Текст книги "Выстрел в чепчик"

Глава 33

От Архангельского я вышла слишком поздно, чтобы показываться Марусе в этот же день. Домой вернулась далеко за полночь, и единственное, что сделать могла, так это позвонить Марусе.

– Где ты взяла этот адрес? – гневно спросила я. – Бедная компьютершица! С ума ее чуть не свела!

– Я вся умираю, – пожаловалась Маруся, – а ты на меня кричишь.

– Да как же не кричать на тебя, когда посылаешь меня к посторонним людям. Эта женщина с трудом вспомнила, кто он такой, твой Ваня.

– Так он не к ней, значит, ушел? – прозрела наконец Маруся.

– Нет, не к ней, – подтвердила я и гаркнула:

– Говори, где взяла этот адрес?

– В записной книжке, – пролепетала Маруся.

– Голубушка! – возмутилась я. – Кто же так штудирует записные книжки будущего мужа? В твоем возрасте пора бы уже овладеть этим искусством…

– Я овладела, – вяло защищалась Маруся.

– Ха! Овладела! Это уже называется – овладела!

Какую-то малозначительную компьютерщицу от егойной дульцинеи не можешь отличить. Куда же это годится? Пора тебе брать уроки у меня.

Похоже, Маруся пришла в смущение.

– Неужели и в самом деле промахнулась? – растерянно спросила она.

– Абсолютно, поверь моему опыту. Уж я-то не промахнусь. Бедная женщина едва твоего Ваню в глаза видала. Клянусь, ей не до него.

– Епэрэсэтэ! А ведь три раза ее адрес был в Ваниной книжке записан, – загремела Маруся.

– Это говорит лишь о незначительности знакомства. Несколько раз Ваня информацию о ней получал и всякий раз тут же забывал. Вот если бы она его интересовала, то вместо адреса был бы телефон, напротив которого была бы запись: Сидор Петрович или какой-нибудь там Сергей Алексеевич. Уж я-то знаю, столько книжек перепотрошила за свою длинную и неинтересную жизнь, что врагу не пожелаю.

– Старушка, ты права, – согласилась Маруся. – И что же мне делать теперь?

Передать не могу, сколько боли и печали было в ее голосе, а сердце у меня не камень.

– Тебе ничего не надо делать, когда у тебя есть такая подруга, как я. Все, что надо, ты уже сделала: свалилась мне на голову тридцать с лишним лет назад.

Кстати сказать, это произошло в прямом смысле.

Мой папа, помнится, привел меня в детский сад, подвел к воспитательнице и сказал:

– Вам очень повезло, эта прелесть, – он умиленно кивнул на меня, – теперь будет у вас.

Воспитательница меня одобрила, ласково погладила по голове и сказала:

– Видишь, дети играют возле избушки, беги к ним, знакомься.

Я опрометчиво ее послушалась и радостно побежала знакомиться. Как только я оказалась у дверей избушки, с ее крыши раздался восторженный вопль, и тут же что-то на меня слетело. Это была Маруся, которая уже тогда имела немалый вес, благодаря чему я мгновенно заработала перелом ноги, перелом руки и легкое сотрясение мозга, сопроводив все это дичайшим криком.

Мой папа, извещенный этим криком о больших неприятностях, подхватил меня на руки и с рискованной скоростью помчался в больницу. Второй раз Марусю я увидела лишь три месяца спустя.

– Если у меня есть такая подруга, как ты? – взволновалась Маруся. – На что намекаешь?

– Не намекаю, а прямо говорю: я нашла твоего Ваню и даже говорила с ним о тебе. Кстати, все забываю спросить: что ты там плела насчет моего Саньки?

Вроде я плохая ему мать, не даю балыка и прочее… Ты это серьезно?

– Старушка, ты прямо вся обижаешь меня! – взревела Маруся. – Как ты не правильно меня поняла!

Я сказала, что памятник тебе при жизни поставить надо за то, что ты взялась воспитывать сына Нелли. Не будь она покойница, сказала бы я, какими погаными генами наградила Саньку она, а тебе сейчас выпутываться приходится. Я прямо вся тобой горжусь!

– Ну, ты это брось, – посоветовала я. – Санька мой ангельский ребенок.

– Правильно, – мгновенно согласилась Маруся. – Старушка, правильно. По-другому и быть не могло, раз ты взялась за его воспитание.

