Текст книги "Уловки любви"

Глава 18

Грейс прогуливалась по тропинке в саду за их лондонским домом. Эта тропинка вела к фонтану, весело журчащему рядом с решетчатой аркой, увитой цветущими розами. Ей нравилось это место, нравились цветы, которые радовали глаз буйством красок все лето, а сейчас, в июле, цвели особенно пышно. Это было то место, где она могла забыть о существовании Фентингтона и не думать со страхом, что однажды он найдет Винсента и причинит ему вред.

Вот уже два месяца Фентингтона никто не видел. Два месяца прошло с того вечера в опере, когда кто-то толкнул Грейс на дорогу. И хотя Винсент заверил ее, что ей не о чем волноваться, она понимала, что еще какое-нибудь происшествие – всего лишь вопрос времени. Грейс знала, что он ожидает подходящей возможности нанести удар. Идеального шанса, чтобы причинить как можно больше вреда.

Казалось, даже ребенок, который в ней рос, чувствовал такие же страхи. Он лягнул ее в бок так сильно, что она ахнула. Когда боль утихла, Грейс подняла корзинку, которую принесла с собой, и потянулась за желтыми и красными гвоздиками, чтобы сорвать еще несколько. Они были в полном цвету и, казалось, упрашивали ее включить их в украшение обеденного стола на сегодняшний вечер. Грейс запланировала обед только для двоих – для себя и Винсента.

Она сорвала один красный цветок и быстро выпрямилась, потирая живот – ребенок снова брыкнулся. Ох, какой же активный ребенок! Все время двигается, поворачивается, брыкается. Хуже всего, казалось, было по ночам. Иногда ребенок был таким неугомонным, что Грейс приходилось вставать. Иногда ей удавалось уйти так, что Винсент не замечал ее отсутствия. Но чаще он во сне чувствовал, что ее нет рядом, просыпался и вставал вместе с ней.

Хотя ей очень не хотелось тревожить его сон, все же ей нравилось, когда они проводили это время вместе. Винсент садился в большое кресло-качалку, которое он велел поставить в их комнату, усаживал Грейс к себе на колени и обнимал ее, положив руку на ее выступающий живот. Потом, когда ребенок успокаивался, они снова ложились в кровать, и Винсент обнимал ее.

Грейс почувствовала еще один сильный толчок в бок и снова потерла живот рукой. Ее срок приближался к седьмому месяцу, но уже сейчас она была просто огромной по сравнению с сестрами. До сих пор ее беременность протекала нелегко. Как бы ей хотелось, чтобы было легче, – не ради нее самой, а ради Винсента.

Грейс знала, что он волнуется. Она читала тревогу в его глазах, когда он думал, что она его не видит. Всякий раз, когда он прикасался к ее животу и отмечал, как сильно вырос в ней его ребенок, его страх становился почти физически ощутимым. Тревога, которую Грейс видела в его глазах, подтачивала его силы, но никакие заверения с ее стороны не помогали ее развеять.

Грейс положила руку на живот и погладила твердый бугорок там, где ребенок снова толкнул ее ногой.

– Ты сильный и здоровый малыш, – прошептала она улыбаясь. – Я с нетерпением жду, когда ты встретишься со своим отцом. Он тебе очень понравится. – Ребенок снова лягнулся. – Но я хочу тебя немножко побранить, ты причиняешь мне неудобства. Довольно эгоистично с твоей стороны, знаешь ли.

Ребенок угомонился. Грейс улыбнулась и наклонилась, чтобы нарвать еще цветов. Она собрала только половину, когда ей пришлось снова выпрямиться, чтобы растянуть ноющую спину. По мере того как она становилась больше, такое случалось все чаще. У нее болела спина, и зачастую она могла сидеть только на деревянных стульях с прямой спинкой.

Держа одной рукой корзинку, другой Грейс потерла спину, радуясь, что ее не видит никто из слуг. Она знала, что сейчас являет собой вовсе не привлекательное зрелище, и так было уже с месяц.

– Грейс, тебе помочь?

Она оглянулась и увидела, что по тропинке неторопливо идет Винсент. Фрак на нем был расстегнут, но шейный платок по-прежнему повязан на шее.

