Текст книги "Миф о справедливости"

Глава 7

. П

редгорье

Анкса разбудили рано утром. Он совсем не выспался, голова раскалывалась, ноги и руки ломило. Он с трудом приподнялся, опершись на локти, и осмотрелся. Алроуз сидел в той же позе у костра и смотрел на огонь.

– Поехали, – скомандовал Кан.

Алроуз резко встал и пошел к лошади. Все быстро собрались и сели в седла.

Путь на северо-запад занял две недели.

Чем дальше они продвигались, тем гуще становились леса и тем больше служителей культа бродило среди деревьев. Иногда удавалось остаться незамеченными, порой служители культа видели их и убегали, но пару раз пришлось обнажить клинки.

Горы уже показывали свои снежные шапки из-за верхушек деревьев. Воздух становился приятным, еще не холодным, но уже не горячим, как на юге. Они повсюду встречали служителей культа, но Анкс ощущал себя в безопасности среди новых друзей.

Двоякие чувства у него были лишь по отношению к Кану. С одной стороны, Кан вселял уверенность и ощущение безопасности, но с другой – Анкс совершенно не мог спрогнозировать, что скажет или сделает Кан в следующую секунду, и это вызывало у него большой внутренний дискомфорт и тревогу. К тому же Анкс хотел обладать такой же силой, как Кан, но при этом принимать совершенно другие решения.

Анкс часто видел дневные сны – фантазии, в которые он с удовольствием погружался во время длительных поездок. Он думал о том, как поступал бы, обладая силой. Как спас бы людей в крепости и Скорфа. Как один мог бы победить культ и восстановить справедливость на всем западе. А потом… потом во всей империи!

Эти фантазии были такими реальными, что Анкс мог поверить в них, жить в них, чувствовать в них. Когда он радовался в том, фантастическом мире, то душа его пела и в этом мире, физическом; когда он лил слезы там, и здесь ему на глаза накатывались слезы.

Часто он представлял, как во времена, когда Кан поступал жестоко, он, Анкс, вступался бы за людей и поступал бы справедливо. Таковы были его разногласия с Каном. Он не высказывал их, но часто думал об этом и, встречаясь взглядом с Каном, усиленно пытался выражать свое недовольство невербально. Остальным же Анкс был вполне доволен.

Еще около двух недель им приходилось медленно пробираться сквозь лес, чтобы минимизировать столкновения со служителями культа. К концу второй недели пути лес внезапно закончился. Культисты вырубили лесную чащу до самого подножия гор.

Анкс увидел долину у подножия гор и ощутил, как его глаза расширяются. Он пытался охватить взглядом все поселение культистов, но ему это не удавалось.

Всю долину у подножия, между остатками леса и горами, заполнили лагеря. Это были большие поселения с огромными деревянными бараками, которые выстроились рядами между протоптанными дорогами. Словно муравьи, вокруг копошились люди. Десятки тысяч людей. В северной части селения стояла высокая платформа, а полукругом перед ней – тысячи бревен для сидения. Повсюду виднелись массивные деревянные идолы. Они не были искорежены, как тот идол на западе, и можно было разглядеть выдающиеся черты женщины, изображенной на них.

– Ух, – выдохнул Мил.

Все, как завороженные, смотрели на огромное поселение культистов. Мил перевел вопрошающий взгляд на Кана. Казалось, даже тот был немного удивлен.

– Вот мы и нашли всех пропавших поселенцев, – улыбнулась Бэт.

– Нашли, – кивнул Мил.

– Надо сообщить императору, – сказал Алроуз.

– Надо, – согласился Мил.

– Нам пока нечего ему сообщать, – вмешался Кан. – Наша задача – найти источник распространения чумы. Мы его еще не нашли.

– Очевидно, что источник здесь. – Алроуз явно нервничал. – Они свозят сюда тысячи людей изо всей империи и создают здесь свою армию. Чем быстрее мы сообщим об этом императору, тем лучше. Что еще можно здесь искать?!

– Даже если он пришлет сюда легионы, – Кан повернулся к красному рыцарю и продолжил в своей невозмутимой манере, – что они должны будут сделать? Уничтожить жителей империи, подданных императора? И что дальше, оставить империю без людей? Тогда над кем он будет императором? Над камнями и песком?

