Текст книги "Персия. Рождение и крах древней сверхдержавы"

В пятом месяце вавилонского календаря на двадцать первом году правления Ксеркса некий астролог записывал на глиняных табличках лунные затмения. Речь идет о рутинной работе, однако где-то между 4 и 8 августа 465 г. до н. э. (клинописная табличка повреждена, и мы не можем быть уверены в точной дате) астролог зафиксировал чрезвычайное событие: «Абу 14, день [?] – Ксеркса убил его сын».

Этот клинописный документ, маленький, но значительный, каким бы фрагментарным он ни был, является единственным ближневосточным свидетельством убийства царя, которым мы располагаем. Все остальные сведения исходят от трех античных авторов – греческих историков Ктесия и Диодора Сицилийского и римского историка Юстина, которые пересказывают версии убийства Ксеркса, описывая совершенно различные обстоятельства и причины. Тем не менее все три автора едины в одном: инициатором заговора был могущественный Артабан. Он убедил младшего сына Ксеркса Артаксеркса, что его старший брат и наследник престола Дарий убил их отца. Диодор отметил, что средний сын Гистасп находился в то время в своей сатрапии в Бактрии и потому был свободен от подозрений. По словам Ктесия, Дарий оспаривал выдвинутые против него обвинения. Согласно Диодору, Ксеркс был убит спящим в постели – сюжет, который часть ученых сочла подозрительным, предполагая, что мы имеем здесь дело с распространенным греческим литературным мотивом. Но недоверие необоснованно. Рассказ Диодора подробен и логичен. Древних царей часто убивали в постели. Как заметил Ксенофонт: «Злу легче всего настигнуть своих жертв, когда те вкушают пищу, пьют вино, принимают ванну или спят в постели». Нет никаких причин сомневаться в том, что Ксеркса устранили, когда он спал.

Далее Диодор утверждает, что Артабану помогал евнух по имени Митридат, имевший доступ в царскую спальню, и что в дальнейшем Артабан намеревался убить трех сыновей Ксеркса. Ктесий добавляет, что Артаксеркс приказал немедленно казнить своего брата Дария, предъявив ему двойное обвинение в цареубийстве и отцеубийстве.

Когда впоследствии Артабан присягнул на верность среднему сыну Ксеркса Гистаспу (который все еще находился в далекой Бактрии, но отныне был следующим по старшинству), амбициозный полководец был также лишен жизни по приказу Артаксеркса.

Интриги, заговоры и убийства были реалиями персидской придворной жизни. Заговор мог быстро перерасти в восстание и даже в цареубийство. При дворе Ахеменидов царствовала жестокость, и вспыхивавшее там насилие часто определяло политику династии. Персией управлял всемогущий правитель – это не ориенталистское клише, а исторический факт. Абсолютные монархии характеризовались особой формой политической напряженности, которая, как правило, фокусировалась на самой царской семье и могла привести к прямому применению насилия. По меньшей мере семь из двенадцати великих царей династии Ахеменидов погибли от рук убийц (только три монарха постигли роскошь мирной кончины), и к этому нам следует прибавить убийство (или казнь) по меньшей мере двух наследных царевичей.

Кто же убил Ксеркса? Учитывая то, что Артабан фигурирует в каждом из античных источников, в иных деталях противоречащих друг другу, не может быть сомнений в том, что тот каким-то образом причастен к цареубийству. Но что делать с вавилонским свидетельством того, что Ксеркс был убит своим сыном? Кто из трех его сыновей пошел на этот шаг? Греческие рассказы напоминают тщательно продуманное прикрытие, подготовленное царевичем Артаксерксом. Весьма вероятно, что он объединился с Артабаном и несколькими другими евнухами, чтобы восстать против Ксеркса. В ходе государственного переворота царевич воспользовался возможностью в дерзкой, амбициозной (и успешной) борьбе за трон избавиться как от своего отца, так и от старшего брата. Вавилонский источник утверждает, что убийцей Ксеркса был не кто иной, как его сын. Возможно, Артаксеркс был единственным исполнителем этого преступления. Несомненно, он достиг того, чего хотел. К январю 464 г. до н. э. Артаксеркса I уже признали новым великим царем. Папирусный документ из Элефантины на юге Египта гласил:

«В 18-й день кислева, то есть 7-й день Тота, на 21-м году правления царя Ксеркса, в год, когда царь Артаксеркс взошел на престол».

