Текст книги "Вера"

– Как там дружина бравая? – вдруг спросил Чедвик, укладывающегося на мешки Дироля. Видно, маг и правда сильно устал.

– Кое-как… – пробурчал тот в ответ.

– Ну… Решили вопросы с мятежниками? – не унимался Чедвик.

– Да вроде бы… Выложили кучу золота да платины – стражи Господни успокоились. Глупые создания. На кой им эти кругляшки, если рены всех без жалости порежут, не пойму.

– А ты-то чего здесь?

– Я-то? – отозвался старик и со злостью поглядел на Чедвика. – А куда мне податься, Чед? Я, вона, бежал из разрушенной Академии на север, тут укрылся в нашей мелкой общине вольных, немного устроился, даже хату приобрёл. Здесь мой дом. Куда мне теперь? Уйти на запад невозможно, на юг тоже – там рены, а среди них много моих недругов. Податься на восток – там Нейтралз. И среди них есть кое-кто, мечтающий мне обрезать старые уши. Нет, Чед. Здесь мой дом, и я, наверное, сгину вместе с ним. А вот чего ты здесь забыл? Бежал бы ко всем чертям из умирающего города. У тебя есть связи и в Бангвиле, и в Санпуле.

Чедвик в задумчивости почесал затылок.

– Не знаю, Дироль. Просто хочу поучаствовать в чём-то великом, что ли…

– Великом? – от удивления маг поперхнулся. – Какое, к дьяволу, великое, Чед? Сдохнуть, как зарезанная свинья в общей вакханалии безумия? Это великое? Война – это самая огромная глупость, какая существует в нашем сумасшедшем мире. Вольным я стал только от нужды, и убивал всяких зверушек тоже от нужды, чтобы была какая-никакая снедь поутру. Паршивая Война Трёх Кланов лишила меня всего счастья в этой жизни, счастья познавать! А эта война лишит главного дара – жизни. Великое лишь в созидании, дорогой мой, только в нём. Разрушение хоть и есть вторая половина любого бытия, ну в ней – только утилитарное значение, знаешь ли.

– Ты терминами не кидайся, – посмеялся Чедвик. – Меня обучали вольные, и были слегка скупы на научные словечки.

– Да иди к чёрту, – махнул рукой Дироль. – Я хочу тебе сказать одно: зверюги мы, люди, паршивые зверюги. Не более. Вся наша вера в свою неповторимость – пустой звук. Животные! И играет в тебе не желание великого, а инстинкт зверя, которому требуется больше крови. Я бы совершенно не удивился, если бы в отсутствие этой дурной войны ты сначала затеял какую-нибудь заварушку между общинами вольных, а потом организовал банду головорезов и пошёл крошить кого-нибудь на север.

– Я бы попросил! – грозно рявкнул Чедвик. – Следи за языком, старик! Пускай ты смотришь на мир через тёмное стекло, но я, быть может, неисправимый романтик, и хочу жизнь отдать за чужое счастье! Вон, погляди на девушку с ребёнком, разве не достойны они лучшего?

Дироль внимательно посмотрел в глаза Чедвику и бессильно помотал головой.

– Я не понимаю тебя, Чед. Ты видал всякое, блуждая по опасным дорожкам, вершил тёмные делишки, богател и набирался иного счастья, не считаясь с чужими интересами. А теперь – великое! Чужие жизни! Достойны лучшего! – Дироль сплюнул. – С жиру ты бесишься, молодой осёл. Найди себе бабу, может, поумнеешь. Видно, не для кого тебе тепло в хату нести, вот и чужим добро своё хочешь раздавать. Лучше вали отсюда со всем богатством, да организуй чего-нибудь нужное людям. Хотя бы детишек бездомных приюти и обучи всему, что знаешь сам. Вот кому точно сделаешь добро. А здесь ты только смерть найдёшь: город обречён.