– Я пытаюсь сорвать еще несколько таких цветов, но твой сын сегодня днем решил быть очень активным. Или, может быть, он не любит нашу местную растительность, и его придется воспитывать.

– Я ему об этом скажу при нашей первой встрече, – сказал Винсент. Он положил руки на плечи Грейс и прижался губами к ее губам.

– Обязательно скажи, я на этом настаиваю. – Грейс потянулась к мужу, чтобы еще раз его поцеловать. – И раз уж ты спросил, не будешь ли ты так добр срезать несколько вон тех розовых гвоздик? У меня на сегодня запланирован особый обед, и они будут прекрасно смотреться на нашем столе.

– Особый обед?

– Да. Только для тебя и меня. И со всеми нашими любимыми блюдами.

Винсент рассмеялся.

– И какие же блюда сегодня наши любимые?

– Персиковый коблер, рисовый пудинг и вишневый пирог. И шоколадный десерт, который так хорошо получается у нашего повара.

– Не думал, что тебе нравится персиковый коблер.

– Не всегда. Но сегодня мне вдруг очень его захотелось.

– Понятно. – Винсент потянулся за еще одной гвоздикой. – А что еще ты подашь?

– Я не знаю, я попросила повара сделать нам сюрприз.

– Понятно. – Винсент засмеялся и подвел ее к низкой каменной стене, окружающей фонтан. Поставив корзинку на землю, он сказал: – Ваша светлость, вы прекрасны.

Грейс рассмеялась.

– Нет, я ужасно уродлива. Я похожа на огромного кита, которого видела на картинке.

– Совсем нет.

Он сел рядом с ней и обнял ее одной рукой за плечи. От него пахло очень по-мужски, Грейс с наслаждением вдохнула аромат свежего воздуха и кожи – он недавно скакал верхом. Она знала, что он добыл какие-то сведения о Фентингтоне, и ей было любопытно, что именно. Она положила голову на его плечо и вздохнула:

– Ну и чем ты сегодня занимался?

– Я ездил встречаться с мадам Женевьевой.

Грейс резко подняла голову.

– С Ханной?

– Да. Я хотел поговорить с ней о ее отце. Узнать, может быть, она знает что-нибудь, что поможет выяснить, где он прячется.

– И что же, она подсказала?

Он отрицательно покачал головой.

– Она сказала, что не видела его и ничего о нем не знает, не получала от него никаких вестей с того дня, когда пятнадцать лет назад ушла из дома.

Грейс почувствовала, что Винсент крепче обнял ее за плечи.

– Думаю, этот Паркер, которого мне прислал Жермен, прав. Я думаю, что Фентингтон уехал из страны, что он сейчас даже не в Англии.

– Тогда, может быть, он больше не вернется? – с надеждой проговорила Грейс.

– Возможно.

– Но похоже, ты так не думаешь?

– Здесь его дом. Сомневаюсь, что он покинет его надолго.

Он бережно обнимал ее, и Грейс чувствовала, что его мысли далеко отсюда. Наконец она вернула его в настоящее, спросив:

– Как она?

– Ханна?

– Да.

– Спрашивала о тебе. Она сказала, что по тебе скучает. Что раньше вы с ней встречались всякий раз, когда ты приезжала в Лондон, но теперь она не видела тебя с той ночи, когда ты…

Грейс посмотрела ему в глаза и улыбнулась:

– Кажется, с тех пор прошла целая жизнь. Отправиться к ней – это был самый смелый поступок за всю мою жизнь. А то, что Ханна прислала ко мне тебя, было самым удивительным, что когда-нибудь со мной случалось. За свое счастье, я должна благодарить Ханну.

Винсент поднял руку к ее лицу и погладил по щеке костяшками пальцев.

– Хочешь с ней увидеться?

Грейс резко выпрямилась.

– Ой, Винсент, да! А я могу?

– Это можно устроить.

– Когда?

– Сейчас.

– Сейчас!

– Нет ли у тебя настроения прокатиться по парку?

– Есть!

Грейс встала настолько грациозно, насколько позволял ее большой живот. Винсент тоже встал.

– Женевьева сказала, что у вас был свой ритуал встреч.

– Да.

