Текст книги "Пэт из Серебряной рощи"

Глава XXII. Три дочери одного племени

Даже если годы и не начали уноситься вихрем сразу после двенадцати, как мрачно предрекала Незамужняя Тетушка, они действительно побежали быстрее. Перед тринадцатым днем рождения Пэт и Бетс в Серебряную рощу ждали кузин Джоан и Дороти Селби. Они должны были приехать из пансиона в Сент-Джоне.

– Вы с Бетс родились в один день, и когда приедут кузины, мы убьем одним выстрелом трех зайцев, – весело сказала мама.

Пэт не любила праздники, к отчаянию Джуди. Визит Джоан и Дороти Селби тоже не вызвал у нее большой радости. Она часто слышала о красоте Дороти и даже видела ее портрет в разделе светской хроники: «Очаровательные юные дочери мистера и миссис Альберт Селби из Линден-лодж». Интересно, насколько кузины хороши на самом деле?

– Я не верю, что Дороти красивее Винни.

– Твой дядя Альберт был красивым парнем. Говорят, что Дороти в него пошла. Он редко бывал дома. У него молодая жена, ей тут скучно.

– Джоан и Дороти учатся в пансионе при монастыре, – сказала Пэт. – Думаю, они очень умные.

Джуди фыркнула.

– Можно подумать, в монастыре ум тебе ложкой в голову кладут. Мы тут в Серебряной роще тоже кое-что соображаем. Не позволяй им брать над собой верх, Пэт, мало ли, что они из города и в дорогой школе учатся. Хотя я думаю, что они неплохие девочки, да к тому же твои единственные кузины по материнской линии. Тебе лучше с ними подружиться.

Пэт про себя решила, что не уступит Джоан и Дороти.

Не прошло и двадцати четырех часов, как они прибыли в Серебряную рощу. Репутация Дороти оказалась вполне оправданной: она была красивее Винни, хотя и не такая хорошенькая, как Бетс. По сравнению с мягкими волнистыми локонами Дороти, соломенные волосы Пэт казались еще более бесцветными. На фоне карих, бархатных глаз кузины глаза Пэт сразу стали желтыми. Когда Дороти прикасалась к лицу нежными ладонями, Пэт хотелось спрятать свои тощие загорелые руки куда подальше. Джоан не претендовала на красоту сестры, но очень гордилась внешностью Дороти и хвасталась ею.

– Дороти – самая красивая девочка в школе, – заявила она Пэт.

– Она и правда красивая, – согласилась Пэт. – Почти такая же красивая, как Винни и Бетс Уилкокс.

– Винни? – удивилась Джоан. – Она, конечно, хорошенькая. Ты бы тоже была хорошенькая, если бы постриглась и завила волосы, а то выглядишь как-то… по-викториански.

Вероятно, Джоан где-то услышала слово «викторианский» и, не понимая его значения, решила впечатлить свою заносчивую деревенскую кузину.

– Джуди не хочет, чтобы я стриглась, – холодно сказала Пэт.

– Джуди? Эта ваша жуткая старая служанка? Ты ей позволяешь собой распоряжаться?

– Джуди не служанка! – воскликнула Пэт.

– А кто тогда?

– Она член нашей семьи.

– Но вы же платите ей жалованье?

Пэт никогда об этом не думала.

– Да… пожалуй.

– Значит, она служанка. Это очень мило с твоей стороны так ее любить, но мама говорит, что не стоит много позволять слугам. Они забывают свое место. Джуди не слишком-то вежлива, но, наверное, в деревне все по-другому. Посмотри, правда Дороти среди этих лилий похожа на ангела?

Пэт разозлилась.

– Говорят, из хорошеньких девочек редко получаются красивые женщины, Джоан.

– Мама была красивой девочкой и стала красивой женщиной. Она урожденная Хилтон из Шарлоттауна, – высокомерно заявила Джоан.

Пэт не знала, кто такие Хилтоны из Шарлоттауна, но сразу поняла, что Джоан задирает нос, как сказала бы Джуди.

Этот разговор случился через несколько дней после знакомства. В первый день девочки были очень вежливы. Серебряную рощу они объявили «очаровательным» местом, сад – «причудливым», колодец – «причудливым», церковный амбар – «причудливым», а кладбище – «великолепным». Что это значило? Пэт сразу поняла. Они снисходительно отнеслись и к саду, и к колодцу, и к амбару. И к кладбищу!

