Текст книги "Энни из Грин Гейблз"

Глава 26. Клуб сочинителей

Школьники Эвонли не торопились снова погружаться в болото повседневной жизни. Что касается Энни, то всё ей стало казаться банальным и скучным после той чаши восторга, которую она испила во время подготовки к концерту. Разве могла она после всего этого вернуться к размеренной, обыденной жизни? Нет, конечно же, нет! Так она и заявила Диане.

– Мне точно известно, что жизнь стала совсем другой после этих ушедших золотых дней, – грустно сказала она подруге, как если бы речь шла о том, что случилось лет пятьдесят тому назад. – Может, со временем я и привыкну, но, боюсь, концерты отучают людей от обычной серенькой жизни. Наверно, Марилла и не одобряет их из-за этого. Марилла – очень благоразумная женщина. Это, конечно, хорошо, но… я бы не хотела стать такой же в ущерб романтике! Впрочем, миссис Линд утверждает, что я наверно, никогда благоразумной не стану. Но… кто знает? Может, когда вырасту, то превращусь в эдакую рассудительную Энни! Но, наверное, эти мысли лезут в голову оттого, что я устала. Прошлой ночью просто глаз не сомкнула: всё лежала и вспоминала концерт. Хорошо, что подобные события воскресают в памяти снова и снова!

В конце-концов школа Эвонли зажила-таки привычной, размеренной жизнью. Концерт этот оставил не только положительный след в жизни школьников Эвонли. Руби Джиллис и Эмма Уайт, которые перед его началом боролись за место у сцены, заявили, что больше не сядут вместе за одну парту. Так кончилась их дружба, длившаяся более трёх лет. Джоси Пай и Джулия Белл не разговаривали три месяца после концерта, так как первая сказала Бесси Райт, что во время поклонов Джулия наклоняла голову совсем так, «как любопытная курица на насесте». Бесси не замедлила передать эти слова самой Джулии. Слоаны заявили, что не желают больше иметь дела с Беллами, поскольку те утверждали, что они, Слоаны, расхватали все лучшие номера в программе. «Да они провалили бы весь концерт, эти Беллы!» – ворчали Слоаны. А Чарли Слоан даже стукнул Муди-Спургеона МакФерсона, так как тот сказал, что Энни Ширли манерничала во время своего выступления. И Муди сразу умолк. Зато его сестра, Элла-Мэй, решила, «не разговаривать» с Энни Ширли всю зиму после этого.

За вычетом всех этих «коллизий», жизнь в маленьком королевстве мисс Стэси протекала довольно гладко.

Быстро пролетели зимние дни. Они выдались на редкость тёплыми, так что Энни с Дианой продолжали бегать в школу по Тропе Берёз. В день рождения Энни они весело поспешали по ней, болтая и бросая взгляды направо и налево; мисс Стэси объявила, что темой следующего сочинения будет «Прогулка по зимнему лесу». Поэтому, девочки и старались всё подмечать по дороге.

– Только подумайте, Диана, сегодня мне исполнилось тринадцать лет! – воскликнула Энни. – Итак, я – тинейджер! Когда сегодня поутру проснулась, то почувствовала, что всё стало как-то иначе в моей жизни. Ну, вам-то исполнилось тринадцать месяц назад, так что, должно быть, вы уже не ощущаете всей прелести новизны. Жизнь кажется всё более интересной. Через два года я повзрослею! И уж тогда-то никто не станет смеяться, когда я буду употреблять «большие слова»!

– Руби Джилли заявляет, что заведёт себе поклонника, как только ей исполнится пятнадцать, – сказала Диана.

– Да, у нее только один мальчики на уме, – презрительно фыркнула Энни. – Её досада – напускная, когда она читает своё имя на стене с пометкой: «Обратите внимание!» Но… не стоит осуждать других, как предупреждает нас мистер Аллан. Как часто мы это, тем не менее, делаем, Диана! Не успеешь подумать, как «острое словцо» сорвалось, и – не воротишь! Впрочем, всё это не относится к Джоси Пай, ведь с ней иначе нельзя… Вы должно быть заметили, что я во всём беру пример с миссис Аллан. Она, конечно, – недостижимый идеал, но я пытаюсь подражать ей. Кстати, мистер Аллан тоже считает, что она – идеал. Миссис Линд говорит, он просто молится на неё, прости, Господи! Но ведь священники – прежде всего люди, и у них тоже есть свои слабости. В прошлое воскресение мы с миссис Аллан вели беседу о человеческих грехах. О чём же ещё беседовать в воскресной школе, как не об этом? Мой грех заключался в том, что я слишком отдаюсь во власть своего воображения и забываю об обязанностях. Всеми силами стараюсь победить его в себе, и теперь, когда мне уже тринадцать, возможно, я справлюсь!

