Текст книги "Персия. Рождение и крах древней сверхдержавы"

Тем временем люди Александра обнаружили лагерь Дария, расположенный неподалеку от поля боя. В нем было чем поживиться. Разграбив персидские шатры, македоняне разделили между собой качественные доспехи, инкрустированную мебель, богатые гобелены, одеяния из льна и шелка, а также бесчисленные сосуды из золота и серебра. Однако к личным вещам Дария никто не прикасался, поскольку те теперь принадлежали самому Александру. Когда Александр, утомленный, в окровавленных доспехах, появился в шатре Дария, он решил, что искупается, и приказал наполнить ванну, найденную среди имущества великого царя, сказав (как сообщает Плутарх): «Давайте теперь очистимся от тягот войны в купальне Дария». – «Нет, – ответил один из его последователей. – Не Дария, а Александра, ведь собственность побежденного полагается победителю».

«Погрузившись в теплую воду и вдыхая ароматы благовоний, витавшие в воздухе, Александр повернулся к окружающим и, сделав жест рукой, сказал: „Вот это, видимо, и значит царствовать!„»

На исходе 333 г. до н. э. Дарий узнал, что Александр вошел в Дамаск и захватил персидский обоз, завладев царским гаремом. Дарий пришел в ужас. Его мать, жена и дети, включая юного наследника, теперь находились в руках его врага. Также в его власти оказались знатные персиянки, в том числе Барсина, которую Александр, возможно, помнил по своей юности в Пелле, где той было предоставлено убежище. Вскоре после своего пленения Барсина стала возлюбленной Александра. Итак, Александр захватил царскую семью, что имело особый политический вес. Важно не упускать из виду символическую роль пленения македонянами всего гарема Дария III – тот удар, который наносила позициям Дария утрата женщин царской семьи. Обладание гаремом предшественника, в особенности женщинами царского дома, обеспечивало преемнику легитимность. Контроль над гаремом давал новому правителю возможность узаконить свое правление через физическую связь с женщинами бывшего монарха – вспомним, как извлек из этого выгоду Дарий I, когда в своем стремлении к власти женился на всех пригодных к замужеству царских женщинах из рода Кира Великого. Аналогичным образом захват македонским царем женщин из царского гарема предвещал в глазах Дария III конец правления Ахеменидов. Присвоение Александром их репродуктивных способностей тотчас ставило под угрозу законность правления самого Дария.

На протяжении недель и месяцев, последовавших за битвой при Иссе, Дарий пребывал в отчаянии из-за пленения его семьи. В попытке обеспечить их свободу он не менее трех раз делал Александру дипломатические предложения. Он якобы пообещал Александру руку одной из своих дочерей и в качестве приданого – согласно античным источникам – даже предложил уступить ему часть Персидской империи вплоть до Евфрата (иными словами, половину своего царства).

Действительно ли Дарий был готов отказаться от половины своей империи? Поверить в это сложно. Можно предполагать, что Дарий был готов заплатить несметный выкуп, чтобы вернуть своих близких, которые удерживались в качестве привилегированных заложников, но мысль о том, что он попросту подарит Александру персидские территории, не соответствует ни военной тактике Дария, ни его манере управления. Дарий был полон решимости бороться за свою империю до последнего вздоха и сохранить ее целостность любой ценой, поэтому невозможно представить, чтобы он когда-либо согласился отказаться от своих земель, отдав их в руки врага. Когда Дарий бросил войска, разбитые на поле битвы при Иссе, когда он вскочил на коня и устремился прочь, он полностью осознавал риск, на который шел. Спасая свою жизнь, Дарий сознательно покинул семью и понимал, что возможность вновь увидеть домочадцев зависит от его силы как воина и правителя. Если в будущем он сумеет победить Александра, его семья окажется в безопасности, но, пока этого не произошло, она была обречена оставаться в руках македонян. На кону стояло существование всей Персидской империи – для Дария это означало, что он должен любой ценой сохранить царскую власть; это было важнее, чем защита любого из членов семьи. В дальнейшем у него могли появиться новые жены и дети, сейчас же необходимо было сохранить престол за Ахеменидами.