Алроуз отвернулся и умолк. Все внимательно смотрели на Кана. Алроуз совершил видимое усилие над собой и продолжил диалог.

– Я предоставлю ему выбор, – язвительно процедил сквозь зубы он. – Тебе, наверное, все равно, что здесь будет дальше, а мне нужен хоть какой-то порядок, и до появления этого культа меня все устраивало.

– Мне не все равно… – начал Кан.

– И еще, – прервал его Алроуз, – мы здесь, – он обвел рукой стоявших вокруг, – бессильны перед тысячами этих фанатиков. Единственное преимущество, которое у нас есть, – это время, и пока мы стоим тут спорим, оно уходит.

Алроуз развернулся и зашагал прочь от остальных, но через несколько шагов замер и снова повернулся к ним.

– Ладно он, – Алроуз кивнул в сторону Кана. – Я еще могу как-то… – он запнулся, подбирая слово, – объяснить себе его решение, но вы-то почему остаетесь здесь? Хотите отдать жизнь за этих безумных фанатиков?

– Никто не собирается отдавать здесь жизнь, – попытался успокоить его Мил, но Алроуз не слушал.

– Я думал, смерть Скорфа хоть чему-то вас научила, – произнес он, – но, похоже… – он на секунду замер, – это была очередная бессмысленная смерть.

– Алроуз! – вспыхнула Бэт.

– Скорф умер как герой, сражаясь за то, во что верил! – закричал разгоряченный Джуг, который быстро перенимал нервозность окружающих и воспринимал ее как собственную.

– Смерть всегда бессмысленна, – Кан посмотрел на Джуга. – Можно придумать смысл жизни и усилием воли следовать ему, но смерть не принадлежит тебе, она результат всей жизни. И да, – Кан перевел взгляд на Алроуза, – он умер, и это единственное, что имеет значение.

Анкс не видел лица красного рыцаря за плотной решеткой шлема, но был уверен, что Алроуз оскалился при словах Кана.

– Вот, – голос Алроуза изменился, стал высоким и резким, и от этого холодок страха пробежал по спине Анкса, – я об этом и говорю. Вы думаете, для него ваши жизни хоть что-то значат? Для него нет своих.

Алроуз посмотрел в глаза Анксу, который тут же их отвел; даже через решетку шлема Анкс чувствовал на себе тяжелый взгляд.

– Пока есть свои, – спокойно посмотрел на красного рыцаря Кан, – будут и чужие. А чем ты или кто-либо здесь лучше любого из людей в лагере?

– Вы пожалеете о том, что остались с ним, – сказал Алроуз. – Это лишь вопрос времени.

Он развернулся и ушел к своей лошади.

– Алроуз, стой! – крикнула Бэт.

– Ты со мной? – обернулся он.

Бэт остановилась и опустила голову. Алроуз повернулся и зашагал прочь.

– Ты позволишь ему так уйти? – накинулась Бэт на Кана.

– Это его выбор, – пожал плечами Кан. – Я уважаю его свободу, независимо от того, согласен я с ним или нет.

Алроуз ускакал на северо-восток. Остальные вернулись в лес, нашли место получше и разбили лагерь. Солнце уже заходило, и они готовились ко сну. Мил и Кан общались недалеко от лагеря. Вернувшись, Мил, как обычно перед сном, сел с Анксом тренировать его в управлении энергией.

– Мил, – остановился Анкс во время упражнения, потому что никак не мог избавиться от этой мысли, – почему Кан так жесток?

– Почему ты так решил? – искренне удивился Мил и неловко улыбнулся.

– Он так разговаривал с Алроузом, и потом, он сказал, что Скорф умер зря.

– Хм-м, не помню, чтобы он сформулировал это именно так. Наверное, он имел в виду, что героизм не в том, чтобы крушить все налево и направо и умереть, потворствуя собственным страстям, а в том, чтобы улучшать жизнь людей вокруг себя каждый день, независимо от обстоятельств собственной жизни.

