Текст книги "Ты следующий"

Намного больше говорит американский исследователь Джон Белл в уже упомянутой книге “Болгарская коммунистическая партия от Благоева до Живкова”. Проследив изменения, в результате которых Джагаров стал “вице-королем”, он пишет: “Любомир Левчев, талантливый поэт с большим потенциалом, который начал свою карьеру как бунтарь, становится близким семье Живковых в качестве главы Союза писателей и первого заместителя Людмилы Живковой… Он был одним из самых главных менеджеров болгарской культуры. Несомненно, эти взаимоотношения вызывают вопрос: кто кого использовал? Живков ли использовал приманки в виде всяческих благ и власти, чтобы держать интеллигенцию в узде, или же сами интеллигенты пользовались своими отношениями с Живковым, чтобы постепенно расширять свою свободу действий? Возможно, наблюдались элементы того и другого одновременно…” (с. 140).

– А что думаешь ты сам, черт побери?! – вспылил Сумасшедший Учитель Истории, потеряв терпение. – Почему другим надо отвечать на твои вопросы?

В 1972 году я думал, что Живков, проанализировав ошибки Хрущева, стал искать опору в молодом поколении и в интеллигенции. Я был уверен, что он не читал Герберта Маркузе, но полагал, что, руководствуясь своей исключительной интуицией, он аккуратно подыскивает подходящую модель. Что касается Людмилы, она совершенно не боялась открыто говорить о необходимости изменений социализма на основе нового сознания.

Находясь в поисках обновления, я, к своему собственному удивлению, наткнулся на интересный след там, где меньше всего этого ожидал: в истории Отечественного фронта.

Уже в конце 20-х годов стало ясно, что мировая революция будет ждать поезда новой мировой войны. В Коминтерне шло обсуждение новых тактик. Большевизму грозила все более жесткая изоляция, а фашизм завоевывал массы; тогда-то и появилась идея создать единые народные фронты левых сил и партий – в противовес империализму и фашизму. Как ни странно, идея принадлежит не Сталину: она приписывается в основном Георгию Димитрову, Пальмиро Тольятти и Морису Торезу. Эти демократические фронты, или коалиции, и в самом деле играли важную роль во время Второй мировой войны и сразу после ее окончания. Болгарский Отечественный фронт, который включал в себя аграрную партию, общество офицеров “Звено”, социалистов, социал-демократов, либералов, радикалов и, разумеется, коммунистов, совершил переворот 9 сентября 1944 года. Тогда он установил свою власть, которая на первый взгляд казалась демократичной – пока не пришло осознание того, что это лишь ширма для советских амбиций… Тогда иллюзия разрушилась изнутри, и остался лишь внешний фасад.

Несмотря на то что КПСС и Советский Союз приписывали себе все новые и новые успехи на мировой исторической арене, в 60–70-е годы они попали в такую идейную и политическую изоляцию, что их дальнейшее существование было под вопросом. Требовалось наладить новые связи с реальными историческими процессами. Сам социалистический идеал нуждался в новых образах. Парадоксально или нет, но ситуация напоминала канун новой мировой войны. Запахло катастрофой.

Мой мозг, уже погруженный в мистерию революционного мышления, чувствовал, что где-то под руинами фронта еще теплится важный и, возможно, по-прежнему живой смысл.

В 1972 году его стоило искать вовне, а не снаружи…

Лалю Ганчев – только что избранный секретарь по международным вопросам – был одной из самых колоритных фигур в Национальном совете. Я немного знал его, поскольку он приходился тестем Владко Башеву. Немного – потому что Лалю долгие годы был послом в Швеции. Один из странных изгнанников Земледельческого союза. Говорят, все его боялись, а мы тут же подружились. Я с удовольствием слушал долгое время подавляемые исповеди политического одиночки. Лалю учился странствуя (где-то в Югославии). Ездил в Париж с Илией Бешковым. Георгий Димитров говорил ему: “Лалю, Лалю, вот бы ты был чуть-чуть постарше, встал бы во главе Земледельческого союза!” Сейчас, когда Лалю и впрямь стал постарше, он излучал энтузиазм и энергию, как жеребец, которого наконец-то ненадолго выпустили на свободу. Он тут же занялся организацией поездки в Латинскую Америку, чтобы установить контакт с местными едиными фронтами. “Сейчас правда в этих странах! – говорил он так, словно хотел вернуться в свою молодость. – Там мировая революция!”

