Текст книги "Пэт из Серебряной рощи"

Глава XXIV. Прах к праху

Когда Пэт пришла в Счастье, Джингл лежал в папоротниках лицом вниз. Маленький песик с большим сердцем сидел рядом, охраняя бумажный пакет. Пэт присела рядом, но ничего не сказала. На ее взгляд, в мире было много тихих маленьких трагедий. Когда Пэт было четыре года, она научилась говорить «пожалуйста», но однажды позабыла это слово. «Какое слово заставляет все происходить?» – спросила она у Джуди. Вот бы сейчас узнать это волшебное слово и исправить происходящее с Джинглом.

Вечер в Счастье был очень хорош. По бледному ясному небу плыли крошечные облачка. Пахло клевером. Просветы между деревьями были залиты винно-красными лучами закатного солнца. Быстрый ручей болтал по-эльфийски с цветами, растущими по берегам. Только проплешина на холме, где Ларри Гордон рубил дрова на зиму, портила вид. Раньше там росли деревья, и хотя Пэт понимала, что это нужно людям ради тепла, не могла смотреть на просеку без боли. Конечно, со временем угрюмые пни зарастут папоротниками, хвощи расправятся и снова зазеленеют, в укромных местах снова вырастут стройные березки и тополя. Может быть, раны и рубцы человеческой жизни тоже зарастают?

– Жаль, – вдруг сказал Джингл, поворачиваясь и укладывая голову Пэт на колени. – Жаль, что моя мечта сбылась. До этого она казалась мне гораздо прекраснее.

– Я знаю, – мягко сказала Пэт и погладила жесткие волосы загорелой рукой – нежной, изящной и мудрой. Это прикосновение как будто выпустило на свободу всю горечь Джингла.

– Она дала мне десять долларов, Пэт. Они жгли мне пальцы. Она поможет мне поступить в колледж, но до меня ей нет дела. Я показал ей дом, который нарисовал для нее, а она только засмеялась.

– Джингл, я думаю, что твоя мама очень… удивилась, увидев, как ты вырос. Ты показался ей незнакомцем. В следующий раз все будет по-другому.

– А кто виноват в том, что я для нее незнакомец? И следующего раза не будет, я это сразу понял. Она меня не любит и никогда не любила. Теперь я это знаю. Я бы и раньше понял, но я был дураком.

Пэт не могла вынести пустоту в его голосе. Она снова погладила Джингла по голове.

– Я тебя в любом случае люблю. Почти так же, как Сида.

Джингл перехватил ее руку и прижал к мокрой от слез щеке.

– Спасибо, Пэт. Можно тебя попросить… зови меня, пожалуйста, Хилари. Джингл – дурацкое прозвище для взрослого парня.

Пэт поняла, что мать испортила для него имя, которое сама же ему подарила.

– Я постараюсь. Только не сердись, если я иногда буду называть тебя Джинглом, пока не привыкну.

Про себя она решила, что вслух будет звать его Хилари, но думать о нем всегда будет как о Джингле.

– Я сказал, что хочу тебя кое о чем попросить, – продолжил Джингл все тем же странным новым голосом. – Я не отдал ей письма. Я зажгу там на камне костер. Сможешь их сжечь?

Пэт согласилась. Она понимала, что больше с этими письмами ничего сделать нельзя. Джингл развел костер, Пэт открыла пакет и побросала их в огонь как жертву мальчишеской тщетной любви, веры и надежды. Пэт не хотелось их сжигать. Ей казалось, что это ужасно. Он писал их на страницах, вырванных из учебников, на обороте выброшенных счетов, иногда даже на аккуратно отрезанном кусочке оберточной бумаги. Мать должна была ценить их больше любых драгоценностей. Но Дорин Гаррисон никогда их не прочитает. Как жаль! Время от времени белая строка выступала на черном пепле, и Пэт против собственной воли читала «Моя милая мамочка». «Ты же скоро приедешь ко мне?» «Я всю неделю был лучше всех в классе, ты рада?» Пэт до боли сжимала зубы. Когда последнее письмо сгорело, Пэт собрала пепел и бросила его в ручей.

– Готово.

Хилари встал. Он выглядел старше, чем утром. Челюсть у него стала жестче, в голосе появились новые нотки. Казалось, что детская возня его больше не волнует.

– Я выучусь в колледже, стану архитектором и преуспею.

