на троне? Принцип первородства не практиковался ни Ахеменидами, ни каким-либо иным великим царским домом Ближнего Востока. Правители предпочитали подстраховываться и, когда придет время, самостоятельно назначать преемником любого из многочисленных сыновей, рожденного от любой из женщин царского гарема. Почему древние правители брали на себя такой риск и отказывались принять простую систему назначения наследником сына-первенца, ведь это уберегло бы династию от угрозы убийств и хаоса? Такой выбор мог иметь практическую основу. В эпоху высокого уровня детской смертности даже среди знати отец считал благоразумным отложить выбор наследника до тех пор, пока его сыновья не начнут достигать зрелости. Но и зрелость сыновей не гарантировала их продолжительной жизни – первенца могли убить в бою.

Другие причины отказа от принципа первородства были более личными. Царь хотел увидеть, кто из его сыновей окажется наиболее способным в государственных делах или проявит те качества, которые он сам считал желательными. В древней Персии правила престолонаследия сводились к тому, что трон наследовал самый сильный из сыновей или же тот, кто пользовался большей политической поддержкой. Отношения между царем и его женщинами, биологическими матерями потенциальных наследников, также могли определять будущее царевича. В постели царь превращался в обычного мужчину, и кто как не одна из женщин правителя мог нашептать ему на ухо все что угодно.

Таким образом, супруги и наложницы обладали влиянием на наследование престола. Супруга Дария Атосса, должно быть, усердно трудилась, чтобы обеспечить своему сыну трон, поскольку Ксеркс не был старшим из многочисленных сыновей Дария.

Одна из найденных в Персеполе надписей была заказана Ксерксом в ознаменование наследования престола. В надписи Ксеркс старательно связывает свое имя с добрым именем своего отца и называет себя древнеперсидским словом «матишта» («величайший»):

«У Дария были и другие сыновья, но – таково было желание бога Ахурамазды – мой отец Дарий сделал меня величайшим [матиштой] после себя. Когда мой отец Дарий сошел с трона, милостью Ахурамазды я стал царем на троне моего отца».

Заявление Ксеркса полно бравады. В его основе лежит важный факт: Ксеркс был первым из детей Дария, в чьих жилах текла кровь Кира Великого. Его рождение служило оправданием переворота Дария. Именно «династическое чрево» Атоссы объединило роды Теиспидов и Ахеменидов, и именно Ксеркса Дарий выбрал своим преемником как живой символ единства царского дома.

* * *

Последний документ, датированный правлением Дария Великого, – письмо из Вавилона, написанное 17 ноября 486 г. до н. э. Первый документ, дошедший со времен правления его сына и наследника Ксеркса, датируется 1 декабря того же года. В интервале между этими источниками Дарий скончался после тридцатидневной болезни. Ему было около 65 лет. Дарий был замечательным правителем. Его видение империи, объединенной бюрократией, системами связи и законодательством, привело Персию к мировому господству. Даже его враги-афиняне признавали Дария образцовым монархом. Дарий Великий правил Персией 36 лет. Он укрепил власть Ахеменидов на окраинах империи и даже пытался завоевать скифские земли за Дунаем.

Дарий имел смелые амбиции в отношении империи, и даже если они не всегда приносили плоды, он оставил страну в более здоровом состоянии, чем тогда, когда впервые посягнул на нее, взяв власть в свои руки.

После его смерти священные огни Персии были потушены и обыденная жизнь по всей империи приостановилась, поскольку соблюдался глубокий траур. Персидские мужчины брили головы и бороды, они оплакивали свою потерю, подстригая гривы своим лошадям. Пронзительные причитания женщин Персии наполнили воздух. Это был непростой период, отмеченный официальными траурными обрядами по всей империи, хотя, к сожалению, наши знания о ритуалах и традициях, связанных со смертью великого царя, довольно скудны. Но, возможно, недавно найденный неоассирийский текст, составленный на аккадском языке, мог бы дать некоторое представление как о чувствах, вызванных смертью монарха, так и о ритуалах, которые назначенный им наследник проводил для утешения царя в загробной жизни:

«Стонали канавы, откликались каналы, все деревья и плоды, лица их потемнели. Плакали птицы […] Я заколол коней и кобыл для богов и отдал их на погребение… Отца, моего создателя, я осторожно положил посреди гробницы, в тайном месте, в царском масле. Каменный гроб, место его упокоения, я запечатал прочной медью и наложил печать. Я выставил золотые и серебряные предметы, все, что подобает для гробницы, знаки величия, которые любил мой отец, перед богами, поместив их в гробницу вместе с моим родителем».

В Сузах труп Дария был подготовлен специалистами по похоронным ритуалам (возможно, это были египетские бальзамировщики), а затем перевезен из Элама в Парс для захоронения в вырубленной в скале гробнице в Накш-и Рустаме. Пока царский катафалк ехал по стране в сопровождении огромного кортежа, население Персии наблюдало за последним проявлением непревзойденного величия царя Дария. Его тело было помещено на большую колесницу, запряженную 64 мулами, под сень золотого балдахина с бахромой, к которой были прикреплены массивные колокольчики. Их звон был слышен на большом расстоянии. В процессии также несли статую царя.