Старик отвернулся, что-то сердито бормоча. Чедвик хотел в сердцах двинуть кованым сапогом наглому магу по голове, но его что-то остановило. Совесть, наверное. Старик был далеко не дураком, и знал, что говорил. Шипстоун не удержать. Враг ворвётся сюда, и по военному закону изрубит в лохмотья всех, кто окажется на пути. Вряд ли здесь станут щадить кого-либо. Ренессансу нужна добыча, а не полчища несчастных бродяг. Защитить их никто не сможет. Войск у Святой Инквизиции почти нет. Поток возвращавшихся воинов истёк уже к ночи. Дай бог, если набралось полторы тысячи обученных вояк. А у Ренессанса все шесть тысяч мечей. Хотя ещё стоят стены, но очень вряд ли… Очень вряд ли. Большой Огонь без поддержки опытных мастеров земли, которых, кстати, тоже мало, разорвёт в клочья укрепления. Значит, не судьба. Но бежать отсюда Чедвик не будет. Не сможет, нет. Он сделает всё, что в его силах, дабы оградить от несчастий всех мирян. А если суждено получить болт в голову, то уж судьба. Да и вообще он стал большим фаталистом в последнее время. Судьба сама рассудит.

– А где Мерлон? – вдруг спросил Дироль.

– А чёрт его знает. Я его видел только после Собора. Он куда-то молча отправился и ничего не сказал.

– Надеюсь, он вернётся раньше, чем рены нагрянут. Надо хоть сообщить ему где мы размещены по диспозиции. Кстати, прямо над воротами, – сказал маг.

– Хорошо. В самом смаке будем, – усмехнулся Чедвик.

– Ага, – невнятно пробормотал старый маг. – Я договорился с оружейником, выдаст нам добротные щиты. Если не зевать, болты нам не страшны.

– Ха! Так чаще всего и гибнут от того, что не успевают усмотреть всё сразу, – вновь рассмеялся Чедвик. Он определённо пребывал в повышенном состоянии духа.

– Слушай, а как наш Мерлон выжить умудрился? Такая рана… – озадачено произнёс Дироль.

Чедвик пожал плечами.

– Я не знаю, в то время находился в беспамятстве. Может, семейное наследие?

– Семейное? – изумился маг. – Хотя да, я что-то не подумал. Семейное… Однако. Если вернётся, хочу с ним поговорить. Уж очень интересно.

– Старые привычки? – улыбнулся Чедвик и дружелюбно хлопнул старика по сухому плечу. – Хотя не думаю, что он пойдёт на контакт. Какой-то он хмурый и неразговорчивый совсем.

– Вот и я заметил. Не нравится мне это. Иметь за спиной такое прошлое… наводит на всякие мысли.

– Согласен. Хотя, собственно, Бог с ним. Хочу немного поспать, – проговорил Чедвик и отвернулся в сторону. Прошло всего несколько минут, и он погрузился в сон. Тяжёлый день впереди.

* * *

Едкий запах дыма, витавший над всем Шипстоуном, неприятно щекотал нос. Жгли всякую дрянь, и от неё жутко воняло. Впрочем, хоть что-то. Ведь ничтожным необходимо удовлетворять свои потребности.

Мерлон распластался на крыше одной из пристроек во внутреннем дворе трактирщика Гро и терпеливо ждал свою жертву. Тёмная ночь давала хорошую защиту на фоне почерневших от времени досок крыши небольшого сарая. Незамысловатый дворик, похожий на неестественную плешь в чернеющей массе зданий, обступивших маленький кусок земли, закрыт от посторонних глаз. Прекрасное место для свершения дела. Воротила темных дел должен, нет, просто обязан, вскоре появится здесь.

А зачем ему Гро? Да так, для лишнего азарта. И, кстати, не с пьяной головы. Хмель почти рукой сняло после стычки с Бладмуром. Чем больше мёртвых врагов – тем больше сила! Это он уяснил хорошо. Зря, конечно, упустил асассина, однако это лишь к лучшему. Пускай рены думают, что их план свершится. Но! Им придётся немножко разочароваться в этом. Нельзя сдавать им партию так просто.

