Текст книги "Миф о справедливости"

Глава 10

. П

ещеры

Кэил следовал на восток. Как и раньше, он не знал, куда именно едет. Его вела интуиция. Люди шли далеко впереди него и распространяли весть о его приходе. Когда он приблизился к одному из селений, ему сообщили, что правитель уже ждет его. И действительно, при входе в селение его ждали с распахнутыми воротами. Правитель лично встречал вестника Нового мира.

– Я ждал тебя, мессия! – крикнул он приближавшемуся всаднику в черном балахоне.

Кэил медленно подъехал к нему и снял капюшон. Он посмотрел в довольное лицо правителя, гостеприимно распростершего руки, и в его нервно подрагивавшие глаза.

– Прошу, входи, ты и твои люди! – кричал правитель. – Мы рады тебе! Тут ты найдешь пристанище, а когда отдохнешь после дороги, я хочу лично услышать о «Новом мире», который ты несешь нам. Мой дом в твоем распоряжении, и я приказал подготовить лучшую еду и лучшее ложе для такого дорогого гостя! Отдыхай спокойно, моя стража не пропустит к тебе никого. Теперь ты в безопасности.

Кэил видел желтую дымку, которую источал правитель.

– Я вижу твой страх, – Кэил приблизился к правителю и немного наклонился в его сторону. – И никакие бравады не скроют его. Твой страх заставляет тебя приспосабливаться. Но в Новом мире нет места лжи. Есть те, кто войдет в Новый мир, и те, кто погибнет у его порога. Никто не останется нетронутым.

Глаза правителя расширились, он рухнул на колени перед Кэилом.

– Я хочу измениться, я хочу в «Новый мир», – дрожащим голосом затрепетал он. – Помоги мне наполниться верой!

– Ты можешь пойти с нами, – сказал Кэил, выпрямляясь. – В грядущей войне люди либо наполнятся верой и решимостью, либо погибнут.

– Но я… я же не воин, – затараторил испуганный правитель. – Как же я буду сражаться? Я могу остаться здесь и помогать с организацией и ресурсами. Я могу дать людей. У меня есть войска. Я могу быть очень полезен на своем месте.

– Ты так и не понял, – ответил Кэил. – В этой войне нельзя отсидеться в тылу. Эта война будет в каждом городе, в каждом доме, в каждом человеке. Ты предлагаешь людей и ресурсы, но я уже здесь, а значит, тебе не принадлежит ни то, ни другое. Ты такой же, как и все остальные. У тебя есть только ты сам. И я даю тебе возможность выбирать: ты идешь с нами в надежде обрести Новый мир – или умираешь здесь вместе со старым миром?

– Я… иду… – растерянно проговорил правитель.

– Не в каждом теперь есть вера и решимость, – громко сказал Кэил; толпа вокруг стояла в полной тишине, и его слова разлетались далеко вокруг. – И я не жду от вас слепой веры в мои слова. Вы идете за мной потому, что знаете: пришла пора менять старые порядки. Вы не можете жить так, как раньше, и терпеть несправедливость, созданную веками наследственности. На этом пути мы все изменимся – и живые, и мертвые. Мы встали на него, будучи ремесленниками, воинами, правителями, но войдем в Новый мир как равные люди, осознав, что наибольшее благо для каждого человека – в другом человеке. Но для этого старый мир должен умереть в сердце каждого, и Новый мир воздвигнется на его месте.

Толпа одобрительно зашумела. Кто-то коснулся рукава Кэила. Он обернулся и увидел фигуру в багровом балахоне.

– Мы ждали тебя, – тихо проговорила она.

Кэил почувствовал сильное желание прикоснуться к фигуре. Он повиновался и нежно провел рукой по скрытой под балахоном голове. Женщина в балахоне прикоснулась щекой к его руке, издавая звуки животного удовлетворения, будто мурлыча глухим гортанным басом. Кэил видел, как красная дымка растекается по его руке, – он чувствовал присутствие Тиры.