Они возвращались по тенистым берегам Иордана в тишине. Вставала луна, вылетели на охоту летучие мыши. Сова ухала где-то в елках. Огромная золотая звезда повисла над Серебряной рощей. Они расстались на мостике. Пэт подняла взгляд.

– Спокойной ночи, Джингл. То есть Хилари.

– Спокойной ночи, Пэт. Ты молодец. И у тебя очень красивые глаза.

– Это все лунный свет, – отмахнулась она.

* * *

Рассказывая о Дорин Гаррисон, Пэт помогла Джуди подоить коров и загнать пушистых золотых цыплят в курятник.

– Джуди, она такая…

– Гордячка? – предположила Джуди.

– Нет, не в этом дело, она была с нами вежлива, как с чужими. Как будто нас нет. Я не знала, что такие мамы вообще бывают.

– Маловато ты еще знаешь. Бог их обделил любовью, тем хуже для них. Молись за бедных сироток и радуйся, что у твоей матери есть корни.

– Корни?

– В этом и беда твоей Дорин Гаррисон. У нее нет корней – не за что ей уцепиться, чтобы устоять в бурю. Верно, она из тех штучек, кого называют современными матерями, слышала я про них.

– Мне показалось, Джуди, что она вспомнила Джингла против собственной воли и забудет, как только отвернется.

– А я о чем. Мария Гордон сказала как-то, что вдова Джима умеет забывать то, с чем не желает иметь дела. Жалко мне твоего Джингла. Пригласи его завтра на обед. Испеку для него пудинг с черникой.

– Он просит звать его Хилари. Забавно, потому что на прошлой неделе мы с Бетс решили, что будем звать друг друга Элизабет и Патрисией. Но мы, конечно, не ждем, что так все будут делать, – торопливо добавила Пэт.

– Для меня ты всегда будешь Пэт, золотко.

– Пэт из Серебряной рощи, – радостно сказала Пэт. Так приятно было иметь дом, любовь и семью. Храбрец, главный летний котенок, летел к ней через двор. Пэт подхватила его, и он охотно замурлыкал. Неважно, какие ужасы происходят на свете. По крайней мере, у людей всегда есть кошки.

Она договорилась встретиться с Бетс, чтобы рассказать ей о матери Джингла. И отправилась на холм. Бетс нужно было ввести в курс дел. Дойдя до сосны, она постояла под ней, уткнувшись лицом в грубый ствол. Луна скрылась за легким облачком, и Пэт как будто почувствовала присутствие чуда. Туманная луна нашептывала ей, что именно в такую ночь резвится маленький народец. Разве не крошечное создание в остроконечной шапочке сидело сейчас на заборе? Нет, это просто кусочек коры. Сладкие запахи доносились с лугов. Потом луна вышла из-за облака и елочки, росшие вдоль забора, превратились в таинственные чернильные тени. Внизу спали дома и сады. Далеко впереди блестела, как шелковое платье, освещенная лунными лучами вода залива. Пэт вдруг показалось, что она едина со всей красотой этого мира. Если бы кто-то мог разделить с ней эту тайну, ощутить то же самое! Бедный Джингл, должно быть, свернулся на сеновале рядом с Макгинти и баюкает разбитое сердце. Жестоко радоваться, когда ему так плохо, но бессмысленно горевать в ночь, наполненную чудесами. Серебряная роща лежит внизу, Джо насвистывает что-то, а Шалун лает. К тому же Пэт ждала свою лучшую подругу, которая разделит красоту этой ночи.

– Мы должны любить его еще больше, – решила Бетс, выслушав всю историю.

Правда, Пэт ничего не сказала ей о сожженных письмах, они навсегда останутся ее – и Хилари – секретом.

Глава XXV. Дорога к морю

Когда в сентябре начались занятия, в Серебряной роще держали семейный совет. Решено было, что Пэт пойдет в подготовительный класс, чтобы в следующем году сдавать экзамены в Королевский колледж. Пэт протестовала, но папа был непреклонен. Он не настаивал на образовании Винни – ее золотые кудри хорошо скрывали, что она не способна отличить причастие от инфинитива. Оценки Пэт, хоть и не блестящие, всегда были выше средних. Так что ей предстояло отправиться в колледж и получить диплом учительницы.