– Через четыре года мы сможем носить высокие причёски, – мечтательно сказала Диана. – Вот Алисе Белл ещё только шестнадцать, а она уже зачёсывает волосы вверх! Но это рановато. Уж я дождусь, пока мне исполнится семнадцать!

– Если бы у меня был такой же крючковатый нос, как у Алисы Белл, тогда… Впрочем, нет, не буду никого осуждать! – решительно сказала Энни. – Я сравнила её нос со своим собственным, а это не скромно! Боюсь, я слишком горжусь формой своего носа. А ведь только однажды, сто лет назад, сказали, что он не так уж плох! Но этот комплимент столетней давности согревает мне душу, Диана! Ой, Диана, глядите, заяц! Давайте напишем о нём в сочинении? Мне кажется, что леса зимой так же прекрасны, как и в летнее время! Они такие белые и умиротворённые, словно спят и видят безмятежные сны.

– Ну и напишем, когда придёт время! – сказала Диана. – Но только не стану я писать о том лесе, через который мы пробирались в понедельник! Это было ужасно! Но думаю, мы можем написать о каком-нибудь вымышленном лесе. Именно это и имела в виду мисс Стэси!

– Ну, это и того проще! – заявила Энни.

– Для вас – да, ведь у вас такое богатое воображение! Но тем, у кого оно напрочь отсутствует, придётся нелегко. Вы уже, небось, написали какое-нибудь новое сочинение?

Энни кивнула, стараясь не выглядеть слишком самодовольной.

– Написала в понедельник вечером и озаглавила его так: «Ревнивая соперница; или Смерть не разлучила их». Прочла его Марилле, и она сказала, что всё это – чушь. Потом я прочла Мэтью, который пришёл в полный восторг. Все бы критики были такими, как он! Это очень грустная, сентиментальная история. Я плакала над ней, как ребёнок, когда писала. В ней рассказывается о двух красавицах, Корделии Монморанси и Джеральдине Сеймур. Они жили в одной деревушке и очень любили друг друга. Волосы Корделии были чёрные, как смоль, а очи её сияли, словно звёзды. Глаза же золотовласой Джеральдины напоминали две нежные фиолетовые фиалки…

– Разве бывают фиолетовые глаза? – с сомнением в голосе спросила Диана.

– Может быть, и нет. Я просто представила их такими. Мне хотелось чего-нибудь оригинального. А лоб у Джеральдины был словно из алебастра. Наконец-то вычитала, что это такое! Хорошо, когда тебе тринадцать. Знаешь куда больше, чем год назад…

– Ну, и что случилось с этими Корделией и Джеральдиной? – поинтересовалась Диана.