Женщина в балахоне повела его за собой – его и тысячи людей, следовавших за ними. Кэил прошел по городам, вынесенным за пределы империи, начиная от Золотого города на юге и по всему юго-востоку.

Он начал привыкать к серым дням, сменяющимся темными ночами. Здесь, на востоке, небо было все время затянуто темно-серой пеленой. Солнце редко смотрело на покрытые туманом болота. В такой местности время замедлялось. Сложно было понять, утро сейчас или вечер и сколько дней прошло, все смешалось в густом сером тумане.

Кэил находился в полудреме. Ему снилось, как люди в багровых балахонах бегут по лесу на восток. За ними летят металлические птицы. Они пикируют и разрывают людей, взмывая обратно в небо на тяжелых руках-крыльях.

Среди багровых накидок бежала высокая женщина без одежды, на две головы выше любого вокруг. Ее пышные длинные волосы ярко-красного цвета служили ей балахоном. Большая грудь вздымалась тяжелым дыханием. Она будто была выточена из красного дерева. Ее пылающие красные глаза, ярко-красные волосы и даже кожа источали густую красную дымку.

– Тира?.. – неуверенно прошептал Кэил.

– М-м-м… – меланхолично протянула Тира.

Одна из металлических птиц спикировала прямо в Тиру. Искры разлетелись от ее плеча, в которое ударила птица. Жидкое пламя засочилось из раны. Птицы продолжали атаковать Тиру. Они отрывали от нее куски. Багровые балахоны пытались защитить ее, но тяжелые металлические когти и клювы разрывали мягкую плоть культистов. Тира упала на одном из холмов. Багровые мантии закрывали ее своими телами, а птицы кружили над ней и пикировали, разрывая ее плоть.

Время ускорилось. Птицы улетели. На холме лежали тела багровых балахонов и их предводительницы. Из тела Тиры начало прорастать дерево. Оно становилось все выше и выше. Вскоре к древу начали сходиться люди. Огромная крона, покрытая багровой листвой, защищала их от непогоды, а большие сочные плоды кормили их.

Людей становилось все больше и больше. Они стали носить багровые накидки в честь древа. В честь своей богини они организовывали пиры и оргии у древа, приносили ему жертвы и дары в обмен на защиту и плоды.

Как-то осенью птицы налетели на поселения. Они убивали людей и разрушали идолы Тиры. Мощный удар молнии пронзил огромный ствол. Дерево пылало, издавая глубокий стон из недр земли. Из-под обгоревшей коры сочилась кровь. Кэил стоял вдалеке и смотрел, как огромное красное дерево пылает, а людей разрывают на части металлические птицы.

Ветер смёл видение. Вокруг были болотистые поля, скрытые густым туманом. Кэил повернул голову и увидел женщину в багровой накидке, которая вела его.

– Наша кровь поддерживает в ней жизнь. Она наша мать, мы ее дети, – сказала она, указывая вперед.

Кэил посмотрел в направлении, куда она указала. Огромное высохшее дерево одиноко стояло посреди холмов. Сухие обгоревшие руки его тянулись к небу искривленными пальцами, а мощный ствол был расколот надвое почти до самого основания. И ствол, и ветви его были светло-серого, практически белого цвета, и только уродливый черный шрам рассекал белый ствол пополам.

Кэил направился ближе к дереву. Издалека он не мог оценить его настоящие размеры. Оно было гигантским. Огромные костлявые ветви уходили прямиком в серые облака, теряясь высоко в небе.

У подножия холма он увидел лагерь горвиров. От лагеря к нему медленно шагал Красс. Горвиры хорошо видели в темноте горы, но дневной свет резал им глаза, и они носили очки с затемненными стеклами.

– Ты изменился, – прогудел бас горвира.

Красс пристально осматривал Кэила.

– Не могу сказать то же про тебя, – улыбнулся Кэил. – Как вы забрели сюда?

– Раньше я бы сказал, что меня привела сюда интуиция, – за косматой бородой рассмотреть улыбку горвира было невозможно; о том, что он улыбался, можно было понять только по скосившимся уголкам глаз. – Та же интуиция, которая заставила меня выйти на заснеженные вершины и найти там тебя. Но я все больше склоняюсь к мнению, что даже если это и интуиция, то точно не моя.