– Будешь работать в школе Северной долины, а жить дома, – сказал папа. Это стало единственным лучиком света во всем этом неприятном плане. Пэт побежала в кухню и излила свое возмущение Джуди.

– Ты разве не хочешь получить бразование, золотко?

Против образования Пэт ничего не имела, но жить вдали от дома не хотела.

– Я не такая, как остальные девочки, Джуди. Они все хотят пойти в колледж и сделать карьеру. А я не хочу. Я хочу остаться в Серебряной роще и помогать тебе и маме. Ты же знаешь, что тут полно работы для меня. Мама слабая. А что до образования… Любовь дает отличное образование, Джуди.

– Эх, золотко, в мире о многом приходится думать. Деньги-то на деревьях не растут.

– А смешно было бы! – на мгновение Пэт отвлеклась, представляя крошечные золотые доллары, свисающие с веток, как желтые цветы.

– Папка у тебя небогатый, а семью кормить дорого, да и одежка всем нужна. Вам всем придется ему помогать, пока замуж не повыскакиваете или не уедете.

– Я не хочу, чтобы кто-то из нас уезжал или выходил замуж!

– Это глупо, золотко.

Пэт уже начала подозревать, что ее желания не имели под собой никаких оснований. Например, у Винни появился жених. Настоящий жених, а не кавалер, которые одолевали сестру больше года. Фрэнк Рассел с залива явился в Серебряную рощу с серьезными намерениями и разогнал всех остальных. Винни заливалась краской каждый раз, когда Джо ее дразнил. Пэт так ненавидела Фрэнка, что едва сдерживалась, чтобы не нагрубить ему. Джуди из-за этого сердилась.

– Пэт, ну что ты, в самом деле! Фрэнк – сто́ящий парень. Расселы умеют устроиться. А он единственный сын, и мать у него умерла, и все девчонки с залива мечтают его захомутать. Винни будет жить королевой в старом доме Расселов, без злой свекрови, которая и скамейку не позволит передвинуть. И почти рядом с домом.

– Винни слишком молода, чтобы думать о браке, – возразила Пэт.

– Да ей ведь уже восемнадцать. Конечно, замуж идти пока рановато, нужна еще помолвка, тоже ведь удовольствие. Но Расселы – люди деловые, а Фрэнк умница. Он сразу понял, где искать хорошую жену.

– Не такой уж он умный, – фыркнула Пэт.

– Вы ее послушайте только. Ну да, стихов он не читает и домиков не строит, как твой Джингл, зато в политике понимает, как сразу заметил Длинный Алек. Бьюсь об заклад, он окажется в парламенте раньше, чем облысеет. А для этого ум не нужен. Винни и сама не больно-то ученая. Вряд ли для нее найдется на Острове теплое местечко, а вот хозяйкой она будет хорошей.

Пэт не хотела слушать. Мысль о том, что после помолвки Винни уедет из дома, оставалась невыносимой. Она все еще ненавидела Фрэнка, но согласилась пойти в подготовительный класс и даже с мрачной решимостью взялась за дело – ради Серебряной рощи. Она знала, что все считают, будто их семья не отличается честолюбием. Джо наотрез отказался ходить в школу после пятнадцати лет. Винни всегда оказывалась «дурочкой», если речь шла об уроках. Сид хотел стать фермером. Так что Пэт предстояло вернуть Гардинерам славу ученой семьи.

– Хорошо, что Бетс учится вместе со мной, Джуди. Я боялась, что отец ее не отпустит, потому что она такая слабая. Но Бетс так просила, что он сдался. Если Бетс вместе со мной и в колледж попадет, это будет не так и плохо… если я вообще там окажусь.

– Если? Да никто и не сомневается. Ты если захочешь, куда угодно попадешь. Когда я вижу, как ты корпишь над этой своей алгеброй, у меня колесики в голове крутятся. А твою гиметрию Мистер Том видеть не может.

– Я очень люблю геометрию, Джуди. А вот Бетс не любит, но все остальные уроки ей нравятся. Мы решили заниматься вместе каждый вечер, всю зиму. Будем учиться два часа, а потом болтать.

– Уж в это я верю. Вечно языками мелете.

– Иногда, Джуди, мы вообще не разговариваем. Просто сидим и думаем. Иногда даже не думаем, просто сидим. Нам достаточно просто быть вместе. Мы с Бетс…

– Я слыхала, что вы зовете друг друга Элизабет и Патрисией.