– А вы пьете воду из-под крана, – фыркнула она.

– Ты такая смешная, милая, – Дороти ее обняла.

После этого гости уже не церемонились. Они обо всем составили твердое мнение и не собирались его менять. Пэт смирилась с Дороти, но вот Джоан была противная.

– Как-нибудь покажу тебе наши хризантемы, – сказала Джоан, прохаживаясь по саду вместе с Пэт. – Папа берет все призы на садоводческой выставке. А почему дядя Алек не срубит эту старую елку? Здесь слишком темно.

– Потому что мы ее любим.

– Зря вы посадили фиалки в этом углу, – заметила Дороти. – С западной стороны было бы лучше.

– Но фиалки всегда росли здесь.

– Ворота ужасно скрипят, – заметила Джоан. – Смажьте их.

– Они всегда скрипели.

– Сад очаровательный, но зарос. Надо его расчистить, – сказала Дороти под конец прогулки.

После драки с Нормой Пэт кое-чему научилась. Честь Серебряной рощи не позволяла оскорблять гостей. Иначе Дороти пришлось бы несладко. В доме Джоан распоряжалась мебелью, как будто всегда здесь жила.

– Я бы поставила пианино в этот угол.

– Но оно стоит здесь.

– Комната стала бы гораздо красивее, дорогая, после маленькой перестановки.

– Комната бы тебя возненавидела! – крикнула Пэт.

Джоан и Дороти многозначительно переглянулись, и Пэт это почувствовала. На этот раз она простила их, потому что они назвали Бетс милой и сказали, что у нее хорошие манеры.

– У нее сердце доброе, а значит, и манеры хорошие, – заметила Джуди.

Пэт немного смирилась с Джоан, когда той понравился скворечник, построенный Джинглом. Джингл обожал строить скворечники. Но когда девочки познакомились с Джинглом лично, Джоан снова впала в немилость. Дороти была с ним мила, возможно, даже слишком, но Джоан видела только неудачную стрижку и потрепанную одежду. Дороти взбесила Пэт, сказав после встречи:

– Как мило с твой стороны проявлять доброту к этому бедному мальчику.

Снисхождение! К Джинглу она тоже относилась свысока. Но Джинглу все равно понравилось, как Дороти играет на пианино. Нельзя было отрицать, что играет она хорошо. Музыка Винни по сравнению с ее игрой ничего не стоила. Обе девочки Селби были весьма музыкальны, Джоан занималась на своей гитаре день и ночь, а Дороти демонстрировала свои хорошенькие ручки, играя на пианино.

– Как будто хочет клавиши до основания стереть, – буркнула Джуди, жалея, что Винни кто-то обошел.

* * *

Визит проходил не очень гладко, хотя старшее поколение (за исключением Джуди) полагало, что девочки отлично ладят. Пэт было нелегко развлекать Джоан и Дороти, а развлекать их приходилось постоянно, потому что они не умели веселиться самостоятельно. Пэт показала им кладбище, представила им каждое поле и Шепчущую дорожку. Она едва смирилась с тем, что Сид открыл Дороти их Тайное поле. Вся семья полагала, что Сид «увлечен» Дороти. Конечно, это лучше, чем быть влюбленным в Мэй Бинни, но Пэт предпочла бы, чтобы его сердце навсегда оставалось свободным.

– Ты ревнуешь, потому что Крошка ее полюбила, – глумился Сид.

– Ничего подобного! Просто это был наш секрет!

– Тебе не кажется, что мы уже взрослые, чтобы иметь такие дурацкие секреты? – спросил Сид.

– Сид, если ты влюблен в Дороти, пожалуйста, я даже рада, но ей Тайное поле было безразлично.

– Ну да, – признал Сид. – Она сказала, что не понимает, из чего тут делать секрет. И правда, из чего, Пэт, если подумать?

Пэт стало плохо. Если Сид не понимает, в чем тут секрет, значит, уже никогда этого не вспомнит. Джоан и Дороти не желали играть в березовой роще или охотиться на котят в амбаре. Более того, пушистые рыжие котята оставили их равнодушными. Дороти только в присутствии мальчиков делала вид, что играет с ними, прижимала их к груди и целовала в бархатные теплые головки.