История будто подслушивала наши разговоры.

В сентябре мне сообщили, что в Болгарию приезжает Анджела Дэвис и я должен заняться организацией ее пребывания, то есть встретить, сопровождать на программных мероприятиях и, наконец, проводить на аэродром. Уже тогда Анджела была героиней всемирного масштаба. По крайней мере так писали в наших газетах. Портрет чернокожей красавицы с пышными, как одуванчик, волосами стал хитом. Но очень немногие знали о ней больше того, что упоминалось в прессе: что ее как коммунистку судили за участие в акциях “Черных пантер”. А что было тогда известно о “Черных пантерах”? Но раз их судили в США, значит, это наши люди и герои. Такова была логика пропаганды. А логика популярности была другой: Анджела была симпатичной, вызывающей, интеллигентной, загадочной – у нее было все, что нравится дикой интуиции толпы.

Анджела прилетела 17 сентября, в воскресенье, на несколько дней раньше запланированного, и программу пришлось стряпать на ходу. Ее сопровождала семейная пара: Кендра и Франклин Александри. Они были ее сверстниками, того же роста и цвета кожи, но у них не было ее изумительного обаяния. После восторженной встречи в аэропорту я отвез их в резиденцию напротив гостиницы “Плиска”.

Оставшись наконец без свидетелей, мы сели выпить кофе и принялись с любопытством и удивлением рассматривать друг друга. Я помню, как солнце, словно в черном зеркале, отражалось в грациозном изгибе ее спины. Я слышал ее дыхание, но между нами будто зияла пропасть. И разговор тоже поначалу походил на некое смутное эхо. Я попытался пошутить:

– Как поживают наши любимые “пантеры”?

Гости переглянулись.

– Если вы думаете, что мы из их числа, то ошибаетесь! – засмеялась Анджела. – “Пантеры” смотрят на интеллектуалов с недоверием. Хотя мы можем быть и пострашнее их.

Я сменил неудачную тему на более близкую – литературу. И тут неожиданно Кендра оживилась:

– О да, Анджела пишет стихи.

Анджела осадила ее и попыталась все обернуть в шутку:

– Когда мне было три года, мама отвела меня на поэтическую встречу с Ленгстоном Хьюзом. В конце по его просьбе я станцевала одно стихотворение.

Но кем на самом деле была эта Анджела Дэвис? Какое послание было скрыто в ее появлении и в ее исчезновении? Позволю себе одно

Отсутпление в черных тонах

В штате Алабама есть сравнительно небольшой городок – Бирмингем. Расовые страсти закрепили за ним прозвище Бомбингем. Но в этом немалая доля преувеличения. Его самая большая бомба родилась 26 января 1944 года в семье учителей Дэвис и была названа ими Анджелой. В то время считалось, что революционизация темнокожих афроамериканцев имеет уже двадцатилетнюю историю. Начало было положено братством железнодорожников пульмановских спальных вагонов. Это было одно из самых престижных мест работы, до которого мог тогда дорасти негр.

Рассматривая фотографии Диламса – одного из основателей братства, я вздрогнул от удивления: в нем все напоминало моего дядю Драго, Железного Человека. Возраст, судьба, даже внешность… Вымазанный в саже и смоле, мой дядя был чернее Диламса. А о черном досье на него даже не стоит упоминать. Дядя рассказывал мне, что свой первый пистолет он купил после Первой мировой войны у солдата, француза-сенегальца…

У братства железнодорожников было одно опасное качество: оно представляло собой организацию постоянно перемещающихся людей – и носильщиков идей. Люди в движении создали движение борьбы за гражданские права.

Робкая отличница Анджела Дэвис закончила нью-йоркскую гимназию имени Элизабет Эрин в Гринвич-Виллидж.

К тому времени к железнодорожникам примкнули новые, более радикально настроенные организации, такие как “Адвокаты черной силы”, влиятельная группа “Черный дом” и (что особенно важно) “Студенческий координационный совет против насилия”, которые медленно накаляли страсти на далеком Юге.