– Понимаю, о чем ты, – задумчиво произнес Кэил.

– Только не говори, что ты тоже идешь неведомо куда, следуя каким-то непонятным чувствам. Я-то надеялся, что здесь найду ответы и, когда увидел тебя, – горвир хмыкнул, – думал, что ответы будут у тебя.

– Сюда меня привела она, – Кэил указал пальцем в сторону женщины в багровой накидке, которая стояла рядом. – Но мне, как и тебе, не хватает ответов. После того как я покинул вас, я как будто со стороны наблюдаю за сменяющимися картинками. Не уверен, что полностью управляю собой. Это похоже на течение реки, когда лежишь на воде и она несет тебя. Я смотрю по сторонам, пытаясь уловить происходящее, и с каждым днем все сильнее ощущаю течение, несущее меня вперед.

Горвир провел рукой по пышным усам.

– Ты знал, что к северу отсюда живут аргоры?

– Нет, – неуверенно сказал Кэил.

– Когда меня привели сюда, я знал, зачем я здесь, – сказал Красс; его взгляд был направлен на север, будто он смотрел сквозь сотни километров. – Они слишком близко, чтобы я просто прошел мимо.

– Они ответят за свои грехи, – кивнул Кэил.

– Аргоры владеют магией, которой наделил их отец, – сказал Красс. – Я знаю их крепость – одних нас не хватит. Даже тысячи людей, которые пришли с тобой, не пробьются в крепость аргоров. Она стоит на острове в толще горы, окруженная бездонной пропастью. И от входа в гору, где находятся врата наружу, до крепости лежит лишь один мост над пропастью. Пройти его будет очень сложно, но у меня есть пара идей, как это сделать.

Красс протянул свой молот Кэилу.

– Когда-то, еще до смерти, мы занимались алхимией. Мы изобрели вещество, способное поглощать магию. Доспехи и оружие с вкраплениями такого вещества могли бы уровнять всех: и горвиров, и людей, и даже богов, – Красс указал на капсулу в центре металлического бойка, в которой медленно двигалась черная густая жидкость. – Мы сможем сделать машины, генерирующие туман с вкраплениями этого вещества, это должно заткнуть магию аргоров, но, чтобы сделать их, нам нужен горн и много металла.

Кэил посмотрел на абсолютно черное вещество, которое, казалось, поглощает сам свет.

– Это весь объем, который мы успели сделать, – Красс уронил молот на землю, боек ушел в мягкую почву. – Ты видел бойню, которая была после. За это вещество боги решили уничтожить наш клан. Мы мертвецы, человек, – Красс оперся на рукоять и уставился черными стеклами очков на Кэила. – В ту ночь мы погибли, ведь они убили нашу надежду. Мы просто слоняемся по чужому миру, ожидая своей смерти. И все, что держит нас в живых, – это желание взглянуть отцу в глаза и спросить: за что он отверг нас?

– Мы восстановим справедливость, Красс, – Кэил положил руку на огромное предплечье горвира.

– Это неплохой бонус, человек, – Красс перехватил молот и положил себе на плечо. – Но я хочу впиться собственными голыми руками в его глотку и увидеть, как жизнь покидает его.

– Сначала мы должны восстановить культ, – вмешалась женщина, стоявшая рядом с Кэилом.

– У нас нет времени на твои культы, – презрительно скривился Красс.

– Нечестивый не знает, – она стала уговаривать Кэила, наспех произнося слова. – В нем нет жизни, он не ведает Великой Матери. Он ничего не знает. Мы восстановим культ. Нам надо восстановить культ.

– Посмотри на эту сумасшедшую, – покачал головой Красс. – Ты и правда доверишь ей хоть что-то? Сейчас у нас есть элемент неожиданности и толпа людей, готовых идти за тобой. Мы можем нанести первый удар и сломить аргоров. А добравшись до их наковальни, мы сможем создать оружие, которое поможет тебе в битве с богами. Но надо действовать быстро!