Мерлон тяжело усмехнулся и на миг оторопел. Смешок, вылетевший из его глотки, никак не мог принадлежать ему! Этот звук был больше похож на эхо в металлических трубах, чем на голос человека. Хотя, спустя секунду Мерлон мысленно махнул на это рукой: многое перестало удивлять его. Видения и совместные с ними приступы безумства рождались совершенно хаотично, никогда не предупреждая о своём начале и тем более не давая намёков на своё значение. Всевозможные картины, одна страшнее другой. Кровь, смерть, непонятные реплики всевозможных тварей. Иной раз какой-то странный голос на старинном языке начинал нашёптывать какую-то мерзость, от чего хотелось крушить всё вокруг. Уничтожать. Жечь. Рвать на части. В момент таких приступов Мерлон пытался скрыться в темных углах. Но не всегда получалось в безлюдных. Например, по пути из трактира к нему пристал один карманник. Бедняга. Не его день был. В стеклянных глазах испуг так и не успел отразиться.

Мерлон пытался бороться с этим. Пытался воззвать к тому странному собеседнику, которого слышал в последний раз перед принятием проклятой дряни. Но тот молчал. В ответ возникали видения ещё ужаснее обычных, ослепляя сознание. В такие моменты хотелось упасть на землю и скрести землю руками. Но то была лишь маленькая толика бед.

С его естеством, изначальной сутью… с его личностью происходило что-то непонятное… будто что-то инородное въедалось в кожу… органы, мозг…

Мерлон за прошедшие несколько часов осознал множество вновь приобретённых способностей, которые ранее за собой никогда не замечал. Например, он стал чрезвычайно ловким и подвижным, чего особенно ему, как магу, ранее и не требовалось. Заметил это Мерлон, когда изворачивался, словно бескостная змея, избегая падающих камней во время взрыва белой башни алхимика. Сложилось впечатление, что его тело в тот момент действовало отдельно от него, стараясь спасти свою земную оболочку. Кроме того, кожа огрубела и стала менее восприимчива к боли и повреждениям. Мерлон чуть с ума не сошёл, когда, случайно полоснув себя по руке кинжалом, не увидел раны и не почувствовал боли. А лезвие-то скользнуло будь здоров! Кровь должна была течь без остановки. Но самое интересное и самое удивительное связано с его магическими способностями. Когда в одном из темных уголков на него нахлынул очередной приступ злости и ненависти, он по рефлексу выставил впереди руку, и ни с того ни с сего возжелал немедленного огня. Телега, стоявшая впереди него, сгорела дотла за считанные секунды. После этого Мерлон опробовал пару пассов с простыми заклятиями огненной стрелы и шара, и они получились у него без всякого порошка и произнесения формул. Поразительно, такие изменения всего за полдня! Что же дальше? От этой мысли у Мерлона холодела спина, покрываясь мелкой дрожью. Он словно чувствовал, как его медленно пожирает какая-то сила. Но что с этим делать, он не знал. Однако точно мог сказать, что это лишь начало.

Кстати, а что он делал в башне алхимика? Мерлон задумчиво провёл пальцами по губам, стараясь припомнить суть тех событий, но ничего в голову не пришло. Интересно, тело научилось действовать отдельно от разума?!

Внезапно скрипнула дверь. Мерлон напрягся и медленно повернул голову в ту сторону, откуда донёсся звук. На пороге стоял большой тучный человек и что-то вполголоса говорил невидимому собеседнику. В нос Мерлону резко ударил запах пота и дешёвого вина. Ещё одна вновь приобретённая особенность: обострились все чувства, начиная со слуха и заканчивая зрением. Несмотря на тьму, Мерлон видел всё происходящее.

– Я тебе сколько раз говорил не пить за работой, негодяй? – причитал большой человек, видимо, сам Гро.

– Какай работа, хозяин?! – донёсся писклявый голос. – Нод не пьёт! Нод лечится!

Послышался звук глухого удара и чей-то визг.

– Я тебе дам, лечится! – рявкнул Гро. – Зараза! Скотина! Я тебя сейчас этими руками задушу, мразь!

– Хозяин, хозяин! Прошу! Отпустите! Нод хороший! Он любит хозяина! Нод предан хозяину! Нод просто глупый! Не губите, хозяин! – просил противный голос.

Деревянный пол затрещал от удара упавшего на него тела.

– Живи, горбатый гад! – прорычал Гро, выходя во двор. – Вставай, дам тебе, дураку, задание.