В 1961 году Анджела поступила в бостонский колледж, выбрав специальностью философию литературы. Студенты читали Роберта Лоуэлла и Алена Гинзбурга, но не бунтовали, как разночинцы, оккупировавшие университет Беркли и приглашавшие Джоан Бейс спеть им о равенстве и свободе (1964 г.).

Анджела провела каникулы во Франции и съездила на Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Хельсинки. Там она познакомилась с кубинскими революционерами. Они были настоящими – даже пахли порохом. Говорят, что Анджела чаще дружила с белыми. В Париже ей понравилось. И она вернулась туда в 1963-м, потому что тема ее дипломной работы звучала так: “Ален Роб-Грийе и новый роман”. Во время стажировки Анджела добралась до самого Стокгольма. А во Франкфурте чуть не обручилась с немецким студентом.

Осенью 1964 года она снова вернулась в Бостон и стала посещать лекции Герберта Маркузе, увлекшись его критикой буржуазного общества. В своей автобиографии Анджела проявила себя как прекрасный словесный портретист: “Когда Маркузе выходил на подиум на уровне нижнего яруса амфитеатра, он как бы парил над всеми в аудитории. В нем было что-то внушительное, что рождало абсолютную тишину еще до того, как он начинал говорить”. После того как Анджела осилила научный труд Маркузе “Эрос и цивилизация”, она записалась вольнослушателем на его курс “Европейская политика после Французской революции”. Наконец она набралась смелости и попросила его о консультации, желая получить совет по библиографии. Подобную консультацию приходилось обычно ждать неделями, но Анджела получила ее сразу. Наблюдая за Маркузе вблизи, она замечает “любопытный блеск его глаз” и “слишком земную улыбку”. Но этот намек на сходство с лисой случаен. Вообще-то Анджела воспевает в своем учителе абсолютно все: “Сочетание его осанки, седых волос, сильного акцента и внушительности с исключительно богатой эрудицией способствовало тому, что он выглядел вечным, как бы резюмируя собой всю философию”. Хорошо сказано! Но наибольший интерес представляет сама их беседа: “Вы правда хотите изучать философию? – медленно, с ударением на каждом слове спросил профессор Маркузе. Он постарался произнести эту фразу так серьезно и глубоко, как будто она была ритуальной при посвящении в некое тайное общество, вступить в которое можно лишь при условии, что ты останешься в нем до конца жизни”. Тут Анджела – как великолепный медиум – уловила механизм распространения и существования идеала. Он нуждается в тайном обществе. Или, если хотите, в замкнутом обществе. Не в смысле сегодняшней псевдодемократической фразеологии, нет. Идеалу требуется философия тайны, дезинфицирующая истину. И продолжение этого ее открытия очень логично: “Тогда, – сказал ей Маркузе, – вам стоит начать с досократиков, с Платона и Аристотеля…” О да! Оттуда! И даже еще раньше – с пифагорейцев и тех, кто были до них! Самой большой бедой нашего марксизма было то, что он начинался с Маркса. А источников марксизма было всего три…

Герберту Маркузе тоже нравилась Анджела, он ценил ее и потому посоветовал вернуться во Франкфурт – традиционный центр немецких марксистов, чтобы пройти повторную стажировку у его друга Теодора Адорно. Так она снова попала в среду немецкого радикального студенчества, предводительствуемого Руди Дучке.

Как раз в это время, осенью 1966 года, в Окленде темнокожие активисты Бобби Сил и Хью Ньютон основали партию самозащиты “Черные пантеры”. Говорят, что название было придумано д-ром Мартином Лютером Кингом, но Мартин – это божий херувим по сравнению с Ньютоном и Силом, которые любили прогуливаться и фотографироваться в черных кожаных куртках, в беретах а-ля Че Гевара и с автоматами в руках. А чтобы кто-нибудь ненароком не подумал, будто оружие – это всего лишь бутафория, Хью Ньютон застрелил оклендского офицера полиции. И после дикой подстрекательской речи Рапа Брауна толпа подожгла школу в Сакраменто.

“Летом 1967 г., – пишет Хью Пирсон в своей книге “Тень пантеры”, – черный гнев против расизма перерос в насилие” (Hugh Pearson, The Shadow of the Panther. Addsion-Wesley Publishing Company, 1994).