– Тогда, может быть, объяснишь мне его по дороге? Я ей сказал, что мы встретимся с ней в четыре часа на том же самом месте, где вы обычно встречались. – Он достал из жилетного кармана часы. – Значит, у нас осталось не так уж много времени.

Грейс взяла его за руку и потянула за собой. Она вдруг почувствовала себя легкомысленной, как школьница. И ей не терпелось поблагодарить женщину, которая познакомила ее с Винсентом. И чтобы выразить ей благодарность, не хватило бы никаких слов.

Винсент смотрел, как Грейс ерзает на сиденье экипажа и выглядывает в окно, наверное, в сотый раз с тех пор, как они отъехали от Рейборн-хауса. Ему хотелось смеяться. От радости Грейс была так возбуждена, что с трудом могла усидеть на месте.

– Мы почти приехали! – Ее голос был полон радостного волнения. Она выглянула в окно, показала вперед дрожащим пальцем и распорядилась: – Скажи Барнабасу, чтобы остановился, когда будет проезжать вон под тем крытым мостом.

Винсент покачал головой:

– Поверить не могу, что ты хочешь остановиться в темноте под мостом и открыть дверь, чтобы кого-то впустить.

Жена посмотрела на него так, словно он сказал несусветную глупость.

– Ханна хотела быть уверенной, что никто не увидит нас вместе. Она не желала рисковать моей репутацией.

– Но ведь ты не приезжала одна? Как ты вообще могла быть уверена, что к тебе в экипаж сядет Ханна, а не какой-нибудь злодей, прятавшийся под мостом?

– Потому что единственным человеком, кто знал, в котором часу я приеду, была Ханна, я посылала ей записку. А теперь прекрати меня терзать, чтобы я могла получить удовольствие от этого визита.

Винсент засмеялся. Потом обхватил ее лицо ладонями, наклонился к ней и поцеловал. Это был настоящий, глубокий поцелуй, и Грейс закончила его на тяжелом вздохе.

– Винсент…

Он снова засмеялся.

– Я просто хотел, чтобы перед тем, как ты встретишься с Ханной, у тебя на щеках появился легкий румянец.

– Ты чудовище теперь у меня больше, чем легкий румянец. Сейчас же прекрати ко мне приставать до тех пор, пока мы не вернемся домой.

– Как пожелаешь, – сказал Винсент со смешком.

Ему не терпелось увидеть Ханну и Грейс вместе. Он не мог себе представить двух подруг, более непохожих одна на другую, но он знал, как они близки.

Грейс именно сейчас нужна была подруга, нужно было отвлечься. Занятый поисками Фентингтона, он неделями держал ее в их лондонском доме и только иногда вывозил на обед к какой-нибудь из ее сестер, и еще иногда сестры приходили на обед к ним. И Грейс не нравилось, что она сидит в их доме, как в клетке. Грейс была не такая, как Анджелина или Лорейн, ведь они удалились от общества сразу же, как только узнали о своей беременности. В основном они оставались в кровати и целыми днями отдыхали или спали. Грейс праздное времяпровождение и безделье не устраивали, она всегда или что-то делала в своем саду, или разучивала какую-нибудь новую, только что напечатанную пьесу для фортепиано.

И каждый день они гуляли по их большому саду, снова и снова проходя по всем тропинкам. Винсент мог поклясться, что Грейс никогда не уставала. У него самого силы кончались раньше, чем у нее. Но больше всего она любила, когда он брал ее на прогулки в карете. Ей нравилось покидать пределы дома, она любила свежий воздух и солнечный свет. Если бы не предстоящие роды Каролины, он бы отвез Грейс в деревню. Но он знал, что там ему было бы еще тяжелее следить за ней. Она бы все время была на улице, и ему бы пришлось ее разыскивать.

– Приехали. Барнабас, остановите здесь.

Они въехали под мост, и Грейс выглянула в окно. Экипаж остановился, Винсент открыл дверь и вышел.