«Времена-то меняются»[26]26
  Название главы отсылает к песне Боба Дилана «Времена-то меняются» (The Times They Are A-Changin’). – Прим. пер.


[Закрыть]

Артаксеркс I смиренно похоронил своего отца в царском некрополе Накш-и Рустам, а затем убрал с глаз долой все копии его антидайвовской надписи, документа, который подкреплял религиозную реформу и вызывал обеспокоенность. Археологи, работавшие в Персеполе в 1930-х гг., обнаружили, что изящно вырезанные надписи были перенесены в труднодоступные места: три плиты использовались как часть скамьи в казармах гарнизона, четвертая служила частью дверного порога, а еще одну встроили в дренажную систему. Вот вам и реформа Ксеркса.

Двор Артаксеркса был полон интриг, и потому новый правитель приказал убрать с северной и восточной лестниц ападаны Персеполя два располагавшихся там монументальных рельефа. На этих поразительных раскрашенных панелях были запечатлены ахеменидский царь и его наследник в ходе аудиенции. Хотя мы не можем быть уверены в том, кого именно изображает рельеф (царя Дария I и наследного царевича Ксеркса или царя Ксеркса и наследного царевича Дария), новый правитель, не понаслышке знающий о превратностях передачи власти, решил, что лишнее внимание к идее законного престолонаследования сейчас неуместно, и переместил провокационные изображения. Они были спрятаны в уединенном внутреннем дворике сокровищницы, вдали от посторонних глаз.

Артаксеркс I сразу же провел серию показательных судебных процессов, пытал и казнил тех, кто якобы принимал участие в убийстве его отца, хотя придворные осознавали, что большинство жертв были просто козлами отпущения, не связанными с цареубийством, совершенным самим Артаксерксом.

Затем последовала серия репрессий против вельмож и советников Ксеркса, поскольку Артаксеркс начал реорганизовывать дела империи в собственных интересах. Он снял с должностей сатрапов, которые были настроены по отношению к нему враждебно, и нашел им замену из числа своих друзей и сторонников – тех, кто казался наиболее способным и преданным. Массовое смещение действующих сатрапов и назначение новых засвидетельствовано только в правление Артаксеркса I. Ни один другой монарх из династии Ахеменидов не пытался совершить столь радикальный поступок. Это убедительно свидетельствует о том, что новый царь был полон решимости покончить с наследием правления Ксеркса.

Однако, признавая отдельные достижения своего отца, Артаксеркс все же завершил строительство зала ста колонн в Персеполе, а также представился как сын Ксеркса (и, что, возможно, даже более примечательно, внук Дария) в надписях, размещенных на достроенном сооружении:

«Я Артаксеркс, великий царь, царь царей, царь стран, царь этой великой земли, широко раскинувшейся, сын царя Ксеркса, сына царя Дария, Ахеменид. Говорит Артаксеркс-царь: По милости Ахурамазды я достроил этот дворец, который заложил мой отец, царь Ксеркс. Да защитит меня Ахурамазда вместе с богами, и мое царство, и то, что мной сделано» (A1Pa).

Аналогичная надпись была выбита древнеперсидской клинописью по внутреннему краю элегантной серебряной пиалы (чаши) в виде стилизованного лотоса. В надписи говорится: «Артаксеркс, великий царь, царь царей, царь стран, сын царя Ксеркса, сына царя Дария, Ахеменид: в его доме была сделана эта чаша» (A1VSa).