Гро вышел во внутренний двор, и Мерлон злорадно улыбнулся: трактирщик – тот самый. Но его собеседник…

Кряхтя и ругаясь, существо, называющее себя Нодом, вышло вслед за Гро во двор и уселось рядом с ним на землю. Благодаря обострённому зрению Мерлон отчётливо видел росший на плечах горб, сросшуюся с шеей голову, длинные, словно верёвки, руки, и маленькие скрюченные ножки. Гоншон, тварь древнего мира. Происхождение ему подобных неизвестно до сих пор, однако все маги, начиная с самых школяров, знают о безумной магической силе гоншонов и обходят уродцев за километры. Бывали случаи, когда парочка гоншонов выжигала деревни и рушила укрепления замков, причём играючи, не напрягаясь особенно. Однако главный недостаток этих существ – отсутствие здравого рассудка. Согласно немногим записям наблюдений, гоншоны ведут себя примерно на уровне человеческих детей. Ползают по всему миру, совершенно не заботясь о возможных опасностях, суют нос куда вздумается – от винного погреба до склада алхимика, вновь найденные предметы окружающего мира тщательно изучают, пробуя и на зуб и на силу. Никаких общин, никаких племён – совершенно бесцельное скитание по миру. То, как они поведут себя в той или иной ситуации, предсказать невозможно. Гоншон может пройти в метре от любого постороннего и не обратить на него внимания или без всякой причины ударить молнией за десятки метров. Но такого, чтобы гоншон служил человеку, в памяти не было, какой бы дырявой она ни была. Не прост, ох, не прост трактирщик Гро.

– Отправляйся к западным воротам и затми разум тамошним стражам. По утру Ренессанс подойдёт к стенам – ворота должны быть открыты, – проговорил Гро.

– Да, хозяин, – Мерлону показалось, будто гоншон произнёс последнее слово чуть ли не с обожанием.

– Хорошо. Есть вопросы? – сухо бросил трактирщик.

– Да, хозяин. Нод знать хочет, что за человек сегодня чуть не погубил рена в трактире? Нод почувствовал опасность…

– Опасность? – изумился Гро.

– Нод не умеет ошибаться, – обиженно проговорил гоншон.

– Верю… – тихо сказал трактирщик.

Мерлон нахмурился. Не о нём ли случайно говорят эти двое?

– Что я могу сказать… Знаю я его. Бродяга этот всю свою сознательную жизнь провёл среди людей удачи, людей одного дня. Как мне известно, последние пять лет зарабатывал вольной охотой, правда, товар у него всегда был второсортным, дешёвым… Живёт в долгах, ни десятка золота за душой не имеет. В общем, оборванец, не более…

– И всё, хозяин? – недоверчиво спросил Нод.

– Нет, – резко ответил Гро. – За его спиной тёмное прошлое. А точнее, за его родственниками. Семейка у него натворила в своё время дел, доведших всех старших и их прямых потомков до костра инквизиции. Нет, они не были связаны с Орденом Тьмы. Их секта куда древнее, и преследует совершенно иные цели. Семья Брат’свей, его семья, организовала в Шипстоуне одно из гнёзд. Кто-то предал их, и святые отцы сработали быстро и чисто. Однако этого оставили. Причина мне неизвестна, впрочем, я не интересовался особенно этой историей.

Мерлон чуть не присвистнул от удивления. Ничего себе история. Так-так, а случайно ли проклятая колба попала ему в руки? Прошлого Мерлон не помнил: события такой давности пришлись на беспамятство раннего детства.

– Он опасен, – повторил Нод.

– С чего ты взял?

– Я почувствовал нечто чуждое. И очень близко… Очень близко!

– Что? – изумился Гро, и в тот же миг захлебнулся своей кровью.