– А с Женькой что у нас не так? – решила я уж до конца прояснить ситуацию.

Маруся аж захлебнулась от восторга.

– Твой Женька просто идеал всех баб, – в экстазе заявила она. – Шварцнеггер, Сталоне, Депардье, Делон и Каприо не годятся ему и в подметки. А также Круз и этот, как его…

– Это понятно, – успокоила я ее, – а об отношениях наших ты что говорила?

– Отношения у вас есть, и этим все сказано, – со знанием дела ответила Маруся. – Будь у нас с Ваней такие отношения, и больше мне не надо ничего.

Удовлетворившись, я выдержала многозначительную паузу и сообщила:

– Ваню можно вернуть.

Маруся мгновенно перестала уходить из жизни. Она завизжала от восторга и спросила:

– Когда?

– Не торопись, здесь поработать придется. Ты почему мне наврала? Почему не сказала про Акима?

Маруся вздохнула и ответила:

– Теперь вижу, что ты действительно с Ваней общалась. Старушка, не верь ему. Он все врет.

– Да что врет-то? – рассердилась я. – Ты же еще ничего не знаешь. Не знаешь, что он сказал, а сразу – врет. Нельзя же так огульно обвинять человека.

– Ваню можно, – заверила Маруся. – Старушка, он уже давно собрался уходить и поругаться искал причин, а тут Аким подвернулся. Мы с Акимом и выпили-то всего ничего, даже поллитру не раздавили, а тут Ваня пришел. Увидел, что на кухне сидит Аким, обрадовался, схватил вещички и умчался.

– Удивительная ты женщина, Маруся, – возмутилась я. – Это тебе еще добрый Ваня попался. Боюсь, от Евгения ждать такой мудрости не пришлось бы. Подумать страшно, что он сделал бы, застукай меня на кухне с моим прежним любовником за недодавленной поллитрой. Как тебе в голову пришло, глупая, Акима в дом тащить?

– Да ты сама же, все мозги мне продолбала Акимом этим! – взревела Маруся. – Сама же говорила, что сосед твой, что жалеешь его, вот я и решила его душевно поддержать.

– Это когда я говорила? Сто лет с тех пор прошло Аким уж и забыл про тебя давно.

– Не забыл, – кокетливо сообщила Маруся.

– Ну тогда и не жалуйся, что Ваня ушел. А я еще, дура, собралась тебе помогать.

Маруся переполошилась:

– Старушка, помогай мне скорей, я прямо вся буду слушаться, только говори: что делать?

– Пока ничего. Выждать надо. Ваня страшно на тебя зол, но есть надежда его разжалобить. Похоже, я даже нащупала его больное место. Он очень разволновался, когда узнал, что на тебя покушаются.

Маруся обрадовалась.

– Старушка, – возликовала она. – Это правда? Он ко мне не безразличен?

– Более скажу, если бы явления со шляпками, стрелами и картинами показались ему опасными, еще неизвестно, как он повел бы себя. Возможно, отбросив все обиды, примчался бы тебя спасать, но, увы, я лгать не решилась, сказала все как есть.

И Маруся, с присущей ей наглостью, еще и начала меня стыдить:

– Старушка, ну что же ты так облажалась-то? Не ожидала от тебя. Не могла уж придумать что-нибудь?

Сказала бы, что меня ранили или отравили.

– Чтобы он увидел, что ты жива и здорова, и после этого перестал верить и мне? – рассердилась я такой недальновидности. – Уж нет, малышка, потерпи. Немного выждем, а потом придумаем тебе какую-нибудь смертельно опасную болезнь, посоветуемся с Розой – она дока. Может быть, Роза даже в больницу положит тебя с жестоким диагнозом, после этого я отправлюсь к Ване и скажу, что ты очень плоха. Бьюсь об заклад, это сработает – Ваня вернется.

– Да Роза же у меня! – радостно завопила Маруся. – Она же приехала вместо тебя, сидит над душой, не дает спокойно из жизни уйти.

– Дай мне Розу, – потребовала я.

Маруся послушно выполнила приказание. Она теперь была вся в моей власти, естественно, лишь до тех пор, пока не вернется Ваня.

– Роза, – строго спросила я, – ты была у проктолога?