Излишне говорить, что в надписях, заказанных новым монархом, пространных или коротких, ни словом не упоминалась та кровавая бойня, которая обеспечила ему место на троне. Вместо этого царская пропаганда (отражение которой мы находим и в греческих источниках) наделила Артаксеркса всеми традиционными царскими добродетелями. Царя восхваляли за его могучую и статную фигуру, мягкость и благородство духа.

Артаксеркс получил прозвище Долгорукий, которое мы можем интерпретировать двояко: либо из-за физической патологии одна рука Артаксеркса была буквально длиннее другой, либо (что более правдоподобно), благодаря размеру его империи он мог «дотянуться» до краев земли – образ, который соответствует царской пропаганде. Аналогичная идея выражалась в надписях Дария и Ксеркса.

Нам известно имя только одной супруги в гареме Артаксеркса – Дамаспии. Дамаспия определенно происходила из знатного персидского рода, хотя неизвестно, состояла ли она в кровном родстве с Ахеменидами. Она родила царю одного (во всяком случае, известного нам) сына, царевича Ксеркса. Вероятно, у царя были и другие жены; несомненно, было много наложниц. Имена троих из них – все они были вавилонянками – сохранил Ктесий: Алогуна, мать царевича Секудиана; Космартидена, мать царевичей Оха и Арсита, и Андия, мать царевича Багапаса и царевны Парисатиды. У Артаксеркса было еще как минимум 13 сыновей, рожденных ему супругами и наложницами (по крайней мере, так утверждает Ктесий), и, должно быть, были еще и дочери. Гаремом руководила Аместрида, властная вдова Ксеркса, которая теперь занимала почетное положение матери царя. Нет никаких записей, свидетельствующих о том, что она имела какое-либо отношение к убийству своего супруга. Не можем мы установить и то, как она относилась к убийству Дария, своего старшего сына. Если она и оплакивала его смерть, то не позволила этому повлиять на ее отношения с Артаксерксом и отлично вжилась в роль царицы-матери. Скорее всего, Аместрида была полностью осведомлена о планах государственного переворота и поддерживала амбиции Артаксеркса. Ее отношения с Дарием, без сомнения, резко ухудшились из-за дела Артаинты: догадываясь о неопределенности в судьбе старшего сына, она поддержала младшего в его стремлении к власти. Но, возможно, именно слухи о ее причастности к убийству Ксеркса побудили Геродота описать Аместриду как жестокую женщину, которая лишала жизни невинных детей, чтобы продлить свою жизнь. «Мне сообщили, – писал Геродот, – что когда Аместрида, жена Ксеркса, состарилась, она заключила сделку о собственной жизни с богом подземного мира, похоронив заживо семерых персидских мальчиков знатного происхождения».

Ничто в персидских источниках не подтверждает совершения человеческих жертвоприношений – безусловно, это не что иное, как очередная зловещая фантазия Геродота. Тем не менее этот рассказ свидетельствует о том, что имя Аместрида было известно в грекоязычном мире и что ее властность стала притчей во языцех.

* * *

Вскоре после переворота, унесшего жизнь Ксеркса, Артаксеркс был вынужден вступить в конфликт со своим братом Гистаспом, сатрапом Бактрии, который, лишенный царского титула, восстал против узурпации трона своего отца. В Бактрии развернулась серия сражений, которые не привели к продвижению ни одной из сторон, однако в конечном счете Гистаспу пришлось отступить. Таким образом, Артаксеркс одержал победу, и вся Бактрия перешла к нему. Серия печатей, изображающих персидских воинов в одежде жителей Центральной Азии, возможно, была изготовлена в качестве миниатюрных памятных знаков в честь подавления восстания. Некоторые высокопоставленные военные, а возможно, и члены их семей вполне могли заказать такие сувениры в память об этих торжественных событиях. Попутно эти артефакты стали символами персидской точки зрения на исторические события, того, как их определяла и помнила ахеменидская элита. Печати, представляющие персидский взгляд на ход противостояния, являются важным визуальным свидетельством политических конфликтов между центральной властью империи и ее противниками и могут служить опорой при реконструкции политической истории Ахеменидов. В конце концов, тексты о многом умалчивают.

