Текст книги "Персия. Рождение и крах древней сверхдержавы"

«… царствования… своего отца. В течение двух лет он будет царствовать. Евнух убьет этого царя».

Предвзятые античные авторы, в частности историки Клавдий Элиан и Плутарх, повествуя о свержении и убийстве Арсеса и других ахеменидских царей, обращались к художественному образу злого евнуха, чтобы продемонстрировать слабости последних представителей династии. Однако утверждение, которое содержит вавилонская клинописная табличка, прямое и непредвзятое сообщение о цареубийстве, заставляет нас отнестись к этому вопросу более серьезно. Вместо того чтобы продолжать исходить из ориенталистских фантазий о евнухах-кукловодах, необходимо признать, что дворы абсолютных монархов жили в условиях напряженности и давления, которые часто приводили к заговорам, а иногда и к убийствам.

Физическая близость к ахеменидским царям давала евнухам непревзойденную возможность выступать в роли наемных убийц. Соперничество было при дворе обычным делом, и при всей своей красоте царские дворцы, как можно заметить, таили в себе множество опасностей. «Львиная яма» – так в одном ассирийском тексте характеризуется царский двор с его враждующими между собой обитателями, а серия шумерских пословиц демонстрирует, насколько древним было подобное представление:

«Дворец – огромная река; его нутро – бодающий бык. Дворец – скользкое место, где поскользнуться может каждый. Если ты решишь пойти домой, ступай осторожно. Дворец – это пустошь. Как свободнорожденному не избежать работы, так дочери правителя не избежать этого злачного места».

В качестве центра политической жизни двор Ахеменидов представлял собой сцену, где с удивительной частотой разыгрывались драмы, полные козней, взаимного противостояния и мести. Напряженность придворной политики пронизывала каждый аспект жизни обитателей дворца, и лишь немногим удавалось оставаться вне плетущихся интриг. Придворная знать была крайне восприимчива к политическим махинациям и личному соперничеству, что иллюстрирует книга Есфири, основанная на истории, полной разрушительных интриг. Конечно, ничто из этого не уникально для Персии: установление и поддержание власти предопределяет напряженную обстановку в придворных обществах всех эпох и стран. Нам не следует пренебрегать рассказами о необоснованных прихотях и злонамеренной жестокости персидских царей, цариц и придворных. Тем или иным сообщениям о Ксерксе, Артаксерксе III, Багое или Парисатиде нетрудно найти параллели в хорошо известных нам биографиях Генриха VIII, Ивана IV Грозного или У Цзэтянь, единственной императрицы Китая. Несмотря на различия в институтах, персидский двор подвергался такому же давлению, которое испытывали и испытывают на себе приближенные всякого абсолютного правителя.

Упомянув об убийстве Артаксеркса IV, вавилонское династическое пророчество утверждает, что:

«Мятежный царевич […] нападет и [захватит] престол. В течение пяти лет он будет царствовать».

Кем был этот «мятежный царевич»? Возможен лишь один вариант – Арташията, выдающийся воин, который после победы Артаксеркса III над кадусиями был награжден за свою доблесть должностью сатрапа Армении. Позднее он был назначен правителем Парса. Внук Дария II, Арташията был Ахеменидом по крови, хотя и принадлежал к побочной ветви. Его отец Арсам, служа престолу в качестве сатрапа Сузианы, взял в жены знатную персиянку по имени Сисигамбида, также из числа Ахеменидов – возможно, двоюродную сестру Артаксеркса III. После разгрома кадусиев, в ходе которого Арташията прославился на всю империю своим героизмом и готовностью сражаться в единоборстве, он сменил службу в Армении на пост управляющего хозяйством Персеполя и Парса в целом – возможно, ту же должность, которую во времена правления Дария Великого занимал, как нам известно из персепольских табличек, Парнакка. Около 340 г. до н. э. Арташията женился на царевне Статире II, своей двоюродной сестре, которая родила ему сына Оха; он также имел трех дочерей от других жен или наложниц.