– Была, – ответила Роза. – Баркасов согласился сманить Пупса на рыбалку. Сейчас напою Марусю лекарствами, уложу ее спать и поеду уговаривать Пупса.

Предвижу большие сложности. У Пупса не ладятся дела на работе, вряд ли он захочет уезжать.

– Не ладятся дела на работе? – горько рассмеялась я. – Не удивительно. После всего того, что он в последнее время творит, у него нигде дела не ладятся.

* * *

Оживив Марусю и вдохновив на доброе дело Розу, я наскоро поругалась с бабой Раей, поспорила с рассерженным моим поздним приходом Евгением, поцеловала спящего Саньку и отправилась спать сама.

Сны мне снились безобразные, что и понятно при столь богатом на впечатления дне. А наутро зазвонил телефон. Зазвонил слишком рано, даже Евгений на работу еще не проснулся.

Звонила Тося.

– Соня, – рыдала она, – Розу убили!

Глава 34

Я еще не вышла из сна и в таком состоянии узнаю о смерти любимой подруги! Конечно, тут же рухнула на подушку и отключилась, пытаясь себя убедить, что все еще продолжается сон. Однако я уже не спала, а только дремала, обсматриваясь ужасами. Хорошо еще, что долго это не продолжалось, потому что позвонила Лариса и, паникуя, сообщила:

– Роза умерла.

Тут уж не до сна. Я окончательно проснулась и спросила:

– Как умерла? При каких обстоятельствах?

– Не знаю, – рыдая, ответила Лариса. – Мне только что позвонила Тося, сообщила эту страшную весть и тут же бросила трубку. С ее стороны это настоящее свинство, теперь до нее дозвониться не могу.

– Конечно, бросила трубку, – заступилась за Тосю я. – Она и со мной так поступила, но должна ты понимать, что мы не одни. Должны же и другие знать эту страшную весть. Лучше Тоси ее никто в кратчайший срок не распространит. Я знаю только одного человека, который переплюнет в этом деле нашу Тосю.

– Кто же это? – пожелала знать Лариса.

– Изабелла, третья жена Фрола Прокофьевича, первого мужа Тамарки. Уж она в этом деле рекордсмен, с которым не тягаться даже нашей Тосе.

– Но она незнакома с Розой, – напомнила мне Лариса.

– Боюсь, что да, – согласилась я. – Ой, подожди секунду. Сотовый звонит.

Звонила Юля и сообщила ту же весть, но только гораздо более эмоционально, чем Тося и Лариса, вместе взятые.

– Почему вы все мне звоните? – удивилась я.

– Кто это – все? – обиделась Юля.

– И ты, и Тося, и Лариса.

– Да мы все друг другу звоним, раз случилось такое, вот позвонили и тебе.

– Звоните, а сами не знаете ничего, – рассердилась я. – Поверить не могу, что умерла Роза.

– Почему? – изумилась Юля.

– Потому, что она мне срочно нужна. Она обещала проконсультировать по женскому вопросу мою соседку. Что же Роза, так, не проконсультировав, и умерла?

Нет, на нее это не похоже. Роза добросовестный и аккуратный человек. Ты ей звонила?

Юля опешила:

– Но она же умерла.

– А Пупс-то жив. Как хочешь, а я звоню.

После этого я отключила мобильный и, вспомнив о Ларисе, взяла трубку.

– Ты слышала? – спросила я у нее.

– Кто звонил тебе? – не ответив, спросила она у меня.

– Юля. Я послала ее к Розе.

– Но Роза же умерла! – ужаснулась Лариса.

– Вздор, – рассердилась я. – Роза связана обязательствами. Все, встретимся у нее. Я еду туда.

После этого я позвонила Розе. Слава богу, трубку подняла она сама.

– Ох, – сказала она. – Ох.

– Что у тебя происходит? – возмутилась я. – Что ты делаешь?

– Я лежу, – простонала Роза.

– Ты там лежишь, а тебя тут уже заживо хоронят.

Можешь сказать, что произошло?

– Могу, – безжизненно сообщила Роза, – но не могу. Приезжай.

* * *

У подъезда Розы собралась толпа подруг. Там были Тося, Лариса, Юля и даже Маруся. Вид у них был пришибленный.

– Вы что тут стоите? – удивилась я. – Почему не поднимаетесь к покойной?

Тося сделала страшные глаза и шепотом сообщила:

– Там Пупс. Он очень странный.

