Текст книги "Пэт из Серебряной рощи"

Глава XXXIII. Тень и свет

– Давай посмотрим на красивые дома, где живут богачи, – предложил Хилари. – Ну то есть пойдем гулять по Абегвейт-авеню. Я хотел тебе показать один из тех новых домов. Не буду говорить какой, чтобы ты сама догадалась. Если я правильно о тебе думаю, ты сразу поймешь.

Был вечер субботы, и апрельский ветер временами налетал со всех сторон. Пэт думала, что в такие дни мир кажется особенно дружелюбным. Она надела малиновый жакет и такой же берет и знала, что выглядит прекрасно. Лестер Конвей, проехавший мимо в своем автомобильчике, тоже это знал. Но черт с ним, с Лестером. Хилари, с его насмешливой улыбкой, был куда приятнее. Под весенним солнцем он казался здоровым и загорелым. Совсем не похожим на оборванного мальчика, который встретился ей на дороге много лет назад. В душе он остался прежним. Старый добрый Хилари! Верный и надежный. Такой друг лучше тысячи «ухажеров».

На эти выходные они не поехали домой, потому что в клубе устраивали прощальную пирушку. Пэт уже способна была пережить неделю в городе. Но ей все равно казалось, что, оставаясь здесь, она что-то упускает. Сегодня, например, в Счастье могли распуститься белые фиалки, а они их не увидят.

Абегвейт-авеню считалась лучшей жилой улицей в городе. Она располагалась на окраине, и с нее виднелись далекие изумрудные холмы. Пэт всегда было тяжело признать, что в мире существуют другие красивые дома, кроме Серебряной рощи. На этой улице были дома на любой вкус, от викторианских монстров с башнями и куполами до современных бунгало. Пэт и Хилари любили гулять здесь, болтать, если было настроение, молчать, если его не было, обсуждать и критиковать дома, придумывать, как можно было бы их улучшить, вырезая окно здесь и закладывая тут, поднимая или опуская крыши, потому что с низкой крышей дома выглядят дружелюбнее.

Одни дома их пугали, другие очаровывали, третьи раздражали. Одни были красивые, другие – отталкивающие. «Я хочу выбить тут все стекла», – сказала Пэт про один дом.

Даже двери бывали очень интересными. Что за ними скрывалось? Можно ли было в них войти? Потом они решали, какой дом могли бы принять в подарок, если бы это было совершенно необходимо.

– Я бы взяла вот этот, маленький, на углу, – сказала Пэт. – Тут есть чердак, а мне нужен чердак. К тому же этот дом все любили. Я сразу это поняла, как только его увидела. И он будет меня любить. И это маленькое окошечко чуть в стороне, оно как будто хочет пошутить.

– Я выберу новый дом, – решил Хилари. – Он мне нравится больше старых, в которых много всего происходило. Новому дому я сам буду хозяином, а старый станет хозяином мне.

Пэт внимательно искала дом Хилари, но, увидев, сразу узнала. Маленький дом прятался в лощине на склоне небольшого холма. Окна верхнего этажа выходили на вершину. Даже дымовые трубы у него были романтичные. Огромный клен склонялся над крышей. Клен был огромный, а домик маленький. Он походил на игрушку, которую дерево взяло поиграть и полюбило. В маленьком садике цвели фиалки, а в центре выкопали прудик, обложенный плоскими камнями и обсаженный нарциссами.

Пэт даже задержала дыхание.

– Хорошо, что я его заметила. Хилари, если тебе подарят этот дом, бери. Он очень… правильный.

– Только дерево перед домом нужно срубить, – задумчиво ответил Хилари. – Оно портит весь вид и нарушает силуэт.

– Не надо так уж носиться с видом. Хилари, не будешь же ты рубить этот чудесный клен.

– Я срублю любое дерево, если оно не на месте, – настаивал Хилари.

– Деревья всегда растут на своем месте, – ответила Пэт так же упрямо.

– Ладно, пока не буду его рубить, – сдался Хилари. – Как-нибудь в безлунную ночь я залезу в тот, другой дом, возьму вон того чугунного оленя и утоплю в заливе.

– Стоит ли это усилий? Ты все равно не утопишь этот безвкусный портик. Дом похож на санаторий, как можно было построить его настолько неприятным?

– А соседний дом какой-то жестокий. Он мне не нравится. Дому не идет быть таким замкнутым и застенчивым. А вон тот дом я бы купил и привел в порядок. Он совсем покосился. Дранка выгнулась, а крыша веранды провисла.

– Но зато он не самодовольный. А соседний прямо щеголяет собой. А этот кричит, что сто́ит целое состояние, и при этом он мрачный, как склеп.