Верный нож, брошенный Мерлоном с крыши, рассёк трактирщику горло и послушно вернулся в ладонь. Изумлённый Гро схватился за рану, и, хрипя, повалился на землю, брызгая в разные стороны алой кровью. Нод взвизгнул и проворно вскочил на ноги, скребя длинными руками землю. Мерлон только замахнулся для второго броска, как проклятый гоншон безошибочно развернулся в его сторону и встретился с ним взором. Такого безумного взгляда Мерлон не видел никогда. Маленькие поросячьи глазки пылали ярким синим пламенем, источая пар. В этих ужасных глазах была заточена дикая, страшная боль, которая сейчас вливалась силой в жилы уродливого гоншона.

– Ты! – проревел Нод, направив указательный палец в сторону выпрямившегося на крыше Мерлона.

– Да я, а что? – съехидничал маг, не отводя взора. Он чувствовал, что гоншон прикладывал огромные силы, чтобы загипнотизировать его, но дарованные способности полностью блокировали атаку.

– Ты! Ты убил хозяина! – проревел гоншон.

– Ага, – улыбаясь, бросил Мерлон и рассмеялся. В груди пылал огонь ненависти и желания уничтожений.

– Ах ты… Нет! Ты умрёшь! – воскликнул гоншон, и, сделав еле заметный взмах руки, направил сгусток силы прямо в Мерлона.

Маг не шелохнулся. Направленная в него сила просто исчезла, не долетев нескольких сантиметров.

– Глупец, – усмехнулся он. – Гори огнём, тварь!

Нод не успел взвизгнуть, прежде чем истлел в прах.

Мерлон спокойно спрыгнул с крыши, не переставая улыбаться, и подошёл к корчившемуся на земле Гро. Трактирщик лежал в луже собственной крови, тщетно стараясь зажать рану.

– Пускай со мной и происходит всякая дрянь, но покамест я сохранил рассудок, знамён менять не буду. По крайней мере, до утра, – проговорил Мерлон и рывком всадил кинжал в висок Гро. – И только потому, что мне это нравится.

В ту ночь «Приют Отшельника» сгорел дотла.

* * *

Маленький отряд из трёх эльфов и мага быстрым шагом продвигался в тягучей темноте Мёртвых земель. Освещать огнями путь они не стали, ограничившись магическим зрением, позволявшим отчётливо видеть в непроглядной тьме. Магия чем-то схожая с невидимым для других личным светом, но куда более удобная и практичная. Во всяком случае, в подземном мире, а именно туда они сейчас и направляются, считанные секунды решают всё.

Не прошло и получаса, как отряд добрался до невысокой пологой скалы с чернеющим входом в пещеры. Дошли они без лишних проблем. Всевозможные твари не посмели тронуть давнего хозяина этих выжженных территорий. Не по зубам эта компания здешним существам, хотя они не из разряда примитивных псоглавцев да тропосов. Эти-то ночью забиваются вглубь пещер и молятся одним им известным богам. Мёртвая земля не знает жалости.

Как только эльфы с магом подошли к пещере на расстояние десяти метров, из-за ближайших валунов вынырнуло пять темных фигур. Все, как на подбор, небольшого роста, неширокие в плечах и с длинными торчащими ушами. В руках у незнакомцев медленно покачивались красты, угрожая в любой миг сорваться вихрем смерти. Пятеро молча застыли в нескольких шагах от принца и его охраны.

– О доблестные стражи Тёмного Престола! – нараспев произнёс Ольвен. – Ваш преданный хозяин вернулся! Примете ли вы власть над собой?

– На век присягнувшие – век мы служим! – хором ответили воины и низко поклонились.

Даратас не всегда понимал смысл обычаев. Этот, по всей видимости, связан с тем, что правитель, покидая общину, временно лишался всей власти над своим царством, оставаясь только с отрядом преданных воинов. По возвращении, например, из похода, правитель должен испросить желания выбранных на то лучших бойцов клана вновь служить ему. Теоретически солдаты могли отказать, и попытаться лишить жизни прежнего владыку, но, насколько знал маг, таких случаев не было. С согласием этих пяти стражей весь остальной народ темных эльфов негласно вновь присягал правителю. Необходимость такого обычая Даратас никак не мог уразуметь, а расспрашивать эльфов о таких вещах бесполезно: все обряды священны, и задумываться об их смысле никакому эльфу в голову не придёт.

– Идёмте, – бросил через плечо Ольвен и двинулся ко входу в пещеры.