После смерти Артаксеркса IV Багой, устранивший уже двух правителей подряд, приветствовал царевича Арташияту на троне, провозгласив его великим царем. Без сомнения, Багой сделал это, поскольку, как отмечают греческие источники, репутация храброго воина превратила Арташияту в удачную кандидатуру в глазах персидских ханов и знати. Поддержке со стороны вельмож также способствовало его родство с царской семьей и память о добром отношении к нему Артаксеркса III. Багой, должно быть, рассчитывал, что Арташияте как человеку, несведущему в тонкостях придворного общества, придется обратиться к нему за советом и поддержкой, хотя стоит отметить, что царевич, похоже, не проявлял особой симпатии к евнуху. Когда Арташията, как и следовало ожидать, начал править самостоятельно, Багой забеспокоился и попытался лишить Арташияту жизни. Он решил прибегнуть к испытанному средству – добавить яд в царскую чашу. Предупрежденный о заговоре Багоя, новоиспеченный великий царь великодушно предоставил евнуху «честь» первым испить из царского кубка.

Как пишет Диодор, «царь призвал Багоя выпить за его здоровье и, вручив ему свою чашу, заставил его принять собственное лекарство».

Из фрагментарных, поздних и не заслуживающих полного доверия свидетельств, к которым мы прибегали, чтобы собрать воедино события, связанные с гибелью Артаксеркса III и его сына, становится ясно, что надежные источники по периоду у нас отсутствуют, а те, что есть, скорее вводят в замешательство. Однако, что можно констатировать с уверенностью, так это то, что царский дом Ахеменидов в очередной раз стал жертвой неспособности упорядочить процесс престолонаследия. Артаксеркс III когда-то был прославленным правителем, но с возрастом его власть ослабла, и он не сумел совладать со стремительно сложившимися придворными группировками. Мы не знаем, почему царь проявлял так мало интереса к передаче престола, но, похоже, он ни разу за все время своего правления не называл наследного царевича, что стало бы первым шагом к обеспечению мирного преемства власти. И все же рассматривать эти сюжеты как свидетельство упадка Персидской империи, как это издавна делают ученые, было бы не просто тупиковым, но и в корне неверным путем. Накануне воцарения Арташияты Персия оставалась могущественной силой; она ничуть не утратила своего влияния на мировой арене, и, несмотря на династические междоусобицы с заговорами и убийствами, дом Ахеменидов сохранял власть над империей. Своими энергичными усилиями Артаксеркс III фактически восстановил позиции Персии как единственной мировой сверхдержавы. Благодаря ему Арташияте досталось мощное, стабильное и не просто устойчивое, но процветающее государство. Взяв имя Дарий III в качестве тронного, новоиспеченный великий царь апеллировал к деяниям и славе Дария Великого. Репутация выдающегося воина сполна оправдывала его претензии на особую связь с царем-предшественником. Решительный и целеустремленный, Дарий III имел как способности, так и возможности увеличить владения Персии и приумножить ее богатства. Его правление обещало быть блестящим.

* * *

С тех пор как в 512–511 гг. до н. э. македонский царь Аминта I подчинился власти Дария Великого, македоняне и персы поддерживали тесные связи друг с другом.

Покорение Македонии произошло во время скифской кампании Дария, когда несметная армия Ахеменидов вторглась на Балканы. По пути персы захватили богатую золотом Фракию и греческие города на побережье Черного моря, а также Перинф на побережье Мраморного моря. Завоеватели отправили послов к Аминте I с требованием земли и воды для Дария. Македонский царь признал персидское владычество, а его преемники стали вассалами великого царя. Стоит заметить, что правители Македонии многого добились с помощью персов. Они начали расширять свою территорию, отнимая земли у балканских племен и у греков. Римский историк Юстин отмечал, что Александр I Македонский расширил свои земли «как посредством собственной доблести, так и благодаря щедрости персов» и что македоняне были «добровольными и полезными союзниками персов». В 480 г. до н. э. Александр I оказал Ксерксу гостеприимство, когда тот отправился завоевывать Афины и Спарту, и в последовавшей за этим кампании македонские солдаты сражались в персидской армии.