– Чтобы парни хотели стать котятами, – бурчала Джуди.

У кузин не было воображения. Им было скучно ловить рыбу в Иордане, скучно сидеть на заборе или среди яблоневых ветвей, чтобы обсуждать каждую мелочь вокруг, как это делали Пэт и Бетс. Им неинтересно было ждать первую звезду на могиле Плаксы Уилли. Единственное развлечение для них было кататься по вечерам вместе с Джо и наряжаться в такие платья, каких никто в Северной долине прежде не видел. Местные жители обсуждали наряды двух девиц Селби еще долгие годы. Кузины старались спрятать скуку, но никак не могли.

Правда, по вечерам они охотно спускались в кухню или усаживались на заднем крыльце в сентябрьских сумерках, чтобы посмотреть на последние лучи заката и послушать истории Джуди, закусывая хрусткими яблоками. Только в этом была точка соприкосновения у Пэт и ее кузин. Они считали, что ужинать в кухне – это «экстравагантно», но ни разу не отказались от лакомств, которые Джуди предлагала под вечер. Они с удовольствием ели яичницу и котлеты из трески и были в восторге от пончиков и кекса с изюмом, орехами и шоколадом. Неожиданно Мистер Том, который игнорировал всех, кроме Джуди, привязался к Джоан и ходил за ней хвостом. Джуди не показывала, что немного ревнует, и злилась на себя, что девочки Селби ей не слишком нравились.

– Мистер Том знает, что за Джоан надо приглядывать, – фыркала Джуди.

– Летом здесь очень приятно, – призналась Джоан как-то вечером. – Но зимой, наверное, такая тоска!

– Ничего подобного, зимой здесь очень уютно, – возразила Пэт.

– У вас даже нет обогревательного котла, – сказала Джоан. – Как вы не замерзаете до смерти?

– В каждой комнате есть печь, – гордо ответила Пэт. – А вон там сложена поленница дров. Мы видим настоящий огонь, а не сидим вокруг какого-то там котла.

Джоан рассмеялась.

– Дурочка, котел – это паровое отопление, а не кипящий горшок, чтобы вокруг него сидеть. Кроме него у нас есть камины. Ты такая смешная, Пэт. Гордишься своей Серебряной рощей, будто в мире нет места лучше.

– Для меня нет.

– Джо так не думает. Я с ним болтаю, когда мы ездим кататься. Ему здесь не нравится, Пэт.

Пэт замерла.

– Он так сказал?

– Ну, не такими словами, но я же вижу. Мне кажется, никто из вас не понимает Джо. Он не хочет быть фермером, а хочет уйти в море. Джо – тонко чувствующий юноша, но он этого не показывает.

– Представляешь, она рассказывала мне, что чувствует Джо, – плакалась Пэт Джуди, когда гостьи ушли спать в Поэтическую комнату. – У Джо правда есть глупые фантазии про море, но папа говорит, что он скоро образумится. Я уверена, что Джо никогда не уедет из Серебряной рощи.

– Золотко, вы не можете остаться тут навсегда, – предостерегла ее Джуди.

– Но мы еще много лет можем об этом не думать! Джо только девятнадцать. А Джоан воображает, что понимает его.

– Ты ревнуешь, вот где собака зарыта, – фыркнула Джуди.

– Джоан сегодня спросила меня, нравится ли мне смех Дороти. Она сказала, что Дороти известна своим смехом. Я согласилась из вежливости… Но на самом деле у Винни смех гораздо красивее.

– Они обе Селби и смеются одинаково. По смеху их можно и перепутать, но вас с Джоанной в этом не убедишь. Знаешь почему?

– Почему, Джуди?

– Потому что вы с Джоанной очень уж похожи, вот и ссоритесь.

Пэт промолчала, она не рассказывала Джуди обо всем, что ее мучило.

Джоан заявила, что у Джингла приятная улыбка. Какое ей дело до его улыбки? Мало того, она посмеялась над его прической, очками и штанами. Она шутила над бородой дяди Тома и над книгой необходимых сведений Джуди. Объявляла все вокруг «старомодным» и «викторианским». Только тетю Эдит и тетю Барбару назвала «симпатичными старушками». При кузине Джоан Пэт остро осознавала, что в столовой на потолке пятно, а ковер в малой гостиной протерся. И до тех пор, пока Джоан не показала, что крыша кухни поросла мхом, Пэт этого не замечала.

