Текст книги "Пэт из Серебряной рощи"

Глава XXVI. Мистер Том сидит на лестнице

Пэт зря беспокоилась из-за экзамена по истории. В этом году ей не пришлось сдавать экзамены. Вдобавок к головной боли у нее заболело горло. Мама велела ей оставаться в постели, и Пэт согласилась так безропотно, что Джуди испугалась. Наутро она на цыпочках прокралась к ней.

– Как ты себя чувствуешь, золотко?

Пэт посмотрела на нее блестящими глазами.

– Часы в холле тикают, Джуди. Останови их. Мне очень больно от этого.

Джуди убежала, подняла миссис Гардинер и телефонировала доктору Бентли.

Пэт заболела скарлатиной.

Сначала никто не встревожился. Джо и Винни болели скарлатиной в детстве, и это было нестрашно. Но шли дни, и тревога сгустилась над Серебряной рощей. Доктор Бентли выглядел все серьезнее и толковал об «осложнениях». Маму, которая не болела скарлатиной, отлучили от комнаты больной. За Пэт ухаживали Винни и Джуди, которая не хотела слышать о сиделке. Ночами она сидела у постели Пэт в потертом кривоногом кресле в стиле королевы Анны – Пэт так его любила, что спасла с чердака. Джуди, казалось, вовсе не спала. В любую минуту у нее наготове было прохладное питье и нежное прикосновение. Доктор Бентли позднее отзывался о ней как о «прирожденной сиделке, которая от природы знает то, на что другим нужны годы обучения».

В бреду Пэт не слушала никого и не брала ничего – разве что у Джуди.

Пэт много бредила. Видение за видением возникали в ее воспаленном мозге. Плакса Уилли унес деревянную ручку с двери кладовой. «Уверена, Бога это насмешит», – заявила Пэт и долго ее искала, пока Бог не обнаружил пропажу. Трещины на потолке ползали друг за другом. Она стояла на пустой дороге среди сгущающихся сумерек и напрасно звала Джингла, который беззаботно уходил прочь, держа под мышкой надгробие Эмили и Лилиан. Она оказывалась на дне колодца, куда швырнул ее Бешеный Дик. Она искала Тайное поле, которое унесла Дороти. Она слышала свист Джо, но не видела самого Джо. Кто-то переставил всю мебель в Серебряной роще, и Пэт отчаянно пыталась вернуть ее на место.

– Священник в прошлое воскресенье сказал, что Бог держит мир на ладони. Наверное, Он устал и уронил его, Джуди.

– Вот уж чего он никогда не сделает, Пэт, лежи тихо.

Ветер все дул и дул. «Он так устал, Джуди. Останови его». Она выходила на дорогу во главе длинной процессии сырных голов – всех сырных голов, которые когда-либо приготовили в Серебряной роще. Она должна была идти перед ними. Какие-то лица заглядывали ей в окна, прижимаясь к стеклу, какие-то призраки выстраивались у кровати. Жестокие, жуткие, искаженные лица. «Пожалуйста, Джуди, убери их, пожалуйста». Пэт и Патрисия вели между собой долгие споры. Время бежало, как темная река. Она не могла остановить его. «Если остановить часы, время тоже встанет, Джуди?» Кто же кормил бедного Храбреца?

– Я кормлю, Пэт, золотко. Уж о нем-то не беспокойся. Он каждую секунду что-то вытворяет, скачет на кровати в Поэтической комнате и заматывается в занавески. Никогда в жизни не видела такой дикой твари. А вот с Мистером Томом нехорошо, он все время сидит на лестнице.

Два или три дня жизнь Пэт висела на волоске. Доктор Бентли только качал головой. Семья почти перестала надеяться. Но Джуди это не волновало. Она не видела «знака», а Мистер Том так и не уходил с лестницы, только иногда шипел и топорщился.

– Что бы там ни пришло за Пэт, мимо него оно не пройдет, – уверенно говорила Джуди.