Македония была страной, богатой природными ресурсами: ее горы покрывали густые леса, дающие неиссякаемые запасы древесины. Афиняне скупали македонский дуб, пихту и сосну для строительства своих трирем, и золото бесперебойно поступало в казну Македонии. Ее цари постоянно богатели. Но несмотря на успешную торговлю с македонянами, афиняне и другие греки из материковой части Греции представляли Македонию опасным местом, где царит хаос, по сути, страной разбойников. Уроженцы Македонии казались грекам чужеземцами и варварами. Хотя в этом есть доля правды, сами македоняне считали себя принадлежащими к эллинскому миру. Династия Аргеадов, правящий дом Древней Македонии как минимум с 700 г. до н. э., вела свое происхождение из города Аргоса на Пелопоннесе. Аргеады мифологизировали историю своей династии, утверждая, что цари их рода происходят от полубога Геракла, величайшего эллинского героя, и что они неразрывно связаны с греческим миром.

Несмотря на эллинский характер македонской царской власти, с течением десятилетий Македония становилась все более персианизированной, особенно царский двор, во многом подражавший персидским обычаям.

Когда царь Филипп II, один из наиболее прославленных правителей Македонии, укрепил свою власть после восшествия на престол в 359 г. до н. э., он старательно заимствовал многие ахеменидские институты и ориентировался на имперские практики персов, учредив, в частности, царский архив, а также корпус царских «компаньонов» (гетайров) по образцу ахеменидских «соплеменников», «сородичей» (сингенеев). Филипп восседал на троне, изготовленном по персидскому образцу, и пил из серебряных кубков в ахеменидском стиле; на его лошадях была персидская сбруя. Даже устройство его семьи и домохозяйства соответствовало персидскому царскому образцу – семь его супруг занимали покои во внутреннем дворе его дворцов в Эгах и Пелле; каждая жена принесла на брачное ложе выгодные экономические и политические связи с соседними вождями и знатью. В общем и целом перс, посетивший Македонию, чувствовал бы себя при дворе Филиппа как дома; по сути, это был персидский двор в миниатюре, хоть и с греческим колоритом.

Учреждение Филиппом институтов и придворных практик в духе Ахеменидов не осталось незамеченным персами, как и его масштабные завоевания. Нельзя было не заметить и то, что двор Филиппа со всевозрастающей частотой становился убежищем для персов, недовольных правлением великого царя. Так, при Артаксерксе III два брата, Ментор и Мемнон Родосские, поддержали перса Артабаза II в его стремлении сменить своего отца Фарнабаза на посту сатрапа Геллеспонтской Фригии. Чтобы укрепить союз с Ментором и Мемноном, Артабаз женился на их сестре и, в свою очередь, выдал свою дочь Барсину замуж за Ментора (после его смерти Барсина вышла замуж за другого брата, Мемнона). Артабаз поднял восстание против Артаксеркса III, но мятеж длился недолго. В 356 г. до н. э. армия Артабаза была разгромлена, а сам он вместе с Мемноном бежал в Македонию, в то время как Ментор отправился в Египет и впоследствии вновь снискал милость Артаксеркса. Филипп II не только позволил Артабазу остаться в Македонии, но и пригласил ко двору его домочадцев, среди которых, несомненно, была и Барсина. В числе беженцев также стоит назвать Сисина и Амминапа, двух знатных персидских придворных, нашедших в македонской столице Пелле приют от притеснений со стороны Артаксеркса.

Они и другие переселенцы принесли ко двору Филиппа знания о персидских традициях и порядках; важно также отметить, что они принесли с собой и персидский язык. В результате двор Филиппа II представлял собой богатое смешение македонских, греческих и персидских ценностей, обычаев и бытовых практик.