– Наш дом совсем новый. Белая штукатурка и красная черепица – яркий контраст, – хвасталась Джоан. – Папа говорит, что со временем цвета немного выгорят.

– Я не люблю новые дома, – сказала Пэт. – В них нет привидений.

– Только не говори, что ты веришь в призраков.

– Я не имею в виду настоящих призраков.

– Тогда что ты хочешь сказать?

– Когда дому много лет, в нем остается дух всех тех, кто в нем жил.

– Какая ты… забавная, – сказала Дороти.

* * *

После отъезда гостей Пэт долго наслаждалась тишиной и свободой. Так приятно было снова оказаться одной. Разбросанные книги теперь лежали на своих местах, в Поэтической комнате больше не громоздились чужие платья, туфли, щетки и бусы.

– Правда, здорово, когда нет гостей? – спросила она у Джуди, сидя рядом с ней на крыльце. Тусклое ночное серебро заливало рощу, а бледное золото дрожащих осиновых листьев скрылось в тени. Слышался отдаленный гул прибоя. Мистер Том спал у колодца, а рыжие котята мурлыкали на коленях у Пэт.

– Мама очень жалеет, что мне не понравились кузины.

– Три – это уже толпа, – объяснила Джуди. – Две девочки могут поладить. Но когда их трое, да все гордые, кто-то обязательно пойдет против других. Часто я это видела.

– Кое в чем Джоан мне понравилась, но рядом с ней я чувствовала себя незначительной. Она меня презирает.

– Да она саму королеву презирает. Но она умная, это да.

– И еще она хвастается.

– А ты, Пэт, разве не хвастаешься? Никого не презираешь? У всех семей есть маленькие слабости, даже у Селби, не говоря уж о Гардинерах. Нужно быть великодушнее. Сдается мне, Пэт, ты просто ревнуешь…

– Я не ревную, Джуди!

– Ой, не ври себе, золотко. Ты ревнуешь к Джоанне, потому что она нравится Джо. И к Дороти, потому что ее любят Сид и Крошка. У тебя тоже есть слабости, Пэт, как у всех.

– Зато я всегда говорю правду! Они сказали маме, что отлично провели время. Но это не так. Они соврали!

– Ну, вежливая ложь – может, и не ложь вовсе. К тому же порой и правда было неплохо.

– И я больше не хочу слышать слово «причудливый»!

– Когда Джоанна назвала Мистера Тома этим словом, он мне подмигнул. Надо было рассказать мисс Джоанне, какой причудливый был у нее дед. Однажды он выступал на собрании тори, а его жена, урожденная Толмен, схватила его за фалды и силком усадила на стул. Ни слова ему не дала сказать. Причудливый, надо же!

– Иногда, Джуди, я еле сдерживалась.

– Сдерживалась, и хорошо! Нужно жить с людьми в мире. Я тоже злилась, когда они вваливались ко мне на кухню и толковали про мою старомодность. Мне ведь не пристало гоняться за собственным хвостом. А потом я вспомнила, что твои тетки с Фермы были такими же в детстве. Семье надо держаться друг друга, а глупости выветрятся, пройдут. Может, ты с ними подружишься, когда вы повзрослеете и поймете, что похожи.

Пэт отнеслась к этому предсказанию скептически. Она посмотрела в сторону Длинного домика, где огонь в окне Бетс горел, как путеводная звезда.

– Хорошо, что мы с Бетс снова одни. Не хочу больше ни с кем дружить!

– А что станешь делать, когда она вырастет и уедет?

– Но она же не уедет, Джуди! Даже если она выйдет замуж, она останется жить в Длинном домике, потому что у ее родителей нет других детей. А я останусь здесь, и мы всегда будем вместе. Мы уже все решили.

Джуди вздохнула.

– Кто же такое вслух-то говорит, Пэт? Мало ли кто тебя может услышать?

Глава XXIII. Рано радоваться

– Пэт, можешь прийти в Счастье прямо сейчас? – спросил Джингл по телефону.