– Думаю, жалюзи бы его изменили к лучшему, – задумался Хилари. – Удивительно, Пэт, как важны мелочи. Но мне кажется, что в этом доме нет места мечтам или призракам. В любом доме, который я построю, оно будет.

– А от этого недостроенного дома мне всегда больно. Почему бы его не доделать?

– Знаешь, почему? Я узнавал. Хозяин начал строить его для своей жены, а она умерла, не дожив до конца строительства. У него не хватило духу закончить. А этот белый дом будто выстроен специально для снежной королевы. Он ослепителен.

– А что не так с тем домом посреди квартала, Хилари? Он великолепен, но…

– Ему не хватает сдержанности. Он прет во все стороны, как… как…

– Толстая тетка без корсета, – рассмеялась Пэт. – Как Мэри-Энн МакКленан. Бедная Мэри-Энн умерла на прошлой неделе. Помнишь, мы считали ее ведьмой?

Один из домов пока еще представлял собой яму в земле, где прокладывали какие-то трубы и провода. Кому же предназначался этот дом? Может быть, невесте? Или усталой старухе, у которой никогда в жизни не было дома по вкусу, и она решила построить его перед смертью. Был дом, который следовало разбудить. И еще один, из которого вышел доктор Эймс, очень серьезный. Наверное, там кто-то болел. Если бы там родился младенец, доктор выглядел бы по-другому.

– Я бы хотел увидеть все дома в мире. Или хотя бы все красивые, – сказал Хилари. – А еще я кое-что придумал для твоего дома.

Он все время придумывал что-то новое, но перестал ей рассказывать. Это должно было стать сюрпризом.

Обратно они шли в тишине. Хилари мечтал. Мужчины всегда мечтают. Он хотел строить красивые дома, в которых люди бы любили друг друга, спасать их от колючего ветра, от яростного солнца и от одиночества. Как, должно быть, чудесно строить дома, создавать красоту, которая простоит несколько поколений и станет защитой, укрытием для дружбы и любви. Однажды он построит дом для Пэт, и она будет там жить.

Пэт думала, как приятно гулять с Хилари. С Гаррисом и Лестером она постоянно чувствовала, что должна быть остроумной и веселой, чтобы ее не сочли «скучной». С Хилари можно было расслабиться. Он никогда не говорил ничего лишнего. Правда, его взгляд иногда говорил то, о чем молчал язык, но кто может бороться с собственным взглядом?

* * *

Печать заботы лежала на лице Патрисии.

– Следующая неделя скрыта от меня, Джуди. На ней лежит мрачная тень выпускных экзаменов. Что, если я не сдам?

– Да все ты сдашь, золотко. Ты же все время зубрила, как Траян[26]26
  Римский император Траян не имел блестящих способностей, зато отличался легендарной настойчивостью и упорством, благодаря чему его правление называют «счастливейшим».


[Закрыть]. Ну, кроме пары недель, когда тебе мешал этот Лестер. Так что нечего беспокоиться. Пойди лучше прогуляйся по лесу, а потом приготовим на ужин оладьи, которые Сид так любит. Я-то уж не могу их переворачивать в нужное время, зато у тебя отлично получается.

– Джуди, ну ты и подлиза. Никто не умеет готовить оладьи лучше тебя.

– Нет, Пэт, у меня рука на тесто тяжелая, а у тебя легкая. Помнишь свой пирог на прошлой неделе? Его хоть министру на стол поставь!

Джуди пыталась отвлечь Пэт, но не могла.

– Джуди, мне так страшно. Если я провалюсь, мама очень расстроится. А ее нельзя расстраивать.

С недавних пор все в Серебряной роще очень заботились о маме, хотя вслух об этом не говорили. Она не жаловалась, но всю зиму глотала маленькие горькие таблетки «от сердца» и ложилась отдохнуть сразу после обеда. Тень повисла над Серебряной рощей, но она подкрадывалась так медленно, что до сих пор никто не ощущал ее угрюмого присутствия, только папа осунулся. Детям не говорили, что доктор рекомендовал миссис Гардинер сделать операцию. В первый и последний раз в жизни Джуди и тетя Эдит пришли к единомыслию в этом вопросе.

– Они ее зарежут из чистого любопытства, – сердито говорила тетя Эдит. – Знаю я их.

– Уж конечно. Я им не позволю, – соглашалась Джуди.

Мама не хотела слышать об операции. Она предчувствовала, что не переживет ее, но Длинному Алеку этого не сказала. Мама никогда не спешила и как будто не производила шума и суеты, но при этом много всего успевала. Теперь ей все время хотелось лежать, и она безропотно позволяла другим делать работу по дому.