Главной целью Филиппа было укрепление военной и политической мощи Македонии. Он кардинально реформировал македонскую армию, усовершенствовав методы ее подготовки, ее вооружение и тактику, а также заменив устаревший строй фаланги гоплитами, вооруженными сариссами (копьями длиной 4–6 метров) и ксифосами (обоюдоострыми одноручными мечами). Справившись с внутренними неурядицами в своей стране, Филипп нацелился на экспансию. Опираясь на свою грозную боевую силу, Филипп присоединил к Македонскому царству земли Фракии от Халкидиков до Эгейского моря и методично поглощал прибрежные города на Балканах, выигрывая битву за битвой и увеличивая свой международный вес.

Артаксеркс III пристально следил за военными успехами Филиппа во Фракии, а затем и в материковой Греции, особенно когда в начале 330-х гг. до н. э[33]33
  Активизация действий царя Филиппа II против персов произошла в начале 340-х гг. до н. э. – Прим. пер.


[Закрыть]. Филипп стал стараться привлечь на свою сторону местных правителей Малой Азии, оказывая поддержку в их противоречиях с великим царем, а то и провоцируя их на восстание. Первое столкновение между Македонией и Персией разгорелось в 341–340 гг. до н. э., когда Филипп попытался захватить удерживаемые персами Перинф и Византий, фракийские города, которые стояли на полуострове, обращенном к Азии и почти соприкасавшемся с ней. Оба города вскоре получили помощь от фригийского и карийского сатрапов, которым встревоженный Артаксеркс приказал оказать жертвам агрессии Филиппа всестороннюю поддержку. Благодаря тому, что великий царь проявлял крайнее внимание к амбициям Филиппа, он смог нейтрализовать их до того, как они нанесли непоправимый ущерб персидским территориям. Филипп принял решение отступить и вернулся со своими войсками в Пеллу.

Летом 338 г. до н. э. Филипп одержал знаменитую победу над Афинами и Фивами в битве при Херонее, в результате чего баланс сил в Греции и на Балканах в одночасье изменился. Подчинив себе Грецию, Филипп дал понять, что готовится к вторжению в Персию, и с этой целью основал то, что ученые называют Коринфским союзом – объединение многочисленных греческих полисов под главенством Македонии, поставившее целью развязывание войны с Персидской империей.

Момент был выгадан верно: примерно в то же время, когда Филипп сокрушил противников при Херонее и подчинил Грецию, произошло убийство Артаксеркса III. При персидском дворе царил хаос. Евнух Багой, цареубийца, возвел на трон послушного себе царя Артаксеркса IV. Полностью сосредоточившись на внутриполитических событиях, персы, похоже, не придали значения военным приготовлениям македонян. Летом 336 г. до н. э. Филипп отправил в Малую Азию около 10 000 македонских солдат под командованием двух своих самых способных полководцев Пармениона и Аттала. Лишь благодаря усилиям персидского военачальника Мемнона македонские войска были оттеснены с персидской территории, хотя вполне возможно, что солдаты Филиппа сохранили за собой ряд военных укреплений, которые вскоре могли сыграть для них бесценную роль. Поражения, понесенные во Фракии и Малой Азии, не смущали Филиппа – он планировал полномасштабное вторжение в Персию.

Артаксеркс III опасался усиления Македонии как державы; его действия против Филиппа показывают, что он гораздо больше остерегался Филиппа, чем слабых греческих городов-государств. Но что можно сказать о его преемнике? Как относился к македонскому правителю и его имперским амбициям Дарий III? Разведчики царя регулярно приносили ему вести из Греции, предупреждая, что македоняне и их союзники вооружаются для войны; снова и снова приходили сообщения о том, что Филипп готов начать вторжение. Но вот в октябре 336 г. до н. э. Дарий получил от своих осведомителей доклад, где сообщалось, что Филипп II мертв, убит одним из его телохранителей на пороге театра в Эгах. На том же месте знать и армия провозгласили царем его 20-летнего сына Александра, Александра III Македонского. Дарий, должно быть, не знал, что и думать.