В конце третьего дня, в сумерках, когда все в Серебряной роще затаили дыхание, ожидая утра, Мистер Том встал, встряхнулся и величественно спустился вниз, на свою подушку.

– Он сразу понял, что нет больше толку тут сидеть, – сказала Джуди на рассвете. – Кризис миновал. Я его повстречала, когда шла наверх, он и смотреть на меня не стал. Я сразу поняла, что все изменилось. Так и было. Поглядите на нее, спит, как ягненочек. Радость для всего дома. Присмотри за ней, Винни, а я себе чаю заварю. Мне нужно что-то укрепляющее, а то ноги трясутся и голова кругом идет.

* * *

Выздоровление было долгим. Прошло три недели, прежде чем Пэт сумела хотя бы сесть в постели и выпить бульон из желтой чашки с голубыми розами – сокровище, которое прислала тетя Онория с Фермы у залива. Под голову Пэт подложили маленькую золотую подушечку, похожую на солнце. Ее прислала тетя Хейзел. Кроме того, Пэт надела кофточку из желтого шелка, которую сшила тетя Эдит. Все были к ней так добры. Изгнанная Бетс присылала ей ветки земляники, а Хилари приносил речную форель. Когда он растянул лодыжку и вынужден был неделю просидеть дома, Джуди самолично, вооружившись банкой жирных червей и удочкой Сида, ходила на берег Иордана, чтобы оживить аппетит Пэт. Мама подходила к двери и заглядывала внутрь счастливым взглядом. Иногда милое и встревоженное личико Крошки просовывалось между лестничными перилами – дальше ее не пускали.

Как Пэт ни умоляла, выпустили из постели ее только через семь недель.

– Я так устала лежать, Джуди. Я уверена, что ничего не случится, если я встану и посижу в кресле у окна. Я очень хочу увидеть, что на улице. Ты не представляешь, как мне надоело смотреть на колокольчики на обоях. Вот эта группа колокольчиков над умывальником выглядит точь-в-точь как толстый эльф в шляпке. Он мне улыбается. Джуди, милая, не пугайся. Я в порядке. Просто сама посмотри.

– Да уж, похож. Но из постели ты еще два дня не выйдешь. Так доктор велел, а ему видней.

– Джуди, помоги мне сесть повыше, чтобы я посмотрела за окно.

Там виднелись стройные верхушки елей, облачные замки громоздились в небе, мелькали ласточки над крышей амбара, дым из дымохода дяди Тома окутывал холмы. Этого хватило на два дня, а потом Джуди позволила ей посидеть у окна полчаса. Пэт сумела дойти до кресла, хотя призналась, что чувствует себя как порция желе, которая развалится, если ее потрясти. Она испугалась, обнаружив, что лето почти прошло, пока она болела. Но ей приятно было снова видеть туманные спины холмов за гаванью, роскошные астры на полях, рябь, пробегающую по шелковой траве, любимые деревья. Ветер приносил ей запахи цветов. Жимолость нависала над кладбищем, утки Джуди бродили у колодца. Храбрец сидел на подоконнике церковного амбара, а лохматый черный пес с белым сердечком на груди устроился на ступеньках.

А это кто? Не может быть, это Бетс! Красивая стройная девушка в сиреневом платье, с охапкой пионов в руках, махала ей с Шепчущей дорожки. Бетс очень выросла.

– Джуди сказала, что я могу посмотреть на тебя, если встану прямо здесь! Пэт, милая, так хорошо снова тебя видеть! Знала бы ты, через что я прошла! Я хотела позвать Хилари, он с ума сходит, но Джуди решила, что нас двоих будет для тебя слишком много. Он придет завтра.