Пэт сдала экзамены и уехала из колледжа, нисколько не сожалея о том, что покидает угрюмую Линден-авеню. Ей обещали место в школе поблизости, и Пэт уже воображала, как потратит на дом жалованье за год. Даже за несколько лет, потому что она хотела сделать очень многое. Она никогда не понимала одного стиха из Псалтири: «Забудь народ твой и дом отца твоего». От этих строк она всегда вздрагивала. Как человек может пойти на такое? Каждый вечер она гуляла по холмам, вдоль Иордана, или по тайным тропинкам среди берез. Ветер, нежные закаты, звездные ночи, серебристый туман над полями, прохладная свежесть весенних дождей – все они что-то говорили ей и заставляли вспоминать Бетс. До сих пор голос Пэт дрожал, когда она произносила это имя.

– Интересно, а Бетс на небе скучает по этому? – Пэт указала на белую сирень, нависшую над забором. – Наверняка ей не хватает закатов. Она так любила такие вечера, Джуди. Сегодня ночью я почувствовала запах белой сирени и решила, что она где-то рядом. Я забываю, что она умерла. Мне кажется, она где-то здесь, такая же, как прежде. Как мне ее не хватает!

– Пэт, – вдруг ясно и громко перебила ее Крошка, – а у меня есть изюминка?

В этот же самый день Джуди сетовала:

– С Крошкой мы наплачемся через пару лет, как в возраст войдет. Это даже твой дядя Том заметил. Прямо вчера и сказал мне, что она не подарок. Слишком уж легко она к жизни относится.

Пэт не замечала, что Крошка растет. Для нее младшая сестра все еще оставалась пухлым младенцем с ямочками на локтях и щеках. Как случилось, что ей исполнилось одиннадцать? Длинный непослушный локон кокетливо опускался ей на лоб. И когда она смотрела печально и умоляюще своими прекрасными глазами, ни у кого не поднималась рука ее наказать. Нельзя наказывать заблудших святых. Если глаза Крошки просили о чем-то, она это непременно получала. В отличие от Пэт, она была окружена подружками, и носилась с ними по всей Серебряной роще, и трещала как сорока. Джуди гордилась популярностью Крошки. Мальчики дарили ей липкие конфеты и сочные яблоки и норовили сорвать поцелуй с не менее сочной щечки, так что с изюминками у Крошки все было в полном порядке.

– Когда мне было одиннадцать, – сказала Пэт таким тоном, будто ей исполнилось восемьдесят, – я о таких вещах не думала, мисс Рейчел.

– Но я же современный человек, – серьезно сказала Крошка. – А Трикс Бинни говорит, что если у тебя нет изюминки, мальчики на тебя и не посмотрят.

Джуди скорбно покачала седой головой, как будто спрашивая, какие же разговоры будут вести эти дети, когда станут постарше. Но Крошка не сдавалась.

– Пэт, ты мне лучше расскажи, что́ это – изюминка, и я подумаю. В конце концов, лучше уж я все узнаю от своей семьи, чем от Бинни.

– А вот это мудро, – заметила Джуди.

Пэт отвела Крошку на кладбище, усадила на могилу Бешеного Дика и попыталась ответить на вопрос. Она чувствовала, что должна заменить милой Крошке мать. Маму не следовало беспокоить.

* * *

А потом мама слегла. Мама была очень, очень больна. Мама умирала. Никто не говорил этого, но все это знали. Все, кроме Джуди, которая упрямо отказывалась в такое верить. Джуди никогда не сдавалась. Ей еще не было «знака».

– И не поверю, пока его не увижу.

Пэт тоже не верила.

– Мама не может умереть, – отчаянно говорила она. – Только не наша мама.

Разве с ней может что-нибудь случиться? Она всегда была рядом, и всегда будет с ними.

Хилари не было рядом, чтобы поддержать Пэт. Он уехал на Запад – помогать другому своему дяде строить дом. Эта задача очаровала Хилари. Она как будто была предназначена специально для него. Прежде чем проектировать дома, он хотел научиться их строить.

«В прошлом году Бетс, в этом мама», – думала Пэт.

Потом мелькнула мучительная надежда. Специально приглашенный специалист тоже порекомендовал операцию. Он утверждал, что без нее у больной нет шансов. Джуди, услышав об операции, сразу перестала надеяться, несмотря на отсутствие знака.

– Лучше б я померла, – причитала она. – Не понимаю, зачем это все Создателю.

Мистер Том загадочно подмигнул.