Проходя мимо стражей, Даратас сдержанно поклонился. Укутанные в чёрное воины сделали то же самое. Поклон равных. Будь Даратас хоть сто раз магом, он в первую очередь человек, что по меркам эльфов очень и очень низко, но сильный человек, что почётно, однако далеко не достойно величия. Отношение принца не в счёт – дипломатия терпит некоторые отступления от обычаев во благо народа.

Как только Даратас шагнул в темноту пещеры, в нос ударил приятный запах мяты и чуть терпкий аромат табака. Темные эльфы умудрялись выращивать эти травы в сумрачных жилищах без единого луча солнца, в очень тонком слое натасканной земли, однако их продукция ценилась по всему миру, хотя никто не знал, что производят их именно эльфы. Даратас, по просьбе здешнего царя, через свои связи наладил хорошую торговлю с внешним миром, а купцы, по уговору, тщательно скрывали происхождение товара, обозвав табачок, перемешанный с мятой, просто Северным.

Насколько помнил маг, дальнейшая дорога поведёт его по длинному туннелю, ответвления которого связывались с залами выращивания табака и мяты, складов готового товара и какого-то необходимого инвентаря. Ещё было несколько военных секретов, где затаились стражи на случай внешней атаки. Расположения этих тайных объектов маг не знал, чего бы ему не позволили ни при каких условиях. Далее, уже на приличной глубине, начиналось собственно само царство Подземного Престола, разветвляясь на сотни и тысячи ходов, ведших в жилые пещеры. Здесь текла размеренная жизнь темных эльфов, ютившихся в подземельях многие сотни лет, здесь возносились хвалы Тьме в бесконечном числе храмов. Здесь же и находился Престольный Зал.

Самое интересное начиналось где-то на условном третьем ярусе царства. Там вечно царит жара и витает запах дыма. Здесь расположены шахты и кузни эльфов, где тёмные труженики добывали и обрабатывали мифрил, вооружая свою постоянно воюющую армию. Часть, конечно, продавали – спрос на этот металл никогда не падал в мире людей. А с кем воевали эльфы? С тем, что ползло из глубин…

– Мессир, отец хотел бы вас видеть, поэтому я сначала отведу вас к нему, – не оборачиваясь, проговорил Ольвен, шагая по длинному туннелю.

– Да, конечно, я знаю приличия, – ответил Даратас. Он был не прочь повидать старого друга: когда-то плечом к плечу проливали кровь. Франческо особенно был дружен с Подземным Царём.

– Хорошо, – равнодушно проговорил Ольвен. В отличие от своего добродушного старика-отца, принц страдал излишней флегматичностью. Быть может, сказалось воспитание среди Стражей Последнего Часа – самых опасных и искусных воинов темных эльфов. Их обучали огнём и сталью, с самых первых дней ученичества бросая с голыми руками в гущу схватки. До звания мастера доживали немногие.

– Ольвен, а что случилось с тем демоном, любезно повстречавшим нашего тёмного гостя? – вдруг спросил Даратас. Размышляя о Дарли он полностью забыл об этом происшествии.

– Неизвестно, – последовал ответ.

– Как так? – изумился маг. – С каких это пор демоны не оставляют следов?

– Он назван мной демоном лишь потому, что истинного имени этому существу на вашем языке нет. Мы называем таких, как он Мейе, что условно можно перевести как прорицатель.

– Прорицатель? И к чему такое пафосное название?

– Не думаю, что ваше замечание уместно, мессир Даратас, – голос эльфа прозвучал жёстко и отчуждённо. – Мои предки поклонялись Мейе в далёкие времена, о которых не осталось памяти. Увы, я воин от души до ума, поэтому мои знания не широки в подобных областях. Я знаю лишь то, что древние существа просыпаются в дни грядущих бедствий.

