Текст книги "Уловки любви"

Глава 10

Винсент постучал в дверь парадного входа тяжелым латунным молотком и стал ждать, когда дворецкий маркизы Веджвуд откроет дверь. После вчерашнего вечера он решил, что пришло время сообщить Грейс о его планах – они поженятся в течение недели.

Он потер рукой челюсть. Он не знал, как Грейс воспримет эту новость. Винсент был уверен, что она беременна, даже если она сама в этом сомневалась. Он как будто знал это с того момента, когда лишил ее невинности.

Черт побери, он все равно не был уверен, что сможет пережить все это снова. Она такая хрупкая, более ранимая, чем его бывшие жены. Наконец дворецкий открыл дверь. Борясь с гневом и досадой, Винсент вошел в дом. Он протянул шляпу и перчатки человеку в синей ливрее.

– Я бы хотел видеть леди Грейс.

– Боюсь, что леди Грейс нет дома, ваша светлость.

Винсент замер.

– Вы знаете, где она?

– Боюсь, что нет, ваша светлость. Но леди Веджвуд – в утренней гостиной. Она собирается пить чай. И она вас ожидает.

Винсент почувствовал неприятную тяжесть в желудке. Дворецкий не стал ждать его согласия, а направился в глубину дома, показывая ему дорогу. Потом, тихо постучавшись, открыл дверь в комнату и доложил о приходе герцога Рейборна.

Леди Веджвуд протянула герцогу руку.

– Ваша светлость. – Винсент прошел через комнату, склонился над рукой маркизы и поцеловал ее. – Садитесь, пожалуйста, ваша светлость.

Винсент сел в кресло напротив маркизы и стал ждать. Атмосфера в комнате была напряженной, тревожной. Как будто его присутствие было частью спектакля, хорошо отрепетированного и знакомого всем персонажам, кроме него. Кресло стояло под углом к канапе, достаточно далеко, чтобы близость гостя не казалась слишком интимной. Но все-таки достаточно близко, чтобы было удобно вести беседу. Или допрашивать. Маркиза его ожидала. У него стало зарождаться нехорошее предчувствие. Что-то было неладно.

Леди Веджвуд наклонилась и аккуратно разлила чай в две чашки.

– Вам со сливками? С сахаром?

– Только со сливками.

Винсент смотрел, как она добавляет в обе чашки сливки. Если он не ошибался, ее рука слегка дрожала. Его снова окатила волна неприятного волнения.

– Я пришел встретиться с леди Грейс, – сказал он, стараясь говорить безо всяких эмоций.

– Боюсь, что ее сейчас здесь нет.

Леди Веджвуд передала Винсенту чашку с блюдцем и, когда он ее взял, откинулась на спинку. При этом она ни разу не встретилась с ним взглядом, и теперь он уже не сомневался, что ее руки дрожат.

– Где она?

Леди Веджвуд глубоко вздохнула, потом немного отпила из чашки.

– Ваша светлость, этого я вам сказать не могу, мне не позволено.

– Почему?

Она посмотрела ему в глаза.

– Я обещала Грейс, что не скажу.

Винсент попытался сдержать поднимающуюся в нем ярость, но знал, что это бесполезно.

– Когда она уехала?

– Ваша светлость, я не уверена, что это важно.

– Когда? – повторил он.

– Сегодня рано утром.

– Она объяснила, почему захотела уехать?

– Она сказала, что ей нужно несколько дней побыть одной. Что она не так привычна к лондонской жизни, как вы, и иногда предпочитает уединение.

– Мне совершенно необходимо с ней поговорить, это срочно. Пожалуйста, скажите, куда она уехала.

– Боюсь, это невозможно. Грейс очень настойчиво подчеркнула, что хочет, чтобы ее оставили одну.

Винсент вскочил с кресла.

– А я не хочу, чтобы она именно сейчас была одна.

Леди Веджвуд ахнула.

– Ваша светлость, при всем моем уважении к вам я не понимаю, какое вы имеете право решать за мою сестру. Куда она поехала, вас не касается. Вам не приходило в голову, что именно вы могли стать причиной, по которой Грейс почувствовала потребность оставить Лондон и побыть несколько дней в одиночестве?

Винсент видел гнев в глазах леди Веджвуд и слышал решимость в ее голосе. Он понял, что если будет просто спрашивать, то никогда не выяснит, где Грейс.

– В чем секрет вашего влияния на нее? Какое давление вы на нее оказываете?