Из-за тяжелого налогового бремени и неумелого распределения запасов продовольствия в 460 г. до н. э. в Египте вспыхнуло крупное восстание, возглавляемое ливийцем по имени Инар, сыном Псамметиха (имя, которое наводит нас на мысль о том, что тот мог происходить из дома фараонов Саиса). В демотической надписи из оазиса Харга этот Инар дерзко назван князем мятежников, поскольку его правление ассоциируется с восстанием в дельте Нила. Египтяне изгнали персидских сборщиков налогов из дельты Нила и сопредельных земель. Только Верхний Египет и столица сатрапии Мемфис на севере оставались в руках персов. Свидетельства, найденные в Вади-Хаммамат, указывают на то, что власть Инара признали не все египтяне: папирусный документ, датированный пятым годом правления Артаксеркса I, сопровождает имя правителя обычными для него титулами «царь Верхнего и Нижнего Египта».

Рис. 18. Оттиск печати с изображением персидского солдата, поражающего воинов-кочевников. Над сценой парит Ахурамазда

Сатрапом Египта был Ахемен, дядя Артаксеркса. Он получил должность сатрапа от своего брата Ксеркса, когда Египет восстал против его воцарения. Теперь Ахемен собрал армию и атаковал повстанцев на севере, сойдясь с ними в решающей битве при Папремисе (современная Саха), где персидская армия была полностью разбита. Ахеменидские войска понесли огромные потери. Геродот посетил место битвы примерно 20 лет спустя и сообщил, что поле боя усеяно черепами погибших персов. Ахемен также оказался в числе убитых. По приказу Инара, желающего задеть чувства Артаксеркса, тело Ахемена было выслано в Персию. Смерть дяди царя и неподобающее обращение с его останками потрясли двор. Аместрида особенно горевала по своему горячо любимому шурину, поклявшись отомстить за его смерть и бесчестие.

Желая подчинить себе весь Египет, Инар обратился за поддержкой к грекам, и вскоре афиняне, стремившиеся покончить с персидской гегемонией в Египте раз и навсегда, предложили помощь и отправили на выручку восставшим египтянам 200 кораблей. Афиняне прибыли на дружественный Персии Кипр и разграбили остров, прежде чем отправиться в дельту Нила, а оттуда – вверх по реке, где им удалось стремительно разгромить персидский флот.

Затем они двинулись к Мемфису, где был размещен персидский гарнизон. Афиняне захватили город, и персидские войска были вынуждены укрыться в городской цитадели, называемой египтянами Белыми стенами, а греками – Белым дворцом.

Осада внутренней крепости Мемфиса продолжалась более года. Афиняне, восставшие египтяне, персы и их египетские сторонники страдали от голода и болезней, многие погибли. В 456 г. до н. э. Артаксеркс отправил своего дядю Мегабиза, сатрапа Сирии, в Египет во главе персидской армии и флота из финикийских кораблей. Он сумел прорваться сквозь ряды повстанцев и вернуть Мемфис, в то время как Инар и его приверженцы вместе с афинянами бежали на остров Просопитида в дельте. Там они сдерживали натиск войск Мегабиза на протяжении полутора лет. Персы построили дамбу, соединившую Просопитиду с материком, и взяли остров штурмом, убив тысячи мятежников и афинян. В яростной рукопашной схватке с Мегабизом Инар был ранен в бедро и согласился сдаться сатрапу при условии, что ему сохранят жизнь. Мегабиз обратился к Артаксерксу, который принял просьбу мятежника, и Инар остался в персидском плену.

Египетское восстание завершилось в 454 г. до н. э. после шести долгих кровавых лет противостояния. В Мемфис был назначен новый сатрап – Аршама, внук Дария Великого, которого называли «сыном дома» (по-арамейски «бар байта»), что обычно переводится как «царевич».