Как только карета остановилась, Женевьева вышла из тени и поднялась в карету. Едва увидев друг друга, женщины завизжали и бросились обниматься. Винсент приказал Барнабасу медленно ехать по парку, потом поднялся в экипаж и сел напротив женщин, которые все еще обнимались. Только когда карета пришла в движение, он первый раз посмотрел на подругу его жены. Разница между Ханной, которая сидела рядом с Грейс, и мадам Женевьевой, которую он привык видеть, его поразила. Ханна была в простом коричневом платье, ее волосы были уложены в строгую прическу. Все, что на ней было надето, выглядело обыкновенным, неброским, чтобы не привлекать внимание, а на лице не было макияжа. Мадам Женевьева с ее ослепительным блеском и неотразимой внешностью, которые сделали ее одной из самых обольстительных женщин во всей Англии, исчезла. На ее месте возникла обыкновенная мисс Ханна Бартлет, дочь барона Фентингтона.

– Кажется, я шокировала твоего мужа, – сказала Ханна, стирая со щеки слезинку.

Грейс рассмеялась.

– Да, думаю, так и есть. За все время, что я его знаю, это первый случай, когда у него нет слов.

Все трое засмеялись. Потом Ханна снова повернулась к Грейс и положила ладонь на ее живот.

– Я знала, что это должно было случиться, я за тебя очень рада. – Она посмотрела на Винсента. – И за вас, ваша светлость.

Винсент натужно глотнул. Вероятно, Женевьева – единственный человек, кроме Грейс, кто по-настоящему понимает, как он боится предстоящих родов еще одной своей жены.

– А теперь расскажи, как у тебя дела. – Она взяла Грейс за руку. – Рейборн оказался идеальным мужем? Я выбирала его специально для тебя и рассчитываю, что он должен быть просто образцовым.

Грейс засмеялась сквозь слезы и снова обняла подругу.

– О да, он такой. Идеальный во всем, кроме его властных манер и упрямства в некоторых вопросах.

– Ну, ну, жена, имей в виду, я намерен оправдаться, и я уже сказал Ханне, что я идеальный муж. Ты сама мне это говорила!

– Я вижу, что допустила большую ошибку, переборщив с похвалами.

Грейс снова засмеялась. Винсент откинулся на спинку сиденья. Грейс и Ханна болтали без умолку, они говорили о сестрах Грейс и их семьях, о будущем ребенке Грейс и о ее уверенности, что это будет мальчик.

После того как они проездили по парку около часа, Ханна кивнула Винсенту. Это означало, что время ее визита заканчивается.

– Барнабас, – приказал Винсент, – поезжай обратно к мосту.

Экипаж развернулся. Когда он уже замедлял ход, Ханна сказала:

– Я подумала о том, про что вы спрашивали. О моем отце. Я вспомнила. Он когда-то упоминал, что у него была сестра, которая жила во Франции.

– Вы знаете где?

– Кажется, в Париже. Я ее никогда не видела.

– Вы знаете, как ее зовут?

Ханна отрицательно покачала головой:

– Нет. Я только знаю, что у него была сестра, и он хотел поехать во Францию с ней повидаться. Он говорил, что в детстве они были довольно близки, но потом она сбежала.

Винсент встретился взглядом с грустным взглядом Ханны, и она ахнула.

– Вы же не думаете, что мой дед был таким же? – Она помолчала. – Не хотелось бы думать, что на свете существовали два таких чудовища.

Винсент видел, как Ханна взяла Грейс за руку и сжала ее, но смотрела она по-прежнему ему в глаза.

– Вы должны его найти, – сказала Ханна. Ее глаза потемнели и наполнились страхом, Винсент никогда еще не видел ее такой. – Он искренне считает себя одним из избранных, посланных Богом, чтобы наказать всех женщин за грехи Евы. Он думает, что он – единственный высоконравственный человек на всей земле и что его благочестие и праведность делают его не таким, как остальные грешные смертные. Вы ему показали, что он лицемерный ханжа, и из-за этого он хочет вас уничтожить.

– Не волнуйтесь. Когда-нибудь он должен вернуться домой, и я буду его ждать.

Карета замедлила ход. Ханна склонилась к Грейс, чтобы обнять ее на прощание. Винсент услышал, как она прошептала:

– Будь счастлива.

– Я счастлива.

Его сердце сжалось в груди, он напряженно глотнул. Он даже не представлял, что эти два слова будут значить для него так много.