Винсент встал и подошел к окну. Он стоял спиной к маркизе, сцепив руки за спиной, плечи его были напряжены.

– Я не знаю, что это, – продолжала маркиза. Винсет даже не предполагал, что она может говорить так резко. – Но я уже некоторое время назад заметила, что между вами и Грейс что-то не совсем гладко. Как ее сестра я считаю своим долгом защищать ее всеми возможными способами. Я не позволю, чтобы ей причинили боль.

– А я никогда не сделаю намеренно ничего, что могло бы причинить ей боль, – ответил герцог, не поворачиваясь.

– Тогда что такое между вами произошло, что ее расстроило? Потому что она действительно расстроена. Я вижу это уже несколько недель.

– Леди Веджвуд, мне необходимо с ней поговорить. Скажите, куда она уехала.

– Что бы вы ни хотели ей сказать, не думаю, что это настолько важно и не может подождать. Она обещала вернуться до званого обеда, который я даю в следующую пятницу по случаю возвращения нашей младшей сестры из медового месяца.

Винсент покачал головой:

– Так много времени я ей дать не могу.

Казалось, воздух в комнате потрескивал от напряжения. Винсент знал, что своими словами еще больше настроил против себя сестру Грейс.

– Боюсь, вам придется. Мне не приходит в голову ничего настолько важного, что не могло бы подождать неделю, которую попросила Грейс.

Винсент стоял у окна, но ничего не замечал: ни превосходно ухоженного сада, ни ранних весенних цветов, ни двух белок, гоняющихся друг за дружкой и перескакивающих с дерева на дерево. Он видел перед собой только бледное лицо Грейс, темные круги под ее глазами, отчаяние в ее взгляде. К этому времени она уже должна понять, беременна она или нет. И если да, то он не может оставить ее один на один с этим открытием.

Он повернулся к леди Веджвуд.

– Я еще рас прошу вас рассказать мне, куда она уехала.

– Извините, но как я уже сказала, нет никакой важной причины, чтобы ее беспокоить. Вам просто придется подождать неделю до ее возвращения.

Винсент уронил голову на грудь и глубоко вздохнул. Он вовсе не горел желанием поделиться своими подозрениями с леди Веджвуд. И он знал, что Грейс своими страхами тоже не поделилась. Но маркиза не оставила ему выбора.

– Такая важная причина есть. – Винсент повернулся к Каролине, держась с благородным достоинством, как ему внушили еще в те времена, когда он только учился ходить. – Есть очень большая вероятность, что ваша сестра носит моего ребенка.

Леди Веджвуд выронила из рук чашку с блюдцем. Они упали на пол, а по юбке расплылось пятно чая. С ее лица исчезли все краски, она прижала обе руки ко рту, чтобы не вскрикнуть. Винсент подошел к ней на шаг ближе, не обращая внимания на осколки фарфора, лежащие у ее ног.

– И если это действительно так, я не хочу, чтобы Грейс оставалась сейчас одна. Кроме того, чтобы избежать разговоров, нам необходимо как можно скорее пожениться. Я уже получил специальное разрешение на брак и договорился с преподобным Каррингтоном, чтобы он не назначал ничего на пятницу.

Маркиза Веджвуд несколько раз глотнула и только потом смогла заговорить:

– Это невозможно. Грейс не может… – Ее голос прозвучал слабо и напряженно. Винсент поднял руку.

– Миледи, достаточно сказать, что вероятность этого довольно велика.

Ему показалось, что леди Веджвуд покачнулась.

– Миледи, я об этом не распространяюсь. И если бы была хоть какая-то возможность узнать у вас то, что мне необходимо, не посвящая никого в тайну, я бы и вам ничего не рассказал.

Леди Веджвуд стиснула руки на коленях. Было видно, что она потрясена.

– Я не знала… Грейс даже не намекала, что…

– Думаю, она все еще ждет какого-то чуда. Боюсь, что чуда не будет.

Маркиза резко втянула воздух, потом посмотрела на Винсента очень серьезным взглядом.

– А вы, ваша светлость, тоже надеетесь на чудо?

Винсент поднял брови.

– Я, леди Веджвуд, человек очень практичный, я никогда не верил в чудеса.

– Понятно, – прошептала она. Ее руки были сжаты так крепко, что костяшки пальцев побелели.

– Поэтому мы как можно скорее поженимся, самое позднее – в следующую пятницу. Я уверен, если по такому случаю соберется вся ее семья, Грейс это оценит. Если вы не против, возможно, мы могли бы провести церемонию здесь, и обед, который вы намечаете на тот вечер, будет своего рода празднеством.