«Некоторые говорят об Александре»[34]34
  Название главы отсылает к британскому военному маршу XVIII в. «Британские гренадеры», который начинается со следующих слов: «Некоторые говорят об Александре, а некоторые о Геркулесе, // О Гекторе и Лисандре, и о других великих. // Но из всех отважных в мире нет никого, кто лучше, // Трум-бах-бах-бах-бах, британских гренадеров». («Some talk of Alexander, and some of Hercules, // Of Hector and Lysander, and such great names as these. // But of all the world’s brave heroes, there’s none that can compare. // With a tow, row, row, row, row, row, to the British Grenadiers) – Прим. пер.


[Закрыть]

Александр III взошел на трон Македонии в 336 г. до н. э., всего через несколько месяцев после воцарения Дария III в Персии. Провидение распорядилось так, что обоих царей обуревали схожие заботы. Оба монарха пришли к власти после кровавых потрясений, вызванных цареубийством; оба были опытными бойцами и талантливыми полководцами на поле боя, легко завоевывая уважение и верность своих войск; оба были амбициозны, харизматичны и уверены в себе. В течение последующих стремительных, но судьбоносных лет весь мир, охваченный тревогой, ждал, затаив дыхание, кто выйдет из их схватки победителем, Александр или Дарий. Их жизни неразрывно переплелись. В то время как Дарию было что терять, Александру было что приобретать. По воле рока их имена оказались связаны навеки – история противостояния Дария и Александра вошла в легенды.

Пытаясь составить жизнеописание Александра Македонского, многие историки приходят в отчаяние от того, что личность этого человека практически невозможно отделить от легенд. Процесс мифотворчества начался еще при его жизни и достиг кульминации в работах пяти великих «историков Александра». Все они составляли свои сочинения спустя два и более столетия после смерти Александра: это «Историческая библиотека» Диодора Сицилийского конца I в. до н. э., «Анабасис Александра» Арриана, «История Александра Великого Македонского» Квинта Курция Руфа, труд Юстина на латыни II в., представляющий собой изложение утраченной работы Помпея Трога «История Филиппа», и «Жизнеописание Александра» Плутарха, одно из его «Сравнительных жизнеописаний», где македонянин сопоставляется с Юлием Цезарем.

Эти поздние тексты полны противоречий; в частности, Арриан и Диодор расходятся во мнениях едва ли не по каждой детали, созданные ими портреты Александра резко контрастируют. К сожалению, источники, написанные при жизни Александра, такие как труды Каллисфена, Аристобула и Клитарха (все они знали Александра или его диадохов), были безвозвратно утрачены, а это означает, что мы узнаем биографию Александра только через значительно более поздние, тщательно обработанные описания его жизни и походов, каждое из которых имеет свои особенности, отражает личные предубеждения автора и несет в себе тот или иной идейный посыл. Говорить об объективности и надежности не приходится.

С другой стороны, поскольку персы не вели исторических хроник, у нас нет ни развернутого повествования о Дарии III, ни грандиозных описаний его кампаний. К несчастью, в персидских источниках даже само его имя упоминается редко. Оно встречается разве что в хозяйственных документах, тексты которых разочаровывают своей шаблонностью. Материальные свидетельства, представленные археологией и нумизматикой, не лучше. Они не несут существенных сведений о Дарии-человеке или его политике как правителя. Лучшее, что можно сделать с теми скудными знаниями, которые дают о Дарии ахеменидские тексты, – это привлечь их к совокупности свидетельств, предоставляемых гораздо более поздними античными источниками. Персидские документы не проливают свет на правление Дария, они лишь дополняют историю Александра, рассказанную греческими и римскими авторами.

Таким образом, с источниковой базой связано немало проблем. С одной стороны, существуют богато мифологизированные греческие и латинские приключенческие повествования об Александре Великом – убедительные, интригующие, захватывающие панегирики, а с другой – существует разрозненная группа документов, призванных свидетельствовать о жизни и деяниях Дария III. Естественно, возникает соблазн дополнить то, что мы знаем о Дарии, подробностями из сочинений античных писателей, и, действительно, на протяжении веков историки решительно придерживались этого подхода. Они бесцеремонно приукрашивали фрагменты из античных рассказов, преуменьшая способности Дария как воина и продвигая представление о его неумелости и бесхарактерности. Нам не следует поддаваться такому подходу.