Рис. 19. Оттиск печати Артаксеркса I, изображенного повелителем Египта

Аршама занимал пост египетского сатрапа в течение 47 лет (454–407 гг. до н. э.). Цилиндрическая печать, обнаруженная в районе Черного моря, а теперь экспонирующаяся в Санкт-Петербурге[27]27
  Оригинал ошибочно сообщает «в Москве». В действительности печать входит в коллекцию Государственного Эрмитажа (музейный номер ДВ-19499). В коллекции московского ГМИИ им. А. С. Пушкина представлена другая печать Артаксеркса (I.2.в 254). – Прим. ред.


[Закрыть], отражает дух того времени: на ней изображен Артаксеркс I, увенчанный тиарой и вооруженный копьем, луком и колчаном, полным стрел, ведущий за собой четырех связанных пленников, каждый из которых одет в накидку в греческом стиле. Инар стоит на коленях. За этой крошечной печатью стоит громкое заявление: Египет был вновь возвращен в состав Персидской империи.

* * *

В провинции Иудея тоже было неспокойно. До немногочисленного населения Иерусалима и его окрестностей от проходящих через город солдат и торговцев дошли слухи о египетском восстании. Дурные предчувствия заставили евреев поверить, что приближается Судный день, событие, занимающее центральное место в библейском пророчестве Малахии, дошедшем с тех времен:

«Ибо вот, придет день, пылающий как печь; тогда все надменные и поступающие нечестиво будут как солома, и попалит их грядущий день, так что не оставит у них ни корня, ни ветвей… они будут прахом под стопами ног ваших в тот день, который Я соделаю, – говорит Господь».

Именно в этот мир страха вступил Ездра – еврейский писец и священник, родившийся и получивший образование в Персии. Артаксеркс I поручил ему вернуться на родину, наделив его властными полномочиями для обеспечения соблюдения местных еврейских и персидских законов. Перед отъездом из Месопотамии Ездра начал кампанию по возвращению евреев на родину, посещая город за городом по всей Вавилонии и призывая еврейское население к переселению в Землю обетованную и к восстановлению Храма Соломона. Его слова по большей части остались без внимания. Большинство евреев предпочло жизнь в Вавилонии.

Ездра, привезший в Иерусалим золото и серебро для строительства храма, по-видимому, получил от Артаксеркса определенные государственные ресурсы. Он начал восстанавливать стены Иерусалима, чтобы укрепить город и обеспечить безопасность его жителей, однако группа могущественных самаритян, отколовшейся части еврейской общины, чьи представители утверждали, что являются истинными потомками ранних еврейских племен, избежавших египетского рабства, выступила категорически против восстановления стен. Самаритяне направили Артаксерксу письмо на арамейском, изложив свои жалобы. Когда Кир Великий постановил, что евреи могут вернуться домой, сетовали они, он разрешил им восстановить храм, но не город. Восстановление стен Иерусалима, заявляли они, было явным признаком того, что евреи угрожали восстанием. Царь отреагировал должным образом, направив следующий ответ:

«Письмо, которое вы прислали нам, внятно прочитано предо мною и от меня дано повеление, – и разыскивали, и нашли, что город этот издавна восставал против царей, и производились в нем мятежи и волнения, и что были в Иерусалиме цари могущественные и владевшие всем заречьем, и им давали подать, налоги и пошлины. Итак, дайте приказание, чтобы люди сии перестали работать, и чтобы город сей не строился, доколе от меня не будет дано повеление. И будьте осторожны, чтобы не сделать в этом недосмотра. К чему допускать размножение вредного в ущерб царям?»