– В последнее время он все время странный, – рассердилась я, – так что же нам, не видеть Розы?

– А разве Роза там? – ужаснулась Тося.

Юля, Лариса и Маруся ужаснулись следом за ней.

Мне это не понравилось.

– В чем дело? – строго спросила я. – Почему вы решили, что умерла Роза? Я только что с ней разговаривала.

Юля, Лариса и особенно Маруся посмотрели на меня как на сумасшедшую, а Тося, давясь изумлением, воскликнула:

– Ты с ней говорила?!

– Ну да, а что здесь такого?

– Но как же? – взволновалась Юля.

– Подняла трубку, набрала номер, и все. Удивляюсь, как вы не сделали того же, прежде чем дурные сплетни распускать.

– Но мне же сегодня ночью позвонил сам Пупс и сообщил, что Роза погибла, – хватаясь за голову, закричала Тося.

– Нашла кому верить, – рассмеялась я. – Будто не знаешь, какие вальты в последнее время у нашего Пупса. Он тебе еще и не такое скажет, только слушай.

Кстати, а почему ты не осталась у Розы, раз все же к ней поднялась?

Тося замахала руками и затараторила:

– Ты что, я боюсь покойников, я к ней даже в квартиру не входила, там бродит Пупс и приговаривает:

«Этого следовало ожидать. Это я во всем виноват».

– Да? Странно, – удивилась я. – Ну, нечего здесь топтаться, пошли-ка к Розе, раз уж мы все в сборе. Тамарки только не хватает.

Услышав о Тамарке, Маруся поморщилась и пробурчала:

– Здесь еще много кого не хватает: Пиночета, Гитлера и Джека-Потрошителя.

Мне некогда было вступать с ней в дискуссию, я повела всех к Розе.

Роза лежала в кровати. Голова ее была перебинтована, под глазами синели огромные фингалы, в которых утонуло последнее произведение Пупса – тот жалкий синяк, наваренный им накануне.

Сам Пупс действительно вел себя странно. Он был трезв, рысью бегал по комнатам, нервно потирал руки и, пугливо озираясь, бормотал:

– Это я. Это я во всем виноват. Этого следовало ожидать. Надо соглашаться.

Мне некогда было с ним разбираться. Я спешила к Розе, одиноко лежащей в спальне.

Роза обрадовалась нам, насколько, конечно, могла в своем неприятном положении. Она обвела Тосю, Ларису, Марусю, Юлю и меня рассеянным взглядом и сказала:

– Девочки, хорошо, что вы пришли.

– Что произошло? – хором спросили девочки, чуть громче, чем следовало бы у постели больной, которую еще недавно ошибочно принимали за умершую.

Роза поморщилась (думаю, от головной боли) и еле слышно произнесла:

– Не знаю сама.

– Но что-то же ты знать должна, – разволновалась Тося. – Не совсем же у тебя память отшибло.

– Что-то – да, – согласилась Роза. – Помню, как возвращалась поздно ночью от Маруси, помню, как вошла в подъезд, а дальше не помню ничего. Очнулась в больнице. Потом пришел Пупс, я попросила его забрать меня домой, а уж дальше что было, очень хорошо помню до самого вашего прихода.

– Все получилось потрясно. Пупс пустил слух, что ты умерла, – жмурясь от удовольствия, промурлыкала Юля.

– Он дурак, – сообщила страшную новость Роза. – Может, он об этом мечтает, но я жива.

– Дурак дураком, но для такой дезинформации должна же быть причина. Почему Пупс всполошил нашу Тосю? – спросила я.

Роза вопросительно уставилась на Тосю.

– Пупс ночью позвонил и страшно выл, что ты умерла, – тут же отчиталась Тося. – Ужас! Ужас! Я испытала такое, что передать не могу! Целый час сидела в прострации, а потом бросилась всем звонить. Звонила до самого утра.

«Хорошо, что она не начала с меня», – порадовалась я.

Роза, выслушав Тосю, разъярилась, конечно, насколько позволяло ей сотрясение мозга.

– Где он, это ничтожество? – морщась от головной боли, пропищала она.

Позвали Пупса, задали ему аналогичный вопрос – как вышло, что Роза будто бы умерла?