* * *

Спустя некоторое время после битвы при Иссе Дарий вернулся в Вавилон. В течение следующих двух лет он сосредоточился на заботах царского двора, без конца пополняя войска, набирая и обучая новобранцев и инструктируя их по части применения нового оружия, в том числе македонских копий. Персы быстро освоили новые боевые приемы и жаждали при первой же возможности применить их на практике. Гонцы регулярно доставляли царю донесения о передвижениях Александра: тот захватил финикийские города-государства, овладел Иоппой и Газой и вступил в Египет, где его приветствовали как освободителя и бога во плоти. Весной 331 г. до н. э., реорганизовав управление Египтом, Александр снова двинулся в путь. Он подавил восстание в Самарии, прошел маршем на север к Тиру и повернул на восток к Евфрату, минуя Дамаск и Алеппо.

Предвидя новый натиск врага, Дарий двинул свою огромную армию (она насчитывала от 53 000 до 100 000 человек) на северо-запад, в Вавилонию, в сторону древнего ассирийского города Ниневии (современный Мосул). Местом битвы Дарий выбрал открытую равнину, расположенную под холмом, имеющим очертания верблюжьего горба; такая форма и дала ему название, происходящее от семитского слова, означающего «верблюд» – «Гаммалу». Впоследствии македоняне прозвали его Гавгамелы. На этой равнине силы Дария разбили лагерь и стали ждать прибытия македонян.

Ночью 20 сентября, сразу после захода солнца, Дарий и его люди заметили, что луна стала кроваво-красной, а затем почернела. Вавилонские астрономические дневники отразили это удивительное явление следующим образом:

«На 13-й день месяца улулу в пятый год правления Дария произошло лунное затмение, луна полностью потемнела по мере захода Юпитера. Сатурн находился на расстоянии четырех пальцев. Когда затмение стало полным, подул западный ветер; когда луна снова стала видна, поднялся восточный ветер. Во время затмения были смерти и эпидемии».

Маги и астрологи не видели в потемневшем, безлунном небе ничего, кроме злого рока. Моральный дух в царском лагере был крайне низок. Он упал еще сильнее, когда рано утром 23 сентября на небесах заметили новое предзнаменование – по предрассветному небу пронесся метеор. Что бы это могло означать? Жрецы и прорицатели затруднялись с ответом, но вот на следующее утро до Дария дошла весть о том, что его жена Статира скончалась при родах. Разум Дария, должно быть, был переполнен тяжелыми мыслями и болью утраты.

Античные источники обращают особое внимание на обходительность Александра с женщинами из дома Ахеменидов и, в частности, подчеркивают, что он обращался к матери Дария Сисигамбиде как к собственной матери и что ей было приятно называть его сыном. Возможно, это действительно было так. У Александра, несомненно, были все основания содержать царицу-мать в добром здравии и заботиться о ее удобстве: он мог бы получить за нее громадный выкуп. Куда больше вопросов вызывают его отношения со Статирой II, супругой Дария.

Статира, по всей вероятности, была взята в плен летом 332 г. до н. э., когда Александр завладел царским обозом, который Дарий оставил в Дамаске. Она умерла во время родов ориентировочно 21 сентября 331 г. до н. э. Если эти расчеты верны, вполне вероятно, что дитя, рожденное ею в последние часы жизни, было ребенком не Дария, а Александра. Арриан в своем описании персидской кампании стремится убедить читателя, что благородный Александр и пальцем не тронул царицы Дария, но факты говорят об обратном.