– Но ведь он хотел спасти этих людей в крепости, – с недоумением посмотрел Анкс на Мила.

– Хотел, – кивнул Мил.

Анкс выжидающе смотрел на него.

– Понимаешь, – продолжил Мил, проведя рукой по бороде, – когда тяжелое перевешивает легкое – это ведь естественно. Так вот, когда сильный тиранит слабого – это тоже естественно. Тебе сложно это принять, и ты апеллируешь к справедливости, но это не вопрос справедливости, это вопрос твоего страха – страха, что этот сильный будет следом тиранить тебя. И если в ответ ты защитишь слабого и накажешь сильного, то система в целом от этого не изменится. Лишь изменив внутренние качества слабого и сильного, можно изменить систему, а это образование, просвещение, воспитание.

– Надо сделать слабого сильным? – спросил Анкс.

– Нет, – улыбнулся Мил, – так ты создашь еще одного тирана. Тирания – естественное состояние для неотесанной, грубой души. И даже тот слабый, которого тиранят у тебя на глазах, находит собственную цель для своей маленькой тирании там, где ты этого не видишь.

– Но там, в крепости, людей убили. Как ты хочешь обучать их, если они мертвы?

– Поэтому нет смысла фокусироваться на отдельных людях, – ответил Мил. – Всех не спасти, но кому-то можно помочь. Кан говорит, что добиться справедливости можно, лишь воспитывая и обучая людей, пока у них не сформируется собственное понимание и ощущение справедливости.

– А почему Алроуз говорил, что для Кана нет своих? Ты же его друг?

– Пожалуй, – улыбнулся Мил, – все, как он и сказал: пока есть свои, будут и чужие. Пока ты привязан к человеку или группе людей, ты будешь ставить их интересы выше интересов остальных, сколько бы их ни было и кем бы они ни были. Но уверен ли ты, что люди, к которым ты привязан, достойны лучшего обращения, нежели остальные? Справедливо ли это? Или ты поступаешь так просто потому, что ожидаешь от них взаимности, ожидаешь, что объединение в тесно связанные группы даст тебе больше шансов выжить? Видишь, в корне этого поведения находится страх. А стоит ли позволять страху управлять твоей жизнью? Думаю, нет.

– Но я не понимаю, почему нельзя привязываться к хорошим людям? – нахмурился Анкс.

– А если человек относится хорошо к тебе и одновременно тиранит сотни других людей, он хороший или нет? – спросил Мил.

Он говорил мягко и спокойно. Анксу нравилось слушать его успокаивающий голос. Он не нашел, что ответить, и отрицательно покачал головой, просто чтобы Мил продолжал говорить.

– Ну вот, – сказал Мил, – хорошим или плохим человек может быть по отношению к тебе, но это не определяет его сущность. И со временем ты поймешь, что люди не хорошие и не плохие, а просто находятся на разных этапах собственного развития. Все зло, которое они творят, – по незнанию и непониманию. Воспитываясь и образовываясь, душа проходит своеобразную эволюцию от тирании к любви. Когда перестают существовать свои и чужие и ты больше не привязан к людям, они все становятся для тебя одинаковыми.

– Они становятся безразличными, – вставил Анкс.

– Нет, – терпеливо возразил Мил. – Окружающие безразличны только для души, которая все время думает о себе самой и отрезана от остального мира. Когда ты поймешь, что каждая душа проходит собственную эволюцию, то научишься уважать свободу других людей, а это и свобода ошибаться, и свобода действовать наперекор тебе, и делать выбор, с которым ты несогласен. Тогда ты сможешь подсказать, когда у тебя спросят, помочь, когда тебя попросят, направить, когда человек будет готов двигаться. Эволюционируя, душа осознает собственную принадлежность к миру. Она отказывается от своей прошлой обособленности и, осознавая себя частью общества, любит людей; осознавая себя частью мира животных, растений и всего живого, она любит все живое; осознавая себя частью космоса, принимает мир таким, каков он есть, и видит волю Провидения.

Анкс потерял нить разговора где-то на середине, перестав воспринимать то, что ему рассказывали, и Мил понял это по его отсутствующему взгляду.