В этой книге предпринята попытка дать персидским источникам приоритет над греческими и латинскими текстами, и, хотя в отношении Дария III сделать это крайне непросто, вполне возможно сфокусировать на личности царя более пристальное внимание, постаравшись сместить привычный фокус. Традиционное представление о Дарии как о бессильном трусе не имеет под собой объективных оснований. Тем не менее в свете плачевной ситуации с персидскими источниками поиск новых свидетельств и аргументов не дает сколь-либо значительного результата. И все же нам стоит попытаться взглянуть на поход Александра глазами персов и предпочесть, где это возможно, ахеменидское понимание разворачивающихся событий.

* * *

Ясной, теплой весной 334 г. до н. э. Александр с армией численностью около 30 000 человек пехоты и около 5000 человек кавалерии переправился через Геллеспонт и оказался в Азии. Персидские разведчики принесли Дарию весть: Александр – на персидской территории. «Достигнув материка, Александр первым делом вонзил свое копье в землю», – доложил Дарию осведомитель, сообщив, что молодой македонский царь пришел в персидские земли как «второй Ахиллес», чтобы принести войну в Азию и отомстить за эллинов, которые потеряли жизни и имущество, когда Ксеркс обрушился на Грецию. «Ахиллес»? Это имя ничего не говорило Дарию. Ксеркс в Греции? Дарий кое-что слышал об этом событии из преданий, которые ему рассказывали в детстве. Великий царь Ксеркс убил греческого царя, припомнил он, и одержал блестящую победу над лжецами и лицемерами, которые правили этими далекими, беспокойными берегами. Дарий не был очень уж встревожен известием о высадке Александра. Уверенности ему придавало то, что персидская кавалерия насчитывала 20 000 солдат и пехота – 20 000 наемников, что пусть и было несколько меньше, чем пехота Александра, но не вызывало большого беспокойства, поскольку персидская конница легко превосходила македонскую. Кроме того, в распоряжении Дария находились безграничные финансовые ресурсы. В его руках были сокровищницы Вавилона, Персеполя, Экбатан и Суз, а также всех сатрапий, включая баснословные богатства Сард, и, конечно же, монетные дворы западных провинций. В целом баланс сил легко складывался в пользу Дария.

Возможно, именно самоуверенность помешала Дарию действовать рационально, так как в сложившейся ситуации имело бы смысл всей мощью флота и пехоты Ахеменидов нанести решительный удар по Геллеспонту, блокировав македонянам доступ в Азию и отбросив Александра назад в море, то есть помешав вторжению еще до того, как оно началось. В конце концов, Дарий знал, что македоняне собрали войска и корабли. Но нет, силы Дария бездействовали. В его защиту стоит отметить, что ахеменидским царям крайне редко доводилось полностью мобилизовывать свои силы, и вполне вероятно, что весной 334 г. до н. э. Дарий и его советники рассматривали высадку македонян как всего лишь еще одну попытку разжечь мелкое восстание в Малой Азии и считали, что она обречена на провал. Они ошибались. Впервые в своей истории Персидская империя столкнулась с противником, который был полон решимости вести войну до победного конца. Враг пришел в ее земли как завоеватель. Следуя вековой персидской практике, Дарий велел местным сатрапам дать отпор македонской угрозе. Получив от Дария приказ сразиться с Александром, правитель Фригии Арсит быстро сформировал военный совет, состоящий из сатрапов сопредельных провинций. Мемнон Родосский, верный Дарию греческий военачальник, выступал за принцип выжженной земли, призывая уничтожать все посевы и запасы, которые Александр мог бы использовать для питания своих солдат; лишение македонян провианта было бы затратным, но эффективным способом остановить их продвижение в Азию. Придя в ужас от мысли об ущербе своим прибыльным землям, сатрапы отвергли эту идею. Уверенный в превосходстве персидских войск и тактики, военный совет принял решение вынудить македонян перейти к обороне, собрав свои объединенные силы в Зелее, деревне близ реки Граник на северо-западе Малой Азии, недалеко от древней Трои. Там они должны были дождаться Александра, вступить с ним в бой, победить его и заставить македонян убраться восвояси.