Пупс, разумной частью своей находясь где-то далеко от нас, неразумной сумбурно поведал, что ночью прибежал соседи сказал: «Роза, вся в крови, лежит на первом этаже под лестницей и не дышит». После этого Пупс, вместо того чтобы бежать спасать жену, запаниковал и истерично поделился с Тосей своим горем.

Дальше шел длинный и путаный рассказ Пупса о всех его мытарствах и злоключениях, из чего я кое-как прояснила для себя обстановку.

Дело было так: сосед возвращался из командировки, вошел в подъезд и нашел Розу без сознания. Он по мобильному вызвал «Скорую помощь» и до ее приезда успел смотаться к Пупсу и ввергнуть его в панику.

Пупс, до смерти напугав нашу чувствительную Тосю, бросился вниз к телу Розы – там уже хлопотали врачи «Скорой помощи». В больнице Роза пришла в себя и тут же пожелала ехать домой, куда ее и вернули с легким сотрясением мозга. Однако Пупс в легкость сотрясения верить никак не хотел.

– Не может быть, – сомнамбулически вопрошал он. – Столько крови… Столько крови…

– Это потому, что на голове множество кровеносных сосудов, – пояснила Роза и добавила:

– Это я тебе как гинеколог говорю.

После этого мы выпроводили Пупса и принялись гадать, из-за чего пострадала Роза.

– Денег при тебе не было? – деловито осведомилась Лариса.

– Были, но мелочь, – посетовала Роза.

– А ты хотела бы много? – удивилась Маруся.

– Всегда приятней быть богатой, – с ужимкой удовольствия заметила Юля.

– Но не тогда, когда тебя грабят, – уточнила Тося.

– А кто тебя по голове треснул? – спросила Маруся. – Мужчина или женщина?

– Не знаю, – вздохнула Роза. – Говорю же, что не видела ничего. Все произошло так неожиданно, к тому же было темно. О, как меня тошнит!

– Бедненькая, – заскулила Лариса.

– Зато теперь тебя все любят, – демонстрируя блаженство, успокоила Розу Юля.

– Я прямо вся тебя люблю, – подтвердила Маруся, заботливо натягивая на Розу одеяло.

– До вечера останусь с тобой, – самоотверженно пообещала Тося. – На Пупса рассчитывать в таком деле опасно.

– И я останусь, – присоединилась к ней Лариса.

– И я прямо вся на работу не пойду, – обрадовалась Маруся.

– Я тоже буду наслаждаться твоим обществом, – пообещала Юля, удобно устраиваясь в кресле.

Я поняла, что у постели Розы тепла и без меня хватает, и сказала:

– А у меня, девчонки, есть дела. Думаю, сейчас полезней выяснить, кто все же огрел нашу Розу и не продолжение ли это того спектакля со шляпками, стрелами и картинами.

Это вызвало всеобщий шок. Пока Юля, Тося и Лариса застыли с открытыми ртами, Маруся сразу же отвергла мою версию.

– Ерунда, – сказала она. – Обычный в наше время случай. Местное «бычье» хотело разжиться на пиво.

Нечего шляться по ночам.

– А от кого я шла? – обиженно вопросила Роза. – От тебя же и шла, неблагодарная.

Все с осуждением уставились на Марусю, а я отправилась к Пупсу.

Он был в очень жалком состоянии. Все метался и что-то бубнил себе под нос.

Когда я подошла к нему и тронула за плечо, он вскрикнул и шарахнулся в сторону: «Кто его так запугал?» – подумала я и осторожно спросила:

– Вить, а что ты имел в виду, когда говорил: «Надо соглашаться»?

Пупс мгновенно побледнел, губы его затряслись, глаза воровато забегали.

– Этого я не говорил, – пятясь, пробормотал он.

Я растерялась:

– Ну как же, Вить? Когда вошли мы, ты бегал по комнате и приговаривал: «Это я во всем виноват. Этого следовало ожидать. Надо соглашаться».

– Чего ты хочешь от меня? – раздраженно спросил Пупс.

– Ничего, – обиделась я. – Всего лишь хочу узнать: в чем ты виноват? Чего надо было ожидать и с чем (или на что) надо соглашаться?

– Не говорил я этого! – отрезал Пупс. – Тебе показалось.

Пока я хватала ртом воздух, он схватил кейс и с криком «Роза, я на работу!» выбежал из квартиры.

– Ну и дела! – изумилась я.