Что стояло за этим трагическим событием? Была ли Статира обесчещена Александром? Обольщена? Влюбилась ли она в него? Мы не можем знать наверняка. Впрочем, мотив самого Александра прозрачен: вне зависимости от того, каким образом он физически сблизился со Статирой, овладев женой Дария, он символически заявлял о своих притязаниях на Персидскую империю. Роди она ему живого сына, Александр мог бы провозгласить его, кровного потомка и Аргеадов, и Ахеменидов, своим наследником. Однако этому не суждено было сбыться.

Известие о смерти Статиры стало для Дария очередным страшным ударом. Его положение стремительно ухудшалось. Утром 1 октября 331 г. до н. э. Александр и его войска (около 47 000 человек) выстроились наготове к бою. Расстановку сил определил Дарий, приказавший своим людям сровнять с землей всю растительность на равнине, чтобы та не препятствовала бегу его колесниц. Дарий по обычной персидской практике расположился в центре своей армии, в то время как Александр разделил войска на два отряда – таким образом, враждующие стороны, в сущности, недалеко ушли от позиций, которые занимали в битве при Иссе. Македоняне вступили в бой первыми, устремляясь к центру поля боя. Внезапно, совершив неожиданный маневр, Александр направил свою кавалерию вправо параллельно персам, увлекая персидскую кавалерию влево. В результате в центре строя персов образовалась брешь. Незащищенный и уязвимый, Дарий атаковал войска Александра и на полной скорости развернул колесницы, но македоняне пускали в дело свои копья-сариссы и поражали лошадей и возничих, когда те проносились мимо.

Каким-то образом персам удалось нарушить строй греков, но в тот же момент Александр предпринял мощную атаку: отрезав тыл персидской армии, он бросил все силы на ее центр. Как и при Иссе, Дарий осознал, что Александр способен нанести ему роковой удар, поэтому, стремительно развернув колесницу, он бежал с поля боя. Александр легко мог бы последовать за Дарием и покончить с ним, но предпочел остаться в гуще сражения, чтобы поддержать своего полководца Пармениона, чей левый фланг принял на себя основной удар персидских атак и остро нуждался в помощи. Тем не менее битва закончилась убедительной победой Александра.

Покинув Гавгамелы, Дарий бежал в Арбелу, затем пересек Загросские горы и оказался на Иранском нагорье. Он сразу же направился в Экбатаны, где немедленно принялся собирать дополнительные войска – исход противостояния еще не был решен. Александр тем временем отправился на юг, к Вавилону. Вскоре город покорился ему, встретив его с ликованием. Городские начальники и представители знати вышли из ворот, чтобы ввести его в город. Как и Кир Великий до него, Александр постарался наладить сотрудничество с местным духовенством и показать себя верным поклонником вавилонских богов. Он предложил вавилонянам защиту от грабежей и мародерства и выразил свое почтение великому храму Мардука. Поддержка администрации Вавилона позволила Александру установить контроль над всей сатрапией. Он следовал древним традициям вавилонской монархии и даже принял ее титулы, такие как «царь всех земель», точно так же, как это делали великие персидские цари.

Утрата Вавилона подрывала и без того пагубное положение державы Ахеменидов. Дарий остро ощущал позор от его потери. Но вести, пришедшие следом, были и того хуже: Александр двинулся на Сузы, которые пали без какого-либо сопротивления, после чего вступил в противостояние с уксиями, племенем выносливых кочевников, которые контролировали единственный маршрут между областью Фахлиан и так называемыми Персидскими воротами на юго-западе Ирана. Теперь же македоняне стояли лагерем внутри и вокруг Персеполя, жемчужины Персидской империи. Город был в руках варваров. Его падение казалось немыслимым, катастрофическим, постыдным и, должно быть, ввергло Дария в скорбь.