Кэил мысленно метался между двумя вариантами. Он не мог обосновать решение для самого себя и надеялся, что интуиция укажет ему путь.

– Напав на них сейчас, ты объявишь войну богам, – твердо произнесла Тира в сознании Кэила. – Сейчас наше главное оружие – это то, что про нас никто не знает. Пусть так и остается – до той поры, пока мы не будем готовы к этой войне.

Кэил мысленно выдохнул с облегчением.

– Узнай боги о тебе сейчас, они раздавили бы нас всех, словно мошку, – прорезался тихий и хриплый голос Асфи.

– Дай им время подготовиться, – сказала Тира. – Культ должен набраться сил, чтобы поддержать тебя в грядущей войне, и ты сам должен набраться сил.

– Эй, человек! – Красс пощелкал пальцами перед глазами Кэила, который неподвижно стоял и смотрел куда-то вдаль.

Кэил потряс головой и попытался сфокусироваться на горвире.

– Мы должны подождать, Красс, – тихо сказал он.

– Подождать чего? – озлобленно прорычал горвир.

– Культ должен набраться сил, – повторил он слова Тиры.

– Культ? Эти чертовы фанатики в балахонах? Не хочу тебя расстраивать, но бойцы из них посредственные, и, откровенно говоря, не думаю, что пара оргий сделает их лучше.

– Безверный, – прошипела женщина.

– Мы должны ослабить империю, – прохрипела Асфи. – Когда начнется война, боги направят на нас свою армию людей – десятки тысяч воинов. Когда же узнают о тебе, то сами боги присоединятся к битве.

– Сейчас ты должен залечь здесь и дать культу делать свое дело, – мягко проговорила Тира. – Из тех людей, что пришли с тобой, получится много новых служителей культа. Они разойдутся по всей империи. Начнут очищать селения людей. Мы должны дать людям империи возможность принять нашу сторону, а не быть нашими врагами.

– Когда культ Тиры закрепится в империи, они не будут представлять для нас такой угрозы, – вторила ей Асфи. – А ты тем временем должен будешь набраться сил, чтобы противостоять богам.

– Он опять вырубился?! – Красс потряс Кэила за плечо, вырвав его из внутреннего диалога.

– Мы должны ждать, пока культ распространится по всей империи, – монотонно произнес Кэил.

– И как они собираются это сделать? – удивился Красс.

– Мы сделаем все, – женщина стала интенсивно гладить руку Кэила. – Пусть Великая Мать не сомневается в нас. Мы все сделаем. Дай нам время. Защити нас от проклятых птиц, и мы все сделаем.

– Металлические люди-птицы? Ты о них говоришь? – удивился Кэил.

– Они налетают и уничтожают все живое. Проклятая нежить, – она сплюнула в сторону Красса. – Твари Ветреона. Он насылает их, как когда-то наслал, чтобы они убили Великую Мать, и позже, чтобы они уничтожили Древо Жизни. Но мы выжили, и мы восстанем вновь, ибо таков цикл жизни.

– Я видел их, – произнес Кэил. – Они существуют до сих пор? Где?

– Проклятые птицы живут в шести днях ходу отсюда. В сторону тех гор, – она указала пальцем на север, – не доходя до гор, в скалистых утесах. Они ждут воли Ветреона. И не знают, что мы выжили и прячемся в корнях Древа Жизни. Эти птицы думали, что уничтожили Древо Жизни и культ вместе с ним. Но жизнь всегда найдет путь.

– Путь куда? – презрительно хмыкнул Красс. – Вы просто кучка безмозглых сумасбродов, живущих в грязи под засохшим деревом. Вы живы только потому, что до вас никому нет дела. У вас, наверное, даже письменности нет.