– Конечно.

– А теперь, если вы мне объясните, где найти вашу сестру, я отправлюсь в путь.

Маркиза Веджвуд стерла со щеки слезинку и рассказала ему, куда уехала Грейс.

Винсент гнал коня по сельским просторам Англии, было сыро и пасмурно, солнца не было видно, тяжелая изморозь с каждой преодоленной милей становилась все сильнее, но он не обращал на это внимания. Он продрог до костей, и Грейс должна радоваться этому: возможно, к тому времени, когда он до нее доедет, холодный дождь остудит его огненный темперамент. Но более вероятно, что это только усилит его раздражение и распалит гнев, нарастающий у него внутри. Какого черта она уехала? Какая польза от бегства? Никогда не понять ему женскую логику, проживи он хоть миллион лет. Чего, интересно, она рассчитывала достичь, избегая его?

Винсент опустил голову к шее коня еще ниже, пытаясь защититься от проливного дождя и в тысячный раз ругая себя за то, что не предусмотрел ее побег. Но дела поместья заняли у него все утро и большую часть дня, поэтому он вынужден был послать записку с извинениями, что он не сможет поехать с ней на запланированную прогулку. И о том, что она уехала, он узнал позже, когда пришел в лондонский дом Ведждвудов.

Винсент пытался не думать о том, как он разозлился, узнав, что она его оставила. И одновременно заставлял себя вспоминать все причины, по которым он не собирался больше жениться. И он бы не женился, если бы она его не вынудила. Он думал о Грейс, о той ночи, когда она лежала под ним, отдавалась ему. Винсент знал, что это воспоминание останется с ним на всю жизнь. После того как ребенок благополучно родится – как же он молился, чтобы это было так! – он больше никогда не ляжет с Грейс в постель. Никогда больше не пойдет на риск сделать ее беременной. И не рискнет ее полюбить. На протяжении последнего месяца он за ней ухаживал, танцевал с ней, разговаривал, смеялся вместе с ней, обнимал ее и однажды допустил ошибку, поцеловав ее. Винсент знал, что влюбиться в нее было бы очень легко. Но любовь – то чувство, которое он никогда больше не позволит себе испытывать. Он с трудом пережил две потери и не желал снова переносить такую боль.

Винсент подстегнул коня. Он промок до костей, и чем быстрее он доберется до места, тем быстрее сможет согреться и обсушиться. И тем быстрее покончит с этим противостоянием.

Винсент резко осадил коня. Он вдруг понял, что проскочил узкую дорогу, которая, как сказала леди Веджвуд, ведет к загородному дому, в котором скрывается Грейс. Он выпрямился в седле, насколько это было возможно под проливным дождем, натянул поводья и повернул коня обратно.

Его конь сделал всего несколько шагов, когда Винсент вдруг содрогнулся от резкой боли в боку. Через секунду в воздухе послышался приглушенный звук выстрела. Ему потребовалось еще мгновение, чтобы понять, что стреляли в него. Еще через мгновение его охватил самый настоящий страх. Прижимая руку к боку, Винсент посмотрел направо, где росла небольшая рощица. Он заметил какое-то движение за деревьями, но ему удалось разглядеть только движущееся размытое светлое пятно. Он снова посмотрел в ту сторону, но оно исчезло. Испарилось, как будто его там и не было.

Винсент попытался сделать глубокий вдох, но испытал такую боль, словно в него вонзились раскаленные добела стрелы, боль охватила грудь и спустилась по его рукам до кончиков пальцев. Несколько мгновений Винсент боролся с болью, грозившей поглотить его, потом после недолгого колебания наклонился ниже, ударил коня пятками и пустил его рысью.

В воздухе прогремел еще один выстрел. Собрав все силы, Винсент сумел удержаться в седле. Ему пришлось призвать все запасы выносливости, чтобы не упасть на землю. Он прижимал руку к ране, сквозь его пальцы сочилась кровь, боль обжигала, как раскаленная кочерга. Небо закружилось вокруг него, и Винсент понял, что может потерять сознание. Он кое-как дотянул до мощенной булыжником дорожки, ведущей к фасаду дома, но потом перед глазами у него потемнело, и земля поднялась ему навстречу.

– Миледи, идите сюда скорее!