Каждый день Пэт дозволялось посидеть немного подольше, пока она не начала просиживать у окна целыми днями. Хилари и Бетс теперь допускались в сад и могли с ней перекрикиваться, хотя Джуди не позволяла ей отвечать. Она смотрела на красивые поля под солнцем и под летним дождем. Как-то вечером Джуди разрешила не ложиться после ужина. Впервые за долгое время Пэт смотрела, как сад накрывают сумерки. Она вспомнила последний рассказ, который они с Бетс читали вместе, – о старом зачарованном саде, где цветы умели разговаривать. Красная роза в углу превращалась в страстного возлюбленного и шептала комплименты белой розе. Тигровая лилия важничала и рассказывала о невероятных приключениях. Сонные маки выдавали все свои секреты. А белые лилии читали молитвы. Пэт так давно не видела звезд! И восхода луны!

Вошла Джуди и в ужасе увидела, что Пэт еще не в постели.

– Ты что, еще не спишь? – заволновалась она. – Не спи в лунном свете, детка.

– А почему? Это же здорово.

– Вы ее послушайте! Если спать под луной, сойдешь с ума, все это знают. Знавала я одного человека, который целую ночь проспал в лунных лучах и никогда не стал прежним.

Пэт вздохнула. Ей не хотелось уходить из этого чудесного серебряного пятна, но она и вправду устала. Очень приятно было уставать и быстро засыпать.

Через десять недель после начала болезни Пэт спустилась вниз, чувствуя себя совершенно свободной. Какой был красивый день! Как гордилась собой Джуди! Как танцевали в ее честь маки! Как приятно было быть голодной и обедать вместе со всеми, обмениваясь радостными взглядами. Даже Мистер Том снизошел до нее.

– Дом тоже рад, что ты здесь, – решила Джуди.

– Так хорошо, что все на своем месте.

Но сад изменился. Бетс и Хилари выросли и повзрослели. Почему все должно меняться? Этот вопрос всегда мучил ее.

– Ты тоже изменилась, золотко, – грустно сказала Джуди. – Нельзя подойти к вратам смерти и остаться прежней. Ты больше не ребенок.

Остальные думали, что дело только в бледности и худобе.

– Я скоро растолстею на твоей стряпне, Джуди. Жить так приятно.

– Да ведь так и должно быть, Пэт. Я сама – бедная старая дева, всю жизнь тружусь, но и моя жизнь все равно хороша. Только ты какое-то время не бегай. Сиди тихонько, слушай, как волосы растут.

* * *

Скоро Пэт обнаружила, что слышит, как они выпадают. Волосы у нее выпадали с пугающей скоростью. Джуди заверила, что все так и должно быть, но Пэт плакала, и ничто не могло ее успокоить.

– Джуди, теперь я еще и лысая! Это мне наказание за то, что я ненавидела свои желтые волосы. Джуди, а если они больше не отрастут?

– Отрастут, – убедительно сказала Джуди, которая была в этом далеко не уверена.

Она сшила Пэт шелковый чепчик с кружевом и велела набраться терпения. Все вокруг рассказывали Пэт жуткие истории о девочках, у которых вот так же выпали волосы и больше не выросли. Потом волосы начали отрастать – темные и жесткие. Они стали гуще…

– Они что, вьются? – прошептала Пэт с благоговейной надеждой.

В первый раз за несколько недель Пэт потребовала зеркало. Волосы действительно вились. Не тугими кудряшками, а красивыми крупными волнами. И они стали темно-каштановыми. Пэт подумала, что умрет от счастья. Теперь у нее была стрижка, и Джуди совсем не возражала, радуясь, что у ее любимицы вообще были волосы.

– Решила все-таки стать красоткой? – поинтересовался дядя Том, впервые увидев ее без чепчика.

– Вряд ли, – решила Пэт, изучая себя в зеркало вечером. – Но стало намного лучше.

– Так или иначе, завивка тебе не понадобится, – сказала Джуди. – И это радость большая. Жена доктора Бентли делала перменант, и ей так обожгли голову, что волосы клочьями падали. Думаю, она пожалела, что полезла мешать Господу.

Так или иначе, Пэт осталась довольна скарлатиной. Она обрела темные волнистые волосы и на целый год отсрочила колледж.