– Ты глуп, нечистый, – махнула она рукой на горвира. – Мы передаем знания наших предков из поколения в поколение тысячу лет. И знания эти сохранились живыми. А что останется после тебя? Твои мертвые тексты, которые даже прочитать никто не сможет? А если и прочитает, то наплетет туда своего да понапридумывает. Что ты смог выведать из своей письменности? Ты даже про собственный народ ничего не знаешь. А мы знаем, как ваш отец создал вас из недр скалы, как и проклятых птиц, дабы быть наконечником копья несправедливости новых богов. Они не хотят марать руки о людей и вместо этого насылают свою нежить. Но Великая Мать воспротивилась им. Она видела, во что превратили птиц. В них не было жизни, только воля хозяина. Они с сестрой наделили вас жизнью. И за это новые боги преследовали и убили их. А теперь они преследуют нас, ибо люди должны повиноваться их воле.

Кэил пытался переварить выданную женщиной информацию. Он посмотрел на Красса. Горвир стоял как вкопанный и смотрел перед собой отсутствующим взглядом. Его скулы медленно двигались, а глаза застыли, направленные в землю.

– Красс, – тихо позвал Кэил.

Горвир не ответил.

– Красс, – чуть громче повторил Кэил.

Горвир уставился на Кэила. Он рассеянно подошел и положил большую тяжелую руку на плечо Кэила.

– Не говори ничего моим, – сказал он тихим голосом.

Красс посмотрел в глаза Кэилу. Тот коротко кивнул, и горвир зашагал в сторону своего лагеря.

– Пойдем, – женщина аккуратно потянула Кэила за рукав.

У подножия холма, на котором стояло дерево, Кэил увидел вход в пещеру. Женщина взяла факел и повела его вглубь.

Они спускались по витиеватым тоннелям. Массивные корни кроваво-красного цвета тянулись вдоль стен. Чем ниже они спускались, тем темнее становились корни.

Люди в багровых балахонах проходили мимо, с любовью касаясь Кэила руками и заглядывая ему в глаза. Они чувствовали Тиру. Ему было неприятно, что его касаются и постоянно на него смотрят, в то же время он находил утешение в том, что Тира все-таки существует не только в его голове.

Тоннели уходили глубоко под землю, где у культистов был целый город. Кэил проходил множественные пещеры, в которых собирались люди в багровых накидках. У стен стояли идолы Тиры – большие деревянные статуи женщины с диспропорционально большой грудью и бедрами. Статуи были сделаны из белых ветвей дерева; их оплетали багровые корни.

– Кто управляет всем этим? – спросил Кэил у женщины, ведущей его вниз.

– У нас нет правителя, – весело отвечала она, радуясь самому голосу Кэила. – Мы все равны. Все мы ее дети.

– Да, но кто-то же должен организовывать такое собрание людей. Как это все возникло?

– Мы все слышим ее голос. Он звучит в нас. Мы слышим нашу истинную природу, не оскверненную шумом разума. Наши инстинкты ведут нас сюда, они же подсказывают нам, что делать. Ты тоже слышишь ее голос, хоть шум разума часто и заглушает ее. Она привела тебя к нам, тебя и всех этих людей.

– Следуя инстинктам, вы вырыли целый город в корнях дерева? Воздвигли идолов и разрисовали корни? – скептически спросил Кэил.

– Тебе так трудно в это поверить? – голос женщины был все таким же мягким. – Каждый делает свой небольшой вклад. Мы создаем то, что больше нас самих, что больше нашей отдельной жизни. Мы не осквернены эгоизмом, требующим результата здесь и сейчас. Мы никогда не увидим, как Великое Древо вновь расцветет, но каждый из нас находит утешение, совершая небольшой шаг в направлении этого будущего.

Она прикоснулась рукой к гигантскому корню, из которого состояла вся правая стена тоннеля.

– Нас тянет к этому месту, ведь тут тело Великой Матери, – продолжила женщина. – У нас возникает желание превратить мир в то, что мы видим в наших снах. Мы видим образ Матери – и делаем статуи. Мы рисуем наши сны на корнях и стенах. Мы собираемся в группы и делимся нашими чувствами. Мы не боимся умереть, ведь знаем, что вновь возродимся в ее лоне. Мы ничего не наследуем – на место умершего придет новорожденный и повторит цикл. Наша жизнь в гармонии с природой: мы рождаемся, живем и умираем. Так происходит изо дня в день, из года в год, из жизни в жизнь – вечно.