– Мало что значащие слова, как сказал бы Кан, – Мил похлопал Анкса по плечу.

– Мил, – голос Анкса стал по-детски мягким, – а почему Кан никогда ничего не объясняет так подробно, как ты? Почему он говорит отдельные фразы, которые ничего не объясняют?

– Потому что ты ничего не поймешь из его объяснений. Они будут казаться тебе набором ничего не значащих слов. Ты будешь думать, что он уходит от конкретного ответа, – Мил добродушно улыбался. – Словами сложно чему-то научить.

– Почему же? – насупился Анкс. – Когда ты объясняешь мне что-то, я почти все понимаю.

– Дело в том, что слова – это символы, которые предполагают ту или иную интерпретацию реальности. Например, если я скажу слово «стул», то и ты, и я представим какой-то стул. Он может быть разным – у меня одной формы, у тебя другой, но суть самого стула мы с тобой понимаем практически одинаково. Так ведь?

– Так, – недоверчиво кивнул Анкс.

– Это потому, что мы оба видели стулья и нам не надо объяснять, что это такое. А если, например, я произнесу слово «справедливость», что ты представишь?

– Эм… – задумчиво загудел Анкс. – Когда два человека делят что-то поровну, – неуверенно ответил он.

– Ну а если один нуждается в одной трети, а другой – в двух третях, то справедливо ли поделить поровну? – спросил Мил, но продолжил, не дожидаясь ответа: – Я имею в виду, что когда мы говорим о вещах посложнее стула, то и наше представление об этих вещах сильно разнится. А если мы будем понимать разные вещи под одним и тем же словом, то как можно прийти к общим выводам? В таком случае, чтобы что-то тебе объяснить, Кану пришлось бы расшифровывать каждое свое слово, дабы быть уверенным, что ты все понимаешь так же, как он. Это заняло бы все его время. Поэтому он не рассказывает тебе, что такое справедливость, – он показывает тебе это.

– Показывает как?

– Своим примером, – ответил Мил. – Он говорит: «Смотри и учись». Это лучший способ обучения. Иногда он обращает твое внимание на важные моменты короткими фразами. В остальном же ты набираешься опыта, наблюдая за ним. Хороший учитель обучает не словами, а собственным примером. Слова же пригодятся тогда, когда ты наберешься опыта и испытаешь потребность в его осознании.

– И как я пойму, что уже набрался? – спросил Анкс.

– Ты почувствуешь это. Тяжелой горой опыт будет давить на тебя, требуя осмысления. Вот тогда придет время правильных слов. И слова учителя враз обретут для тебя смысл. А без этого, какими бы правильными ни были слова, в твоей голове они не задержатся. Быстро улетучатся, оставив неприятное ощущение чего-то непостижимого и лишнего.

Анкс сидел с задумчивым видом и пытался переварить услышанное. У него было море вопросов, и все они казались ему важными. Он хотел получить точные ответы, указания к конкретным действиям или понятные объяснения, а Мил и тем более Кан говорили какие-то туманные, непонятные, загадочные вещи. После их ответов вопросы не только не исчезали, но еще и обрастали десятками новых, превращаясь в большой неприступный запутанный клубок, который порождал в душе Анкса дискомфорт и лишал его всяческих сил.

– Давай вернемся к тренировкам, – Мил коснулся плеча Анкса, – мы слишком далеко забрались.

Анкс совершал какие-то вялые движения, пытаясь выполнять упражнения с камнями, но мысли его были заняты тем, что он услышал ранее.

– Мил, – выдохнул Анкс, – что-то эти занятия тяжело мне даются.

– Тебе кажется, – ответил Мил, подавая очередной камень, – у тебя хорошо получается.

– Я не могу все время делать одно и то же, постоянно отвлекаюсь, и мои мысли скачут то туда, то сюда.

– Ничего, просто каждый раз возвращай свой разум к тренировкам. Со временем он перестанет блуждать. Рутина есть во всем, но именно она дает результат. Чтобы что-то получалось, необходимо хорошо это отработать. Может, камни – и не твое, – при этих словах Анкс оживленно закивал, – но тебе надо обрести базовые навыки обращения с ними, чтобы понять это.