Карета остановилась. Винсент помог Ханне спуститься. Непритязательная подруга детства Грейс, не оглядываясь назад, пошла к экипажу, который унесет ее в другую жизнь. В жизнь великолепной мадам Женевьевы, одной из самых знаменитых куртизанок во всем Лондоне. Винсент поднялся в экипаж и постучал тростью в потолок. Потом сел на мягкое сиденье рядом с Грейс и обнял ее. Она тесно прильнула к нему и прошептала:

– Спасибо.

Ее голова лежала на его груди возле сердца – того сердца, которым он поклялся больше не рисковать. Но он это сделал.

Винсент устроился в большом мягком кресле и слушал, как Грейс играет полонез Шопена. Она полностью погрузилась в музыку, ее пальцы буквально летали по клавишам, а взгляд был взглядом артиста, поглощенного своим творением. Она с головой ушла в свой собственный мир. Винсент любил слушать, как она играет, наблюдать, как она наклонялась вперед, словно музыка своей силой затягивала ее в себя. Как она слегка приподнимала локти, лаская клавиши пальцами и извлекая из них прекрасные звуки. Странно, что в таком миниатюрном создании столько силы и мощи. Грейс полностью уходила в музыку, так что ноты становились частью ее самой, и это зрелище завораживало Винсента.

Ему нравились эта часть дня – время, которое они проводили вместе, наедине. Драгоценные минуты, в которые внешнему миру не разрешалось вмешиваться. Грейс быстро пробежала по клавишам пальцами правой руки в финальном арпеджио, потом резко подняла руки и выпрямилась. Ее грудь вздымалась, щеки раскраснелись, а взгляд был по-прежнему устремлен на клавиши, словно какая-то часть ее все еще не освободилась от магии музыки.

Она помедлила, потом уронила руки по бокам, повернулась к Винсенту и со вздохом сказала:

– Только представь, как много мог бы дать нам Шопен, если бы он прожил дольше!

Винсент подошел к ней и положил руки ей на плечи.

– Да, это большая потеря для мира.

Он стал нежно массировать ее все еще напряженные мышцы и заметил, как она положила руку на живот и стала его поглаживать.

– Шопен его не усыпил? – спросил Винсент.

Грейс засмеялась и повернулась кругом на маленькой банкетке.

– Наверное, мне нужно было сыграть сегодня Гайдна или Брамса.

Висент помог ей встать, они подошли к небольшому удобному диванчику и сели рядом. Винсент привлек Грейс к себе.

– Спасибо тебе за сегодняшний день. – Она прильнула к нему и положила ладонь ему на грудь. – Я очень скучала по Ханне. Не могу выразить словами, как я была счастлива встретиться с ней.

Висент коснулся губами ее макушки.

– Как ты себя чувствуешь? Ты устала?

– Винсент, я чувствую себя прекрасно. И с ребенком все хорошо. Вот, потрогай. – Она положила его руку на свой растущий живот. – Чувствуешь, какой он здоровый?

Винсент подержал руку на ее животе, Грейс накрыла его руку своей, их пальцы сплелись, и он чувствовал под своей ладонью жизнь их ребенка. Когда он вот так обнимал Грейс, как сейчас, ему удавалось почти забыть о своих страхах. Когда она сидела рядом с ним, сияющая здоровьем, он почти забывал о том, на какой риск пошел, и почти мог убедить себя, что от него больше не потребуется принести такую жертву. Что ему не придется отказываться от той, кого он любит так сильно. Он глубоко вздохнул, стараясь не думать о том, как это было раньше, забыть прошлый раз и…

Его мысли прервал голос Грейс:

– Винсент, я вижу, что ты беспокоишься. – Она провела пальцами по отросшей щетине на его скулах. – Я же тебе сказала, чтобы ты не волновался. Что у меня хватит храбрости. Только посмотри на меня. – Она опустила взгляд на свой живот. – Волноваться совершенно не о чем. Твой малыш родится здоровым, и я не умру, доверься мне. Если нужно будет беспокоиться, я тебе скажу.

– Ох, Грейс…

Винсент склонился к ней и поцеловал в губы, потом наклонился еще ниже, чтобы поцеловать более глубоким поцелуем. Но стук в дверь заставил его отстраниться.

– Входите, Карвер. – Он знал, что потревожить их может только дворецкий.