Как только копия письма была зачитана старейшинам самаритян, они немедленно отправились к Ездре и иерусалимским евреям и заставили их прекратить все строительные работы как на городских стенах, так и в храме. Лишь несколько лет спустя высокопоставленному еврейскому придворному Неемии, который когда-то служил виночерпием у Артаксеркса, удалось убедить царя разрешить ему отправиться в Иерусалим и продолжить возведение укреплений, которое было столь драматично прервано. Артаксеркс удовлетворил просьбу Неемии, и к августу 445 г. до н. э. тот приступил к реконструкции городских стен. Заброшенные оборонительные сооружения Иерусалима не только лишали его жителей защиты от внешних угроз, но и подвергали позору, поскольку в представлении евреев рухнувшие стены свидетельствовали о том, что они оставлены Богом. Восстановление стен дало евреям знать, что их Господь все еще заботится об Иудее, и послужило для их врагов знаком, что Бог не оставил свой народ.

Стены обеспечивали защиту и укрепляли достоинство народа, пострадавшего от Божьего суда. Стараниями Ездры и Неемии Иерусалим был восстановлен и вернулся под руку Господа. Согласно Библии, строительство храма было завершено в шестой год правления Дария II, что позволяет отнести это событие примерно к 418 г. до н. э., хотя быть абсолютно уверенным в этом невозможно, поскольку датировка библейских текстов и событий персидского периода, как известно, затруднительна.

Между тем в Персии говорить о благоденствии не приходилось. Аместрида была возмущена тем, что Инар и его греческие приспешники не понесли наказания, будучи помилованы царем. На них лежала ответственность за смерть Ахемена, выдающегося представителя царского дома. Аместрида обратилась к своему сыну с просьбой вверить Инара в ее власть, чтобы она сама могла проследить за свершением правосудия, но Артаксеркс отказался пересматривать свое решение о помиловании. Затем Аместрида попыталась убедить Мегабиза, дядю царя, отдать ей пленников, но он тотчас отослал ее прочь, твердо ответив ей, что по воле царя он поклялся своей честью, что пленникам не причинят вреда. Однако Аместрида не смирилась. Она продолжала донимать Артаксеркса постоянными требованиями предоставить ей пленников и не ослабляла давления, пока, спустя пять долгих лет, наконец не добилась своего. Инар и греки были переданы в ее руки. Она обезглавила 50 греков – всех, кто оказался в ее власти, – и была полна решимости обеспечить Инару мучительную публичную казнь. Аместрида остановилась на посажении на кол, подобающем наказании для мятежников и предателей империи, в чем с ней согласился бы Дарий I. Раздетый донага, мятежник Инар был посажен на заостренный деревянный кол и после затяжной агонии скончался.

Мегабиз был в ужасе от смерти мятежников и особенно от того, как обошлись с Инаром. Еще больше он злился на Артаксеркса за слабость, которую тот проявил, поддавшись напористости матери, и, что важнее, за нарушение клятвы. Мегабиз испросил у Артаксеркса разрешения вернуться в свою сатрапию Сирию, а оказавшись там, собрал мощное войско и поднял восстание против царя.

Между войсками Артаксеркса и Мегабиза состоялось две битвы. Мегабиз одержал победы в обеих.

Он продемонстрировал свою силу и дал Артаксерксу понять, что контроль царя над империей непрочен и может быть легко отнят. Мегабиз дал знать, что готов заключить мирный договор, но не хочет идти к царю. Он заключил бы мир при условии, что сможет остаться в Сирии, где он был бы в безопасности. Артаксеркс посоветовался с влиятельным придворным евнухом, уроженцем Пафлагонии Артоксаром, назначенным сатрапом Армении, а также с женой Мегабиза Амитидой. Оба призывали Артаксеркса к заключению мира. Царь неохотно согласился, хотя и потребовал, чтобы Мегабиз явился ко двору и предстал перед престолом на официальной аудиенции. Артоксар и Амитида отправились в Сирию, надеясь склонить Мегабиза вернуться с ними в Персию. Несмотря на очевидную опасность, сатрап согласился и прибыл с ними ко двору, где был тепло встречен и прощен царем.