Глава 35

Маруся, Лариса, Юля и Тося остались ухаживать за Розой, а я отправилась к Тамарке. Точнее, к ее мужу Дане, поскольку Тамарку дома застать всегда было очень сложно. Зато Даня был дома всегда.

– Тамарка уже ушла, – недовольно буркнул он, увидев меня.

– Неужели она ночевать приходила? – ядовито поинтересовалась я.

Даня относился к постоянному отсутствию жены болезненно, поэтому рассердился и спросил:

– Ты, как всегда, явилась издеваться?

– Нет, на этот раз пришла узнать о твоей внезапной дружбе с Пупсом.

– Да не было никакой дружбы, – разочаровал меня Даня. – Виктор пришел, принес бутылку.

Глаза мои совершили попытку переместиться на затылок, но я им сделать это не дала.

– Бутылку?! – закричала я. – Даня, ты хочешь сказать, что два здоровых мужика потерялись во времени и пространстве из-за какой-то бутылки?

– Ну две, – вынужденно признался Даня. – Хотя Виктору хватило бы и одной, но в тот день он меня удивил. Хлестал стаканами и не пьянел.

– Ну-ка, ну-ка, – оживилась я. – Здесь, пожалуйста, поподробней. Как это хлестал стаканами? Я не сильна в арифметике, но по опыту знаю: две бутылки – это четыре стакана, ну от силы шесть. От такой дозы не отшибет у человека память. Признавайся, сколько было бутылок? Тамарке не скажу, не бойся.

Даня обреченно махнул рукой:

– Да что я их, считал? Пили и пили. Виктор даже шляпы не снимал. Торопился. И не помню, как он ушел. Очень он был расстроен.

Я насторожилась:

– Чем расстроен?

– А фиг его знает. Так толком и не сказал, на проблемы жаловался, на жену, на жизнь всякую. Я ничего не понял. Ты же знаешь Виктора, он не слишком любит распространяться, а тут разговорился и плел такую чушь, пуржил, не приведи господи.

– А в шляпе-то пил почему?

Даня пожал плечами:

– Уходить собирался. Все толковал: «Я на минутку, я на минутку», а просидели сколько, даже трудно сказать. Он-то трезвый ушел, даже не покачнулся, а я с трудом помню тот момент.

– Какой момент? – удивилась я.

– Ну, когда мы расстались.

– Все ясно, – резюмировала я, – кроме того, как могло такое произойти, чтобы наш Пупс, который никогда ничего не забывает, вдруг забыл свой кейс, да еще с квартальным отчетом?

Даня пожал плечами.

– Вот тут я уже ничего не помню, – признался он. – Да и не я его провожал.

– А кто?

– Домработница, конечно же.

– Зови ее сюда, – приказала я.

Слава богу, домработница все прекрасно помнила, надо было раньше ее позвать. Помнила она все, начиная от того момента, как Пупс в квартиру вошел и до момента его отбытия.

– Он действительно был не слишком пьян? – уточнила я.

– Был в твердой памяти и прекрасно держался на ногах, – заверила меня домработница.

Мы с Даней переглянулись. Еще бы, это совсем не похоже на Пупса, пьянеющего от первой же рюмки.

– Даня, вы точно пили? – теряясь в догадках, спросила я. – Ты ничего не перепутал? Может, Пупс пропускал? Может, он филонил?

– Пили на равных, – засвидетельствовал Даня.

– И был он трезв? – обратилась я уже к домработнице.

– Трезв не трезв, но сильно пьяным не был, – стояла на своем она.

– А как же тогда Пупс забыл свой кейс?

Домработница усмехнулась и спокойненько так сообщила мне то, от чего я просто обалдела.

– Гость ничего и не забывал, – сказала она. – Я, провожая его, вручила ему кейс прямо в руки, а он кейс мне вернул и сказал, мол, пусть пока останется здесь, мол, потом заберет при более подходящем случае.

Даня тупо уставился на меня. Похоже, для него это было открытием.

– При каком еще случае? – спросил он.

– При подходящем, – пояснила я.

– Так Витька что, не забывал, что ли, кейс? – прозрел Даня.

– Выходит, так, – подтвердила я и добавила. – Очень странное поведение.

– Он вообще был очень странный, – оживилась домработница. – Я даже Тамаре Семеновне хотела звонить, чтобы узнать, пускать ли его в дом.