Пэт рассмеялась.

– Мы пробовали, но у нас не вышло. Элизабет и Патрисия – это какие-то незнакомые девочки. Я хотела сказать, что мы с Бетс начали читать Библию, прямо с начала. Мы не собираемся пропускать ни одной главы, даже все эти ужасные имена из Паралипоменона. Джуди, ты не представляешь, какая Библия интересная, если ее просто читать, как роман.

– Куда уж мне. Я же не прочитала Библию еще до того, как вы родились. Хотя я пропускала имена, каюсь, язык об них сломать можно. И почему у них нормальных имен не было? Неужели мать звала Иосафата к ужину его полным именем?

* * *

Потихоньку тянулась осень. Кленовые костры зажглись вокруг Тайного поля, папоротники в Счастье побурели, Иордан стремился к морю меж пурпурных астр, золотая луна смотрела на урожай с Туманного холма. За приятным сентябрем и щедрым октябрем последовал мягкий и грустный ноябрь, заливший холмы шелковыми струями дождя.

А потом вдруг – ничто не предвещало – семья в Серебряной роще первый раз раскололась.

Все, кроме Джо, уехали в субботу вечером на Ферму у залива (вот уж там ничего не изменилось за минувшие годы). Пэт любила старую ферму за постоянство в этом вечно меняющемся мире. Тетя Френсис и тетя Онория были все так же горды, хотя больше не заставляли ее читать библейские стихи и не хлопали ее по затылку, когда были недовольны. Пэт нравилось даже их недовольство, потому что оно никогда не менялось. Кузен Дэнни все так же скалился в странной улыбке, бабушка была еще жива, хотя ей минуло девяносто восемь лет – и ни днем больше, нет, спасибо. Каждый раз при виде Пэт она произносила «не красавица» все тем же скрипучим голосом, как будто Пэт была в этом виновата. Ваза, скорчившая рожу Саре Дженкинс, так и стояла на полке, а ярко натертые дверные ручки отражали лица. Слоны из белой кости бесконечно маршировали по каминной полке, а фарфоровая курица так и не смогла высидеть ни одного яйца.

Бетс поехала вместе с ними, и день стал еще приятнее. Очень весело было все ей показывать. Тетушкам она понравилась – Бетс нравилась всем. Даже старая тетушка посмотрела на нее с восхищением и впервые забыла сказать Пэт, что та не красавица.

Когда все вернулись в Серебряную рощу, Пэт проводила Бетс до холма. Похолодало, и первый снег постепенно засыпал все вокруг. Вернувшись домой, Пэт сразу поняла, что случилось что-то ужасное. Мама побелела, как будто ее ударили, Винни плакала и даже Джуди плакала. Сид держался изо всех сил. Папа стоял у стола, держа в руке письмо. Рядом сидел Шалун, глядя на хозяина растерянными глазами. Мистер Том выражал свое недовольство. Даже Храбрец печально скукожился под печкой и моргал на свет.

Пэт огляделась. Все были здесь, кроме… кроме…

– Где Джо? – крикнула она.

Мгновение все молчали. Потом Винни всхлипнула:

– Он ушел.

– Куда?

– В море. Вечером он ушел в гавань и уплыл в Вест-Индию на корабле Пирса Моргана.

– А я-то и не догадалась, дура старая, – рыдала Джуди. – Даже когда он зашел ко мне, весь такой странный, и сказал, что сбе́гает в Сильвербридж. Если б я знала, что у него на уме, повисла бы на нем и не отпускала.

– Пользы бы это не принесло, – заметил Длинный Алек, отвлекаясь от собственных мыслей. – Он бы все равно ушел, рано или поздно. Я давно это знал. Но он так молод… и ушел, не сказав ни слова. Это жестоко с его стороны. Тише, Мэри, тише.

Мама спрятала лицо у него на плече и зарыдала. Папа увел ее с кухни. Винни и Крошка пошли за ними. Сид вышел, и Пэт осталась рыдать в объятиях Джуди.

– Не убивайся так, золотко. Помни, что маме тяжелее, чем всем вам. Джо будет возвращаться…

– Но никогда не останется насовсем! Какой ужасный день, Джуди!