Несколько месяцев спустя на Артаксеркса во время охоты напал свирепый молодой лев, но благодаря Мегабизу, который пронзил атаковавшее животное копьем, жизнь царя была спасена. Вместо того чтобы поблагодарить Мегабиза, Артаксеркс разразился гневом: Мегабиз убил льва прежде, чем это мог сделать сам царь; из-за Мегабиза царь потерял лицо. Ссылаясь на посягательство на царские права на охоте, Артаксеркс велел отрубить Мегабизу голову. Аместрида, Амитида и евнух Артоксар не могли остаться в стороне и, упав на колени перед царем, умоляли Артаксеркса пощадить Мегабиза. Помня о многих храбрых деяниях Мегабиза, совершенных им во время греческих кампаний при Ксерксе, Артаксеркс смягчился. Он заменил наказание с казни на ссылку, и Мегабиз был вынужден под вооруженным конвоем отправиться в город под названием Сирта на берегу Красного моря. Евнух Артоксар также был отослан со двора в свою сатрапию Армению, поскольку слишком часто обращался к царю от имени Мегабиза. Артаксеркс не желал больше слышать о своем докучливом враге.

Ктесий подробно описывает историю Мегабиза в своей «Персике». Похоже, он узнал о Мегабизе непосредственно от членов его семьи и, возможно, по их просьбе описал его как трагического героя, протагониста, подобного королю Лиру. Мегабиз провел пять лет в одиноком изгнании в Сирте, тоскуя по дому и родным. После этого, писал Ктесий, Мегабиз сбежал из Сирты, переодевшись прокаженным, и проделал долгий путь домой в Персию, где Амитида едва узнала его – так изнурили его годы изгнания. Она убедила Мегабиза обратиться к царю с прошением о прощении, и, опять же благодаря верноподданническому вмешательству Аместриды и Амитиды, Артаксеркс радостно примирился со своим дядей и сделал его «бандакой» (другом), каковым он и был раньше. В заключение Ктесий отмечает, что благородный Мегабиз умер в возрасте 76 лет, и царь глубоко и искренне горевал по нему.

* * *

Тексты Персеполя свидетельствуют, что при дворе Ахеменидов служили представители разных народов империи. Чужеземцы, безусловно, составляли значительную часть придворных, но ни один из иноземных царедворцев не ценился так высоко, как греческие врачи. Их привозили в Персию для удовлетворения медицинских потребностей царской семьи. Великие цари издавна ценили мастерство греческих врачей, ставя их даже выше, чем египетских, которые также практиковали свое ремесло при персидском дворе, – известно о таких египетских лекарях, как Уджагорресент (с которым мы уже встречались, говоря о Камбисе II и Дарии I), Семтутефнахт и Венен-Нефер. Однако персидских монархов особенно интересовали именно греческие врачи – их искали по всей империи. Во времена правления Дария знаменитый лекарь Демокед из Кротона был захвачен в качестве военнопленного и принужден служить врачом у приближенных царя. Он вправил Дарию вывихнутую лодыжку (результат падения во время охоты), когда египетские придворные врачи оказались бессильны, а позже вылечил Атоссу, жену Дария и мать Ксеркса, от воспаления груди. Дарий щедро вознаградил Демокеда за его мастерство: грек жил в прекрасном доме в Сузах, ел за царским столом и, как утверждается, оказывал большое влияние на вынесение царем решений.

Однако ответ на вопрос о том, добровольно ли греки шли на должность царского врача, остается неочевидным. Мы знаем, что Уджагорресент после многих лет службы при персидском дворе вернулся на родину с дозволения великого царя (и, вероятно, с солидной пенсией), но Демокед, к примеру, всегда считал себя пленником. Позже он бежал в город Кротон, жители которого укрыли его от персов.