По спине Даратаса пробежали мурашки. Значит, в этом мире что-то происходит. Причём это что-то очень и очень пагубно отразится на всём. И как же он не уследил? Дарли… А что теперь? Неужели Культ собрал силы и призвал нечто ужасное из иного мира? Неужели Вторая Война Сил? Но тогда мир не выдержит. Источник выйдет из-под контроля, нити реальности начнут лопаться, и произойдёт грандиозная эволюция – старый мир погибнет. Конечно, с точки зрения Великих это всего лишь закономерный процесс равновесного действия сил созидания и разрушения, однако смертным отнюдь не улыбается такая перспектива. Хотя, если Культ здесь ни при чём? Тогда что же вышло из… пустоты? Каковы последствия? Можно ли договорится с этим? А если нет, то можно ли сражаться? Как всегда, одни вопросы и никаких ответов.

Меж тем длинный туннель кончился, резко перейдя в узкую тропу, ведшую на небольшой каменный холм, плавно перетекавший в поражающую масштабами залу, чьи своды уходили куда-то в чернеющую вязкой тьмой высь. Каменные стены раздвинулись на сотни метров в разные стороны, создавая почти идеальный круг, заключающий в себе одну из жил эльфийского царства – торговую площадь. Раста фун Мелья — так называют это место эльфы, что в приблизительном переводе означает Золотые Ручьи. Наверное, сия торговая жила царства – второе и последнее по значимости и пышности место после Престольного Зала.

Строгие дети подземелий никогда не любили вычурности, пафоса и богатства. Им незнакома страсть по идеалу линий и причудливости узоров, им чуждо желание украшать и раскрашивать в безумные цвета свои жилища, как это ценится среди людей, лесных и лунных братьев-эльфов. Вы никогда не найдёте искусства архитектуры в доме любого эльфа, начиная с правящей семьи и заканчивая самым жадным из царских слуг. В мире темных эльфов всё носит строгий характер необходимости, а то, что выходит за рамки этого мировоззрения, никогда не приживается в быту дивного народа. Однако здесь, в Золотых Ручьях, чей-то древний эльфийский гений сотворил великолепные шедевры величия своей цивилизации.

Вдоль всего круга, опоясывающего палатки торговцев, средь которых бурлила хозяйственная жизнь, возле темнеющих проходов стояло шесть каменных фигур исполинского размера, возносящихся к самым сводами залы. Огромные изображения из белого камня глубин внушали торжественный трепет, ибо казались живыми на фоне застойных сумерек.

Первая статуя представляла собой женщину-эльфа, облачённую в длинную рясу с откинутым назад капюшоном, чей величавый стан застыл в надменной позе правительницы. Подбородок эльфийской героини был слегка приподнят, а в правой руке к самым сводам пещеры тянулся церемониальный скипетр с набалдашником, светившимся нежным алым огнём. Вторая фигура запечатлела собой мужчину-воина, облокотившегося на длинный и безумно тонкий эльфийский меч. Легкие доспехи элегантно подчёркивали правильность его фигуры, а незащищённые места ног и рук бугрились от мышц. На голове аккуратно возлежала диадема с большим сияющим камнем. Третий был похож на одного из тех стражей, которых Даратас и эльфы повстречали при входе в эльфийское царство. Закутанный с ног до головы в тёмные одежды воин перехватил красту обеими руками и грозно направил её острие в сторону центрального входа, ведущего в главный туннель, из которого только что вышел отряд принца. Наконечник грозного оружия, сияя синим огнём, рождал в душе липкие ощущения страха. Четвертая исполинская скульптура изображала эльфа-монаха, застывшего в боевой стойке. Складки на его мантии были вырезаны с поразительным усердием и точностью, а яркий зелёный камень на груди, висящий на толстой цепи, плавно светился зелёным огоньком. Пятая аллегория была облачена в простецкую рубаху, свисавшую на широких плечах с мускулистой груди, да обычные рабочие штаны, на которых скульптор старательно изобразил заплатки, потёртости и швы. На плечо у фигуры закинута кирка, а в левой руке, протянутой вперёд, покоился камень, больше похожий на часть породы, причём искрящийся, как мифрил. Наконец, последняя статуя была похожа на классического мага в обычной робе с узорами на груди, с развевающимся плащом за спиной и стальными поножами на ногах. Шесть статуй, шесть аллегорий – власть, мужество, преданность, вера, смирение и мудрость. Однако фигуры не просто обозначали основные постулаты эльфийской жизни, но являлись прообразами шести основателей Великих Домов Подземного Царства.