Битва при Гранике оказалась относительно мелкомасштабным, но беспорядочным сражением: «смешались в кучу кони, люди» – стороны стояли насмерть. Александр и его кавалерия, вооруженные крепкими копьями, которые оказались намного эффективнее персидских, одержали верх в схватке. Легкая пехота македонян умело маневрировала среди лошадей и сеяла панику в рядах персов. Два персидских сатрапа Ресак и Спифридат заметили в гуще сражения Александра и бросились на него. Ресак ударил Александра мечом по голове, но шлем Александра принял на себя основную тяжесть удара, и в ответ македонянин пронзил копьем грудь перса. Спифридат внезапно возник позади Александра и занес было свое копье, но Клит, один из старших военачальников Александра, подскочил и отсек персу руку, сжимающую оружие.

Наконец, македонская кавалерия нанесла по персидским силам решающий удар – победа досталась Александру легко. Те персы, которых еще держались, обратились в бегство. Дарию было доложено, что он потерял более тысячи всадников и что в бою пали многие его сатрапы. Цвет ахеменидской элиты был рассеян по полю боя. Дарию также донесли, что Александр пленил многих греческих наемников, состоявших на персидской службе, назвал их предателями и приказал умертвить. Вскоре Дарий узнал и о том, что Александр прошел маршем на юг через Малую Азию, «освобождая» греческие города, карая всех, кто оказывал сопротивление, и устраняя местных правителей, сохранявших верность персидскому престолу. Город Сарды, как сообщили Дарию, открыл свои ворота Александру и радушно принял его – впрочем, от Сард всегда стоило ожидать неприятностей.

Основная часть армии великого царя по отступлении от Граника была расквартирована в Милете, где ее возглавил Мемнон Родосский. Он повел армию к Галикарнасу и встал лагерем для защиты города. Решимость персидских войск позволила им дать македонянам яростный отпор, и зимой 334 г. до н. э. Александр отправился в Ликию, так и не овладев Галикарнасом. Затем Дарию стало известно, что Александр захватил Ликийское и Памфилийское побережья и двинулся во внутреннюю Анатолию, где поставил своего полководца Деметрия по прозвищу Осаждающий Города правителем над Келенами, столицей Великой Фригии.

Весной 333 г. до н. э. Александр прибыл в Гордион, получив подкрепления из Греции и Македонии, и этот факт побудил Дария приказать Мемнону как можно скорее отвоевать побережье. Мемнон предпринял эффективную контратаку, однако в июле 333 г. до н. э. скончался при осаде Митилены на Лесбосе. Александр беспрепятственно двинулся дальше, к Киликии и Каппадокии, которую он причислил к своим владениям. Дарий был потрясен вестями о дерзости Александра. Перейти к решительным действиям его заставило известие о том, что тот чеканит собственную монету в Тарсе (где сегодня пролегает южная граница Турции с Сирией). Дарий объявил, что сам поведет свои войска в бой в Сирию и положит конец изнуряющему македонскому вторжению.

Дарий покинул Вавилон во главе своей армии. Его семья следовала за ним в царском обозе. Женщины царского дома – мать царя Сисигамбида, его прекрасная жена Статира II, дочь Статира III и ее младшая сестра Дрипетида – ехали в роскошных крытых повозках. С ними был и пятилетний наследник престола Ох. В обозе также находились три дочери Артаксеркса III, одна из его вдов и вдова Мемнона Родосского Барсина. В царской процессии не могло обойтись и без ахеменидских царевичей, а также прочих родственников Дария. В их число вошли Бисфан, единственный оставшийся в живых сын Артаксеркса III, который, по-видимому, занимал при Дарии особое положение; Бесс, сатрап Бактрии; Мадат, вождь уксиев; Оксафр, горячо любимый брат царя, и другие. Все они играли в войске заметную роль и держались недалеко от царя. Когда процессия достигла Дамаска, гарем и обоз с багажом из соображений безопасности оставили за стенами города, тогда как армия двинулась навстречу македонянам. 5 ноября 333 г. до н. э., в сырой промозглый день, в местечке под названием Исс недалеко от берега залива (в наши дни этот залив, расположенный в юго-восточной Турции, носит название Искендерун) две армии сошлись на поле боя.