Александр стремился как можно скорее пересечь Загрос, полный решимости добраться до Персеполя прежде, чем персы успеют развернуть войска для его защиты. К середине января 330 г. до н. э. он достиг стен города. Его казначей Тиридат открыл ворота македонским войскам. Однако говорить о триумфальном вступлении в вавилонском стиле не приходилось. Македоняне не увидели ни приветствовавшей их толпы, ни радостных криков «Искандер! Искандер!». Местные жители укрылись в своих домах, страшась, что варвары из-за Горького моря погубят их всех и надругаются над их телами. В среде македонских солдат разгоралось беспокойство: до сих пор они сохраняли дисциплину и не посягали на окрестные богатства, хотя и утверждали, что вправе грабить любое место, через которое проходят. Персеполь сулил крупные трофеи – разве Александр не обещал им его богатства, называя его самым ненавистным городом в Азии? К тому времени, когда армия оказалась у городских ворот, алчность македонян достигла своего предела – они жаждали присвоить все, на что хватит сил: сокровища, вино, еду, женщин – и насладиться тем, как сгинет остальное.

Александр овладел террасой, где возвышались царские дворцы, обосновался в них и предоставил войскам право на разграбление окрестностей. Более суток македонские солдаты бесчинствовали в Персеполе, обыскивая каждое жилище, вынося имущество, истязая женщин, мужчин и детей, обращая их в рабство или убивая. Множество домов, мастерских и посевов сгорело в огне, тысячи голов скота преданы мечу. Насилие, обрушившееся на Персеполь, было свирепым, долгим, массовым и совершенно неуправляемым. Недавно проведенные археологические изыскания выявили, что, несмотря на утверждение Александра о неприкосновенности царской террасы, дворцовый комплекс, несомненно, также подвергся натиску македонских войск. В водных каналах, проходящих под террасой, были обнаружены останки более дюжины людей и животных. Вероятно, эти несчастные укрылись в катакомбах, спасаясь от смерти, но македонские солдаты выследили и убили их. Дошедшие до нас свидетельства указывают на то, что люди Александра совершали убийства не только с целью наживы, но и ради удовольствия.

Грабежи совершались и на самой царской террасе. Мародерство македонян оставило после себя заметные археологические следы. В отчете археологов о раскопках 1939 г. отмечалось, что люди Александра «тщательно обчистили сокровищницу Персеполя», забрав с собой все ценное: «Похоже, они не оставили ни одного сосуда из драгоценного металла, но царская посуда из камня отягощала бы их обоз, не принося особой выгоды. Мы не сомневаемся, что они разбили сотни сосудов, которые не пожелали брать с собой». Македонские солдаты уничтожили более 600 сосудов, изготовленных из алебастра, мрамора, ляпис-лазури и бирюзы, разбросали цилиндрические печати, украшения и драгоценные камни, распороли и сожгли ковры, одеяния и занавеси, присвоили или сломали предметы культа – алтари и курильницы. Что примечательно, пострадали не только персидские артефакты. Одна знаменитая греческая мраморная скульптура, известная как «Пенелопа Персепольская» и представляющая собой изображение прозорливой жены Одиссея из гомеровского эпоса, вероятно, была привезена в Персеполь Ксерксом после разграбления Афин и бережно хранилась в царской сокровищнице. Археологи нашли ее там же, но уже в виде осколков, разметанных среди руин. Она пала еще одной жертвой разгулявшегося буйства. В результате акта вандализма Пенелопа была обезглавлена ударом тяжелого македонского меча. Ее изящные руки были отрублены, так что от статуи остались только торс и ноги. Она оказалась слишком тяжела, чтобы ее можно было транспортировать целиком, но ее мраморные руки и голова были увезены как добыча и так и не были найдены.

Наконец, по прошествии дня и ночи, принесших местным жителям неисчислимые несчастья, Александр велел своим людям прекратить мародерство и убийства. Не осталось практически ничего – ни добра, ни жизней, – что можно было бы отнять. Персеполь стал городом-призраком, усеянным телами. Один вид его наводил ужас; он превратился в место обитания вдов и сирот, шакалов и лис, место скорби.