– Они росли вместе в любви и гармонии до тех пор, пока им не исполнилось шестнадцать лет. А потом в их родную деревню приехал Бертрам де Вере и немедленно влюбился в прекрасную Джеральдину. Он спас её, когда лошади вдруг понесли экипаж, и нёс красавицу целых три мили! Как вы понимаете, экипаж перевернулся… Ну, конечно, после этого он сделал ей предложение. Мне было сложнее всего представить этот момент! Ведь у меня нет опыта в подобных вещах… Я даже спросила Руби, как делают предложение. Она мне показалась компетентной в таких вопросах, так как столько её сестёр уже повыходило замуж. Руби рассказывала, как она спряталась в буфете, когда Малькольм Эндрюс сватался к её сестре Сюзанне. Малькольм заявил, что его отец отдаёт им ферму и важно спросил: «Дорогуша, что скажешь? Может нам покончить с одинокой жизнью этой осенью?» А Сюзанна ответила: «Ну, в общем, и не знаю даже. Посмотрим!» Их тут же обручили. Я-то сама не считаю такое вот предложение слишком романтичным. Так что пришлось моему воображению снова поработать. Всё произошло очень романтично: юный Бертрам упал на колени перед прекрасной Джеральдиной и объяснился ей в любви. Руби Джиллис заявила, что это не современно – падать на колени, – но мне всё равно. Так вот, Джеральдина произнесла длинную речь, которая заняла у меня целую страницу! Ну и попотела же я над этой речью, доложу я вам! Переписывала её пять раз. В общем, получился маленький шедевр! С моей точки зрения… Бертрам подарил ее алмазное кольцо и рубиновое колье, и сказал, что они поедут в Европу в свадебное путешествие. Он был сказочно богат, этот Бертрам де Вере. Но вот над молодой парой стали сгущаться тучи. Корделия сама тайно любила Бертрама и пришла в ярость, когда узнала о его помолвке с Джеральдиной и о колье с алмазным кольцом. Вся её любовь к Джеральдине превратилась в лютую ненависть, и она поклялась, что её свадьба с Бертрамом не состоится. Но она делала вид, будто преданно любит свою подругу. И вот однажды вечером они стояли на мосту над бурным потоком. Корделия думала, что они одни с Джеральдиной. Дико захохотав, она столкнула Джеральдину с моста в бурливые воды… Но Бертрам, оказывается, видел всё это. Он воскликнул: «Я спасу тебя, моя несравненная Джеральдина!» и прыгнул прямо в поток. Но, увы, он позабыл, что вовсе не умеет плавать, и они оба пошли ко дну, успев взяться за руки… Их тела нашли вскоре на берегу и похоронили в одной могиле. Погребение прошло очень эффектно, Диана! Не вижу особой романтики в «хэппи эндах», моя дорогая подруга! Корделия же сошла с ума от горя и окончила свой век в сумасшедшем доме. Там, думаю, она сполна искупила свою вину!

– Какая трогательная история! – воскликнула Диана, которая принадлежала к той же школе «критиков», что и Мэтью. – Как это вы сами придумываете такие душещипательные истории, Энни? Если б моё воображение хоть вполовину так работало, как ваше!

– Работайте над ним сами, и оно разовьётся, – посоветовала подруге Энни и продолжала весело: – У меня созрел один план, Диана! Что если мы с вами создадим клуб сочинителей и будем писать рассказы? Я вам немножко помогу поначалу. Вам нужно развивать своё воображение. Так, по крайнем мере, говорит мисс Стэси! Только не нужно направлять его «не в ту степь». Даже не в степь, а лес… Я поведала мисс Стэси об Охотничьих Угодьях…

Вот так и появился на свет клуб сочинителей. Создали его Энни с Дианой, к которым вскоре примкнули Джейн Эндрюс, Руби Джиллис и некоторые другие девочки, стремившиеся развить своё воображение. Мальчиков они не принимали, хотя Руби Джиллис и высказывалась за их членство в «клубе». Это стимулировало бы его работу, считала Руби… Каждая девочка должна была подготовить один рассказ в неделю.

– Это страшно интересно! – возбуждённо говорила Энни Марилле. – Вначале сочинительница читает в тишине свою историю, а все слушают. Потом открывается дискуссия. Но всё это мы сохраним в тайне для своих потомков. Мы все пишем под псевдонимами. Мой псевдоним – Розамунда Монморанси. У всех девочек неплохо получается. Руби Джиллис немного сентиментальна. Она просто помешена на любовных историях. Но в этих делах главное – не переборщить! А Джейн, наоборот, избегает этой темы, так как стесняется читать любовные рассказы вслух. У Джейн, вообще, лёгкое перо. А вот Диана просто начиняет свои истории сплошными убийствами. Она говорит, что не знает, что ей делать со своими персонажами, поэтому, избавляется от них таким немилосердным способом. Я всегда подбрасываю им какие-нибудь идеи, но ведь у меня в голове их миллионы!

– Всё это ваше сочинительство и гроша ломаного не стоит, – недовольно буркнула Марилла. – Забиваете свои головы ерундой да теряете драгоценное время, которое могло бы быть посвящено учёбе! Чтение всяких там романов – пустая трата времени, но ещё хуже, когда тратят время на их сочинительство!