– Чем тебе день не угодил? – сказала Джуди. – Это все Бешеный Дик и твой дядя Гораций. Джо всегда был больше похож на Горация, чем на своего отца. Он не стал прощаться, потому что знал: Длинный Алек попытается его удержать. Ну же, перестань реветь, Пэт, ради своей бедной матушки. Сид остается, а он хороший парень. Он всегда душой за ферму болел. Джо ушел, но Серебряная роща-то осталась! Ты видала записочку, которую Джо оставил Длинному Алеку? Он просит тебя присмотреть за Шалуном. И мне весточка есть, вроде как шутка. Джо всегда шутил. «Пусть Джуди позаботится, чтобы ее чертовы котята на картинке выросли к моему возвращению». Вечно он смеялся над невинными котятами.

Пэт последней в Серебряной роще признала неизбежное. И ей было стыдно, что она научилась жить с этим дальше. Сырая дождливая зима перевалила за половину, когда она перестала дрожать ночами, если море штормило, и бросаться к письмам Джо с яркими иностранными марками. Крошка их собирала. Они были наполнены блеском чужих портов, белопарусных кораблей и далеких земель, жаждой приключений. Серебряная роща продолжала жить, как ни в чем не бывало. Сид занял место Джо, с радостью бросив школу, мама снова научилась улыбаться, Фрэнк Рассел ухаживал за Винни. Но никто больше не слышал веселого свиста, который разносился в сумерках среди старых амбаров. Даже Шалун перестал печалиться и больше не прислушивался к шагам на дорожке.

Перемены! Теперь Гардинеры были ничуть не лучше, чем одна семья из Сильвербриджа, у которой один сын уехал в Калифорнию, другой в Австралию, третий в Индию, а четвертый в Петроград. И никого это не волновало.

– Как бы мы жили, не умея забывать, золотко? – спросила Джуди.

– В первый раз мы встретили Рождество без Джо. Я слышала, если на Рождество кто-то из семьи уезжает, то больше уже семья никогда не соберется вместе. Я не смогла съесть ни кусочка!

– Забыла, как перед сном мы славно попировали остатками? – усмехнулась Джуди.

* * *

Все проходит. Зима сменилась весной прежде, чем они это осознали. Все с нетерпением ожидали возвращения Джо. В марте пришла грустная весть. Он не собирался вернуться вместе с кораблем Пирса Моргана. Он поехал в Китай. Март сменился апрелем, появилась первая трава, лягушки запели на поле с Прудом, ветки яблонь, которые упали во время зимних бурь, пришлось собрать и сжечь. Сид и Пэт занялись этим и вечером развели чудесный костер вместе с Бетс и Хилари. После костра Сид пошел провожать Бетс домой, но Пэт не расстроилась. Она радовалась тому, что этой весной Сид сильно увлекся Бетс.

– Он совсем забыл Мэй Бинни, Джуди. Хорошо бы он женился на Бетс, правда?

– Посмотрите на эту сводню, – ехидно сказала Джуди.

Вдвоем с Хилари они сидели на могиле Плаксы Уилли, смотрели на тлеющие угли в саду и разговаривали. Пэт научилась называть его Хилари и даже начала думать о нем, как о Хилари, хотя в особенно напряженные моменты старое имя снова выскакивало из памяти. Зато Джуди была непреклонна, для нее он навсегда остался Джинглом.

– И что их только ждет в жизни? – говорила она Мистеру Тому, глядя на подросших детей в кухонное окно. – И долго ли еще они будут юными и беспечными?

Мистер Том не удостоил ее ответом.

За апрелем пришел май. Счастье украсилось купами вишневых цветов, по всему саду желтели юные нарциссы, а на клумбах с ирисами проклюнулись зеленые почки. Каждый день Пэт делала новые открытия.

– За год можно забыть, какая весна красивая, и узнать много нового.

Наконец наступил июнь. Дикая слива склонялась над Шепчущей дорожкой, белые маргаритки Джуди расцвели – огромные и бархатные, зазеленел молодой лес на холме.

– Нигде не бывает такой красивой весны, как в Серебряной роще, Джуди. Посмотри, какой красивый ирис – сам белый, и на каждом лепестке голубая кайма. Это ирис Джо. Он посадил их в прошлом году, а где он теперь?

– Поди, на краю света, Пэт. Скажи, почему люди с того края не падают? Никогда не могла понять.

Пэт попыталась объяснить, но Джуди только тряхнула седой головой, ничего не понимая.

– Какая ж я дура все-таки.