– Котик, милый, ты тут ничем не поможешь. Ты не пустил к Пэт то, что за ней пришло, но не поедешь же ты в больницу охранять миссис Длинный Алек.

Пэт сидела в комнате мамы. Новая Пэт, взрослая и серьезная. Мама попросила усадить ее в постели, чтобы она могла видеть зеленые поля, которые так любила. Ладони ее лежали на покрывале. Пэт подумала, что никогда не видела у мамы таких белых рук.

Ее должны были увезти в больницу на следующий день. Мама вела себя очень храбро и просто. Она была спокойной и уравновешенной, как все Селби, и не позволяла чувствам брать над собой верх. Рядом с ней все ощущали только покой. Ее взгляд оставался девичьим, но каждому из детей хотелось положить ей на плечо свою усталую голову.

– Яблони уже отцвели. Хорошо, что я их увидела еще раз. Когда-то, Пэт, когда я была девушкой, мы с твоим отцом…

Мама замолчала, как будто уйдя в страну счастливых воспоминаний.

– Мама, ты еще много-много раз увидишь цветущие яблони. Ты вернешься из больницы здоровая, и мы устроим праздник.

Мама улыбнулась.

– Надеюсь. Я еще не сдалась, Пэт. Но нам придется кое-что обсудить на тот случай, если я не вернусь. Мы просто должны с этим смириться, милая. Винни выйдет замуж за Фрэнка, а ты займешь мое место.

– Знаю, – всхлипнула Пэт. – Я обещаю, что никогда не выйду замуж. Я останусь тут и буду вести дом для папы, Сида и Крошки. Сид тоже не захочет жениться, раз уж у него буду я.

Мама снова улыбнулась.

– Я не возьму с тебя такого обещания, милая. Я предпочитаю думать, что ты все-таки выйдешь замуж. Я хочу, чтобы ты стала счастливой женой и матерью. Я была здесь счастлива, Пэт. Мне было всего двадцать, когда я сюда приехала. Избалованная девочка, ничего не знавшая о домашнем хозяйстве. Я не представляла, чем тушение отличается от варки. Джуди всему меня научила. Милая старая Джуди! Будь к ней добра, Пэт, если я не вернусь. Она всегда оберегала меня и не хотела, чтобы я работала по дому. Ей жалко было мои руки. Когда-то у меня были очень красивые руки, Пэт. Но я не боялась испортить их ради Серебряной рощи. Я любила ее не меньше тебя. Каждая комната была мне другом, каждая жила своей собственной жизнью. Как я любила просыпаться по ночам и думать, что мой муж и мои дети здесь, в тепле, мирно спят. Пэт, это лучшее, что женщина может ожидать от жизни.

Мама делала длинные паузы между словами и лежала тихо, тяжело дыша. И глядя на нее, Пэт утратила надежду. Когда в комнату вошел папа, она спустилась вниз и вышла в темный сад. Все уже легли, даже Джуди. Пэт не могла спать. Теплая ночь казалась очень доброй. Белые ирисы сияли в темноте. Храбрец вышел из темноты и лег ей на колени. Иногда даже Храбрец умел вести себя как добрый христианин. Он понимал, что Пэт нужно утешение, и старался его дать. Пэт сидела на садовой скамейке, пока над Туманным холмом не занялся рассвет и Храбрец не унесся ловить мышей на кладбище. Началось бледное безветренное утро.

Вернется ли мама? Пэт ненавидела этот старый гимн, где пелось, что вокруг только тлен и перемены. Она боялась перемен. Впрочем, была там и строчка, которая просила Того, кто не меняется: «Пребудь со мной». Хорошо, что существовало нечто, что никогда не меняется. Сила, которая наполняла все и на которую можно было положиться. На душе у Пэт стало спокойнее.

– Детка, зачем ты встала так рано?

– Я вообще не ложилась, Джуди. Сидела в саду и молилась.

– А больше нам ничего и не осталось, – сказала Джуди.

Крошке не рассказывали худшего, но она все узнала в школе, и Пэт пришлось ее успокаивать вечером.

– Представляешь, что сказала Трикс Бинни? – плакала она. – Она мне завидует, потому что смерть в доме – это так интересно!

– А ты вечером встань на коленки и поблагодари Создателя, что ты не похожа на эту Бинни, – торжественно сказала Джуди.

Но и этот день им удалось пережить. Вечером папа телефонировал из города и сказал, что операция прошла успешно и что мама очнулась от наркоза. В эту ночь в Серебряной роще спали все, но им пришлось мучиться еще целую неделю, прежде чем появилась настоящая надежда. Папа вернулся домой, и глаза его горели так, как не случалось уже много дней. Мама выживет. Она никогда не будет очень крепкой и, возможно, никогда не станет прежней. Но она будет жить.