– Да что в нем было странного? – неожиданно рассердился Даня. – Мужик как мужик, обычный вид у него, пришел, две бутылки принес.

Домработница с осуждением посмотрела на Даню и заговорщически мне сообщила:

– Пришел в темных очках, хотя на улице было темно, и не знал, где здесь туалет, хотя утверждал, что в квартире не в первый раз.

Даня даже задохнулся от гнева.

– Да ничего здесь странного нет! – закричал он. – В очках пришел, потому что ячмень был у него и глаз распух, а туалет где – забыл, потому что Тамарка здесь все на европейский лад перестроила. Я сам ничего уже здесь не найду. Скоро с путеводителем по собственной квартире ходить буду Услышав про ячмень, я судорожно начала соображать. Всю память перерыла, но ячменя там не нашла и бросилась звонить Розе.

– Роза, – спросила я, – был у Пупса ячмень?

– Ну-у, может, в детстве и был, – ответила она. – Я не знаю.

– Зачем мне его детство? – рассердилась я. – Вот сейчас, недавно, был ячмень у него?

– А ты как думаешь? – в свою очередь рассердилась Роза. – Что за глупый вопрос? У меня фингалы, это могу подтвердить, а ты Пупса видишь каждый день, вот и скажи: был у него ячмень или нет? Сколько живу с ним, такого не помню. Чирь на заднице был, а ячмень – никогда.

– И я так думала, – согласилась я с Розой.

– Не было у Пупса никакого ячменя, – сказала я Дане, кладя телефонную трубку.

– А зачем же тогда он нацепил темные очки?

– Вот этого не знаю, – ответила я, собираясь идти домой.

Не успела и шагу сделать, как зазвонил телефон.

Домработница рефлекторно кинулась к аппарату, но Даня ее опередил.

– Да, – гордо сказал он, – я поел, – и положил трубку.

– Кто это был? – спросила я.

– Тамара, – невинно сообщил Даня.

– Так почему же ты положил трубку? – возмутилась я. – Почему не дал ее мне?

– Распоряжения не поступало, – пожал плечами Даня. – И ты не собиралась с ней говорить.

– Нам всегда есть о чем поговорить! – рявкнула я, направляясь к телефону.

Однако Тамара опередила меня, позвонив на мобильный.

– Мама, где тебя носит? – с ходу возмутилась она. – Ты невозможная!

– А в чем, собственно, дело? – поинтересовалась я. – Что за переполох?

Тамара и не подумала отвечать на мои вопросы. Она хотела задавать свои.

– Мама, ты где? – спросила она.

– А ты где? – зловредно спросила я.

– Я-то у тебя, – беспричинно торжествуя, ответила Тамара, – а вот ты где?

– А я у тебя, – торжествуя тоже, ответила я.

– Ты невозможная, Мама! Что ты там делаешь?

– Допрашиваю Даню, – честно призналась я.

– На кой фиг он тебе сдался?

– Тома, в твоей квартире прямо сейчас происходят интересные вещи.

– Зачем тебе моя квартира, когда таких вещей полно и в твоей? – рассердилась Тамара. – Мама, беги скорей сюда. Посмотри, что сталось с твоим портретом., – О, ужас! – испугалась я. – За этими Марусями и сотрясениями я забыла про свой портрет.

* * *

Портрет, точнее то, что осталось от него, лежал на полу. Рама раскололась, полотно треснуло в нескольких местах. Это было очень обидно.

Пока я, заламывая от отчаяния руки, предавалась скорби, Тамарка удивлялась.

– Мама, я тебя не узнаю, – возмущалась она. – Ты невозможная, Мама. Как же ты не заставила Евгения снять портрет? Ведь ребенок же ясно тебе сообщил, что папа вешает маму на стену.

– Он так же ясно сказал, – напомнила я, – что вешает маму папа на толстый канат.

– Какая разница, Мама? Будто нельзя подпилить и толстый. Ты должна была сразу же снять картину, как только приехала домой. Не для этого ли ты в панике умчалась вчера от меня?

– Да, и для этого, но ты забыла, у меня была Роза.