– Прошу прощения, ваша светлость, но только что прибыл посыльный от лорда Веджвуда. Он хотел сообщить ее светлости, что у леди Веджвуд начались роды и она просит ее светлость нанести ей визит.

Грейс вскочила с места с такой скоростью, какую только позволял ребенок, которого она носила. Она с возбужденно расширенными глазами повернулась к дворецкому.

– Карвер, принесите мою накидку, и пусть подают экипаж.

– Очень хорошо, ваша светлость.

– Грейс, нет!

Она тихо ахнула. Висент увидел, как выражение ее глаз сменилось сначала на изумление, потом на непреклонную решимость. Карвер остановился, взявшись за ручку двери.

– Винсент, ты не должен ехать со мной. – В ее голосе слышалось напряжение, она отчетливо произносила каждый слог, как если бы заставляла себя сохранять спокойствие. – Но я буду с Каролиной во время ее родов. И ты меня не остановишь.

Несколько долгих, напряженных секунд оба молчали. Решительный блеск в глазах Грейс говорил Винсенту, что она не собирается сдаваться. Во всяком случае, она не сдастся без боя, который будет иметь далеко идущие последствия. Наконец он перевел взгляд на Карвера, все еще стоявшего у двери, взявшись за дверную ручку.

– Карвер, велите подать экипаж. И принесите накидку ее светлости. И мой плащ заодно.

– Да, ваша светлость.

Дворецкий ушел. Грейс обняла Винсента и поцеловала его в губы.

– Спасибо! – сказала она и торопливо вышла из комнаты.

Винсент последовал за ней. Когда Карвер обернул ее плечи накидкой, она сказала:

– Тебе не обязательно ехать со мной. Я могу поехать одна или взять Элис.

В ответ Винсент бросил на нее взгляд, говоривший: «Только через мой труп». Он говорил себе, что переживет эту ночь. В конце концов, женщина, которая рожает, не его жена. Всего лишь сестра его жены, женщина, которую он уже считал близким другом.

Они передали свои плащи строгому дворецкому Веджвудов, и Винсент прошел в кабинет Веджвуда, а Грейс поспешила наверх. Виконт Кармоди, а также граф Болдуин и Уэксли были уже здесь. Веджвуд протянул Винсенту стакан с напитком янтарного цвета.

– Джоселин, Фрэнсин и Энн наверху с Каролиной, – сказал он. – Думаю, скоро прибудут Хенсли и Олдриджи.

Винсент огляделся, отмечая про себя серьезное выражение на лицах других мужчин.

– Мне следовало догадаться, что предстоит, еще сегодня утром, когда она приказала прислуге полировать серебро, – сказал Веджвуд, запуская пятерню в волосы. – Даже миссис Марбл, наша экономка, и та знала. Она распорядилась в кухне увеличить партию выпечки, потому что еще до конца дня мы все соберемся тут.

Винсент посмотрел на Веджвуда и нахмурился. Он понятия не имел, почему полировка серебра имеет какое-то особое значение.

– Фрэнси проводит этот день на кухне. Кухарка говорит, что это все теплое тесто. Хотя я не знаю, что это означает, – сказал Болдуин, качая головой.

– Что будет делать Энни, я не знаю, – сказал Уэксли. – Думаю, мне придется дождаться своей очереди, чтобы узнать.

Болдуин хлопнул Уэксли по спине.

– Ну, твоя очередь будет еще не очень скоро. В следующий раз по такому же поводу мы все соберемся у Рейборна.

Винсент попытался изобразить улыбку и скрыть страх, который давил на него словно тяжелое ярмо.

– Сколько времени это уже продолжается? – спросил Кармоди, устраиваясь в одном из расставленных по комнате кресел с высокой спинкой.

Веджвуд посмотрел на часы.

– Около трех часов.

– О черт! – со смешком выругался Болдуин. – Она только начала. Мы вполне можем доставать колоду карт.

Часы на каминной полке в кабинете Веджвуда пробили десять. Потом одиннадцать. Потом, еще через целую вечность, пробили полночь. Винсент старался не думать о том, какая борьба происходит этажом выше, но когда через открытую лестницу до них приглушенно доносились стоны леди Каролины, это было невозможно. Он пытался сосредоточиться на игре в карты, которую затеяли Кармоди, Болдуин, Хенсли и Эдлидж, но не мог сконцентрировать внимание. Он вспоминал о двух трагических ночах, которые ему пришлось пережить, ожидая известия о рождении его ребенка.