– Марилла, но мы же пишем истории со смыслом! В них отражается мораль! – с жаром воскликнула Энни. – Мораль – великая вещь, как говорит мистер Аллан. Я прочла ему и миссис Аллан одну из своих историй, и они сказали, что в ней определённо есть мораль. Только они посмеялись над неудачными местами. Но уж лучше пусть смеются, чем плачут! Джейн и Руби почти всегда заливаются слезами, когда я дохожу до наиболее трогательных мест. Диана написала тёте Жозефине о нашем клубе, и та попросила, чтобы мы отослали ей парочку историй! Ну, мы и отобрали четыре самых лучших сочинения и послали ей. Недавно пришёл от неё ответ. Представляете, она пишет, что в жизни своей не читала ничего подобного, и что они – просто восхитительны. Это нас немного озадачило, так как все истории, как одна – с трагическим концом и просто изобилуют убийствами. Но я рада, что мисс Берри их оценила. Приятно сознавать, что клуб наш существует не просто так! Миссис Аллан считает, что всё нужно делать со смыслом. Я и стараюсь всё делать со смыслом, но иногда забываюсь, особенно когда мы веселимся. Мне хотелось бы хоть чуть-чуть походить на миссис Аллан, когда вырасту. Вы думаете, мне удастся стать такой же, а, Марилла?

– Я в этом очень сомневаюсь, – беспощадно сказала Марилла. – Едва ли миссис Аллан была такой как вы – фантазеркой и забывчивой девицей!

– Нет, конечно… Но и она не сразу стала такой замечательной, как сейчас, – серьёзно заметила Энни. – Она мне сама призналась в этом! Оказывается, миссис Аллан была в детстве такой озорницей! Она постоянно… дралась со всеми! Знаете, я так воодушевилась, услышав об этом! Каюсь, Марилла, не следует так радоваться по этому поводу! Мне и миссис Линд об этом сказала. Уж она-то всегда приходит в ужас, когда слушает о проделках взрослых и детей; она слышала, как один проповедник рассказывал, то когда в детстве он жил у своей тётушки, то однажды стащил из буфета пирожок с клубникой. Миссис Линд сразу же перестала уважать его. Но я-то как раз придерживаюсь иного мнения на этот счёт. Какое мужество надо иметь, чтобы публично признаться в своём проступке! Это прекрасный пример для малышей, которые раскаиваются в своих неблаговидных поступках. Они должны понимать, что совершённые ошибки не помешают им со временем стать лучше и даже… надеть сутану! Вот над чем я думаю, дорогая Марилла!

– А я думаю, самое время покончить с мытьём посуды, – иронично сказала Марилла. – Вы проболтали целых полчаса! Не для вас что ли существует поговорка: «Сделал дело – гуляй смело?»

Глава 27. Суета сует вокруг волос

Марилла, возвращаясь домой, с очередной встречи благотворительного общества в один из апрельских дней вдруг осознала, что зима простилась с Эвонли, и свежее дыхание весны вселяет новые надежды в души весёлой молодёжи и грустных стариков. Марилла почувствовала это бессознательно, не подвергая глубинному анализу свои чувства. Она пыталась сосредоточиться на мыслях о благотворительности, пожертвованиях и… новом ковре на полу в комнате молитвенных собраний. И всё же весна брала своё: гармония торжествовала во всей природе – в красных полях, окутанных бледно-фиолетовыми туманами, через которые просвечивал диск закатного солнца, и в чётко очерченных тенях елей на заречном лугу, и в клёнах с набухшими малиновыми почками, что росли по краю зеркальных заводей. Мир пробуждался, и земной пульс учащённо бился под серым дёрном. Весна вернулась, и от этого Марилла шагала бодрее и легче, несмотря на свой почтенный возраст, радостно воспринимая перемены, происходившие в природе. Её глаза с любовью остановились на Грин Гейблз; в них вспыхнули весёлые искорки – отражения отблесков заката, плясавших на стёклах окон усадьбы. Марилла, ступая по сырой дорожке, не переставала думать о том, как всё-таки приятно направляться домой, к камину, в котором потрескивали дрова, объятые языками пламени, и к накрытому заботливой рукой Энни чайному столику. Хорошо, что есть семейный очаг, преобразившийся благодаря этой девочке, у которого можно отдохнуть после затянувшегося собрания в обществе!

Марилла испытала явное разочарование, когда, вернувшись домой, не обнаружила там Энни. Кухня пустовала, и огонь был погашен. Она же просила Энни приготовить чай на файв-о-клок! Теперь придётся снимать выходное платье и спешно готовить всё самой, пока не вернулся с поля Мэтью.