Гордонам наконец провели телефон, и Пэт с Джинглом следили, чтобы он не застаивался без дела. Она побежала в Счастье так быстро, что опередила Джингла. Ей пришлось ждать его среди папоротников. Джингл ненадолго задержался, надежно спрятанный от нее елочками, и любовался ею – ее чудесными золотистыми глазами, мечтательно устремленными в небо, дразнящей улыбкой, блуждающей по губам, – совсем слабой улыбкой, чуть-чуть изгибающей уголок рта, который так и хотелось поцеловать. Каждый раз, когда Джингл видел эту улыбку, у него начинало странно биться сердце. О чем она думала? О чем вообще думают девочки? Джингл этого совсем не понимал.

Пэт отвела взгляд от облаков и увидела Джингла. Глаза у него сияли ярко, как никогда, даже сквозь стекла темных очков.

– Джингл, ты так выглядишь, как будто все твои желания сбылись.

– Так и есть. – Джингл бросился на траву и закрыл лицо тощими загорелыми руками. – Завтра приезжает мама.

Пэт чуть не задохнулась.

– Джингл! Неужели!

– Телеграмма пришла вчера. Я сразу позвонил в Серебряную рощу, но Джуди сказала, что тебя нет. Утром мне пришлось уйти в пять, чтобы отвезти сыр в город. Я вернулся и хотел, чтобы ты узнала первой.

– Я так рада!

– И я. Только я бы хотел, чтобы она написала письмо, а не отправила телеграмму.

– Наверное, у нее не было времени. Где она?

– В Сент-Джоне. Пэт, представляешь, мне пятнадцать, а я никогда не видел своей матери. Даже фотографии. Я не представляю, как она выглядит на самом деле. Помнишь, давно, когда мы нашли Счастье, я сказал тебе, что у нее голубые глаза и золотые волосы. Но это я сам придумал, потому что тетя Мария однажды сказала, что она красивая. Может быть, она совсем другая.

– Я уверена, что она чудесная, какие бы у нее ни были волосы и глаза.

– Когда я увидел Мадонну облаков у вас в гостиной, я решил, что мама похожа на нее. Конечно, постарше, маме ведь уже тридцать пять. Я всю ночь не спал, думал о ее приезде. Не представляю, как дожить до завтра. А когда я узнал, мне оставалось еще два дня ждать!

Худое, тонкое лицо Джингла стало мечтательным и далеким. Пэт умирала от волнения. Она знала, как это для него важно.

– Знаю. Джуди говорила, что когда я была маленькая и мне обещали что-то «завтра», я постоянно мучила ее вопросом, а где завтра. Твое завтра совсем близко, Джингл. Правда, это приятно?

– Я весь день провел как во сне. Это не по-настоящему, Пэт. Я перечитал телеграмму раз сто. Если бы это было письмо, письмо, которого она касалась собственными руками!

– Но ты же завтра увидишь ее во плоти, это гораздо лучше любого письма. Надолго она приедет?

– Не знаю. Она сказала, что будет здесь. Я надеюсь, на несколько недель.

– Может быть, она увезет тебя с собой?

У Пэт перехватило дыхание. Эта идея ударила ее, как молния. Она была не слишком-то приятной. Джингл уедет? Иордан без Джингла? Счастье без Джингла? Странный холод зародился где-то у нее внутри и пополз по всему телу.

Джингл покачал головой.

– Не думаю. Я, наверное, и не хочу уезжать. Но вот увидеть ее! Обнять! Хотя бы один раз! Рассказать ей все. Отдать все письма. Я вчера вынул их из коробки и перечитал. Первые, которые я писал печатными буквами, такие смешные. Но мама же не будет смеяться? Ей понравится?

– Конечно понравится, обязательно.

Джингл довольно вздохнул.

– Ты гораздо лучше знаешь мам, Пэт. У тебя мама есть.

Пэт отчаянно заморгала. Плакать было бы глупо.

Но ее охватила внезапная жалость к Джинглу, мама которого никогда к нему не приезжала и не читала его писем много лет. Ее было даже жалко из-за этих писем.

Но скоро все станет хорошо.

– Ты же придешь познакомиться с мамой?

– Что ты, Джингл. Вы же захотите проводить время вместе.

– Почти все время. Но я хочу, чтобы вы познакомились. А еще мы приведем ее сюда и покажем ей Счастье, ты же не против?

– Конечно нет. И она обязательно захочет тут побывать, ты же любишь это место.

– У меня не было времени приготовить ей подарок.