Они спустились в едва освещенный зал. У одной из стен стоял идол Тиры, а в ногах у идола находился бассейн, наполненный кровью. Темно-багровые корни оплетали идола и спускались в бассейн. В центре комнаты стояла клетка, в которой лежал голый мужчина двадцати лет. Возле клетки сидел человек в багровом балахоне и рисовал что-то на земле. В темноте Кэил различал очертания других людей, сидящих под стенами вблизи корней, которые окружали зал.

– Здесь будет ритуал посвящения, – сказала женщина.

Она взяла Кэила за руку и повела к одной из стен. Она приложила его ладонь к огромному корню на стене.

– Почувствуй биение ее сердца.

Кэил внимательно прислушался к ощущениям в своей руке. Он чувствовал легкую пульсацию в ладони. Была это пульсация его собственного сердца или пульсация корня, определить было сложно. Вдруг он ощутил сильный толчок в руке. Мощная, но медленная волна надавила на его ладонь и передалась в его тело. Она прошла, и снова все затихло. Он продолжал стоять и ждать. Через несколько минут волна прокатилась вновь.

В центре комнаты человек в балахоне, рисовавший на земле возле клетки, встал и закричал. Он начал издавать животные звуки и танцевать вокруг клетки. Сквозь завывания можно было услышать короткие слова, которые он произносил нараспев.

– Пробудись… пробудись от своего сна… от своего сна в клетке разума, зверь…

Он стал бить руками по клетке, и истощенный голый мужчина в клетке приподнялся.

– Пробудись! Вставай и разбей клетку… услышь зов Великой Матери… услышь свою природу, зверь…

Мужчина схватился за прутья, шаман в балахоне замер. Мужчина с силой рванул двери клетки, шаман закричал и запрыгал в танце.

– Спящий пробудился! Великая иллюзия рассеивается!

Шаман полоснул лезвием по веревкам, сдерживавшим клетку, и мужчина с животным криком вырвался наружу. Он бросился к бассейну с кровью у подножия идола Тиры, запрыгнул в него и начал жадно пить. Он выглядел иссушенным долгими днями голода. Шаман прыгал вокруг него и издавал животные крики.

– Как из умершей плоти прорастут цветы, так и все, что умрет, даст дорогу новой жизни. Цикл вечен. И ты вернешься в лоно матери!

Шаман подскочил к мужчине и начал топить его в бассейне. Тот сопротивлялся и пытался вырваться, но шаман силой утопил все его тело в бассейне и сдерживал, не давая освободиться.

– Как первый сын родился у Матери, так и ты возродишься вновь!

Шаман отпустил мужчину, и тот вырвался на поверхность, жадно глотая воздух. Он рухнул на колени перед идолом Тиры. Весь окровавленный, он смотрел на идола из белого дерева, возвышающегося над ним. Мужчина бросился к идолу, свернулся на его руках, будто младенец, и прильнул к груди.

– Он обрел покой, воссоединившись с Матерью, – проговорил шаман тихим голосом. – Он стал един с природой и стал един с миром.

– Но тираническая рука отца оторвала его от Матери! – шаман схватил мужчину за шею и, оторвав от идола, выбросил прочь из бассейна.

– И как первого пробудившегося, так и тебя сильная рука отца отстранила от блаженной груди Матери!

Шаман встал между идолом и мужчиной, который валялся перед бассейном. Мужчина смотрел на шамана взглядом, полным удивления и злости. Шаман выставил руку ладонью к мужчине.

– Он преградил дорогу к единению с Матерью! И многие сыны не смогли пробиться назад к материнской груди! И возникшее в них сознание заперло зверя в клетку! Но Первый пробудил в себе зверя и сокрушил тиранию отца, вернувшись к Матери! Так и ты пробудись! Пробудись, зверь, и преодолей тиранию отца!