– Ну и задам же я мисс Ширли, когда она появится дома! – решила Марилла заняться воспитанием девочки, расщепляя дрова ножом с большей силой, нежели это было необходимо.

Пришёл Мэтью и терпеливо ожидал своего чая, сидя в углу.

– Шастает где-то со своей Дианкой, – ворчала Марилла, – выдумывает свои дурацкие истории или репетирует идиотские сценки… И вечно оставляет дела на потом! Внезапно может забыть обо всём и куда-нибудь сорваться! Какое мне дело до того, что миссис Аллан считает её наиспособнейшей и милейшей из всех девочек, которых она когда-либо видела?! Да, она, может, и способная. Только если голова забита всякой дурью – какой от этого толк? Она переменчива, как ветер: сегодня одно, завтра – другое! Об этом мы и говорили сегодня с Рейчел Линд на собрании благотворительного общества. В общем, я рада, что миссис Аллан выступила в защиту Энни, иначе мне бы самой пришлось осадить Рейчел, так как она что-то уж сильно наезжала на нас с критикой за издержки воспитания этого ребёнка. Это я-то не в курсе, что у Энни полно недостатков?! Да мне они видны лучше, чем кому бы то ни было, ведь воспитываю-то её я! Но поливать её публично грязью (здесь Марилла сгустила краски) не позволю! А миссис Линд, – прости, Господи, – нашла бы недостатки в самом архангеле Гаврииле, если б он прибыл в Эвонли… Вот только где эта девчонка на самом деле, бродит? Я ведь по-человечески просила её остаться дома и присмотреть за хозяйством! На собрании мы её защищали, а она вот что вытворяет! Раньше такого не бывало!

– Ну, даже и не знаю, – сказал Мэтью, который, как известно, всегда отличался мудростью и терпением. Кроме того он был голоден, и предоставил Марилле излить всё, что у неё накопилось на душе. По опыту Мэтью прекрасно знал, что если не вступать с ней в перепалку, дела с ужином пойдут куда быстрее…

– Возможно, ты торопишься с выводами, Марилла! Не наказывай её зря, пока во всём не разберёшься! Может, она сама всё объяснит? Ты же знаешь, она прекрасно это делает!

– Просила же её остаться! – упрямо повторила Марилла. – Пусть попробует объяснить мне в этот раз, где её носит! Конечно, ты будешь на её стороне, Мэтью! Знаю я! Но, скажи на милость, кто её воспитывает? То-то!

Ужин был готов, когда уже стемнело. Энни так и не появлялась. Где же сейчас она? Может, на всех парах мчится через мостик или Аллею Влюблённых, терзаясь мыслью о заброшенных обязанностях? Марилла перемыла всю посуду, сурово сжав губы. Затем она вознамерилась забрать свечу со стола в восточной комнатке Энни, чтобы посветить себе в погребе. Когда она зажгла свет, то обнаружила Энни лежащей ничком на кровати среди подушек.

– Боже праведный! – воскликнула Марилла в изумлении. – Вы что, спали, Энни?

– Нет, – раздался приглушённый ответ.

– Тогда, может, вы заболели? – встревожено спросила Марилла, направляясь к кровати.

Энни ещё больше зарылась в подушки, как бы стараясь спрятаться от людских взоров, и ответила слабым голосом:

– Не-е-т! Но, пожалуйста, Марилла, не смотрите на меня! Лучше бы вам уйти! Я – на грани отчаяния… Мне уже и дела нет до того, кто первый ученик в классе и лучше всех пишет сочинения. И мне всё равно, кто поёт в хоре воскресной школы! Это всё – мелочи жизни, так как не могу быть уверенной в том, что вообще куда-нибудь пойду теперь! С моей карьерой покончено, Марилла! Прошу вас, удалитесь! И не смотрите на меня!

– Вы только подумайте! – всплеснула руками Марилла. Ей, конечно, не терпелось узнать, в чём, собственно, было дело. – Энни Ширли, что с вами стряслось? Что вы такое натворили? Поднимайтесь, говорю я вам, и немедленно всё рассказывайте! Сию же минуту! Ну, что случилось?

Энни покорно поднялась с постели.

– Посмотрите на мои волосы, Марилла, – прошептала она. Та приблизила свечу к голове Энни и ахнула:

– Энни, что вы такое сотворили со своими волосами?! Почему они – зелёные?