– Набери ей красивый букет, ей понравится.

– Но у нас нет никаких цветов.

– Приходи утром к нам в сад и набери, чего хочешь. Сейчас цветет гипсофила. Ты выбери цветы, а я сделаю букет. Джуди говорит, что я в цветах понимаю. Джингл, а как зовут твою маму?

– Миссис Гаррисон, – угрюмо сказал Джингл. Ему неприятно было, что у них с мамой разные фамилии. – А имя – Дорин. Красивое, правда?

– Так что́, вдова Джима все-таки решила посмотреть на сына? – поинтересовалась Джуди, услышав новости. – Не больно-то она торопилась. Думаю, Ларри Гордон написал ей. Я слыхала, он хотел выяснить ее планы по поводу парня. Учитель в Южной долине хотел отправить его в колледж, но Ларри говорит, что толку в том нет. И то, не думают же они, что он будет платить по счетам, когда он на закладную еле наскребает каждый год.

– Ты думаешь, что мама Джингла приехала не потому, что хотела его увидеть? – медленно спросила Пэт.

– Этого я не сказала. Но ты не забывай, что она его не видела больше двенадцати лет. Может, она изменилась. Давай так и думать, Пэтси. Бедняга Джингл весь извелся, наверное.

– Джуди, для него нет ничего важнее. Может быть, когда она его увидит…

– Может, – с сомнением сказала Джуди.

* * *

Джингл прибежал совсем рано, чтобы собрать букет для матери. Он надел свой жалкий лучший костюм, который уже год был ему короток. Тетя подстригла ему волосы еще хуже, чем обычно. Но лицо его пылало от волнения, и Пэт в первый раз подумала, что Джингл довольно симпатичный. Если бы не эти жуткие очки!

– Джингл, сними их перед приездом мамы. Вряд ли глаза успеют сильно пострадать.

– Тете Марии это не понравится. Она заплатила за мои очки и говорит, что я должен носить их постоянно, а то это будут выброшенные деньги. Она знает, что я их терпеть не могу, и будет сердиться, если я их сниму. Когда ее не будет, и мы с мамой пойдем в Счастье, я их сниму. Пэт, представь, моя мама придет в Счастье!

Они долго возились с букетом. Джинглу ничего не нравилось. Он одобрял только самые идеальные цветы. И никаких дельфиниумов!

– Дельфиниумы очень высокомерные, – объяснил он. – И они не пахнут. Годятся только цветы с приятным запахом. И немножко фиалок, потому Джуди говорит, что они к любви.

Джингл усмехнулся. Ну и пусть Пэт считает его сентиментальным.

– Добавим немного листьев шиповника, потому что они приятно пахнут яблоком. Жаль, роз пока немного. Еще слишком рано, но эти маленькие бутоны хороши, и эти беленькие с розовой сердцевиной. Вчера на папиной новой клумбе распустился большой мак. Папа сказал, что его можно взять, но ночью шел дождь, и мак осыпался. Я чуть не заплакала. Но у нас есть большой красный бутон с куста Винни. Давай вставим его тебе в петлицу.

– Осталось всего два часа. Пэт, ты же придешь сразу после обеда, до ее приезда? Пожалуйста.

– Джингл, ты разве не хочешь побыть с ней?

– Но мы же будем не одни! Там будут дядя Ларри и тетя Мария. Я не знаю, как я буду себя чувствовать. Пэт, пожалуйста, приходи.

Пэт явилась вовремя, дрожа с ног до головы от волнения и вполне понятного любопытства. Накануне вечером она накрутила волосы на папильотки, чтобы предстать перед мамой Джингла во всей красе, но результат вышел довольно лохматым и буйным.

– А вот будь у меня короткие волосы, Джуди, ничего бы не случилось, – упрямо прошептала она.

– У тебя как нимб на голове, – ехидно заметила Джуди.

Пэт туго заплела волосы и надела новый голубой свитер, который ей связала Джуди, и васильковую юбку. Мама Джингла точно примет ее за маленькую деревенщину, лохматую, как терновый куст. Потом Пэт успокоила себя мыслью, что на нее никто и не посмотрит. Мама будет занята Джинглом.

Джингл ждал с букетом. Губы он плотно сжал, чтобы не дрожали. Старый автомобиль Ларри Гордона запыхтел в воротах.