Грейс отдыхала на кровати. Услышав голос мистера Физерли, она встала и поспешила к комнате, которую выбрала в качестве своей спальни. На какое-то мгновение у нее перед глазами все поплыло, но она оперлась о стену и восстановила равновесие. Это ощущение длилось недолго, но вслед за ним накатила паника. Грейс знала, что головокружение – еще один симптом того, что с ней происходит, и это она больше не могла отрицать. Как же она теперь посмотрит в глаза герцогу? Что ему остается, кроме как жениться на ней, взять ее вместе с ребенком, которого она носит?

Ее грудь сдавила болезненная тяжесть. Каждый божий день, каждый час Грейс молилась, чтобы она не оказалась беременна. Чтобы ей не пришлось провести всю оставшуюся жизнь с мужчиной, который ее не хочет. С мужчиной, отношения с которым начались с ее обмана. У нее на лбу выступили крошечные капельки пота. Грейс была рада, что она здесь, а не в Лондоне. По крайней мере у нее есть несколько дней на то, чтобы свыкнуться с фактом, который она теперь знает, и только потом предстать перед Рейборном. А потом ей придется посмотреть ему в глаза, прочесть в его взгляде решимость сделать то, что правильно, даже хотя ему самому этого не хочется.

– Миледи, скорее!

Грейс побежала и открыла дверь. Ее насторожила тревога в голосе мистера Физерли.

Грейс не очень хорошо знала Германа и Моди Физерли, но с первой же минуты, когда она приехала, их безмятежное спокойствие подействовало на нее как успокаивающий бальзам. Впервые с той минуты, когда она увидела в музыкальном салоне Каролину Рейборн и поняла, что ее инкогнито раскрыто, она почувствовала, что имеет некоторую власть над собственной жизнью.

Она поспешила к верхней площадке лестницы, посмотрела вниз, и ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

– Винсент? – сдавленно прошептала она.

– Миледи, мы нашли его на подъездной дороге. Он ранен.

Грейс быстро спустилась по лестнице.

– Винсент? – Она отвела с его лба прядь мокрых волос. – Куда вы ранены?

– Миледи, он ранен в бок, – подсказал Герман.

Грейс посмотрела на кровь, окрасившую его рубашку и сочащуюся сквозь пальто.

– Грейс…

– Тсс, ваша светлость. Не разговаривайте. Нам нужно уложить вас в постель.

– Я… я…

Он ничего не успел сказать, потому что закашлял и тут же согнулся от боли. Герман пошатнулся под тяжестью его тела и чуть было не разжал руки.

– Винсент, не разговаривайте. Вы сможете подняться по лестнице?

– Да, но я должен кое-что…

– Тсс. Потом расскажете. Сначала нужно остановить кровотечение.

Винсент взял ее за руку, крепко сжал ее пальцы и прохрипел:

– Нет… обещайте… что не уйдете…

– Нет, ваша светлость, я вас не оставлю.

– Пообещайте…

– Обещаю.

Они стали медленно, ступенька за ступенькой, подниматься по лестнице. Рейборн помогал им как мог, но потеря крови сказывалась. Он с трудом поднимал ноги, не раз его колени подгибались, и они все вчетвером чуть было не скатывались по лестнице. Наконец они добрались до верхней площадки. Грейс побежала вперед и открыла дверь комнаты, соседней с ее, вбежала внутрь и откинула с постели покрывало.

– Мистер Физерли, положите его сюда. Моди, принесите, пожалуйста, воду и бинты. И иголку с ниткой.

– И я еще прихвачу бутылку бренди, которую Герман хранит в буфете.

Экономка вышла из комнаты настолько проворно, насколько позволяли ее короткие полные ноги. Герман опустил Рейборна на кровать. Придерживая его одной рукой, другой снял с него пальто.

– Нужно снять с него рубашку, чтобы посмотреть, насколько серьезная рана, – сказал он и стал раздевать Винсента. Грейс тем временем схватила с вешалки полотенце и намочила его. Когда Винсент был раздет до пояса, Герман уложил его и снял с него сапоги. – Миледи, вы бы отвернулись, а я пока сниму с его светлости остальную одежду. Надо снять с него все мокрое и согреть, пока он не подхватил простуду.

Грейс встала спиной к кровати и подождала, пока Герман закончит, потом снова повернулась к Винсенту и стала влажным полотенцем стирать пот с его лба.

– Прижмите-ка тряпку к этому месту, – сказал Герман Грейс, показывая на бо€льшую из двух ран, из которой все еще сочилась кровь.