* * *

В течение следующих четырех месяцев Александр не мог определиться с дальнейшим планом действий. Он знал, что Дарий находится на севере, где собирает войска, но, казалось, не желал покидать Персеполь. Александр посетил гробницу Кира Великого в Пасаргадах и выразил свое почтение прославленному царю, но в Парсе ему не оказали радушного приема. Персы юго-западных областей империи, ее сердца, противились его власти и угрожали восстанием, проявляя открытую враждебность. Наконец, весной 330 г. до н. э. македоняне обрушилась на земли Иранского нагорья карательным походом, уничтожая поля и превращая в пепел поселения. Диодор вынес происходящему красноречивую оценку, отметив, что Александр «не доверял местным жителям и испытывал к ним острую вражду». Именно для того, чтобы противостоять растущей волне персидского патриотизма и антимакедонских настроений, в мае 330 г. до н. э. Александр поджег Персеполь и спалил дотла множество дворцов. Это не было благородным актом возмездия за сожжение Ксерксом афинского Акрополя, как позже утверждали некоторые античные авторы, – в конце концов, Александр не имел абсолютно никакого отношения к Афинам. Нет, это было прагматичной попыткой подавить военное сопротивление персов на просторах Парса, в крепостях Центральной Персии. Разрушение Персеполя посылало персам ясный, недвусмысленный сигнал: их звездный час, дни их имперской славы миновали, и теперь они подданные Александра.

Тем не менее разрушение Персеполя было тяжелой жертвой. Парменион, один из советников Александра, предупреждал, что его потеря будет невосполнимой, да и сам Александр впоследствии сокрушался, что сожжение города лишило его возможности распоряжаться центром власти в историческом сердце Ахеменидской державы. Но в краткосрочной перспективе уничтожение Персеполя сослужило ему хорошую службу, ясно выразив намерения македонского царя: он станет единоличным хозяином Азии. Чтобы утвердиться в этой роли, Александр должен был настичь и повергнуть царя Дария, последний символ власти Ахеменидов и последнее препятствие на пути к полному завоеванию Персии. Их схватка продолжалась.

Дарий провел зиму 331–330 гг. до н. э. в Экбатанах, примерно в 650 км к северу от Персеполя, где ему удалось собрать армию численностью около 10 000 человек, включая, опять же, надежных греческих наемников.

Однако он хорошо понимал, что для открытого боя с македонянами людей у него недостаточно. В надежде, что голод превратит армию Александра, следовавшую за ним по пятам, в жалкое подобие себя самой, он собирался двинуть войска на восток, к горам Бактрии, сжигая сады и посевы на своем пути. Оказавшись в безопасной Бактрии и получив поддержку ее могущественного сатрапа Бесса, Дарий рассчитывал повернуть свою армию вспять, отправиться на запад и вернуть себе империю. План казался вполне осуществимым. Закрепившись в горах и долинах Гиндукуша, Дарий мог годами сдерживать натиск македонян, изматывая Александра, рассредоточивая его внимание и сокращая его ресурсы атаками из разных областей своего царства.

Прекрасно зная об избранной Дарием тактике выжженной земли (о ее применении сообщали регулярные отчеты разведчиков) и опасаясь ее успеха, Александр решил, что от Дария необходимо избавиться. Будущее Персидской империи зависело от того, сможет ли Дарий добраться до Бактрии. В глубине души Александр сознавал, что никогда не будет признан великим царем в глазах персидской знати и персидской армии, пока жив Дарий. Итак, как только перевалы между Персеполем и Экбатанами освободились от снега, Александр пустился на север, вверх по хребту Загрос, доверив Персеполь надежному македонскому гарнизону.