Мужчина вскочил и остервенелым взглядом посмотрел на шамана, преграждающего его путь. Он издал неистовый звериный вой. Его тело начало меняться: он превращался в животное. Челюсть увеличилась, зубы стали больше в несколько раз. Руки удлинились, и на длинных пальцах выросли когти. Спина изогнулась, а грудь сплюснулась. Кожа покрылась жесткой шерстью.

Перед шаманом стоял зверь, лишь отдаленно напоминавший человека. Он кинулся на шамана и отбросил его в сторону, словно тряпичную куклу. Шаман рухнул, будто замертво. Зверь рванул к идолу и прижался к ногам Матери. Его руки обмякли.

Спина вновь обрела нормальный изгиб, пропали и все остальные черты зверя. Он вновь был человеком, павшим ниц перед идолом Тиры.

Шаман встал, отряхнулся и начал нараспев кричать посреди комнаты.

– Зверь пробудился! Будто Первый пробудившийся, ты смог освободить зверя, свергнуть тиранию отца и восстановить священную связь с Матерью! Теперь ничто не сможет прервать твою связь с ней, даже смерть. Цикл продолжится. Ты возвратишься в лоно Матери, дабы родиться вновь.

Люди отошли от стен и во главе с шаманом вынесли обмякшего мужчину из бассейна. Они накрыли его багровым балахоном.

– Он прошел инициацию, – сказала женщина Кэилу. – «Старый он» умер, дабы «новый он» родился.

Они вышли из зала и стали подниматься обратно. Перед глазами Кэила все еще стояла картина ритуала.

– Он мог не пройти ритуал? – спросил Кэил у женщины.

– Этот – нет, а другой мог и не пройти.

– И что происходит с теми, кто не прошел ритуал?

– Они остаются узниками своего сознания. Страх побеждает яростное начало, и зверь навсегда остается запертым в клетке сознания.

– Были такие, кто не смог пройти ритуал?

– Были, конечно. Это нелегкий путь, он требует длительной подготовки. Приобщившимся мы передаем знание и частицы крови Великой Матери, чтобы подавить их сознание и облегчить пробуждение зверя.

– А что вы делаете с теми, кто не смог пробудиться?

– Они становятся почвой для новых детей. Их кровь питает корни Великой Матери, а тела питают ее детей.

– Вы поедаете их?!

– Да, – обыденно ответила женщина все с той же улыбкой. – Каждый из нас по мере своих возможностей повторяет путь великого прародителя – Первого пробудившегося. Те, кто не смог вырваться из клетки сознания и страха, выполняют свою роль: они почва, на которой взойдет новое поколение. У всего есть своя роль, и всему есть свое место в мире.

То, что Кэил услышал и увидел, тревожило и пугало его.

– Тира? – нерешительно позвал он.

– Да… – ее мягкий, убаюкивающий голос раздался в глубине его сознания.

– Что это за ритуал? Что здесь происходит?

– Ритуал позволяет человеку освободиться от разума и вернуться к своей истинной природе. Он призван выпустить зверя.

– Что за зверь?

– Внутри каждого человека живет древнее, недоступное сознанию животное начало – зверь. С подачи Ветреона люди стали ограничивать зверя. Они отрицают все, что не могут объяснить. Они излишне полагаются на свою логику и разум и забыли свою истинную природу. За время существования империи им удалось создать клетку разума, в которой они заперли зверя. Но они не понимают, что строят хлипкую плотину на пути мощного древнего потока. Загнанный в клетку зверь становится озлобленным. Иногда он лишь частично просачивается сквозь прутья клетки – в извращенной, искаженной форме. А иногда зверь вырывается наружу, разрушая клетку разума. И тогда он, дорвавшись до воли, начинает рвать и метать все вокруг. Все зло человеческое, вся тирания их и их правителей происходят от попытки зажать зверя в клетке разума. Ветреон указал им путь разума, но не смог уничтожить их животную природу. Так они и застряли где-то посередине, пытаясь своим слабым разумом сковать тысячи лет истории своей природы.

– А культ выпускает этого яростного зверя наружу?