С этим Пупсом скоро все мы сойдем с ума. А когда Роза ушла, я поехала к Марусе, а потом к компьютерщице, а потом к Ване…

– Мама, ты невозможная! – рассердилась Тамарка. – Как ты можешь стараться для этой неблагодарной коровы? С ней надо порвать раз и навсегда, как это сделала я, о чем ни секунды не жалею. Как просторна стала моя жизнь! Ты только посмотри на нее: буфетчица, шлюха и алкоголичка! Стыдно таких знакомых иметь, не то что друзей.

Мне стало обидно за Марусю.

– Пьет она не больше тебя, – ответила я. – Что касается сексуальной стороны ее жизни, Маруся за пределы нравственности старается не выходить и вряд ли станет изменять мужу, случись ей хоть раз выйти замуж. А то, что Маруся буфетчица, так это не ее стыд, а стыд ее друзей, которые не захотели бедняжке помочь в трудную минуту. Все устроены самым интеллигентным образом. Почему бы тебе не взять ее в свою компанию?

– Боже упаси! – отшатнулась Тамарка. – Что она умеет делать?

– Ты забыла? Она имеет прекрасное образование, философ, кандидат наук. Будет у тебя философствовать, сидеть для престижа компании.

– Времена не те. Для престижа компании сейчас работать надо, а не философствовать. А ее иждивенческая философия всем известна, и руки у нее загребущие.

– А ты злопамятная, – парировала я. – Не можешь простить Марусе свой парик, в котором ворона свила гнездо. Двадцать лет с тех пор прошло, даже больше, уж пора бы вам помириться. Я-то простила ей шляпу.

Услышав это, Тамарка просто взбесилась.

– Мама, ты невозможная! – завопила она. – Будто дело в парике или в шляпе! Ты прекрасно знаешь, что нет. Будь это не Маруся, а ты, и я простила бы тебе не то чтобы парик, но и…

Тамарка резко осеклась, думаю, из опасения взболтнуть лишнее или переборщить, я же воспользовалась этим и закричала:

– Ты простила бы мне свою шляпу? Трудно поверить в это, особенно сейчас, когда ты даже в критический момент умудрилась подставить под пулю мою.

Прострелили две моих шляпы, а твоей ни одной. Ты не можешь простить Марусе того, что она единственная из всех нас умудрилась тебя перехитрить.

Тамарка внезапно успокоилась, сложила руки на груди, словно для молитвы, и воскликнула:

– Господи, Мама, о чем мы говорим? Ты в курсе, что было покушение на Розу?

– Только что еду от нее, – доложила я.

– Ты же говорила, что едешь от меня, – напомнила Тамарка.

– Да, от тебя, а перед этим была у Розы.

– И что Роза? Как она себя чувствует? Говорят, у нее сотрясение мозга?

– Легкое, – успокоила я Тамарку. – Ее тошнит, она лежит, но довольно бойко разговаривает.

– Роза всегда разговаривает, она и в гробу разговаривать будет.

– Типун тебе на язык, – рассердилась я. – До этого дело не дойдет.

– Ты так думаешь?

– Да, я так думаю.

– Значит, у тебя есть причины, – с каким-то неясным намеком заметила Тамарка.

Я рассердилась:

– Никаких причин у меня нет, кроме внутреннего голоса. Мне вообще кажется, что ни я, ни ты, ни Маруся, ни Тося, ни Юля с Ларисой и уж тем более ни Роза… Короче, никто из нас к этому делу отношения не имеет. Весь этот спектакль со шляпками, стрелами и картинами разыгран для кого-то другого. Мы там всего лишь статисты.

– Это внутренний голос тебе подсказывает? – ехидно поинтересовалась Тамарка.

– Да, он подсказывает мне. И вообще, хватит об этом болтать, лучше скажи: почему ты считаешь, что на Розу было покушение?

– А разве нет? – удивилась Тамарка.

– Но это же не укладывается в версию с Пупсом.

Мы склонялись к мысли, что эти стрелы, картины и пули в шляпках – его рук дело. Так зачем же Пупсу бить по башке свою Розу в темном подъезде? Он что, более комфортабельного места не нашел?

– Нашел бы, если бы захотел, – подтвердила Тамарка.

– Так почему же ты решила, что это покушение?

Лично я Пупса уже не подозреваю.

– Неужели?

– Да, я склоняюсь к совершенно другой версии, но ты-то об этом не знала, так почему ты решила, что это покушение?

– Потому что час назад таким же образом была отправлена в больницу Тося. Ее огрели по голове, – сообщила Тамарка, и мне сделалось дурно.