– А я что говорила! – гордо заявила Джуди, позабыв мрачные пророчества насчет «зарежут». – Знака же не было! Да и Мистер Том все знал заранее. Этот кот никогда не волнуется зря.

* * *

Мама вернулась только через шесть недель, и все это время в Серебряной роще заправляли Пэт и Джуди, потому что обе тетушки с Фермы болели, и Винни отправили им на помощь. Пэт была на седьмом небе. Она стала еще сильнее любить дом. Скатерти с мережкой, плетеные коврики Джуди, кедровый сундук с одеялами, простыни с монограммой, вышитые дорожки, кружевные салфетки, старые тарелки с синим китайским узором, серебряный чайный сервиз бабушки Селби, старые зеркала, хранившие частичку красоты всех, кто гляделся в них когда-то. Все приобрело для Пэт новое значение. Она любила каждое окно за то, что было из него видно. Она любила окно своей спальни, потому что видела из него Туманный холм, она любила окно в Поэтической комнате, потому что там виднелись отблески залива, она любила круглое окошечко, потому что оно выходило на березовую рощу, она любила окно в холле, потому что за ним был сад. А из чердачных окон можно было увидеть все, что вообще имело смысл видеть в этом мире. Иногда Пэт поднималась на чердак просто так, чтобы выглянуть в окно.

Они с Джуди старались не перетруждаться. Иногда Пэт говорила: «А теперь, Джуди, хватит думать о работе и давай думать о землянике». Или о папоротниках, или о колокольчиках. Короче говоря, они отправлялись на прогулку. А когда «свечереет», они садились на крыльцо, как в старые времена, Джуди рассказывала забавные истории, а Пэт смеялась до колик.

– Умеешь ты работать, золотце, знаешь, когда надо остановиться и посмеяться. Это немногие умеют. Твои тетки с залива вовсе никогда не смеются и поэтому вечно болеют.

– На выходные приедут дядя Брайан и тетя Джесси. Нужно поставить в Поэтической комнате ирисы. Люблю украшать комнаты для гостей. И нужно сделать яблочный торт со взбитыми сливками, дядя Брайан его очень любит.

Пэт всегда помнила, что любит каждый гость. А еще она была, по выражению Джуди, «кухарка милостью Божьей». Она любила готовить и с радостью думала, что хоть в чем-то она похожа на женщин всего мира. Почти все ее письма маме, Хилари и друзьям из колледжа начинались с фразы: «Я тут поставила в печь кое-что». В кладовой всегда было припрятано свежее печенье. Воздушные бисквиты заставляли Джуди восхищенно умолкать. А однажды она придумала и испекла такой фруктовый пирог, что Джуди долго клялась, что подобных пирогов в Серебряной роще еще не бывало.

– У меня с фруктовыми пирогами плохо, – признавалась она. – Твоя тетка Эдит вечно твердит, что фруктовый пирог может только леди сготовить. Может, она и права. Но я бы, может, тоже научилась, если бы не один случай, когда я только сюда приехала. Как-то раз я хотела испечь фруктовый пирог и приступила к делу. Твой дядя Гораций был тогда еще совсем мальчишка и крутился вокруг меня, думая, что ему достанется вылизать миску. Ну и спросил, что же я кладу в пирог. Я и ответила, что всего помаленьку. И стоило мне отвернуться, чтобы форму смазать, как он схватил чернильницу, вылил в тесто, а я этого не заметила. Твоя тетка Эдит говорит, что тесто для хорошего пирога должно быть темное. Вот у меня и вышло чернее ночи.

Пэт обожала найти новый рецепт и в будний день порадовать родных, приготовить что-нибудь необычное. Она любила разглядывать рекламные картинки в журналах, красивое печенье, фрукты и овощи, хорошенькие красные редисочки, кудрявый салат, багровую свеклу, золотистую спаржу с зелеными кончиками. Она любила ходить по магазинам в городе. Порой она встречала там вещи, которые уже принадлежали ей, просто она их еще не купила. Она любила азартно торговаться с мясником и бакалейщиком, поддаваться искушению и сдерживаться, тратить деньги и экономить. Она любила представлять, как усталые одинокие люди приходят в Серебряную рощу и находят там любовь и пищу.

При этом она испытывала глубокое удовлетворение, потому что делала именно то, для чего была рождена. Она в полной мере ощущала это, когда в Серебряной роще вдруг наступала тишина, – все были заняты делом, а кошки грелись на подоконнике.

А еще нужно было готовиться к маминому возвращению!