Анкс повесил нос и продолжил упражняться. Его внимание постоянно блуждало, из-за чего он часто ошибался и был вынужден начинать все с начала. Ему тяжело давались тренировки, и он с завистью смотрел на Джуга, который с энтузиазмом практиковался во владении оружием. Джуг напрашивался потренироваться к Бэт; когда она отказывалась, шел к Хейму; если же и тот был занят, отправлялся к Кану. Даже когда никто не хотел с ним заниматься, он сам возился с мечом или выполнял какие-то упражнения. К ночи он валялся в луже пота, но утром вновь готов был продолжать.

Анкс же не мог сфокусироваться на чем-то одном. Он постоянно мысленно перепрыгивал с одного на другое. Иногда Анкс мог два или три дня упорно заниматься чем-то одним, но затем ему становилось до тошноты противно продолжать делать одно и то же, и он непроизвольно засыпал на середине упражнения.

Вот и сейчас Анкс силился собраться и выполнить упражнения, которых требовал Мил, но никак не мог сфокусироваться. К ним подошла Асфи, и Анкс с облегчением выдохнул.

– Мил, – сказала она, наморщив белые брови, – я буду тебе надоедать, пока ты не обратишь внимание на мою находку. Считаю, это важно.

– Что там? – дружелюбно спросил Мил, не обращая внимания на ее настрой.

Асфи тут же переменилась в лице и снова увлеченно заговорила о своей находке.

– То, что ты раздал нам на западе – это не камень, – начала она и поднесла осколок к Милу, – это смола. Я разбила ее и изучила срезы и пыль. Судя по реакции, это точно древесная смола.

– Смола, говоришь, – Мил начал рассматривать осколок.

– Это значит, – из-за небурной реакции Мила в ее голосе появились нотки раздражения, – что культисты получают порошок из какого-то типа деревьев. Если узнать, что это за деревья, можно будет устранить источник порошка и, следовательно, заразы.

– Точно, – кивнул Мил. – Если понять, как действует порошок, то теоретически можно найти противоядие.

– У меня здесь только полевой набор инструментов, в алхимической лаборатории в столице можно будет узнать намного больше, – довольно сказала Асфи. – А вы что здесь делаете?

– Тренируем Анкса управлять камнями, – ответил Мил.

– Он чувствителен к энергии? – удивилась Асфи.

Мил кивнул. Асфи вытянула правую ладонь, и Анкс почувствовал, как энергия между его ладонями слабеет и устремляется к ней. Асфи резко потянула ладонь к себе, и руки Анкса задрожали, их с силой притянуло друг к другу. Он неловко шлепнул рукой об руку. Асфи засмеялась, и Анкс увидел, какое красивое у нее лицо. Раньше он этого не замечал. Она была либо суровой, либо восторженно-заинтересованной, и оба этих выражения ее лица пугали и отталкивали его. Но сейчас оно так разительно изменилось, что казалось, будто Асфи сняла отталкивающую маску и под ней оказалась милая, добрая и прекрасная девушка.

– Надо сказать Кану, – Мил взял камень и встал, – а ты продолжай тренироваться.

Мил и Асфи ушли к Кану, а Анкс начал с энтузиазмом манипулировать энергией. Он вспоминал, как легко это делала Асфи, и захотел научиться тому же.

Их отряд перемещался по лесу каждые пару дней. Они старались избегать контакта со служителями культа и с людьми, идущими с юга. По ночам Кан и Хейм делали вылазки в лагерь культистов и возвращались под утро.

В один из дней Анкс, Асфи, Джуг и Бэт собирали дрова для костра, когда из-за дерева возникли фигуры в багровых накидках. Они остановились, с недоумением таращась на Анкса и компанию.

– Вы слишком далеко ушли от лагеря, – неуверенно прервал молчание культист.

Анкс обернулся и посмотрел на Бэт. Она напряженно держалась за рукоять своей сабли. Асфи исподлобья смотрела на служителей культа. Культист медленно перевел взгляд с Анкса на Бэт, а затем на ее руку, державшую рукоять.

– Зови остальных! – крикнула Бэт.