В судьбоносном 1968 году революционная волна вроде бы достигла своего апогея. Спустя два дня после убийства Мартина Лютера Кинга две “пантеры” – Кливер и Хьютон – организовали нечто вроде шоу: получасовую стрельбу по полицейским. Были жертвы. Среди них – и сам Хьютон. Из искры возгорелись 100 городов Юга. До 1968 года партия “пантер” была немногочисленна. Но после похода ее сторонников во главе с Ньютоном и красноречивым Кармайклом через всю Калифорнию ряды партии стали быстро пополняться. Усилилось влияние маоизма. Структура партии была оригинальной. У нее были председатель – Бобби Сил – и несколько министров. Хью Ньютон назывался министром обороны. Области находились под руководством капитанов. С 1967 по 1969 год в боях с “Черными пантерами” были убиты 9 и ранены 56 полицейских. А у “Пантер” насчитывалось 10 убитых (число раненых неизвестно), и 348 человек были арестованы.

Однако уже осенью того же 1968 года стали заметны симптомы упадка. Кармайкла отстранили от национального руководства. Он громко заклеймил насилие, женился на африканской певице Мириам Макебе и уехал в Гану. Был отстранен и еще один герой – Джеймс Форман. Он стал тихим и мирным преподавателем в Университете Цинциннати. А в 1970 году племянник старого вождя-железнодорожника Диламса был избран в конгресс США… Возникло подозрение, что партия “пантер” разъедена изнутри агентами и провокаторами, подосланными ЦРУ.

Анджела Дэвис встретилась с Кармайклом в Лондоне; вероятнее всего, именно тогда произошло ее запоздалое знакомство с “пантерами”. По возвращении в Америку она обосновалась в Калифорнии, чтобы быть ближе к своему идолу Герберту Маркузе, который тогда читал лекции в Университете Сан-Диего. (По какой-то иронии судьбы из этого процветающего современного города, который мог бы стать символом американской мечты, молодые американские парни отправляются во Вьетнам.) В 1967 году Анджела сблизилась с семьей Александри – потомственных коммунистов. Франклин и Кендра ввели ее в клуб “Че-Лумумба”, а “брат” Дикон влюбился в нее. 22 июня 1968 года Анджела и Дикон одновременно вступили в ряды компартии. Немного позднее, осенью, она защитила диссертацию на тему “Против теории силы Канта”. Это открыло ей двери к преподавательской карьере в университете.

До сих пор биография Анджелы окутана розовым флером добропорядочности. Но затем пришли иные времена. Летом 1969 года какой-то студент написал в газете лос-анджелесского Калифорнийского университета, что с некоторых пор у них преподает коммунистка. Эти сведения, по словам студента, он получил от агентов ЦРУ. Сначала на эту заметку никто не обратил внимания, и тогда в газете “Сан-Франциско экзаминэр” вышла новая статья, в которой преподаватель-коммунист был назван полным именем – Анджела Дэвис. Представители университета официально обратились к Анджеле с вопросом: правда ли это? Да, я член коммунистической партии! – ответила она в открытом письме. Ее уволили, но решением суда практически сразу восстановили. Потому что США по-настоящему демократическая страна. И почти тут же снова уволили – за подстрекательскую речь в защиту так называемых соледадских братьев. Кто же такие эти братья? Трое чернокожих заключенных, обвиненных в том, что они “сбросили с галеры” в соледадской тюрьме надзирателя-расиста, заставлявшего белых заключенных издеваться над черными братьями.

7 августа во время заседания суда по делу о соледадских братьях в зал вошел 17-летний Джонатан Джексон, родной брат подсудимого Джорджа Джексона, который уже успел прославиться своими письмами из тюрьмы. Юный Джонатан вынул из карманов целых четыре заряженных пистолета и раздал их “братьям”. Освобожденные взяли заложников (среди которых был и сам судья) и пустились в безумную авантюру, в первой части которой им полагалось бежать в грузовике, а во второй – лететь на Кубу на угнанном самолете. Но “Черные пантеры”, которые гарантировали выполнение плана, не появились, и в перестрелке с полицией погибли почти все соледадские братья, а также их судья и юный Джонатан.

Тогда губернатор Рональд Рейган сказал что-то вроде: “Если вы хотите купаться в крови, будут вам банщики!..”