Но старательнее всего он избегал смотреть в лицо Веджвуда, на котором застыли тревога и озабоченность. Это было просто невыносимо. Он знал этот страх, он сам пережил его два раза в жизни. И ему предстояло пережить его снова.

Винсент налил в свой опустевший стакан еще бренди и подошел к открытым дверям на террасу. Ему нужно было вырваться, глотнуть свежего воздуха и очистить разум от кошмаров, которые его грызли. Он вышел наружу и оперся вытянутыми руками о балюстраду. У него стучало в голове, грудь вздымалась, когда он жадно глотал воздух. Винсент смотрел в темноту. Он не знал, как он выживет, когда придет время Грейс. Даже сейчас он едва мог оставаться в этом доме, зная, что происходит наверху.

– Я думаю, с их стороны чертовски немилосердно подвергать нас такой пытке, – сказал позади него Веджвуд.

Винсент повернулся лицом к свояку. Он не знал, что Веджвуд был здесь. На его лице читалась тревога. Мука, которую он понимал даже слишком хорошо.

– Как ты это делаешь? Ведь это не первый твой ребенок. Как ты переживаешь такие ожидания?

Веджвуд медленно, задумчиво подошел к нему.

– Сам не знаю. Бывают моменты, когда я не уверен, что могу это пережить. – Веджвуд сел на перекладину перил, поднял голову и посмотрел на звезды. – В такие моменты ты молишься усерднее, чем когда-нибудь молился в жизни. Ты окружаешь себя друзьями и родными, которые точно знают, что ты переживаешь. Ты отчаянно хочешь взять ее страдания на себя, потому что знаешь, что это ты виноват в том, что она через это проходит. И ты бы охотно поменялся с ней местами. Потому что понимаешь: если что-то случится, ты далеко не так важен для ребенка, как она. А потом, по мере того как тянутся часы, ты пытаешься сторговаться с Богом, обещаешь ему, что если он позволит ей благополучно пережить эти роды, ты больше никогда к ней не притронешься. Что ты никогда больше не рискнешь сделать ее беременной. Но ты знаешь, что ни за что не сдержишь это обещание, потому что не можешь дождаться, когда снова заключишь ее в свои объятия и будешь заниматься с ней любовью. И вот ты с каждой уходящей минутой немного умираешь внутри, а для всего мира притворяешься, что владеешь собой и у тебя железные нервы.

Винсент понимал все, что сказал Веджвуд, и чувствовал, как от этих слов на его грудь наваливается тяжесть. Именно так все и было.

– Не обращай на меня внимания, – сказал Веджвуд, допивая бренди. – Считай, что я так расчувствовался, потому что выпил слишком много бренди, слишком мало спал и у меня было слишком много времени на раздумья.

Часы на каминной полке пробили час. Веджвуд встал с перил.

– Лучше нам вернуться в кабинет, пока Эдлидж не проиграл Кармоди свое загородное поместье. Этому парню чертовски не везет в карты.

Винсент глубоко вздохнул и вслед за хозяином дома вернулся в комнату. Эдлидж не проиграл Хенсли загородное поместье – он проиграл только лондонский дом и своего первенца. Веджвуд заставил Хенсли вернуть Эдлиджу его наследника и сказал им, что за городской дом они могут побороться утром.

Через несколько минут слуга принес поднос с горячим чаем и кофе, а также блюда с сандвичами и пирожными, которые накануне пекли в кухне весь день. Время тянулось невыносимо медленно, и в конце концов каждый нашел себе место, где расслабиться и подремать пару часов. Задремали все, кроме Винсента и Веджвуда. Их обоих переполняла тревога, и это не давало им уснуть.

Черное небо начало сначала светлеть, потом стало уныло-серым и, наконец, раскрасилось яркими розовыми, голубыми, пурпурными и оранжевыми красками. Винсент не знал, как он выжил. И как выжил Веджвуд. Глубокие складки на лбу Веджвуда свидетельствовали, что он чувствовал себя неважно.