Глава XXVII. Блеск юности

Бетс сдала экзамены, но решила подождать еще год, чтобы отправиться в колледж вместе с Пэт. Хилари экзамены провалил благодаря бестолковому учителю из школы Южной долины. После этого Ларри Гордон забрал Хилари оттуда и отправил в школу Северной долины. Теперь каждое утро Хилари, Бетс и Пэт весело шли в школу и полагали, что жизнь весьма приятна. Сид в школу больше не ходил. Он стал помощником отца. Зато в школу отправилась Крошка. Ранним сентябрьским утром она отправилась туда в первый раз, и Пэт, помня свой первый день в школе, почувствовала мягкую грусть. Крошка скакала, взявшись за руки с девочкой из семьи Робинсонов. Как мало она знала о жизни! Какой взрослой и опытной считала себя Пэт.

– Ты веришь, что мы тоже были такие маленькие? – недоверчиво спросила она у Бетс.

Бетс не верила и только вздохнула в ответ. Приятно было вспоминать детство, смотреть на дорогу, затянутую нежным аметистовым туманом, приятно видеть темные елки вокруг пышных лугов, приятно срезать путь по маленькой тропинке через лес Герберта Тейлора, приятно быть вместе. И это было важнее всего. Ничто не имеет значения, если не с кем разделить радость.

Джо не возвращался домой. От него приходили письма – из жарких стран, с арктических равнин, из средиземноморских портов, – и каждое такое письмо становилось большим событием в Серебряной роще. Когда все его прочитывали, письмо относили в Ласточкино гнездо, а потом на Ферму у залива, а потом оно возвращалось, чтобы занять свое место в маминой «шкатулке радости», такой же, как у Джуди. Пэт тоже завела себе шкатулку, где держала разные «сувениры», тщательно подписанные. «Цветок из сада Бетс», «новый план моего дома от Хилари Гордона», «письмо от моего брата Джозефа А. Гардинера», «фотография нас с Бетс под сосной», «записки от моей возлюбленной подруги Элизабет Гертруды Уилкокс», «карандаш, которым я написала первое письмо Г. X».

Под аббревиатурой «Г. X.» скрывался Гаррис Дж. Хайнс, в которого Пэт по уши влюбилась! До неприличия, как говорила Винни. Это случилось в церкви, мрачным ноябрьским днем, когда ветер стенал за стеной, и Пэт было очень грустно – без всякой причины, просто ей хотелось грустить. Выходя из Серебряной рощи в новой алой шляпке, под которой ее янтарные глаза сияли, как звезды, она не грустила. Кожа, которая из-за соломенных волос казалась нездоровой, теперь приобрела сливочно-белый оттенок. Губы были алыми, в тон шляпки.

– Ну и шик, – одобрительно сказала Джуди. – Ничего роскошнее не видела. Эх, милая Пэт, – тут Джуди вздохнула. – Скоро и женихи набегут.

Пэт тряхнула головой.

– Не нужны мне никакие женихи.

– Любой девчонке нужны женихи, Пэт. Это наше право, так я и сказала старой Тилли Тейлор на той неделе. Она заявила, что не одобряет всяких там ухаживаний. Сказала, что они либо ничего не значат, либо значат слишком много, но один Господь ведает, что она имела в виду. А может, и Он не знает.

– Джуди, не называй их кавалерами или ухажерами. Это старомодно. Теперь их зовут молодыми людьми.

– Эх, золотко, скоро ты поймешь разницу между ухажером и просто каким-то там молодым человеком.

Пэт и Бетс с удовольствием грустили по дороге в церковь. Признались друг другу, что чувствуют себя старыми. Ноябрь – ужасный месяц.

– Бетс, скоро год кончится и все изменится. Когда-нибудь ты выйдешь замуж и уедешь от меня. Бетс, когда я об этом думаю, мне так плохо, что я умираю. Бетс, я этого не выдержу.

– И я, – сказала Бетс дрожащим голосом.

Обеим стало легче. Быть юными и грустить заодно было гораздо приятнее.

* * *

Пэт грустила до второго гимна. А потом все изменилось в мгновение ока.