За колесницей и статуей следовали царские гвардейцы, вооруженные и в парадных одеждах. Множество людей собралось вместе, чтобы почтить память Дария. Блеск и великолепие пышной погребальной церемонии были подобающей данью уважения выдающемуся царю царей.

Из текстов Персеполя следует, что персы учреждали культы в честь своих умерших монархов, а также некоторых высокопоставленных чиновников. Это было старинной эламской практикой. Персы также переняли у эламитов почитание статуй и рельефов с изображениями умерших, вокруг которых и складывались погребальные культы. К примеру, недавно переведенный текст из Вавилона, относящийся к первому году правления Ксеркса, то есть 485 г. до н. э., свидетельствует, что вокруг личности Дария Великого был незамедлительно создан царский культ, в центре которого оказалась статуя покойного царя. Табличка рассказывает о запасах ячменя, предназначенных для ритуалов, связанных с изображением монарха:

«Ячмень на пиво для ежедневных подношений статуе царя Дария – Бунене-ибни, раб, отвечающий за рационы царя, этот ячмень получил».

Намеки на процветающий погребальный культ царской династии сохранились и в одной из табличек Персеполя. В ней упоминается гробница Гистаспа, отца Дария, одного из великих ханов Персии. Как почитаемый старейшина рода Ахеменидов, Гистасп заслуживал собственного погребального культа. Его отправление обеспечивали придворные, следившие за тем, чтобы умерший получал регулярные подношения в виде еды и питья. На протяжении многих веков эламиты называли эти погребальные дары «шумар», и тот же самый термин встречается в текстах Персеполя. Заместитель управляющего хозяйством Персеполя Зишшавиш заказал 600 кварт зерна для работников, которые заботились о подношениях «шумар» для Гистаспа.

Где именно в Персеполе был похоронен Гистасп? Где находилось его погребальное святилище? Археологам давно известно о полуразрушенном квадратном в плане сооружении, похожем на гробницу, построенном недалеко от Персеполя в месте под названием Тахт-и Гохар. Сегодня оно выглядит довольно ветхим, но его основание-платформа, состоящее из двух рядов хорошо обработанного полированного камня, когда-то поддерживало аккуратную оштукатуренную кирпичную камеру.

На момент завершения строительства строение напоминало гробницу Кира Великого и было подходящей усыпальницей для высокопоставленного государственного деятеля. Архитектурные планы памятника, сделанные до его последней реставрации, показывают, что камера содержала две ниши размером с человеческий рост, где помещались погребальные ямы. Эрнст Херцфельд, директор чикагской археологической экспедиции в Персеполе, полагал, что гробница принадлежала Камбису II, но благодаря табличкам Персеполя теперь мы знаем, что тот был похоронен в другом месте, поэтому весьма вероятно, что Тахт-и Гохар в действительности был местом погребения великого Гистаспа, который умер около 499 г. до н. э. Возможно, Ирдабама, мать Дария, была также захоронена здесь. Здесь же приносились жертвы духам августейших покойников.

Сохранились также свидетельства официального погребального культа царя Камбиса II. В память о царе были предусмотрены ежемесячные подношения мяса, зерна и напитков. Его чествовали вместе с супругой Файдимой (на древнеперсидском – Упандуш) в местечке под названием Нареззаш (современный Нейриз в провинции Фарс). В одном тексте рассказывается о том, как управляющий хозяйством Персеполя Парнакка выдал «24 головы мелкого рогатого скота для шумара Камбиса и женщины Упандуш в Нареззаше». Сегодня Нейриз – обширный природный заповедник, где обитает значительная часть популяции иранских горных козлов, а также стада диких ослов. Мы знаем, что в древности здесь располагалась большая «паридаида» и, безусловно, место вполне подходило для царской гробницы. Таблички Персеполя дают еще больше информации о функционировании царского культа, показывая, что в Нейризе жертвоприношения царице Камбиса приносились отдельно от тех, что предназначались царю. В одном тексте говорится, что на «жертвенный стол Упандуш» было принесено 24 литра прекрасного вина. Тем самым подтверждается, что персидские женщины царских кровей тоже были достойны погребального культа. Их общественное положение и авторитет обеспечивали им этот высший знак отличия.

Погребальный культ Дария Великого, очевидно, был самым впечатляющим из всех. В силу своего статуса великий царь занимал положение одновременно недоступное и мистическое. Не будучи богом, он все же был больше, чем человек, и заслуживал почестей царского культа. Хотя ни один персидский правитель никогда не осмеливался считать себя живым богом, у греков сложилось представление, что ахеменидские цари считали себя богами.

Эту ошибку легко понять. Церемониал, окружавший культ умершего правителя, легко убедил чужеземцев-греков в том, что персы на деле почитали своего царя за божество. В тексте Плутарха предпринята попытка сформулировать то, что считалось истинной персидской верой.

«Среди многих превосходных обычаев, – объясняет персидский аристократ приезжему греку, – этот мы считаем прекраснейшим – чтить царя и поклоняться в его лице богу».