– Проклятие! – бормотал себе под нос Веджвуд, расхаживая по комнате, как тигр по клетке.

Винсент держался рядом и готов был оказать ему любую помощь, какая только могла потребоваться, но он знал, что здесь он ничего не может сделать. Никто из них не мог ничего сделать. Веджвуд подошел к двустворчатой двери, выходившей на террасу, и распахнул ее настежь. Солнце уже поднялось на небо, день начался. А в доме все еще было тихо, как в склепе. Даже слуги не осмеливались подойти близко, а хозяин дома метался по комнатам, словно разъяренный хищник. Эхо его шагов было слышно в любом уголке первого этажа. Он вышел из кабинета, прошел через просторный холл, дошел до начала лестницы, остановился и стал ждать, когда кто-нибудь спустится со второго этажа и сообщит ему последние новости.

Но новости не приходили.

– Почему это длится так чертовски долго? – воскликнул он и решительно зашагал обратно в кабинет. – Прошло уже двенадцать часов! Так долго никогда не было, никогда!

– Терпение, Веджвуд, – сказал Болдуин, нервно тасуя карты, в которые они играли ночью.

Кармоди встал со стула, поднял руки и потянулся.

– Да, иногда это длится дольше. Помнишь моего первенца? Я думал, он вообще никогда не появится на свет.

– У нас так было со вторым, – вставил Эдлидж. Он бесцельно передвинул чашку с одной стороны стола на другую. – Я думал, что потеряю рассудок раньше, чем все это кончится.

– Ну, тогда понятно, куда он девался, – заметил Хенсли.

– Кто куда девался?

– Твой рассудок.

Все засмеялись, но это был не тот веселый добродушный смех, каким они смеялись в начале вечера. Теперь они смеялись с опаской, в их кажущейся внешней беззаботности сквозила настороженность. Все знали, что роды продолжаются уже слишком долго, и вот уже несколько часов никто не спускался сверху их навестить или сообщить хоть какие-то новости. Напряжение висело в комнате, словно черная пелена. Винсент видел на лице Веджвуда тревогу, видел, что его черты заострились, глаза ввалились, взгляд помрачнел. Винсент понимал, что это признаки мучительного страха, он тоже его чувствовал. От страха он не мог нормально дышать.

Веджвуд, прислонившийся к камину, резко выпрямился.

– Я больше не могу ждать! – прорычал он. – Я сам пойду наверх и узнаю, почему это длится так долго!

Он решительно пошел через комнату и уже подходил к двери, когда в кабинет вошли Грейс и ее сестры, леди Джоселин и леди Фрэнсин. Все три выглядели изможденными, с покрасневшими глазами, с раскрасневшимися щеками, но выражение их лиц было непроницаемым. Веджвуд застыл в напряжении. Винсент шагнул ближе, чтобы поддержать его, если понадобится.

– Это были трудные роды, – сказала Грейс, – но с Каролиной все в порядке. У вас появилась дочь, милорд. – Грейс смахнула со щеки слезу. – Прекрасная здоровая дочь.

Винсент услышал, как Веджвуд вскрикнул от облегчения. Потом он бросился к двери. Лишь задержавшись, чтобы чмокнуть в щеки трех сестер его жены, он вылетел из кабинета, побежал через холл и помчался вверх по лестнице.

Винсент не мог шелохнуться. Он застыл на месте, как будто его ступни приклеились к полу. В голове у него шумела кровь, сердце в груди гулко ухало, и он испытывал неимоверное облегчение. Он посмотрел на Грейс, она вдруг показалась ему очень маленькой и хрупкой. По выражению ее лица он понял, что то, что ей пришлось перенести, помогая сестре в родах, отняло у нее все силы. Пережитое испытание оказалось таким тяжелым для ее нервов, что она была на грани срыва. Он сделал шаг вперед и поднял руки. Она побежала к нему, он обнял ее и прижал к себе. Ее била сильная дрожь, по ее щекам лились слезы. Винсент прижимал ее к себе и не мешал ей плакать: пусть со слезами выльются все ее страхи и придет облегчение. Две ее сестры, которые пришли вместе с ней, делали то же самое. А трое мужчин, чьи жены не спустились вниз, уже вышли из комнаты и ушли наверх.