– Это она, – выдохнула Пэт волшебные слова.

Она приехала. Они увидели, как она выходит из автомобиля и идет по мощеной дорожке. Джингл собирался побежать ей навстречу, но не смог сдвинуться с места. Он глупо стоял, тяжело дыша. Руки с букетом дрожали. Это его мать?

Пэт разглядела ее лучше, чем Джингл. Она была высокая, стройная и грациозная, как цветок, в струящемся шифоновом платье, как будто сшитом из тумана. Светло-золотистые волосы были коротко подстрижены и лежали гладкой шапочкой под крошечной шляпкой с голубыми перышками. Над зеленовато-голубыми глазами, которые, казалось, смотрели мимо тебя, изгибались тонкие, как будто нарисованные брови. Рот, слишком яркий и пухлый, все портил. Она как будто сошла с обложки журнала. Как она была красива! И как не похожа на маму!

«Мне больше нравятся мамы, которые выглядят как мамы», – подумала Пэт. А эта женщина походила на молодую девушку.

Дорин Гаррисон шла по дорожке, с любопытством глядя на двух детей у двери. Джингл заговорил первым:

– Мама! – сказал он.

Он произнес это слово первый раз в жизни. Оно прозвучало как молитва. В беспокойном взгляде Дорин Гаррисон мелькнуло удивление. Смешок тронул карминовые губы.

– Неужели ты мой малыш Джингл? Как ты успел так вырасти, дорогой!

Она наклонилась и запечатлела на его щеке легкий ледяной поцелуй.

Она не узнала его. Пэт, глядя на Джингла, подумала, что никогда еще не видела, чтобы счастье так быстро уходило из человеческого взгляда.

– Мама, это тебе, – Джингл негнущейся рукой сунул ей букет. Она приняла его и снова коротко, неискренне засмеялась. Джингл вздрогнул, как будто она дернула его за ухо.

– Милый мальчик, зачем мне такой огромный букет? Как ты засунул в него столько цветов? Он весит целую тонну. Поставь его куда-нибудь, солнышко, и я возьму цветок, когда уеду. У меня мало времени, мне нужно успеть на вечерний паром и многое обсудить с твоим дядей Ларри. Я и не представляла, как ты вырос.

Она положила очень длинную, очень стройную, очень белую руку с длинными отполированными красными ногтями ему на плечо и осмотрела его оценивающе.

– Ты слишком худой. Достаточно ли ты ешь? Хотя это, наверное, возраст. Сними эти ужасные очки. Они тебе действительно нужны? Ты проверял зрение недавно?

– Нет, – ответил Джингл. На этот раз он не добавил «мама». И закончил неуклюже: – Это Пэт Гардинер.

Миссис Гаррисон взглянула на Пэт, которая немедленно осознала, что чулки у нее собрались складками на коленях, а волосы топорщатся, как у жителя острова Фиджи. Потом все каким-то образом оказались в гостиной Гордонов. Никто не знал, что сказать, но миссис Гаррисон болтала, рассказывая мистеру и миссис Гордон какие-то милые и никчемные вещи серебристым голосом и жестикулируя так, что все вынуждены были любоваться ее руками. Пэт вспомнила руки собственной мамы – слишком худые, с выступающими суставами, с морщинами, с мозолями от многих лет работы. Но эти руки было приятно трогать. Она и представить не могла, чтобы кто-то захотел дотронуться до руки миссис Гаррисон.

Джингл изучал ковер, но Пэт, расправившись с робостью, внимательно смотрела на миссис Гаррисон. Она была очень красива, но что-то было не так. Много лет спустя Пэт нашла правильное слово. Это было «лживое» лицо. Гораздо позднее Пэт поняла, что эта женщина так много работала, чтобы оставаться красивой и молодой для мужа, увлекавшегося любой смазливой девицей, что потеряла себя. Она походила на тень, красивую, но не живую. И это была мать Джингла. Она звала всех, даже Ларри Гордона, «милыми» и порой бросала родному сыну слово, как другой бросил бы кость бродячему псу. Пэт не могла вообразить глубину смущения, которое ощущала Дорин Гаррисон рядом с забытым и никому не нужным мальчиком. Было сразу понятно, что мама Джингла не задержится ни на секунду.