– Нет, Джуди, это я виновата. У меня голова болит.

– Это все от учебы. Эта твоя алгебра не для девушек. Учишься, учишься, утром, днем, вечером.

– Я должна учиться, Джуди. Экзамены через месяц, и я должна сдать. Мама с папой очень расстроятся, если я не сдам. Помнишь, как я жалела а, Ъ и с, потому что им так много приходится работать в уравнениях? А потом появились другие переменные, и буквам стало полегче.

– Да уж. Помню я, как ты жалобно спрашивала, бывают ли у них выходные. Ничего, получишь хорошие отметки.

– Нет, Джуди, я совсем не знаю истории. Не могу даты запомнить.

– Даты? А кому какое дело до дат? Какая разница, когда что-то случилось, если это было давно?

– Экзаменаторам это очень важно, Джуди. Но я только в двух датах уверена: Юлий Цезарь приплыл в Британию в пятьдесят пятом году до нашей эры, а битва при Ватерлоо случилась в тысяча восемьсот пятнадцатом. Остальное как в тумане.

– Мой прадед погиб при Ватерлоо, – заметила Джуди. – Оставил прабабку вдовой с девятью ребятишками мал мала меньше. Но после Великой войны это уже не потеря. Ты помнишь войну, Пэт?

– Когда подписали перемирие, мне было пять лет. Я помню фейерверки на мосту и разговоры, как во сне. Ты никогда не рассказываешь о войне, Джуди.

– Да уж. Никто из моих на войну не пошел. Сид и Джо, к счастью, были еще маленькие. Мы с твоей матерью и тетей Хейзел вязали чулки для солдат. Не люблю вспоминать то время. Все ругали кайзера, твой отец с дядей Томом переживали, что слишком старые. А мы не спали по ночам – боялись, что они найдут лазейку в законе. И все равно нам было стыдно, что мы не вывешиваем за окно кленовый лист[20]20
  По канадскому обычаю, в доме фронтовика вывешивали за окно канадский флаг с кленовым листом.


[Закрыть]. Было, конечно, и веселье, и девчонки гордо гуляли с парнями в форме, а твой дядя Том каждое утро еще до завтрака орал на заднем дворе. Как будто я не слышала! «Лучше умереть, чем жить под немцами», и все такое. Сначала я думала, что у него прострел в спине, до того громко кричал. Заставил тетку Эдит голосовать за Юнионистскую партию[21]21
  Юнионистская партия – правящая партия Канады в 1917-1920 годы, поддерживала участие Канады в Первой мировой войне.


[Закрыть], а когда она победила, я думала, у него сердце лопнет. Сэнди Тейлор с залива назвал старшенького Джон Джеллико Дуглас Хейг Ллойд Джордж Герберт Китченер[22]22
  Джон Джеллико, Дуглас Хейг, Ллойд Джордж, Герберт Китченер – военные и политические деятели Британской империи времен Первой мировой войны.


[Закрыть]. Видала бы ты лицо священника на крестинах! И как ты думаешь, теперь зовут этого парня? – Жердь, потому что он тощий, как палка. Говорят, Ральф Морган женился на Джейн Фишер, чтобы в армию не ходить. Не моего ума дело судить чужие браки, но лучше бы он воевал с кайзером, чем всю жизнь жить с Джейн Фишер. Поди, он и сам так думает. Когда была служба в память убитых солдат, он вздохнул и говорит: «Эх, Джуди, они-то в мире покоятся». Дай Бог, чтобы больше такой беды не учиняли, тем более что женщинам дали право голоса.

– А вот старый Билли Смитсон из Сильвербриджа с тобой не согласен. Он говорит, что все женщины дуры, и они все испортят.

– Уж конечно старый Билли всех женщин на свете знает. Помню первый раз, как я голосовать ходила. Надела шелковое платье и туфли на каблуках, и никак не могла понять, куда крестик ставить. Твой папка думает, что не туда поставила. С тех пор я больше не голосовала – то помидоры закатывала, то еще что, и всякий раз прямо на выборы.

– Дядя Том говорит, что каждый должен сделать свой выбор и что это почетная обязанность.

– Подумать только. Звучит-то хорошо. Но помидоры-то? Бросать их, что ли? Или пусть сливы гниют, пока я по выборам бегаю? Правительством больше, правительством меньше, разница невелика, а вот варенье в доме должно быть.