Согласно осторожным оценкам, под командованием Дария находилось 108 000 человек, тогда как на стороне Александра сражалось не более 40 000 человек. Берега реки Пинар определяли границы боевых действий. Точные детали битвы при Иссе неизвестны, поскольку «историки Александра» выдвигают различные версии хода сражения. Однако следует признать, что дела Дария складывались не лучшим образом. В то же время для Александра сражение шло по плану: удар фаланги, прорыв фронта противника и быстрая кавалерийская атака в центр персидских позиций (привычный маневр для Александра) привели македонян к военному успеху. Хотя оба военачальника должным образом подготовились к битве, Александр обладал более свежим боевым опытом, как и его войска, а это означало, что они были способны выполнять свои маневры эффективнее, чем персы. Как только началось сражение, Александр сумел воспользоваться всеми доступными ему возможностями, быстро адаптируясь к ходам Дария и противодействуя каждому из них. Вскоре схватка перешла в рукопашную, жестокую и кровавую. Мечи рубили плоть, стрелы протыкали грудь, ноги и шеи, копья вонзались точно в цель. Вскоре крики раненых смешались с шумом битвы и лязгом металла. Александр снова повел свою кавалерию и на полном скаку атаковал персидский фланг. Среди ужасающего гвалта, прокладывая путь через тела мертвых и умирающих лошадей и людей, Александр продвигался вперед, навстречу персам.

Стоя в своей колеснице, Дарий увидел, что македонские войска с пехотной фалангой в центре и кавалерией по флангам быстро приближаются к его армии. Зрелище того, как Александр, возглавив стремительную атаку, громит левое крыло персов, после чего бросается на греческих наемников по центру, заставило его изумленно вытаращить глаза. Внезапно Дарий встретился взглядом с Александром: македонянин с раскрасневшимися щеками и налитыми кровью глазами, сверкающими решимостью, галопом мчался к нему, вздымая меч. Дарий находился среди конницы царского двора во главе с его братом Оксафром, но, хотя персидские всадники храбро сражались, им было не сравниться с македонянами. Тем временем, кони, запряженные в колесницу Дария, исколотые стрелами и обезумевшие от боли, понесли Дария прямо в гущу греческих солдат. Великий царь пытался удержать коней, в то время как Александр продолжал прорубать себе путь, размахивая мечом, пренебрегая всякой опасностью, даже когда кто-то полоснул его по бедру кинжалом. Лишившись лука, щита и копья, Дарий стал свидетелем гибели своих телохранителей. Тогда он пересел с царской колесницы на коня и устремился в безопасное место. Этот шаг может показаться трусостью – большинство античных историков, безусловно, расценивали его именно так, – но это не соответствует действительности. Единственной мыслью Дария было будущее его империи, которое, конечно же, воплощалось в его личности. Ахемениды остались бы без шансов на победу в противостоянии, будь царь захвачен в плен или убит. Дарий ускакал в Тапсак, небольшой город на Евфрате, и укрылся там. Персидские воины поспешили за своим царем, но во время их панического отступления кавалерия Александра перебила тысячи из них. Некоторые из спасавшихся бегством персидских пехотинцев были затоптаны собственной же конницей. Битва завершилась оглушительной победой Александра. Его потери составили всего 7000 человек против 20 000 у Дария. Уцелевшие персидские кавалеристы двинулись по Царской дороге на север и стали лагерем в Каппадокии и Пафлагонии, где их командиры вскоре начали набирать новые силы с намерением отвоевать всю Малую Азию.