Да, волосы и впрямь были бронзово-зелёного цвета, с рыжими «перьями» и произвели на Мариллу неизгладимое впечатление. Ничего подобного в своей жизни ей видеть не приходилось…

– Да-а, зелёные, – простонала Энни. – Я-то думала, что ничего хуже рыжих волос и быть не может. О, как я ошибалась! Зелёные – в десять раз хуже! Марилла, я – в шоке!

– Ну и как вы дошли до жизни такой, Энни? – иронично спросила Марилла и добавила: – Спускайтесь в кухню, а то здесь холодно, и расскажите мне всё по порядку. Я давно ждала, что вы выкинете какой-нибудь очередной «номер». Ведь уже два месяца вы не попадали ни в одну «перипетию», так что, я понимаю, – настало время… Итак, что вы сотворили со своими волосами?

– Я их… выкрасила!

– Что?! Выкрасила волосы? Энни, это же просто бред!

– Да, но мне казалось, пусть это и бредовая затея, – зато я избавлюсь от противного рыжего цвета своих волос! Только я попала «из огня да в полымя!»

– Вот именно, – беспощадно заметила Марилла. – Уж если бы я красила свои волосы, то, по крайней мере, в какой-нибудь приличный цвет! Разумеется, не в зелёный.

– Но и я не хотела, чтобы мои волосы стали зелёными! – подавленно сказала Энни. – Я мечтала, чтобы они были, как вороново крыло… Он же мне обещал! Как могла я усомниться в его словах?! Я же знаю, как это неприятно, когда тебе не верят! Мистер Аллан говорит, что изначально нужно доверять людям. Конечно, если убедишься в том, что они говорят неправду, – тогда – другое дело! Сейчас у меня, конечно, есть неоспоримое доказательство – это мои несчастные, зелёные волосы! Но тогда я так верила!

– Да о ком же вы говорите? Кто ввёл вас в заблуждение?

– Да, торговый агент; он был здесь сегодня днём! Я и краску купила у него.

– Энни, сколько раз я говорила, чтобы вы не пускали всех этих итальянцев! Я б и на пушечный выстрел их к дому не подпускала!

– Да, я его и не пускала. Как я могла забыть ваше предупреждение? Просто взяла образцы товаров и, заперев входную дверь, рассматривала их, сидя на лестнице. Кроме того, он не итальянец, а еврей из Германии. С собой он принёс целый ящик всяких интересных штучек. Зарабатывает, чтобы привезти в Англию жену и детей. Так, по крайней мере, он сказал мне. Он с такой теплотой говорил о них, что растрогал меня, в конце концов. Я решила купить у него что-нибудь, чтобы хоть немного помочь! И почти сразу же мне на глаза попалась бутылочка с краской для волос. Разносчик божился, что это прекрасная чёрная краска и совершенно не смываемая. На мгновение я увидела себя с волосами цвета воронова крыла… Искушение оказалось слишком велико! Краска стоила семьдесят пять центов, а у меня оставалось лишь пятьдесят на карманные расходы. Думаю, у разносчика – доброе сердце, так как он сказал, что уступает мне бутылочку за пятьдесят, хотя это и означает, что продаёт он её себе в убыток. Так я её и купила. А потом – быстренько поднялась к себе и, следуя инструкции, нанесла краску старой расчёской себе на волосы. Я использовала всю краску и, когда узрела своё отражение, пришла в ужас. До сих пор никак не отойду!

– На то есть причина, – сухо сказала Марилла. – Вот куда завела вас вся эта суета сует! И, скажите на милость, что теперь делать? Думаю, первым делом нам следует попробовать отмыть всё это безобразие!

Энни с остервенением орудовала щёткой, пытаясь отмыть волосы мыльной водой. Тщетно! С тем же успехом она могла бы отмывать естественный, рыжий цвет своих волос. Краска и не думала сходить! Вот в этом разносчик не обманул.