За этим последовала эпическая игра в кошки-мышки. Александр заставлял своих людей преодолевать более 39 км каждый день, лишь бы скорее добраться до Дария. Спустя почти три недели стремительного продвижения, оставив позади около 270 км, Александр узнал, что Дарий, получив подкрепление из Скифии и с берегов Каспийского моря, готовится к бою с македонянами за пределами Экбатан. Этого Александр и хотел. Оставив обоз позади, его силы с головокружительной скоростью устремились к Мидии. Однако через несколько дней Александр получил новое донесение о том, что подкрепления так и не прибыли и что Дарий отправил свой обоз на юг, к Каспийским воротам, в то время как сам бросился в горы к востоку от Раг, небольшого захолустного городка, который в будущем станет Тегераном. Оттуда царь царей взял курс на Бактрию.

Известие о бегстве Дария доставил Александру перебежчик Бистан, царевич из дома Ахеменидов, при Иссе сражавшийся бок о бок с царем. Он считал Дария выскочкой, не имеющим права на трон, и, желая для себя лучшего будущего, решил примкнуть к Александру. Бистан сообщил маршрут, которым следовал Дарий, и донес до Александра важную подробность: золота в обозе царя хватило бы для жалованья солдатам и наемникам на многие годы вперед.

Это встревожило Александра, и он немедленно выступил из Экбатан в сопровождении своей стремительной кавалерии и пехоты, полный решимости догнать Дария. Немало лошадей было загнано, а часть пехотинцев отстала без сил, зато всего 11 дней спустя македоняне уже были в Рагах, примерно в 400 километрах от Экбатан. Там им стало известно, что Дарий находится далеко впереди.

Во время ночевки в Рагах Александр принял неожиданное посольство. Двое знатных персов, Багистан и Антибел, бежав из свиты Дария, передали Александру ценные сведения: вместо того чтобы прийти на помощь великому царю, Бесс, могучий сатрап Бактрии, взял Дария в плен.

Бесс, еще один выходец из династии Ахеменидов, соратник Дария при Гавгамелах, вступил в сговор с царским визирем Набарзаном, а также с Барсентом, сатрапом Арахосии-Дрангианы, желая положить конец правлению Дария. Некогда достойный воин, утверждали они, оказался обойден судьбой; постоянные поражения, наносимые Дарию захватчиками, свидетельствовали о том, что его следует лишить престола ради благополучия (того, что оставалось от) империи. Бесса провозгласили повелителем всех уцелевших ахеменидских сил. Преданные ему бактрийские солдаты схватили и грубо заковали царя в цепи. Всякое уважение к царскому сану исчезло, стоило Бессу, Набарзану и Барсенту бесцеремонно объявить Дарию, что его царствованию наступил конец и теперь он не более чем разменная монета в войне с Македонией. Желая сохранить в тайне местонахождение царя царей, его бросили в хармамаксу, одну из тех закрытых повозок, которыми пользовались женщины гарема, и повезли дальше на восток.

Александр немедленно, не дожидаясь снаряжения свежих припасов, выступил от Каспийских ворот с небольшим маневренным отрядом. Проведя в пути целую ночь и весь следующий день, македоняне преодолели 80 километров всего лишь за 18 часов. Прибыв в лагерь, где был пленен Дарий, Александр услышал, что Бесс при поддержке грозной бактрийской конницы принял имя Артаксеркс V и претендует на роль нового великого царя. Александр не мог допустить, чтобы кто-либо, кроме него самого, распоряжался жизнью и престолом Дария. Теперь первостепенной задачей стало разобраться с Бессом. Александр и его отряд продолжили преследовать бактрийцев, двигаясь, впрочем, не по их следам, а по руслу высохшей реки. Македонянам пришлось свернуть в сторону почти на 130 км, однако это избавило их от трудного перехода через пустыню, и, мчась полным галопом на своих быстрых лошадях, они легко сократили разрыв за ночь. На рассвете Александр увидел войска Бесса.