Он вошел вместе с другими мальчиками и встал через проход от нее. Он поглядывал на нее из-за молитвенника. В первый раз Пэт заметила, что мальчик смотрел на нее с восхищением. Она вдруг почувствовала себя красивой. И в первый же раз залилась краской и опустила глаза. Раньше она могла прямо смотреть на любого мальчика.

Она поняла, что случилось то же самое, что произошло много лет назад, на концерте слепого музыканта. Поняла по тому же признаку. У нее затряслись ноги.

Но на этот раз все было по-настоящему.

Она засомневалась, сможет ли посмотреть на него, и посмотрела.

Гимн закончился. Все садились. Он внимательно рассматривал свои ботинки, а Пэт сумела рассмотреть его.

Он оказался довольно красивым. Темно-золотые кудри, правильные черты лица – у всех героев романов были правильные черты, большие темные глаза. В это мгновение он снова посмотрел на нее, и Пэт задрожала.

Она не услышала ни слова из проповеди, к большому возмущению Длинного Алека, который считал, что членам семьи нужно пересказывать проповеди за воскресным обедом. Зато Пэт навсегда запомнила, что хор пел гимн «Радуйся, мир!». Это были самые верные слова, которые передавали ее чувства. Она больше не смотрела на него, но, выходя из церкви, прошла мимо, и их взгляды снова встретились. Это было очень страшно, и Пэт едва дышала, спускаясь по ступенькам.

Все изменилось. Даже ноябрь стал другим. Облака разбежались. Тропинку залил бледный солнечный свет. Тихие серые деревья таили в себе непонятную прелесть.

– Видела Гарриса Хайнса? – спросила Бетс.

– А кто это? – спросила Пэт в свою очередь, прекрасно зная ответ, хотя раньше она никогда не слышала этого имени.

– Новенький мальчик. Его семья купила дом Калдеров. Сидел прямо напротив.

– А, этот. Да, я заметила, – спокойно ответила Пэт и почувствовала себя предательницей. Она впервые утаила что-то от Бетс.

– Он был бы хорошенький, если бы не нос.

– Нос? Я не нашла в нем ничего ужасного, – холодно сказала Пэт.

– Он же кривой! Правда, это только в профиль заметно. Но волосы у него шикарные. Говорят, он гуляет с Мирой Локли из Сильвербриджа.

Отчаяние накрыло Пэт с головой. «Радуйся, мир», как же! Куда исчезло солнце? Ноябрь снова стал мрачным.

Но этот его взгляд…

* * *

Наутро пришло приглашение на вечер у Эдны Робинсон. Придет ли он? Пэт больше ни о чем не могла думать целых два дня. Наступил вечер среды, прелестный морозный лунный вечер, но она была слепа к его красоте, думая, придет ли Гаррис Хайнс на танцы к Эдне. Долго и мучительно она выбирала, какое из двух платьев надеть. Красное было красивее, но в голубом с серебром она казалась взрослее и походила на изящное порождение сумерек и лунного света. Она надела его, немного надушила волосы, тронула духами горло и даже взяла у Винни жемчужные сережки. Так приятно было одеваться ради него, думать, заметит ли он ее наряд. В первый раз в жизни ей показалось, что наряжаться – это ритуал.

Потом она показалась Джуди, которая готовила колбасный фарш. Едва унюхав духи, Джуди все поняла, но сказала только:

– Хороша.

А он тоже так подумает? Вопроса важнее не было. Но она сделала вид, что ее интересует только колбасный фарш. Джуди же не забыла мускатный орех? Папа его очень любит. Когда дверь закрылась, Джуди затряслась от смеха.

– Ох, не о колбасе она думает, не о колбасе. Все понятно, все понятно.