Анкс сорвался с места и побежал к лагерю. Культисты рванули за ним. Асфи поднесла ладонь к губам и сдула какой-то порошок прямо в лицо одному из них. Он упал на землю, на его лице застыл ужас. Анкс стремглав несся через лес и спустя несколько минут уже был в лагере.

– Скорее! Там культисты! – закричал он, хватая за руку Мила.

Когда они прибежали, служители культа уже лежали мертвые, а люди, которых они сопровождали, стояли перед Бэт. Кан вышел вперед. Проходя мимо Бэт, он коснулся ее плеча.

– Культисты вели их на север, а теперь они отказываются уходить, – негодовала раскрасневшаяся Бэт.

– Вы свободны, – сказал Кан. – Советую двигаться в сторону столицы, только там остались безопасные земли.

– Свободны от чего? – дерзко спросил один из незнакомцев. – От твоей императорской власти? А ты не думал, наемник, что мы не хотим жить, как раньше?!

– Что мы получили от империи? – поддержал его еще один мужчина. – Нахлебников, которые забирают у нас урожай каждый год не пойми почему?!

– Будучи частью империи, вы получаете защиту императора, – спокойно ответил Кан, – вы защищены от войны и набегов.

– Нас грабит сам… – мужчина с опаской обернулся и посмотрел в небо, – те, кого император назначил управлять нашими землями. Может, сам император и защищает нас, но наместники, которые сидят на наших землях, грабят нас хуже любых разбойников.

– Эти люди, – один из мужчин указал на мертвых служителей культа, – пытались нам помочь. Они хотели вернуть нам власть над нашей жизнью. Мы желаем иметь то, что заработали тяжелым трудом.

– Они будут использовать вас как пешек в собственной войне, – сказал Мил. – Сейчас вам запудрили мозги, а спустя время вас бросят против имперских легионов.

– Никто не говорил о войне, – растерянно возразил мужчина.

– О войне никогда не говорят, пока вы не оказываетесь втянутыми в нее, – ответил Хейм. – А на что вы рассчитывали? Зачем тысячи таких, как вы, собирают здесь?

– Даже если так, – с вызовом шагнула вперед одна из женщин в группе, – лучше умереть за себя, чем за императора, которого я даже никогда не видела. Они обещают вернуть все, как было раньше, до всяких империй, обещают, что мы заживем так, как жили наши предки, в гармонии с природой. Они помогут нам раскрыть свой внутренний потенциал и быть частью чего-то большего.

– Это набор слов, за которыми очень мало смысла, – сказал Кан. – Если вы останетесь с ними, то единственное, что вас ждет, – это страдания и смерть.

– Это наше решение, а не твое, наемник, – ответил мужчина и попытался пройти мимо Кана.

– Оно стало моим, когда вы пришли сюда, – Кан быстро выхватил один из клинков и перерезал мужчине горло.

Люди закричали и пустились наутек. Один мужчина упал на колени и закрыл лицо руками. Мил, Хейм и Бэт бросились вслед за убегающими. Анкс стоял и смотрел, не веря своим глазам. Он с ужасом наблюдал, как Джуг бежит за одним из мужчин, догоняет его, валит с ног и без доли сомнений вонзает меч ему в живот. Асфи остановилась рядом с незнакомцем, который стоял на коленях, и медленным движением перерезала ему глотку. У Анкса закружилась голова, он плохо понимал, что происходит вокруг. Мир будто сошел с ума.

Через несколько минут Кан вернулся. Он спокойно вытирал окровавленный клинок о кусок одежды одного из убитых. Они убили всех людей из группы и как ни в чем не бывало спокойно возвращались. Кан прошел мимо Анкса, не удостоив того даже взгляда.

– Надо переместить лагерь на северо-восток, – сказал Кан. – Они найдут трупы и начнут искать нас.

Когда они вернулись в лагерь и начали собираться, Анкс набросился на Мила.

– Что это было? – раздраженно спросил он.

– Если бы мы не убили их, они выдали бы нас остальным и все наше задание провалилось бы, не говоря уже о том, что нас убили бы, – буднично ответил Мил.

– Но это же не повод вырезать десяток безоружных людей! – Анкс пылал гневом.