Независимо от уровня предоставленной им свободы, иноземные врачи выполняли важную роль при царском дворе. Особенно почитаемым греческим врачом был Аполлонид Косский, снискавший славу во время правления Артаксеркса I. Он вылечил Мегабиза от опасной раны, полученной им во время сражения, состоявшегося после смерти Ксеркса, и быстро сделался знаменит. Но слава Аполлонида обернулась бесчестием, когда после смерти Мегабиза он завел роман с его вдовой Амитидой, сестрой Артаксеркса. Она уже была печально известна любовными интригами с придворными, и, хотя Артаксеркс пытался скрыть масштабы ее распутства, ее поведение по-прежнему вызывало пересуды при дворе. Аполлонид воспылал страстью к Амитиде, как только увидел ее, хотя она намного превосходила его по социальному положению. Согласно Ктесию, Аполлонид, хорошо осведомленный о славе Амитиды как охотницы за мужчинами, использовал свою профессию и репутацию, чтобы получить доступ в ее покои.

Возможность сблизиться с Амитидой представилась Аполлониду, когда та заболела. Сначала ее болезнь протекала легко и казалась несерьезной: она жаловалась на нерегулярные боли и спазмы в области таза. Это были первые стадии того, что мы назвали бы раком шейки матки. Артаксеркс велел Аполлониду помочь его сестре. Лекарь стал беседовать с Амитидой наедине – в замкнутом мире царского дворца такой возможности удостаивался не каждый врач. Он пытался поставить ей диагноз и, пользуясь случаем, отметил, что она поправит свое здоровье, если продолжит вести активную половую жизнь, поскольку, по его разумению, ее недуг был заболеванием матки. Интимная жизнь, уверял он, избавит ее от болей.

Лечение, предложенное Аполлонидом, в действительности было весьма прогрессивным для своего времени – многие греческие врачи, особенно представители школы Гиппократа, охотно с ним бы согласились. Врачи-практики (все они были мужчинами) знали, что женская матка, ни к чему не прикрепленная и живущая собственной жизнью, склонна блуждать по телу, оказывая давление на другие органы и таким образом вызывая серьезные заболевания и даже смерть. Порой из-за блуждающей матки у женщин возникали обмороки, менструальные боли и потеря связности речи. Для излечения требовалось вернуть матку на свое место. Одним из методов лечения, предписанных врачами, было помещение сладко пахнущих трав или специй у входа во влагалище, а субстанций с дурным запахом (популярностью пользовались экскременты животных и человека, смешанные с пивной пеной) – у носа, чтобы заманить матку обратно между бедрами и зафиксировать ее на месте. Считалось, что регулярный половой акт – еще один способ, посредством которого можно было заставить матку оставаться на месте, поэтому, согласно греческой научной мысли, сексуально активная женщина (доступная, конечно, только своему мужу) была здорова.

Одурачив Амитиду новейшими теориями западной медицины, Аполлонид прописал ей лекарство, в котором она больше всего нуждалась. Он начал регулярно заниматься с ней любовью. Ее привязанность к лекарю росла с каждым визитом, хотя сам он не отвечал взаимностью и не брал на себя никаких эмоциональных обязательств. Он не сделал ничего, чтобы остановить ужасную болезнь, которая постепенно разъедала ее тело. В том, что Аполлонид распознал признаки болезни Амитиды, не может быть сомнений: греческие врачи школы Гиппократа уже идентифицировали несколько видов рака (назвав его «карцинос», что по-гречески и означает «рак, краб»). Но, поскольку древнегреческая медицинская практика запрещала вскрытие, врачи лишь описывали симптомы и делали зарисовки видимых опухолей на коже, лице и груди. Врачи также знали, что раковые опухоли бывают довольно тверды и прохладны на ощупь и имеют неправильную форму, а иногда вокруг опухоли образовываются язвы. Было известно, что опухоли провоцируют отек, иногда кровоточат и вызывают острую боль. Что касается лечения, поскольку вся диагностика Гиппократа основывалась на гуморальной теории, считалось, что рак является результатом накопления в организме холодной черной желчи. Чтобы остановить рост раковой опухоли, требовалось откачать желчь. Для этого врачи могли провести кровопускание или, если это не помогало, попытаться вырезать опухоль. Для пациента это было мучительно, калечило его и вряд ли исцеляло.