А что, если он не придет! Пэт с дрожью смотрела на темные холмы за бывшей фермой Калдеров, ставшей фермой Хайнсов. Он жил там. Если он придет на танцы и они встретятся, что сказать? Может, она слишком много говорит или слишком мало? Может, она не понравится его родителям, особенно матери? Она не слышала ни слова из того, что говорили Сид и Бетс. В гостиной Робинсонов она столкнулась с Мэй Бинни. Та, оглядев новое платье, сказала:

– Это модный оттенок, «сумерки», кажется? Многим он идет, но ты, по-моему, слишком бледная.

Пэт не беспокоило, что думает о ней Мэй Бинни, но вдруг он тоже сочтет ее бледной? Она сразу вспомнила, что у Миры Локли очень красивый цвет лица. Она узнала, что он пришел, услышав его смех в коридоре. Сердце у нее забилось где-то в горле. Раньше она никогда не слышала этого смеха, но кто еще в целом мире мог так смеяться? Так приятно было смотреть на него, когда он вошел в комнату с другими мальчиками – и в то же время отдельно от них, похожий на юного греческого бога.

Она танцевала с ним, и это походило на чудо. Их даже не представили друг другу. Но им не нужно было формальное знакомство. Они как будто целую вечность знали друг друга и в молчании танцевали целую вечность. Но потом…

– Милый эльф, может быть, вы посмотрите на меня? – тихо спросил он.

Пэт подняла голову, посмотрела на него и едва удержалась на ногах. Воспитание помогло ей справиться с собой. Она лукаво улыбнулась. Она пока не собиралась открывать ему правду, зато его глаза обо всем ей рассказали.

– Значит, вы Патрисия. – Как сладостно звучало имя, произнесенное его губами. – Вы думали обо мне?

– Нет, а почему я должна была о вас думать? – легко спросила Пэт.

Никто не должен знать, что она думала только о нем. И никто не должен был заметить, что это воскресенье стало для нее тем же, чем и для него.

– Я не знаю, – ответил он с хорошо рассчитанным вздохом. – Просто я хочу, чтобы вы были со мной милы.

Он проводил ее домой. Сид и Бетс исчезли в прозрачной ночи, и они остались вдвоем. Идти с Гаррисом по холмам, мимо темного леса, под звездным небом, рядом со стройными белыми березами… Пэт немного говорила, больше слушала. Когда он описывал свой недавний полет на аэроплане, она затаила дыхание. Он собирался стать авиатором. Идеальная карьера для него.

– Какая дурацкая вечеринка, – зевнула Винни, забираясь в постель. Фрэнка на вечеринке не было.

А для Пэт этот вечер стал откровением. Прежде чем повесить платье в шкаф, она прижала его к лицу. Ему понравилось платье. Она никогда его не выбросит. Джуди никогда не пустит его на свои коврики. Она бережно сложила в свою шкатулку бумажную салфетку, которую он положил ей на колени за ужином. До самого рассвета она вспоминала, что он ей говорил, и боялась, что вела себя слишком строго. Может быть, он ничего не понял. Джуди говорила, что мужчина должен добиваться девушки, но Джуди такая старомодная.

Весь день она проходила как во сне, зачарованная звуком голоса, похожего на скрипку. То и дело в ее голове всплывали строчки из романтических стихотворений. «Прочти смысл жизни в чужих глазах». Бетс держала в своей шкатулке стихотворение с такой строчкой, и Пэт раньше считала его глупым. Теперь она понимала его смысл.

– Высунь-ка язык, – тревожно сказала Джуди вечером. – Ты не простудилась на своих танцах? Или у тебя появился ухажер? Ну-ка расскажи старой Джуди.

– Джуди, ну что ты.

Как Пэт ни пыталась, она не смогла скрыть свою тайну от семьи. Скоро все знали, что Пэт «втюрилась» в Гарриса Хайнса, и всячески над этим потешались. Никто, к возмущению Пэт, не принимал ее всерьез, кроме Джуди и Бетс. Она рассказала Бетс обо всем в первую же ночь, когда ночевала в Длинном домике. Иногда они с подругой нуждались в том, чтобы всю ночь болтать обо всем на свете. Бетс гордилась, что ей поверяют любовные тайны, и волновалась не меньше, чем сама Пэт.