Точно так же в своей трагедии «Персы» Эсхил употребляет в адрес мертвого царя Дария эпитеты изотей («равный богам»), теион («божественный») и акакос («не знающий зла»). Хотя афинского драматурга не следует понимать в этих вопросах буквально, он тем не менее вполне мог думать о царях династии Ахеменидов подобным образом. Некоторые греки зашли так далеко, что вообразили, что у великого царя был божественный дух (по-гречески «даймон»). Плутарх настаивал на том, что придворные почитали дух-даймон царя и поклонялись ему, в то время как греческий историк Феопомп даже утверждал, что от жертвенной пищи, предназначенной даймону царя, буквально ломились столы. Здесь мы явно имеем дело с искаженным греческим пониманием царского погребального культа персов. Тем не менее греческая вера в дух-даймон царя представляется логичной интерпретацией персидской веры во фраваши, или дух монарха. Геродот сообщал, что персы были обязаны молиться за царя и его сыновей во время частных богослужений, что свидетельствует о том, что греки, по крайней мере, представляли, как переплетались у персов понятия бога, царя и империи.

Захоронение в гробницах не было принято среди иранцев, и, по-видимому, только царская семья пользовалась этой привилегией. Вполне возможно, что Ахемениды придерживались древней иранской веры в то, что земле, воде и огню постоянно грозит опасность загрязнения со стороны сил смерти, особенно разлагающихся тел. Закопать труп в землю, кремировать его или предать водам реки или озера означало осквернить мир живых. Загрязнение земли и стихий как таковое очень тревожило иранцев, но особенно пугающим было загрязнение, вызванное трупным гниением.

Вполне возможно, что в попытке избежать этих отвратительных миазмов, иранские народы с давних времен выставляли тела умерших на открытый воздух, оставляя их на съедение птицам и животным. Геродот отмечал, что тела умерших погребали только после того, как их мясо объедали собаки или хищные птицы, и что жрецы покрывали тела (под которыми он, должно быть, подразумевал кости) воском, прежде чем похоронить их. Состоятельные люди использовали особые контейнеры для хранения очищенных костей, оссуарии («астоданы»). Контейнер вырезали из камня, а для его герметичного закрытия использовался гипс, помогающий предотвратить утечку запахов. Удивительные гробницы ахеменидских царей, высеченные в скалах в Накш-и Рустаме и Персеполе, позволяют предположить, что некоторые из древнеперсидских погребальных традиций поддерживались и практиковались Ахеменидами. В конечном счете, огромные склепы монархов, созданные прямо в горной породе и запечатанные гигантскими дверями, исполняли роль огромных монументальных оссуариев.

Накш-и Рустам долгое время был святилищем эламитов. Когда Дарий Великий избрал это место в качестве своего будущего некрополя, об этом все еще напоминали эламские скальные рельефы религиозного содержания. Дарий стал первым из ахеменидских царей, кто разместил свою гробницу в древней скале, известной местным жителям как Хусейн Кух. Его преемники тщательно подражали модели его скальной усыпальницы, досконально копируя планировку всего сооружения. Высота самого утеса составляет около 64 метров. Фасад гробницы находится примерно в 15 метрах над уровнем земли. Греческий историк Ктесий, живший в Персии, отмечает, что любимый евнух Дария Багапат охранял будущую гробницу Дария в течение семи лет, прежде чем великий царь скончался. Отсюда Ктесий делает вывод, что гробница была закончена к 493 г. до н. э. Ее фасад выполнен в форме гигантского креста. Скульптурное рельефное изображение, некогда ярко раскрашенное, представляет собой дворцовый портик с капителями в виде быков и фронтон в египетском стиле. Рельефы располагаются непосредственно над входом в камеру, вырубленную глубоко в скале. Длинный узкий коридор проходит параллельно поверхности скалы, от него уходит вглубь скалы погребальная камера с тремя прямоугольными сводами. Высота сводов более чем на метр превышает высоту коридора. Внутри высечено девять гробниц, но ни одна из них не отличается по параметрам или качеству отделки, поэтому невозможно понять, в какую из них было помещено тело Дария.

Вполне вероятно, что внутри гробниц были установлены металлические или обшитые металлом саркофаги, накрытые сверху монолитными плитами. Очевидно, погребальная камера предназначалась более чем для одного человека, и, возможно, здесь также было похоронено несколько супруг или детей Дария. Должно быть, в древности усыпальница была достойно обставлена, но богатства, которые Дарий забрал с собой в загробную жизнь, давно исчезли вместе с тяжелой каменной дверью, которая когда-то преграждала к ним вход.

Снаружи усыпальницы, на панели над дверным проемом, рельеф изображает царя, стоящего на трехступенчатом пьедестале перед алтарем огня: и царя, и алтарь поддерживают слуги, представляющие 28 народов империи. На боковых панелях изображены оруженосцы великого царя и его телохранители. Трехъязычные клинописные надписи на трех панелях перечисляют 28 народов, поддерживающих престол, и прославляют царя и его правление, напоминая всем подданным о необходимости быть верными своему царю и его богу:

«О человек, повеления Ахурамазды пусть не кажутся тебе дурными; не сходи с правильного пути; не поднимай восстания!»