По легенде это были вожди некогда разрозненных племён, которые под давлением тягостей и нужды объединились в единое царство, чем пресекли бесконечные братоубийственные войны. Именно здесь была вырублена огромная пещера, соединившая пути от каждой общины и со временем ставшая местом торговли и тесной связи племён. Увы, точных сведений о личностях правителей не сохранилось – лишь древние былины да песни несли в себе некоторую искажённую память об этих героях, но куда делись иные факты существования древних важных лиц подземной истории – неясно. Никаких потрясений, кроме Войны Сил и прибытия демонов, Подземное Царство не знало, причём пришествие людей для темных эльфов, чей дом – глубины земли, – прошло почти незаметно, но уже задолго до того времени многие, очень многие знания древности были утеряны. Особенно тогда, когда эльфы были вынуждены покинуть большую часть своих домов, вырванных затем вместе с Хароном далеко на север. Никто не знает, остались ли там живы кто из родственников, или погибли от сотрясений земной коры.

Кроме статуй, в Золотых Ручьях находилась одна скульптура, расположенная в центре площади. Несмотря на расстояние, её было отлично видно отсюда. Она была чуть меньшего размера, чем исполинские статуи вдоль круга, но куда более изящная: за километр можно было видеть её совершенные линии. Да, именно её, ибо прямо в середине Раста фун Мелья был изображён идол темных эльфов – сама Истинная Тьма. Подземный народ издревле поклонялся этой непредсказуемой, а оттого манящей стороне мирового равновесия, хотя был очень миролюбив и не строил планы по завоеванию мира и распространению своей Истинной Веры, как их собратья по религии из Ордена Тьмы, коих, к слову, эльфы не выносили, и резали, если подворачивался случай. Темные эльфы скорее не верили во Тьму, а любили её всем своим скрытным сердцем, что проявлялось и в образе идола. Эта скульптура изображала прекрасную полуобнажённую девушку-эльфа, осторожно прислонившуюся красивыми крепкими бёдрами к большому валуну, символизировавшему сам мир – Теру. Она же, Тира, была незначительно прикрыта лёгкой вуалью, Таро, лоснившейся по нежным плечам и полной высокой груди, как бы пытаясь скрыть голую суть. Вуаль обозначала внешнюю оболочку мира. Все вместе они складывались в Тавро – Троицу Истинных Сущностей. Знак из трёх пересечённых линий искрился разноцветным огнём над головой идола, получаясь из поначалу казавшихся рассеянных лучей исполинских статуй, державших магические камни. Яркости знака хватало на сносное освещение Золотых Ручьёв. Что касается лиц статуй, то все были одинаковыми и бесстрастными, даже у самой красавицы Тиры. Эльфы объясняли такое решение, казавшееся на первый взгляд неудачей скульптура, особенностью своего верования, признавая за собой право на творение оболочки, но полностью отстраняясь от мира загадочного духа, творящего живую суть.

– Фуэста, Тира! Иль Мелья лаирен эст… – с вдохновением произнёс принц Ольвен, склонившись в низком поклоне. То же самое проделали его воины. У всех четверых в глазах искрилась нежность и беззаветная любовь. Доселе непроницаемое каменное лицо принца смягчилось лёгкой улыбкой удовлетворения.

– Иль Мелья лаирен фун эльвин эст, – проговорил маг и сделал лёгкий поклон головой. Эта фраза обозначала что-то вроде: да пребудет благо у народа эльфийского. Рядовая реплика в процессе общения с темными эльфами, но производящая достаточно положительный эффект на этих чудных существ. И действительно, принц повернулся к магу уже не с миной окаменевшей статуи, смахивающий на физиономии здешних исполинов, а с довольно радушным лицом хлебосольного хозяина.

– Разве она не прекрасна, мессир? – благоговейно произнёс Ольвен.

– Несомненно, мой принц, однако мой человеческий разум не сможет проникнуть во всю суть этого воплощения чистоты и гармонии, ибо только вы есть истинные дети Тьмы, – уверенно проговорил Даратас.