Мил непонимающе посмотрел на него.

– Ты теряешь общий план, погружаясь в детали, – сказал он.

– Вы без раздумий убили группу людей, а еще несколько дней назад Кан говорил о том, что необходимо сохранить жизни жителей империи, иначе это будет империя камней! – Анкс в негодовании ударил кулаком по дереву.

– Он дал им шанс вернуться в империю, но их головы были слишком задурманены. Как устранить этот дурман, мы пока не знаем, поэтому пришлось принять такое решение.

– И вместо того, чтобы подумать, что делать, вы просто убили их, – иронично произнес Анкс.

– Если ты будешь думать в опасных ситуациях, тебя надолго не хватит, – с легким раздражением сказал Мил. – Думать надо в спокойной обстановке, и думать хорошо, чтобы в критических ситуациях иметь решимость действовать быстро и не сомневаться.

Анкс хотел было возразить, но Мил развернулся и ушел.

Анкс собирал вещи и думал о том, что не может доверять ни Кану, ни, хуже того, Милу. Если для них человеческая жизнь ничего не стоит и они могут сказать одно, а сделать совершенно другое, то и его жизнь не имеет для них никакого значения. Они, наверное, держат его только для того, чтобы он не достался культу. Просто используют его. И чем тогда они лучше культистов?

Анкс злился на Мила и прокручивал в голове их разговор. Он выбирал, что мог бы сказать, думал над тем, что мог бы возразить, и, главное, как поступать дальше. Но больше всего его заботило то, что Джуг, человек, которому он доверял больше, чем другим, так легко последовал за Каном. Что это означало для него, Анкса? Теперь он один?

Продираться сквозь лес было тяжело, они двигались медленно. Повсюду шастали служители культа. Приходилось обходить их, пережидать, пока те пройдут, и избегать любым другим способом. Солнце медленно пряталось за кронами высоких деревьев, когда, переждав очередную группу оживленно галдящих культистов, они выбрались на окраину леса, с восточной стороны лагеря культа. Кусты рядом зашуршали, все напряженно посмотрели туда, схватившись за оружие. Из кустов выскочил красный рыцарь.

– Вот вы где! – весело крикнул он.

– Алроуз! – Лицо Бэт растянулось в улыбке, она бросилась к нему, но через несколько шагов остановилась и взяла себя в руки. – Что ты тут делаешь?

– Ты где был? – нахмурился Мил.

Они с Каном подошли вплотную к Алроузу. Ни Кан, ни Мил не разделяли радости Бэт от возвращения Алроуза. Они нависли над ним. Красный рыцарь при их приближении не шелохнулся и продолжал весело говорить.

– Я ушел на северо-восток, чтобы выйти на тракт, пройти до середины гор и свернуть по тракту на юг к столице. Там тысячи культистов! – Он повысил голос и развел руки, пытаясь изобразить необъятное. – Они, словно река, потоком текут на восток.

– На восток? – переспросил Мил.

– Да! Я доехал до поворота на столицу, а они шли дальше вдоль гор на восток.

– Почему ты вернулся? – спросил Кан.

– Они все уходят отсюда! – возбужденно жестикулировал Алроуз. – Нет смысла здесь оставаться! Надо проследить, куда они идут. Это место, – он указал на лагерь культа, – просто перевалочный пункт.

Кан кивнул, Мил вопросительно посмотрел на него.

– Они начнут искать нас, когда найдут трупы. Все, что надо было, мы узнали. Пора уходить отсюда, – сказал Кан Милу.

– Давно пора! – кивнул Алроуз.

– Сегодня вечером попробуем убить главного в этом лагере и сразу уезжаем в столицу, – подытожил Кан.

– Когда выходим? – решительно спросил Мил.

– Пойдем я и Хейм, – ответил Кан. Мил секунду удивленно смотрел на него, но затем кивнул, – а вы будьте готовы уходить, как только мы вернемся. Поедем по северному тракту. Алроуз, поведешь.

– Да, конечно, – Алроуз закивал. – Когда я ехал, культисты не обращали на меня внимания. Проехать будет просто.