Пуля разорвала его кожу на боку, но было непонятно, задето ли ребро. Пули оставили две раны, одна была чистой и не сильно кровоточила, а вторая представляла собой ужасное кровавое месиво с рваными краями. Когда Грейс прижала тряпицу к длинной рваной ране на теле Рейборна, он резко втянул воздух, уронил голову на подушку и закрыл глаза. Мышцы на его челюсти заметно напряглись – он стиснул зубы от боли.

– Ваша светлость, эта пуля причинила не так много вреда, как могла бы. – Герман приподнял тряпку, чтобы лучше рассмотреть рану. – Но вы потеряли много крови. Нам нужно будет зашить это.

Грейс прижимала руку к боку Винсента, при этом стараясь смотреть на что угодно, только не на его обнаженный торс. И не на ту часть его тела ниже талии, которая была прикрыта простыней. Но ей это не удавалось. Он был точно таким же, каким она запомнила его с той ночи, когда обнимала его, гладила руками его худощавое, упругое тело. От этих воспоминаний ей стало жарко и неловко.

От природы он был смуглым, на его груди и плечах еще блестели капли дождевой воды. Грейс свободной рукой взяла сухое полотенце и стерла влагу с его лица. Винсент медленно открыл глаза и посмотрел на нее, его взгляд был полон боли.

– Моди сейчас вернется, – прошептала она, протирая его тело мягкой тканью. – Вам скоро станет легче.

– Обещайте… что… не… уйдете… от меня.

– Обещаю.

Грейс старалась как можно лучше вытереть его, по возможности не приближаясь слишком близко к ране. Она оглянулась на открытую дверь. Моди поспешно вошла в комнату с подносом, на котором стояли теплая вода и бутылочки с мазями и бальзамами. Под мышкой она держала початую бутылку бренди.

– Вот, миледи. – Она протянула Грейс бутылку и стакан. – До того как мы начнем, дайте его светлости глотнуть бренди.

Грейс налила напиток в стакан, приподняла голову Винсента и поднесла стакан к его губам. Он сделал два больших глотка и снова уронил голову на подушку.

– Достаточно, – прохрипел он. – Давайте поскорее покончим с этим.

Грейс обошла кровать и встала с другой стороны, чтобы Моди могла лучше обработать раны и наложить швы. Взгляд Винсента следовал за ней, как будто он боялся, что она солгала и собирается при первой же возможности ускользнуть.

– Ваша светлость, – сказала Моди, – сначала я просто промою раны. Чтобы не развилась инфекция, я обработаю их лучшим бренди из запасов Германа.

Грейс не могла заставить себя смотреть на то, что делает экономка. Вместо этого она посмотрела Винсенту в глаза.

– Я возмещу вам бренди, – пробормотал Винсент, сейчас он дышал тяжелее, лицо приобрело восковую бледность. Но он по-прежнему все время смотрел на Грейс.

Герман попытался пошутить:

– Я поймаю вас на слове, ваша светлость.

Возникла небольшая пауза, потом Моди сказала:

– Ваша светлость, сейчас будет сильно щипать.

– Об этом… я и сам догадываюсь, – прохрипел он. – Лучший… бренди… должен.

– Так и есть, – ответила Моди. – Извините, ваша светлость.

Еще не закончив фразу, она плеснула на раны щедрую порцию напитка. Винсент содрогнулся всем телом и крепче сжал пальцы Грейс, но больше ничем не выдал, что ему больно. Грейс прошептала:

– Это скоро закончится.

Моди вылила еще некоторое количество бренди на зияющую открытую рану. На бледном лице Винсента выступил пот. Сочетание напряжения и боли брало свое, и Грейс знала, что он близок к тому, чтобы потерять сознание. Она понимала, что это было бы для него благом, но понимала и другое: он будет этому сопротивляться изо всех сил. Мрачная решимость в его взгляде и напряженно сжатые губы подсказывали Грейс, что он постарается оставаться в сознании каждое мучительное мгновение.

– Ну вот, ваша светлость, – сказала Моди, продевая нитку в иголку. – Самое худшее позади. – Винсент обмяк на кровати и тяжело вздохнул. – Я постараюсь бережно. Я хорошая рукодельница, хотя не скажу, чтобы я завоевывала призы. – Она села на край кровати. – Но ваши раны прекрасно заживут, это я вам могу обещать.

– Я в вас… очень… верю, – проговорил Винсент, все еще глядя на Грейс.

Моди тепло улыбнулась и воткнула иглу в его тело. Отчасти для того, чтобы отвлечь его от уколов иглы, но больше потому, что она не представляла, как его могли ранить, Грейс спросила:

– Винсент, что произошло? Вы думаете, это был охотник?