– Какой уродливый песик, – рассмеялась она, увидев, как Макгинти бросился к Джинглу. Макгинти закрыли в конюшне, но он сумел выбраться оттуда. Он знал, что нужен.

– Джингл, малыш, ты любишь собак? Я пришлю тебе щеночка.

– Макгинти меня вполне устраивает, спасибо. Мне не нужна другая собака, – Джингл вспыхнул.

Пэт встала и ушла домой. Джингл проводил ее до дверей.

– Она красивая, – тоскливо сказал он.

– Никого красивее я в жизни не видела, – согласилась Пэт от всей души.

Глядя на Джингла, он вспоминала шиповник, такой прекрасный вечером и такой жалкий и облетевший поутру. Она возненавидела Дорин Гаррисон и ненавидела ее много лет, пока не научилась жалеть.

– Ты же вернешься, Пэт? И поскорее. Я хочу показать ей Счастье. А оно твое не меньше, чем мое.

Пэт пообещала. Она знала, что Джингл знает: его матери нет дела до Счастья, и она знала, что он не хочет оставаться с матерью наедине. Но в тот день Пэт поняла, что есть знание, которое не следует облекать в слова.

* * *

Она вернулась в середине дня и увидела, что Дорин Гаррисон собирается.

– Мама… – Джингл с трудом выдавил из себя это слово. – Мы с Пэт хотели показать тебе Счастье. Там очень красиво.

– Счастье? Детки, почему вы его так называете?

– Потому что там так хорошо, что никто не может быть там несчастен, – объяснила Пэт.

Удивление мелькнуло в глазах Дорин Гаррисон. В глазах, которые Джингл хотел видеть голубыми, как небо.

– Какая милая непосредственность и простодушие, – легко сказала она. – Нет, Джингл, детка, я не пойду в ваше Счастье. На каблуках нельзя бродить по полям. Кроме того, я могу опоздать на паром и тогда не успею на пароход до Сан-Франциско. Джингл, малыш, выпрямись. Вот так лучше. Никогда больше не надевай очки, милый. Я велела твоему дяде отвести тебя к хорошему окулисту и купить нормальные очки, если они тебе действительно нужны. Кроме того, он купит тебе нормальную одежду и сводит к парикмахеру в Сильвербридже. Ах, вот и автомобиль.

Она нерешительно посмотрела на Джингла, как будто прикидывая, не поцеловать ли его еще раз. Но Джингл не настраивал ее на поцелуи. Дорин Гаррисон вздохнула с облегчением. Это был непростой день. Каково ей было столкнуться с этим недоразвитым, но почти взрослым парнишкой в нелепых тряпках, который даже не умеет толком разговаривать. Ее долг исполнен, его будущее обеспечено. Ларри об этом позаботится.

Она погладила его по голове.

– Пока, милый. Жаль, что я не могу остаться. Постарайся не вырасти слишком сильно за следующие двенадцать лет, мой ангел. До свидания, Нора. Ведь так тебя зовут?

– До свидания, – надменно ответила Пэт с неприятным ощущением, что Дорин Гаррисон не заметила ее надменности.

Она упорхнула, как птичка, вырвавшаяся из клетки, оставляя за собой след экзотических духов. Пэт стояла на ступеньках и смотрела ей вслед. Как потускнела королева, которая так долго восседала на троне его души. Оглянется ли она, помашет ли ему? Нет, она исчезла и оставила букет на столе. Она не взяла ни одного цветка. Шиповник завял.

– Понравилась тебе твоя мать? – спросила тетя Мария.

Джингл вздрогнул. Резкий, неприятный голос тети ударил как ножом.

– Я… она милая.

Лгать про мать было очень неприятно. Тетя Мария пожала костлявыми плечами.

– Так или иначе, она все устроила. В будущем году ты пойдешь в подготовительный класс, а потом в колледж. Она говорит, что ты можешь делать все, что захочешь, а она будет оплачивать счета. К твоей одежде у нее столько претензий, будто она сама за нее платила. Тебе нужно пошить два костюма у портного! Никаких самодельных штанов для ее мальчика!

Тетя Мария негодующе исчезла в кухне.

Джингл посмотрел на Пэт несчастными глазами. У нее перехватило горло.

– Приходи в Счастье после ужина, – тихо сказал он. – Хочу тебя кое о чем попросить.