Бактрийская кавалерия значительно превосходила численностью небольшой отряд Александра, но многие в панике бежали, едва заметив его стремительное приближение. Его имя и репутация наводили ужас. Завязалась стычка. Бесс попытался отогнать повозку Дария подальше от массы встревоженных лошадей, колесниц и солдат, но та была тяжелой и неповоротливой и двигалась крайне медленно. Тем временем Александр прорывался вперед. Бесс вскочил в хармамаксу с копьем в руке. Дарий сидел на полу, опираясь на подушки. Его глаза слезились, на лице чернели подтеки сурьмы для век, губы потрескались и горели от жажды, щеки ввалились, а запястья были в кровь сбиты оковами. Бесс приблизился к Дарию и глубоко вонзил копье ему в живот. Оставив царя истекать кровью, он заколол двух слуг и возницу, а также перерезал шеи двум тягловым лошадям. Затем, сопровождаемый конницей, Бесс бежал в восточные горы.

Ошибочно полагая, что Дария увезли с войсками Бесса, Александр велел поисковому отряду тотчас отправиться в горы, найти Дария и доставить его живым и невредимым. Между тем несколько воинов Александра наткнулись на разбитую хармамаксу и впряженных в нее лошадей, замертво лежащих на земле с остекленевшим взглядом. Юный македонский солдат по имени Полистрат, совершенно обессиленный и страдающий от жажды, бросился к небольшому мутному колодцу рядом с брошенной повозкой, чтобы набрать воды в свой шлем. Услышав из повозки тихий стон, он раздвинул занавеси, и перед ним предстал сам царь царей, окровавленный, едва живой, но все еще дышащий. Стоит признать, что обстоятельства смерти Дария, насколько мы можем их восстановить, не отличались возвышенным пафосом, хотя и были полны тихого трагизма. Когда Полистрат вошел в крытую повозку и опустился рядом с царем на колени, Дарий, не в силах говорить, жестом попросил воды. Молодой воин помог ему отпить несколько капель из шлема, устроив голову царя на своей руке. Едва его пересохшие губы смочила влага, Дарий III, великий царь, царь царей, царь стран, Ахеменид, закрыл глаза и тихо умер. Шел июнь или июль 330 г. до н. э. Дарию было около 50 лет.

Как и следовало ожидать, греческие и римские авторы часто обращались к сцене смерти Дария, каждый по-своему развивая легенды, за века возникшие вокруг этого исторического события. Одни сочинители изображали рядом с умирающим Дарием Александра, проливающего реки слез при виде кончины своего благородного противника. В других вариациях сюжета Дарий обращался к Полистрату (надо полагать, на смеси греческого с персидским), через его посредство умоляя Александра позаботиться о его матери и остальных домочадцах и оставляя империю ему на попечение. Эти легенды, несомненно, слагались с целью подчеркнуть, что Александр стал законным царем Персии с благословления последнего из ахеменидских монархов. Александр сумел обратить убийство Дария в свою пользу. В последующие месяцы, стремясь связать себя с домом Ахеменидов, Александр женился на Статире III, старшей дочери Дария, а также взял в супруги Парисатиду II, дочь Артаксеркса III, одну из знатнейших женщин империи.

Заявив о вхождении в семью Дария, Александр поклялся отомстить за смерть царя. Когда вскоре после этого, весной 329 г. до н. э., Бесс был схвачен, подвергнут пыткам и казнен, Александр смог представить себя одновременно мстителем убийцам Дария и его законным преемником. В знак публичной демонстрации скорби были организованы официальные похороны Дария. Тело царя, сопровождаемое пышным погребальным кортежем, было торжественно отправлено в Персию: незаконченная гробница Дария III располагалась в 482 метрах к югу от укрепленных стен террасы Персеполя. Когда останки Дария отбывали в долгое, медленное и величественное путешествие по Иранскому нагорью, Александр плакал тихими слезами. Затем его губы, должно быть, тронула улыбка.