Винсент впервые за все время отвел взгляд от ее глаз. Он посмотрел на Германа, который стоял рядом с кроватью и держал лампу, чтобы Моди было лучше видно, что она делает.

Герман кхекнул.

– Вообще-то, миледи, у нас тут нет охотников. Во всяком случае, так близко от помещичьего дома не охотятся.

У Грейс перехватило дыхание.

– Винсент?

Герцог Рейборн закрыл глаза.

– Вы не… выйдете… из этого… дома… иначе как… вместе… со мной. Вы меня понимаете, Грейс?

Грейс наблюдала, как Моди ловкими пальцами орудует иглой, зашивая бок Винсента, и одновременно пыталась понять, какой смысл скрывается за его требованием.

– Да, конечно, но вы же…

Рейборн быстро открыл глаза и резко поднял руку ладонью наружу, не давая ей договорить.

– Вы понимаете?

Она натужно глотнула.

– Да, ваша светлость.

Он тяжело вздохнул и снова закрыл глаза. На его застывшем лице отражались решимость и боль, и Грейс молила Бога, чтобы Моди поскорее закончила. Винсент произнес сквозь зубы:

– Мистер Физерли, будьте начеку, не впускайте никого.

У Грейс в уме вертелись сотни вопросов, и ее пугал зловещий подтекст распоряжений Винсента. Но она решила, что подумает об этом позже, а сейчас она хотела только одного: чтобы все это побыстрее окончилось и Винсент мог отдохнуть.

– Все сделано, – сказала Моди, отрезая нитку. – Дайте его светлости еще глоток бренди, думаю, ему это нужно.

Грейс поднесла стакан к его губам, дала ему выпить, потом бережно опустила его голову на подушку и натянула на него одеяло до подбородка. Он наблюдал за ней глазами, полными боли.

– Грейс, не оставляйте меня.

– Не оставлю.

Он закрыл глаза и уснул.

Грейс провела рукой по его волосам, убрала со лба упавшую прядь. Герман и Моди собрали его окровавленную одежду и вышли из комнаты, оставив Грейс наедине с Винсентом. Она стояла возле кровати и смотрела, как его грудь поднимается и опускается. Даже во сне он был великолепен – самый красивый мужчина, какого ей только доводилось видеть. Каждая черточка его словно скульптором вылепленного лица была безупречной: широкий лоб, густые брови, высокие скулы, волевой подбородок. Она перевела взгляд на его губы. Они были настолько нежными, что когда он ее целовал, она, казалось, таяла, и в то же время достаточно сильными, чтобы увести ее в мир, о существовании которого она даже не подозревала раньше. Она помнила цвет его глаз, очень темных, глубоких и таких проницательных, что иногда ей было страшно в них смотреть, и в то же время таких теплых и успокаивающих, что она могла потеряться в их глубине. Для нее – не очень опытной – он был совершенством. Герцог Рейборн был живым воплощением идеального мужчины, которого она всегда мечтала встретить, за которого мечтала выйти замуж. Но это было в те времена, когда у нее еще были мечты. До того как бремя забот о сестрах разрушило все ее надежды на собственное будущее. Это было тогда, когда она еще верила, что кто-то сможет разглядеть за ее очень заурядной внешностью нечто особенное в душе и захочет соединить с ней свою жизнь. Но вместо этого она обманула мужчину, и теперь у него нет другого выбора, кроме как взять ее в жены.

Грейс подтолкнула кресло ближе к кровати и села. Его рука лежала поверх покрывала, длинные изящные пальцы вцепились в ткань так, словно он даже во сне боролся с болью. Грейс протянула руку, чтобы прикоснуться к нему, взять часть его боли себе… и остановилась. Держать его за руку, привязываться к нему еще больше было неразумно, и она это понимала. Грейс знала, что если она будет питать к нему нежные чувства, это только причинит ей боль. Но она также могла с полной уверенностью сказать: уже поздно. Грейс миновала тот рубеж, когда могла защитить свое сердце. Все произошло из-за нее, из-за ее обмана в ту ночь, когда она отдала ему свое тело. В самую восхитительную ночь в ее жизни.

Грейс взяла его руку в свои, переплела пальцы с его пальцами, удобно положила свою ладонь на его ладонь. Его живое тепло побежало по ее руке, прошло через грудь, угнездилось где-то в животе, и у нее перехватило дыхание. Она закрыла глаза и стала молиться, чтобы смогла жить без той части своего сердца, которой он завладел, не желая этого.