Они не разбивали лагерь и не разжигали костер. Просто сидели в кругу. Кан и Хейм рассказывали Алроузу, что они видели в лагере культа.

– Люди все еще приходят с юга, – сказал Хейм. – В лагере их кормят и поят, дают им этот порошок. Каждый вечер они собираются на площади, и главный в этом лагере проповедует. Им внушают, что все их проблемы оттого, что они слишком полагаются на разум и оторваны от природы. Людям обещают, что ритуалы, которые они проводят, вернут их к истинной форме и единству с природой. Они говорят о посвящении и тайном знании, которое позволяет вернуться к «Великой Матери». За это время мы видели несколько ритуалов, похожих на те, которые проводили в городе на западе. Их надолго запирают в клетки, затем выпускают, и они бегут к идолу, а там жрец ударом отбрасывает человека назад, и тот превращается в оборотня. Но таких изуродованных тварей, как на западе, здесь мало. Они полностью превращаются в оборотней и добираются до идола, а рядом с ним вновь становятся людьми.

– Если их лидер здесь, зачем они идут на восток? – задумчиво спросил Алроуз.

– Им внушают, что надо искать какого-то «Пожирателя Душ» на востоке, – сказал Кан.

– Весь этот культ – еще полбеды, – кивнул Хейм. – Если бы они лишь промывали мозги всякой «природой», было бы просто плохо, но им рассказывают сказку о том, что придет некий «Пожиратель Душ», благословенный «Великой Матерью» на то, чтобы разрушить все стены. Он сокрушит все империи, свергнет всех правителей и уничтожит богов. Сказка сказкой, – Хейм недовольно покачал головой, – только у них уже есть армия, и крестьян они «просвещают тайным знанием», превращая их в оборотней. И похоже, что не ради мира во всем мире.

– Как и ожидалось, у них свое видение мира, и мы с нашей империей туда не входим, – сказал Кан.

– А чем так плох их мир? – закинул Анкс.

– Будем собираться, – сказал Кан и встал.

Вопрос Анкса утонул в тишине. Кан достал две багровые накидки служителей культа, которые снял с трупов. Они с Хеймом надели их и ушли в сторону лагеря, где тусклые огни факелов тянулись к площади. Ночь была темная, луна редко выглядывала из-за облаков, и вскоре две багровые накидки исчезли в темноте долины.

– Мы должны быть готовы выступить в любой момент, – сказал Мил. – Подготовьте лошадей и приготовьтесь сами.

Кан и Хейм пробирались через долину и вскоре достигли лагеря. Они скользили в тенях больших длинных деревянных бараков. Все культисты собрались на площади, откуда доносился голос проповедника. Кан шел первым. Он быстро перебегал от дома к дому, пока они не оказались рядом с площадью.

– …во имя Великой Матери! – завершил проповедник.

Люди потекли от площади к баракам. Они весело и дружелюбно общались, аккуратно передвигаясь в толпе, чтобы не задеть друг друга. Дождавшись удобного момента, Кан и Хейм влились в проходящую толпу и медленно направились к дому проповедника, который находился сразу за площадью.

В лагере использовали мало факелов, и было темно. Кан с трудом мог различить фигуру проповедника, который шел к своему дому. За ним следовали четыре человека.

Кан и Хейм остановились у двери, за которой исчезли проповедник и сопровождающие его культисты. Кан аккуратно проверил дверь – она была не заперта. Он обошел дом и заглянул в окно. Внутри горела одинокая тусклая свеча. Вокруг проповедника собрались четыре изуродованные твари. Он медленно втирал какую-то мазь в покалеченную часть тела одной из них. Остальные стояли рядом и ждали.

Кан вернулся к двери, где остался Хейм.

– Уберешь тварь, закрывающую проповедника, а я разберусь с ним, – прошептал Кан.

Как только Хейм кивнул, Кан влетел в дверь и рванул к проповеднику. Из-за спины Кана вылетело копье, которое вонзилось в спину твари. Она изогнулась и повисла на руках у проповедника. Еще доля секунды – лезвие, брошенное Каном, вонзилось в горло проповедника. Захлебываясь, он судорожно шевелил губами, затем рухнул на пол.