– Культ не просто выпускает зверя, – пояснила Тира. – Он долго готовит человека, медленно разбирая клетку прут за прутом, чтобы зверь вышел наружу и понял, что клетки не осталось и ему ничего не угрожает. Тогда он не упивается своей волей, а осознает свою свободу. Он перестает быть озлобленным и возвращается к своей изначальной естественной форме.

– А те, кто не освободился во время ритуала? – спросил Кэил, вспоминая рассказы женщины из культа.

– Они служат пищей для тех, кто освободился, – спокойно ответила Тира.

Кэил почувствовал, как страх и отвращение подступают к горлу.

– Не бойся моих детей, – мягко сказала Тира. – Они поступают по своей природе. Тебе непривычны их обряды и традиции, но это не порочность, это естественность. Они убивают и поедают не из злости, страха или ненависти, а потому что знают, что смерть не противостоит жизни, а дополняет ее. Ведь ничто не исчезает, а лишь меняет форму.

– Но ведь это насильственное убийство своих же людей, – воспротивился ей Кэил. – Твой культ подводит людей к ритуалу, и тех, кто не справляется, убивают. Что в этом естественного?

– Эти люди идут по пути пробуждения своей истинной природы, это естественно. И те, кто не смог пробудиться, сами не желали бы такой жизни. Они сами пожелали бы погибнуть.

– Ты и твой культ так решили? – вспылил Кэил. – Вы решаете, кому жить, а кому нет? Чем это лучше тирании богов?

– Те, кто не смог пробудиться, сломленные, теряют не только свою истинную природу, но и свой разум, – мягко ответила Тира. – Они продолжают свое существование только потому, что не могут осознать плачевность собственного положения. Будь они пробужденными, они сами захотели бы умереть. Так что культ убивает их из милосердия.

– Может быть, это им самим решать, хотят они жить или нет?

– Они не могут принять адекватное решение сами. Так случается в жизни, и не стоит этого бояться. Например, рождаются дети, которые с самого своего рождения больны и не могут вести полноценную жизнь. Эти дети не знают лучшего. Они живут в агонии и страданиях, искусственно поддерживаемые людьми, которые готовы наказывать себя и ребенка мучительной жизнью, лишь бы ослабить чувство вины. Эти люди пытаются лишить бедных, искалеченных детей даже права на смерть, но природа в своем милосердии не позволяет им выжить. Разве это злость и ненависть? Нет, это естественный ход жизни.

Кэил хотел сказать «не играй в бога, Тира!», но ведь Тира и была богиней, поэтому он ограничился многозначительным молчанием.

– Ты, как и все непробудившиеся, отрицаешь смерть, – продолжила Тира, – потому что настолько зациклен на себе, что боишься потерять то, чего никогда и не было – собственную уникальную личность. Но все, из чего ты состоишь, было и до тебя. Все твои мысли другие люди мыслили до тебя и будут мыслить после. Ты всего лишь точка на кругу жизни, одна из мириад комбинаций вечно существующей материи, которая уже была и еще не раз повторится. Так что именно ты боишься потерять такого, ради чего стоит отрицать смерть?

Кэил молчал. Он не находил, что ответить.

– Пробужденные понимают это, – продолжила Тира, – и потому служат целям, которые больше их самих. Они легко принимают свою и чужую смерть, ведь знают, что родятся вновь, в этом или в другом цикле. Для них главное – пробудить свою природу и помочь пробудиться людям вокруг.

– Откуда они знают все это? – удивленно спросил Кэил. – Как культисты передают твои знания, если у них даже письменности нет?

– Им не нужна письменность, – весело ответила Тира. – Письменность, логика и речи нужны разуму. Мои дети пробуждаются от разума и возвращаются к своей истинной природе. Они говорят: «Не спрашивай, а смотри». Зачем объяснять человеку, что такое дерево, если можно показать ему дерево? Он сам все поймет. Так и люди, которые приходят в культ, – приобщенные – живут среди моих детей, смотрят и учатся. Они интуитивно впитывают саму жизнь культа, а с ней и все его знания, которые передаются веками через ритуалы, обряды и сам образ жизни.