В руководстве партии “Черных пантер” обвинили только что освободившегося из тюрьмы Хью Ньютона в том, что тот сорвал побег из ревности к новым героям. А газеты взорвались новостью: мол, пистолеты младшему Джексону дала Анджела Дэвис. По калифорнийским законам владелец оружия считается соучастником того, кто нажал на спуск.

Анджела была включена в список десяти самых опасных преступников, которые разыскивались американской полицией. Только в октябре 1970 года ее задержали в одной из гостиниц Манхэттена и отправили в женское отделение тюрьмы “Детекшн Гринвич-Виллидж”, недалеко от ее бывшей гимназии. В канун Рождества ее перевели в калифорнийскую тюрьму “Сан Квентин” и судили в общине Санта Клара.

27 февраля 1972 года, после 16 месяцев пребывания под стражей, Анджела Дэвис была оправдана. 4 июня ее освободили. А 16 сентября мы встречали ее в Софии. Примерно в это же время вышла ее первая биография (Regina Nadelson, Who is Angela Davis? Peter H. Wyden, Inc./Publisher, New York, 1972).

Я позволю себе добавить еще кое-что о “Черных пантерах”, которые все еще существуют, и их не так мало, как настоящих пантер.

“Черные пантеры”. Краткий эпилог

Основателем этого движения был Хью Ньютон. Приблизительно в то же время, о котором я пишу, он застрелил одну уличную проститутку, потому что та окликнула его “Хай, беби!”, а он не переносил, когда его так называли. “Я впервые убил без политического мотива”, – раскаивался он после содеянного. Из тюрьмы его освободили под большой залог, собранный “пантерами”. Тогда он исчез и появился лишь в 1973 году на Кубе (годом позже меня). Впоследствии Ньютон вернулся в США и в 1980 году стал доктором исторических наук (!).

Наконец, “черная пантера” Хью Петерсон был застрелен во вторник 22 августа 1989 года около 6 часов утра. Той ночью он курил травку на дружеской вечеринке. Потом вышел, чтобы раздобыть кокаин. Отправился к дому наркодилеров и забарабанил в дверь. “Откройте! – кричал он. – Это Хью Ньютон, вождь грядущей революции!” Но, возможно, именно поэтому ему и не открыли. Тогда он пошел гулять по улицам, наткнулся на знакомых дилеров и поругался с ними из-за одной дозы кокаина. Обиженный продавец стрелял в упор, выпустив три пули в голову вождя грядущей революции. Это произошло все в том же Окленде, на том же месте, где 21 год назад Ньютон застрелил офицера полиции.

На похороны в баптистскую церковь Окленда собрались тысячи скорбящих. На шикарных белых лимузинах приехали самые известные “черные пантеры”. Среди них была и Анджела Дэвис.

Она выпустила свою автобиографию в 1974 году (Angela Davis. An Autobiography. Random House, New York). Вероятнее всего, она писала ее в тюрьме. Только в эпилоге черный ангелочек в белом платьице, белой шляпке и белых гольфиках, который смотрел на нас с обложки, упоминает в одной-единственной фразе о том, что, продолжая кампанию по борьбе за освобождение политических заключенных в США, она посетила СССР, ГДР, Болгарию, Чехословакию и Кубу.

Потом биография Анджелы исчезла с поверхности общественной жизни, как будто само ее появление здесь, на нашей грешной земле, было всего лишь продолжением некоей инопланетной кампании.

•

Мы проводили ее в четверг, 21 сентября. С Анджелой мы расстались как давние друзья – с объятьями и поцелуями. Но почти без слов. В официальном переводе любой ее вздох превращался в “Товарищ Анджела Дэвис хочет сказать, что…”. Кто сказал, что то, что теряется при переводе, и есть поэзия? Теряется намного больше! Я думал о Джоне Апдайке; его констатацию того, что мы, как проклятые, никак не можем наладить нормальный человеческий контакт, я прежде связывал с политической обреченностью. Но вот коммунистка Анджела Дэвис – разве смогла она наладить такой контакт со своими здешними собратьями? Вовсе нет! Как будто каждый наш шаг навстречу отдалял нас друг от друга… Сила разъединения сильнее, думалось мне. А может, еще от сотворения мира каждый носит ангела запретов внутри себя.