– Что же делать, Марилла? – в отчаянии спросила Энни. – Разве можно пережить подобное?! Если люди со временем забудут о пироге с болеутолителем и о том, как я напоила Диану, и даже о скандале, который я закатила в присутствии миссис Линд, – то это они не забудут никогда! Они подумают, что я не достойна их уважения! О, Марилла, какие «сети» мы расставляем порой сами для себя и попадаемся в них! Теперь я вижу – это весьма правдивый поэтический образ! А Джоси Пай просто лопнет со смеху, когда увидит меня. Марилла, я, кажется, не смогу показаться ей на глаза… Я – самая несчастная девочка на Принс-Эдвард-Айленде!

Весь этот кошмар продолжался неделю, в течение которой Энни безвылазно сидела дома, как сыч. Каждый день она совершала очередную тщетную попытку отмыть волосы шампунем. Об истинной причине вынужденного затворничества Энни знала лишь Диана. Она поклялась унести эту страшную тайну «с собой в могилу». В конце недели Марилла решительно сказала:

– Энни, напрасны все ваши усилия! Эта краска необыкновенно стойкая. Волосы придётся обрезать! Вы не можете появляться среди людей в таком виде!

У Энни задрожали губы, но она поняла, что иного выхода просто нет. С тяжёлым вздохом она отправилась за ножницами.

– Марилла, пожалуйста, избавьте меня от них как можно быстрее и… унесите их куда-нибудь! О, моё сердце разбито! Какая уж здесь романтика?! Я понимаю, когда волосы сами выпадают от разных заболеваний, или, скажем, девушки продают их, чтобы раздобыть денег на всякие нужды. Это ещё куда ни шло! Но я теряю волосы только из-за того, что по-дурацки их выкрасила! Да, горе своё залью горючими слезами! Близится трагический конец!

Энни плакала не переставая, и позднее, когда Марилла сделала своё неблагодарное дело, девочка взбежала наверх и бросилась к зеркалу. Увидев своё отражение, она просто онемела. Марилла постаралась отхватить ножницами как можно больше обезображенных волос. Новая «стрижка», мягко говоря, не привела Энни в восторг. Всё, что она сделала, это просто повернула зеркало к стене.

– Никогда, никогда не взгляну на своё отражение, пока они вновь не отрастут! – воскликнула девочка. Потом она вдруг повесила зеркало нормально – так, как оно и висело раньше.

– Впрочем, я буду смотреть! Пусть это послужит мне наказанием. Всякий раз, заходя в комнату, я увижу это… чучело в зеркале и подумаю о роковой ошибке, которую совершила в своей жизни! Я даже не пущу в ход своё воображение! И зачем только я напраслину возводила на свои волосы! Они, конечно, слишком рыжие… были! Зато – такие густые, длинные и все в завитушках! Ну, не иначе как что-нибудь должно теперь случиться с моим носом!

Эннина стриженая голова наделала много шуму в школе. К счастью, никто не догадывался об истинной причине метаморфозы, приключившейся с девочкой, даже Джоси Пай. Последняя, правда, от злорадства заявила, что Энни заткнёт за пояс любое огородное пугало…

– Я ничего не ответила ей на это, – грустно сказала девочка Марилле вечером; последняя, лёжа на софе, мужественно боролась с приступом головной боли.

– Видите, я стойко сношу это наказание Господне! Я, конечно, могла бы её уложить на обе лопатки. Но не стала этого делать! Я просто очень выразительно на неё взглянула и… оставила в покое. Когда прощаешь кого-нибудь, – испытываешь огромное облегчение, не правда ли? Так и я стараюсь не сердиться больше на Джоси… Теперь всю энергию попробую сконцентрировать на добрых делах и… не стану снова перекрашивать волосы! Наверное, лучше быть хорошей, чем красивой! Но иногда так сложно следовать тому пути, который уже определён! Мне действительно хочется, Марилла, стать такой же хорошей как вы, миссис Аллан и мисс Стэси! Я мечтаю о том, чтобы вы мной гордились! Кстати, Диана говорит, что когда волосы мои немного отрастут, можно повязать на голову чёрную бархатную ленточку и сделать сбоку бантик. Она считает, что мне пойдёт! Эдакий бархатный ободок! Звучит романтично! Но, кажется, я слишком много болтаю! У вас и без того раскалывается голова!

– Я чувствую себя лучше. А вот днём эта боль была невыносима! Что-то приступы головных болей у меня участились. Надо показаться доктору… Что же касается вашей болтовни, то – на здоровье! Я уже порядком привыкла к ней.

Это означало, что разговор интересовал Мариллу, и она вовсе не хотела его прерывать.